Глава пятнадцатая
Воевода Славер тем временем вынужден был ждать прибытия сильного подкрепления из Бьярмии, потому что совет посадников Русы, после долгой взаимной ругани и пререканий, вызванных интересами торговыми и возрастными, которые сошлись в противоречии, так и не дал ему полных полномочий для ведения боевых действий. Здесь уж от всей души постарался престарелый городской воевода Блажен, приверженец глубоких, подтверждаемых громким храпом, убеждений спящего князя Здравеня, тоже любитель, в соответствии со своим возрастом, больше сидеть на лавке, чем в седле, как и его князь. Он высказывался за повышенную осторожность, памятуя, что ни раз и ни два в прошлом бывал отменно бит неудержимым в сече князем Буривоем, и опасался, что подобное повторится и со Славером, а спрос по всей строгости будет с него, как с городского воеводы. При этом совершенно игнорировал факт того, что именно с него стремились снять ответственность, и переложить её на широкие, покрытые кольчугой плечи тоже немолодого, но ещё крепкого и телом и характером Славера.
Посадник боярин Ворошила, до этого, как казалось, решительный и самостоятельный, почему-то свою решительность на совете не проявил, и даже забыл, что именно он высказал предварительное решение о начале войны. Поговаривали, что кто-то уже успел пересказать князю Здравеню высказывания посадника в его адрес, иначе, зачем бы Здравень вызывал боярина к себе для многочасовой беседы, о смысле которой никому известно не стало. Однако, это всё – слухи и предположения. А действительность оказалась таковой, что посадник Ворошила открыто на сторону воеводы варягов-русов из Бьярмии не встал. В итоге, долго проспоря, решили, что Славер всё же будет командовать, но только тогда, когда прибудет сильное подкрепление из Бьярмии, вернее даже не подкрепление, а почти третья часть войска, а до этого Блажен будет городскую дружину готовить, чтобы потом Славеру её передать.
Будь у Славера эти самые обширные полномочия, он, полководец опытный, оправданно рисковый, и умеющий принимать неординарные решения, уже начал бы воевать даже своими ограниченными силами, полагаясь на свою извечную спутницу – удачу, которая раньше его никогда не подводила, но войну он начал бы неожиданно для словен. И эта неожиданность давала бы большие шансы на успех, как часто бывало уже с князем Войномиром, не большим любителем ждать и догонять. Славер был наставником Войномира, но сам многому у князя научился. Войномир читал книги о древних походах, и пересказывал их воеводе. И Славер все запоминал. И теперь мысленно представлял, как можно было бы воевать со словенами. При этом воевода всегда считал, и практика это мнение оправдывала, что неожиданность в действиях обычно дает чуть ли не половину победы. Даже привычным «изъездом» можно было бы решить дело со взятием Славена в течение нескольких часов. Сначала заслать под видом купцов пять десятков воев. Потом в «изъезд» пойти, а вои изнутри ворота откроют. Но совмещенный княжеский и посадский совет рассудил по-своему, превышая даже разумную осторожность. Стали ждать подкрепления, которое вытребовал Славер у князя Астараты, такого же престарелого военачальника, как и воевода Блажен, и такого же медленного на решения, хотя Астарата, в отличие от Блажена, и редко покидал седло, делая вид, что воюет. Правда, в народе поговаривали, что Астарата на войну уезжает только ради того, чтобы оказаться подальше от своей старой жены, легче вынося походы и неудобства кочевой жизни, опасности неуёмной сечи, чем присутствие рядом благоверной властолюбивой и скорой на руку супруги, большой любительницы прятать в рукаве скалку.
Однако князя Астарату могли, по просьбе Славера, поторопить сторонники Войномира, которых князь всегда слушался. Об этом Славер сам позаботился, отправив дополнительно гонцов к каждому, кто может иметь на Астарату влияние. Воеводу же Бажена поторопить было некому, а Славер на него влияния не имел. Более того, Славер, как казалось Блажену, был его соперником, выскочкой, который пытается во всем опередить самого главного воеводу Русы. Сколько правды было в мыслях Блажена, сказать трудно, хотя ему многократно передавали нелестные отзывы о нем со стороны Славера. Славер при этом считал свои слова справедливыми, и только. Сам же о посте воеводы Русы не думал. Но при таких отношениях почувствовать поддержку Славер не рассчитывал.
Пришлось ждать, а ждать Славер, как и Войномир, тоже не любил, и потому, пока настоящие боевые действия не начались, и он не считается жителям Славена врагом, решил просто съездить к соседям, для чего ему пришлось ещё затемно выбраться на лёд Ильмень-моря, чтобы опробовать давно уже проложенную по льду дорогу. В сопровождение, как и полагается по рангу, Славер взял пару молодых варягов, пришедших с ним из Бьярмии – Боживоя и Верещагу, да вместо проводника купца Смыка из рушан, который имел в Славене укоренившиеся традицией деловые связи, и даже держал там свою соляную лавку.
Неожиданно ударивший крепкий мороз воеводу остановить не мог. Благо, как обычно бывает с наступлением холодов, ушёл до этого дувший беспрестанно подзакатный сырой ветер, и уже не иссекал лицо тугими и хлёсткими порывами. Лицо и щёки от мороза борода спасает, а нос недолго и рукавицей прикрыть. Так и поехали. И уже на подъезде к противоположному берегу Ильмень-моря, когда рассвело, увидели издали, как Славен покидает большая кавалькада, состоящая из всадников и нескольких саней. На взгляд опытного воеводы в кавалькаде было не меньше сотни воев. А если вои уходят из города, значит, никто не ждёт со стороны варягов-русов неприятностей – такой вывод сам собой напросился. Но Славер знал, что простые выводы не всегда бывают самыми верными. От ворот кавалькада, не теряя даром времени, свернула в полуночную сторону. Кони с ходу пошли вскачь. Похоже было, что кто-то отправился в Бьярмию…
Славер придержал коня, чтобы купец Смык догнал его.
– Узнай первым делом, кто уехал и куда! – приказал воевода. – Сразу, как въедем, постарайся узнать…
Смык шмыгнул тонким и острым, как у дятла, носом. Этот нос его готов был в каждую щель забраться, и что-то там вынюхать. За это Славер и приблизил Смыка к себе.
– Это, воевода, недолго… Словене народ разговорчивый…
Подъехали к городским воротам, которые уже были распахнуты настежь, словно приглашали гостей. Стража особого внимания на воеводу и его сопровождение не обратила, а Смык тут же свернул в сторону, заметив среди горожан знакомое лицо. Разговаривал недолго. Воеводе даже не пришлось коня придержать, когда Смык догнал его.
– Что там?
– Княжич Вадимир с женой отправился к отцу в Карелу.
– Оставил город? – удивился воевода. – Княжич оставил город?
– Буривой гонца ночью прислал. Плох князь, говорят, зело… На прощание сына вызвал.
– Вадимира, а не Гостомысла, – сам себе сказал воевода, и удовлетворённо хмыкнул.
Значит, данные о том, что Гостомысл выехал к бодричам с посольством, оказались верными. Иначе Буривой вызвал бы к себе старшего сына, а Вадимира оставил бы хозяйничать в Славене. И вполне вероятно, что Гостомысл взял с собой и Войномира, чтобы удалить его от основных мест схваток и сражений. В отсутствие Войномира словенам будет жить спокойнее.
– Вадимир поехал… Словене жалеют, что Гостомысла нет. Значит, Словен без правящей руки остался. Не понимаю… – рассуждал Смык.
– А не желает ли Вадимир сам князем стать – случаем воспользоваться, и брата обойти? – спросил, остановившись справа от воеводы, дружинник Верещага.
– Если сам не додумался, след и подсказать бы ему… – добавил, с другого бока подъехав, дружинник Боживой. – Ежели они промеж себе перегрызутся, нам это будет только на руку…
Славер мнение дружинников внешне проигнорировал, хотя мысль в голову отложил. Но об этом можно и позже подумать, со знающими дело людьми посоветовавшись. Хотя все подобные методы больше подходят для посадников, чем для воевод, потому что интриги разводить – воя недостойно.
– Ещё что? – спросил Смыка.
Купец закашлялся, поперхнувшись ответом, но потом всё же сказал:
– Ещё меня спрашивают, правда ли, что варяги войной на Славен идти намереваются.
– Ты, конечно, сказал, что правда.
– Как можно, воевода! – Смык даже носом от возмущения зафыркал, как кот, почуявший собаку. – Я посоветовал рукавицу потяжельше одеть, и дать аккурат по челу тому, кто такое болтает. Наши дела, мол, торговые, и два торговых города дружить должны. А ты напраслину на меня не сказывай.
– Ладно-ладно, пошутил я, – ухмыльнулся Славер в бороду.
– Куда едем-то, на торги? – поинтересовался купец, когда маленькая кавалькада остановилась на перекрёстке.
– Покупать нам, кажись, и нечего. Прогуляемся-ка вдоль городских стен. И так, чтобы на нас внимания меньше обращали. Показывай.
– Тогда – туда, – Смык направил лошадь через мощёную обтёсанными по поверхности брёвнами улочку. – Всё одно потом к Волхову выедем, а там к мосту сворачивать…
Ехали медленно, чтобы Славер мог осмотреть всё, что ему осмотреть хочется. А осмотреть ему, как человеку, заинтересованному особо, хотелось каждый участок стены, и отыскать по возможности самые слабые места, где оборона наименее способна выдержать прорыв. Но откровенно слабых мест Славер не увидел. Для этого следовало бы на стены подняться, что, конечно же, вызовет подозрения городской стражи. И с другой стороны, с наружной, проехать следовало бы. Но там вообще будешь под приглядом. Нельзя свой интерес показывать так откровенно. Показать – значит, насторожить. А разговоры-то и без того идут. Значит, словене недоверие к соседям испытывают серьёзное. И настороже они.
Основанием городских стен служили дубовые срубы-городни, засыпанные изнутри, как и полагается, землёй вперемешку с мелкими камнями, непригодными для строительства. В отдельных участках вместо срубов шла настоящая каменная кладка, но таких участков было мало. Внутри камня тоже, как и полагается, насыпана и утрамбована земля – для крепости и устойчивости стен, чтобы никакой «баран» своротить угловую связку городни, и стену тем свалить, не смог. Чуть дальше, где стены были поновее, устанавливались тарасы, о чём говорили входные двери в них. В общем, основание возвышалось над городом на добрый десяток локтей. А уже на городни и на тарасы ставились тыны из таких же отёсанных брёвен. Здесь высота стены уже достигала пятнадцати, а то и двадцати локтей с тем, чтобы высота эта вместе с основанием везде была ровной для взгляда со стороны, и нигде не оказалась ниже двадцати пяти – тридцати локтей. Иначе город частично оставался бы открытым для стрельбы издали, и защитники какой-то из высоких стен могли бы получить при стрельбе под острым углом через низкую стену стрелу в спину. Тарасы и городни поверху крыты настилом, с которого удобно стрелять в вырубленные в тыне бойницы. Изнутри, поверху, вдоль всей стены, ставилась обязательные полати, к которым вели лестницы из обыкновенных брёвен, в брёвна вставили частые поперечины из жердин. Удобства мало, но разве вою нужно удобство? Главное, иметь возможность вовремя подняться в нужном месте, и не дать врагу подняться на ту же стену с другой стороны.
С полатей обычно стреляли поверх тына. Таким образом, защитники города имели возможность стрелять в нападавших в три этажа – из тарас, там, где городни на них сменили, с настила над тарасами и городнями, и с полатей.
Но со стен обычно не только стреляют. Даже не поднимаясь по малоудобным лестницам, Славер увидел, что на полатях уложены кучки камней на случай обороны. А дальше, когда стали подъезжать к Волхову, где вся стена из-за высоты берега была сооружена только из наклонённого наружу, и снаружи же подпёртого насыпью тына, два десятка работных людей, поднимали на полати новые камни. Видно было, что отъезд Вадимира не сказался на обороноспособности города. К войне здесь были готовы, и готовились дополнительно.
Проехав вдоль береговой стены, Славер остановил коня рядом с масляной давильней, от которой далеко распространялся чуть горьковатый запах масла, и из дворовых ворот выезжали сани, доверху груженые ещё более пахучей запревшей дурандой.
– Смык, не знаешь, что за человек командует там?
Славер кивком головы показал на стену, где в тыне меняли несколько брёвен, для чего работным людям пришлось снять поперечное бревно со всего тына, и от этого начали раскачиваться полати. Прямо перед стеной стояло четверо конных воев, и один из них распоряжался работами, что-то показывая рукой, и прикрикивая. Впрочем, слова воя назвать криком было трудно, поскольку он попросту имел такой тяжёлый голос, который легко было принять за крик.
– Как не знать… Его весь Славен и вся Руса знают, да и за пределами, почитай, тож о нём не раз слыхивали… Странно даже, что ты, воевода, его не признал… Это воевода местный, словенский – Первонег. Ратное ваше дело, как говорят, раньше первого детства знает. Родился в санях, когда мать коней гнала. От хозар бежала… Первонега рожала, и тут же от врагов отстреливалась. Боевая, видно, мать была, и сыну характер передала.
– Слышал про него… – сказал Славер, и сменил тон разговора на едва слышный. – А кто у него мать была? Откуда она такая?
– Из Мурома. Боярыня.
– А что, Муром с хозарами воюет?
– Муром им дань платит. Отец Первонега боярин Улеб восстание поднял, так местные бояре, во спокойствие своё и выгоду, его хозарам на растерзание отдали. А мать бежала со старшим сыном, тогда тоже отроком. Князь Владимир, отец нынешнего князя Буривоя, их у себя укрыл…
– А где ж сейчас старший брат Первонега? При деле? Про него я что-то не слыхивал…
– Его урмане в полон взяли, увели неведомо куда… Должно, продали… Тож вой знатный был…
– Всё… Первонег нас увидел. Придётся познакомиться, а то заподозрит что.
– И так, и так – заподозрит, – обречённо сказал Верещага. – Он к войне готовится, и дюже подозрителен должон, стало быть.
– И не против кого-то случайного готовится, – добавил Боживой, – а против нас, понятно.
Славер тронул коня, направляя его прямо к словенским всадникам. Заметив это, Первонег своего коня развернул, внимательно и с вопросом вглядываясь в незнакомое лицо не простого, как он сразу понял, воя.
– Здравый будь, воевода! – первым сказал Славер. – Я рад случаю, что привёл меня в ваш город, и предоставил мне возможность с тобой познакомиться. Позволь поприветствовать тебя, и выразить тебе полное моё уважение.
– Здравствуй и ты, пусть продлит Лада твои годы, а Перун долго оставит руку способной владеть мечом, – Первонег наклонил в приветствии голову. – Я не могу ответить тебе такими же вежливыми словами, какие от тебя услышал, поскольку не знаю, кто находится передо мной. Тем не менее, просто поприветствовать я тебя могу, и мне даже кажется почему-то, что я имею дело с равным себе человеком. Кто ты будешь, с каких краёв, странник?
– Меня зовут Славер. Я воевода князя Войномира, его наставник и воспитатель с детских лет. А приехал я в Славен для того, чтобы узнать, что случилось с моим воспитанником. И, наверное, ты как раз тот человек, который сможет мне ответить на мой вопрос, поскольку, как мне сообщили, буквально перед моим приездом, отсюда уехал княжич Вадимир, к которому я собирался было обратиться. Уехал туда, откуда я приехал. Мы разминулись в дороге, иначе я мог бы спросить самого Вадимира. Но не удовлетворишь ли ты мое не любопытство, а настоящее беспокойство. Не сообщишь ли, что стало с моим князем?
– Теперь я могу прямо сказать, что рад поприветствовать в нашем городе такого прославленного воя, как ты, Славер… – Первонег тронул коня пятками, подъехал к Славеру вплотную, и, сняв рукавицу, протянул руку для рукопожатия. Варяг ответил словенину тем же. Даже со стороны было заметно взаимное уважение двух воевод. – Что же касается князя Войномира, то я не уполномочен ни князем Буривоем, ни княжичем Гостомыслом, ни княжичем Вадимиром, ни посадским советом Славена вести разговоры на эту тему. Моё дело – оборона города, и порядок во вверенных мне полках. Здесь с меня весь спрос! Что же касается остального, то – не обессудь уж… Возможно, ты не знаешь, но к нам вчера уже приезжали послы Русы с тем же вопросом. Княжич Вадимир обещал дать ответ через неделю, когда спросит у отца. Я ничего не имею добавить к его ответу. Но, со своей стороны, обращаюсь к тебе – позволь пригласить тебя для дружеской застольной беседы в свой терем. Мне кажется, у нас найдётся немало интересных тем для разговоров. Перуну было угодно сводить на поле брани наши полки, но Макоши было угодно не сводить там нас с тобой, хотя часто мы имели такую возможность. Но уж за общим столом-то боги нас свели вовремя. Не откажи им хотя бы в этом.
Славер склонил голову, и приложил руку к груди на уровне сердца.
– Я принимаю твоё предложение с удовольствием и благодарностью, воевода.
– Тогда, воевода, я отошлю человека с приказанием, и мы неторопливо поедем… И даже более того. Я намеревался было заняться осмотром городских стен, поскольку в отсутствие князя и княжичей отвечаю, как говорил, за безопасность города. Пока нам будут готовить стол, не присоединишься ли ты ко мне, и не поможешь в исполнении обязанностей. Глаз такого опытного человека, прибывшего со стороны, всегда может заметить то, к чему наши глаза уже давно пригляделись, и не замечают явного неполада…
Не слишком ласковый взгляд Первонега показал, что он прекрасно понял, зачем приехал в Славен воевода Славер, и почему он оказался не в торговых рядах, где сразу оказываются все прибывшие, а вблизи городских стен. И словенскому воеводе любопытно было посмотреть, как отреагирует на внешний вид городских укреплений опытный в воинском искусстве варяг. Кроме того, Первонег и другую цель преследовал. Сам он хорошо знал, как нелегко бывает взять так хорошо укреплённый, и подготовленный к обороне город. И хотел в этом же убедить противника. То есть, просто показать тщетность усилий по возможному штурму и этим если не предотвратить, то хотя бы оттянуть начало военных действий до полного выяснения ситуации. А ситуация выясниться должна. Не зря же княжич Гостомысл отправился вместе с князем Войномиром в такой далёкий и опасный путь. Какое-то решение оттуда последует. И последует, скорее всего, через непродолжительное время, потребное для стремительного конного путешествия.
– Я буду рад оказаться тебе полезным, Первонег, хотя, понаслышке зная твою опытность в ратном деле, я ничуть не сомневаюсь, что едва ли смогу быть более полезным Славену, чем окажешься ты сам.
Славер легко разгадал задумку Первонега. И решил просто подыграть противнику.
Воевода Славена на мгновение отвернулся, и быстро сказал несколько слов одному из своих сопровождающих, тот гикнул, и погнал коня вскачь. Подкованные копыта громко стучали по подмороженной деревянной мостовой, предупреждая прохожих, что всадник не задумывается об их безопасности, и они сами должны о себе побеспокоиться, то есть, проявить проворство, и посторониться на не слишком широкой улице.
А воеводы конь-о-конь поехали вдоль стены, защищающей город со стороны Волхова.
– Часто ль недруг с реки к вам жалует? – поинтересовался Славер.
– Только свеи на моей памяти дважды так заходили. Им кажется, что здесь стены слабее, без городней и без тарас, и что можно у моста оборону сбить…
– Глупы свеи… – прокомментировал Славер такой способ атаки.
– Дюже глупы… От стрел с одной стороны ещё можно как-то спрятаться, а когда с двух сторон стреляют, самому ответить невозможно… Волхов наглухо закрыт. Здесь я спокоен… Но порядок в стене и здесь нужен… Потому и латаем, где след… Правда, людей я здесь меньше держу… Свеи научены, других дураков нет… Так, для порядка десяток стрельцов в башни сажаю…
– Может, они потому здесь и лезут, что их здесь не ждут, считая умными?
– Может, и так. А они все равно дураками оказываются.
Воеводы как раз подъехали к широкому и высокому мосту через Волхов, выставленному на мощных рубленых «быках», часто ломаемых во время ледохода, и потому так же часто меняемых. Здесь, как и у всех городских ворот, были установлены башни, значительно усиливающие оборону. Причём, установлены по обе стороны моста. Осмотрев башни снаружи, проехали дальше, обсуждая возможность атаки с той или иной позиции.
Славер внимательно осмотрел башни и подходы к ним. Долго не отъезжал, и стоял бы дольше, если б его не позвали. Пора было ехать. Но интерес воеводы варягов был замечен.
– И что бы ты посоветовал нашему врагу? – спросил Первонег, когда маленький отряд остановился у центральной улицы города, выводящей на торговую площадь. – Или, говоря честно, как бы ты сам нас атаковал?
– Я бы посоветовал вашему врагу собрать войска намного больше, чем у вас, потом узнать, по мере возможности, какими запасами располагает Славен, и планировать долговременную осаду вперёд на несколько лет… – с хмурой усмешкой ответил Славер. О том, что он тоже может оказаться в среде врагов, Славер предпочёл не говорить. И вовсе не по причине скромности.
Глубокие синие глаза Первонега блеснули короткой радостью. Он добился своего, и убедил воеводу варягов-русов в невозможности взятия города приступом. По крайней мере, Первонегу так показалось… Но показалось ему и другое… Если варяги всё ж на приступ решатся, они пойдут не там, где стены слабее, а там, где их ждут меньше – со стороны реки. Или просто попытаются проникнуть в город хитростью…
* * *
Уже после гостеприимного застолья в доме воеводы Первонега, прямо перед наступлением коротких зимних сумерек, отправляясь в путь по льду Ильмень-моря, Славер спросил не отстающего от него купца Смыка:
– Лавка у тебя в Славене велика ли?
– Да не мала… Словене у меня соль оптом перекупают, и дале везут уж, куда хотят… Сам-то я чумовые обозы не отправляю… Хлопотно…
Славер, казалось, удовлетворился ответом.
– А людей у тебя там сколько работает?
– Четверо сейчас… Раньше пятеро было… Один, тому месяц как, помер, похоронить-то похоронил по обряду, но в лавке вот ещё не заменил…
– Заменим, – твёрдо сказал Славер. – Всех пятерых заменим…
– Зачем пятерых-то?.. Одного надо.
Воевода не ответил на вопрос, но спросил снова:
– А много ль рушан лавки в Славене держат?
– Да десятка два наберётся…
– У всех работных людей заменим… И сделать это следует как можно быстрее…
Славер принял решение. Стены Славена произвели на воеводу хорошее впечатление. Взять такой город – честь для любого воя…