Глава двадцать вторая

Князь Здравень, к удивлению воеводы Славера, не спал. И даже пожелал принять визитеров сразу, словно заранее знал о визите, и приготовился к нему. Впрочем, удивление воеводы прошло, когда они с посадником Ворошилой вошли в приемную горницу Здравеня. Здесь же уже находились воевода Русы Блажен, нерешительный, никак не прославленный победами в сечах, но ревнивый к своим делам, к своей несуществующей славе, и беспочвенно мечтающий о славе большой, всенародной, и еще несколько знатных купцов, членов посадского совета. О чем шел разговор до приезда Славера с посадником, догадаться было не трудно.

– Ну что, Славер, расскажи нам, что произошло… – Здравень напустил на себя суровый вид, но от этого не потерял вид старого брюзги.

– Долг платежом красен, – ответил воевода коротко.

– Это ты о чем? Кто и что тебе должен? – зло поинтересовался воевода Блажен.

– Словене должны.

– И много задолжали? – спросил Здравень с издевкой.

– Княжич Вадимир, доселе никак не отмеченный воинской доблестью, в отсутствие Гостомысла, уехавшего с посольством к князю бодричей Годославу, приехал к отцу, и заменил старшего брата. Сам Буривой, как вам всем известно, по причине ранения, вести полки в сечу не в состоянии. И их повел сын. Вадимир захватил и сжег крепостицу Воробьиный чих, а потом разбил в поле полк князя Астараты. Астарата с небольшим остатком полка едва сумел удержать ворота крепости Заломовая, но все-таки боги были к нему милостивы, и он удержал. Тем не менее, победа Вадимира нарушила соотношение сил в Бьярмии. Мы в ответ захватили сам Славен. Это своего рода равновесие, которого необходимо придерживаться. Может быть, даже больше, чем равновесие, потому что такая победа позволяет нам диктовать свои условия побежденным. И установить свой порядок на многие годы вперед.

– Чтобы Буривою с Вадимиром некуда было вернуться. Спалить столицу… Только и всего-то… – с издевкой сказал воевода Блажен. – А интересы Русы при этом потеряны в пользу интересов князя Войномира…

Славен даже не посмотрел в его сторону. И это было заметно. Блажен очень хотел, чтобы с ним считались, чтобы к его словам прислушивались. Но Славер разговаривал с князем Здравенем, и к нему обращался, стараясь заглянуть в маленькие поросячьи глазки престарелого правителя Русы. А Здравень сначала молча ждал продолжения. Но потом не выдержал, и все же спросил то, что его больше всего волновало:

– А когда Буривой с сыном и с полками вернутся, будет новая война? И нам придется уже Русу защищать, потому что Буривой, как мы все знаем, обид не прощает.

– Вадимир с Буривоем уже не вернутся, – сказал Славер новость, которая еще не дошла до княжеского подворья. – Не вернутся никогда.

– Это с чего ты взял? – спросил сам Здравень, в то время, когда Блажен и купцы оживленно зашевелились, понимая, что произошло нечто важное, но они этого важного еще не знают, хотя знать хотят обязательно.

– Вадимир был убит в сече с полком Астараты, а Буривой умер, когда ему сообщили о смерти младшего сына.

– Важная новость… – у князя Здравеня глаза открылись шире, и он уже даже сонным не выглядел – так заинтересовало его сообщение, в котором он видел возможность воплощения своих далеких, и, как казалось раньше даже самому Славеру после разговора с посадником Ворошилой по дороге к Тулебльскому капищу, несбыточных планов. – Но остался еще Гостомысл, который вскоре должен вернуться.

Это и была та самая главная помеха, которая делала планы даже в глазах самого князя Русы несбыточными.

– С Гостомыслом все еще проще. Я еще вчера вечером получил бересту от своего воспитанника князя Войномира. Мой князь сообщил, что в схватке с ляхами и пруссами по дороге в княжество бодричей Гостомысл был ранен отравленной стрелой, и едва сумел добраться до Рарога в седле. Там уже потерял сознание, и его передали с рук на руки людям князя Бравлина Второго, у которого живет какой-то жалтонес, лечащий от ядов. Но успел жалтонес помочь княжичу или не успел, Войномир не знает. И говорит, что, если Гостомысл и вернется, то вернется не скоро. Однако, может так статься, что и он не вернется никогда.

– И это новость интересная, – князь Здравень, как всем показалось, почувствовал себя молодым и сидящим на коне, хотя уже давно забыл, наверное, с какой стороны к коню подходят, и как взбираются в седло. – Значит, вскорости ждать Гостомысла не стоит. И то хорошо. А что сам Войномир?

Это был еще один вопрос, который постоянно Здравеня волновал.

– Возвращается? – с некоторым даже испугом спросил воевода Блажен.

Славера очень хотелось испугать и князя, и, тем более, воеводу, но это было бы против его текущих интересов, и потому он вынужден был сказать правду:

– Войномир был принят князем Годославом, своим родным дядей, и обласкан, и поставлен править островом Буян. Мой воспитанник затребовал туда же меня с моим полком себе в поддержку. Конечно, если княже Здравень не будет возражать…

Последнее добавление было откровенной лестью, и все знали, как мало князь Войномир считался с властью князя Здравеня, и не мог себе позволить ждать разрешения правителя Русы. Тем не менее, Здравеню было приятно такое услышать. Тем более, что невозвращение Войномира открывало князю Русы возможность к объединению двух соседствующих княжеств под властью одного князя без всякой помехи со стороны. Под своей властью! Никто не скажет при этом Здравеню, что Войномир поставил словен в такое положение, что их оставалось только добить. И добил их опять же воевода Войномира. И, чем быстрее этот воевода уедет, тем будет лучше. Тем легче будет Здравеню приписать себе многие заслуги Войномира и Славера, объявив, что они воплощали его планы и задумки. От этой мысли о возможном сильном едином княжестве у престарелого Здравеня дряблые щеки загорелись юношеским румянцем.

– Вести ты принес добрые, – сказал князь с нескрываемой радостью. – И когда сам думаешь отбыть в Рарог?

– Я должен отбыть не в Рарог, а сразу на Буян, где меня встретит мой воспитанник. Он сам уже туда отправился, как я понял, вместе с князем-воеводой Дражко. Так, по крайней мере, мне рассказал гонец. А отбыть намереваюсь, как только ты, княже, соизволишь разрешение дать. Ты в этом городе главный хозяин, который всем распоряжается. Мне бы только припас на весь полк. Дорога дальняя и опасная.

В принципе, воевода Славер ничем не рисковал, высказывая такую постановку вопроса. Теперь, когда словене остались без князей и стали неуправляемы, Здравень больше всего опасается бьярминских варягов, и с удовольствием отправит их подальше. Да и полк воеводы Даляты, скорее всего, вернет в Бьярмию при первой же возможности. Хотя Далята ему не страшен – слишком уж простоват в житейских делах. Но Здравень рад, что Войномир не вернется, и рад будет поскорее самого Славера спровадить вместе с полком. И даже припас на дорогу, надо полагать, выделит из городских закромов. Лишь бы быстрее и подальше. Верные Войномиру люди здесь не нужны. Они для Русы и князя Здравеня даже опасны.

– А как же наш вопрос, княже? – спросил один из присутствующих купцов. – Мы свою торговлю вместе с домами и склады с товарами в Славене потеряли Почти все погорело. Огонь от квартала к кварталу шел, от дома к дому, от лавки к лавке…

– Да, – сказал князь, не слишком озабочиваясь, судя по голосу. Да и кому хочется озабочиваться чужими проблемами, когда предстоит решить свои, и такие вожделенные. – Что на это скажешь, Славер?

– Потеряли одно, найдут стократ. Так всегда бывает, – у воеводы, казалось, ответ был готов на все вопросы.

– Как? Подскажи неразумным…

– Без стен Славен не город, и своих горожан не защитит. Сами горожане стены поставить до весны не сумеют. У них и денег нет, и рук не хватит. Им еще хотя бы землянки поставить, чтобы морозы пережить. А вы ссуды давайте словенам. И не жадничайте. Чем меньше процент возьмете, тем больше ссуд дадите. И людей работных в артели собирайте. Прямо артелью и посылать будете, и вашими же деньгами вам за это платить станут. И деньги вернутся, и проценты получите. Чем не заработок?

– Там князя нет. Кто ж ссуду брать будет? – возник резонный вопрос.

– Старшим сейчас в Славене остался воевода Первонег. Он ранен, но через неделю встанет. Лежит в моем городском доме под присмотром волхва Велибуда. Пока воеводу лучше не беспокоить, а то некому будет долги отдавать. Через неделю идите к нему. Говорите, что я прислал. Слово Первонега верное. Он себя в рабство продаст, но любой долг отдаст. А возводить стены надо. Славен по дороге к нам с полуночной стороны – защитник важный. Так что решишь с припасом, княже? Можно будет мне получить на дорогу на весь полк?

– А что нужно?

– Обычное дело. Провиант, фураж для лошадей, оружие, стрелы для стрельцов…

– Прямо хоть сейчас. Ворошила распорядится, – безоговорочно согласился князь Здравень, видя, что слова Славера о Первонеге словно масло на израненные души купцов пролили, и сам думая на этом же заработать. – Хотя тоже не слишком много. Нам, похоже, своя война предстоит. Вчера гонец прискакал. Хозары захватили Муром, и обложили его непосильной данью. И грозятся летом дальше в полуночную сторону пойти. В наши, стало быть, земли. Но мы словенскую дружину со своей соединим. Кому жить негде, к нам на стены пойдет. Дадут боги, и от хозар отобьемся, не впервой…

Был действительно гонец из Мурома или не был, или он был выдуман Здравенем просто от жадности, от нежелания давать полку много припасов, Славер не знал. Но он знал, что еще в начале осени на дальних подступах к землям варягов-русов несколько раз хозары грабили караваны свейских и урманских купцов. И варяги даже были вынуждены поставить на полуденной стороне две дополнительные крепостицы с небольшим гарнизоном, который, по сути, не сами рубежи призван был охранять, а только давать сигнал дымом и костром другим крепостицам о приближении врага. Захватить Муром хозары вполне могли, в этом Славер не сомневался. Город был слабым, с невысокими полуразрушенными стенами, и с небольшим населением. Муромская рать, хотя и славилась крепкими стойкими воями, и могла отбиться от небольших разбойных банд, все же была слишком малочисленной, чтобы противостоять настоящему нашествию. И всегда Муром считался плохо защищенным. Обычно его только соседи выручали. Однако, когда идет нашествие, соседи за свои стены опасаются, и могут в помощи отказать. Но все это Славера волновало мало. Его больше интересовали сейчас дела в Арконе, столице острова Буян. И туда следовало добираться как можно быстрее.

Все вопросы с князем Здравенем были решены. И даже не потребовалось идти на заседание посадского совета, где могли бы прозвучать разные мнения. Больше всех от сожжения Славена пострадали мелкие купцы, что держали лавки в словенской столице. Они же, в силу недостатка средств, и не в состоянии давать ссуды словенам. Сами не всегда могут концы с концами свести. Но удовлетворить всех было просто невозможно. Пришлось удовлетворять только тех, кто в городе правит, и кто выносит решения…

Вариантов преодоления пути было два, причем настолько разных, что требовалось серьезное обоснование для конкретного выбора. Первый – отправляться боевым строем через земли соседских славянских племен напрямую к княжеству бодричей, и второй – выходить к незамерзшему морю, там нанимать суда, и плыть на Буян на этих судах. В летнее время морской путь был бы короче по затраченному времени, и суда найти можно было бы в самой Русе и на соседних реках. Да и длинные лодки-драккары полуночных соседей, свеев и урман часто проходили мимо до волоков и от волоков обратно. Можно было бы и их нанять, хотя плыть на славянской лодье варягам всегда было удобнее, чем на драккарах, там легче было пристроить лошадей, а полк Славера был полностью конным. Но зимой реки скованы льдом, и судов поблизости нет. Те, что остались зимовать в Русе, вытащены на берег, чтобы лед не раздавил корпус, и ждут весны, дабы опять уйти в плавание. Суда на плаву можно искать только у незамерзающего моря. И попадутся они или нет – еще было неизвестно. Да и лодок для всего полка Славера требовалось никак не меньше шести – семи, в зависимости от размеров самих лодок и количества гребцов на них. Найдется ли сразу столько – никто не скажет. А отправлять полк частями Славер не желал. Правда, у самого незамерзающего моря стоит недавно построенная крепость Выборг. Буривой поставил эту крепость для своего любимого внука Выбора, старшего сына Гостомысла. Там обычно зимовало несколько судов. Но там, опять же, были словене, и неизвестно было, как они встретят варягов, даже, если еще ничего и не знают о смерти Буривоя и Вадимира, не знают о сожжении своей столицы. У варягов со словенами отношения всегда были дружественными только тогда, когда они воевали против общего врага. Во все другие времена хотелось бы иметь отношения лучшие, но не было человека, который смог бы подчинить себе оба племени.

И потому Славер выбрал первый способ передвижения – посуху. Пусть этот путь и более длительный, пусть и более опасный – второй путь при каких-то определенных обстоятельствах может оказаться и еще более длительным, и еще более опасным. Идти в неизвестность не хотелось. Однако, даже сухопутный путь был малоизвестным и опасным. Даже Гостомыслу пришлось принимать бой, и получить в этом бою ранение. Хотя, в принципе, такому сильному варяжскому полку бояться было некого. Быстро собрать равную силу будет сложно. А пока соберут, варяги уйдут уже далеко. Славер намеревался привести князю Войномиру восемь полновесных сотен дружины и восемь десятков стрельцов, распределенных по сотням. Кто в дороге пожелает помериться с ними силами!

Славер поднял свой полк почти сразу после визита к князю Здравеню, и отправил воев получать припас на городские лабазы. Приказной человек от посадника Ворошилы отправился туда раньше. И перед выступлением, зная, что при захвате ворот Славена погиб один из его сотников, воевода назначил сотником воя Волынца. Конечно, Волынец был еще молод, тем не менее, показал уже ум зрелого мужа и характер умного командира. Вообще-то назначать Славер имел право только десятников. А сотник, это уже большая должность, и сотников в боевых полках обычно назначает сам князь Войномир. При этом подбирает людей, которых хорошо знает, на которых может положиться. Но Славер взял на себя такую смелость, и проявил инициативу, рассчитывая, что князь, когда воевода расскажет ему о Волынце, поддержит эту кандидатуру. Молодость – это не порок, когда молодой вой умеет ею распорядиться. Тем более, что сама молодость – понятие временное, и проходит быстро.

По времени года темнело рано, но полк Славера выступил из Русы еще засветло, даже до наступления предвечернего сумрака. И естественная вечерняя темнота, постепенно накрывая дорогу, застала воев в пути уже далеко от Русы, но когда ни вои, ни кони их еще не успели устать. И потому полк тем же бодрым маршем продолжал путь до полуночи. И только после полуночи, посмотрев на звездное небо, обещающее приход мороза, Славер объявил привал. Ночевали в бору на достаточно высокой горке рядом с дорогой. Сначала прожгли костры на снегу, потом сгребли уже не горящие, но еще теплые угли, и набросали на них еловые и сосновые ветви. И на этих ветвях ложились спать, постелив понизу лишь запасную лошадиную попону, и этой же попоной укрывшись. Основными попонами накрыли лошадей, чтобы не мерзли. Но боевые лошади давно уже были привычны к таким походам, и за них вои не опасались. Часовых вставляла каждая сотня отдельно со своей стороны. Хотя дорога и шла через спокойные словенские земли, хотя любой неприятель всегда предпочитает летние походы зимним, Славер приказал осторожность все же соблюдать. Как оказалось, сделал он это не напрасно.

Луна начала уже скатываться за дальний лес, и даже скрылась наполовину. До общего подъема оставалось уже не много времени, когда Славера разбудил новоиспеченный сотник Волынец. Разбудил одним касанием пальцев, хотя Славер сквозь сон слышал скрип снега под приближающимися шагами, и готов уже был на эти шаги отреагировать.

– Что? – строго спросил Славер, как настоящий вой, сразу просыпаясь с ясной головой.

– По дороге в нашу сторону обоз гонит. Во всю прыть. Лошадей не жалеют. Охрана приотстала, прикрывает своих. Стреляют куда-то за спину из луков.

– От кого гонят? В кого стреляют?

Волынец головой мотнул, как другой бы плечами пожал.

– Не видно в темноте. Я приказал обоз остановить. Сейчас доложат. Скачет кто-то…

Славер уже сам слышал топот копыт, направленных в их сторону. Подскакал вой сотни Волынца. Полностью в броне, значит, из часовых, не наспех собранный по тревожной команде. Вой выпрыгнул из седла, как вылетел, но удачно и твердо сразу встал на ноги. Так продемонстрировал перед воеводой свою ловкость наездника. И тут же начал докладывать:

– Поговорили с обозниками. Обоз словенский. В поездке уже третий месяц. Возили нашу соль кривичам. Все распродали. С деньгами, стало быть, едут. Охраняют обоз наши варяги. Неподалеку прямо на дороге нарвались на банду хозар, еле пробились, потеряв половину состава охраны. Хозары преследуют. Но почему-то не сразу в погоню пошли. Дали оторваться. Потом все же двинулись. Лошади у них свежие. Догоняют.

– Сколько хозар? – спросил Славер.

– Сначала была сотня. Десятка полтора из них, как говорят, охрана перебила.

– Охраны сколько?

– Два десятка осталось.

– Волынец! Свою сотню в засаду выставляй. Охрану обоза под свою команду возьми. Я вторую сотню вышлю в обход, чтоб сзади ударили.

Волынец вскочил на своего Ветра, стоящего неподалеку с висячим поводом. Лучший конь полка был ко всему прочему и лучше других коней обучен, и с отпущенным поводом с места не трогался и не убегал. Разведчик вскочил на своего коня, и вместе они рванули к своей сотне поперек склона горки, на которой лагерь расположился. Славер хотел проверить Волынца в деле, и потому поручил именно ему устроить засаду. Но сам пожелал посмотреть, как новый сотник будет распоряжаться своими воями.

Когда воевода, не слишком торопясь, но и время попусту не теряя, спустился с горки на склон, откуда хорошо видно было дорогу, проложенную в снегу по берегу быстрой и бурливой речки, лед которой изобиловал полыньями, из-за чего нельзя было прокладывать дорогу по льду, как делают в других местах, увидел, что поперек дороги лежат сани, а в сугробе лежит на боку лошадь со связанными, видимо, ногами. Лошадь билась, силясь встать, но путы не позволяли ей этого. Издали в ночной темноте, даже если учесть, что снег любую, даже самую темную ночь слегка освещает, легко подумать, что лошадь пала, и сани перевернулись. Другие сани словно бы пытались дорогу по сугробам преодолеть, но снежную целину не осилили, и завязли там. Сани и кони были расставлены так ловко, что любая лобовая конная атака разбилась бы о сани, и разделилась на несколько ручьев, а ручьи уходили бы в самые глубокие сугробы, в которых всякая лошадь завязнет. За санями засел десяток стрельцов сотни Волынца, и варяги, охраняющие обоз, тоже вооруженные луками. А сама сотня расположилась сбоку, в бору, чуть ниже воеводы, готовая атаковать сверху. Другая сотня, посланная Славером, уже должна была зайти со стороны, готовая выбраться на дорогу, и атаковать хозар с тыла.

Славер отыскал глазами Волынца, и сразу отметил, что новоиспеченный сотник расставил своих воев так, что им пришлось бы атаковать не по прямой линии, спускаясь с крутого склона, где лошади могли бы ноги переломать и упасть, но наискосок, чтобы склон был менее крутым. Это снижало скорость атаки не намного, но берегло и лошадей и людей, что тоже говорило в пользу удачного выбора, который сделал Славер, назначив сотником воя, который даже десятником никогда раньше не был. Но разумность приказов нового сотника была, наверное, и воям понятна, и десятникам, и потому Волынца слушались, как слушались бы самого Славера.

Хозары появились вскоре. И, хотя двигались они плотной толпой, которую с трудом можно было бы назвать воинским строем, но развернуться в строй на узкой дороге было и невозможно, как и подсчитать точное их количество было сложно, Хотя опытный Славер без труда определил, что нападавших чуть больше пяти десятков. Обозники, люди не военные, легко преувеличили силы противника. Здесь, если считать честно, должно было бы хватить сил одной сотни Волынца. Что почти сразу и подтвердилось. Хозары начали нести потери еще до того, как сошлись с варягами в сече. Стрельцы и воины варяжской стражи били стрелами первые ряды, всадники падали, падали и лошади, а следующие ряды спотыкались об упавших, и это сильно замедлило движение атакующих по узкой дороге, и вообще скомкало нападение, сделало его неровным. Та же узость дороги, где с трудом могли разъехаться два встречных воза, не позволяла и стрельцам промахиваться. Куда не пошлешь стрелу, она непременно попадет в цель. В итоге до застрявшего обоза и перевернутых саней доскакало только три с небольшим десятка хозар, которые сразу растеклись ручейками по глубокому снегу. И тут сбоку по ним ударили вои сотни Волынца, сразу смяв и почти полностью уничтожив. Бой был завершен. Но какой-то шум с дороги впереди все же шел. Славеру, наблюдавшему за скоротечной схваткой сверху, этот шум отчетливо было слышно, тогда как внизу, возле обоза, где раздавались радостные голоса победителей и купцов, избежавших ограбления, пленения и обычного в таких ситуациях угона в рабство, где хрипели раненые кони, наверное, ничего услышать не могли. Воевода стал всматриваться в дорогу, и увидел, что его вторая сотня, посланная в тыл хозарам, с гиканьем гонит впереди себя несколько возков, непохожих на обычные словенские сани или сани русов. И рядом с возками скачет еще три десятка хозарских воев. Это было что-то непонятное, и воеводе предстояло разобраться. Славер тронул пятками своего коня, и стал неторопливо спускаться…