Глава двадцать первая
Лохматая лошадка, привязанная к задней луке седла, всё время норовила обогнать Ветра, и непривычный к такому жеребец нервничал, рывками ускоряя ход. Но теперь уже Волынец скакал не долго. Звук передвигающейся рати далеко разносился в ночи, и подсказал, что черноусый Белоус не обманул, показывая правильную дорогу.
Первой Волынца встретила разведка бьярминцев. Десяток дружинников перекрыли дорогу.
– Сто-о-ой! Кто такой будешь? – два воя сразу подняли луки в сторону гонца, немногословно убеждая, что они настроены серьёзно.
– От воеводы Славера с вестью к воеводе Даляте! – Волынец вынужденно натянул повод, придерживая коня, но лохматая лошадка, не чувствуя жёсткого мундштука, норовила опять уйти вперёд, и пришлось поддёрнуть её за верёвку.
– С дальнего пути… Здрав будь! Проезжай… Сопроводите его… – распорядился десятник.
Один из воев передовой группы пристроился сбоку. Дорога вполне позволяла всадникам скакать рядом, но лохматая лошадка теперь постоянно норовила пристроиться между всадниками, и вела себя, как ласковый игривый щенок, а не взрослая лошадь, приученная носить тяжёлого воина и участвовать в сече наравне со всадником.
Основная рать нашлась вскоре. Полки, занимая всю дорогу, двигались уже неторопливой рысью, чему Волынец, ожидавший быстрого передвижения полков, премного удивился. Воеводу Даляту нашли быстро, он ехал в первых рядах.
– Подожди-подожди… – выслушав гонца, Далята даже головой помотал в непонимании. – А что там с переговорами?
– С какими переговорами?
– Которые князь Войномир начал с княжичем Вадимиром… Или у вас ещё какие-то переговоры идут? С кем только, не пойму…
– А где Войномир? – теперь уже не понял Волынец. – Войномира Гостомысл с собой к бодричам увёз… Из-за того и война…
– Так кто ж переговоры ведёт?
– Да нет никаких переговоров. К захвату Славена готовимся. Вас только ждём, не дождёмся, а вы, выходит, еле ползёте…
– Выходит, – воевода помотал головой, – княжич Вадимир обманул нас! Ну, мальчишка… А как смотрит честно… Сказал, что сам отпустил Войномира, и ведёт с ним переговоры, а сейчас, говорит, к отцу за советом поехал…
Волынец чуть не рассмеялся, хотя смеяться над обманутым воеводой ему совсем не по чину. Но уж очень забавный вид был у Даляты.
– Так и сказал? А ты, воевода, стало быть, и пропустил его?
– А откуда у тебя лошадка эта? – спросил вдруг смущённый своей оплошностью Далята, разглядывая маленькое лохматое существо, пытающееся теперь с помощью всё той же верёвки и Волынца вместе с седлом с Ветра стащить и с дороги. Воевода нашел удобный повод, чтобы тему разговора сменить. А лошадку эту он сразу узнал, потому что раньше хорошо рассмотрел ее.
– Вадимир гонца в обход вас послал. Мы с ним и столкнулись. Вот лошадку и отобрал.
– А знаешь, чья лошадка-то это?
– Говорю же, гонца.
– Не-ет, добрый человек… Это лошадка княжича Вадимира. Наверное, самая шустрая в дружине, если княжич её гонцу отдал… Гонцу, да ещё такому спешному, плохую, стало быть, не подсунут…
– И, стало быть, мой Ветер лучше любого коня с княжеской конюшни. Он эту лошадку без труда догнал. А лошадка и вправду хороша. Вёрткая.
– Значит, гонец не доскакал. А нам, теперь выходит, надо скакать быстрее втрое.
– А то и вчетверо, коли сдюжите.
Медлительный Далята обернулся, разглядывая вытянувшееся в темноту своё войско, и грозным голосом дал команду:
– Э-эй! В галоп!.. С ходу…
И, сердито развернувшись, поскакал первым. Волынец, имея возможность обогнать любого в дружине, зря тратить силы Ветра не стал, и спокойно пристроился в первом ряду, ничем не выделяясь среди других варягов, и намереваясь уйти в сторону, когда вся рать направится к Всячинскому болоту. Ему по службе положено ближе к воеводе Славеру быть. Мало ли, ещё с какой вестью пошлют…
* * *
Для воеводы Славера утро началось задолго до того, как кончилась ночь, в которую лечь на скамью хотя б на час, чтобы глаза закрыть и отдохнуть, так и не довелось. До назначенного времени воевода отбирал из своих сотен самых толковых воев, что могли не только мечом нанести правильный удар, когда время соответствующее подойдёт, и удар наносить придётся, но и соображали хорошо, и себя ненароком не выдали, когда пристанет им за работных людей себя выказывать. Подготовив лучших, кто на эту роль подходил, Славер долго и дотошно наставлял их вплоть до распределения обязанностей в момент, когда придётся открывать ворота для подоспевших полков. Сами ворота, избушки стражи, полати и башни при воротах, Славер, как опытный воевода, хорошо запомнил, и толково обрисовал. В итоге каждый знал, что ему предстоит делать, и как вести себя.
Потом приехали купцы. Небольшая изба, занятая воеводой, и горницу имела небольшую, и там стало тесно. Но не на мороз же во двор выходить, чтобы через невысокий забор разговор мог подслушать любой любопытный, кто в такую рань вдоль улицы прогуляться надумает. Наверняка воевода Славена Первонег заслал в город своих «ползунов», и те никак не оставят вниманием избу и двор воеводы Славера. Это понятно. Потому и теснились, друг другу на ноги наступая, в горнице. Купцы отобрали каждый себе столько, сколько нужно, и наставляли своих «работных людей» относительно торговли и других дел в лавках. Чтобы не вышло в мелочи срыва, который может подозрение вызвать, и всё дело скомкать. Потом вместе со Славером обговаривали час, в который начнётся отправка. Под конец Славер ещё одно поручение дал – велел к посаднику делегацией сходить, на что-нибудь пожаловаться… И посмотреть, как посадник Славена на жалобу отреагирует. Изменилось что-то в отношении к купцам из Русы или нет? Это важно. А купцы всегда народ тонкий, и нос по ветру держать умеющий. Должны почувствовать общую обстановку.
И только после этого купцы с воями, им выделенными, начали расходиться, но и расходились не сразу, а группами, и Славер выставил в концы небольшой улицы стражей, чтоб проследили прохожих – не проявит ли кто лишний интерес к происходящему в доме. Предосторожность оказалась не лишней. Сразу после выхода первой группы стражи привели человека со скрученными за спину руками. Стали правду пытать, и выяснилось, что это «ползун» Первонега…
– Чать, всю ночь караулил? – участливо поинтересовался воевода.
– Всю ночь… – согласился «ползун». – Велено так…
– В чулан его… Соломки подбросьте… Пусть выспится после ночного бдения…
Чулан в избе не шибко холодный, простыть «до зелёного носа» там легко, но замёрзнуть насмерть, когда в зимней одежде, едва ли.
Один «ползун» попался, это уже что-то значит, но может оказаться усердным и второй, и третий, и потому Славер стражу увеличил вдвое, и снова на улицу выставил. Купцы разошлись, словен больше не попалось.
В чулан к «ползуну» тем временем отправили допытывателя. Тот узнал, что в городе ещё пять человек шныряет. Назвал по именам, обрисовал одежду, лица. Поутру «ползуны» должны с докладом к Первонегу возвращаться. Славер отправил гонца к городской страже. Приказал проверять всех в воротах, и выслать засаду на лёд Ильмень-моря, там тоже перехватывать.
Сразу после ухода купцов привели ещё четверых. Оказались людьми Первонега. Но одного изловить не смогли. То ли тот почуял беду и в городе застрял, то ли кружным путём отправился, а городская стража не сообразила другие городские ворота перекрыть. Да, мало ли как могло статься. В возку, под сеном человеку спрятаться не мудрено. Спрятался, и вывезли его. То ль по дружбе, то ль за плату…
Тем не менее, основное дело было сделано, и воевода Славер остался доволен, хотя угрозу мог составить даже один единственный не пойманный «ползун». Тем не менее, Славер не забывал и о других необходимых делах. Выслал людей с санями, чтобы прибывших из Славена настоящих работных людей встречали, и переправляли в крепостицу Всячинское болото, а сам только после этого решился отдохнуть, и прилёг на скамью подле жарко растопленной печи. Тепло сразу разморило, и уткнуло в подушку сном. Но ненадолго. Через три часа Славер встал сам, хотя в избе все ходили осторожно, чтоб половицей лишний раз не скрипнуть, и безночного воеводу не потревожить. Встал, и сразу поинтересовался, нет ли гонца от бьярминских полков. Время близилось уже к полудню, полкам подходило время прибыть.
Вестей пока не было…
* * *
В то время, когда Славер беспокойно отдыхал возле горячей печки, в Славене уже не отдыхал недавний его радушный застольный хозяин воевода Первонег. Первонег лёг уже заполночь, вернувшись от дружин, прибывших из полуденных крепостиц и острожков. Слушал доклады, что и как сделано в выполнение его наказа. А наказ был строг, как и сам воевода – запас провианта, оружия и вообще всего, что нельзя унести с собой, но можно унести из крепостиц, убрать в лесные схороны, крепостицы и острожки же сжечь, чтобы варягам не достались, пока хозяевам не до охраны границ. А самим крепостным воям велено было спешно собираться в Славен, прихватывая по дороге с собой всех мужчин, кто способен взять если не оружие, то хотя бы деревянные вилы в руки. Зимой в деревнях мужики отдыхают. От поля бы их воевода отрывать не стал, а от печки оторвать не побрезговал. И всего получилось, что пришло в город полторы сотни воев, и с ними три сотни мужиков. Обучать ратному делу последних, конечно, никто не собирался, но копьё нашлось для каждого, кто своё собственное или свои вилы с собой не принёс. А многие и с рогатинами пришли, кое-кто и лук в своей землянке нашёл. Конечно, крестьянский лук больше для охоты сподручен, как и стрелы с тяжёлым и тупым каменным наконечником – для битья пушного зверя, чтоб шкурку не попортить. Но запас стрел в Славене свой с давних пор хранится и постоянно пополняется, об этом и князь Буривой сам заботился, и сыновья его старались. Стрелами, бывало, и налог с работных людей принимали.
Перед сном воевода распорядился куда кого ставить на стены или около них. Мужиков решил прямо на мосту через Волхов расположить. У моста есть, где размахнуться дубьём, и не надо особых навыков ведения боя. А остальных устроил или в башни у моста, или на соседние стены со стороны Ильмень-моря. Зря что ли Славер так долго место это осматривал. Так осматривают, когда особый интерес имеют…
Утром воевода Первонег встал рано, когда по горнице приходилось ещё со свечой ходить, чтоб о лавку не споткнуться. Свет в маленькие окна терема поступает не скоро, только после полного рассвета, до которого время ещё не измерено. День начал с облачения в доспехи, без которых не привык даже по дому ходить.
– Как только «ползуны» появятся, сразу их ко мне, – распорядился, садясь за стол, по привычке начиная день с основательной закуски.
Утреннее застолье затянулось, и воеводе пришлось уже из-за стола встать, когда ему доложили, что один из «ползунов» только-только заявился.
– Никак, на Ильмень-море заплутали… – проворчал Первонег, – не мудрено на ломком льду в темень.
И вышел в нижнюю горницу.
«Ползун» ждал уже там. Без шапки, с красными ушами, торчащими из-под жидких волос. И солома из волос торчит. Вид напуганный, на пойманного лешего смахивает. Но, похоже, не тем напуган, что таким видом пред суровым воеводой предстал. Это Первонег понял сразу, и нахмурился сильнее.
– Сказывай, что там у вас случилось?
– Предал нас кто-то, воевода… Как пить дать, предал… Измена кругом… Кругом одна измена… Уже выходить хотели, а не вышли. Всех по воротам караулили. Там и схватывали, руки заламывали, и к воеводе Славеру на пытание…
– Кто предать мог? Вас только верные люди знали…
– Самые верные и предают. Потому как самые верные и знают. А кто не знает, тот и предать не может. Мне так стражник знакомый сказал. Он меня и предупредил. Я остальных искать начал, да поздно хватился… Их уж повязали в охапку… А я в возе с сеном за ворота выскользнул, дальше пешим ходом, как обычно, через море двинул. Потом, осторожным уж стал, издали на льду непонятное увидел, и стороной в темноте обошёл. На льду по дороге тож пост выставили. Меня уж одного там, похоже, ждали. Должно, знали, сколько нас пошло.
– А шапку где потерял?
– И не заметил, как потерял… Знать бы где, наклонился б, поднять… Измена кругом… Измена, воевода…
– С изменой разберёмся без тебя, – холодно отреагировал Первонег. – Что в Русе делается? Ты чем там занимался?
– Я – посадским советом…
– И что – посадники? Сидят?
– Сидят, воевода… Ни на что не решаются. И воеводу Славера до власти не допустили. У него, говорят, интересы Бьярмии, а у них интересы Русы.
– Как так, не допустили?
– А старый воевода Блажен свою дружину ему не дал, и всё… И теперь Славер ждёт, когда к нему варяги из Бьярмии пожалуют. И князь Здравень войны не хочет, потому Блажена поддерживает. И даже посаднику Ворошиле наказал Славера в узде держать…
– Ничего я не понял. Так что, не будет войны?
– Никто не знает… Ну, придут из Бьярмии полки… А Блажен опять свою дружину не пустит. С одними бьярминцами Славер что сделать сможет? Только назад к себе в Бьярмию уйти…
– Выходит, всё теперь от Блажена зависит?
– И от князя Здравеня тоже, когда тот проснётся, он иногда тоже, бывает, командует… Знать бы, с какой ноги нонче встанет…
– Подоле бы ему спать-то… Вместе с Блаженом…
Первонег сильно задумался. Может, поторопился он крепостицы с острожками сжечь? Может, княжич Вадимир потому к отцу заторопился, что не хотел на себя ответственность брать? И теперь князь Буривой по всей строгости за эти крепостицы и острожки с Первонега спросит? И заставит за свои средства их восстанавливать? Буривой может и так решить. Он на решения крут!
Но воевода был не из тех людей, которые останавливаются на перекрёстке надолго, не решаясь пойти ни в одну из сторон. Он привык идти, если уж вышел в путь, и не сворачивать.
Спросят – пусть и спросят! Он сделал то, что посчитал необходимым для обороны города. И дальше будет делать то же самое.
Отпустив «ползуна» отогревать уши, воевода вызвал к себе сотников и младших воевод, хотя расстался с ними только вечером, и за день никаких новых вестей ему принести не должны были. Тем не менее, Первонег, снова по очереди расспросил всех, и велел выслать на ближайшие варяжские дороги в сторону Бьярмии дальнюю разведку на лучших конях.
– Караулить будем, когда полки из Бьярмии пойдут…
И только после этого велел седлать коня, чтобы съездить к посаднику Лебедяну.
На словенские дороги, не ожидая такой наглости от соседей, Первонег дозоры не выставил. Обычно варяги этими дорогами пользоваться избегали…
* * *
– У боярина торговые люди из Русы… – предупредил воеводу чинушка.
– Где?
– В большой горнице…
– Я на них тоже посмотреть хочу… – Первонег не остановился, и сразу прошёл в большую горницу боярского терема, где Лебедян обычно занимался делами.
– Я не знаю, чем я могу помочь вам… – скучным голосом говорил посадник восьми торговым людям, стоящим перед ним с шапками в руках. Сам он сидел в высоком кресле, обитом красным бархатом, украшенным вышивкой золотыми и серебряными нитями. И держался, как мог бы держаться князь, только не решился, чтобы не быть похожим на князя, кресло своё поднять на подиум. – Не нашими стараниями нынешнее положение создано, не нам его и разрешать…
Воевода Первонег громко вздохнул, привлекая этим внимание посадника.
– А чьими же, скажи нам? – настаивали рушане. – К кому нам обратиться, чтобы положение поправить. А то ведь и до беды так недалеко.
– Своего посадника спрашивайте, воеводу Славера спрашивайте…
Рушане дружно руками развели.
– Славер – не наш воевода. Он – бьярминский, из дома князя Войномира…
– Мне это всё одно. Славер – варяг, как и вы все. А я не давал наказа, про который вы говорите… – боярин-посадник Лебедян был строг и жёсток. – Да вот хоть воеводу нашего спросите! Он скажет, что мы к соседям всегда относимся со всей душой, и воевать ни с кем не готовимся. А кто с нами готовится, это уже неприятности не наши. Но тот от нас сполна получит. Это я обещать могу смело, потому как не впервой с таким сталкиваюсь.
– О чём разговор? – поинтересовался Первонег, и вздохнул ещё раз, недовольный тем, что его втравливают в разговор, который его сейчас меньше всего интересовал.
– Да вот, гуртовые купцы из Русы, как видишь, жаловаться пришли… Говорят, что перестали наши торговые люди соль у них покупать. Все последние дни их лавки стороной обходят. Только горожане по щепотке в дом и покупают. А как раньше, гуртом и целыми возами – нет такого. Вот рушане и думают, что мы тут наказ дали своим людям, чтоб торговлю ихнюю подорвать…
– А нешто мы так свою торговлю не подорвём? – поинтересовался Первонег.
– Про то я им сам и толкую. Мы – народ торговый, и выгоду свою видеть привыкли. Нам никакая война не нужна. Просто, одни обозы в дальние края ушли, другие за товаром ещё не вернулись. Вот и весь сказ, из-за которого задержка с распродажей. И волноваться здесь нечего. Дорога у всех дальняя, опасная. А опасный путь торопливости не терпит. Ждите…
– Я тоже думаю, что волноваться здесь нечего… – вступил в разговор воевода, сообразив, о чём разговор. – Но совет дать могу. Ступайте к своему посаднику, ступайте к воеводе Блажену, и пожалуйтесь, как вас в Славене обижают, да разорить норовят…
– Совсем, совсем скоро разоримся… – подтвердил старший из купцов, тощий и остроносый.
– А тебя как зовут-то? – поинтересовался Первонег.
– Родители Смыком прозвали…
– Не тебя ли я вчера видел с воеводой Славером?
– Нет, воевода, я вчера день в лавке провёл, а на ночь в Русу к семье ездил…
– Похож, значит, кто-то был… Город Славеру показывал…
– Да я город сам знаю только в торговых рядах… Что я показать могу?..
– А конь у тебя случаем не рыжий, как ты сам? – продолжил воевода допрос.
– У меня дома кобылка рыжая есть, но я езжу на кауром жеребце… – Смык откровенно обрадовался, что уставшую за ночь кобылку оставил дома, и пересел на рослого и сильного жеребца, на котором обычно ездить не любил за сноровистый его нрав. – Кобылка у меня больше по хозяйству работает. За дровами съездить, за сеном. Она спокойная.
– Ну-ну, стало быть, ошибся я, ладно… – воевода в очередной раз вздохнул. – Так поезжайте к своему посаднику. Может, он надумает к нашему боярину Лебедяну в гости заехать, чтоб дела утрясти… И воеводу Блажена потревожьте, пожалуйтесь. Он посаднику свое слово тоже сказать может. Глядишь, дело с места и сдвинется.
– Так именно, – подтвердил боярин Лебедян. – Ступайте…
Рушане переглянулись, подтверждая один другому взглядами, что здесь им делать больше нечего, и вышли, понурив головы.
Посадник Лебедян дождался, когда в коридоре стихнут шаги городского стражника, провожающего гостей. Пользуясь положением, Лебедян держал для охраны дома не только собственных слуг и обязательных ему по положению дружинников, но и городскую стражу, подражая в этом княжескому дому, который, впрочем, держал у себя стражу не городскую, а собственную, из своей дружины. Городской казне такая привычка посадника обходилась дорого, но Лебедяна побаивались и молчали, потому что городская стража, в том числе и тайная, наблюдающая за умами горожан, находилась под его попечительством, и болтливые языки быстро укорачивались, и, порой, вместе с туловищем, у которого внезапно начинало не хватать головы. В торговых делах всегда найдётся причина, чтобы туловище согласно закону, а не как-то своевольно, укоротить.
– Новости есть? – спросил посадник.
Воевода присел за стол, и отодвинул от себя посудину с мёдом.
– В основном те, которые я сам создаю, но они тебе малоинтересны. А другие и новостями-то не назовёшь, скорее, простыми текущими неприятностями.
– Неприятностей нас теперь всем след ждать. Так что случилось?
– В Русе захватили четверых моих «ползунов». Один, правда, вырвался. Выехал в стогу сена, и даже шапку где-то потерял. Уверяет, что кто-то их предал.
– Кто? – посадник встал.
– Вот это и я хотел бы знать. У меня нет тайной стражи. И потому тебя просить буду. Разберись с этим делом… И ещё.
– Что?
– Они наших «ползунов» захватывают. И наверняка своих к нам шлют. А знаем мы их?
– Знаем? – переспросил Лебедян в свою очередь, умело, одной только репликой, возводя вопрос воеводы в вину ему.
– А след бы знать. Тоже поискать надо бы.
– Значит, будем искать. Опять на меня взваливается. О-ох! Как такой груз тянуть – одно, другое, третье… Правду скажу, людей у меня сейчас маловато. Всех загрузил другим, да ещё бы по-возможности подыскал.
– Сейчас это самое важное.
– Важное всё! – не согласился Лебедян. – А самое главное, что чернь роптать начинает открыто. В городе войны с варягами никак не хотят… Купцы ещё молчат. Им война тоже сначала по карману бьёт, а потом карман набивает, и все это знают. А черни ни терять, ни приобретать нечего. Вот головы и забродили, как квас перекислый…
– Добродить не успеют, как варяги под стены пожалуют.
– Вот и хуже всего это, что не успеют. Варяги пожалуют, тогда нам с тобой уже не до смутьянов будет, – а теперь посадник ловко свои заботы на плечи воеводы переложил. И Первонег знал, что при любой неудаче боярин повинится, и скажет, что недоглядели они с воеводой, а при удаче про воеводу в одночасье забудет. – Они совсем и распояшутся. И не укоротить потом. Бунт, чего доброго, затеют. Потому и думаю пресекать нам с тобой это дело надо в корне, сразу.
– Однако всё ж мои просьбы тоже не оставь, – настойчиво, твёрдым голосом попросил воевода, и поднялся.
– А что варяги бьярминские, не прибыли ещё?
– Если б прибыли, они уже оружные под стены встали б. Тебе б, надо думать, сразу и доложили. Первей, чем мне.
И воевода вздохнул снова.
Боярин Лебедян считать умел хорошо, но уже устал считать эти вздохи, и сделал вывод, что настроение у воеводы неважное, а, может, и дела идут не так, как хотелось бы…
