Глава 5

Когда в Можжевеловом фьорде показались корабли фьяллей, Эндель Домосед понял, что дело его плохо. Пастух с северного пастбища прискакал после полудня: он не мог толком сказать ни чьи это корабли, ни даже сколько их. К тому времени как сам хозяин прибежал на мыс, откуда открывался вид на море, корабли уже были довольно близко. Их насчитывалось больше десятка – двенадцать или даже четырнадцать. И у каждого на переднем штевне грозно скалил зубы дракон с козлиными, загнутыми назад рогами. На мачтах висели большие красные щиты.

– Это фьялли! – Логмель Сноп, муж Энделевой сестры, схватился за голову. – Это Торбранд конунг! Вон, впереди, его «Железнорогий»! Это набег! Новый набег! Мы пропали!

Челядь и местные жители, сбежавшиеся на мыс вслед за хёвдингом, закричали и запричитали. В последние лет десять от фьяллей совсем отвыкли, но предания об ужасах давней войны все знали отлично.

– Что делать? Что будем делать? Что ты прикажешь, хёвдинг? – наседал на Энделя Вириль Гребень, один из старших хирдманов его ближней дружины. Он был очень длинным, худощавым, клок русых с проседью волос над залысым лбом у него сильно выдавался вперед, как и длинный нос и кончик бороды. Сейчас он бурно размахивал длинными руками, словно хотел подтолкнуть своего нерешительного вождя решать быстрее. – Нам готовиться к битве?

– Какая битва, ты что? – наконец опомнившись и обретя голос, Эндель посмотрел на своего хирдмана вытаращенными глазами. – Тебе жить надоело? Да у него тысяча человек, не меньше! Сожри меня Мировая Змея, если хоть человеком меньше! Вас перебьют тут на песке и в море побросают! Вот и все!

– Прикажи скорее прятать ценности! – с другой стороны на него наскакивал управитель. – Мы еще успеем хотя бы серебро отослать туда. – Он махнул рукой в глубь побережья. – Ну, туда, да хотя бы к Хруту Крикуну. До него еще не скоро доберутся! И из оружия что подороже! И ковры! И коней!

– Нет, нет, нет! – Эндель сильно затряс головой. – Если они ничего не найдут в усадьбе, то решат, что я все спрятал, и посадят меня между двух костров и будут допытываться, где все! И попробуй им докажи, что больше ничего нет! Они меня замучают до смерти! Нет уж, пусть берут, если им надо! Белый щит! Подать белый щит! – закричал он во весь голос. – Вириль! Гальнир! В оружейную! Белый щит!

Кое-кто из челяди побежал назад в усадьбу, а Эндель с Логмелем поспешили назад, к площадке, где стояли корабельные сараи и где всегда причаливали корабли. Оттуда уже видна была сама усадьба Эйнер – Можжевельник – знаменитая усадьба, родовое гнездо Дрекингов, потомков древнего Хёгни по прозвищу Дреки – Дракон. В память о том даже бронзовое кольцо на воротах усадьбы было отлито в виде дракона, держащего в зубах собственный хвост. Последний живший здесь потомок Хёгни Дракона, Вальгаут Кукушка, погиб в воротах, возле бронзового дракона, в самом начале войны двадцать семь лет назад. Тот жестокий бой фьялли хорошо запомнили, и Эндель не надеялся, что они минуют усадьбу на этот раз. Хотя теперь все, все иначе!

Прежде всего, Эндель вовсе не собирался погибать в воротах. Он не принадлежал к роду Дрекингов: его отец, Финнульв Расторопный, захватил опустошенную усадьбу Можжевельник, когда фьялли ушли оттуда дальше на юг. Конечно, от дома остались только стены, но зато Финнульв, пересидевший у себя в глуши время первых, самых ожесточенных схваток, сохранил дружину и сумел постепенно подчинить себе округу Можжевельник – Эйнеркрет – и целиком унаследовать права Дрекингов. А сыну его досталась нелегкая обязанность захваченное сохранить.

Энделю недавно исполнилось сорок лет; даже внешне он ничем не напоминал сухощавых, длиннолицых, светловолосых Дрекингов. У него лицо было округлое, полное, с розовыми щеками и небольшой темной бородкой. Глаза его, большие и серые, слегка косили внутрь; иногда, если он молчал, это придавало Энделю вид глубокомысленной сосредоточенности, хотя на самом деле он вовсе не отличался мудростью. Как и склонностью к подвигам, хотя его рослая фигура, широкие плечи, выпуклая грудь и длинные руки наводили на мысль, что перед вами грозный боец. Для поддержания этого впечатления Эндель носил за спиной длинный двуручный меч, который привез из своего единственного похода к уладам лет пятнадцать назад. О том походе Логмель Сноп, признаваемый лучшим в ближней округе скальдом, сложил длинную песню: она изобиловала громкими словами, вроде «ливень лютой стали» или «храбро бились рати», но из нее было очень трудно понять, как же протекал поход и что в нем случилось.

Вооружившись этим мечом, который он гордо нарек Уладским Змеем, обрядившись в черную кожаную рубаху со множеством бронзовых бляшек на груди, плечах и рукавах, с таким же поясом и с широкой бронзовой гривной на шее, Эндель хёвдинг сам себе казался похожим на грозного дракона, и это помогало ему поддерживать бодрость духа. (Правда, собственная его сестра, ехидная Арнехильд, заметила однажды, что похож он скорее на жертвенного быка, украшенного к Торовой Ночи, из-за чего Эндель оскорбился и до сих пор с ней не разговаривал.)

А подбадривать свой дух внешними средствами Энделю приходилось потому, что по своему складу он был суетлив, боязлив и жадноват. Он вырос при таком положении дел, когда постоянно требовалось защищать свое от посягательств и притом зорко следить, не появится ли возможность урвать кусочек чужого. Эндель был из тех, про кого говорят «себе на уме» – он никогда не вмешивался в чужие дела, ни хорошие, ни дурные, но своего старался не упускать и ради этого иногда обнаруживал расторопность и даже некоторую отвагу.

Но сегодня выдался неподходящий день для того, чтобы проявлять это качество. Переминаясь с ноги на ногу в ожидании того жуткого мгновения, когда из-за мыса выйдут корабли фьяллей, Эндель то вглядывался во фьорд, то оборачивался к усадьбе – не несут ли белый щит, знак мира и покорности.

– Это самое умное, что мы можем сделать! – убеждал он стоявшего рядом Логмеля, хотя тот вовсе не спорил. – Хорошо им было, тридцать лет назад! Тогда и конунг был, и хёвдинг правил целой четвертью страны, не то что теперь – три двора! Тогда у людей были дружины, а не по пять рыбаков с дубинами! И мокрыми штанами от страха! Ты видел тут хоть одного человека с мечом? С таким трусливым людом что мне остается делать?

– Но ведь Бергвид конунг предлагал тебе… – пытался напомнить Логмель, толстоватый мужчина лет пятидесяти, среднего роста, с длинными густыми волосами и бородой, вместе похожими на ржаной сноп, из которого выглядывало его толстощекое лицо.

– Да, предлагал! Хорош бы я был, если бы его слушал! Где бы я был сейчас? Конунг и Лисица, как слышно, перебили друг друга! И сейчас я бы валялся где-нибудь в горах, чтобы меня сожрали волки! Нет уж! Поищите дураков в других местах! Я ведь так и знал, что скоро будут фьялли! Я так и сказал ему, ну, Бергвиду конунгу! Я так и знал: давно не были, значит, будут!

К тому времени как корабли фьяллей приблизились и Торбранд конунг со своей дружиной сошел на землю, Эндель Домосед с Логмелем и кучкой челяди уже ждал его на площадке, с большим белым щитом в руках.

– Приветствую тебя на земле Квиттинга, Торбранд конунг! – торжественно провозгласил он.

По многоголовой толпе фьяллей прокатился смешок: при своем высоком росте и плотном сложении, Эндель говорил неожиданно высоким тонким голосом. А фьяллям было тем более весело, что они ожидали совершенно другой встречи.

– Приветствую и тебя, Эндель хёвдинг! – отозвался Торбранд. За спиной его шумели волны, поднятые десятком кораблей, которые тянули на сушу, берег уже был полон людьми. – Ты вышел меня встретить?

– Может, еще скажешь, что ты очень нам рад? – задорно крикнул Фреймар ярл, сын Хродмара Удачливого. Его корабль еще находился в воде, но он, по привычке и почетному праву всегда быть рядом с конунгом, уже спрыгнул с борта и догнал вожака.

– Какая бы причина ни привела тебя сюда, Торбранд конунг, ты можешь быть уверен, что я… Да, да! – Эндель глядел то на конунга, то на молодого, красивого и очень самоуверенного ярла рядом с ним и не знал, кому из них отвечать. Уж не конунгов ли это сын? – Я… всегда готов оказать вам гостеприимство, дружбу и помощь, – торопливо говорил он, словно стоял на воде и каждое слово было камешком, из которых надо срочно сложить островок. – Нам нет причин ссориться. Мы столько лет жили в мире! И ты помнишь, конунг, что округа Эйнеркрет всегда вовремя и в полной мере платила дань. Был бы здесь Эрнольв ярл или Асвальд ярл, они бы подтвердили. Или Хродмар ярл… жаль, что он умер, он бы мог сказать, что я всегда был ему другом и принимал его в доме, когда он собирал дань или плыл по своим делам на юг…

– Все это верно! – Торбранд конунг кивнул. – Нынешние хозяева Можжевельника не доставляли нам хлопот.

– Вот видишь! – обрадованно, с явным облегчением подхватил Эндель. – И я готов!

– Что готов? – насмешливо спросил Фреймар ярл, втайне гордясь, что даже здесь имя его покойного отца окружено таким почетом.

– Платить дань! Готов заплатить десятую часть от урожая и скота. Твоя справедливость, конунг, не потребует больше, иначе я не смогу кормить людей и на другой год здесь будет нечего взять.

Тут Эндель испугался, что его последнее утверждение прозвучало дерзко, и заторопился:

– Пойдем же в усадьбу, конунг! Ты устал с дороги… То есть ты не устал, ты ведь отлит из железа, кто же этого не знает, но раз уж ты здесь, ты не откажешься отдохнуть немного в моем доме! И все твои ярлы тоже!

– Хорошо! – Торбранд кивнул, и с души Энделя свалились последние обломки тяготившей их горы. Если уж конунг фьяллей принимает его гостеприимство, то за свою жизнь можно не опасаться. Когда-то Торбранд Тролль бывал суров, но никогда он не был коварен!

Пересмеиваясь, фьялли вытащили все свои корабли на берег и стали сооружать шалаши. Все войско, числом в полторы тысячи человек, не могло разместиться в усадьбе, но конунга и его ярлов гордый Эндель, суетясь и без умолку болтая, повел в дом. Торбранд шел, разговаривая больше с Фреймаром, чем с хозяином. Он, по правде сказать, очень бы удивился, если бы нынешний хозяин Можжевельника пожелал повторить судьбу предыдущего и встретил бы фьяллей с оружием в руках. Не такой он человек, Эндель сын Финнульва, и фьялли об этом знали. Они пришли на Квиттинг, имея в виду совсем другого противника. И никто не испытывал разочарования (ну, кроме разве нескольких юнцов от двенадцати до шестнадцати лет, которых впервые взяли в поход и которые жаждали немедленной ратной славы) от того, что высадка на берег произошла так тихо и мирно, даже под приветственную речь. Нынешний Квиттинг был не тот, что при поколении отцов. Одним ухом слушавший болтовню Энделя Торбранд с удовлетворением отмечал про себя, что поход начинается удачно. Войско не несет потерь, имеет возможность спокойно отдохнуть, а дань, от которой он не собирался отказываться, без хлопот обеспечит войско съестными припасами.

В усадьбе Можжевельник Торбранда конунга приняли как почетного гостя. Эндель очень сожалел, что его жена умерла и теперь вручение приветственного кубка приходится доверить Вирилевой жене Хлодгуд, самой видной женщине в усадьбе, но такой низкородной! Стремясь прочнее заручиться дружбой могущественного гостя, Эндель охотно рассказывал все, что только знал о Железном Кольце, Вигмаре Лисице и его вражде с Бергвидом. Хитрец быстро понял, что его дань «зерном и скотом» не является главной целью фьяллей, что на самом деле их занимают сокровища Вигмара Лисицы, о которых так много говорилось в последние годы.

– Вигмар Лисица очень, очень богат! – твердил Эндель, совершенно, кстати сказать, не кривя душой и твердо веря в то, что говорил. – Об этом все знают! Он живет у себя в глуши, он никому и никогда не платил дань и скопил такие богатства, что его впору звать Вигмар Фафнир! Теперь он ждет только нового Сигурда, который пощекочет ему брюхо копьем и увезет все его золото!

– Он в самом деле так богат? – с небрежным сомнением расспрашивал Торбранд, по своей привычке покусывая соломинку. – Откуда же? Там, говорят, горы, и земля не очень хорошая?

– Сверху – да, так и есть. Но зато внутри!

– Внутри чего?

– Внутри земли, внутри гор! Там же золотые россыпи валяются под ногами!

– Да уж мы об этом слышали! – крикнул Фреймар ярл.

– И все это брехня! – одновременно возразил Сигвальд Хрипун.

Сигвальд являлся младшим сыном Эрнольва Одноглазого: не одобряя этого похода, старый великан не захотел в нем участвовать, но в знак преданности своего рода послал с конунгом младшего сына (старший, Халльмунд, ушел с Торвардом ярлом на Зеленые острова, и они еще не вернулись). Сигвальду было сейчас двадцать пять лет; от матери он унаследовал мягкие черты лица, невысокий рост и довольно легкое сложение, но голос у него был неожиданно хриплый, за что его еще в юности прозвали Хрипуном. По душевному складу он почти повторил отца и стремился всегда исполнять свой долг перед конунгом, даже если не одобрял затеянного дела. Правда, и разница имелась: Эрнольв делал это по внутренней убежденности, для себя, а Сигвальд – только по сознанию, что от него этого ждут другие.

Соперничество между собой Сигвальд и Фреймар сын Хродмара тоже унаследовали от отцов и потому не упускали случая поспорить.

– Эти золотые ручьи, россыпи и все такое – это одна брехня! – сурово повторил Сигвальд. – Мой отец это все на себе попробовал, и если кто не слышал, то, значит, с ушами плохо! Или с головой! Про эти золотые ручьи надо забыть! Если там что и можно взять, то только то, что люди уже взяли!

– Вот я про это и говорю! – торопливо вставил Эндель. – Вигмар Лисица знает особые заклятья, и золото ему моют тролли! И самородки приносят целыми мешками! У него вся дружина пьет из золотых кубков и ест серебряными ложками! У него кашу в усадьбе варят в золотых котлах с алмазами!

– Чем, чем? – Фреймар ярл недоуменно нахмурился.

– Алмазами!

– А что это?

– Это самые драгоценные камни, какие только есть на земле! Они похожи на кусочки прозрачного льда, а сверкают так, что глазам больно!

– Что-то я не слышал о таких!

– Они слишком редки, так редки, что иной раз даже очень знатные люди о них не знают! На Квиттинге они есть только у одного человека – у Вигмара Лисицы! На один такой камень, скажем, с орех или даже меньше, можно купить полтысячи коров!

– Да это звезда с неба, а не камень! – заговорили фьялли.

– Полтысячи! Ну, хватил!

– Такого не бывает!

– Бывает! – неожиданно поддержал Энделя сам Торбранд конунг. – У моей жены в обручье вставлены два таких камешка. Совсем маленькие, в глаза золотого дракона. И в моем мече тоже. Только она называет их «звездный блеск».

Он опустил руку к мечу на поясе. Рукоять его обвивал искусно отлитый дракон из черной бронзы, и голова его служила навершием. В глазах головы сверкали ледяным блеском два маленьких камешка, как две звездочки.

– А я думал, их всего четыре на свете и есть! – протянул Эйнар Насмешник, сын Асвальда Сутулого, придав глуповатое выражение своему точеному, остроносому лицу. – А оно вон как выходит!

Фьялли негромко засмеялись: все они искренне пребывали в той убежденности, которую Эйнар изображал. Он имел привычку притворяться дураком, хотя так намеренно неискусно, что ум его оставался всем очевиден; эта небрежная игра забавляла прежде всего самого Эйнара. Сейчас ему было двадцать лет, но он уже лет шесть или семь ходил в походы, возглавляя дружину взамен отца, которого жестокие боли в спине в последние годы почти приковали к лежанке и не пускали из дома. Острый на язык, Эйнар был все же не так ядовит и ехиден, как его отец, и потому в конунговой дружине его любили больше.

– Но главное его богатство – это мечи Хродерика! – повествовал Эндель. – Это тоже сокровище изнутри горы. Хродерик Кузнец все кует и кует их, уже триста лет кует или больше. Ты знаешь, Торбранд конунг, кладовые Хродерика Кузнеца открываются раз в месяц, в новолуние, и каждое новолуние Вигмар выносит оттуда по мечу! Если посчитать… а… уже лет двадцать он этим занимается, и двенадцать месяцев в году… а… – Эндель возвел глаза к потолку, напряженно вычисляя, фьялли ухмылялись, но помочь ему никто не спешил. – Ну, словом, у него их скопилось так много, что он может их продавать и даже раздаривать кому ни попадя. Ты знаешь, конунг, что Вигмар обручил свою дочку со слэттом, с Хельги сыном Хеймира, и послал в подарок Хеймиру конунгу пятьдесят таких мечей!

– Пять! – с негодованием крикнул Сигвальд Хрипун. – Мой брат при этом был и все видел своими глазами! Пять, а ты если не знаешь, так помалкивай! Расквакался!

– Прости, ярл! – смиренно отозвался Эндель. – Если твой брат их видел, то тебе, конечно, лучше знать. Но так все говорят.

– Должно быть и про эти… амл… про те камешки, про «звездный блеск», – Сигвальд кивнул на рукоять конунгова меча, – все тоже преувеличено в десять раз!

– Это мы посмотрим на месте, – невозмутимо сказал Торбранд конунг. – А что говорят, Эндель хёвдинг, много ли людей из Железного Кольца ушло в поход с Вигмаром? Много ли осталось защищать свою округу?

– Никого не осталось! Все ушли! Они же думали, что у них один враг – Бергвид конунг! Они же не знали, что вы… Им и в голову не могло такое прийти! Там все усадьбы стоят пустые, не считая женщин, детей и скота. И сокровищ, конечно! Не взяли же они их с собой!

– Там много усадеб?

– Много! Туда ведь сбежалось столько народу, еще тогда, двадцать пять лет назад! Там от одной усадьбы видно другую! Там и Золотой Ручей, и Совиный Камень, и Ступенчатая Гора, и Гранитный Лоб, и Синяя Горка, и Старый Ельник! И везде сидит Вигмарова родня!

– Не может быть! – с пораженным видом воскликнул Эйнар. – Они что, плодятся, как мыши?

– А вот сам смотри, ярл! – Эндель с охотой пустился объяснять. – В Старом Ельнике живет Ормульв Точило, его дочь замужем за старшим Вигмаровым сыном, а она у него единственная, то есть дочь, то есть усадьба отойдет Вигмаровым внукам! В Гранитном Лбе живет Атли сын Хёрда, он муж Вигмаровой племянницы. В Совином Камне живет Гейр Длинный, из Стролингов, он брат Вигмаровой жены. Он построил усадьбу вместе с Вигмаром, когда тот строил своей Каменный Кабан. Правда, жена уже умерла, но это все равно. А в Золотом Ручье живет Тьодольв сын… сын Вальгаута, – здесь Эндель запнулся и понизил голос.

– Того самого Вальгаута? – воскликнул Фреймар ярл. – Дрекинга? А я думал, их начисто перебили!

– Тьодольв тогда был еще молод, и отец отослал его в ту усадьбу! – с досадой пояснил Эндель. Его бы очень устроило, если бы все Дрекинги были перебиты. – Это, знаешь ли, ярл, все составляло одно большое владение: усадьба Можжевельник на берегу и усадьба Золотой Ручей на Золотом озере. А теперь вот так вышло, что часть владения – моя, а я ваш верный друг, а часть владения осталась у Тьодольва, и он – друг Вигмара Лисицы. А в придачу родич. Тут я не знаю, как это вышло, каким боком они породнились, но сами они себя называют родичами. Короче, у всех троих сыновья – между собой двоюродные братья. Вот так.

– Думаю, ты был бы не прочь воссоединить древнее владение в одних руках! – поддел его Фреймар ярл. – Чтобы все было, как в старину!

– Ты прав, конечно, ярл. Но что я могу сделать против Вигмара Лисицы? Вот если бы ты, Торбранд конунг, захватил эту землю и захотел посадить там преданного тебе человека, тогда, конечно, ты мог бы…

Эндель не договорил, сам оробев от такого полета мысли. Раньше такая возможность не приходила ему в голову, но сейчас она внезапно сверкнула, как молния, и сам он еще не понял, удачна ли эта мысль или слишком дерзка.

– Тогда ты мог бы на меня положиться, – совсем тихо, но все же закончил он, и его косящие глаза глубокомысленно устремились навстречу друг другу.

Фьялли опять засмеялись: уж очень забавно выглядела эта борьба робости и жадности, написанная на розовощеком лице Энделя.

– А ты, значит, хочешь загребать жар нашими руками! – смеясь, воскликнул Фреймар ярл. – Хорошо придумано, тролль меня дери!

– Я… нет… не подумай, ярл… – забормотал Эндель, понимая, что сказал что-то не то.

– Ай да герой! – хохотали фьялли. – Настоящий Сигурд!

– Как он грозен! Глаза косят от ярости!

– Прямо берсерк!

– Один полстраны завоюет!

– Только держись!

– Ой, я его боюсь! – вопил Эйнар и делал вид, что хочет спрятаться под стол. – Мама, я хочу домой!

Торбранд конунг дал своим людям вдоволь посмеяться, потом слегка повел соломинкой, и все разом смолкли.

– Вы неправильно поняли Энделя хёвдинга, мои доблестные воины! – невозмутимо сказал он, и только в его водянистых глазах поблескивала еле заметная тонкая насмешка. – Конечно, он вовсе не имел в виду, что мы с вами перебьем остатки Дрекингов, а он приедет и займет пустую усадьбу… как его отец когда-то занял пустой Можжевельник. Конечно, он хотел сказать, что пойдет с нами в поход со всем войском, какое сумеет собрать, и в жестоком сражении отвоюет свое право владеть Золотым Ручьем.

– Да… конечно… Ой, то есть… – Эндель в растерянности сам не знал, что хочет сказать, и не понимал даже, не смеется ли над ним и Торбранд тоже.

– Конечно, тебе надо подумать… сколько людей ты сможешь выставить и в какой срок собраться, – с той же невозмутимой уверенностью продолжал Торбранд конунг. – Торопливая лошадка овсом подавится. Подумай до утра, а утром скажешь нам.

– Видели мы уже одного такого! – с неприкрытым презрением бросил Сигвальд Хрипун. – Гримкель Черная Борода его звали. Тоже зачем-то потащился с нами в поход, да только лучше бы его сразу тролли взяли!

– Скажешь тоже! – попытался осадить его Фреймар. – Мы! Тебя тогда на свете не было!

– Во-первых, я уже был на свете! – глядя в упор на своего самоуверенного соперника, отчеканил Сигвальд, который родился за пару месяцев до того похода.

– И мочил пеленки! – подхватил Фреймар.

– Уж не тебе меня упрекать! Ты сам тогда еще по полу ползал без штанов! А мой отец и тогда был против, чтобы брать с собой в поход квитта-предателя! И оказался прав! Гримкель предал и нас, как предал сначала своих! Зачем нам еще один такой же!

– Во-первых, чтобы он не остался у нас за спиной! – совершенно спокойно, не смущаясь присутствием самого Энделя, ответил Сигвальду конунг, и Фреймар, собравшийся что-то горячо возразить, закрыл рот. – Во-вторых, Гримкель конунг шел, надо сказать, от безвыходности, иначе Асвальд Сутулый зарубил бы его прямо перед дружиной. А Эндель хёвдинг понимает свою выгоду. Корысть подправит недостаток храбрости. Ты со мной согласен, Сигвальд ярл?

– Да! – с выразительным напором прохрипел Сигвальд и сел на место. Весь вид его говорил, что он ни с чем не согласен, но из привычного чувства долга пойдет с конунгом, куда тот скажет.

Перед рассветом прошел сильный дождь, сбивший желтую листву с кленов и осин, и к утру прекратился. Теперь только крупные прозрачные капли висели на ветвях там, где вчера еще были густые желтые и красные кроны, и весь мир стал прозрачным. Долины над Золотым озером сразу стали казаться шире и просторнее, очертания горных склонов проступили яснее. Груды ярко-желтых, мокрых листьев влажно шуршали под ногами, воздух был насыщен влагой, но было тихо, безветренно, хорошо.

После полудня в усадьбу Каменный Кабан неожиданно прискакала Лин, старшая из четырех дочерей Лофта бонда – высокая, крепкая, круглолицая девушка с широко расставленными серыми глазами и очень светлыми, льняными волосами. Их двор стоял почти у самого перевала, отделявшего Медный лес от западного побережья, и оттуда до Золотого озера было почти два дня пути. Подолы ее рубахи и платья промокли во время скачки через влажный кустарник, на сером меху заячьей накидки висели светлые капли дождя. Бросив лошадь у ворот, ни на кого не глядя и не отвечая на расспросы изумленной челяди, Лин устремилась в хозяйский дом и в сенях столкнулась с Гьёрдис.

– Кто у вас за хозяина? – воскликнула она.

– Лин! – Гьёрдис, не веря глазам, схватила девушку за локоть. – Откуда ты взялась? То по полугоду тебя не видно, а то вдруг выскочила как из мешка! У вас что-то случилось?

– Кто у вас за хозяина? – повторила Лин. – Где?

– Хроар, а еще Альдона, – ответила недоумевающая и встревоженная Гьёрдис. – У вас какое-то несчастье?

– Хроар? Из сыновей больше никого? – Лин слегка запнулась. Казалось, она ждала чего-то другого. – Я думала… Ведь Бьёрна не взяли в поход?

– Он на пастбище. А так остался только Арне. Хроар на озере.

– Где Альдона? – Лин быстро справилась с замешательством.

– Идем. – Гьёрдис толкнула дверь в кухню.

Альдону они нашли в девичьей за прялкой. При виде запыхавшейся Лин и вытянутого лица Гьёрдис она невольно встала.

– К нам идут фьялли! – выкрикнула Лин от порога. – Войско человек в тысячу или больше! Они уже прошли перевал… Они были на перевале вчера утром! Сейчас не знаю, у них почти нет лошадей, только в обозе, а все войско пешком! Они идут сюда!

Женщины столпились вокруг них, разинув рты от изумления и испуга. Из гридницы заглядывали челядинцы.

Альдона не сразу нашлась: великая и грозная новость не вмещалась в сознание так вот вдруг. Слово «фьялли» звенело в ушах железным звоном оружия, будило какие-то глубинные воспоминания, хотелось куда-то бежать и что-то делать, но было неясно, куда и что, и она стояла на месте, пытаясь удостовериться, что это не сон. Да какой там сон: Лин, с суровым лицом и каплями дождя на лбу, стояла прямо перед ней и требовательно буравила ее своими серыми глазами, будто ждала немедленных действий.

– Где Хроар? – выбираясь из растерянности, Альдона вспомнила о брате. – Он же на озере. Найдите его! – приказала она и опять обернулась к Лин: – Что еще ты видела?

– Больше ничего. Вам нужно спасаться! Сколько у вас осталось мужчин?

– А в Золотом Ручье ты была? Сказала фру Мальтруде?

– А как же! Я из Рудного Оврага выехала сразу на рассвете, даже раньше, и сразу после дождя у нее в Золотом Ручье была. Она мне другую лошадь дала. Моя совсем заморилась, уже ноги не передвигала. Я с нашим Пятнашкой измучилась! Звездочку забрал же с собой отец, а нам это горе полумертвое осталось! Я уж думала, не доеду! Думала, Пятнашка упадет, а я дальше пешком побегу!

– И побежит! – Хильдвина усмехнулась. – Такая побежит быстрее тролля! Смелые у вас здесь девушки, я погляжу!

– Они бы кого-нибудь вместо тебя послали! – сочувственно сказала Гьёрдис. – Ты бы отдохнула! Целые сутки скакать! Не всякий мужчина выдержит!

– Нет, я сама! Я сама хотела!

Через кучку женщин протолкался Лейкнир.

– Что там болтают про фьяллей? – не столько с тревогой, сколько с недоверием спросил он, хмуря свои светлые пушистые брови. – Это кто говорит? Ты? Лин, ты откуда?

– К нам идут фьялли! – повторила Лин. – Вам надо уходить из усадьбы!

– Фьялли? Ты уверена? Откуда им взяться?

– У них на стяге черный дракон, я сама видела. Я видела своими глазами.

– Но как же… неужели они пройдут? Они не могут пройти! Ведь правда же, не могут! – с тревогой и надеждой заговорили женщины. – Там же заклятья!

В те времена, когда Вигмар Лисица поселился на Золотом озере, самую большую опасность представляли фьялли, которых следовало ждать с северо-запада. С той стороны владения Вигмара были защищены особенно крепкими заклятьями троллей, и многочисленный отряд никак не мог там пройти без согласия здешних хозяев. Двадцать семь лет невидимая сеть служила надежно, и не хотелось думать, что она подведет именно сейчас, когда Золотое озеро некому защитить.

– Выходит, ведьма дала им амулет! – сказала Лин.

Все знали, о какой ведьме она говорит. О той, которая родилась на Квиттинге, но звалась кюной фьяллей.

– А кто их ведет, ты не знаешь?

Лин пожала плечами:

– Я с перевала глядела. Там издалека не разберешь. Да и в лицо я никого из них не знаю.

– Можно догадаться. Вигмар хёвдинг про всех рассказывал: и про самого их конунга, и про всех его ярлов!

– Он их видел двадцать пять лет назад, – Альдона покачала головой. – С тех пор старые умерли, а молодых мы не знаем. Да и что нам это даст? Все равно надо спасаться!

– Собирайтесь, – подтвердил Лейкнир и кивнул Альдоне. – У нас двенадцать человек, считая меня и Хроара. Если они вчера были на Мимировом перевале, сегодня к вечеру они будут здесь. И чтобы ни одной собаки тут уже не было.

– А мы не будем защищать дом? – бойко спросил Арне.

– Твой отец хотел бы, чтобы все его дети и домочадцы были живы и невредимы! – объяснил Лейкнир. – Мы тут не берсерки, чтобы двенадцать человек могли биться против тысячи. А дом можно и новый построить, если что. Собирайся!

Арне кивнул и потянул из-под скамьи свой деревянный меч.

– А где все твои? – спросила Альдона у Лин.

– Мать с девчонками на пастбище, и коровы там, и овцы, и все наши.

– Ты не успеешь к ним вернуться. Это опасно – можешь наткнуться на фьяллей. Оставайся с нами.

– Я останусь. Там с ними Люгни, она присмотрит.

Люгни была вторая, восемнадцатилетняя сестра, такая же решительная, как и Лин. Не имея братьев, они с детства во всем помогали отцу и выросли крепкими, смелыми, привыкшими надеяться только на себя.

– Но куда мы пойдем? – с беспокойством спросила Гьёрдис. – Если в Совиный Камень… А кто нам пообещает, что туда они не придут, если придут сюда? И до Гранитного Лба всего лишний день пути… Или нам бежать до самого побережья? До Дага Кремневого?

– Добежишь тут! – пробормотал Лейкнир.

Он держал Альдону за руку и думал: пришло время сдержать слово, данное Вигмару при расставании. Он без колебаний отдал бы жизнь, лишь бы уберечь Альдону от новой опасности, но не был уверен, достаточная ли это цена.

– С такой толпой нам далеко не уйти! – согласно вздохнула Альдона.

Все знали, что в усадьбе всего четыре лошади, оставленные Вигмаром для хозяйства, зато десятка три женщин, детей, маломощных стариков. С такой толпой им не добраться до восточного, безопасного (как хотелось думать) побережья, особенно если фьялли будут гнаться по пятам.

– В лесу теперь особо не поживешь, не лето! – буркнул Хальм. – А вот что: пойдемте-ка в Кузнечную гору!

– Куда? – все разом обернулись к нему.

– Да в Кузнечную гору! Там же пещеры! Такая пещера, что можно целое племя спрятать! Раз уж так вышло.

– В гору! – Альдона передернула плечами. – Страшно!

– Здесь страшнее! – Лейкнир обнял ее за плечи. – Хальм прав, там нас не найдут.

– Нэтта, одевай детей, собирайся! – Пока другие хлопали глазами, Торхильда обернулась к няньке своих детей, и ни одна ресничка не дрогнула на красивом лице этой белокожей, румяной женщины. – Возьми им все теплые вещи. И укутай Сигне шею получше, она кашляет… Ладно, я сама. Весла, так найдет кто-нибудь Хроара? За ним кто-нибудь пошел? Он на озере.

К тому времени как Хроар с рыбаками пришел с озера, в усадьбе уже кипела суета. Женщины спешно собирали пожитки, из сарая выносили волокуши и запрягали лошадей. Грузили теплую одежду и еду: ведь неизвестно было, сколько придется скрываться. Из кухни тащили котлы, из спальных покоев – одеяла.

Незадолго до сумерек явился целый обоз из усадьбы Золотой Ручей. Усадьба Тьодольва стояла ближе к западной границе Медного леса, и в случае опасности с той стороны раньше оказывалась на пути захватчика. Фру Мальтруда привела с собой всех домочадцев и все домашнее стадо.

– Что же это делается, Хроар! – восклицала Мальтруда. – Фьялли! И надо же, чтобы сейчас! А у нас никого из мужчин нет дома! Прямо как будто знали!

– Наверняка знали! – отвечала ей Хильдвина. Она уже собрала и погрузила все свои пожитки, и теперь прохаживалась по дому, не выказывая никакого страха. – Я даже думаю, что знаю, кто подал им весть! Тот косоглазый Ормкель! Я ведь сразу подумала, что дело нечисто, но разве моему бывшему что-нибудь втолкуешь! Я думала, фьялли на него нацелились, ну и пусть, думаю, сам расхлебывает, если самый умный! А они подальше метили! Торбранд Тролль знает, что у нас творится! Знает, что ему сейчас самое лучшее время для войны!

– Пока две собаки дерутся, третья кусок и утащит! – подхватила Гьёрдис.

– И теперь у нас есть все возможности показать, что недаром мы в родстве с такими великими воинами! – посмеивалась Хильдвина. – Мы с тобой, Альдона, возьмем в руки по мечу и посмотрим, какие валькирии из нас выйдут! А потом о нас сложат прекрасную песнь, так что сам Хродерик Кузнец проглотит свой молот от зависти!

– Подлецы они, так и есть подлецы! – возмущалась Мальтруда, не пленяясь возможностью прославиться. – С женщинами пришли воевать! Но я им ничего не оставила! Пусть жрут очажные камни и грызут скамьи, если хотят! Больше им ничего не достанется!

Фру Мальтруда и в самом деле постаралась, очищая собственную усадьбу от имущества: ее пять лошадей изнемогали под грузом волокуш, набитых посудой, одеждой и припасами.

– Они далеко не уйдут! – решил Хроар, оглядев лошадей. – Тебе, родственница, придется половину самой нести.

– И понесу! – твердила Мальтруда. – Лучше я сама околею по дороге, чем оставлю хоть одну костяную пуговицу! Чтоб им ежа проглотить и подавиться!

– А куда мы будем грузить наше добро? – Хроар кивнул на два сундука с посудой и три – с ткаными коврами. – Если часть Мальтрудиного добра на наши волокуши переложить, то нам свою посуду будет некуда девать.

– Своего мы ничего не оставим! – спокойно и непреклонно заметила его жена. Торхильда была очень бережливой и хозяйственной женщиной, у нее ничего не пропадало. – Можно и два раза съездить.

– А успеем? Ты детей собрала – и поезжай-ка.

– Нечего таскать! С такой горой далеко не убежишь! – сказала Альдона. – Лейкнир! Арне, тащи сюда лопату из сарая! И заодно пешню!

Когда оба орудия были доставлены, Альдона вручила их Лейкниру и велела копать прямо посреди земляного пола, между двух очагов. Плотно утоптанная земля поддавалась с трудом, но наконец на глубине примерно в локоть железо лопаты глухо ударилось о дерево. При строительстве усадьбы Вигмар устроил под полом тайник именно для таких случаев. В каменистой земле была выдолблена широкая яма, выложенная мелкими камнями, обмазанная глиной и прикрытая сверху плотной деревянной крышкой. Сюда уместились десятки серебряных кубков, множество бронзовых блюд и светильников, что служили украшением всякого пира в усадьбе Каменный Кабан. Переложив всю посуду в яму, Лейкнир с трудом втиснул сверху два сложенных ковра и в который уже раз вытер взмокший лоб.

– Больше ничего не входит! – объявил он. – Твой отец сам виноват: столько всего накопил!

– А наши платья? – Альдона махнула рукой в сторону сундуков. – Не оставлять же!

– Ну, уж это слишком! Надо было дом строить на одном большом потайном сундуке! – Лейкнир мотнул головой, опустил крышку и принялся закапывать яму. – Думай быстрее: пора отсюда двигаться. За тебя твой отец с меня спросит гораздо строже, чем за ковры и всякие тряпки!

– За меня он тебе голову оторвет! – Альдона усмехнулась.

Но ковров и платьев было жалко. Пока Лейкнир трудился, она кое-что придумала. Взяв с затухающего очага уголек, Альдона опустила крышку сундуков и на каждой начертила руну «фенад» – кверх ногами. Теперь всякий, кто заглянет в сундук, вместо богатых дорогих ковров увидит старое рваное тряпье.

Засыпав яму, Лейкнир принялся утаптывать землю; подбежавшие Арне и Хьёрт с удовольствием ему помогли.

– Пустите! – Служанка Весла принесла с очага совок золы и посыпала пол, чтобы вскопанного места нельзя было отличить по цвету.

– Пошли, пошли! – торопил Лейкнир. Враги пока оставались далеко, но ему не терпелось, чтобы Альдона скорее оказалась в безопасности.

– Альдона! Где ты? – В гридницу заглянула Гьёрдис. – Арне, почему ты здесь? Торхильда и Мальтруда давно уехали, а разве Хроар не велел тебе ехать с ней? А ну живо!

– Мы с Альдоной! Мы будем ее охранять!

– Идем, Альдона! Уже все уехали.

В усадьбе к тому времени стало почти тихо: большая часть домочадцев уже тронулась вслед за волокушами по тропе к горам. Альдона с младшим братом, Лейкнир и Хроар уходили из Каменного Кабана последними. Во всей усадьбе не осталось дышащего носа – ни человека, ни животного, ни птицы. Очаги погасли, двери были прикрыты – усадьба затаилась, готовясь встретить незваных гостей пустотой и равнодушием.

Вереница волокуш, женщин с детьми и узлами, охающих стариков и старух растянулась по узкой тропе и медленно ползла через редкий сосняк. Уже темнело, было холодно, и Кузнечная гора, темной громадой видная впереди, казалась далекой и неприступной. С неба падали крупные капли дождя. То и дело кто-нибудь из детей начинал задавать вопросы, мать унимала его, грозила, что враги услышат и уведут в рабство. Рядом с Альдоной шла Лин и несла на плечах объемистый узел, с другой стороны шагала Хильдвина – такая же бодрая и даже веселая, взбудораженная внезапным приключением. По бокам их охраняли Арне и Ульв – каждый с деревянным мечом у пояса и копьем без наконечника за спиной. Лица у обоих были сосредоточенными и решительными. И Альдона, несмотря на тяжесть и тревогу в душе, не могла не гордиться юным поколением Каменного Кабана. Когда этим мальчикам придет пора носить настоящее оружие, они его не опозорят.

Осторожно нащупывая ногами тропу, длинная вереница беглецов поднималась на гору. На полпути навстречу Хроару, шедшему впереди всех, выскочил тролль – маленький, ростом с шестилетнего ребенка. Все его тельце покрывала серая шерстка, но мордочка выглядела совсем как человеческое лицо и имела смышленое, живое выражение. На тролле были надеты красные штанишки, которые когда-то носил Арне, но однажды «случайно потерял» летом в лесу. За несколько лет штанишки стали не такими уж красными, обтрепались, да и дырочку для хвостика пришлось проделать, но маленький тролль очень гордился своей обновкой. Его так и звали теперь – Рётброк, то есть Красные Штаны.

– Привет, привет! – затараторил он, размахивая лапами и подпрыгивая перед носом лошади, которую вел Хроар. – Это вы правильно! Идем в гору! К Кузнецу! Там вас не найдут! Мы зачаруем вход, как будто его и нету! Там вас «горцы» не найдут!

– Где Блоса? – спросил Хроар. – Она уже знает про «горцев»?

– Она знает! Она поехала сказать Хозяину! Хозяин скоро-скоро придет и убьет всех «горцев»! Так мать сказала! Вы не бойтесь! Только скорее идем!

– Это хорошо! – Хроар одобрил, что Блоса сама взялась оповестить Вигмара и войско. – А кто же будет зачаровывать гору, если ее нет?

– Аспла! Аспла здесь! Она сумеет! Только идем скорее!

Склон горы круче пошел вверх. Лошади дальше не могли идти; мужчины принялись разгружать их, раздавая груз по рукам.

– Хьёрт, Синдир! – перекидывая узлы и мешки, Лейкнир давал указания подросткам. – Сейчас все сгрузим, и ведите лошадей прочь отсюда, хотя бы к Березовому склону. Там распряжете, волокуши – в лес и ветками забросать, а лошадей пустите в рощу! Они там прокормятся, а дальше видно будет. Возьмите Альва, Блида… ну, еще человек пять.

– И меня! – крикнул Арне.

– А ты будешь охранять Альдону!

– Я с ними! – сказал Бьёрн. – Там есть такая лощинка, там если и найдут, то не сразу.

На пастбищах уже знали о нашествии, и он пришел помочь родичам. Было не время вспоминать старые провинности, и Лейкнир кивнул.

Лошадей с разгруженными волокушами повели прочь от тропы, а женщины с детьми и старухи с узлами все тянулись и тянулись вверх по склону к пещере, охая, хныча, всхлипывая, кряхтя, шмыгая носами и шепотом призывая богов. Все уже запыхались, всех подгонял страх. Конечно, пешее вражеское войско отставало от скакавшей верхом Лин, но целый день ушел на сборы, и сейчас враги уже должны были быть близко. Лейкнир держал за руку Альдону, боясь даже на миг выпустить ее из виду. Арне и Ульв по-прежнему несли дозор возле них, Лин и Хильдвина ушли вперед.

– Скорее, скорее! – приговаривал Лейкнир. – В пещере отдохнем! Давай руку, бабуля! Эй, ребята, подтолкните ее снизу!

Ушибаясь о выступы скалы, спотыкаясь, падая, поднимая и подталкивая друг друга, вся толпа лезла вверх, к темному провалу пещеры.

– Заходите все! – Хроар взмахами руки подгонял запыхавшихся беглецов. – Дальше, дальше! Не скапливайтесь у входа! Не бойтесь! Зажигайте факелы! Кто-нибудь, Адаль, Лейкнир, идите вперед!

Кузнец Адаль, пробравшись вперед, зажег факел и стал звать перепуганных женщин за собой. Многим случалось заглядывать сюда, дивиться древним изображения диковинных зверей на каменных стенах, но углубляться в черную пасть пещеры было страшно. Женщины хватались друг за друга и боязливо оглядывались по сторонам, будто ждали, что на них прыгнет неведомое чудовище.

– Ничего тут нет страшного! – кричал Ульв. – Мы тут все облазили! Давайте идите! Идите за мной, я дорогу покажу!

Мальчишки чувствовали себя тут увереннее всех: пещера Троллиной Охоты была любимым местом их игр. Конечно, заходить сюда и тем более удаляться от входа вглубь строго запрещалось, и сейчас очень многие матери убедились, как плохо соблюдался запрет. Но зато теперь Ульв, Арне, Агнар с прилипшей к нему сестренкой Силле и все другие уверенно шагали вперед по неровному каменному полу, и их не пугали ни темнота, ни гулкая высота пещеры, ни каменные стены, ни журчание подгорных ручейков, ни белые, красные и черные изображения чудовищ над головой.

Вскоре остатки дневного света пропали далеко позади, а домочадцы Каменного Кабана все шли и шли. Через какое-то время их догнал Бьёрн с подростками – лошадей они пустили пастись, враги пока не показывались. Бьёрн предлагал остаться снаружи постеречь, но решили сперва найти место для укрытия, а потом уже высылать наружу дозорных. Все это обсуждалось на ходу – черный широкий проход вел все дальше, извиваясь, как исполинский змей, то поднимаясь чуть выше, то снова опускаясь. Временами в стенах открывались расселины, новые ходы, из них веяло застоявшимся холодом подгорья. Самым последним шел старый Хальм. Пучком березовых прутьев он заметал за собой след и бормотал что-то. Недаром всякий кузнец сродни колдунам.

Когда последние из вошедших скрылись в пещере, маленькая осинка, росшая у входа, вдруг сошла с места. Люди так торопились, что даже не заметили ее, а она провожала людской поток внимательным взглядом серо-зеленых глаз, смотревших прямо со ствола, с черными, как маковые зернышки, крошечными зрачками. Теперь она шевельнулась и вдруг превратилась в женщину – высокую, очень худую, с тонкими, как ветки, руками, бледным лицом и длинными волосами непонятного сероватого цвета, на которых кое-где застряли округлые красные листья осины. Это была Аспла, одна из старших дочерей матушки Блосы. В руке она держала костяной, пожелтевший ткацкий челнок. Встав возле входа в пещеру, она вдруг выросла так, что ее голова оказалась вровень с высоким сводом, забормотала что-то, и челнок в ее тонкой руке принялся быстро сновать из стороны в сторону, словно в проеме пещеры были натянуты сверху вниз невидимые нити основы. Аспла пела без слов, и в голосе ее слышалось бормотание горных ручьев, стук камней, шум ветра в ветвях; она ткала чары из темноты, и медвежья кость служила ей славным челноком.

И вход в пещеру исчезал: прочный бурый камень, поросший мхом и лишайником, спускался все ниже, как будто сползал со склона, съедая черный провал. Фигура троллихи уменьшалась в росте, опускаясь вместе с колдовским покрывалом. Вот она уже стала ростом с человека, вот еще меньше. Несколько мгновений – и вход в пещеру исчез. Аспла оглядела свое рукоделье, потом повесила челнок на пояс. Миг – и возле гладкого склона горы стоит молоденькая осинка. На ее тонких ветвях дрожали круглые листья красного золота, а серо-зеленые, чуть косящие внутрь глаза с черным крошечным зернышком зрачка внимательно смотрели вниз с горы на север. Туда, откуда шли враги. Они были еще далеко, но корни осинки, уходившие в неведомые глуби, уже слышали, как дрожит земля под их шагами.

А люди, не зная, что делается позади, все шли и шли вперед. Они уже миновали множество поворотов, и Альдона теперь вспомнила, как девочкой играла здесь в прятки. И содрогнулась от ужаса, осознав, в какой опасности находилась. Так часто бывает: в семь лет без страха прыгаешь с высоты, на какую в двадцать и посмотреть-то жутко. Конечно, игры в пещере запрещались: мать и прочие женщины уверяли, что здесь легко заблудиться, упасть в подземное озеро, попасть под обвал, угодить в лапы темных альвов… И конечно, они были совершенно правы, но дети им не верили. Наверное, нынешние дети играют здесь и сейчас: то-то Арне идет вперед так уверенно, словно ему тут все знакомо.

Кое-где по стенам сбегали ручейки, тускло, жидко блестевшие в свете факела, и снова убегали в какие-то неприметные щели. Воздух здесь оказался довольно свежим, Альдона не чувствовала духоты, как боялась, и факел горел ровно. Оглядываясь, она видела множество женских покрывал, детских головок. Прямо позади шла Лин, держа на плечах уже не узел, а мальчишку лет пяти. Крепко обхватив ее сзади за шею, мальчишка спал, и на ходу его голова билась о крепкое плечо девушки. Лин поддерживала его ноги, и ее лицо выражало твердую решимость идти вот так, сколько ни потребуется. За ней Нэтта несла укутанную Сигне, годовалую дочку Хроара, а за ней Весла точно так же тащила на руках трехмесячного поросенка, свою любимицу-свинку, по имени Трилле-Толстушка.

– Устала, моя маленькая! – бормотала она в широкие, лопушистые розовые уши. – Испугалась моя девочка! Все бегаем да бегаем, день и ночь все бегаем! Скоро отдохнем!

Факел вдруг замигал и погас.

– У кого еще есть факел? – крикнул спереди Хроар.

Все остановились, послышалось растерянное бормотание. Факела больше ни у кого не было: о них не успели подумать.

– Что будем делать? – Альдона в темноте дернула Лейкнира за руку.

– Что? На ощупь пойдем. Где Рётброк? Где этот попрыгунчик? Ему-то света не надо, пусть ведет. Эй, Красные Штаны! Ты где? – закричал он.

– Ой, потише! – взмолилась Нэтта, хмурясь от гулкого эха.

Темнота навалилась и оглушила. Совсем без света одолевала жуть: огромная каменная громада горы в темноте была не видна, но ее тяжесть, нависшая над головой, ощущалась всей кожей и всем существом. Так и казалось, что от малейшего звука все это обрушится на головы и раздавит.

Вокруг раздавались какие-то неясные звуки: то ли вода журчала по камню, то ли еще что-то… Дети хныкали и цеплялись за матерей, женщины сбивались в кучку, чтобы только чувствовать близость остальных и не оставаться с темнотой наедине.

– Я здесь! – шепотом отозвался маленький тролль откуда-то сбоку.

Его глаза слегка светились в темноте зеленоватым светом, и вид этих двух огоньков нагонял жуть.

– Показывай дорогу! – велел Лейкнир. – Есть тут внутри место, где можно всем сесть и отдохнуть? Где сухо и вода со стен не бежит?

– Есть-то есть… – неуверенно ответил тролль.

– Где оно есть-то? Давай веди.

– Там кто-то… – Рётброк слегка тронул серой лапкой платье Альдоны, словно просил прощения за свою нерешительность. – Там кто-то есть, – почти неслышно прошептал он.

– Где?

– Там. В горе. Очень большой.

– «Великанская свинья»? – задыхаясь от восторга и ужаса, воскликнул Арне и крепче сжал свое копье.

– Дурак, их всех съели! – ответил Хьёрт.

– Тише! – Альдона вдруг схватила Арне за плечо, найдя его на ощупь. – Смотрите!

– Огонь! Огонь! – зашептали вокруг.

Впереди, довольно далеко, хотя в темноте не удавалось определить расстояние, замерцал огонек. Он висел высоко, выше человеческого роста, и слегка покачивался из стороны в сторону, словно хотел привлечь к себе внимание. Все стихли и почти перестали дышать: жутко было видеть этот огонь там, в глубине горы, где не могло быть людей.

– Кто там? – справившись с робостью, крикнул Хроар.

«Ам… ам… ам…» – густым голосом, словно бы даже с усмешкой, ответило эхо, как будто грозило проглотить.

– Человек ты или дух?

«Ух…ух…ух…» – дразнило эхо, отдаваясь от каменных стен.

– Идемте, – шепотом сказала Альдона. – Не идти же назад…

Хроар первым шагнул вперед, и мало-помалу вся вереница беглецов снова потянулась в глубь горы. Без света идти было трудно и страшно, люди продвигались вперед медленно, шаг за шагом, нащупывая дорогу по неровному каменному полу пещеры. Старухи охали, спотыкаясь, дети хныкали. Огонек отодвинулся и шел впереди них, не давая себя догнать. Он так же висел выше человеческого роста и время от времени покачивался, словно подбадривал. Никого и ничего рядом с этим огоньком разглядеть не получалось.

– Ты не слышишь… – шепнула вдруг Альдона Лейкниру.

– Что?

– Шаги… Как будто шаги.

– Где? – Лейкнир быстро обернулся. – Сзади? За нами?

– Нет. Там. – Альдона подбородком показывала вперед, хотя в темноте он не мог ее видеть.

– Ничего не слышу! – Лейкнир качнул головой.

Если что-то и было, то шаги людей заглушали все прочие звуки. Но Альдоне казалось, что она слышит тяжелые шаги двух ног далеко впереди, там, где плыл по воздуху огонек. Она не столько слышала их, сколько ощущала в подрагивании пола пещеры.

– Там кто-то есть, – опять шепнула она. – Это не дух.

Вдруг огонек опустился вниз и там вырос. Люди подбирались к нему ближе, но он не уходил, и передние ряды, заметив это, замедлили шаг. Вот стала видна широкая пещера, а на ее каменном полу горел костер, на свет которого они теперь шли. Пламя освещало вокруг только темноту – до потолка и стен пещеры свет не доставал. Возле костра никого не оказалось. Шаг за шагом, боязливо озираясь, Хроар и несколько человек с ним приблизились к огню. На полу лежала груда хвороста – каких-то коряг, пней, сухих веток. Валялись целые обломки стволов, как будто все это в спешке наломали руки великанов. Хроар осторожно прикоснулся к ближайшей коряге: она оказалась прохладной и слегка влажной, за щепку зацепился кусок свежего мха. Все это принесли из леса вот только что.

– Кто-то о нас позаботился! – определил Хроар. – Самим-то нам было не до дров. Ну, не знаю, кто он там – спасибо ему! Давайте все сюда! – крикнул он в темный проход, где смутно белели женские покрывала.

И эхо бодро подхватило:

– Да… да… да…

Все поначалу столпились у костра, потом кто-то догадался зажечь несколько толстых веток и оглядеться. Огонек привел беглецов в огромную пещеру с ровным каменным полом. С одной стороны блестела вода – там начиналось подземное озеро, в которое впадало несколько ручейков. Дальний его берег терялся во мраке. Стояла тишина. И ни малейших следов их неведомого проводника.

Хворост разделили на несколько частей и зажгли еще три костра. Хроар велел беречь топливо: неизвестно ведь, захочет ли таинственный «кто-то» позаботиться о них еще раз, поэтому костры разложили небольшие. Камни кое-как прикрыли плащами и накидками, чтобы можно было сесть, и после всего пережитого никто не жаловался, что жестко. Женщины стали раздавать хлеб, овощи, захваченные из дома. Из озера зачерпнули воды: она оказалась свежей и холодной.

– Ну, вот нам и дом! – с удовлетворением сказал Хроар. – Не хуже, чем… Если нас тут не найдут, то очень даже можно пересидеть!

Мальчишки, осмелев, забегали вокруг, исследуя стены пещеры и берега озера. Вдруг из самого дальнего угла послышался вопль ужаса. Все побросали еду и невольно подхватили крик. Мужчины схватились за оружие и метнулись туда, держа в одной руке меч или копье, а в другой – горящую ветку.

В самом углу, под каменной стеной, смутно белело что-то большое, похожее на камень размером с крупного барана, только округлое. Две черные круглые дыры… Это…

– Это череп! – задушенным голосом охнул Хроар. – Че… реп…

При всей его невозмутимости даже он с трудом сохранял спокойствие. Перед ними лежал череп великана – настоящего великана, не хуже Свальнира. Только умершего давным-давно. Череп был уже не белым, а желтовато-коричневым, но все же на фоне черного камня выделялся светлым пятном.

Лейкнир сделал шаг, другой, приблизился к черепу, освещая его огнем горящей ветки. Да, это был череп, но по виду он не слишком напоминал человеческий. Нижней челюсти не имелось, зато из верхней вперед выдавались два огромных, длиной в пять локтей, изогнутых зуба.

В молчании все смотрели на череп. Арне меленькими шажками подобрался к Лейкниру и на всякий случай взял его за локоть.

– Это… – вдруг шепнул Арне. – Я знаю! – Он неуверенно хихикнул. – Это… Я знаю что!

– Что? – строго спросил Лейкнир, не сводя глаз с черепа, словно тот еще мог быть опасен.

– Это «великанская свинья». Которые на стенах нарисованы. Они же тут водились.

Лейкнир вспомнил вереницу странных зверей с двумя хвостами: один впереди, другой позади. От хвостов, конечно, ничего не осталось, но под передним хвостом у «великанских свиней» и правда были нарисованы белой известью вот такие же изогнутые зубы…

– Да, похоже на то… – сказал Лейкнир. – И выходит… Наши попрыгунчики не так уж сильно врали, когда говорили, что «великанские свиньи» были ростом с дом!

Дагейда сидела на лесной полянке, и желтые полуоблетевшие деревья, окружавшие полянку, казались стенами дома, увешанными узорными золотыми коврами. Из каменистой земли тут и там выступали широкие серые валуны, покрытые сверху мхом и лишайником, как подушкой. Прямо посреди полянки бил источник – округлое, как котел, песчаное углубление, с родничком на дне, игравшим золотыми песчинками. Дагейда смотрела в воду, не отрываясь.

– Белый дракон, Кубок Памяти, – шептала она. – Именем племени темных альвов, создавших тебя, именем отца моего Свальнира, владевшего тобой, прошу тебя – покажи мне твоего брата, черного дракона, Дракона Битвы!

Застывшим взглядом Дагейда смотрела в воду, и песчаное углубление засветилось серебром. В этом лесном источнике она хранила свое главное сокровище – серебряный кубок по прозванию Дракон Памяти, один из трех драконов, что некогда создали темные альвы для ее отца-великана. Все три дракона, даже разлученные и рассеянные по разным рукам, сохраняли тесную связь между собой. Вот и сейчас, этим хмурым осенним утром, горный ручей вдруг шепнул ей: Черный Дракон идет! Меч великана подал весть своему серебряному брату, едва лишь конь Торбранда конунга ступил на первый камень Мимирова перевала, и тысяча ручьев понесла новость от Дракона Памяти Дагейде. И вот она сидела над источником, над Истоком Вод всего Медного леса, и из-под его вещей воды навстречу ей выступали причудливо дрожащие видения.

Дагейда не видела лица Торбранда конунга: для ведьмы не имело значения, какое у него лицо. Для нее было важно другое: меч на поясе Торбранда вливал в кровь человека свою темную, страшную силу, служил корнем, что связывал человека с глубинами подземелий и подгорий Медного леса, питал его силой, но и подчинял этим загадочным мирам. Именно эта невидимая связь с корнями гор, а не черты лица, делали Торбранда единственным в глазах Дагейды. Она ясно видела в воде источника черные ножны, рукоять в виде дракона, и от всего облика меча ей в лицо веяло холодным дыханием смерти. Перед ней было единственное оружие, способное принести смерть и ей самой. Она была бессмертна, как сами горы, но Дракон Битвы, одолевший ее отца Свальнира, сумеет одолеть и ее. Дагейда дрожала, пятилась от источника, но не могла отойти, зачарованная неодолимой силой меча. Он идет сюда. Он уже здесь, в Медном лесу, и Дагейда ощущала каждый его шаг, потому что вся земля Медного леса служила продолжением ее странного существа. И дрожь земли под ногами того, кто нес сюда Дракона Битвы, отдавалась в каждой частичке ее маленького тела.

Закрыв лицо руками, Дагейда ползком отодвинулась от источника, потом взобралась на валун повыше, откуда открывался широкий вид. Уже близились сумерки, где-то за горами впереди шел дождь, облака висели низко, касаясь горных вершин; они были одинакового темно-серого цвета, кое-где с белесыми прослойками, и трудно было различить, где кончаются горы и начинаются облака. Вершины уходили одна за другой все дальше и дальше. При виде этого Дагейда всегда вспоминала об одном. О том утре, когда она проснулась в заваленной каменными обломками пещере и поняла, что осталась одна на свете.

Тогда она тоже стояла на пороге пещеры и смотрела вдаль – туда, куда ушли ее мать, Хёрдис Колдунья, и Торбранд, конунг фьяллей. Этого человека Дагейда ненавидела всей своей нечеловеческой душой – это был убийца ее отца. Двадцать пять лет она мечтала о мести. И вот он пришел. Но Дагейда, так мечтавшая о его появлении, сидела неподвижно, прислушиваясь к собственной дрожи, в которой отдавались далекие еще шаги ее врага. Пока в его руках Черный Дракон, она бессильна.

Кусты неподалеку зашевелились. Дагейда подняла голову: оттуда не веяло человеческим духом, это был кто-то из своих.

Из зарослей выбралась крохотная, отчаянно сгорбленная старушонка. Спина ее была согнута крючком, так что голова смотрела прямо вниз, и чтобы видеть что-то впереди, старухе приходилось выгибать ее и держать как бы задранной кверху. На спине старуха тащила огромную охапку хвороста. Крёка – Согнутая, старая-престарая великанша, состояла некогда со Свальниром в отдаленном родстве. Когда-то она тоже была ростом с гору, но за века усохла, съежилась и теперь стала даже меньше Дагейды. У старухи имелось четырнадцать сыновей и семь дочерей. Все они жили вдоль юго-восточной границы Медного леса – кто на одной горе, кто на другой. За века измельчав, род Крёки стал во многом походить на людей. Дочки ее, как болтали, иногда зазывают к себе в гости пастухов с отдаленных пастбищ. Тьфу! Дагейда брезгливо сморщилась.

– Здравствуй, девочка! – Крёка подслеповато сощурилась, но все же разглядела на камне застывшую маленькую фигурку, осыпанную рыжими волосами, точь-в-точь такого цвета, как сухая хвоя.

Дагейда искоса глянула на нее, считая, что даже этим оказывает старухе честь. Кто она такая, эта Крёка, рядом с дочерью самого Свальнира из Пещерной горы!

– Ох, устала! – С натугой шевелясь, Крёка сбросила наземь свою вязанку хвороста и села на нее. – Бродила, бродила, все ноги исходила… И погода-то… А осень-то нынче такая теплая – гляди, в иной год уже снег идет, а тут и березки тебе еще почти зеленые, и ивки тоже… Клены только облетели, а на траву поглядеть – прямо тебе чистое лето…

Дагейда тоскливо нахмурилась и глянула в сторону зарослей – старухина занудная болтовня ее раздражала, хотелось сбежать. Что ей в Медном лесу места мало, где хворост собирать? Нет, обязательно надо сюда было притащиться!

– А, да! – старуха спохватилась. – Что тебе до этого! Тебе ведь ни тепло, ни холодно не бывает. О чем думаешь, красавица?

– О Торбранде конунге! – отрезала Дагейда. Может, теперь отстанет?

– Знаю я Торбранда конунга, – спокойно сказала старуха. – Видала я его. На днях, помнится…

– На днях! – подпрыгнув от неожиданности, Дагейда повернулась к ней. – Что ты болтаешь? Он только сегодня пришел!

– Да вот, недавно… – Крёка шамкала губами, вспоминая. – Еще когда… Ага, перед тем, значит, как он твоему… Свальниру то есть… И жену еще увел. Это твоя мать была, что ли? Ну, какую он увел? Я Свальниру еще когда говорила: не бери ты жену из людей, погубит она тебя. Не послушался, ну, вот и дождался.

Дагейда в досаде стиснула зубы. На днях, называется! Старуха говорит о событиях двадцатипятилетней давности, а думает, что это случилось вчера или позавчера! Старые великаны, давно сбившиеся со счета времени, часто путают дни с годами.

– И тогда говорила я с ним, и судьбу ему сказала, – продолжала старуха, не замечая ее досады. – Сказала: если ты тот меч добудешь, то во всем тебе будет удача, пока ты опять в Медный лес не воротишься. И жить тебе тогда долго, еще столько же, сколько прожил…

– Как ты сказала? – повторила Дагейда. – Столько же, сколько прожил… если не вернется в Медный лес?

– Так, красавица моя. А он ведь послушал меня, старую. Не было его с тех пор в Медном лесу. По бережкам, по краешку, бывало, плавал, а сюда, в горы – ни шагу.

Дагейда спустила ноги с камня и повернулась к старухе. Крёке можно было верить – она родилась так давно, что состояла в родстве с тремя норнами, живущими у источника Урд. Она знает судьбы людей. Если не вернется в Медный лес… А он вернулся! Дагейда тихо засмеялась, показывая мелкие белые зубы. Он вернулся! Он пришел за своей смертью! Но кто даст ему эту смерть? Кто послужит орудием судьбы?

Ей вспомнился Вигмар Лисица. Хорошо бы как-нибудь столкнуть их лбами. Если два таких человека встретятся, то одному из них не уйти живым. Если это будет Вигмар – ее поражение в Хаукдалене будет отомщено. А если это будет Торбранд конунг… О! Дагейда зажмурилась, у нее сладко перехватило дух. Тогда она отомстит! Отомстит за своего отца, как ее мать Хёрдис отомстила за своего. И тогда… А если… Если удастся захватить этот меч, Дракон Битвы, тогда в ее руках соберется уже два дракона из трех! И тогда она сумеет как-нибудь приманить к двум братьям третьего! А когда все три дракона будут в ее руках, она… она… Тогда она, маленькая ведьма, будет так же грозна и могущественна, как был ее отец, великан Свальнир. Тогда она сумеет изгнать из Медного леса весь род человеческий, всех людей до одного, и будет сама править здесь всем до последнего камня, до последней травинки! Тогда сама она станет огромной, как гора! И все наследство древних квиттингских великанов будет принадлежать ей одной!

– Эй, послушай! – Дагейда окликнула старуху, которая уже отдохнула и теперь с оханьями пристраивала вязанку хвороста опять на свою согнутую крючком спину, а та все скатывалась то на одну сторону, то на другую. – Ты не знаешь: сколько суждено жить Вигмару Лисице?

– Вигмару Лисице? – Крёка подумала, пожевала губами, будто старалась определить вкус этого имени, потом ответила: – Девяносто два года, красавица.

– Девяносто два! Ах! – Дагейда подпрыгнула, взвизгнула от радости и расхохоталась так громко и буйно, что все сосны на склоне горы затрепетали как под порывом ветра. – Девяносто два-а-а! – ликующе кричала она, и сами горы в недоумении повторяли за ней эти слова.

Девяносто два! Дагейда была счастлива, как будто услышала какое-то необычайно доброе предсказание для себя самой. Если Вигмар Лисица будет жить девяносто два года, значит, при встрече с Торбрандом он останется победителем! Теперь только бы свести их!

Назавтра вечер застал Дагейду на склоне Двергеберга, одной из трех гор, окружавших Золотое озеро. Она сидела на земле, обхватив колени руками, и ждала. Кремневым ножом она начертила на земле руну «эйва». Вокруг стояла тишина, солнце село, мир заполняли густые осенние сумерки.

– Я здесь, – сказал напротив нее тихий, невыразительный голос. – Зачем ты звала нас, дочь великана?

Дагейда подняла глаза. Там, где только что стоял гранитный валун, она увидела невысокого человечка – ростом и шириной точь-в-точь как тот валун. Плащ и низко надвинутый капюшон были серыми, борода тоже какого-то неясного блеклого цвета.

– Назови свое имя, – потребовала Дагейда. – Каков твой род?

– Я – Фаргеблинд из рода Слепых-На-Цвета. Зачем ты звала меня?

– Я пришла говорить с вами о нашем враге. О Вигмаре Лисице.

– Что ты хочешь сказать нам о нем?

– Все ваши труды пропали даром. Бергвид не смог одолеть его даже с вашим золотом.

– Золото не воюет! – голос темного альва впервые зазвучал живее, из-под надвинутого капюшона сверкнули острые глаза. – Мы дали ему золото, потому что оно несет в человеческий мир раздор и ослабляет его! Нет меча острее и губительнее, чем золотой!

– Иной раз этого мало. Но судьба дала вам новый случай. Сюда пришел Торбранд конунг.

– Я знаю. С ним пришел Дракон Битвы, изделие наших рук.

– Все люди из дома Вигмара спрятались от Торбранда в Кузнечную гору. Он не найдет их. Нужно, чтобы кто-то из вас показал ему дорогу.

– Зачем? – недоверчиво спросил дверг.

– Если Торбранд возьмет его родичей, Вигмар не сможет уклониться от битвы. И будет убит.

– А почему ты не хочешь сделать это сама? Тебе это легче. Ты не боишься дневного света.

– Глупый! – презрительно отозвалась Дагейда. – Да разве Торбранд поверит мне? Да разве он не знает меня – он, двадцать пять лет живущий с моей матерью? К нему должен пойти тот, кого он не знает.

– Тебе ведь не трудно притвориться человеком. Отведи ему глаза.

– Я не смогу это сделать вблизи от Дракона Битвы. Он разрушит все мои чары. Это вы постарались! Ваше племя! Зато для вас самих Дракон Битвы не опасен, ведь так? Он помнит, чьи руки создали его!

– Тех рук уже нет. Это было слишком давно!

– Он узнает свое племя. Поманите Торбранда мечами Хродерика. Весь Морской Путь полон слухами о них. Торбранд поверит в эти кладовые. Ты приведешь его сюда. А Вигмар ни за что не покорится ему. Он погибнет. Владелец Дракона Битвы непобедим. И тогда вы сохраните все ваши богатства. А иначе Вигмар помалу отнимет у вас и железо, и золото, и медь, и олово, и топазы, и бериллы, и гранаты, и все, чем богаты эти горы.

Фаргеблинд не ответил. Он молчал долго, но Дагейда терпеливо ждала. Наконец дверг глянул на нее из-под края капюшона, и она впервые увидела его лицо – такое же вялое и невыразительное, как голос. Оно казалось вырезанным из шершавого серого камня.

– А почему ты уверена, что Торбранд одолеет? Я не хуже тебя знаю свойства Дракона Битвы – он несет победу, но только до тех пор, пока не наступит срок смерти. Вигмар может одолеть.

– Вигмар не одолеет. Я знаю его судьбу.

Для Дагейды не существовало понятий правды и лжи. Слова служили лишь орудиями, из которых она выбирала те, что нужны ей сейчас. Впрочем, разве не так же поступали дверги, прельщая противников Вигмара кладовыми Хродерика?

– Хорошо, – произнес наконец Фаргеблинд. – Я пойду к нему. Иди своей дорогой!

– Иди своей дорогой, – безучастно ответила Дагейда, не выдавая своей радости.

Фаргеблинд прислонился спиной к серому валуну и исчез.

К берегам Золотого озера войско фьяллей вышло незадолго до сумерек. Два хирдмана из тех, кто совсем недавно приезжал сюда вместе с Торвардом ярлом, легко нашли дорогу к усадьбе Каменный Кабан, но усадьба встретила незваных гостей пустотой и молчанием. Сперва Торбранд конунг послал хирдманов постучать в ворота – никто не ответил, ворота оказались не заперты. Во всех постройках усадьбы не нашлось ни одного человека. Хлевы и конюшни стояли пустыми, и хотя разного имущества в покоях валялось достаточно много, видно было, что все самое дорогое отсюда забрали. На посудных полках выстроились глиняные и деревянные горшки, миски, блюда и кувшины, а большой сундук в гриднице, окованный железными полосами, нагло усмехался прямо в лицо пришельцам распахнутой пастью и пустой утробой. Вся дорогая посуда исчезла.

– Ну, и где же золотые котлы с этими… ламазами? – насмешливо осведомился Фреймар ярл, стараясь за насмешкой спрятать искреннее разочарование. – Эндель! Ты же обещал!

– Они узнали о нас и сбежали! – Эндель Домосед тоже был неприятно удивлен и слегка растерялся. – Еще бы! Такое войско! Конечно, они знали о нас. Наверное, кто-то их предупредил.

– Такое войско не спрячешь! – поддакивал Логмель Сноп, сопровождавший родича в походе. – Вот если бы у Торбранда конунга была такая волшебная шкатулка, в которую можно спрятать войско и увезти в седельной сумке, тогда да…

– Что ты нам детские саги плетешь? – оборвал его Сигвальд Хрипун. – Мы что, шли сюда послушать твою болтовню? Куда это все делось?

– Куда им здесь уйти? – заторопился Логмель. – Не дальше пастбища! Не тревожься, конунг. Завтра же мы пойдем по следам и найдем их! Может, даже прямо сейчас!

– Нет, сейчас не стоит! – не согласился Эндель. – Это неразумно. Уже темно, а мы здешних мест не знаем. Подождем до завтра. Кто едет тихо, тоже добирается до цели.

– Тут еще зола не совсем остыла! – Один из хирдманов держал на ладони пригоршню углей и золы с очага. – Сегодня в полдень тут горел огонь!

– Ты говорил, тут поблизости живут его родичи, – напомнил Торбранд конунг. – Где они?

– Да, тут все усадьбы вокруг…

– Где они, я спрашиваю? Ты можешь показать дорогу?

– Я… а… я не знаю, – честно сознался Эндель, никогда в этих местах не бывавший. – Надо найти кого-нибудь из местных и спросить!

– А мы не догадались! – хмыкнул Фреймар ярл.

Заняв усадьбу, Торбранд конунг приказал, несмотря на близость ночи, поискать сбежавших хозяев. В разные стороны были разосланы небольшие отряды человек по пятнадцать – двадцать. Само войско тем временем устраивалось на ночлег в усадьбе и вокруг нее под открытым небом: вместить тысячу с лишним человек не могли даже просторные постройки Каменного Кабана.

Ближе к полуночи дозорные разъезды стали возвращаться. Они прочесали все дорожки и тропинки, разбегавшиеся от усадьбы в разные стороны, но напасть на след сбежавших никому не удалось. Фьялли побывали в нескольких небольших двориках и усадебках: иные из них тоже оказались пустыми, кое-где нашлись женщины и дети. Никто не знал, куда подевались домочадцы хёвдинга. «Если бы мы знали, мы ушли бы вместе с ними!» – сказал один старик, и Сигвальд Хрипун решил, что это звучит правдоподобно.

На другой день поиски продолжились. В горах обнаружились несколько козьих, овечьих, коровьих стад, спрятанных в укромные лощины, в роще поймали трех лошадей. Везде в округе фьялли находили признаки развитого железного производства: в оврагах и в обрывах виднелись черно-рыжие разработки рудных пластов, имелось множество плавильных печей и угольных ям.

– Сдается мне, что тут-то и есть кладовые Хродерика! – приговаривал Сёльви сын Стуре-Одда, лучший в дружине кузнец.

– Должна быть еще Кузнечная гора! – напоминал Эндель.

– Должна быть! Торвард ярл рассказывал. А где она? Бейнир! Где Кузнечная гора?

Но Бейнир Глина, побывавший здесь вместе с Торвардом ярлом, только ухмыльнулся и пожал плечами:

– Я не знаю! Он никого с собой не брал, когда туда ходил!

– Почему?

– А он с девушкой был.

На это возразить было нечего, и фьяллям оставалось только понимающе усмехаться.

– Куда же они попрятались! – негодовал Фреймар ярл, как будто бегство здешних хозяев было каким-то бесчестным поступком. Сколько бы он ни смеялся над Энделем, рассказы о невероятных богатствах Вигмара Лисицы запали ему в душу, и он не мог смириться с тем, что в усадьбе оказались только глиняные горшки да сундуки с рваным тряпьем! – Как будто их всех тролли унесли!

– Ничего! – утешал его Сигвальд. – С золотыми котлами на плечах далеко не убежишь! Найдем!

– Ты все наврал, болтун! – набросился Фреймар на Энделя. – Нет тут никакого золота!

– Как же нет? – Эндель даже опешил, как если бы ему сказали, что в море нет воды. – Все же знают! Золотой ручей…

– Да я тебя утоплю в этом ручье, тролль косоглазый!

– Постой! Не надо так горячиться! – удержал своего любимца Торбранд конунг. – Эндель хёвдинг, может быть, и не самый правдивый рассказчик, но серебро и золото Вигмара Лисицы он не выдумал. Их же видел Торвард ярл. Хозяева увезли их и спрятали, но мы дождемся их. Если они ушли в другие усадьбы, то их найдут наши люди, а если они в лесу, то не будут же они сидеть там вечно. Скоро зима.

– Они могли уйти на юг. Уйти навстречу своему хозяину. Наверняка он уже знает о нас. Какие-нибудь тролли донесли!

– И он идет к нам сюда! – подхватил Сигвальд. – А мы сидим здесь и ждем, пока он свалится нам на голову!

– А ты уже оробел! – Фреймар усмехнулся. – Когда бы он ни пришел, мы его одолеем! У нас все равно больше людей!

– Но знать, когда он придет, нам было бы неплохо! – заметил Торбранд конунг. – Вот что. Не хочешь ли ты, Эндель хёвдинг, поехать ему навстречу?

– Кому? – не понял Эндель. – Я? Навстречу?

– Вигмару Лисице. Ты, конечно. Например, в усадьбу Кремнистый Склон. Говорят, с вершины Раудберги очень далеко видно. Когда Вигмар покажется, ты вернешься с этой вестью к нам. Принимать бой самому тебе не обязательно.

– А он не переметнется на ту сторону? – спросил Сигвальд, когда Эндель, ошеломленный нежданной честью, вышел. – Зачем ты позволяешь квиттам объединиться, конунг?

– Хотел бы я посмотреть, как они объединятся! – хмыкнул Фреймар.

– Да, это едва ли, – согласился Торбранд конунг. – Усадьба Золотой Ручей, которая так нравится нашему доблестному другу, осталась у нас за спиной. От нас он может ее получить, а от Вигмара – никогда. И ему будет трудновато объяснить Вигмару, как он, Эндель, с войском попал в округу Раудберги впереди войска фьяллей. Нет, объединиться они не могут. А вот столкнуться – да.

– Он хвост подожмет, и в кусты!

– Возможно. Но Вигмар наступит ему на хвост. И у нас будет еще одним беспокойством меньше.

Мысль об этой поездке очень мало нравилась Энделю, но спорить с Торбрандом конунгом не приходилось.

– Ясно, ясно, почему он меня отсылает! – тайком делился он с Логмелем. – Не хочет делиться добычей! Наверное, уже пронюхал своим острым носом, где золото, и отсылает меня, чтобы не делиться! А кто его сюда привел?

– Конечно, от них благодарности не жди! – поддакивал Логмель. – Но зато и мы с ними не будем делиться!

– Чем?

– Добычей! Или ты думаешь, что в Кремнистом Склоне нечем поживиться?

– Но ведь говорят, что Асольв Непризнанный остался дома?

– Ну и что? Если у него не было сил идти в поход, то защищаться он тоже не сможет. А у нас почти сто человек! Не печалься, родич, мы своего не упустим.

Эта мысль подбодрила Энделя, и он уехал на юг в почти веселом настроении. В тот же вечер, когда фьялли уже улеглись спать, в усадьбу Каменный Кабан явился неожиданный гость. Услышав стук в ворота, дозорные у костра на дворе окликнули:

– Кто там?

– Пустите меня к Торбранду конунгу! – раздался в ответ тихий голос. – Мне есть что сказать ему!

– Кто ты такой?

– Мое имя Глитренде. Торбранд конунг не знает меня, но я могу принести ему много пользы! Я открою ему, где сокровища Вигмара!

Дозорным не слишком хотелось открывать ворота ночью неизвестно кому, но упоминание о сокровищах сделало свое дело. Ворота открылись: за ними стоял невысокий, плотный человек в темном широком плаще с капюшоном, низко опущенном на лицо. Из-под капюшона виднелась только черная округлая борода.

– Э, да это тролль! – определил Эйнар Насмешник, дружине которого досталась ночная стража этой ночью. Внешность гостя показалась такой необычной, что к нечисти его можно было отнести скорее, чем к людям.

– Сам ты тролль! – с негодованием воскликнул гость. Он откинул капюшон, и на хирдманов глянуло широкое лицо с выпученными темными глазами и угольно-черными, широкими, сросшимися бровями. Покатый лоб прямо переходил в лысину до самого затылка, и от этого вся голова казалась какой-то приплюснутой. Широкий рот и черная борода придавали лицу диковатое, хищное выражение, выдавая суровый и неприветливый нрав. То, что вместо челяди ему открыли ворота два хирдмана с фьялльскими подвесками-молоточками на шейных гривнах, ничуть гостя не смутило.

– Грубиян! – огрызнулся он, со злобой глядя на хирдмана. – Веди меня к Торбранду конунгу! Слышал, что я сказал?

– Ну, ты не очень-то распоряжайся! – с холодной надменностью оборвал его Эйнар. – А то выкину обратно пинком под зад!

– Нечисть бородатая! – заговорили хирдманы. – Явился темной ночью, да еще ругается. Только мы его и ждали!

– Ведите меня к Торбранду конунгу! – визгливо требовал чернобородый. – А то всем вам будет хуже, вот увидите! Уйдете отсюда ни с чем, если не нарветесь на Лисицу! И тогда он вас всех подвесит кверху ногами и скормит Грюле!

Поджав губы, Эйнар оглядел ночного гостя. Конечно, это не тролль, но уж наверняка колдун! Выкинуть его за ворота очень хотелось, но вдруг он и правда что-то знает? Не сидеть же им, в самом деле, в пустой усадьбе до зимы!

– Я бы такого в жизни не пустил! – сказал у него за спиной один из хирдманов.

– Иди через костер! – Наконец решил Эйнар и кивнул гостю на огонь. – Иначе не пустим. Посмотрим, что ты за птица!

Большой палкой горящие головешки раздвинули на две части, оставив между ними довольно узкую дорожку.

– Освящаю этот огонь именем Тора и Тюра! – провозгласил Эйнар, мечом рисуя в воздухе над костром руны «турс» и «тюр». – Да не пройдет через этот огонь никакая нечисть! Иди!

Тем же мечом он сделал знак; ночной гость, яростно фыркнув, надвинул капюшон опять на лицо и быстро, смешно семеня ногами, пробежал через пространство между кострами.

– Ну, открывай! – негодующе потребовал он, остановившись перед дверью в хозяйский дом. Его темные глаза сверкали ярче углей.

Проведя Глитренде в гридницу, дозорные пошли будить конунга. Тот явился довольно охотно, в отличие от Фреймара ярла, который отчаянно зевал.

– И это все? – воскликнул он, увидев ночного гостя. – И ради этого надо было будить? Говорили, человек, а тут какая-то кучка… ходячая. Не могли до утра подождать? Эйнар, я тебе это припомню!

– Сонливой лошадке сена не хватит! – Торбранд конунг усмехнулся, глянув на своего недовольного любимца, и сунул в рот соломинку. Он-то спал плохо и был ничуть не рассержен неурочным подъемом. – Ну, добрый человек, что ты нам скажешь? Кто ты и откуда?

– Добрый человек! – Гость презрительно усмехнулся. – Мое имя Глитренде! Зови меня так. Я пришел помочь тебе, Торбранд конунг. Я знаю, ты пришел за сокровищами Золотого озера, верно?

– Да, – вместо конунга ответил Фреймар, при этих словах оживившийся, и заморгал, стараясь стряхнуть дрему с ресниц. – За золотыми кубками, серебряными блюдами, ткаными коврами… За прекрасными дочерями Лисицы… И ты знаешь, где они?

– Если все это действительно здесь есть, – добавил конунг. – А главным образом за мечами Хродерика. Ты можешь сказать о них что-нибудь определенное?

Все это время странный гость не сводил глаз с меча на поясе конунга, как будто разговаривал с драконьей головой навершия, глядя в блестящие белые камешки ее глаз.

– Все это находится совсем близко от тебя, Торбранд конунг, – обращаясь к мечу, сказал он. – Домочадцы Вигмара и его сокровища, мечи Хродерика – все это в одном месте.

– Они спрятались в кладовых Хродерика? – догадался Фреймар. – То-то мы их найти не можем! А ты знаешь дорогу?

– Я знаю дорогу. Я один ее знаю. Но ты, конунг, должен пообещать в дальнейшем следовать всем моим советам.

– Советам? – Торбранд поднял бровь и усмехнулся. – Давненько мне никто не давал советов… кроме разве моей жены. Но ты на нее не очень похож.

Дружина захохотала. Услышав о нежданном появлении «кого-то из здешних» хирдманы и ярлы проснулись и собрались в гриднице – полуодетые, сонные, но готовые слушать и смеяться.

– Больше, чем ты думаешь! – не обращая внимания на хохот, ответил Глитренде конунгу. – Хотя лицом я и не похож на нее, однако же я в родстве с твоей женой! В очень дальнем родстве, таком дальнем, что даже сама она ничего не знает обо мне. Зато мы знаем о ней! В нашем роду крепко хранят память и не забывают родню! Ради нашего родства я готов помочь тебе в твоем деле, а ты за это поможешь мне в моем!

Теперь уже никто не смеялся: фьялли в изумлении глядели на чернобородого человечка, вздумавшего набиваться конунгу в родню, и не верили своим ушам.

– Ничего себе родич! – потрясенный такой наглостью Фреймар невольно сказал так, как мог бы сказать Торвард ярл. К соперничеству сыновей Эрнольва Одноглазого, тоже состоявшего с Торбрандом в родстве, он притерпелся, но чтобы всякий тролль из леса тоже лез в родичи! Тут никакого терпения не хватит!

Но Торбранда конунга было не так легко вывести из равновесия. К тому же он помнил, что о квиттингской родне своей жены почти ничего не знает: об этом, особенно о ее матери, ему ради собственной чести и покоя следовало знать как можно меньше.

– Какой помощи ты от меня хочешь? – спросил он, придерживая соломинку у края рта и внимательно изучая новоявленного «родича».

– Я укажу тебе дорогу к тому месту, где укрылись все домочадцы Вигмара Лисицы со всеми его сокровищами. А ты мне за это… Нет, мне не надо ни золота, ни серебра, ни оружия. Мне нужно другое. Твои люди должны немедленно, на моих глазах, убить тех из них, на кого я укажу!

– Там есть твои враги? Кто это?

– Не спрашивай меня! – Глитренде чуть не топнул ногой об пол в досаде. – Не спрашивай! Когда я скажу «убей этого человека!», он должен быть тут же убит и мне должно быть подано его сердце! Иначе я не буду вам помогать!

– Тебя можно заставить! – крикнул Фреймар. Наглость и дерзость этого чернобородого казалась ему невыносимой.

– Я не могу обещать вслепую, – ответил Торбранд. – Если это будут женщины…

– Нет. Это будут мужчины. Только мужчины, и все старше двенадцати лет. А с остальными делай что хочешь. Ты заберешь всех его женщин и раздашь своим людям! Мне они не нужны!

– Оно и видно! – бросил Фреймар.

– Я докажу тебе, конунг, чего стоит моя помощь! Скажи-ка, ты нашел в этой усадьбе хоть одну серебряную ложку?

– Нет. Они все забрали с собой.

– Они не все забрали. Я чую здесь серебро и золото. Близко! Оно здесь!

И Глитренде указал прямо в пол между двумя очагами.

– Прикажи выкопать здесь яму, и ты найдешь кое-что любопытное. И ты будешь знать, чего стоит моя помощь!

Торбранд конунг сделал знак. В сарае нашлось несколько лопат, и хирдманы принялись за дело. Сразу стало очевидно, что Глитренде не обманывает: земля поддавалась лопате легко, как перекопанная совсем недавно. Показалась доска деревянной крышки, но яма была недостаточно широка, чтобы ее поднять; еще какое-то время повозившись и всю гридницу забросав вынутой землей, хирдманы наконец открыли тайник.

Свет опущенного факела озарил что-то большое и темное. Из ямы извлекли сначала тканый ковер, потом второй, и тут же под ним что-то блеснуло ослепительно ярким белым светом.

– Серебро, серебро! – радостно закричали хирдманы.

По одному вынимая из ямы дорогие кубки, их передавали из рук в руки; вокруг звучали восхищенные восклицания. Кубки разнообразной искусной работы, с самоцветными камнями, с чернью и чеканкой, с резьбой и позолотой, могли бы украсить стол любого конунга. Самоцветные камни разбрасывали красные, желтые, розовые, голубые, лиловые или белые искры, и от восхищения даже Фреймар ярл позабыл свою досаду.

– Вот это богатство! – бормотал он. – Пещера Фафнира! Будь я проклят!

– Не хватает только, чтобы хоть одна из золотоволосых дочерей Вигмара сидела на дне этой ямы под коврами и кубками, – заметил Эйнар, делая вид, что совсем обалдел от восторга.

– Ну, ты убедился? – спросил Глитренде, когда тайник был опорожнен. – Теперь ты знаешь, чего стоит моя помощь? Ты даешь мне обещание?

Торбранд конунг поднял глаза от золоченого кубка с пояском из голубых бериллов на подставке и, прищурившись, пристально заглянул в лицо Глитренде:

– Ты нам так и не сказал, кто ты такой. Почему ты так не любишь Вигмара Лисицу? Почему ты готов отдать нам такие дорогие вещи, лишь бы мы убили кого-то? Ты хочешь отомстить Вигмару?

– Я скажу вам, – мрачно насупясь, ответил Глитренде. – Вигмар Лисица – мой враг и враг всего моего рода. Род мой древен и знатен. Мой род знатнее конунгов! Когда-то он владел здесь всем: землей и сокровищами. Вигмар колдовством, с помощью Грюлы, прогнал нас из наших исконных владений. И я, и мой род не узнаем покоя, пока он не будет убит, пока все его благоденствие не будет разрушено, пока все его люди не уйдут с нашей земли! Сама память о нем должна погибнуть! А мой род должен вернуть себе все, что имел раньше: землю и все ее сокровища! Железо, медь, олово, золото, самоцветные камни! Все это наше!

Глитренде выкрикивал все громе и громче; его капюшон упал на спину, темные глаза сверкали, широкий рот дрожал, лицо дико исказилось. Злоба, жадность, зависть и жажда мести пылали на этом бледном лице, дрожали в каждом волоске бровей и бороды. Смотреть на него было страшно, даже холодок пробегал по спине.

Торбранд помолчал, повертел в руках кубок, словно любуясь игрой самоцветов, потом кивнул:

– Хорошо. Ты получишь тех, на кого укажешь. Если это будут мужчины не моложе двенадцати лет.

– Тогда пусть твои люди будут готовы завтра в полночь.

– В полночь?

– Да. Сегодня мы потратили слишком много времени на разговоры.

– Но почему ночью?

– Я могу одолеть его чары только ночью! А утром справляйтесь как знаете.

С этими словами Глитренде вышел. Фьялли молчали, не зная, как все это оценить.

– Стойте! – внезапно вскрикнул Сигвальд Хрипун. Его давно уже мучила какая-то смутная мысль, и теперь вдруг часть Халльмундовых рассказов всплыла в голове четко и ясно. – Конунг, постой! – Сигвальд шагнул вперед и взмахнул руками, будто хотел помешать Торбранду встать с места. – Это же… это же дверг! Темный альв!

Хирдманы загудели. Фреймар ярл открыл было рот, чтобы, как всегда, возразить Сигвальду, но усомнился и смолчал.

– Дверг, дверг! – твердил Сигвальд, от волнения хрипя больше обычного. – Клянусь глазом Одина! Халльмунд же рассказывал! И Торвард ярл, все же слышали! Конунг, вспомни! Когда они с Хельги ярлом вдвоем шли к Золотому озеру, все было так же! К ним тоже пришел такой как бы человек, маленький, темный, грубый, в общем, странный. Тоже взялся проводить к Вигмару, говорил, что его род с ним враждует. И тоже мог вести только ночью, а перед рассветом исчезал и весь день они его ждали! Все так же!

Фьялли молчали, вспоминая рассказы Торварда ярла и его спутников.

– Бейнир, подтверди! – взывал Сигвальд, и Бейнир Глина с сомнением бормотал:

– Вроде… а тролли их разберут! Тот тоже маленький был и наглый до жути, но вроде лысый… И бороденка вроде не черная…

– А ты что, думаешь, они все одинаковые, как горошины? – вставил Эйнар. – Ты вон тоже с Хравном Рыжим не больно-то похож, но никто же не сомневается, что вы оба люди!

Хирдманы негромко, неуверенно засмеялись, Бейнир смущенно почесал затылок:

– Ну, я не знаю… Ведьмы их поймут!

– Ну, допустим, это дверг! – сказал Фреймар ярл. Он уже справился с изумлением и преисполнился решимости. – Ну и что? Ведь тот первый дверг сдержал слово! Он привел Торварда ярла куда обещал, к Золотому озеру.

– И превратился в камень!

– Ну и что? – с вызовом повторил Фреймар. – Торвард ярл от этого не пострадал. Пусть он приведет нас к сокровищам Вигмара, а сам пусть превращается хоть в камень, хоть в кучку дерьма. Сволочь бородатая! Уж я о нем не заплачу!

– Если бы так! Конунг! Это опасно! – Сигвальд Хрипун почти с мольбой смотрел на Торбранда, боясь, что тот послушает своего любимца, как много раз слушал его отца Хродмара Удачливого. – Тролли с ними, с сокровищами! Ты помнишь, что рассказывал мой отец! Когда он впервые вышел на это проклятое озеро! Тогда их какой-то тролль заманил в пещеру, а гора закрылась за ними! Они блуждали там и не могли выйти! Мой отец один выбрался, потому что ему не нужно было никакого золота, а двести человек так и пропали! Их сожрала гора! Оттого-то здешняя нечисть и набралась таких сил! Конунг! Если ты пойдешь туда, тебя тоже сожрут! Не делай этого! Так уж нам нужно это золото, чтоб ему пропасть!

– Раскудахтался! – с негодованием крикнул Фреймар. Сигвальд говорил убедительно, и азартный сын Хродмара боялся, что он убедит конунга. – Если бы Сигурд так рассуждал, то Фафнир по сей день храпел на своем золоте! Если всего бояться, то нечего ходить в походы! Сидел бы дома!

– Я боюсь не за себя! Я пойду хоть Волку в пасть, если будет надо! Я не хочу, чтобы конунг пропал на радость здешним троллям!

– Конунг сам о себе позаботится!

Торбранд конунг молчал и покусывал соломинку. Вот уже оба молодых ярла умолкли, и хирдманы, невнятно перешептываясь, смотрели на него, ожидая его решения, а он все молчал. Наконец он медленно вынул соломинку изо рта и обвел глазами притихших людей.

– Сигвальд ярл во многом прав, – сказал он. – Это правда, что когда-то мы потеряли две сотни человек как раз таким образом. Их сожрала гора. И потому я не могу требовать, чтобы вы все пошли туда.

– А ты? Ты, конунг? – с беспокойством спросил Сигвальд.

– Я… А я пришел сюда за тем, чтобы посчитаться с местными троллями. В том числе и за тех людей, кого не смог вывести твой отец. Я не виню его за их смерть, и он это знает. Он сделал все, что мог, чтобы удержать их или найти дорогу назад, но он столкнулся с силами, которым не мог противостоять. Но сейчас все иначе. С ним не было Дракона Битвы. – Торбранд положил ладонь на рукоять меча, и белые камешки в глазах драконьей головы вдруг сверкнули особенно ярко. – Ведь этот меч вышел из подземных кузниц темных альвов. И если есть на свете ключ к подземным богатствам, то это он, Черный Дракон! И для этого мне не нужно много людей.

– Я пойду с тобой! – поспешно крикнул Фреймар, будто его могли не взять, хотя уж в его участии никто не сомневался.

– И я! – Бьяртир Лохматый, уже седой, но еще крепкий мужчина, шагнул вперед. – Если пропадать, то мне недолго и так осталось радоваться жизни!

– И я! И меня! – раздалось еще несколько голосов. Охотников было немного, но они были.

– И я пойду с тобой! – сказал Сигвальд.

– Что это вдруг? – хмыкнул Фреймар.

Но Торбранд конунг только кивнул. Сигвальд Хрипун мало походил на своего отца Эрнольва Одноглазого, но в главном повторял его: он тоже считал своим прямым долгом быть рядом с конунгом, даже если думал, что тот ошибается.

– Ну и пусть дверг! – бормотал Фреймар, уже укладываясь спать по второму разу. – Если там золотые котлы с ам… ну, со «звездным блеском», можно хоть самого Фенрира Волка в проводники взять.