Женщина, вдова, иностранка… Ее старшему сыну Людовику было 12 лет, младшему не исполнилось и года.

Одна — среди сразу ставшего настороженным окружения. Потерявшая мужа, защитника, гаранта своего положения. Да что там — лишившаяся своей единственной любви. Каким одиноким, страшным, холодным казалось настоящее, каким неопределенным и пугающим — будущее. Не было ни сил, ни желания жить дальше — не на что надеяться, нечего ждать. Тоска, отчаяние, когда хочется исчезнуть, раствориться, не мучиться, забыть обо всем… Но дети, такие маленькие, беззащитные — кто о них позаботится, кому нужны они, кроме нее? Придется существовать ради этих частиц незабвенного Людовика, ради их счастья и — ради блага Франции! Да, ради Франции, которую создавали их предки, ради которой всю жизнь трудился король Филипп, на благо которой отдал свою жизнь их отец!

Бланке надо было суметь осознать и верно поставить себя в изменившемся мире. Королеве предстояло действовать в самых затруднительных обстоятельствах, но она не смутилась и не сломалась. Обладая замечательными политическими талантами, Бланка оказалась способной защитить наследие Филиппа-Августа. У нее было много осторожности, предусмотрительности и энергии — тех качеств, которые составляли славу ее тестя. Натура гордая, призванная к власти, она предалась своему делу всецело, страстно.

Из близких родственников династии в наличии имелся только сводный брат Людовика VIII, сын Филиппа-Августа от Агнессы Меранской Филипп Строптивый, граф Булонский. Но он представлял собой скорее опасность, нежели опору. Знать Франции сплотилась против «испанки», и Филипп грозил превратиться в ее знамя.

Королева могла безоговорочно рассчитывать на поддержку римского кардинала Франжипани, папского легата, вместе с Людовиком VIII участвовавшего в роковой экспедиции на юг и сопровождающего гроб с телом короля в Париж. Канцлером Бланки был преданный ей кастилец Бартоломео де Рой. Это было уже немало.

Бланка повела себя в манере искушенного дипломата: провозглашая своим лозунгом религию, благочестие и интересы государства, стала привлекать на свою сторону нищенствующие ордена и всех священников, верных папе. Однако толпы клириков и сеньоров покидали двор, опасаясь волнений и междоусобиц.

Королева действовала стремительно. Осушив слезы и стиснув зубы, она организовала в Суассоне посвящение Людовика в рыцари в присутствии короля иерусалимского Жана де Бриенна, графов Булонского и Дре, графинь Фландрской и Шампанской, а также остальной знати. Бароны и оглянуться не успели, как через три недели после смерти короля Людовика VIII его вдова созвала графов и епископов на коронацию Людовика IX в Реймс 29 ноября 1226 г. Бланка осознавала, что, получив корону, ее сын мог бы действовать и требовать повиновения как законный государь.

Многие сеньоры не прибыли в Реймс, но прислали свои извинения. Граф Тибо, напротив, пожелал присутствовать на коронации, но королева мягко попросила его удалиться, поскольку после событий при Авиньоне его присутствие могли расценить как неуместное. Бароны всех земель, завоеванных Филиппом-Августом, присутствовали на коронации его внука. Графини Жанна Фландрская и Бланка Шампанская оспаривали друг у друга право нести королевский меч.

Король воссел на трон, пэры королевства, духовенство и присутствующие бароны поклялись ему в верности. Весть об этом тотчас разослали во все концы королевства, и Бланка приняла оммаж как регентша.

На следующий день она увезла короля в Париж. Из-за траура ни в Париже, ни в Реймсе не устраивали никаких праздников и развлечений, хотя как раз в это время стало известно о победе королевских войск над альбигойцами.

Бланка всегда умела держаться с достоинством, а став регентшей, окружила себя всевозможным великолепием. Ее сдержанная элегантность являла разительный контраст с варварской роскошью двора. Вся с ног до головы в темном, на голове — белое вдовье покрывало, концы которого заброшены за плечи и мягкими складкам обрамляют лицо, на груди — простой крест.

Бароны, составляющие оппозицию короне и относившиеся к «испанке» с высокомерной спесью, наконец опомнились. Они увидели, что перед ними не хрупкая тростинка, а гибкий и прочный толедский клинок; женщина-политик со слабым акцентом и сильным характером.

Среди сеньоров начались волнения. Владычица-женщина оскорбляла саму бессмертную идею королевской власти. Бароны столь ревностно воспротивились женскому правлению, что, казалось, совсем забыли времена Филиппа Августа и Людовика VIII.

Англичане ввязывались в стычки с французами, надеясь вернуть себе земли, отнятые у них в два предыдущих царствования.

В такой сложной ситуации Бланка снова продемонстрировала осмотрительность, мудрость и безупречный такт. Чтобы нейтрализовать своего деверя, Филиппа Строптивого, она пожаловала ему замки Мортен и Лилльборн и оммаж графа де Сен-II.ля. Регентша освободила из заточения графа Феррана Фландрского, своего родственника, превратив его в союзника короны.

Но Тибо Шампанский не получил ничего — даже доброго слова и теплого взгляда. С ним Бланка поступила с жестокой беспечностью женщины, осознающей, что она желанна.

Удостоившийся лишь холодной церемонной благодарности за свою преданность, оскорбленный тем царственным пренебрежением, с которым обошлась с ним его дама, Тибо примкнул к коалиции баронов. Графы Пьер Моклерк Бретонский и Гуго де ла Марш с надменностью высокородных аристократов потребовали у регентши земли и замки в обмен на лояльность. Бланка отказала им, не резко, но твердо и решительно. Взбешенный Моклерк принялся укреплять на свои средства крепости Беллем и Сен-Жак-де-Беврон, вверенные ему Людовиком VIII для защиты западных границ Франции. Его целью было унизить королевскую власть и стать в Бретани полновластным государем. Пока же мятежники только обсуждали свои будущие действия.

Бланка решила опередить непокорных вассалов. Она отправилась с королем и войском в Шиннон, куда созвала своих верных. В окружении двора, вместе с кардиналом-легатом, Филиппом Булонским, духовенством и преданным рыцарством регентша и юный король ожидали прибытия мятежников с повинной. Однако явились только граф Дре, брат Моклерка, и Тибо Шампанский. Тибо снова предложил свою службу и обещал никогда больше не участвовать в мятежах. Людовик оказал ему радушный прием и тут же простил ему поведение у стен Авиньона.

На мятежных графов Бретонского и Маршского двинулись королевские войска. Остановившись в Вандоме, король послал вассалам последнее предупреждение и вызов в парламент на королевский суд. В случае неявки им пришлось бы сражаться с французской армией. Графы дрогнули. Они явились с повинной и приняли все условия правителей.

Успеху переговоров способствовали поведение Бланки, уверенное, полное сознания своей ответственности, ее способность в минутном разговоре распознавать людей с тем, чтобы, вооружившись знанием их слабостей, запутывать и мягко вести к намеченной ею цели.

Граф Бретонский подписал договор, предусматривающий брак его дочери Иоланты с 8-летним Жаном, братом французского короля. Девочку передали Бланке, которая отправила ее под опеку дяди, Анри Дре, епископа Реймсского.

Граф Гуго Маршский должен был возвратить короне все земли, пожалованные ему Людовиком VIII. Кроме того, Альфонсу, другому брату Людовика IX, отдавали в жены дочь графа, Изабеллу. Старший сын графа Гуго должен был вступить в брак с Изабеллой Французской, единственной сестрой короля. Брачные союзы являлись той сферой, которая особенно охотно планировалась женщинами, и Бланка Кастильская тщательно рассчитывала будущее своих детей, от которого во многом зависело и будущее Франции.

Молодой английский король Генрих III, который надеялся воспользоваться мятежом в своих интересах, с разочарованием убедился, что неповиновение подавлено. Недовольно, но с тайной надеждой на будущее, он заключил с Францией перемирие сроком на один год.

Обстановка в стране стабилизировалась.

Однако вскоре заговорщики устыдились, что так легко уступили ребенку и женщине. Особенную ненависть они чувствовали к «испанке», главными советниками которой выступали ненавистные иностранцы. Но даже недоброжелатели отмечали, что Бланка никогда не позволяла приближенным влиять на свое мнение и умела отделять зерна от плевел. Бароны не без основания считали регентшу корнем зла.

На Пасху 1228 г., нарушив Вандомский договор, графы Бретонский и Маршский призвали баронов взяться за оружие, дабы вырвать власть у королевы-регентши. Первым делом они стремились захватить короля, чтобы изолировать его от вредного влияния матери и править его именем. Дальнейшая судьба Людовика не обсуждалась, но представлялась туманной.

В это время король находился в Орлеане, а его мать — в Париже. Бланка была довольна развитием событий и, может быть, довольна собой. Она несколько расслабилась — ведь она была только усталой женщиной, и ей требовался отдых от тяжелой мужской работы. Верный Тибо Шампанский, прознав о жестоком плане заговорщиков, загнал копя, чтобы предупредить короля об опасности. Людовик тут же повернул в Париж, но, не имея сильного войска, оказался в опасности и укрылся в небольшом городке неподалеку от Парижа.

Испугалась ли Бланка? Наверное. Но она не проявила слабости, не сломалась, не сдалась. Королева стремилась свести на нет старания вождей баронской партии и отнять у них приверженцев из среды легко воспламеняющегося народа. Она воззвала к парижанам, умоляя их спасти своего короля. Народ встал на защиту юного Людовика; к парижанам присоединялись жители соседних городов. Для всех Бланка находила нужные слова — и для буржуа, и для бедняков. Все рыцари, находившиеся в Париже, немедля вооружились и отправились за Людовиком, чтобы охранять своего короля на пути в столицу. II. рассказам Жуанвиля, «до Парижа дорога была заполнена вооруженными и безоружными людьми, и все взывали к Господу, дабы он послал ему добрую и долгую жизнь и оградил от врагов».

Тогда бароны начали против регентши войну еще более опасную. II.всюду стали распространяться слухи о любовной связи королевы-регентши с Тибо Шампанским, а также с кардиналом-легатом Франжипани. Некоторые доходили дот того, что обвиняли графа Тибо в тайном убийстве Людовика VIII. Хронист Матье Парижский был убежден, что граф отравил своего сюзерена, чтобы овладеть Бланкой, к которой питал преступную страсть. Но так как граф уже давно решал в Труа многочисленные проблемы своего графства, вся тяжесть обвинений пала на прелата.

Кардинал Сан-Анджело Роман Франжипани, гораздо более кавалер, чем церковник, младший сын знаменитого итальянского рода, был умен, учен, много путешествовал, много повидал. Горячий южный темперамент, счастливая внешность и мужская привлекательность в той же степени, как его непонятное нежелание покинуть Париж и отправиться к папскому двору, вызывали подозрения относительно чистоты его намерений в отношении королевы. Некоторые открыто называли их любовниками.

Бланка знала об этих слухах, но хранила высокомерное молчание. Можно предположить, что королева объяснилась с сыном. Людовик был свидетелем безупречно чистой жизни матери, видел в ней недостижимый образец добродетели, тяжело переживал возводимую на нес хулу и еще больше восхищался ею. Он поддержал свою матушку добрыми словами, теплотой и пониманием. Но даже король не мог заставить замолчать чернь, которой было хорошо заплачено.

Вскоре весь Париж распевал пошлые разухабистые куплеты, сложенные продажными поэтами по заказу заговорщиков. В них говорилось о похотливой испанке, забеременевшей от итальянского попа. Некоторые рассказывали смачные подробности тайных оргий Бланки; другие утверждали, что она уже на сносях.

Бланка выжидала.

Когда же заколебались самые преданные, королева нанесла ответный удар. Собрав наиболее авторитетных вельмож королевства и высший клир, она предстала перед ними в одной сорочке, чтобы все могли убедиться в облыжности обвинений.

История не сохранила подробностей этого акта отчаяния — или хорошо продуманной политической акции. Однако с того времени уже никто не смел открыто порочить честь королевы-регентши.

Мнения историков относительно интриги века — предполагаемого романа Тибо и Бланки — противоположны. Большинство уверены, что они были любовниками. Наряду с одними, сурово порицающими королеву, другие не находят в этом ничего предосудительного и даже восхищаются правительницей, сумевшей привлечь на свою сторону сильного союзника — неважно, какими средствами. Есть и такие, кто, напротив, защищают честь королевы от малейших подозрений на этот счет. Однако и те и другие уверены, что Тибо глубоко и преданно любил Бланку.

Но любила ли она? И существовала ли на самом деле между ними пресловутая связь? Этому нет никаких подтверждений. Интимная жизнь королей в прямом смысле была открыта взорам многочисленных родственников, злоязычных придворных, остроглазых служанок, а через них — всему свету. Кажется сомнительным, что умная женщина, опекунша 5 детей, 12 раз становившаяся матерью, согласилась бы не только скомпрометировать себя — принцы часто не удостаивали вниманием мнение нижестоящих — но спуститься с высоты своего пьедестала прекрасной и желанной, но недоступной дамы. Такое трудно представить. И это тем менее вероятно, что она была рабой другой страсти, которая называется «власть».

Но, возможно, и граф Тибо вполне сознательно создал для себя из королевы идеал женщины, неприступное божество, далекую владычицу, поклонялся ей и не требовал большего. Куртуазная любовь по природе целомудренна, и одно из ее самых бесспорных достоинств — то, что она возбуждает желание лишь для того, чтобы тут же его подавить. Владение собой, своими поступками, словами — один из признаков куртуазности. Дама должна возвышать своего поклонника над ним самим. Достаточно лишь увидеть предмет своих мечтаний, чтобы почувствовать счастье.

Среда политических хитросплетений и интриг королева не забывала о своем христианском долге.

Большую радость доставляла Бланке и Людовику постройка церквей и монастырей. Вместе они основали монастырь Руаймон (Королевская гора) — с юношеским восторгом 13-летний Людовик хотел сделать его самым прекрасным монастырем Франции. Это было не только его решение, но и одно из последних желаний его отца, Людовика VIII. Король «был очарован закладкой первого камня, брал тяжело нагруженные носилки и, взявшись за них спереди, переносил их с монахом, шедшим сзади. И одновременно он приказывал браться за носилки своим братьям, а когда они хотели отдохнуть, он им говорил: «Монахи не отдыхают, и вы не должны отдыхать».

Но интересы государства требовали не столько возведения храмов, сколько сражений.

Собрав большое войско, регентша двинулась на завоевание Беллема, последнего оплота Моклерка. Замок считался неприступным, и осада обещала быть тяжелой и долгой.

Осажденных укрывали надежные стены, а королевское войско замерзало на равнине, открытой всем мартовским ветрам. Бланка объявила, что заплатит тем, кто доставит в лагерь топливо. Со всех сторон к лагерю потянулись крестьяне с вязанками дров. Разожгли огромные костры, возле которых согрелись люди и, что особенно важно, лошади, которые сильно страдали от холода. Такая предприимчивость королевы воодушевила войско, и в считаные дни крепость пала.

Бланка скромно держалась на втором плане, выставляя победителем 15-летнего Людовика, но и бароны, и рыцари, и народ знали, кто на самом деле был творцом этой победы.

На миниатюре того времени запечатлено существовавшее положение вещей. Прекрасная печальная женщина не в белом королевском трауре и не в мрачных черных одеждах, а в красном платье и синем плаще, сидя в кресле (на троне?), повелительным жестом изящной руки делает знак красивому и тоже грустному подростку поставить подпись на некую бумагу. Мальчик сидит справа от дамы за небольшим столом на невысокой скамеечке, значительно ниже дамы. Миниатюра не оставляет никаких сомнений относительно иерархии изображенных; возможно, она и создана с целью запечатлеть этот повелительный жест королевы-матери.

Королевская власть поднялась значительно выше всех сеньориальных властей и бесповоротно решила участь последних.

Лишь в Тулузе господство Франции установилось не окончательно, несмотря на то, что кардинал-легат Франжипани следил, чтобы 5-летняя десятина, установленная Людовиком VIII в 1226 г., исправно выплачивалась, а Юбер де Боже, королевский наместник, теснил южан силой оружия. Решительно подавив в себе жалость к правителю Тулузы, своему двоюродному брату Раймунду, Бланка сосредоточилась на интересах Франции. Во время осады Монсепора она всей душой сопереживала осаждавшим и страстно желала падения этой последней твердыни альбигойцев. У ряда анналистов встречаются намеки, что она даже приезжала туда, чтобы вдохновить руководителей осады своим присутствием.

Договором, заключенным в 1229 г. в Мо, Раймунд Тулузский, самый независимый из высших баронов, унизился до того, что обязался срыть степы Тулузы и тридцати других городов Лангедока. Он должен был отдать на 10 лет во власть короля свой тулузский замок, преследовать еретиков и тех из сеньоров, которые будут покровительствовать ереси, примириться с церковью и на 5 лет отправиться воевать в Палестину. Единственная дочь Раймунда и наследница графства была обещана одному из братьев короля, который, таким образом, получал Лангедок. Жанна Тулузская, девочка 8 лет, была привезена ко двору в июне того же года. Бланка предназначила ее своему второму сыну Альфонсу; он приходился сверстником невесте. Легат разрешил брак, хотя между невестой и женихом существовало довольно близкое родство. Обручение произошло тогда же, но свадьба могла состояться только через 8 лет, после достижения обоими детьми совершеннолетия.

На этих условиях, окончательно укрепившись в восточной части Лангедока, корона соглашалась оставить во владении Раймунда VII западную половину.

Бланка старалась смягчить участь кузена, поддерживая его против слишком алчного духовенства. Она предоставила ему заем, чтобы он смог выполнить обет отправиться в Святую землю. Королева безуспешно пыталась создать для него Прованский маркизат, что договор 1229 г. вменял в обязанность церкви.

Умерла вторая супруга Тибо Шампанского Агнесса де Боже. Тут же вечный мятежник граф бретонский Пьер Моклерк предложил вдовцу руку своей красивой дочери Иоланты. Эта новость ужасно расстроила королеву. Союз таких крупных вассалов, как графы Шампанский и Бретонский, был чрезвычайно опасен для страны. Зная податливость Тибо, регентша Бланка не сомневалась, что прожженный интриган Моклерк через дочь будет вертеть графом, как пожелает. Опять начнутся заговоры, комплоты, военные столкновения, бесконечные переговоры и ультиматумы. Бланка-женщина печалилась о другом. Новый брак ее рыцаря вызывал и иные опасения и тревоги — вдруг, очарованный красотой юной супруги, Тибо охладеет к своей даме? Ведь внешне она сильно изменилась: все то, что некогда было в ней тонким, крепким, выпуклым, потеряло четкие очертания, оплыло, стало дряблым, вялым. Но достаточно было нескольких слов королевы, и Тибо отверг этот опасный союз, взяв в жены Маргариту из всегда верного короне рода Бурбонов.

В 1234 г. папа Григорий IX потребовал у Франции заключения мира с Англией и участия в новом крестовом походе на Восток. В этом же году умер дядя графа Тибо Санчо VII Наваррский. Регентша и Людовик IX позволили своему вассалу принять корону этого зажатого между Францией и Испанией королевства.

Моклерк, в бешенстве от того, что его дочь отвергли, организовал новую лигу. Не решаясь вступить в открытую борьбу с короной, мятежники обратились против графа Тибо. Они объявили незаконными его права на Шампань. Филипп Булонский, горько сожалея, что в свое время отказался от предложенной ему баронами короны, вторгся в графство.

Шампань благодаря своей развитой промышленности и торговле вином была страной преимущественно демократической. Там графы «делали больше для буржуа и крестьян, чем для рыцарей», говорит местный хроникер. В 1224 г., когда граф Шампанский отбыл с Людовиком VIII в поход на Сентонж, один горожанин из Бар-сюр-Об, по-видимому, выполнял функции наместника графства на время отсутствия суверена. Понятно, что правители Шампани были там популярны.

Чтобы не доставаться неприятелю, три города погибли в пламени. Жители великодушно покинули их ради спасения своего графа, который после геройской защиты страны ждал прибытия королевских войск.

Бланка вместе с сыном поспешила на помощь своему союзнику и торжественно водворила графа Тибо в Труа, в самом центре оспариваемой области. «Настращав одну часть союзников, она искусно вошла в соглашение с другой и без единой битвы освободила Шампанское графство».

Всякий неудавшийся мятеж усиливает правительство, против которого был направлен. Гордые бароны покорились этой замечательной женщине. Лишь один злокозненный Пьер Моклерк, граф Бретонский, оставался непримиримым.

В расцвете сил, обладающая даром безошибочно судить и властью осуществлять свои решения, регентша избегала военных действий, чтобы не делиться славой с мужчинами-военачальниками. Однако ее политика была непреклонна и агрессивна.

Как самовластная правительница, Бланка имела в своем распоряжении большую королевскую печать овальной формы, где ее изображение заменяет традиционное изображение короля, восседающего на троне. Она представлена стоя в широком свободном одеянии, в открытой короне на распущенных волосах. В правой руке она держит скипетр в виде королевской лилии, левая рука прижата к сердцу. Изображение королевы обрамляют стилизованные француз-скис лилии. II. окружности печати расположена надпись «Бланка, милостью Божьей Королева Франции».

Ее часто обвиняли в религиозном фанатизме, в слепом подчинении интересам церкви. Однако она проявила много твердости и упорства в 1229 г., когда в местечке Сен-Марсель на Масленицу студенты Парижского университета изнасиловали дочь одного городского торговца и избили заступавшегося за нее отца. В это время студенты стали настоящим бичом Парижа. Молодые люди, стекавшиеся сюда из всех провинций Франции и сопредельных уделов, не знали, где безопасно переночевать, где поесть по сходной цене. Они с криками шатались по улицам, задирая стражу. Доходило до того, что школяры осаждали королевский дворец. Перемена профессора, разногласия между учителями и учениками — все могло стать поводом к таким выступлениям. Еще в 1200 г. благодаря вмешательству Филиппа-Августа были систематизированы занятия медициной и правом, а кроме того, определены привилегии для преподавателей и студентов. Однако буйные толпы школяров игнорировали принятые предписания.

Кардинал Франжипани не любил Парижский университет, и тот вполне платил ему взаимностью. Кардинал разбил университетскую печать, то есть лишил университет всех его привилегий; студенты в ответ разграбили его дом. Горожане, желая отомстить школярам за их бесчинства, вооружились дубинами, кухонными ножами и всем, что попало под руку, и учинили кровавое побоище. Им на помощь регентша послала парижского прево с его отрядами. Более трехсот студентов погибло, причем пострадали все землячества, хотя было доподлинно известно, что зачинщиками выступали пикардийцы.

Когда университетские профессора явились к регентше с требованием наказать виновных, она приняла их в присутствии кардинала-легата и решительно высказалась в защиту горожан. Выдать на расправу прево, выполнявшего ее приказ, она также не соизволила. Не добившись своего, магистры устроили забастовку, прекратили лекции. Отказ Бланки дать удовлетворение университету заставил профессоров и студентов толпой покинуть Париж. Они разъехались в Анжер, Орлеан и Тулузу; некоторые перебрались даже в Англию. Все винили королеву. Говорили, что она нанесла ущерб Церкви и государству и опозорила французскую корону.

Знаменитый университет прекратил свое существование.

Лишь спустя четыре года благодаря вмешательству папы Григория IX Бланка согласилась пойти на уступки и от своего имени дать университету новые права. Конфликт был улажен.

Известно много примеров, когда королева-регентша вступала в противодействие с князьями Церкви. Руанский архиепископ превысил свою власть, вмешавшись в выборы аббатиссы; он был вызван на суд и присужден к лишению доходов; наложенный им в ответ интердикт нимало не поколебал Бланку, и конфликт приобрел затяжной характер. Только посредничество папы помогло погасить этот скандал.

Регентша поддержала горожан Бове против их архиепископа и наложила на прелата огромный штраф. Возмущение других князей Церкви, чья корпоративная гордость была задета, не смутило регентшу. Ее правительство вступило в длительную борьбу с частью епископата, и положение было урегулировано уже Людовиком IX.

Бланка имела свое мнение не только в отношении подвластного ей духовенства, но и по поводу действий самого понтифика.

Исполненная истинного благоговения к королевской власти, она была шокирована попыткой Иннокентия IV раздуть из ссоры с Фридрихом Штауфеном Священную войну. Когда папа вознамерился лишить трона потомков Фридриха II, Бланка пригрозила конфискацией земель у всякого дворянина, который откликнется на призыв папы воевать против Конрада Гогенштауфена.

Однако в характере Бланки присутствовало нечто от религиозного фанатизма, стремление очистить веру от еретической скверны. Полагая, что зло ереси в мире распространяется как страшная болезнь и предательски уничтожает чистые души, если ее вовремя не уничтожить, Бланка и Людовик в 1233 г. ввели во Франции инквизицию. «Сам факт Крестовых походов поселял в неразвитых умах идею необходимости меча в делах веры». Правители знали, что инквизиция предполагает подтвержденные законом пытки затаившихся еретиков. Им были известны такие, например, инструкции представителям инквизиции, специалистам допроса: «Палец следует зажать в устройстве, а затем повернуть рычаг. Сначала слегка, чтобы он только попробовал боль на вкус, потом необходимо делать более резкие движения. когда кость выскочит из сустава, он заговорит, если только он не сам дьявол. А если будет молчать, можете не сомневаться, что он находится в сговоре с темными силами». Жестокость подобных инструкций не останавливала короля и его наставницу, ибо религиозная свобода, то есть право иметь те или иные религиозные убеждения, рассматривалась ими как источник заговоров, тайных обществ и политических сект.