Глава четырнадцатая

– Что с тобой случилось, брат-княжич? – Годослав с другой стороны шагнул к Гостомыслу, которого за талию поддерживал воевода Веслав, отодвинувший воев-словен, и взял неуверенно стоящего на ногах княжича за руку. – Присядь на лавку. Ты на ногах еле держишься, да и в огне весь…

Гостомысл пытался проглотить слюну, заполнившую его рот, и не смог ответить. А сплюнуть слюну в присутствии князя постеснялся. Годослав с Веславом довели Гостомысла до лавки рядом со столом, бережно усадили, и князь сам налил гостю кружку мёда. Но и мёд, с трудом выпитый, не помог Гостомыслу начать говорить.

Взгляды оборотились в сторону спутника Гостомысла, чтобы оттуда получить разъяснения.

– По дороге, уже недалеко от владений поморян, – объяснил князь Войномир, – на нас напали ляшские всадники и прусская дикая пехота. Если, конечно, этот сброд, вооружённый только копьями и дубьём, и прикрывающийся плетеными из ветвей щитами, можно назвать пехотой. Но мы легко с ними справились, почти не допустив до сечи, однако, уже под завершение дела, стрела, пробив кольчугу, царапнула княжича в плечо. Внешне рана пустяковая, но она нежданно воспалилась, и княжич тает на глазах… Я опасаюсь, что стрела была отравлена.

– Ляхи – отчаянные рубаки, разбойники, пьяницы, обманщики бесчестные и грабители наглые, и вообще доброго о них сказать можно мало, – заметил волхв Ставр, – но они никогда не отличались коварством… Как, мне помнится, и пруссы… А использование отравленных стрел, да и ядов вообще – это явный признак коварства, ничего хорошего не говорящий о народе. Я в первый раз слышу, чтобы стрелы ляхов оказались отравленными, и верю в это неохотно… Покажите-ка мне рану…

Князь Годослав вместе с воеводой Веславом, не гнушаясь чёрной работой, стали через голову снимать с княжича кольчугу. Князь-воевода Дражко помогал им, осторожно придерживая в поднятом состоянии руки Гостомысла.

Войномир шагнул вперёд, этим шагом показывая, что к его словам следует особо прислушаться. И даже, чтобы привлечь большее внимание, со стуком положил на стол ладонь.

– Может быть, ляхи и не пользуются отравленными стрелами… Но дело в том, что стрела эта была, кажется, словенская… – сказал в дополнение. – Я, сам не ведая зачем, взял её с собой, тогда ещё не зная, что она отравлена. Она приторочена к моему седлу.

– Но словене-то вообще никогда не отравливают свои стрелы… – продолжил Ставр. – Как и варяги-русы, насколько я знаю…

– Как и варяги-русы… – согласился Войномир. – Варяги вообще презирают тех, кто отравливает… Это нашему народу просто непонятно…

– Значит, стоит поискать причину, по которой случайная стрела попадает в плечо не кому-нибудь, а именно Гостомыслу, и тогда, когда он отправляется к нам. Нам, кстати, ещё неизвестна цель такой поездки, но кому-то очень не хотелось, чтобы княжич к нам доехал… А если яд медленного действия, значит, кому-то очень не хочется, чтобы он вернулся назад… – волхв суровым голосом прочитывал ситуацию, предлагая наиболее вероятные варианты. – Случайная стрела, бывает, срывается с лука неопытного стрельца. Но если стрела отравлена, она не может быть случайной. Просто княжич стоял так или так вовремя повернулся, или конь его забеспокоился и сдвинулся с места, вот и получилось, что она лишь царапнула его. А должна была бы не царапнуть, а попасть прямо. Я бы подумал именно так…

– Опять стрелы, опять яд… Не слишком ли часто!?. – не отрываясь от дела, сказал Годослав. – Все в один день…

– Часто? – не понял Веслав. – Не первый, стало быть, случай?

– Сегодня другая отравленная стрела уже была направлена в князя-воеводу Дражко. Слава Свентовиту, стрелец оказался никудышным… – Годослав кивнул на стол, где по-прежнему лежали разрубленный мечом Власко лук и несколько стрел.

– Слишком часто… – согласился Ставр, и подошёл ближе к Гостомыслу, с которого уже сняли и рубаху, и мягкую берестяную накладку с раны. – Да, могу сказать сразу, это действие яда. Здесь определить не трудно. Если просто грязь попала в рану, цвет кожи совсем другой, и нет вздутий. Такое вздутия бывает только от яда, который уже внутрь организма проник. Плохое дело.

Костлявые пальцы волхва ощупали лопатку княжича Гостомысла вокруг раны. Посиневшая, покрывшаяся мелкими, частично лопнувшими вздутиями кожа окружала совсем не кровоточащий, но и не зарастающий мелкий рубец.

Сам Гостомысл закрыл глаза, чтобы не показать боли, и сидел, напрягшись всем молодым и сильным телом.

– Что на это скажешь? – мрачно поинтересовался Годослав у волхва, который, как всякий волхв, обязан быть и врачевателем.

– Я могу, как умею, сделать отвар противоядных трав, но этот отвар варится трое суток, и не всегда помогает. Готового у меня нет. Думаю, нет такого и у Горислава, потому что с ядами на своей земле мы, слава Свентовиту, встречаемся редко. А через три дня может оказаться уже поздно. Кроме того, нужно знать, какой яд был использован. Все яды действуют по-разному. Тебя, княжич, тошнит?

Гостомысл только кивнул в ответ.

– И слюны полный рот…

Княжич кивнул повторно.

– Все признаки… Надо поинтересоваться у заезжих ливов. У них встречаются опытные жалтонесы, которые в состоянии спасти княжича. Иначе через два-три дня он может погибнуть… Но жалтонес тут нужен не случайный, потому как не каждый способен…

– У Бравлина есть такой жалтонес, – перебив волхва, сказал Веслав. – Рунальд… Тоже лив, и даже из знатного рода. НЕ знаю уж, как он жалтонесом стал, но, поговаривают, отец его претендовал на княжение где-то у себя на родине, но был свергнут, убит, а мать с детьми бежала. Интересный человек, очень грамотный… Ростом с пенёк, и внешне от пенька только бородой отличается. Однако, говорят, лучше его яды никто не знает. Он даже по яду определяет, где тот сделан, и из чего сделан. Раньше Рунальд живал в Риме, и готовил какие-то настои для самого Римского Папы. Тот пил эти настои, чтобы его потом не взяли настоящие яды. Но сейчас в Риме другой Папа, а Рунальд живёт в нашем лесу, и только по зову приходит в Старгород. И вообще всякие раны и болезни лечит. Надо послать гонца, чтобы жалтонеса нашли, а мы, тем временем, потихонечку отвезём туда и самого княжича… Это всё равно будет быстрее, чем звать жалтонеса сюда. Рунальд стар, на лошади не ездит, а своим пешим ходом он доберётся только через неделю…

Гостомысл открыл глаза. Ставр, словно ждал этого, сразу заглянул в них. Зрачки княжича расширились до неимоверных размеров. Так действовали яд, и боль от яда.

– Княжич сможет перенести дорогу? – спросил Годослав волхва.

– Лучше бы отправить его на носилках, – сказал Ставр. – Ему необходимо сохранить как можно больше сил, чтобы бороться с ядом изнутри.

– Я попробую на коне, – тихо сказал Гостомысл, привыкший обычно самостоятельно решать, как ему ехать и куда ехать.

– Сташко, прикажи подготовить носилки княгини Рогнельды, она всё равно ими давно не пользуется, – Годослав не пожелал слушать возражения. – И пошли за дружиной княжича. Вои и понесут его, и защитят на беспокойных ныне дорогах…

Обычно медлительный и величественный глашатный непривычно засеменил ногами, стремясь быстрее выполнить поручение.

– Я отправлю гонцов к Бравлину и за жалтонесом Рунальдом, чтобы к нашему приезду был в Старгороде, – Веслав вышел вслед за глашатным.

– После долгой дороги и перед новой дорогой я хотел бы ещё поговорить, княже… – Гостомысл перевёл дыхание, и произносил слова уже свободнее, хотя и слабым, болезненным голосом. – С этим и отправился к тебе вместе с князем Войномиром.

– Ты знал, кто я? – спросил Войномир, не сильно, впрочем, удивляясь.

– Конечно. Потому и взял тебя с собой.

– Я это подозревал.

– Если тебе не трудно говорить, брат-княжич, я готов выслушать вас обоих, – сказал Годослав. – Надеюсь, князь-воевода Дражко и волхв Ставр не будут нам помехой?

– Не будут, – согласился Гостомысл, и снова перевёл дыхание во время длительной паузы. И заговорил быстро, чуть ли не скороговоркой, иногда проглатывая окончания слов, стремясь поскорее высказаться, чувствуя, как силы оставляют его. – Разговор мой, княже, прост. Трёхлетняя война, затеянная моим батюшкой князем Буривоем за Бьярмию, до этого завоёванную варягами-русами, по сути дела, завершилась нашим поражением, хотя сначала была вполне успешной. Только за один последний год князь Войномир, возглавив основные полки, нанёс нам подряд несколько чувствительных поражений, и повернул всё вспять. И что теперь? Батюшка страдает от ран, или, говоря честно, умирает от них, запертый в далёкой полуночной крепости Кареле, и неспособный к руководству полками. Разбросанные по малым и большим крепостицам дружины живут сами по себе, не имея общего руководства. И только мы с братом Вадимиром как-то поддерживаем среди них порядок, но обеспечить общее руководство при бездействии отца и мы не в состоянии. Мы все, вместе с отцом и во главе с ним, готовы признать своё поражение, и просим тебя, князь Годослав, как нашего давнего и верного друга, стать посредником в переговорах между словенами и варягами-русами с тем, чтобы заключить честный мир на приемлемых для обеих сторон условиях.

– Но, я так понял, что князь Войномир – твой пленник? – Годослав бросил на племянника короткий непонимающий взгляд. – И теперь войска варягов-русов тоже остались без общего руководства, следовательно, уже не способны к активному действию против словен?

– Да, княже, Войномир – наш пленник. Однако, это уже не меняет ничего. Убить пленника просто, хотя это противно нашей натуре. Однако смерть князя, пусть и такого талантливого полководца, войну не прекратит, и не пообещает нам победу. А дальнейшее её продолжение отнимет последние силы у двух городов в то время, когда с полудня на всех нас надвигается хозарская угроза, а с полуночи год от года всё активнее наседают свеи и урмане… И предпринимать что-то необходимо… Предпринимать срочно, используя авторитет такого человека, как ты, поскольку у нас самих такого третейского судьи, кроме Сварога, нет.

Годослав нахмурил лоб, и посмотрел на безмятежного Войномира, впрочем, слушающего Гостомысла со вниманием, но никак не показывающего свою реакцию на сказанное. Родная кровь всегда остается родной кровью, но ни это, ни дружеские отношения не должны мешать справеливости.

– Честно говоря, я просто не готов сейчас так вот, без подготовки и без внимательного изучения вопроса, взять на себя обязательства посредника. Я не говорю о том, что собственные заботы меня тоже тяготят, но я, из-за забот собственных, никогда не отказал бы друзьям и родственникам в такой малой вещи. Может быть, мы отложим этот разговор до твоего выздоровления. А я тем временем поговорю с князем Войномиром о возможностях установления прочного мира и о его условиях. Ты же, княжич, должен понимать, что варяги в этой войне являются победителями, а условия всегда ставит сильнейшая сторона. Что касается самого князя, то я могу взять на себя кратковременные обязательства по его содержанию, и готов обещать тебе, что он, хотя и приходится мне племянником, по-прежнему будет оставаться твоим пленником.

– С прибытием в твои земли мой пленник стал свободным, – сказал Гостомысл, он даже слегка выпрямился, и, казалось, боль оставила свою хватку. – Я открыто и без принуждения с чьей либо стороны объявляю ему об этом. Он твой близкий родственник, так окажи же ему своё княжеское и родственное гостеприимство. Что касается твоего предложения отложить решение вопроса, я вынужден с этим только согласиться, поскольку понимаю, до какой степени решение может быть трудным, и каких сложных переговоров нам не избежать. Для переговоров требуется ясная голова. А это сейчас для меня невозможное состояние. Тем не менее, попрошу тебя, княже, не затягивать с решением, потому что дела в наших землях продолжают развиваться и в наше с Войномиром отсутствие.

Скрипнула дверь – вернулся воевода Веслав, снова сделав просторную было горницу тесной, но вошёл осторожно, стараясь не топать своими тяжеленными ножищами.

– А я пока, – продолжил Гостомысл, – воспользуюсь приглашением твоих добрых соседей и участием в своей судьбе воеводы Веслава, и отправлюсь на Замковую гору с надеждой вскоре увидеться с тобой здесь.

– Значит, мы договорились, – улыбнулся Годослав.

Дражко тем временем вертел в руке стрелу, взятую со стола, шевелил усами, и обернулся только на шаги Веслава.

– Воевода, ты, кажется, сказал, что жалтонес Рунальд хорошо разбирается в любых ядах. Можно ли ему переслать вот эту стрелу? Она тоже отравлена. Одна точно такая же была направлена в меня. Конечно, все мы – вои, и нам не должно заботиться о своей безопасности, как какому-нибудь заезжему купцу или Римскому Папе. Но я предпочёл бы смерть от меча смерти от яда. И хотел бы знать, от чьей руки мне суждено расстаться с жизнью. Однако сейчас меня сильно интересует, чья рука направляла лук, поднятый в мою сторону… Сможет ли жалтонес Рунальд, как ты сказал, «пенёк с бородой», что-то сказать про этот яд?

– Об этом лучше спросить самого «пенька». Но я, княже, берусь задать ему этот вопрос.

– Я буду благодарен тебе, если получу ответ, – Дражко протянул воеводе стрелу, которую тот взял своей громадной ручищей, словно это была тонкая веточка. – Может быть, это поможет нам найти причины, по которым я стал кому-то мешать…

Годослав сам провожал носилки с Гостомыслом. Вместе с ним из дворца к парадному крыльцу вышли и князь-воевода Дражко с волхвом Ставром, и князь Войномир, теперь уже свободный гость дома князя Годослава. Только один воевода Веслав уехал, как и приезжал, через хозяйственные дворовые ворота, замеченный благодаря своей фигуре многими, но не объявленный во всеуслышание. Воевода, во избежание лишних разговоров и возможных расспросов, должен был дожидаться Гостомысла уже за городскими стенами, где оставил свою сотню дружинников сопровождения, чтобы возглавить большой уже по силам отряд, отправляющийся в соседнее княжество вагров. Дражко, пожимая Веславу на прощание руку, подсказал:

– С Гостомыслом пришли две сильные сотни. Сотня дружины и сотня стрельцов. Они сгодятся тебе при обороне, если Гостомысл не оправится раньше, чем Карл выступит в поход, и не поспешит домой.

– Карл уже выступил в поход, перекрыв все пути с заката и с полудня к нам и от нас. А эти две сотни нам очень даже сгодятся.

– Я хочу дать тебе совет, которым ты вправе воспользоваться, точно так же, как и отвергнуть его. Попробуй не распылять стрельцов по разным направлениям. Когда сотня собрана вместе, она способна остановить атаку тысячного рыцарского полка. Я так делал, и это приносило успех. Принесёт и тебе.

Воевода посмотрел на князя-воеводу сверху вниз.

– Я наслышан о твоих тактических методах, – сказал при этом сдержанно, потому что не любил, когда его учат. – Но я больше привык воевать по-старинке. И предпочитаю сотню дружинников усилить несколькими стрельцами. Мне кажется, что этого достаточно, но тогда все мои дружины будут равны по силам, и я не буду бояться, что на каком-то участке франки могут прорваться.

– Дело твоё, воевода, дело твоё, – зная обычное упрямство Веслава, Дражко не стал настаивать, только пожал воеводе на прощание руку, и заспешил в другую сторону, чтобы успеть добрым словом проводить и Гостомысла.

Сам Гостомысл, хотя пресловутыми двумя сотнями командовал, естественно, непосредственно он, не был в курсе событий, происходящих в княжестве вагров, и не предполагал, что на его воинах уже построен боевой расчёт. Но у княжича и не было выбора – ехать или не ехать, потому что серьёзность раны требовала серьёзного лечения, которое не каждому лекарю и знахарю по рукам и по знаниям. Каждый волхв умел лечить укушенного змеёй. Но яд для стрел никогда не бывает простым, как яд со змеиного ядовитого зуба. Его готовят специально, смешивая разные составы, и найти против такого яда противоядие сложно. По крайней мере, необходимо обладать для этого специальными знаниями, которых у местных волхвов не было, поскольку у славян не принято было отравливать наконечники своих стре.

Бодричи попрощались с княжичем, надеясь на скорое выздоровление последнего, и последующую встречу. Носилки унесли четверо здоровых молодцов из словенской дружины, которыми командовал, заставляя их проявлять осторожность, немолодой сотник Бобрыня. Ещё четверо готовы были сменить первых, как только понадобится, чтобы нести носилки без остановки. Словене заметно беспокоились за княжича, и старались нести Гостомысла ровно, без тряски.

Тем временем к Дворцу Сокола начали подъезжать бояре, вызванные через нарочных глашатным Сташко. Пока соберутся все, времени пройдёт немало, и князь с Дражко и Ставром поднялся в малую горницу. Но перед этим отправил Войномира умыться с дороги и, по возможности, переодеться в то, что найдёт для него Сташко в гардеробе Дражко, примерно подходящего по фигуре, если не считать некоторую разницу в ширине плеч. Но эта разница была незначительной, и одежда могла прийтись молодому князю впору. Годослав устроился на прежнем месте, где застал его князь-воевода совсем недавно. И снова взял на колени котёнка пардуса Гайяны. Ничего внешне, казалось, не изменилось, но, тем не менее, за совсем короткий промежуток времени столько событий произошло вокруг, что голова в попытках все осмыслить начинала болеть. Об этом, наверное, подумали все трое.

– Я не помню случая, чтобы какая-то серьёзная забота приходила на наши головы в одиночестве, – с горькой улыбкой посетовал Годослав. – Если что-то начинает крутиться, то крутится со всех сторон настоящим бешеным вихрем. И попробуй в этой круговерти, когда события так мелькают перед глазами, так путаются и переплетаются, заставить голову соображать ясно… Как было три года назад, помните?.. С одной стороны на нас снежной лавиной идёт Карл, с другой стороны чёрными тучами наваливается Готфрид, покушение на меня, покушение на Дражко, мятеж бояр, турнир в Хаммабурге, интриги Сигурда, приезд герцога Гуннара… И всё в одно время. Как человеку возможно со всем справиться, как можно всё разложить по полочкам, чтобы не было неясностей, и одно дело совместить с другим? Как? И сейчас, похоже, начинается что-то подобное. Только сейчас неясностей еще больше.

– Разобраться можно. Это, конечно, дано не каждому, но это дано хорошим князьям, – сказал волхв. – Не каждый князь умеет держать в голове тысячу забот, и, одновременно, решать их, но тот, кто умеет, тот хорошо правит, и подданные им довольны. Это истина по Прави. Кто считает княжескую жизнь удобной и развлеательной, тот сильно ошибается. Править людьми – это тяжкий труд.

– Так помогите же мне разобраться, чтобы подданные были мной довольны. Я из-за Рогнельды не могу ясно думать и правильно решать. О чём ни думаю, мысли к одному возвращаются – кого княгиня произведёт на свет в этот раз?.. Каждый час, каждый миг… Кто будет править после меня? Кому можно будет доверить княжество, и умереть не в беспокойстве за будущее своего народа? А тут ещё столько посторонних забот кругом…

– Поможем, брат, – Дражко воинственно пошевелил усами. – Для того мы с тобой рядом и находимся. Первую заботу ты сам, без нас, успешно сбросил со своих плеч. Карл Каролинг остался без наших стрельцов, и наш брат Бравлин может быть доволен, хотя быть довольным в его положении трудно. Если он и рассчитывает на Готфрида, то напрасно. Даны не вступят в эту войну с Карлом. Иначе они не собирались бы у наших границ в таком количестве, и не держали бы в готовности флот, готовый выступить против Руяна. Там ведь, на каждом драккаре, помимо моряков – еще толпа воев. Целая армия.

– Это верно. От Карла мы, как лисы от охотников, улизнули, и стрельцов ему, слава Свентовиту, не дали. Но ты, кажется, придумал, как нам самим остаться со стрельцами! – сказал Годослав. – Значит, у тебя будет всё-таки стрелецкий полк?

– Будет, – довольно и уверенно подтвердил князь-воевода.

– Откуда?

– Я попрошу бояр поделиться со мной… Вернее, я попрошу их поделиться с человеком, которому они не посмеют отказать. Много будет возмущения, и я им посочувствую, но отказать не посмеют даже после того, как я потребую обеспечить стрелецкое войско провиантом на длительную кампанию. Бояре будут даже рады, что я попрошу у них этого. Все зависит от того, какими словами просить. А слова я подготовил подходящие…

– Значит, я правильно тебя понял. Ты попросишь стрельцов для Карла, но оставишь их себе.

– Так я и сделаю! С небольшими добавлениями, чтобы бояре не обвинили меня в нечестности. Я знаю, что им сказать.

– С какими добавлениями?

– Сам увидишь…

– Добро… – князь Годослав попытался улыбнуться веселее, но это у него плохо получилось. – С данами что делать будем? Герцог Трафальбрасс спит и видит, как он грабит храм в Арконе. Ему после храма в Свентане все наши храмы кажутся враждебными. А в Арконе есть, что пограбить, как и в Коренице… После каждого похода руянские викинги приносят в храм десятину от своей добычи. А ладьи они в год отправляют в море десятками… Интересно только, где оседает ещё одна десятина, которая полагается моей казне…

– Да… – князь-воевода вернулся к прошлому разговору. – Нужен всё ж таки человек на Руян. Обязательно нужен надёжный и опытный человек туда. Чтобы он и о княжеской казне заботился, и оборону в порядке держал, и соседей заставлял страх чувствовать, и своё место знать. И даже данам, при всей их уверенности в безнаказанности, наглеть не позволял. Они слишком много думают о своих викингах. Но у нас викинги ничуть не хуже данских. А наши ладьи быстрее ихних драккаров. И надо это подтвердить ещё раз!

Годослав упрямо замотал головой, отчего волной заколыхалась его богатая светлая шевелюра, а сам он, как в лучшие свои времена, стал похож на рассерженного льва.

– Я уже сказал, что кандидатуру князя Додона я даже обсуждать не буду… – сказал твёрдо. – Дать Додону власть, это значит устроить себе лишние хлопоты, и, самое главное, добиться результата, обратного желаемому, то есть – ослабить княжество… И пусть бояре хоть пол лбами разобьют, а по ихнему не будет. Это я уже тщательно продумал, и решил твёрдо. Князь Додон – совершенно не тот человек, что нужен на Руяне.

– И не надо Додона, – с улыбкой согласился Дражко. – Разве мы настаиваем! Надо искать другого. Пусть даже и не княжеского звания. Просто, хорошего воеводу… Может быть, кого-то из молодых бояр, кто не из общей кучи… У нас есть такие, кто в последнюю войну хорошо себя зарекомендовал…

– А почему же не княжеского? – спросил вдруг волхв.

– А где я возьму для Арконы князя? – резко ответил князь Годослав.

– Князь Буривой, стало быть, хороший воин? – отчего-то вдруг спросил Ставр.

– Буривой отменно бивал и свеев, и норвегов, и хозар, и ляхов… И варягам от него доставалось… Я не говорю уже о медведях, которых словене зовут ведмедями… – согласился Дражко. – Если бы не ранение Буривоя, неизвестно, как бы там, в Бьярмии, дело пошло дальше…

– Не совсем так… Ранение он получил уже после своего разгрома, – не согласился Ставр. – А побил Буривоя не кто-то неизвестный, не престарелый князь Астарата, не покидающий Русу по возрасту князь Здравень, и не несколько князей один за другим по очереди, а молодой, да ранний племянник нашего князя – князь Войномир. За один год разбил вдребезги то, что Буривой годами завоёвывал… Вот тебе, княже, и кандидатура…

– Войномир – князь варягов-русов, и пожелает вернуться к себе домой в Русу, чтобы продолжить начатое, – вяло отмахнулся Годослав, но в глазах его, кажется, мелькнула надежда.

– А ты, княже, спрашивал его? Прости, что-то не слышал я… Должно, пропустил по невнимательности. А… Не спрашивал, стало быть. И не знаешь сам, что тебе Войномир на предложение ответит. Кроме того, он ещё почти пленник. Предложи ему за освобождение от плена десятилетнюю службу у себя. А что будет через десять лет – там Свентовит покажет. И ещё, я слышал, что он – вой по воле богов, и только этим живёт, печась о своей ратной славе. Пообещай ему долгий мир в его земле. Если он не захочет, пообещай помощь полками Гостомыслу, чтобы установить мир, который нужен тебе. Это ему не по нраву придётся. А если молодой князь такого не хочет, пусть отслужит тебе.

– Почему ты решил, что он вой от богов? – Гостомысл сопротивлялся совету просто по привычке решать самому. – Мне показалось, он был не против установления мира со словенами…

– Я таких людей чувствую. Мне он с первого взгляда представился именно воем. Поступь, стать, взгляд. От него идёт неукротимый дух. Он спокоен и сдержан, но в любой момент готов взорваться в ярости. И ярость эта будет управляемой. Я видел таких людей, которые умеют управлять своей яростью. Это редкое качество. Такие люди обычно лучшие вои и лучшие полководцы. Наш князь-воевода таков. Ты сам, княже, таков. Таков и Войномир.

– Может быть. В этом варианте есть здравое зерно, – согласился Годослав. – Надо поговорить с Войномиром. А ты, Дражко, что по этому поводу думаешь?

– Я мало знаком с ним. Но, по слухам, полки он строить и водить умеет. Отчего ж не попробовать? И лицо у него хорошее, без коварства. И ногти не обточены, как у князя Додона.

– Усы только не сильно выросли… – улыбнулся волхв. – Но это вопрос возраста…

– Ставр, позови ко мне племянника. Надо поговорить с ним до того, как бояре соберутся.