Глава IV. ВОЛШЕБНИК ФАРИЗЫ
Горы остались позади: темные пропасти, трещины, каменные каньоны, в которых долго не умолкало эхо, — все это сейчас высилось темной массой на севере. Некоторое время Кугель шел среди невысоких холмов, по цвету и по структуре напоминающих старые деревья, на которых росло много черно–голубых деревьев, затем он вышел на едва заметную тропинку, которая, петляя, вела в южном направлении. В конце концов он оказался на огромной тусклой равнине. Примерно в полумиле справа от него высились горные хребгы, привлекшие к себе его внимание и вызвавшие тоскливое чувство. Он удивленно уставился на них. У него было такое ощущение, что когда–то в прошлом он знал эти горы, но когда, как?
Он собрался было отдохнуть на небольшой каменной площадке, покрытой мягким мхом, но нетерпеливому Фриксу это не понравилось, и он тут же вцепился Кугелю в печень. Застонав от усталости и боли, Кугель тут же вскочил на ноги, тряся кулаком в предполагаемом направлении Алмери.
— Никоню, Никоню! Если я отплачу тебе хоть за одну десятую того, что ты со мной сделал, весь мир ужаснется моей жестокости!
Он пошел вперед по тропинке. Далеко книзу расстилалась долина, заполняя три четверти горизонта тем же цветом, что и покрытая мхом скала, с черными пятнами лесов и прожилками серо–зеленого, фиолетового и темно–коричневого. Свинцовый блеск двух больших рек исчезал в туманном горизонте.
Короткий отдых Кугеля принес ему еще большую усталость — у него сильно болели ноги, он хромал, а болтавшаяся сумка натерла бедро. Вдобавок его мучил голод. Еще одна подлость Никоню! Правда, Смеющийся Маг снабдил его амулетом, который превращал несъедобное в питательную пасту. Но, к несчастью, — в этом и заключался черный юмор Мага — эта паста напоминала по вкусу и запаху ту самую субстанцию, из которой совершалось превращение, и во время своего путешествия через горы Кугель не пробовал ничего, кроме моха, дубовых гнилых веток, перегнивших листьев, травы и одежды. Ел Кугель машинально. Щеки ввалились и скулы торчали в стороны, а высокая худая фигура стала совсем изможденной. О, за многое придется держать ответ Никоню! И Кугель шел, обдумывая, как он отомстит Смеющемуся Магу, если только когда–нибудь попадет обратно в Алмери.
Тропинка свернула вниз на широкое каменное плато, где ветер и время изваяли сотни гротескных фигур. Осматриваясь, Кугель уловил нечто похожее на закономерность в расположении каменных фигур и остановился. Эта закономерность была очень тонкой, настолько тонкой, что Кугель никак не мог решить, не просто ли это плод его воображения. Подойдя поближе, он увидел еще большую сложность и причудливость этих каменных фигур: нечеткие линии, шпили, неровные башенки, диски, седла, искореженные сферы, треугольники — исключительная по своей сложности резьба по камню. Кугель нахмурился, не понимая, кому могло понадобиться создавать столь сложные формы и зачем.
Он продолжал идти вперед и через некоторое время услышал голоса вместе с лязганьем инструментов. Остановившись, он прислушался, потом опять пошел вперед. Вскоре увидел группу в пятьдесят человек, самого разнообразного роста — от трех дюймов до двенадцати футов. Едва взглянув в его сторону, рабочие продолжали выбивать, вырезать, скрести и полировать камень своими инструментами.
Несколько минут Кугель молча наблюдал за ними, затем подошел к человеку, по всей видимости, мастеру, стоявшему у каменного столика и изучающего планы, сравнивая их с произведенной работой с помощью хитроумного оптического приспособления.
Казалось, он замечал все сразу, отдавая приказания, говоря, как исправить какую–то ошибку, показывая, каким инструментом что надо сделать. Чтобы пояснять свои замечания, он пользовался удивительным указательным пальцем, который вытягивался вперед на тридцать футов, а затем так же быстро втягивался обратно.
Мастер отошел на несколько шагов назад, по всей видимости, временно удовлетворенный проделанной работой, и Кугель приблизился к нему.
— Что это за сложная работа, которую вы проделываете, и в чем ее смысл?
— Работа самая обычная, — ответил мастер, в голосе которого чувствовалась огромная преданность своему делу. — Из обычной скалы мы производим специальные формы по велению волшебника Фарезма… Эй! Эй!
Этот крик был обращен к человеку ростом фута на три выше Кугеля, который бил по камню заостренным на конце инструментом.
— Я обнаруживаю самоуверенность! — Указательный палец вылетел вперед. — Будь очень осторожен в этом соединении, разве ты не видишь тенденцию камня к сколу? Произведи здесь удар шестой интенсивности по вертикали, используя полужесткий захват. В этом месте — удар четвертой интенсивности крестообразно, а затем возьми резец и удали стружку в четверть силы!
Затем он стал изучать лежащие перед ним планы, качая головой и недовольно хмурясь.
— Слишком медленно! Эти ваятели работают так медленно, как будто их отравили, и проявляют просто животную тупость! Только вчера Дэдио Фессадил, вон тот с зеленым платком, имеющий три эля, использовал девятнадцатигорный замороженный прут, чтобы выточить пот маленького перевернутого карэфуля.
Кугель даже поперхнулся, потому что никогда в жизни не слышал еще такой белиберды. Потом он спросил:
— Так зачем же вы делаете столь сложные предметы и так тщательно?
— Этого я сказать не могу, — ответил мастер. — Работа продолжается уже триста восемнадцать лет, но за это время Фарезм не объяснил нам причин, по которым она должна производиться. Но все должно быть абсолютно точным, потому что он осматривает наши достижения каждый день и мгновенно замечает любые самые ничтожные ошибки.
Тут он отвернулся, чтобы проконсультировать человека, ростом по колено Кугелю, который высказывал свою неуверенность по поводу повязки какого–то вольюта.
Мастер быстро разрешил его сомнения, а потом еще раз повернулся к Кугелю, на сей раз внимательно рассматривая его.
— Ты кажешься мне одновременно и умным и ловким, не хочешь ли ты тоже наняться к нам? У нас не хватает несколько рабочих категорий полуэль. Если же ты предпочитаешь более почетное звание, мы можем тебе дать работу помощника Разбивателя Камней шестнадцати элей. Твое положение, правда, будет в обоих случаях одинаковым, но ты сможешь быстро продвигаться вперед Как ты видишь, у меня самого четыре эля. Я добился положения Разбивателя Камней за один год, Изготовителя Форм за три, Помощника Шада за десять, и сейчас я работаю Главным Шадом вот уже в течение девятнадцати лет. Категория моего предшественника была всего два эля, зато Главный Шад до него был человеком десяти элей.
Он продолжал перечислять все преимущества работы, которые включали в себя полное питание, свой дом, наркотики по выбору, привилегии пользования нимфарием, стипендия, которая вначале была десять терций в день, и различные другие преимущества, включая услуги, которые Фарезм оказывал им как волшебник.
— Кроме того, у Фарезма есть консерватария, где каждый может пополнить свой интеллект. Сам я записан на несколько куров: Определение Насекомых, Геральдика Королей Старого Города, Пение в Унисон, Практическая Каталепсия и Ортодоксальная Доктрина. Нигде ты не найдешь господина более мудрого, чем Волшебник Фарезм.
Кугель сдержал улыбку, видя энтузиазм Главного Шада.
— До сих пор мне как–то не приходилось задумываться о подобной карьере, — сказал он. — Ты рассказал мне о таких ее преимуществах, что я даже и представить себе не мог.
— Верно, об этом мало кто знает.
— Но тем не менее я не могу немедленно ответить тебе — да или нет. Это очень важное решение, и я чувствую, что мне надо его всесторонне обдумать.
Главный Шад понимающе закивал головой.
— Мы поощряем размышления наших ваятелей, ведь каждый удар должен достичь желаемого результата. Чтобы поправить неточность даже в ширину ногтя, надо удалять весь каменный блок, ставить на его место новый, и тогда вся работа начинается сначала. И пока не достигнуты прежние результаты, нам не позволяют пользоваться привилегиями нимфария.
Фрикс, внезапно сообразив, что Кугель намеревается задержаться здесь, самым свирепым образом высказал все, что он думает по этому поводу. Схватившись обеими руками за живот, Кугель отбежал в сторону и, пока Главный Шад с удивлением смотрел на него, горячо стал спорить с Фриксом.
— Как могу я продолжать свой путь без пищи?
В ответ Фрикс впился в него своими колючками.
— Невозможно! — воскликнул Кугель. — Амулет Никоню подходит мне теоретически, но мой желудок больше не в состоянии переваривать мох. Не забудь, если я свалюсь замертво, то ты никогда больше не увидишь своего Никоню!
Фрикс проникся справедливостью этого высказывания и неохотно успокоился. Кугель вернулся к каменному столу, где мастер, Главный Шад, нашел какой–то очередной недочет в сложнейшем каменном узоре. В конце концов Кугелю удалось привлечь его внимание.
— Пока я обдумываю твое предложение насчет работы, мне необходима будет постель, где я мог бы отдохнуть.
— Твоя осторожность мне нравится, — заявил Главный Шад. — Теперешние люди любят быстро кидаться на любое предложение, не задумываясь о последствиях. В моей молодости было не так — мы были людьми серьезными и осторожными. Я предоставлю тебе возможность попасть в наш лагерь, где ты можешь испытать все, о чем я тебе говорил. Ты увидишь, что Фарезм строг, но справедлив, и только тот, кто бьет по скале, не думая ни о чем, может пожаловаться на него. Но смотри! Вот идет сам Волшебник Фарезм, совершая свой ежедневный обход!
По тропинке шел человек, одетый в сверкающий белый плащ. Его походка была бесподобной. Руки его были сложены на груди и шел он, а точнее плыл, не переставляя ног. Рабочие как один скинули с голов шапочки и низко поклонились, поздоровавшись нараспев, на что Фарезм ответил легким наклоном головы. Увидев Кугеля, он остановился, быстро осмотрел все, что было сделано за день, затем плавно направился к каменному столику.
— Все более или менее точно, — сказал он Главному Шаду. — Насколько я вижу, полировка внутренней стороны Эпи–проекции 56–16 недостаточно гладкая, и я различаю лишний волосяной покров камня на втором зубчике девятнадцатого шпиля. Ни одна из этих ошибок не кажется мне особо важной, и поэтому я не рекомендую дисциплинарных взысканий.
— Недоделки будут устранены, а небрежные ваятели наказаны — это по меньшей мере! — воскликнул Главный Шад. — А теперь я хочу представить возможного претендента для нашей работы. Он говорит, что не имеет опыта такой работы, и просит время на обдумывание. Если он решится, я хочу назначить его на обычный период времени Сборщиком Гравия, прежде чем ему можно будет доверить заточку инструментов и предварительные раскопки.
— Да, это будет отвечать нашим правилам. Однако… — Фарезм без всякого усилия заскользил вперед, взял левую руку Кугеля и исполнил быструю девиацию над его ногтями. — Я вижу противоречия четырех видов типов.
Тут выражение на его лице стало сосредоточенным.
— Тем не менее мне ясно, что твой оптимум находится в другом месте, а не здесь, и не в ваянии камня. Я советую искать в другом месте более подходящую для тебя работу.
— Великолепно сказано! — воскликнул Главный Шад. — Я снимаю свое предложение об устройстве тебя на работу! Так как теперь уже нет повода для того, чтобы полежать на постели или проверить справедливость моих слов относительно того, что имеет здесь рабочий, ты можешь больше не тратить своего времени на пребывание здесь и идти своей дорогой.
Кугель скорчил кислую мину.
— Такая недолгая девиация может быть ошибочной.
Главный Шад вытянул свой палец на тридцать футов в небо в яростном негодовании, но Фарезм кивнул, соглашаясь.
— Это абсолютно справедливо, и я с радостью исполню более сложную девиацию, хотя процесс этот требует от шести до восьми часов.
— Так долго? — в изумлении спросил Кугель.
— Это самое меньшее. Сначала тебя следует погрузить с головой во внутренности только что убитых сов, затем выкупать в теплой ванне, содержащей разные тайные органические вещества. Мне придется, конечно, отрезать мизинец твоей левой ноги и значительно расплющить твой нос, чтобы туда смогла проникнуть пчела–исследовательница, которая сможет изучить твои кодуиты, ведущие внутрь твоей сенсорной системы. Давай проследуем в мою девиационную, чтобы начать этот процесс, не теряя времени.
Кугель дернул себя за подбородок сначала в одну, потом в другую сторону. И быстро произнес:
— Я — осторожный человек и должен подумать, имеет ли мне смысл принимать участие в такой девиации, а следовательно, мне потребуется несколько дней спокойной обстановки, чтобы я мог поразмышлять по этому поводу. Твой лагерь и примыкающий к нему нимфарий кажутся мне вполне подходящими для этой цели, так что…
Фарезм снисходительно покачал головой:
— Осторожность, как и всякую другую добродетель, не следует доводить до крайности.
Кугель попытался было спорить дальше, но Фарезм был непреклонен и вскоре просто поплыл обратно по тропинке.
Огорченный Кугель отошел в сторону, обдумывая сначала один план, потом другой. Но ничего путного в голову ему не приходило. Солнце приближалось к зениту, и рабочие начали переговариваться друг с другом по поводу того, чем их сегодня будут кормить. Наконец Главный Шад подал знак, все отложили инструменты в сторону и собрались вокруг тележки, на которой стояла пища.
Кугель довольно громко намекнул, что, если его пригласят, он не откажется разделить с ними трапезу, но Главный Шад ничего не хотел слушать.
— Как и во всем, что делает Фарезм, должен царить полный порядок. Нечего и думать о том ужасе, если пища, предназначенная для пятидесяти трех человек, будет съедена пятьюдесятью четырьмя.
Кугель не нашелся, что сказать в ответ, и сидел в молчании, пока рабочие–ваятели поглощали мясные пироги, сыр и соленую рыбу.
Никто не обращал на него ни малейшего внимания, кроме одного рабочего категории в четверть эля, который предложил Кугелю отведать часть своего пайка. Кугель ответил, что он вовсе даже не голоден, и, встав на ноги, принялся ходить среди камней в надежде, что кто–нибудь оставил там свой завтрак.
Но рабочие съели все до крошки. С пустым желудком Кугель добрался до места проведения работ. На каменном диске, сделанном ваятелем, он увидел какое–то необычное существо, похожее на желатиновый шар. В нем переливались и фосфоресцировали какие–то частицы, а из его тела выходили прозрачные трубки или щупальцы. Кугель наклонился, чтобы обследовать это пульсирующее существо. Он прикоснулся пальцем, и в месте контакта возникли яркие маленькие искорки.
Вынув из своей одежды булавку, Кугель осторожно ткнул ею в щупальце, из которого вырывался яркий сноп света, в то время как в самом шаре взад и вперед заплясали золотые искорки.
Весьма заинтересованный, Кугель принялся тыкать пальцем и колоть булавкой то там, то здесь, наблюдая появление искр. Это существо своим внешним видом и поведением напоминало ему какого–то морского обитателя. Может, это был какой–то моллюск без раковины? И, что было куда более важно, было ли это существо съедобным?
Кугель взял свой амулет и приложил его по очереди сначала к центральному шару, потом к каждому из щупалец. Он не услышал никакого звяканья — существом этим нельзя было отравиться. Тогда он вытащил нож и попробовал отрезать одно из щупалец. У него ничего не получилось: оно оказалось тугим, как резина. Неподалеку стояла жаровня, служившая для нагрева инструментов перед их последующей заточкой. Он поднял существо за два щупальца, поднес его к жаровне и пристроил над огнем. Он тщательно жарил его и, когда ему показалось, что оно готово, попытался его съесть. После нескольких неудачных попыток откусить хоть кусочек он просто запихал существо целиком себе в рот и проглотил его. Вкуса он никакого не ощутил, но, по крайней мере, желудок его перестал бурчать так бешено, как раньше.
Ваятели возвращались к своей работе. Бросив на мастера многозначительный взгляд, Кугель отправился по тропинке в дальнейший путь.
Неподалеку находился дом Волшебника Фарезма: низкое длинное здание из расплавленного камня, окруженное восемью странной формы куполами из меди, слюды и ярко–голубого стекла. Фарезм сидел перед своим домом, оглядывая долину со спокойной и задумчивой величавостью. При виде Кугеля он приветливо поднял руку.
— Желаю тебе приятного путешествия и успехов во всех твоих будущих начинаниях.
— Я, естественно, очень ценю твое участие, — с некоторой горечью ответил Кугель. — Однако ты мог бы сделать для меня куда большее, просто разрешив разделить с рабочими их дневную трапезу.
Величавое спокойствие Фарезма не изменило ему и на этот раз.
— Это было бы актом ошибочного альтруизма. Слишком большая щедрость развращает просящего и притупляет его выдумку.
Кугель с горечью рассмеялся:
— Я — человек железных принципов, и я не жалуюсь, хотя, не имея ничего лучшего, я был вынужден проглотить, не разжевывая, огромное прозрачное насекомое, которое я нашел на месте работ по камню.
Фарезм повернулся к нему, и на его лице внезапно появилось сосредоточенное выражение.
— Ты говоришь — большое прозрачное насекомое?
— Насекомое, моллюск — кто знает? Оно не напоминало мне ни одного из тех существ, которое я когда–либо видел. Даже после того, как я самым тщательным образом поджарил его на жаровне, у него не появилось вкуса.
Фарезм проплыл семь футов по воздуху для того, чтобы вперить всю мощь своего взгляда в Кугеля. Он заговорил низким хриплым голосом:
— Опиши мне это существо как можно подробнее!
Удивляясь неожиданной заинтересованности Фарезма, Кугель повиновался.
— Оно было примерно такого размера. — Тут он проделал в воздухе соответствующее движение руками. — Оно было из желатина и прозрачное, с бесчисленными золотыми искорками, перемещающимися внутри. Эти искорки все время мигали и пульсировали, когда существо было раздражено. Щупальцы росли из самых разных мест, и казалось, что они не выходили из существа наружу, а, наоборот, входили в него снаружи. Ни разрезать, ни разжевать его было невозможно, так что пришлось проглотить его целиком.
Фарезм схватился за голову, дергая себя за желтые пряди волос. Он воздел глаза к небу и трагически закричал:
— Ах! В течение пятисот лет я мечтал привлечь к себе это существо, отчаиваясь, сомневаясь, мечтая по ночам, и все–таки не оставлял надежды, что мои расчеты окажутся верными, а мой талисман — действенным. Затем, когда оно, наконец, появилось, ты накинулся на него только с одной целью — набить свое ненасытное брюхо!
Кугель, немного испуганный гневом Фарезма, начал уверять его в том, что не имел никаких дурных намерений. Фарезм не желал ничего слушать. Он указал на то, что Кугель проходил чужими владениями, а следовательно, вообще не имеет права говорить о какой бы то ни было своей невиновности.
— Одно то, что ты существуешь, уже является оскорблением, не говоря уже о том, что зачем–то ты посвятил меня в это неприятное известие. Милосердие заставило меня не убивать тебя на месте, что сейчас я считаю своей величайшей ошибкой.
— В таком случае, — с оскорбленным достоинством ответил Кугель, — я немедленно уйду, чтобы не досаждать тебе своим присутствием. Я желаю тебе всего самого хорошего, пусть день твой закончится удачей. До свидания!
— Не так быстро, — сказал Фарезм. — Закон точности был нарушен, совершенная несправедливость требует принятия контрмер, чтобы сохранить Закон Эквиравновесия. Я могу объяснить тебе весь ужас твоего поступка следующим образом: если бы в эту секунду я разорвал бы твое тело на самые мельчайшие кусочки, то я компенсировал бы только одну десятимиллионную часть того преступления, которое ты совершил. Следовательно, требуется куда более серьезная компенсация.
Кугель ответил в полной растерянности:
— Я вполне понимаю, что был совершен акт, который должен иметь последствия. Но я категорически заявляю, во–первых, об абсолютной своей невиновности, во–вторых, о полном отсутствии каких–либо преступных замыслов и, в–третьих, приношу свои самые глубокие извинения. А сейчас, так как передо мной еще очень дальняя дорога, я…
Фарезм презрительно взмахнул рукой.
— Ты не понимаешь всей глубины несчастья и горя, которое ты мне причинил. Я объясню, чтобы ты не удивлялся тому суровому наказанию, которое тебя ожидает. Как я уже пытался объяснить тебе, прибытие этого существа было плодом и кульминацией моих колоссальных трудов. Я определил его природу путем научного изучения сорока двух тысяч томов, написанных каждый на своем тайном языке. Это отняло у меня сто лет. Следующие сто лет я провел, разрабатывая схему, чтобы привлечь его, и сделал все необходимые приготовления. Потом я собрал ваятелей, и вот уже триста лет они придают моей схеме твердые формы. Так же, как и суб–суммы, вариации и интерконгеляции создают суперапулляцию всех площадей с интервалами в кристороидных аурелях, в результате возбуждая потенциацию проубетального пхута. Сегодня произошла конкатенация: «существо», как ты его называешь, преволировало само в себя, и в своей идиотской жадности ты его сожрал.
Кугель, совершенно обалдевший, смог лишь промямлить, что «идиотская жадность», о которой говорил разгневанным голосом волшебник, была всего–навсего обычным голодом.
— Да и в конце концов, что такого необыкновенного было в этом существе? Таких же уродов можно отыскать в сетях любого рыбака.
Фарезм вытянулся во весь свой рост, глядя на Кугеля сверкающими от гнева глазами.
— «Существо», — сказал он скрипя зубами, — это СУММА. Центральный шар — это весь космос в нашей Вселенной. Трубки — это ответвления в различные эры времени, и какие ужасные последствия возникли в результате твоих тыканий и уколов, жарения и жевания — невозможно даже себе представить!
— А как насчет пищеварения? — вкрадчиво спросил Кугель. — Сохранят ли свою первоначальную сущность различные компоненты пространств, времени и существования после того, как пройдут по моему желудочному тракту?
— Чушь! Что за неумение правильно строить концепции! Достаточно сказать, что ты нанес колоссальный вред и вызвал перенапряжение пространственно–онтологической ткани. А следовательно, от тебя безоговорочно требуется, чтобы ты восстановил равновесие.
Кугель поднял вверх обе руки.
— А может случиться, что все это ошибка? Может быть, «существо» было всего лишь какой–нибудь псевдо–суммой? Или, может быть, окажется возможным еще раз вызвать это существо?
— Первые два твоих предложения не выдерживают критики. Что же касается последнего, то должен признаться, в голове моей уже зародилось несколько отчаянных планов.
Фарезм сделал знак рукой, и Кугель почувствовал, что ноги его приросли к земле.
— Я должен немедленно отправиться в девинационную и выяснить полное значение этих ужасных событий. Когда все будет готово, я вернусь.
— А к этому времени я совсем ослабею от голода, — с сожалением заявил Кугель. — Если бы с самого начала у меня был кусок хлеба с сыром, то не произошли бы все эти страшные события, о которых ты мне здесь говорил.
— Молчание! — прогремел Фарезм. — Не забывай, что тебе еще надлежит быть наказанным, и это верх наглости требовать что–то у человека, употребляющего все свои силы, чтобы хотя бы внешне оставаться спокойным!
— Разреши мне сказать только одно, — ответил Кугель. — Если ты вернешься из своей девинационной и узнаешь, что я уже умер от голода, то тебе придется потратить много времени на то, чтобы придумать мне какое бы то ни было наказание.
— Возвращение человеку жизненности — не такая уж большая задача, — ответил Фарезм. — В твое наказание вполне могут войти смерти от самых разнообразных причин.
Он пошел по направлению к одной из башен, потом повернулся и нетерпеливо махнул рукой:
— Пойдем! Мне легче накормить тебя, чем возвращаться за тобой.
Кугель почувствовал, что ноги его опять стали свободными, и последовал за Фарезмом к входу в дивинационную. В большой комнате с резными серыми станами, освещенной люстрой, Кугель накинулся на пищу, которая появилась по знаку Фарезма. В это время сам Фарезм скрылся в своем кабинете, где занялся дивинациями. Шло время, и Кугель становился все беспокойнее и уже три раза подходил к арке двери. И каждый раз его останавливали: сначала вурдалак, взявшийся нивесть откуда и так же неожиданно исчезнувший, потом сильнейшая энергетическая вспышка и, наконец, целая стая зловеще жужжащих ос с непомерно длинными жалами.
Расстроенный Кугель подошел к скамейке и уселся на нее, положив свои длинные руки на колени и подперев ими подбородок.
Через некоторое время появился Фарезм. Белый плащ его был сильно помят, красивые желтые волосы спутаны. Кугель медленно поднялся на ноги.
— Я выяснил, где сейчас находится СУММА, — сказал Фарезм голосом, который звучал как удары большого колокола. — В недоумении высвободившись из твоего желудка, она отправилась на миллион лет в прошлое.
Кугель торжественно качнул головой.
— Позволь мне выразить тебе самые глубокие соболезнования и прими мой следующий совет: никогда не отчаивайся! Возможно, это существо решит пройти этим путем еще раз.
— Прекрати свою болтовню! СУММА должна быть спасена. Пойдем!
Кугель неохотно последовал за Фарезмом в небольшую комнатку, обитую белым шелком, с голубым и оранжевым стеклянным куполом вместо потолка. Фарезм указал на черный диван, находящийся в центре комнатки.
— Встань сюда!
Кугель угрюмо повиновался.
— В определенном смысле я чувствую, что…
— Молчать!
Фарезм сделал шаг вперед.
— Посмотри на этот предмет.
Он вытянул руку с шаром из слоновой кости размером в два кулака, но с очень искусной резьбой.
— Вот здесь ты видишь мою схему, по которой ведутся все работы. Она выражает два символических значения «НИЧТО», с которой СУММА не может соединиться согласно Второму Закону Крип–торроидальных Бесконечностей Кратинжа, о котором ты, может быть, слышал.
— Но не в подробностях, — сказал Кугель. — Скажи, а что ты намереваешься сделать?
Рот Фарезма исказила холодная усмешка.
— Я собираюсь попытаться составить одно из самых сложных заклинаний, когда–либо существовавших на свете: заклинание настолько жесткое, тонкое и ко–активное, что Фандзал, Старший Волшебник Гранд Мотолама, запретил его использование. Если мне удастся контролировать те силы, которые возникнут при этом заклинании, ты будешь отброшен на один миллион лет в прошлое. Там ты и останешься, пока не исполнишь своей миссии, а затем можешь вернуться.
Кугель быстро сошел с черного диска.
— Я вовсе не такой человек, который сгодился бы для такой миссии, какой бы она ни была. Я настойчиво прошу тебя использовать кого–нибудь другого!
Фарезм не обратил на него никакого внимания.
— Этой миссией, конечно, является соединение этого символа с СУММОЙ.
Он сделал движение рукой и вынул из воздуха маленький комок каких–то переплетенных волокон.
— Чтобы облегчить тебе задачу, я даю тебе этот инструмент, который соотносит любые звуки с возможным их значением, давая понимание.
Он сунул волокна Кугелю в ухо, где они немедленно устроились очень удобным для себя образом.
— Теперь, — сказал Фарезм, — тебе надо послушать любой неизвестный тебе язык не более трех минут, и ты уже сможешь свободно разговаривать на нем. А вот тебе еще один предмет, чтобы было больше шансов на успех: это кольцо. Обрати внимание на его драгоценный камень: если ты приблизишься на лигу к СУММЕ, мигающие огоньки камня будут направлять тебя по верному пути. Тебе все ясно?
Кугель нехотя кивнул головой.
— Я хочу задать только один вопрос. Допустим, в твои вычисления вкралась ошибка, и эта СУММА вернулась всего лишь на девятьсот тысяч лет в прошлое: что тогда? Должен ли я прожить всю жизнь в этой варварской эре?
Фарезм недовольно нахмурился.
— Такая ситуация говорит об ошибке в десять процентов. Моя система отсчета редко допускает отклонение более чем в один процент.
Купель начал было высчитывать, сколько это будет, но Фарезм уже сделал рукой знак, указывающий ему на черный диск.
— Назад! И не смей больше двигаться оттуда, иначе тебе придется горько в этом раскаяться!
Взмокший от пота, с дрожащими коленями, на ватных ногах Кугель вернулся на предназначенное для него место.
Фарезм отступил в дальний конец комнаты. Он вынул из стола четыре черных диска, которыми принялся жонглировать с такой фантастической быстротой, что они просто сливались в глазах Кугеля. Потом Фарезм просто швырнул диски в сторону, и они сначала повисли в воздухе, а потом начали медленно приближаться к Кугелю.
Потом Фарезм взял белую трубку, плотно прижал ее к губам и произнес заклинание. Трубка вспухла и превратилась в огромный шар. Фарезм заткнул тот конец, который он держал У губ, и громовым голосом прокричал заклинание, швырнув шар в приближающиеся к Кугелю диски. И тогда произошел взрыв.
Кугеля дергали во всех направлениях, ему наносили удары со всех сторон. Наконец, что–то подняло его и швырнуло куда–то вверх — он потерял сознание.
Кугель очнулся от оранжево–золотого солнечного света, такого яркого, какого он никогда не видел раньше. Он лежал на спине, глядя в теплое голубое небо, куда более нежное и светлое, чем небо его далекой родины.
Он пошевелил руками и ногами и, убедившись, что все в порядке, сначала уселся, а затем медленно поднялся на ноги, моргая в непривычно ярком освещении.
Местность почти не изменилась. Только горы к северу были выше, чем прежде. Кугель не смог найти ту дорогу, по которой он пришел (или, если быть точным, ту дорогу, по которой ему предстояло прийти). Каменное плато, где осуществлялся проект Фарезма, было сейчас покрыто лесом из невысоких деревьев, на которых висели гроздья красных ягод. Долина была такой же, как и прежде, хотя реки текли несколько в другом направлении. Вдалеке были видны три города. Ветерок, дувший с долины, приносил какой–то странный запах прелой земли, воздух казался хрупким и прозрачным, и Кугелю почудилось в нем что–то тоскливое. Затем он услышал музыку — простую незатейливую мелодию, но такую печальную, что слезы наворачивались на глаза. Он огляделся, пытаясь понять, откуда исходят звуки, но они пропали. Музыка зазвучала вновь, когда он опять перестал прислушиваться.
В первый раз Кугель поглядел на скалы, которые возвышались на западе, и чувство, что когда–то он уже был там, возникло в нем с новой силой, даже сильнее, чем прежде. Кугель удивленно поскреб себе подбородок. Время было на миллион лет раньше того, когда он видел эти горы в последний раз, а, следовательно, он должен был сейчас видеть их впервые. Но и сейчас ему казалось, что он видит их во второй раз, потому что он прекрасно помнил, как располагались эти горы в его время. С другой стороны, логику времени нарушать было нельзя, а, следовательно, то, что он видел теперь, должно было предшествовать тому, что он видел в своей эре. Парадокс, подумал Кугель, самая настоящая загадка! Что именно могло вызвать в нем такое знакомое чувство при виде этих гор в обоих случаях?
Так как все равно выгоды в этом никакой не было, Кугель уже решил было оставить эти бесполезные размышления, когда какое–то движение привлекло его внимание.
Он вновь посмотрел в направлении гор, и на этот раз в воздухе внезапно громко зазвучала та самая музыка, которую он слышал раньше, музыка грустная, печальная, выражающая безвыходное отчаяние. Кугель удивленно застыл на месте. Большое Крылатое существо в белых одеждах летело вдоль склона горы.
Крылья были большие, покрытые серой мембраной, стянутые черными хитиновыми полосами. Кугель в недоумении смотрел, как существо влетело в пещеру, находящуюся почти на самой вершине горы.
Потом ударил гонг — Кугелю удалось определить, откуда именно. Звук долго держался в воздухе, и, когда затих, опять зазвучала тихая музыка. Высоко над долиной летело еще одно Крылатое создание, неся в лапах какого–то человека, возраст и пол которого Кугелю не удалось определить. Оно зависло над горой и выронило свою ношу. Кугелю почудился слабый крик, и музыка опять стала печальной, торжественной, сонной.
Тело, казалось, медленно падало с большой высоты и наконец ударилось у самого подножия горы. Крылатое создание, после того как выронило тело, слетело на высокий выступ, где сложило крылья и встало, как человек, глядя на долину.
Кугель весь сжался и спрятался за большим камнем. Заметили ли его? Он не был уверен. Он глубоко вздохнул. Этот печальный золотой мир прошлого пришелся ему не по душе. Чем скорее ему удастся уйти отсюда, тем лучше. Он посмотрел на кольцо, которое дал ему Фарезм, но камень был тускл, как стекло, и в нем не было никаких огоньков, которые могли бы привести его к СУММЕ. Случилось то, чего опасался Кугель, — Фарезм ошибся в своих расчетах, и теперь Кугелю уже никогда не удастся вернуться в свое время.
Звук хлопающих крыльев заставил его быстро посмотреть на небо. Он сжался как можно больше, стараясь как можно дальше скрыться за камнем. Печальная музыка стонала и вздыхала, когда при свете заходящего солнца Крылатое существо, громко хлопая крыльями, опустилось на выступ скалы и скрылось в пещере.
Кугель поднялся на ноги и, пригибаясь, побежал по тропинке, которая привела его к большой группе деревьев. Тут Кугель остановился, чтобы перевести дух, после чего продолжал двигаться уже медленнее. Теперь он шел уже по возделанной земле и скоро увидел перед собой избушку. Кугель совсем было решил остановиться здесь на ночь, но ему показалось, что кто–то наблюдает за ним из–за приоткрытой двери, и он прошел мимо, не останавливаясь.
Тропинка вела в сторону от гор, вниз, и перед тем, как сумерки сменились ночью, Кугель набрел на деревню, стоящую на берегу пруда.
Он осторожно вошел в деревню. В парке, рядом с прудом, стоял павильон, вероятно, предназначенный для танцев, музыки и представлений. Парк окружали маленькие дома с украшениями на фасадах. Напротив пруда находилось большое здание, на коньке которого горел ряд маленьких сферических лампочек. Перед домом под навесом из виноградных лоз стояли скамейки и столы, освещенные красными и зелеными лампочками. Здесь сидели и отдыхали люди, втягивая в себя какой–то дым, наслаждаясь вином, в то время как более молодые юноши и девушки исполняли какой–то эксцентрический танец, дрыгая ногами и руками под музыку волынок и концертино.
Успокоенный безобидностью этой сцены, Кугель приблизился. Внешность этих людей была совершенно необычна: большие головы, длинные руки, кожа черно–оранжевого цвета, черные глаза, зубы и волосы. Причем женщины имели немыслимо сложные прически, а у мужчин волосы были заплетены прядями.
Большие чуть раскосые глаза приподняты в уголках, длинные носы и подвижные большие уши придавали людям живость. На мужчинах были пышные широкие шальвары, коричневые куртки и головные уборы, состоявшие из широкого черного диска, черного цилиндра, еще одного диска, меньшего размера, и все это скреплялось сзади золоченым полукругом. На женщинах были черные брюки, коричневые жакеты, в самом низу живота у них прикреплялся эмалированный диск, а на каждой половинке ягодицы был небольшой хвост из зеленых и красных перьев — возможно, это обозначало — замужем данная женщина или нет.
Кугель вышел на свет лампочек, и мгновенно всякие разговоры прекратились, глаза устремились на пришельца, уши задвигались в сильнейшем любопытстве. Кугель улыбнулся налево и направо, помахал руками, как бы приветствуя всех сразу, и уселся за пустой столик.
За одним из дальних столиков раздались изумленные восклицания. Затем пожилой человек поднялся и, приблизившись к столику Кугеля, что–то произнес, но Кугель ничего не понял, так как приспособление Фарезма не успело сделать перевод.
Кугель вежливо улыбнулся и широко развел руками. Пожилой человек заговорил вновь, тоном куда более резким, и опять Кугель дал понять, что он совершенно не имеет представления, о чем идет речь. Уши человека задергались, и он недовольно отвернулся. Купель указал жестом хозяину на хлеб и вино, стоявшие на ближайшем столике.
Хозяин сказал фразу, которую Кугель, не зная языка, превосходно понял. Он вытащил золотую монету, и удовлетворенный хозяин пошел выполнять его заказ.
Беседа за ближайшими столиками возобновилась, и вскоре слова начали становиться понятными Кугелю. Поев и выпив вино, он поднялся на ноги и подошел к человеку, который заговорил с ним несколько минут назад.
— Вы разрешите мне присоединиться к вам?
— Садись, если ты этого желаешь.
Пожилой человек указал ему рукой на скамью.
— Из твоего поведения я решил, что ты не только нем и глух, но еще и психически нездоров. Теперь мне, по крайней мере, ясно, что ты слышишь и можешь разговаривать.
— Я также могу поручиться за то, что я человек нормальный, — сказал Кугель. — Не зная ваших обычаев, я решил, что лучше мне сначала молча и спокойно понаблюдать за вами, чем с самого начала совершить какую–нибудь ошибку и нарушить ваши законы.
— Это довольно оригинально, — заметил пожилой человек. — Могу я поинтересоваться, что привело тебя в Фарван?
Кугель посмотрел на свое кольцо: камень был тусклым и безжизненным — СУММА явно находилась в каком–нибудь другом месте.
— Моя родная страна, к сожалению, мало культурна, вот я и путешествую, чтобы посмотреть на обычаи и законы более цивилизованных народов.
— Вот оно что!
Пожилой человек, казалось, некоторое время обдумывал это признание, потом одобрительно кивнул головой.
— Твоя одежда и твое лицо мне незнакомы. Где находится твоя родина?
— Она расположена так далеко, — сказал Кугель, — что никогда до настоящей минуты я не знал о земле с названием Фарван.
От изумления уши пожилого человека прижались к черепу.
— Что? Великий Фарван тебе неизвестен? А о великих городах — Импергос, Таруве, Раверджаанид — ты слышал? А что же блестящий Семберо? Уж, конечно, слава Семберо достигла твоих ушей? Они изгнали звездных пиратов, они сделали из моря Землю Платформ, великолепие дворца Надары не поддаются никакому описанию!
Кугель печально покачал головой.
— Даже слухи обо всем этом замечательном великолепии до меня не доходили.
Нос пожилого человека надменно дернулся, он счел Кугеля мошенником или жуликом или просто человеком, который решил поиздеваться над ним.
— Все так, как я говорю, — коротко сказал он.
— Да нет, я не сомневаюсь в справедливости твоих слов, — ответил Кугель. — Наоборот, я честно признаюсь в своем невежестве. Но прошу тебя, расскажи мне как можно больше, потому что, может быть, я вынужден буду надолго задержаться здесь. Например, кто такие эти Крылатые создания, которые живут на горе?
Пожилой человек указал на небо.
— Если бы ты обладал зрением титвита, ты мог бы разглядеть черную луну, которая вращается вокруг Земли и которую нельзя увидеть, кроме тех случаев, когда она отбрасывает свою тень, заслоняя солнце. Крылатые создания — жители темного мира, и их природа остается неизвестной. Они служат Великому Богу Елисею следующим образом: когда мужчине или женщине приходит время умирать, Крылатые создания узнают об этом по отчаянному сигналу, который посылает им дух умирающего. Тогда они опускаются, берут этого несчастного и относят его в свои пещеры, которые на самом деле являются волшебным входом в благословенную страну Биссом.
Кугель откинулся на спинку скамьи, высоко подняв вверх свои черные брови.
— Вот оно что! Понятно, — сказал он тоном, который пожилой человек нашел недостаточно искренним.
— Не может быть никакого сомнения в том, что факты именно таковы, как я тебе сказал. Ортодоксальные понятия выходят из этого аксиоматического основания, и две системы поддерживают одна другую.
Кугель, который слышал достаточно абракадабры от Фарезма, нахмурился, делая вид, что ему все понятно, и стараясь ответить в тон, задал интересующий его вопрос:
— Несомненно, все именно так, как ты говоришь, но скажи: эти Крылатые создания всегда правильно выбирают свою жертву?
Пожилой человек раздраженно постучал по столу.
— Доктрина безошибочна, потому что те, кого забирают Крылатые создания, никогда не выживают, даже если с виду и кажется, что они пышат здоровьем. Естественно, что падение со скалы ведет к смерти. В этом и заключается жалость бога Елисея, который дает человеку возможность умереть быстро, а не от долгой мучительной болезни, как, например, от рака. Такая система очень выгодна. Крылатые создания выбирают только смертников, которых затем скидывают со скалы в благословенную землю Биссом. Нередко еретики утверждают обратное, но я надеюсь, что ты разделяешь ортодоксальный образ мышления?
— Всем сердцем, — уверил его Кугель. — Твоя вера и знания просто покорили меня.
И он с жадностью выпил свой бокал вина. Он не успел еще поставить его на место, как в воздухе раздалась тихая музыка: бесконечно нежная и грустная. Все сидящие мгновенно замолчали, хотя Кугель и не был уверен, что он слышал эту музыку на самом деле.
Пожилой человек чуть наклонился вперед и тоже отпил несколько глотков из своего бокала. Только тогда он посмотрел наверх.
— Крылатые создания пролетают над нами даже сейчас.
Кугель задумчиво потер подбородок.
— А как можно защититься от этих Крылатых созданий?
Вопрос был явно не по делу: пожилой человек уставился на него, сверкая глазами, уши его сильно выдвинулись вперед.
— Если человек должен умереть, то Крылатое создание появится, если же нет, то ему нечего бояться.
Кугель несколько раз решительно кивнул головой.
— Ты с абсолютной ясностью разрешил все мои сомнения. Завтра, так как ты и я — оба мы находимся в расцвете своих сил, — пойдем прогуляемся вдоль холма, мимо той горы.
— Нет, — сказал пожилой человек, — атмосфера на такой высоте очень разрежена и можно вдохнуть какой–нибудь неизвестный газ, который может причинить вред здоровью.
— Я прекрасно тебя понял, — сказал Кугель. — Может быть, мы оставим эту тему? Потому что сегодня мы живы и к тому же до некоторой степени скрыты виноградными лозами, которые закрывают эту площадку. Давай лучше есть и пить и смотреть, как веселится и танцует молодежь.
Пожилой человек осушил свой бокал и поднялся на ноги.
— Ты можешь поступать как тебе будет угодно. Что же касается меня, то наступил час, когда я должен предаться Ритуальному Унижению, так как это действие — составная часть нашей веры.
— Я обязательно буду исполнять нечто подобное время от времени, — сказал Кугель. — А сейчас от души пожелаю тебе насладиться этим ритуалом.
Пожилой человек ушел, но спустя некоторое время к нему за столик подсели молодые люди, и Кугель вновь объяснил свое появление здесь, хотя уже не так упирал на варварскую сущность его родной страны, потому что в группе было несколько девушек. Было выпито много вина, и Кугеля уговорили протанцевать местный дергающийся и дрыгающийся танец, что он и исполнил, не ударив лицом в грязь.
Девушка по имени Займл Браз по окончании танца обняла его за талию, проводила до столика и уселась ему на колени. Такая фамильярность не вызвала ни малейшего неудовольствия среди остальных молодых людей, и Кугель осмелел еще больше.
— Я еще не заказывал себе комнату на ночь. Возможно, мне следует сделать этой сейчас, пока еще не слишком поздно.
Девушка сделала знак хозяину гостиницы.
— Возможно, ты оставил номер этому человеку с таким странным лицом?
— Конечно, я только жду, когда он посмотрит его и одобрит мой выбор.
Он провел Кугеля в прекрасную комнату здесь же, на первом этаже, в которой была кровать, ковер на полу, настольная лампа и комод, на одной из стен висел гобелен, вытканный черными и пурпурными нитями, другой изображал особо уродливого ребенка, который, казалось, попал в ловушку или просто был заключен в стеклянный шар. Комната понравилась Кугелю, и он вернулся на террасу. Весельчаки уже начали потихоньку расходиться.
Девушка Займл Браз еще оставалась за столиком и приветствовала возвращение Кугеля с такой теплотой, от которой пропали всякие остатки его осторожности. Осушив еще один бокал вина, он наклонился и прошептал ей на ухо:
— Может быть, я слишком скор на руку, может быть, я только тешу свое тщеславие, может быть, я нарушаю какие–нибудь обычаи вашей деревни, но скажи мне: есть какая–нибудь причина, по которой мы не сможем пойти с тобой вдвоем ко мне в комнату и там немного поразвлечься?
— Такой причины нет, — сказала девушка. — Я не замужем, а до этого времени могу вести себя так, как пожелаю, потому что таков наш обычай.
— Интересно, — сказал Кугель. — Как ты предпочитаешь: пойти сначала или прийти уже потом, после меня?
— Мы пойдем вместе, в такой скрытности вовсе нет нужды.
Они вместе прошли в комнату и исполнили там несколько эротических упражнений, после чего Кугель свалился как подкошенный и уснул, потому что день для него выдался тяжелым.
Ночью он проснулся и увидел, что Займл Браз покинула его комнату — факт, которому он сквозь сон не придал особого значения, потому что тут же заснул еще крепче.
Его разбудил звук резко распахнутой двери. Он сел на своей кровати и увидел, что солнце еще не взошло и целая депутация во главе со вчерашним пожилым человеком смотрит на него с ужасом и отвращением.
Пожилой человек указал дрожащим пальцем сквозь полумрак.
— Ересь, вне всякого сомнения! — заявили в один голос остальные люди, находившиеся в депутации.
— Что еще можно было ожидать от чужестранца? — презрительно спросил пожилой человек.
— Смотрите! Даже сейчас он отказывается сделать священный знак!
— Я не знаю никакого священного знака! — вскричал Кугель. — Я не знаю никаких ваших ритуалов! Это не ересь, это просто невежество!
— Я не могу в это поверить, — ответил пожилой человек. — Только прошлой ночью я описал тебе природу ортодоксальности. Я сразу понял еще тогда, что ты еретик, а сейчас этот факт уже никто не сможет оспаривать. Посмотрите!
Тут он опять обратился к депутатам:
— Он спит, не покрывая головы, и без священной слюны на подбородке. Девушка Займл Браз доложила, что ни разу за все время их любовных утех этот грубиян не упомянул имени Елисея, не воззвал к нему за одобрением!
— Печальное положение, — произнес чей–то меланхолический голос. — Ересь существует не только из–за гноения Полушария Корректирования.
— Это неизлечимое и смертельное заболевание, — заметил еще один из пришедших не менее меланхолично.
— Верно! Увы, как это верно! — вздохнул тот, кто стоял у самой двери. — Несчастный человек!
— Пойдем! — сказал ему пожилой человек. — Мы должны немедленно покончить с этим делом.
— Не беспокой себя понапрасну, — сказал Кугель. — Позволь мне одеться, и я уйду из вашей деревни и никогда больше не вернусь в нее.
— Чтобы распространять свою отвратительную доктрину в другом месте? Ни в коем случае!
И тут же Кугеля схватили и голым поволокли по комнате. Его провели через весь парк к павильону в самом центре. Несколько людей воздвигали нечто вроде клетки из деревянных столбов на платформе в павильоне, и в эту клетку швырнули Кугеля.
— Что вы делаете! — закричал он. — Я не желаю участвовать в ваших делах!
На него никто не обратил ни малейшего внимания, и он стоял, глядя сквозь щели этой клетки на то, как некоторые деревенские жители запустили в воздух большой шар из зеленой бумаги, надутый воздухом, под шаром горели три лампочки.
Стала разгораться заря. Деревенские жители после того, как все было устроено по их желанию, отошли на край парка. Кугель попытался было выбраться из клетки, но столбы были настолько гладкими, что взобраться по ним наверх не представлялось возможным, так же как и протиснуться между ними.
Небо посветлело. Высоко наверху горели три зеленых лампочки. Кугель, весь в гусиных пупырышках, продрогший от утренней прохлады, ходил взад и вперед, насколько ему позволяла ширина клетки.
Он остановился как вкопанный, когда издалека до него донеслась печальная музыка. Она становилась все громче и громче и, казалось, сейчас звучала уже не в ушах, а в воздухе. Высоко в небе появилось Крылатое создание — его белые одежды развевались и хлопали по ветру. Оно устремилось вниз, и колени у Кугеля подкосились, а сердце застучало.
Крылатое создание низко нависло над клеткой, опустилось, накинуло на Кугеля свои белые одежды и попыталось поднять его в воздух. Но Кугель изо всех сил уцепился за столб, и оно махало крыльями впустую. Дерево скрипело, стонало, трещало. Кугель высвободился от удушающей его белой материи и дернул за столб с такой силой, которую придает только отчаяние. Раздался треск, и дерево сломалось. Схватив обломок обеими руками, Кугель снизу вверх нанес им удар Крылатому созданию. Острая палка проткнула белую материю. Кугель, изловчившись, вцепился в одну из хитиновых полосок на крыле и стал ее ломать. Раздался треск, и крыло безжизненно повисло. Крылатое создание в страхе совершило огромный прыжок, после которого и оно само, и Кугель вылетели из павильона. Существо, ковыляя, побежало по деревне, волоча за собой сломанное крыло.
Кугель бежал сзади, тыкая в него дубинкой, которую успел подобрать по дороге. Он мельком увидел деревенских жителей, в полном ужасе наблюдавших за этой картиной. Их мокрые рты были широко открыты, и они, должно быть, громко кричали, однако Кугель этого не слышал. Крылатое создание запрыгало быстрее по тропинке, ведущей к горе, а Кугель бежал сзади, нанося удары изо всех сил. Золотое солнце поднялось над далекими горами. Крылатое создание неожиданно повернулось к Кугелю лицом, и Кугель почувствовал его горящий взгляд, хотя само лицо, если такое, конечно, имелось, было полностью скрыто капюшоном. Тяжело дыша, Кугель отошел на шаг назад. Он только сейчас сообразил, что другие Крылатые создания могут напасть на него сверху. Поэтому он повернулся и поспешил в деревню.
Но она была пуста. Кугель вошел в гостиницу и пристегнул к. поясу свою шпагу. Потом он прошел за стойку бара и, заглянув в ящик прилавка, нашел там пригоршню монет, которые тут же положил в свой объемистый кошелек, где уже лежала костяная копия «НИЧТО». Потом он вышел из гостиницы, считая за лучшее уйти, пока никто его не заметил.
Какое–то мигание привлекло его, и он увидел, что это кольцо на его пальце неожиданно заискрилось потоком искр, и все они указывали на тропинку, ведущую к горам.
Кугель устало покачал головой, потом опять посмотрел на пляшущие огоньки — они направляли его обратно той дорогой, которой он пришел. Вычисления Фарезма оказались точными. Кугель решил действовать, а то как бы СУММА не переместилась еще куда–нибудь.
Он задержался только для того, чтобы подыскать себе топор, и торопливо отправился по тропинке, следуя по сверкающим огонькам кольца.
Неподалеку от того места, где он оставил Крылатое создание, он опять наткнулся на него, теперь уже сидящего на камне у дороги. Кугель подобрал камень и что было силы кинул в него. Существо внезапно превратилось в пыль, оставив после себя только кучку белой одежды.
Кугель шел по дороге, стараясь держаться как можно ближе к тем естественным укрытиям, которые встречались ему по пути. Но это не помогло. Над его головой появились Крылатые создания. Кугель отмахивался топором, стараясь попасть по крыльям, и тогда они взлетали высоко вверх.
Кугель, посматривая на кольцо, продолжал подниматься все выше и выше, а Крылатые создания по–прежнему парили над ним. Кольцо буквально взорвалось множеством огней: вот она, СУММА, спокойно лежащая на камне!
Кугель едва сдерживал радостный крик, рвавшийся из глубины души. Он вытащил символ «НИЧТО» из слоновой кости, подбежал и приложил его к желатиновому шару.
Как предсказывал Фарезм, соединение было мгновенным. Кугель почувствовал, как заклинание, приковывающее его к этому времени, постепенно начинает терять силу.
Поднялся ветер, и послышался шум огромных крыльев. Кугель был сбит на землю. Белая одежда упала на него, и, держа одной рукой «НИЧТО», он не смог свободно взмахнуть топором, который сразу же был выбит у него из руки. Он отпустил «НИЧТО», схватил камень, ударил им, прыгнул к топору. Крылатое создание схватило «НИЧТО», к которому была прикреплена СУММА, и понеслось прочь к пещере, находившейся высоко в горах.
Какие–то огромные силы действовали на Кугеля, бросая его из стороны в сторону. В ушах его слышался рев, перед глазами запрыгали фиолетовые огни, и Кугель упал — через миллион лет в будущее.
Кугель пришел в себя в обитой голубым шелком комнате, на губах почувствовал вкус ароматного ликера. Фарезм, склонившись над ним, потрепал его по щеке и влил еще немного вина ему в рот.
— Проснись! Где СУММА? Как тебе удалось вернуться?
Кугель оттолкнул его в сторону и уселся на диване.
— СУММА! — взревел Фарезм. — Где она? Где мой талисман?
— Сейчас все объясню, — сказал Кугель, еле ворочая языком. — Она была уже у меня в руках, но ее вырвало Крылатое создание, которое является слугой Великого Бога Елисея.
— Расскажи же, расскажи!
Пока Кугель говорил, лицо Фарезма становилось все печальнее и печальнее, плечи обвисли. Наконец, он вывел Кугеля наружу в тусклый красный свет заканчивающегося дня. Вместе они внимательно осмотрели горы, которые сейчас безжизненно и пустынно возвышались над ними.
— В какую пещеру полетело это существо? — спросил Фарезм. — Укажи, если можешь!
Кугель указал рукой.
— По–моему, вон в ту, но, может быть, мне это только показалось. Все произошло так неожиданно, и к тому же эти махающие крылья и белые одежды…
— Оставайся здесь!
Фарезм вошел в свой кабинет, но скоро вернулся.
— Я дам тебе свет, — сказал он, протягивая Кугелю холодное пламя на тонкой серебряной палочке. — А теперь приготовься.
У ног Кугеля он бросил шарик, который взорвался, превратившись в вихрь, и ошеломленный Кугель был перенесен к той обвалившейся каменной площадке, на которую он указал Фарезму. Рядом виднелось темное отверстие входа в пещеру. Кугель осветил его. Он увидел пыльный каменный коридор примерно три шага в ширину и высотой более, чем доставала его рука. Коридор этот вел глубоко в гору, чуть отклоняясь в сторону.
Держа пламя прямо перед собой, Кугель двинулся вперед, а сердце его колотилось как бешеное в страхе перед тем, чего он и сам не мог определить. Он остановился как вкопанный. Музыка? Воспоминание о музыке? Он прислушался и ничего не услышал, но когда опять попытался продолжить свой путь, ноги предательски подкосились от страха.
Он высоко поднял пламя над головой. Куда вел этот темный коридор? Что находилось в конце пути: пыльная пещера? Страна демонов? Благословенная земля Биссом?
Кугель вновь медленно стал продвигаться вперед, каждую секунду ожидая, что что–то произойдет. Вскоре он наткнулся на иссохший коричневый шар: талисман, который он унес с собой в прошлое. СУММА давным–давно отделилась от него и исчезла неизвестно куда.
Кугель осторожно поднял этот предмет, который стал хрупок за миллион лет, и вернулся на каменную площадку. Вихрь по знаку Фарезма вновь перенес Кугеля на землю.
Боясь гнева волшебника, Кугель молча протянул ему иссохший талисман.
Фарезм взял его большим и указательным пальцами руки.
— И это все?
— Больше там ничего не было.
Фарезм выпустил талисман из рук. Он, упав и ударившись о землю, мгновенно рассыпался в пыль. Фарезм посмотрел на Кугеля, затем повернулся и с жестом непередаваемого отчаяния отправился обратно в девиационную.
Кугель облегченно вздохнул и пошел по дороге.
Вскоре он прошел мимо места, где раньше находилась деревня, а теперь здесь росли старые деревья с корявыми стволами.
Кугель направился на юг. Позади него возвышались горы, которые очень скоро скрылись из виду.
