Большой серый сон, свисающий словно клочья паутины, облепил его, жадно притянув к себе. Он закричал, испуская не звуки, а звезды. Они поплыли вверх к паутинообразной кольчуге, зацепились за нее и угасли.

Он снова закричал, и на этот раз волна собственного голоса покатила его вверх по склону. Продравшись с треском, сквозь вьющиеся растения, с которых капала влага, он остановился, угодив в глинистую канаву, наполовину залитую водой. Эта противная вода жалила его в ноздри, он чуть не захлебнулся и, тяжело дыша, забарахтался и пополз, цепляясь за корни.

Он лежал в мокрой чаще среди быстро растущих существ. От мощных растений валил пар; толкаясь и отпихивая друг друга, они тянулись к воде. Они шумно пили, росли, увеличиваясь в объеме, и взрывались, осыпаясь дождем. Заросли вокруг него изменялись, проживая столетия. Лунный свет с трудом проникал через набухшую листву и ложился вокруг клейкой желтой изморосью, густой, как сироп.

А посреди этого копошащегося растительного месива высилось искусственное сооружение.

Он напряг все силы и устремился к нему. К плоскому вертикальному строению, твердому и хрупкому. Оно не пропускало света. Оно было сделано из досок.

Он прикоснулся к стене, и его захлестнула радость. Он закричал, и на этот раз звук понес его тело вверх. Он парил, медленно плавая в воздухе, цепляясь за деревянную поверхность, царапая по ней ногтями. Занозы впивались в тело. Он распиливал дерево металлическим колесом, снимал его, словно шелуху, сбрасывая на землю и топча ногами. Доски с шумом ломались, в тишине сновидения носилось эхо.

Под деревом оказался камень.

Испытывая благоговение, он воззрился на него. Камень выстоял, он не разрушен, не унесен прочь. Он высится по-прежнему, как и в его памяти. Изменений не произошло, и это очень хорошо. Его охватило чувство восторга.

Он подался вперед, сделал усилие и оторвал от камня круглую его часть. Тяжесть придавила его, он отшатнулся в сторону и с головой нырнул в сочащееся влагой, теплое растительное месиво.

Некоторое время он лежал, уткнувшись лицом в слизь и тяжело дыша. По щеке проползло насекомое. Вдали послышался жалобный звук, что-то задвигалось. Наконец, собравшись с силами, он поднялся и стал искать. Круглый камень лежал у самой воды, наполовину затянутый илом. Он нашел металлическое колесо и отпилил вцепившиеся в него корни. А потом, расхрабрившись, поднял камень и потащил его прочь по заросшему травой, бескрайнему, уходящему в бесконечность холму.

Он одолел холм и с грохотом забросил камень в маленький бронеход, стоявший там. Никто не заметил его. Рассвет уже почти наступил. Расчерченное желтыми полосами небо скоро отфильтруется и превратится в серую дымку, сквозь которую сможет пробиться солнце.

Он забрался на переднее сиденье, завел паровой двигатель и осторожно повел машину по чуть влажной и слегка светящейся дорожке, простиравшейся вдаль. По обе стороны от него возвышались жилищные секции, похожие на глыбы угля, на причудливо затвердевшее органическое вещество. Внутри ни света, ни движения.

Добравшись до своей секции, он бесшумно поставил машину на стоянку и потащил камень вверх по пандусу к черному ходу. Прошло немало времени, прежде чем он, дрожа и обливаясь потом, забрался на свой этаж. Он открыл дверь и затащил камень в квартиру.

Совершенно выбившись из сил он с облегчением опустился на краешек кровати. Все позади, он сделал это. Жена беспокойно заворочалась в постели, вздохнула и уткнулась лицом в подушку. Дженет не проснулась, и никто не проснулся. Город и общество объяты сном.

Спустя какое-то время он разделся и лег в постель. И почти сразу же уснул; ни мозг, ни тело больше не испытывали ни тревоги, ни напряжения.

Теперь он тоже спал, как амеба.