Книга: Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый
Назад: Глава двадцать вторая
Дальше: Глава двадцать четвёртая

Глава двадцать третья

Только ближе к вечеру, когда сумрак только-только стал сгущаться среди узких улиц, ещё не давая намёка на вечер в небе, но прохожие уже спешили к своим домам, поближе к горячим печкам, чтобы согреться, прискакал, наконец, Волынец, подгоняя своего Ветра звучным похлопыванием по шее. Воевода Славер как раз во дворе оказался, и на лошадиный топот, мучимый беспокойством и ждущий вестей, в распахнутые ворота выглянул. Не Волынца, к гриве пригнувшегося, а Ветра по лёгкой поступи издали узнал. Но сразу обратил внимание и на лохматую лошадку, которая от Ветра не отставала, и норовила сбоку скакать так, что верёвка привязи провисала до бревенчатого настила улицы.
В распахнутые ворота Ветер влетел, поднимая ветер и снежную пыль. Около воеводы гонец коня осадил так резко, что Ветер на задние ноги присел, хвостом, как метлой, разудало взмахнув. И лохматая лошадёнка рядом встала, как застыла. Не так, конечно, красиво, не с задиристой рисовкой, как это умеет делать Ветер, но, может быть, и более ловко, будто до этого вполсилы скакала. Маневр абсолютно ратный, показывающий хорошо обученную боевую лошадку.
– Здоров будь, воевода. Всё! Подходят наши полки к Всячинскому болоту, – сообщил Волынец, и только после этого легко с седла спрыгнул, словно это не он всю предыдущую ночь и день вместе с ней в седле провёл.
– Что так припозднились? – раздражения и недовольства Славер и не скрывал. Да и как скроешь, если под угрозу было поставлено всё, что задумал. – И они, и ты тож…
– Они поперву не торопились, пока я не подогнал. А потом я их до поворота довёл, чтоб точно знать – не ошибутся ль дорогой…
– А кто ж их неторопливости такой выучил? – воевода спросил уже сердито.
– Княжич Вадимир, воевода Далята сказывает, намедни проездом урок им дал…
– Как так? – не понял Славер.
– Когда по словенской дороге шли, навстречу княжич им попался. Подъехал, не сомневаясь, без вражды и без опаски, объяснил, что он князя Войномира отпустил, и начал с ним переговоры о мире, а теперь отправился к отцу, чтобы сопоставить условия договорные. Воевода Далята решил, что, раз переговоры идут, спешки в его присутствии никакой, стало быть, не предвидится, и поехал вольготно, с передыхами…
– Эк его!.. Даляту любой сосунок вокруг пальца обведёт! – осерчал воевода Славер. – От крепостицы-то его никто, чай, назад в Бьярмию не повернёт?.. А то бабка какая попадётся, скажет, что старая жена Даляты рожать намедни надумала, он и вернётся… Откуда ж такие простаки на нашу голову берутся!
Но, поскольку сердитая фраза к гонцу не относилась, тот не ответил, а воевода, ответа и не дожидаясь, пошёл было к избе, но с полдороги обернулся.
– А что за лошадь ты привёл?
– Лошадёнка, сказывают, княжича Вадимира… – с гордостью сообщил Волынец. – Он ещё вчерась на ней красовался, фигуры ездовые рисовал…
– Никак, ты княжича по дороге полонил? Мимоходом… Проездом… – ехидно поинтересовался Славер.
– Коли б подвернулся, я воевода, не побрезговал бы… А так, каюсь, не повезло, только гонец княжича попался. С предупреждением о походе полков наших. Вадимир ему самую быструю лошадку из своих выделил. Из-под себя… Вот лошадёнка мне и досталась…
Волынец предпочёл умолчать, что, вопреки боевой традиции и, ещё больше, вопреки осторожности, отпустил гонца, не желая добивать раненого. Такое не к месту проявленное милосердие, как он понимал, не могло вызвать одобрения воеводы.
– Ты, понимаю так, без роздыху, как отсюда выехал?
– С седла не слез, глаз не сомкнул.
– Тогда, стало быть, и отдыхай, а мне пришли-ка вместо себя кого. Кто в гонцы годится. Быстрого, и с умом. Особенно умом обеспокойся, чтоб наказы не перепутал. Дело тонкое.
Славер, как силён был в ратном ремесле, так не силён был в письменной грамотности, в отличие от своего коллеги воеводы Даляты. Иначе он сам отписал бы всё, что тому следует сделать. А так, придётся полагаться на память и разум гонца. Но Волынец должен подобрать кого с разумом, как сам он слывет.
Долговязый и рябой Двинец, новый гонец, выбранный Волынцом себе в замену, пришёл в горницу воеводы быстро.
– Волынец вместо себя послал, – сказал в ответ на вопросительный взгляд Славера.
Славер знал этого дружинника, но знал так же, что тяжёлый жеребец Двинца хорош в сече, как и его хозяин, но мало подходит для скоростной работы. В остальном сам Двинец вполне воеводу устроил бы. В разумности ему отказать было трудно.
– Твой жеребец на ногу не шибко скор.
– Волынец ту лохматую лошадку даёт, что с собой привёл. Она на заводе бежала, не уставши с дороги.
– Тогда садись, и слушай меня внимательно…
Уже одно то, что княжеский воевода велел сесть в своём присутствии простому дружиннику, говорило о важности поручения. И Славер тоном сказанного подтвердил важность. Да и не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять такое. Однако необходимо было многое запомнить, что Славер велел передать, и запомнить слово в слово, чтоб ничего не перепутать.
К середине ночи всё войско бьярминских варягов должно быть сосредоточено недалеко от главных ворот Славена, но так, чтоб со стен никто даже при луне не увидел. Загодя выслать по всем дорогам вокруг Славена заслоны, чтобы ночью никто в город с ненужным сообщением не проник. Проникнуть могут попробовать с любой стороны, поэтому дороги и необходимо перекрывать все, в том числе и по Волхову, где словене часто ездят. За два часа до рассвета, когда город уже проснётся, и задышит дымами из труб, пустить к главным городским воротам со стороны Ильмень-моря – обязательно большим кругом на лёд Ильмень-моря зайти! – две сотни дружины и полсотни стрельцов. С ними пойдёт словенский сотник Румянец, по его слову ворота откроют, чтоб запустить воев. С той стороны оружные, но без доспехов подоспеют варяги, отправленные в Славен работными людьми в рушанские купеческие лавки. Ворота охраняет сотня городской дружины. Атакой только изнутри с этой сотней не справиться. Атаковать с двух сторон. Сразу по захвату ворот зажечь на привратной башне костёр, чтоб видно было всему войску. Не надеяться на запас дров у стражи, с собой для костра и бересты, и сухих полешек прихватить. По сигналу гнать лошадей в галоп, и всем в город. Людей не бить, они князю Здравеню в поклон пойдут, а город – жечь!
– А этот… – поинтересовался Двинец. – Сотник Румянец… Коли ему не откроют?
– Ему откроют, – уверенно сказал воевода. – Румянец командовал Заборьевской крепостицей, самой дальней от города. Ему был дан наказ крепостицу сжечь, и привести людей в Славен. Мы его с семьёй захватили. А дружину его в крепостице заперли до того, как они её сожгли. Ему с дружиной откроют, потому как ждут… Там, в привратной славенской сотне, его брат десятником служит. Узнает брат брата…
– Так и передам.
– Ты всё остальное понял? Все запомнил?
– Понял, воевода. И запомнил.
– Повтори…
Двинец, прочистив горло кашлем, почти слово в слово повторил всё. Память у гонца оказалась отличная и язык не костяной.
– Эй, там… – крикнул Славер за дверь. – Приведите Румянца.
Шаги, и лязганье доспехов и оружия показали, что приказ услышан. Ждать пришлось недолго. Дверь раскрылась, и два дружинника ввели седого не по молодым годам воя.
– Ну что, сотник, хочешь ты ещё свою жену и детей увидеть живыми? – сурово спросил Славер, и посмотрел на воя исподлобья.
– Я уже сказал, что всё сделаю, как велено, воевода… – сотник Румянец ответил без страха, и даже озлобленно, слова чеканя. – Вели только их из подвала выпустить. Там холодно, дети малые, не выдержат, захворают. И крысы пищат, пужают.
Воевода вопросительно посмотрел на сопровождающего сотника дружинника.
– Что с пленниками?
– Их уже выпустили, как ты сказывал. Теперь в тёплом чулане заперты, – сообщил дружинник. – А сделает этот что не так, обратно в подвал отправим, да про подвал и забудем совсем… Чтоб крысам тож было чем подкормиться…
Последние слова явно были адресованы Румянцу.
– Доволен? – спросил Славер сотника.
– С чего довольным быть. Я сделаю, – повторил Румянец. – И конец тому. Брата ты обещал не трогать. Я позову его у ворот.
– Обещаю. Что, у брата тоже детей полон дом?
– У меня только пятеро. А у него семеро.
– Вот и береги их. Сделай все, как договорились.
– Сказал же, что сделаю, – голос сотника звучал бесстрастно.
– Уже пора начинать… – глянул воевода за окно, где сумерки сгустились заметно. – Сейчас поедешь с Двинцом к воеводе Даляте, утром дело и сделаете. Затемно ещё. И помни, чуть что не так, прощайся с семьёй.
Сотник угрюмо промолчал.
Славер отправил его и Двинца взглядом, глядя им в спины, и долго ещё на дверь смотрел, словно хотел что-то напутственное и через дверь высказать, но ограничился вздохом…
* * *
Воевода Славер сам отлично знал, каково бывает после длительного многодневного марша, да ещё марша зимнего, когда за время коротких привалов только-только успеваешь еду на костре согреть, но уж никак не прогреться самому, когда нет возможности выспаться полноценно, а если привал и объявляют, то спать дают самое короткое время, чтобы человек во сне замёрзнуть не успел. Но и такой сон не сон вовсе, потому что в заледенелых доспехах выспаться – то же самое, что выспаться в проруби, окунувшись туда с головой. И так изо дня в день – силы тают и тают. А потом, опять, практически, не выспавшись – в сражение, в сечу! Это трудно, кажется, что сил на такое в теле уже не найдётся, но всегда согревает мысль о том, что после сражения, после победы, победитель имеет право насладиться тем, что заслужил своим копьём и мечом. Один шаг, последний шаг сделать, последнее усилие приложить, когда силы, кажется, на исходе. Вот в такие моменты и проверяется, чего стоит человек, как вой. Но Славер на уставших бьярминских варягов надеялся всё же куда больше, чем на свежую варяжскую дружину Русы.
Конечно, Славеру, приказывающему и посылающему в сечу, легче. Он в тепле ждал, предоставляя другим право совершить последний шаг. Пусть и не высыпался за заботами тоже, но всё же не в седле время проводил, и доспехи на ночь снимал, которые способны за один-то день плечи натрудить, не говоря уже о днях многих, и тоже бессонных, да к тому же ещё таких зябких. Но и он когда-то в молодости был простым воем, и он когда-то так же мерз в седле, и не успевал перед боем прогреться. В схватке грелся. Кому-то и из нынешних простых воев судьба готовит место воеводы. Но это только со временем. А пока должны терпеть, и дело свое делать.
Он намеревался было отдохнуть в эту последнюю решающую ночь хотя бы пару часов. Годы все-таки у него были уже не молодые. Но и отдыхать отправиться думал тоже не сразу. Следовало еще отдать необходимые наказы, потом проверить приготовления, и только после этого уже можно было бы отдохнуть. Но, даже сделав все необходимое, не стал ложиться, словно чувствовал, что его могут упрекнуть за это дружинники полков, прибывших из Бьярмии. Перед ними стыдился, хотя они его сейчас и не видели. Внутренне стыдился. И, умывшись в ушате простой холодной водой, чтобы разогнать усталость, отправился уже в темноте к посаднику Ворошиле, который знал о том, какая решительная ночь предстоит сегодня, и даже имел по этому поводу беседу с князем Здравенем. Именно результатом этой беседы и решил поинтересоваться Славер. Ворошила не собирался все сообщать Здравеню. А только думал рассказать о возможных попытках. И хотел знать, как Здравень на это отреагирует. Так договаривались Славер с Ворошилой, чтобы никто не сумел сорвать хорошо продуманное и уже начатое дело. Что же касается полков городской дружины, пока ещё не переданных воеводой Блаженном под командование бьярминского воеводы, то Славер решил пока, до времени, вообще отказаться от них. Знал, что сила это дутая. Одно название. Дружина только тогда является настоящей боевой, когда она воюет. А если не воюет, то доспехи дружинников ржавчиной покрываются. И лучше уж было рассчитывать на то, что есть под рукой. Такой ход подсказал ему сам посадник Ворошила. Многие дружинники Блажена родственно или дружески связаны с жителями Славена. И, кто знает, не захотят ли они предупредить своих о том, что готовится в Русе. Предупредят одного, тот озаботится ещё десятью, эти десять каждый десятью, и – всё пропало… С Ворошилой так и договорились, что городскую дружину поднимут, и выведут на лёд Ильмень-моря только в самый последний момент, если вообще выведут, но на городские стены, скорее всего, посылать не будут, и используют только в том случае, если у бьярминских полков что-то не получится. Но получиться всё должно было так, как Славер задумал. Главное, в город ворваться, и устроить там пожар. Бьярминская дружина ненамного, но больше тех сил, что удалось собрать воеводе Первонегу. И в чистом поле бьярминским дружинникам победа была бы обеспечена за счёт тех новшеств, что ввёл в полках князь Войномир. Но с запертым городом им бы не справиться, если бы не неожиданный «изъезд» на ворота. А если «изъезд» получится, то получится и остальное. Воевода Первонег даже полки собрать в городских улицах не успеет, как улицы уже будут заняты. И в горящем городе, когда противник проник за стены, сопротивляться, практически, возможно только тогда, когда вся дружина спит на стенах…
* * *
Посадник Ворошила сидел за столом, и пил из большой глиняной кружки кислые щи. В горнице было натоплено так, что лицо посадника раскраснелось, и пот стекал из под густой седой шевелюры, украшающей его голову.
– Решил дождаться меня? – спросил, входя, воевода Славер, и наклонился в дверях, чтобы яловцом шлема не задеть за притолоку.
– Решил дождаться утра!.. – ответил посадник, намекая, что в ночь ему всё равно не лечь от волнующего ожидания.
– И это правильно. Утро нынешнее будет необычно ранним… Рассветёт раньше… С полуночной стороны красным сиянием всё Ильмень-море обдаст…
– Ни разу за всю жизнь не доводилось видеть, чтоб рассвет с полуночной стороны приходил, вот и хочу дождаться… Выпей щей-ка…
Воевода пригубил прохладный кислый напиток, и поставил кружку на стол.
– Что князь Здравень? Он-то, думаю, бессонницей не мается, и рассвет ноне встречать не намеревается?
– Зря так думаешь… Князь спит, и многое при этом видит. А иногда и заранее высыпается, чтобы в нужный момент не спать. Велел всю ночь сани запряжёнными держать. Для него это – большой праздник. Спрашивает, единственно, что про князя Буривоя слышно. Опасается он его шибко. Памятью живет битой.
– Вестей про Буривоя пока нет. Сейчас нет… Я, правда, ещё с воеводой Далятой не встречался. Да какие и у него новости могут быть. Буривой тихо сидит или, вернее будет сказывать, тихо лежит, и, думаю, соображает, из чего ему лучше домовину себе сооружать. Коли сына позвал в такой момент, и Вадимир стремглав на зов помчался, город в беде бросив, стало быть, совсем Буривой плох. И Первонег о том говорил, хотя и не громко.
– А ждать Буривоя, думаешь, здесь не резон?
– Это именно Здравеня больше всего волнует?
– Это волнует. Побаивается Буривоя, побаивается, памятуя годы бывшие, рати битые.
– А пусть не волнуется. У Буривоя полков под рукой не хватит, чтоб сюда против нас привести. Все его полки или тоже побиты Войномиром, или по крепостицам малым рассеяны. Он сам в большой крепостице заперся, высунуться до весны не сможет.
– А если ты сожжёшь Славен… Не примчится Русу жечь?
Славера такие опасения или князя Здравеня или самого посадника Ворошилы только смешили. Тем более, после того, как он только что объяснил положение вещей.
– Коли мог бы, не сына бы к себе звал, а сам сюда пожаловал. Выживет, и то, слава Перуну. Не выживет, Перуну тоже слава.
– Ладно, так и передам князю. Но его ещё больше другое беспокоит.
– Что?
– Что со Славеном дальше будет?
– А что будет? Сгорит Славен. Вот и всё, что будет. А князь Здравень после наших трудов ратных сможет на коня сесть, или в сани, если верхом ему тяжко, и поехать через Ильмень-море на углище посмотреть, и поклон словенского народа принять. А потом уж пусть с князем ли Буривоем или с княжичами договаривается, кто кому и сколько должен останется. Наше условие в этом договоре одно, но обязательное. Словене в Бьярмию ни ногой, ни носом соваться не должны, а крепостицы и остроги бьярминские нам сдать. Именно так, не сжечь, как бывало, а целиком сдать, иначе не дадим им новые стены в Славене ставить. Тоже жечь будем…
– Вот, стало быть, вопрос такого договора Здравеня нашего и больше всего трогает. Он от той печки думает, на которой два брата Славен и Рус решали города по разным берегам Ильмень-моря строить, и считает, что братья не всё хорошо додумали…
– Что же они не додумали?
– Не додумали до такой простой вещи, до которой сам Здравень дошёл…
– Ну…
– Не два княжества должно быть, а одно! Так вот князь наш Здравень считает!
Славер глаза пошире открыл, соображая, просто возмутиться ли ему, рассмеяться или искать доводы для возражения.
– Что на это скажешь?
– Ничего не скажу. Рушане ещё довольны были б. А Словене? Да они к кривичам уйдут, а под нашего князя не станут. Из упрямства… Они ж всегда своей вольницей гордились. И сейчас гордятся. Нет, князя они всегда захотят своего иметь. Здравеню здесь рот разевать не след…
Посадник Ворошила вздохнул, выпил ещё кружку щей, и надолго задумался. Думал и воевода Славер, и чем дольше думал, тем больше находил доводов в пользу желания князя Здравеня.
– Хотя, по правде говоря, для всех это спасение. И от свеев с урманами, и от хозар проклятых, и для торговли выгода… – сказал, наконец.
– Здравень спит много… – вздохнул посадник.
– И что?
– И сны видит… И привиделось ему, что словене позвали нашего князя собой править… Сами позвали. Дурь, конечно, небывалая. Но в голову князю запала, и он волхвов позвал, сон толковать. Те битый час толковали, и решили, что будет так. Когда случится, не знают, но говорят твёрдо – будет. Но самого Здравеня они в этом сне не видят. Потому что просто князя звали, а не лично Здравеня. А он вроде бы как со стороны это наблюдал. Это его и беспокоит. Боится, что не его, а Войномира словене захотят позвать. И тогда может статься, что опять Русе битой быть… За что, спрашивается, воевали? Но это дело, как сам понимаешь, вилами по волне нацарапано, а сама мысль-то хороша, не отнимешь… Да и волхвы Здравеня успокаивают, говорят, что Войномира они тоже не видят. Просто, говорят, будет так когда-то. Но не сказывают, когда. Может стать, не скоро.
Славер подёргал бороду, словно в досаде, что волхвы не предсказали такое событие на ближайшее будущее.
– Хорошо б – так! Я волхвам всегда верю. Сколько случаев было, обращался по надобности, ни разу не обманули…
– А сейчас съездить не думаешь? Перед этой ночью…
– Куда?
– В капище… Это рядом. Сразу почти что за городской стеной…
– С тобой?
– Поехали, коли так, вместе…
– Ладно, поехали! – согласился вдруг Славер.
Посадник встал, словно давно готов был к такой поездке…
Назад: Глава двадцать вторая
Дальше: Глава двадцать четвёртая