Глава двадцать четвертая

Почти сразу после переправы через Лабу отряду князя Годослава встретился примерно равный по силам отряд франков, расположившийся лагерем рядом с деревней. Уже само присутствие здесь франков навевало определенные мысли. Это была земля вагров. И если франки здесь чувствуют себя так уверенно, почти, как хозяева, если жгли костры, и готовили себе поздний ужин, это могло значить только то, что король Карл находится уже под стенами Старгорода или, по крайней мере, выступил туда с немалыми силами. С такими немалыми силами, что оставляет на своем пути отряды численностью более сотни воинов. Количество франков Годослав легко посчитал по количеству походных костров.

Переправившиеся славяне не из темноты появились, и не неожиданно, потому что даже по реке плыли с зажженными факелами, ни от кого не скрываясь, и не могли не потревожить отряд франков. И те быстро выстроились в боевой порядок, который освещали горящие за их спинами костры. Правда, среди франков было не больше десятка рыцарей, а все остальные были простые солдаты пехоты, тем не менее, и пехота франков драться умела. Но Годослав драться ни с кем не собирался. Остановив свой отряд жестом, князь в одиночества поехал к возглавлявшим строй франков рыцарям. Возможно, это было неосторожно со стороны князя бодричей. Только один волхв Ставр, отстав на два лошадиных корпуса, двинулся следом, держа свой длинный и тяжелый посох поперек седла, но всегда готовый перехватить его, как копье, что он выполнял многократно, и посох этот был не менее опасен, чем рыцарское копье. А стрелец Барабаш вытащил из седельного тула сразу четыре стрелы, и заложил их между пальцами левой руки, одновременно приготовив лук. Лют вложил тяжелый камень в кожаный расширитель своей пращи, и держал правую руку чуть-чуть за спиной. Далимил поигрывал своим бичом, хотя с берега достать им ни одного франка, конечно, не мог, но конь плеточника нетерпеливо перебирал копытами, готовый сорваться в быстрый бег, и сократить дистанцию. А знающие Далимила люди говорили, что он ударом плетки рыцаря из седла выбивает. И княжеские стражники нервно перебирали своими бердышами, и держали поводья коней в натяжении, готовые пустить коней вскачь на выручку своему князю, если такое понадобится. Напряжение с отряде бодричей, конечно, присутствовало. Но решимости испытанным воинам было не занимать. Один тысяцкий князь Куденя не взялся за оружие, но кусал свои усы, понимая, что ему уже едва ли легко будет пробиться в Старгород к своему князю.

Годослав остановил своего статного белого коня прямо перед строем рыцарей, которые держали копья поднятыми. Значит, атаковать его не собирались, и ждали, что скажет им этот высокий и внешне очень сильный всадник. Свет от костров шел со спины рыцарей, и высвечивал только их силуэты, тогда как Годославу он освещал лицо. И кто-то из рыцарей, видимо, узнал князя. По крайней мере, сразу прозвучало его имя. Но князя не звали. Это было простое сообщение для других рыцарей. И одного произнесения имени было достаточно, чтобы рыцари разрушили свой собственный строй, кто-то дал команду пехотинцам, и их строй тут же рассыпался. Но, тогда как солдаты поспешили к своим кострам, рыцари окружили князя Годослава, поочередно представляясь. Один из них, человек с очень грубым, словно из гранита вырубленным лицом, с шершавой бугристой кожей, первым и узнал князя бодричей. Себя этот рыцарь назвал бароном Гензером, и сразу вспомнил турнир в Хаммабурге три с половиной года назад, когда король Карл наградил победителя, подарив ему белоснежного коня, который и в эту ночь был под Годославом.

Барон выехал из круга других рыцарей для разговора с князем, и можно было предположить, что он командует этим отрядом. По крайней мере, вел он себя именно так. Но держался с Годославом без обычного для франкских рыцарей высокомерия, и даже, наоборот, подчеркивая свое уважительное отношение. Годославу даже показалось, что барон пожелал было протянуть ему руку для рукопожатия, но не рискнул из-за разницы общественного положения.

– Я дрался против вас в меле, князь, – сказал барон Гензер. – Из рыцарей противостоящей нам стороны вы тогда остались только вдвоем с герцогом Трафальбрассом, против нас, не помню точно, то ли пятерых, то ли шестерых, то ли даже семерых. Вы с герцогом разделились – между вами стояла толпа дерущихся пехотинцев. И каждый из вас дрался за себя. Мы пытались этим воспользоваться, и атаковали вас…

– Да, я помню, – улыбнулся Годослав. – Не знаю, сколько человек атаковало Сигурда, я просто не успевал посмотреть, но меня атаковало четверо.

– Да, может быть, и четверо. И я был в их числе. И потом в боях пытался испытывать вашу, князь, тактику – стремился драться, подняв коня на дыбы. Но мой конь плохо меня слушался. А вы тогда действовали так успешно, что мы просто не успевали за вами. Мне тогда достался удар вашего длинного меча, прорубившего и мой щит, и мой шлем. Я потом долго залечивал свою рану. Но я был счастлив, что получил этот удар от победителя всего турнира.

Князю Годославу было слегка странно слышать такие речи. Три с половиной года назад он чуть было не убил этого барона, а в результате получил не врага, а только восхищение бывшего противника. Наверное, этот барон с грубым неотесанным лицом, в действительности, был благородным человеком, и умел ценить отвагу и воинское искусство выше, чем многие его соотечественники. Чтобы не тратить время на разговоры, Годослав, памятуя недавнее желание барона, сам снял кольчужную рукавицу, и протянул Гензеру руку, которую тот с удовольствием пожал.

– Вы вгоняете меня в краску, барон. Я не вполне уверен, что заслуживаю такого восхищения. Но я благодарен вам за высокую оценку моих боевых качеств. А сейчас я хотел бы спросить у вас, где я могу найти короля Карла Каролинга. Я отправился в эту поездку специально, чтобы встретиться с ним. И везу Карлу подарок, который не оставит его равнодушным. Но мой подарок приходится перевозить в клетках. И внешний вид подарка в таких условиях содержания портится. Помнится, король всегда был страстным охотником…

– Да, наш король любит охоту, – сказал один из рыцарей. – А что за подарок вы везете ему, князь, если только это не секрет?

– Мне привезли викинги с Руяна трех ирландских волкодавов. Это самые крупные собаки, которых я знаю. Они одинаково хороши в охоте хоть на волка, хоть на лису, хоть на кабана, хоть на оленя. Я слышал, в Древнем Риме они дрались в цирках со львами и с гладиаторами. Сам я больше охочусь с пардусами. Это такая громадная дикая кошка, обитающая на воле только далеко на полуденной стороне, в жарких странах. И волкодавы могут не ужиться с моими привычными охотниками. Собаки и кошки не всегда живут дружно, тем более, если они почти одинакового роста. Потому я решил подарить волкодавов королю. Помнится, у него были и свои волкодавы, только не ирландские, не такие громадные.

– Да, – сказал барон Гензер, – наш король любит волкодавов. И будет очень рад вашему подарку, князь. Хотя я, как командир охранного отряда, хотел бы попросить вас остаться в нашем лагере хотя бы до утра. Во-первых, в настоящий момент король во главе передовых полков занят штурмом Старгорода, если, конечно, еще не взял город. Во-вторых, вагры, потерпев поражение, а они его обязательно потерпят, будут отступать, и вам лучше не оказываться на их дороге. Они могут атаковать ваш отряд в темноте, не зная даже, на кого они поднимают руку. Дорога стала просто опасной. И, если с вами что-то случится по пути к королю, виноват в этом буду только я. Не заставляйте, князь, меня всю оставшуюся жизнь испытывать чувство вины.

– Со мной отряд, по численности равный вашему. И он сможет меня защитить, – вежливо отказался Годослав. – К тому же вагры – славяне. И они не будут нападать на славян. Я же очень тороплюсь доставить королю свой подарок. Собаки не могут долго сидеть в клетке. Клетка сделана из тальника. Если собакам надоест, они просто перегрызут или проломят стенки, и вырвутся на свободу. Где их потом искать? И потому, барон, с вашего разрешения, я продолжу путь. Значит, мне следует ехать в сторону Старгорода?

– Если вы, князь, так настаиваете, я не могу вам помешать. Не силой же вас удерживать. Завтра я сам, скорее всего, буду в королевской ставе. Надеюсь увидеть вас там в добром здравии. Ехать вам, конечно, лучше сразу на Старгород…

Желание Годослава как можно быстрее добраться до королевской ставки было вызвано никак не заботой о внешнем виде ирландских волкодавов. Охотничьи собаки всегда неприхотливы, и легко приспосабливаются к любым обстоятельствам и условиям содержания. А торопился Годослав потому, что был обеспокоен судьбой князя Бравлина. Если Карл Каролинг уже приступил к штурму Старгорода, то вся затея с воссоединением двух соседних княжеств в одно пропадает даром, и уже не имеет значения. Карл, конечно, не пустит Годослава в осажденный город. Не пустит даже для проведения переговоров от имени королевства франков. Более того, Годославу вдруг пришла в голову мысль, что король франков вообще был бы против договора о воссоединении бодричей и вагров. Такое воссоединение, с одной стороны, вроде бы сразу и без войны делает княжество вагров вассалом Каролингов. Но, с другой стороны, сила объединенного княжества уже представляла бы угрозу даже для самого королевства Карла. И король может не пожелать усиления ни Годослава, ни Бравлина. И со своей точки зрения он будет, конечно, прав.

Тем не менее, князю Годославу хотелось бы прибыть в ставку короля как можно быстрее. Если Карл пробьет или стены, или городские ворота, вагры не смогут удержать город – слишком велика разница в наличных силах. И что тогда будет с князем Бравлином? Годославу хотелось быть хоть какой-то защитой князя вагров, потому что кроме него никто не сможет защитить побежденного. И это заставляло торопиться. Участь побежденных государей известна. Тот же князь-воевода Дражко рассказал, что побежденного баварского герцога Тассилона Третьего насильно постригли в монахи вместе с женой и двумя взрослыми сыновьями, и заточили в монастырь до конца его дней.

Вернувшись к своему отряду, Годослав жестом показал направление, по которому им следует двигаться. Сразу отреагировал на это князь Куденя, и без того уже нервничающий.

– Карл пошел на Старгород?

– Да, франки уже под городскими стенами. Боюсь, что нам туда уже не прорваться. И франки не пустят, и вагры не откроют ворота.

– Тогда зачем вы едете? – спросил Куденя. – Я, в любом случае, должен быть со своим князем. В каком бы он положении ни оказался. А ты, князь, неужели жаждешь верноподданно поздравить Карла с победой над Старгородом?

Годослав посмотрел на тысяцкого строго, хотя в темноте тот и не мог, наверное, рассмотреть взгляд князя. Дорожные факелы горели, но держала их стража позади Годослава и Кудени, и свет на их лица не падал.

– А я в такой момент предпочитаю быть рядом с королем Карлом. Если он захватит Бравлина в плен, только я один смогу вступиться за него, и облегчить князю судьбу. Возможно, даже удастся освободить его. И потому считаю, что нам всем следует торопиться.

Но поторопиться им не дали. Через час достаточно быстрой езды по подмороженной дороге, когда у воза, везущего клетки с ирландскими волкодавами, уже готовы были отвалиться от скорости колеса, под светом яркой луны из-за поворота, позванивая доспехами и оружием, показался большой и сильный численностью отряд. Подозревая, что это франки, и памятуя недавнюю встречу у переправы, бодричи не сильно обеспокоились, хотя княжеские стражники тут же выступили вперед, и выставили свои бердыши, готовые в случае необходимости к любому развитию событий. А сам Годослав снова выехал вперед, и остановился, ожидая приближения встречного отряда. Но его тут же догнал князь Куденя, и остановил коня рядом. Годослав стук копыт за спиной услышал, и повернулся к тысяцкому.

– Куда ты? Не терпится новости узнать?

– Это, княже, вагры бегут. У них с собой большой обоз.

– Ты так хорошо видишь в темноте? Может быть, даже лица знакомые разглядел?

– Я слышу скрип телег. Вои такой обоз с собой не возят. Вои-вагры имеют только переметную суму поперек лошадиного крупа, и там все необходимое помещается. У франков обозы большие. Король снабжает свое войско централизованно и организованно. И здесь, в этой стороне, вообще нечего делать обозу франков. Здесь не стоит больших полков. Я думаю, это бегут от войны вагры. Карл, наверное, уже ворвался в Старгород.

Годослав согласно кивнул. Он сам уже услышал скрип колес.

– Князь Куденя прав, – совершенно неслышимый, словно его конь, как Слейпнир, по облакам скакал, подъехал с другой стороны волхв Ставр. – Хотя я сомневаюсь, что этот отряд идет от Старгорода. По пути к Старгороду у нас еще два небольших городка.

– Они не совсем по пути. Если ты, волхв, говоришь про Закланье и Странново, то они слегка в стороне, и их жителям проще бежать в сторону Дании. Расстояние одинаковое. Но там, по крайней мере, они сразу по пересечении границы могут почувствовать себя в безопасности. Карл не решится границу перейти. Он еще не подготовился к войне с Готфридом. А здесь, даже после переправы через Лабу, франки смогут преследовать вагров, потому что ваше княжество – королевский вассал. И даже сами бодричи, если получат приказ Карла, обязаны будут преследовать нас.

– Обязаны, но не будут, – упрямо и мрачно сказал князь Годослав, по-прежнему глядя вперед, на дорогу. – Это я тебе, Куденя, твердо могу обещать. Я не допущу такого. И своим воям дам категорический запрет. Думаю, Карл меня поймет, и не осудит. Он – думающий государь.

– Но они-то этого не знают, – возразил тысяцкий. – Они будут думать в первую очередь о своей безопасности. И потому пойдут туда, где безопаснее.

– Что спорить, – сказал волхв. – Поехали вперед, и сейчас узнаем.

Ставр первым тронул коня пятками. Но при этом и повод оставил слегка натянутым, чтобы, в соответствии со своим статусом, не ехать впереди Годослава. Но князь раздумывал не долго, и сам тут же пустил своего белого скакуна вперед.

Если воины на дороге на фоне леса и не сразу увидели трех всадников, едущих навстречу, и, тем более, не сразу увидели достаточно сильный отряд сопровождения, то еже через полста локтей заметно стало, как от общей колонны отделился десяток воев, и подогнал коней. Уже звон доспехов, больше похожий на шелестение, что свойственно кольчугам, а не гулкие удары металлических частей лат одна о другую, говорил, что это славянские всадники, то есть, вагры, и тысяцкий князь Куденя был прав, определяя своих соотечественников.

Десяток всадников перегородил дорогу. Один из них, видимо, десятник, выехал вперед, и остановился в пяти – шести шагах от Годослава.

– Кто едет нам навстречу? – спросил вой грозным басом.

– А кто ты такой, чтобы останавливать меня? – в свою очередь, спросил Годослав.

Славянин, конечно, узнал славянина по голосу и по произношению. Тем не менее, вой повторил вопрос, хотя и с добавлением.

– Кто едет нам навстречу? Время сейчас военное, и мы обязаны знать, раскрывать нам объятия для друга, или опускать копье на врага. Извини, если тебя обидел мой вопрос. Кто ты, я спрашиваю.

– Я князь бодричей Годослав со свитой. Еду к князю Вагров Бравлину Второму с дружеским визитом. А ты кто такой?

– Такой голос во всем нашем войске всего лишь один, – сказал, выезжая с Годославом на одну линию тысяцкий князь Куденя. – Это сотник Званимир. Я не ошибся, сотник?

– Я тоже, кажется, не ошибся, и слышу голос нашего тысяцкого князя Куденю, – отозвался вой, и тронул коня, чтобы проехать вперед.

– Что за отряд ты ведешь? – спросил тысяцкий, когда сотник оказался рядом. – И что за обоз под твоей охраной.

– Я веду жителей Странново, и охраняю их имущество. Князь Бравлин приказал выводить людей вместе с их скарбом в Рарог к князю. Годославу, который сможет на время приютить наших людей. И я никак не ожидал встретить здесь самого князя Годослава. Однако, худа в такой встрече я не вижу. Если княже даст разрешение здесь, то его люди и в городе нас примут.

– Странное какое-то решение принял княже Бравлин, – тихо сказал Куденя Годославу. – Я его не понимаю.

– А где сейчас сам Бравлин находится? – спросил Годослав.

– Вчера вечером, княже, Бравлин был еще у себя на Замковой горе, и беседовал со мной, как и с другими сотниками и воеводами, кто был в городе. Карл Каролинг к тому времени уже почти подступил к главным городским воротам, и под прикрытием своей пехоты выводил на позицию для стрельбы большие стенобитные машины. У Бравлина было слишком мало конницы, чтобы попытаться эти машины отбить, и только одни стрельцы со стен мешали франкам начать атаку. Но мой князь хорошо понимал, что город ему удержать не удастся. На стенах было слишком мало защитников. И тогда он собрал совет. Пригласил всех сотников и воевод, и старшин ремесленных и торговых рядов, чтобы посоветоваться.

– Я вижу, Бравлин нас с тобой, княже, дожидаться не стал, и придумал что-то другое, – снова тихо, только для Годослава, сказал тысяцкий.

Сотник Званимир продолжил:

– Наш князь сказал, что не желает обманывать своих людей, и понапрасну губить город и его защитников. Сам он желает обратиться к княжичу словен Гостомыслу, который лечится в земле вагров, с просьбой принять самого Бравлина и его народ в своих обширных землях. При этом Бравлин пожелал дать своим людям волю в выборе. Кто хочет, тот может остаться под властью франков, кто не хочет, пусть уходит, пока Карл не перекрыл все городские ворота. При этом Бравлин приказал нам, нескольким сотникам, разнести эту весть по городам и селениям вагров, и выводить людей в Рарог, в надежде, что ты, княже Годослав, не откажешь ваграм в коротком гостеприимстве. А Бравлин намеревался тем временем отправиться к Гостомыслу, чтобы обсудить с ним переселение целого племени.

– А что скажет на это Карл? – скорее у себя, чем у сотника спросил Годослав.

– Бравлин хотел написать Карлу свои предложения. Вся эта война предпринята королем франков для того, чтобы перед походом на аваров не оставлять у себя за спиной противника. Но вагры сами никогда не нападали на франков. И видеть в нас противника – это, как я понимаю, только частица франкской жадности. Ну, да, не мне осуждать короля. Короче говоря, Бравлин желает объяснить Карлу, что, победив вагров, он не сможет весь народ уничтожить, и оставит у себя за спиной только мятежную на многие десятилетия провинцию. То есть, получит прямо противоположный результат. А если Бравлин уведет свой народ в другие земли, земля вагров останется франкам, и они могут заселить ее кем угодно. Но это уже будет спокойная провинция. Мы все, участвующие в том совете, поддержали в этом вопросе князя. Надеемся, что и Карл Каролинг поддержит. Главное, чтобы согласился княжич Гостомысл…

– Главное, чтобы Гостомысл был здоров, – заметил Годослав. – Тогда он согласится. Думаю, и его отец князь Буривой сына поддержит. Я не представляю себе такого князя, который откажется принять под свою команду не только новые и значительные людские ресурсы, но и целые полки. У Буривоя, слышал я, в последний год военные дела обстояли не слишком хорошо, и ему нужно пополнение. А что слышно, сотник, про здоровье Гостомысла?

– Гостомысла увезли в избушку жалтонеса Рунальда. Если бы он умер, об этом уже стало бы известно. Если ничего не известно, то Рунальд ставит его на ноги. Он это всегда делает быстро. Тем более, я слышал, княжич был ранен отравленной стрелой. А это как раз то самое, чем жалтонес занимается.

– Значит, сейчас наш князь… – начал тысяцкий.

– Я думаю, что, скорее всего, он уже уехал, и сейчас находится в дороге к избушке жалтонеса Рунальда. Хотя я не уверен. Если вы поедете туда, можете и не застать его. Говоря честно, меня сильно беспокоит то, что Бравлин желал сначала отправить из города целые кварталы ремесленников и торговых людей. Он раздавал людям даже лошадей из своей конюшни, чтобы они могли покинуть город. А ведь у ремесленников еще и своего инструмента много. Надо все вывозить. В итоге князь рискует надолго застрять в Старгороде, а кто-то доложит Карлу, что через запасные ворота выходят люди, и франки постараются перекрыть все пути выхода. Тогда Бравлину придется прорываться с боем. Или сразу вступать в переговоры…

– Я только хотел об этом спросить, – сказал Годослав. – А почему нельзя было начать переговоры до начала боевых действий?

– Этот же вопрос князю задавали на совете. Он тогда же ответил, что вместе с королем приехал его ученый аббат Алкуин, собиратель ремесленников с разных концов Европы, чтобы они работали на франков. И король сможет разрешить ремесленникам уйти не во франкские земли, а туда, куда их Бравлин поведет, только после того, как сам князь уже уйдет. Так король «сохранит свое лицо». Если начинать переговоры до штурма, то Карл будет вести себя уже, как победитель, и станет диктовать свою волю. А воля его в таких случаях известна – он потребует контрибуцию, чтобы возместить свои расходы на военных поход. Значит, оберет все население Старгорода до последней нитки. А если короля своими мирными инициативами поставить перед уже свершившимся фактом, он должен согласиться, потому что человек он разумный, а разумный человек всегда понимает свою выгоду.

– Да, мирные тылы – это большая выгода, – согласился Годослав. – Но давайте где-нибудь остановимся… Есть ли у кого-то в обозе письменные принадлежности?

– Конечно, найдутся, – пообещал сотник Званимир.

– Я напишу письмо боярскому совету. Распоряжусь, чтобы ваших соотечественников принимали, и помогали им по мере возможности. Расходы я оплачу из княжеской казны. Когда нашим боярам не приходится развязывать свои денежные мешки, они всегда бывают гостеприимными.

– А я, княже, попрощаюсь с тобой, – неожиданно для Годослава заявил тысяцкий Куденя.

– Ты не хочешь со мной ехать дальше?

– Так будет лучше. Я все время думаю о том, что мог услышать тот убийца под твоей дверью. Если он что-то слышал, беда не так велика. Ты можешь сказать королю, что получил такое предложение. И сказать, что именно я привез его. Но ты отказался, и дал Бравлину другой совет, которым мой князь и воспользовался. А я поеду искать Бравлина. Я могу еще ему понадобиться…