Глава 4

Темнело, над склонами гор нависали сумерки, между стволами деревьев сгущались плотные, вязкие тени. Осенние сумерки – самые темные в году: солнечного света уже не хватает, но на деревьях еще держится листва, заслоняющая небо и копящая темноту для близкой ночи. Неприметно, но быстро сумерки вырастают из земли, клубятся возле деревьев и скапливаются под ветвями. Они кажутся такими плотными, что их можно было бы потрогать руками, если бы не было так страшно: за каждым деревом мерещится серая, бесплотная, безличная фигура какого-то неупокоенного духа. Он то выглядывает из-за ствола своим безглазым серым лицом, то боязливо прячется опять, как будто хочет выйти, но выжидает удобного случая. И жутко идти между деревьями, оставляя сумеречных духов за спиной.

Измученные жестокой битвой люди, ведущие, а порой и несущие на плечах раненых, не могли идти дальше, и Вигмар велел устраиваться на ночлег.

– Не будем уходить далеко, – решил он. – А не то отставшие нас не найдут.

Сделав крюк по очищенному Грюлой склону, Вигмар вывел людей на свою же старую дорогу. Здесь его ждало первое утешение: их обоз, лошади и волокуши со съестными припасами и прочей поклажей, остались целы. Возле них и устроились на ночлег. Маловероятно было, что Бергвид, тоже потерявший изрядную часть войска и ближайшего родича в придачу, сразу после пережитого огненного ужаса поведет своих людей преследовать противника, и северяне имели время хотя бы до утра, чтобы отдохнуть и решить, как действовать дальше.

В ельнике нарубили дров и лапника на подстилки, и вскоре долина украсилась десятком огненных цветков. Но их насчитывалось вдвое меньше, чем вчера. Объединенные дружины Железного Кольца и Хетберга потеряли почти половину, и у Вигмара болело сердце при виде малочисленных костров. Каждый из незажженных огней означал чью-то смерть, чьи-то опустевшие дворы, не засеянные новой весной поля, невыкопанную руду… И будут голодающие женщины с детьми приходить к воротам Каменного Кабана, и еще не один год, пока в осиротевших семьях подрастут новые кормильцы, ему придется делиться с ними скотом и зерном. Тлела надежда, что еще кто-то подойдет, но Вигмар не слишком на это полагался.

К кострам подвесили большие железные котлы с похлебкой из соленой рыбы с крупой, с вяленым мясом и сушеными грибами, с гороховой кашей. Перевязывали раненых, считали уцелевших. Тех, кого не хватало, Вигмар пока предпочитал не числить убитыми: сколько-то людей разбежалось по лесу, и они могли еще подойти. Но все же горечь поражения тяжело давила на душу. Не чувствуя голода, Вигмар сидел у костра и думал: мог ли он предотвратить этот разгром? В чем он ошибся? Разве он мог угадать, сколько человек успеет собрать Бергвид? То, что конунг вышел ему навстречу с уступающей по численности дружиной, не внушало подозрений само по себе: Бергвид ведь известен своей заносчивостью и упрямством. Он верит, что с десятком одолеет сотню, а если не верит, то притворяется. Тех двенадцати – пятнадцати дней, что отделяют его от бегства из Великаньей долины, ему вполне хватило бы на то, чтобы прийти в себя и воспрянуть духом. Как оказалось, он сумел и подготовиться к битве гораздо лучше, чем Вигмар ждал. Иные становятся храбрыми, защищая свою жизнь, а иные даже и умными. Золото двергов! Оно и послужило Бергвиду самым опасным оружием, и не зря Вигмар тревожился, что этот союз окажется для него губительным.

Нет, сам Бергвид не мог придумать этой ловушки. Он не так умен и даже не так хитер. Он предпочитает идти напролом. Замысел принадлежал кому-то другому. Скорее всего, Донбергу Камышу. Он хотя сам не Лейринг, но недаром женат… был женат на женщине из рода Лейрингов, сестре хитроумной кюны Даллы. Придумать что-нибудь в этом роде – вполне по нему. Но он и поплатился за свою изобретательность…

Вспомнив гибель Донберга, Вигмар вспомнил и Грюлу. Он вынул нож и хотел отрезать одну из своих косичек, но пламя костра вдруг взметнулось и в огне показалась мордочка лисицы – весьма умеренного размера, почти как настоящая. Она лежала под днищем висящего над огнем котла, словно бы выглядывая из-под него.

– Не нужно! – часто дыша приоткрытой пастью, сказала Грюла. – Мне больше не нужно от тебя жертв. За эту битву ты со мной расплатился. Ты видел, как велика и могуча я была? – Грюла хихикнула и облизнулась длинным пламенным языком. – Как быстро я сожрала этот лес? От твоих жертв у меня прибавилось сил. Я вволю напилась горячей вкусной крови. Ты дал мне выпить своей крови, и я сделала для тебя так много! Угощай меня своей кровью, и я совершу такие чудеса, какие никому и не снились!

Грюла взмахнула тремя пламенными хвостами и исчезла. Вигмар посмотрел на свою руку: он был ранен, но не сильно, и после перевязки рана только тихой туповатой болью напоминала о себе. Не много же его крови Грюле досталось. Но жертвы…

Да, давно он не приносил ей стольких жертв, как в этот раз. Не только Донберг, которого он отдал ей вслух – все квитты, погибшие в этой битве, стали жертвой ей. Потому-то и не гибнет на Квиттинге племя великанов – затаившееся, ушедшее под землю и в горы, но живое. Год за годом род человеческий все подкармливает и подкармливает его своей горячей живительной кровью, обильно проливая ее в грабительских морских битвах, родовой мести, межплеменных войнах, в бессмысленных, зверски жестоких пьяных драках. И будет ли этому конец? Или человек так устроен, что не может выбросить из себя животной жажды убивать?

Кто-то из хирдманов свистнул и показал на опушку. Из-за стволов ельника появилась невысокая, тощая фигура. Она плелась неверным, шатучим шагом, содрогалась, как осинка на ветру, то сливалась с сумерками, то показывалась снова. Она была то больше, то меньше, то пряталась среди камней и мелких елочек, то появлялась, как будто не могла решить, быть ей видимой или таиться. К человеческому роду это создание не имело отношения.

Сидевшие вокруг ближайших костров обернулись, насторожились: кто-то взялся за амулет, кто-то положил руку на оружие.

– Тролль! Из наших, – бросил Арнор Жук, и все успокоились, снова сели и потянулись ложками к котлу.

В круг света вышел тролль – похожий на тощенького десятилетнего мальчика, бледный, большеухий, с морщинистым лицом. Это был Стампа – один из старших сынков матушки Блосы, увязавшийся за войском. Сейчас его серые жесткие волосы стояли дыбом, подвижное лицо исказилось от неподдельного страдания, мутные крупные слезы текли из глаз. Горько рыдая и покачиваясь, Стампа остановился в трех шагах от костра. Шмыгая носом, размазывая по лицу слезы, он ныл пронзительно и жалобно, точно ножом резал по сердцу каждого, кто его слышал.

– Ну, парень, уймись! – прикрикнул на него Вигмар. Только рыдающего тролля ему сейчас и не хватало. – Чего ревешь? Погляди вокруг: никто не плачет. Мужчине плакать не к лицу. Мы им еще отомстим. Соберемся с силами и рассчитаемся. Ну, перестань!

– Там… там… – всхлипывая, Стампа никак не мог ответить на эту суровую речь. – Там лежит Хло… Хлодвиг! Совсем мертвый! Совсем, совсем! У-у-в-в!

И он завыл, раскачиваясь от безнадежного отчаяния.

Стампа рыдал, вокруг стояла тишина. Люди молчали, глядя то на тролля, то на Вигмара.

Вигмар сидел не шевелясь, как окаменев. Хлодвига он не видел после битвы. Эгиля видел, Дьярва видел, Ульвиг тут бегал, такой гордый, что сохранил и принес медный стяг-лисицу… Вальгейр вон сидит, ошеломленный, впервые в жизни увидевший те ужас, кровь и боль, из которых вырастают все звонкие песни о ратной доблести и славных подвигах. Эрнвиг лежит на носилках, с раненым боком, в беспамятстве от потери крови… А Хлодвига не было…

– Может, раненый… – просипел Оддглим, с повязкой на шее.

Понятно было его желание отодвинуть ужасное, но едва ли тролль мог ошибиться. Мертвое от живого они отличат за три перестрела. И понятно было отчаяние Стампы: золотоволосый стройный Хлодвиг с детства был любимцем всех окрестных троллей, издавна питающих слабость к светлой человеческой красоте. Именно ему чаще всех удавалось покататься на златорогих оленях, о чем мечтала вся окрестная детвора, слазить в тайные ходы Железной Шапки – горы, выложенной слоями железа, меди, серебра и золота. У него лучше всех клевало, когда он ловил рыбу, он чаще всех находил в ручьях причудливые золотые самородки, на его копье выбегали самые лучшие косули и олени… Он смеялся над усердием троллей и принимал их заботы как должное. «Он лежит там совсем мертвый…»

Вигмар сидел неподвижно, только брови его сами собой дергались. Он был не из тех, кто плачет, но далекая, когда-то давно уже пережитая боль поднималась откуда-то из сердца, пронзала грудь и отдавалась даже в бровях. Лоб ломило, дыхание перехватило, словно в горле стоял железный клинок. Так бывает всего лишь несколько раз в жизни – когда случается что-то такое, чего никак не поправить, что вырывает из жизни большой, необходимый кусок и заставляет привыкать к совсем другому миру. Так было, когда умерла его мать, лицо которой он уже помнил так расплывчато, отец, Хроар Безногий, сгоревший в собственном доме двадцать семь лет назад… Гуннвальд Надоеда, живая память его первых битв и побед, сестра Эльдис, которую он любил несмотря на все ее странности и сумасбродства… Рагна-Гейда, половина его души… Тот мальчик, который у нее родился восемнадцать лет назад и умер уже к вечеру, так что они даже не успели придумать ему имя. У Вигмара несколько раз умирали маленькие дети, но он не очень по ним сокрушался, потому что они не успевали вырасти и стать в его глазах людьми. Но Хлодвиг, их с Рагной-Гейдой сын, красавец, надежда и гордость рода… Это нестерпимо тяжелое звено в цепи потерь. Как ни будь ты богат и могущественен, судьба и с тебя возьмет свою дань. Вигмар не любил и не умел отступать, склонять голову; честолюбие, решительность и стойкость сделали его тем Вигмаром Лисицей, хёвдингом Железного Кольца, слава которого гремела по всему Квиттингу, но бороться с судьбой было не под силу даже ему, и сейчас сознание своего бессилия перед ней многократно усиливало горечь поражения. Отняв одного из трех сыновей Рагны-Гейды, битва в Сприкдалене отняла у него очень много.

Черты его лица как-то заострились, словно высушенные этой внутренней болью, и Вигмар Лисица вдруг показался всем гораздо старше, чем был. Эгиль, Дьярв, Ульвиг, Вальгейр собрались вокруг и молчали. На лицах отражалось скорее недоумение, чем горе. Уши их слышали новость Стампы, но ум ее не принимал. Вигмар окинул взглядом их лица: свежее румяное лицо Ульвига под светлыми кудряшками от удивления казалось еще моложе, а Эгиль рядом с ним, наоборот, посуровел и выглядел старше своих двадцати пяти.

– Вот… зачем… вас так много, – хрипло и сдавленно, с усилием одолевая судорогу в горле, пробормотал Вигмар. Звук собственного голоса как бы прорвал преграду, за которой томилась его боль, ломота в бровях уже грозила выжать в глаза слезы, и он поспешно добавил: – Кто пойдет за ним?

– Я пойду! – Эгиль быстро вскинул голову. – Я…

«Я старше», – хотел он сказать. Этим он уже лет пятнадцать обосновывал свое право первым идти на любое дело. Вигмар поднял на него глаза, рука его невольно сделала слабое движение, будто хотела удержать, но тут же сжалась в кулак. Он очень любил Эгиля, но любил его именно за то, что Эгиль всегда готов был взять на себя самое трудное, не задумываясь, много ли чести оно обещает.

– Иди, – так же хрипло выдохнул Вигмар.

Взяв с собой четверых хирдманов и носилки, по пути срубленные для кого-то из раненых, Эгиль пошел назад, на юг. Рыдающий в три ручья Стампа показывал дорогу. Уже стемнело, но зажигать факелы было опасно. Этот путь через ночной лес казался жутким, невероятным – темнота, шелест веток, горестное, жалкое нытье и всхлипывания тролля… В темноте Стампу совершенно не было видно, и они шли за его плачущим голосом. Казалось, сам дух смертной тоски, обитатель Хель, ведет их на поле смерти. Хмурые хирдманы не раз пытались утихомирить тролля, но Стампа их не слушал. Его маленькое сердце кричало от боли, а сдерживать свои чувства тролли не умеют.

У Эгиля кружилась голова: ему мерещилось, что сам лес плачет по всем погибшим. Ему уже виделось, как они будут возвращаться домой, как по пути из ворот Оленьего Мха или Верескового Холма будут выбегать люди, женщины, дети, как будут искать глазами в рядах дружин, будут спрашивать, нерешительно трогать проходящих за рукава, желать и не сметь спросить, а те будут отводить глаза, чтобы сказал кто-то другой. У Лофта бонда в семье четыре дочери, старшей двадцать лет, младшей тринадцать, и больше ни одного мужчины. Кто теперь будет их кормить и защищать? Осознание собственной потери как-то терялось в этих мыслях – Эгиль не имел привычки много думать о себе, а брат – это ведь тот же самый ты…

К полуночи они дошли до Сприкдалена. Над темной землей медленно бродили огни факелов, но Эгиль не испугался: это не беспокойные духи мертвецов, это люди Бергвида обирают убитых.

– Где он лежит? Показывай скорее! – вполголоса окликнул он Стампу. – Если они его найдут, то мы его не получим, нас тут слишком мало. И тогда его потащат за ноги показывать Бергвиду, чтобы он посмеялся. Кончай рыдать и показывай место.

– Вон там! – Тролль, лапой утирая нос, другую вытянул в сторону опушки. – Там два валуна и много мертвых людей. И он тоже.

Как раз там, куда он показывал, бродили два факела и раздавались сдавленные перекликающиеся голоса. Ходить ночью среди мертвецов было жутко, но жадность одолевала страх.

Эгиль ущипнул себя за подбородок: ввязываться в драку сейчас совсем некстати.

– Ты можешь меня спрятать? – спросил он у тролля. – Чтобы они не увидели?

Стампа кивнул и сквозь рыдания принялся бормотать, делая длинными пальцами движения, будто плетет что-то. Вскоре между его ладонями замерцало маленькое серое облачко. В ночной темноте его было хорошо видно, видно и дырки, прожженные там, куда упали едкие троллиные слезы. Чары получались дырявыми, но спасибо и на том. Стампа бормотал, растягивал облачко, оно росло и вот уже стало размером с человека. Подпрыгнув, тролль набросил облачко на Эгиля. И Эгиль исчез. Накрыв его, «плащ слепоты» из серого стал черным и слился с темнотой, только дырки засветились сероватыми пятнышками. Сам Эгиль прекрасно видел все вокруг, но его больше не видел никто, кроме тролля.

– Показывай, – шепнул Эгиль.

Оставив четверых хирдманов с носилками на дальнем краю долины, Эгиль и Стампа пошли к обгорелой опушке леса. Оттуда еще несло душным дымом, под ногами скрипели головешки и трещали обгорелые сучья. Остывающие угли вспыхивали мириадами алых, багровых, золотых искр. Этими красными вспышками на черном был покрыт весь склон горы, и издалека казалось, будто расплавленная лава медленно ползет вниз по склону. Эгиль вспомнил, как они шли через этот склон, вспомнил едкий дым и жгучую резь в глазах, и удивился, что никто во всем войске потом не жаловался на ожоги. Даже башмаки у всех остались целы. Грюла знала, кого ей обжигать, а кого нет. Еще бы! За такую жертву… Ведь это она говорила о Хлодвиге. Он и стал той «кровью Вигмара», которая придала духу-покровителю столько сил… Невольно Вигмар повторил «подвиг» того древнего конунга, который во время битвы своими руками принес в жертву собственного сына, чтобы Один даровал ему победу…

Эгиль старался идти осторожнее, чтобы не наступить на мертвых, но получалось плохо, потому что тела лежали везде. Эгиль не боялся, что кто-то схватит его за ногу, он не хотел наступать на своих, которых невозможно было в темноте отличить от чужих. То и дело его слуха касался чей-то глухой стон, но он не мог задерживаться и искать живого среди мертвых.

Шагов за десять до опушки Стампа остановился и вытянул длинную лапу к земле:

– Вон там!

Там, куда он показывал, было темно, и Эгиль с большим трудом разглядел очертания нескольких наваленных друг на друга тел.

– Где там? – шепнул он. – Подойди поближе, полено ты ушастое, покажи толком!

Вместо ответа Стампа горестно заныл и снова принялся всхлипывать. Можно подумать, что это его брат! Эгиль сделал шаг вперед, и вдруг в груди у него резко похолодело: до него дошло, что сейчас он увидит Хлодвига мертвым. Пока он шел сюда, он это знал, но как-то не чувствовал; сейчас он осознал, что случилось, и дрогнул. Ноги не шли, дыхание замерло, все существо стремилось как-то отодвинуть миг страшного открытия…

Два факела приближались, и Эгиль уже видел, как держащие их мужчины наклоняются на ходу и разглядывают лежащие тела. Третий в шаге позади нес небольшой, но тяжелый мешок, в который шли шейные гривны, обручья, серьги, перстни, пояса и все прочее, что можно найти на трупах. Вздыхать некогда.

Эгиль наклонился и стал осматривать тела. Приходилось торопиться, пока грабители сюда не добрались. Впрочем, он их видит, а они его нет: если на одного из них обрушится удар из темного воздуха, двое других решат, что напал мертвый дух, и бросятся бежать.

На земле мелькнуло что-то светлое; Эгиль протянул руку и коснулся россыпи длинных, мягких волос. «Сокровище Стролингов», как смеясь говорил отец. Светло-золотистые, мелко вьющиеся густые кудри издавна были украшением Хлодвиговой родни по матери: ими мог похвастаться и Гейр Длинный, брат Рагны-Гейды, и его сыновья, и сами Хроар с Хлодвигом, получившие их в наследство от нее… Совсем остывшие, холодные, как трава, теперь эти кудри лежали под пальцами Эгиля и уже казались волосами самой земли…

Высвободив тело из-под упавших сверху, Эгиль поднял его. Тело уже остыло, казалось неповоротливым и тяжелым. Часть волос слиплась от крови и присохла к груди. На горле Хлодвига виднелась широкая рана: видно, острие копья вошло прямо под челюсть. Эгиль хотел взвалить тело к себе на плечи, но вдруг рядом раздались истошные вопли, и он быстро обернулся. Трое южан, что шли сюда с факелами, застыли с открытыми ртами и дико вытаращенными глазами. Руки Эгиля дрогнули, в мыслях мелькнуло: скорее положить Хлодвига назад и хвататься за оружие. Но южане, даже не пытаясь напасть на него, повернулись и бросились бежать, спотыкаясь о трупы и испуская отчаянные вопли. Эгиль сообразил: его-то они не увидели под троллиным «плащом слепоты». Они увидели только Хлодвига. Мертвец у них на глазах сам собой поднялся и встал – тут убежишь…

Из темноты вынырнули четверо оставленных хирдманов.

– Где ты, Эгиль? – тревожно окликнул Арнор Жук. Они ведь его тоже не видели. – На тебя напали? Ты жив? Где ты?

Почти под утро тело Хлодвига принесли к месту ночлега. Все, кто не спал, сошлись посмотреть на единственного убитого, которому удастся устроить надлежащее погребение. Вигмар бросил только один взгляд на носилки: тело было с головой накрыто плащом Эгиля, и лишь длинная прядь золотистых волос свешивалась из-под него. Вид этой пряди так резанул Вигмара по сердцу, что он тут же отвернулся, боясь не справиться с собой. Это «сокровище Стролингов» опять-таки было памятью о Рагне-Гейде – и у нее были такие же волосы. После свадьбы они спрятались под женское покрывало, но и сейчас, как тридцать лет назад, при мысли о Рагне-Гейде в памяти Вигмара вставало облако кудрявых солнечных лучей, которые она носила на голове и которые казались ему средоточием всей красоты и счастья мира. Хорошо, что она не увидела этого.

– Будем хоронить сейчас, – отрывисто распорядился Вигмар. – Неизвестно, что будет завтра.

Выбрав место на краю поляны, хирдманы принялись рубить дрова и складывать костер. Ни соломы, ни смолы взять было негде, влажный осенний лес давал не слишком хорошее топливо, но пришлось обходиться тем, что есть. На первые несколько рядов положили тело Хлодвига, покрытое тем же плащом, потом поверх него стали укладывать дрова – по-другому человеческое тело не сгорает.

В поисках дров посуше Орвар и Хьяльм, сыновья Гейра, забрели далеко в лес. Ночная тьма уже рассеивалась, и они шли по лесу без факела, не боясь стукнуться лбом о ствол. Орвар, ровесник Хлодвига, был мрачен и молчалив. Душа его как бы одеревенела от внезапного удара: по пути в битву приходится быть готовым к смерти, но то, что она выбрала Хлодвига, привыкшего быть хозяином жизни, казалось особенно жестоко и грубо. Хьяльм, на год младше, то и дело утирал рукавом слезы: это была первая смерть, вырвавшая одного из круга «асов Железного Кольца». Так жители округи звали тех, кто занимал почетные места за столом Вигмара Лисицы, как асы на пирах у Одина. Девять его сыновей, четверо их двоюродных братьев – сыновей Гейра Длинного, трое сыновей Тьодольва и один сын Эльдис – все семнадцать принадлежали ко второму поколению здешних властителей и росли дружным и грозным войском. Хлодвиг первым ушел от них к Одину. И именно его смерть вдруг так много открыла оставшимся – что они действительно уже взрослые мужчины, а не мальчики, так мечтавшие скорее вырасти. Жизнь, которая мнилась еще не начавшейся по-настоящему, уже кончена, и продолжения не будет. Обрублена ветка могучего дерева, и не приносить ей плодов.

Пробираясь между елями, Орвар первым вышел на противоположную опушку леса и вдруг предостерегающе свистнул. В долине перед ним тлели огни костров.

– Кто это? – шепнул Хьяльм, встав за его плечом.

Орвар не ответил – он даже вообразить не мог, что за войско идет по их следам.

– Кто тут может быть? – тревожно спросил Хьяльм. – У нас позади никого не осталось. Все они убежали вперед. К Бергвиду.

– Может, от Синеглазого? – предположил Орвар. – Из Нагорья?

– Так его же нету, он за море уплыл!

– А может, вернулся! Или Даг Кремневый.

– Вот хорошо бы! – мстительно обрадовался Хьяльм. – Сколько же тут?

– Ты костры считай! Маленький, что ли?

В самом деле, костров насчитывалось слишком много. Не меньше полусотни, и в тающих сумерках ночи зрелище казалось таинственным и грозным. На ум приходили мысли о дружинах древних конунгов… Как будто серые тени предков вышли на волне сумерек из-под земли на помощь потомкам, которые так нуждаются в них…

– Очень много! – решил наконец Орвар. – Если не ложные костры, то не меньше полутысячи. Это только Даг Кремневый может быть. В Нагорье столько не набрать.

– Пойдем посмотрим, – предложил Хьяльм. – Если это к Черной Шкуре, то нашим следует об этом знать!

Между деревцами молодого сосняка они спустились вниз, в долину, потом легли на землю и поползли. Возле валуна они приметили притаившегося без огня передового дозорного, но он их не приметил: сыновья Гейра с самого детства играли в прятки не с кем-нибудь, а с троллями, и еще пятнадцать лет назад выменивали кусочки хлеба или обломки медовых сот на «прячущие» заклинания.

До ближайшего костра оставалось шагов десять. Бесшумно, как змеи, приблизившись по влажным мхам, оба парня замерли, прислушиваясь. Вид полусонных дозорных, спины и головы спящих у костра ничего не могли им сказать. Один из дозорных клевал носом – сыновья Гейра по себе знали, что утренняя, предрассветная стража самая тяжелая, потому что особенно сильно хочется спать. Другой дозорный с копьем в руке прохаживался между кострами и как раз шел сюда. Высокий, в широком плаще с капюшоном, он в сумерках казался великаном.

– Не спи, Арне! – негромко окликнул он сидящего дозорного. – Упадешь в костер и изжаришься!

Арне вздрогнул, и вместе с тем Орвар бесшумно толкнул лежавшего рядом брата. Это низкий мягкий голос показался им знакомым. А главное, братья узнали слэттенландский выговор, которого не так давно наслушались в усадьбе Каменный Кабан.

Сыновья Гейра переглянулись, потом Орвар негромко свистнул. Оба слэтта разом обернулись, сидевший вскочил, выставив вперед острие копья.

– Кто здесь? – воскликнул он, и кое-кто из спящих шевельнулся.

Орвар поднялся на ноги и сделал шаг вперед. Оба слэтта тоже шагнули к нему.

– Откуда ты взялся и как подошел так тихо? – спросил высокий. – Ты не тролль?

– Я не тролль! – отозвался Орвар. – Я Орвар сын Гейра из усадьбы Совиный Камень! А вы кто?

– Приветствую тебя, Орвар сын Гейра! – спокойно сказал высокий и сбросил на спину капюшон. – Рад встрече с тобой, хотя бы и так нежданно. Я – Хельги сын Хеймира. Ты узнаешь меня?

Рассвело, настало не по-осеннему ясное утро, только над ложбиной, где текла река, висела белая полоса тумана. Солнце, ярко-оранжевое в красном ободке, тяжело висело над краем горизонта и никак не могло собраться с силами, чтобы оторваться от земли, и только протягивало над самой поверхностью низкие продольные лучи, от которых на траву падали непривычные, рыжеватые, осенние отсветы.

Еще до рассвета Вигмар Лисица с кое-кем из родичей и хёльдов явился к Хельги ярлу. Выслушав Орвара и Хьяльма, которые привели с собой Аудольва Медвежонка, он схватился за голову и, впервые за эти тяжелые сутки утратив выдержку, глухо застонал. Если бы слэтты подошли на один день, на полдня раньше! Тогда все сложилось бы иначе. Тогда они размазали бы Бергвида по этим горам, и никакие хитрости ему бы не помогли. И северяне понесли бы несоизмеримо меньшие потери! И Хлодвиг…

Но Тьодольв и Вильбранд постарались убедить его, что и эта неожиданная помощь – драгоценный дар, достойный самой пылкой благодарности богам. Пусть Железное Кольцо и Хетберг понесли потери, но теперь у них есть возможность сполна за них рассчитаться. Усталое и мрачное войско воспряло духом, а это тоже немаловажно.

– Второй раз он нас не обманет, теперь мы точно знаем, сколько у него людей, – говорил Вильбранд хёвдинг. – Уж больше он никого не прячет за горками. Теперь нас вдвое больше! Мы разобьем его в прах.

– Было бы неплохо поймать его, как он поймал вас, – заметил Хельги. – Оставайтесь на том же месте. Вскоре они начнут тебя искать. Пусть нападают, а мы их накроем сзади.

Люди вокруг одобрительно загудели, кое-кто даже засмеялся, но Вигмар покачал головой.

– Это была бы хорошая месть, но у нас нет на нее времени. Может быть, Бергвид соберется нас искать дня через три или больше. После победы он имеет привычку пьянствовать, пока пиво не кончится, а умного родича вроде Донберга, чтобы его торопить, при нем больше нет. Тем временем наши убитые будут лежать в поле и ждать, когда их общиплют бесперые вороны. А потом еще приедет Дагейда на своем волке, чтобы кормить его трупами. Мы не можем этого допустить.

На это никто не возразил. Северяне снова помрачнели, вспомнив, что убитым товарищам еще нужна их помощь. Вигмар держал в уме погребальный костер Хлодвига, сложенный наспех, в ожидании новых превратностей судьбы. Теперь черед других убитых, а Бергвид никуда не уйдет.

Очистив котлы, оба войска поднялись с места и знакомой дорогой снова двинулись на юг. В Сприкдалене уже вовсю хозяйничали южане. Своих мертвецов – тех, кого сумели опознать, – они вынесли с места битвы и сложили в дальнем конце долины. Рядом лежали сваленные в кучу дрова, на склоне ближайшей горы раздавался стук топоров. Оставшиеся на поле тела уже были обобраны, лишены поясов, оружия; у иных оказались отрублены пальцы или кисти рук, на которых слишком плотно сидели перстни или обручья. Мухи роились возле кровавых ран, вороны перепрыгивали с тела на тело, хрипло и злобно каркая. «Лебеди Одина» прилетели за своей долей жертв.

Завидев на перевале людей, южане сперва удивились и на всякий случай, оставив свои дела, сбились в кучу в дальнем конце долины. Яростный блеск медной лисицы-стяга колол глаза издалека, знаменуя приближение Вигмара Лисицы. Южане держались за оружие, но особого страха пока не выказывали. Может, Лисица пришел просить у конунга мира?

А северян все прибывало и прибывало. Их уже стало больше, чем было при отступлении…

– Он оживил мертвых! – крикнул кто-то, и все содрогнулись. – Он колдун!

– Колдун! Мертвые! – закричали в толпе. – Он ведет мертвецов!

Задние ряды дрогнули, потом пустились бежать. Как камешки лавины, цепляя один другого, южане толпой повалили назад, к усадьбе, где пировал Бергвид конунг. Никто даже не задался вопросом, каким образом одни и те же мертвецы могут лежать в долине и идти на своих губителей. На то и колдовство!

Заняв Сприкдален, Вигмар велел готовить погребения. Работа – отбор своих мертвецов, поиск разбросанного оружия, заготовка дров, сожжение и насыпка кургана, отняла целый день. Прах Хлодвига тоже перенесли сюда и захоронили со всеми. На вершину вкатили большой камень, а Вальгейр немного дрожащим от волнения голосом произнес «хвалебную песнь Хлодвигу» – первый в его жизни законченный стих:

Стих получился не из самых складных, и Вальгейр смущался, произнося его вслух: вот еще, скажут, скальд нашелся! Но это было последнее, что он мог сделать для брата. А если даже ради брата боги не помогут ему, то нечего и пытаться. Вальгейр отнесся к первому широко оглашенному стиху серьезно, слишком серьезно, как ко всему, что делается впервые и с горячим желанием. Никто не ухмылялся, и ему стало легче. Пусть этот стих не само совершенство, но главное – он заговорил. И тот еще неясный, но яркий и трепетно-живой мир образов и строчек, который он носил в себе, наконец-то нашел путь наружу.

Южане тоже не теряли времени даром. Когда Бергвид впервые услышал, что Вигмар вернулся, он поначалу обрадовался: не придется долго искать. Но одна за другой к нему приходили новости: Вигмар оживил мертвых… Вигмар наделал новых воинов из камней и деревьев… Вигмар вызвал полчища троллей… Грюла дала ему дружину огненных великанов… Всякий по-иному объяснял, откуда у северного вождя взялась дружина вдвое больше той, что вчера утром вступала в битву, но в ее существование приходилось верить: ее видели слишком много людей.

Раздраженный дурацкими слухами, Бергвид послал Асгрима Барсука разузнать правду. И тот принес правду, которая показалась Бергвиду хуже самой бессовестной лжи: это не мертвецы и не тролли, это слэтты Хельги ярла.

– У него четыре или пять сотен человек, я не стал считать, – мрачно докладывал Асгрим. – А может, и больше, там в лесу не разберешь. Все равно больше, чем у нас тут.

– Но с чего ты взял, что это Хельги? – гневно допрашивал Бергвид, которому очень не хотелось, чтобы это было так.

– Я видел самого Хельги ярла.

– Что ты врешь! Ты его не знаешь!

– Я видел его тогда, в море. И его трудно с кем-то спутать.

– Но откуда он мог взяться, тупая твоя голова! Вчера же его не было!

– Ты слишком много от меня хочешь, конунг. Но сейчас он здесь, это так же верно, как я сам стою перед тобой.

Побледневшее лицо конунга кривилось от бессильной ярости: он охотно зарубил бы Асгрима на этом самом месте, если бы таким путем можно было прекратить существование и Хельги ярла тоже.

– Если это он… Если… Он пришел за своей смертью! – тяжело дыша, бросил Бергвид. – Здесь не восточное побережье! Здесь ему не поможет Восточный Ворон! И здесь он мне ответит за прежнее!

Хирдманы и хёльды переглядывались, лица у всех вытянулись. Достаточно хорошо зная конунга, никто не предлагал ему отступить, проще говоря, спасаться от превосходящего по силе противника. После битвы Бергвид располагал всего четырьмя сотнями человек. Против полутысячи слэттов да трех сотен у Вигмара!

И войско Бергвида стало таять на глазах. Не прощаясь, то один хёльд, то другой собирал свою дружину и уходил. Первыми двинулись люди с побережья, вдруг вспомнившие, что в их отсутствие на беззащитные усадьбы могут нагрянуть фьялли. Бергвид пришел в ярость, но не мог остановить людей, рассеянных по всем дворам вокруг усадьбы. Войско растекалось, как вода из сети.

– Едем на юг, конунг! – молил Бергвида Марберг сын Донберга, остававшийся с ним дольше всех. – Хотя бы до Конунгагорда! Там можно укрепиться!

Только что потерявший отца, утомленный битвой и хлопотами, свалившимися на него, двадцатилетний парень впал в отчаяние, видя, что теряет и людей, и конунга, и землю, и голову, пожалуй. После гибели Донберга ему поневоле пришлось считать хёвдингом Фрейреслага себя, а он был совершенно к этому не готов.

– Я не отступлю ни шагу! – злобно обрывал его Бергвид. – И трусов мне здесь не нужно! Если боишься, проваливай домой к матери! Спрячься за подолами рабынь, там тебя не найдут! А я не отступаю! И слушать не хочу таких подлых советов!

– На озере можно еще выставить войско, – поддержал Марберга мрачный Асгрим Барсук. – Перед воротами своего дома у всякого прибывает храбрости. Нет смысла, конунг, гибнуть здесь и оставлять твоих врагов смеяться.

Пока вожди спорили, южане еще быстрее, видя их раздор, разбегались по домам. Кончилось тем, что сбежал и Марберг: он испытывал стыд оттого, что покидает конунга и родича перед лицом такой опасности, но оставаться означало наверняка погибнуть, а он не хотел, чтобы его мать лишилась разом и мужа, и сына.

К сумеркам и сам Бергвид, в сопровождении своей дружины, поехал к Конунгагорду, а после наступления темноты в усадьбу Пологое Пастбище вступило войско Вигмара и слэттов. Угли очагов, у которых грелись их враги, еще не остыли; как сказал Скельвир Медвежий Дух, это и называется «идти по горячим следам».

Солнце едва поднималось, над озером парило облако тумана, когда войско вновь выступило на юг. Часть усадеб, мимо которых они проходили, была брошена, в некоторых оставались хозяева. При виде войска они выходили к воротам, держа в руках чаши с пивом в знак своего мирного настроя, и говорили: дескать, мы ничего, можно и Железному Кольцу дань платить, если нас не будут обижать и не запросят сверх разумного. У нас тут, мол, золотых ручьев-то нету…

Конунгагорд, древняя родовая усадьба квиттинских конунгов, лежала на середине восточного берега озера, возле святилища Хэстирнэс. К полудню войско одолело половину пути, и все надеялись хотя бы увидеть ее еще сегодня. Из всех вождей здесь раньше бывал только Вильбранд хёвдинг, и теперь он рассказывал, подогревая нетерпение остальных: сперва будет усадьба Большой Пригорок, а потом и сам Конунгагорд; там четыре больших дома старинной постройки, с каменными стенами и высокими скатами крыш, обнесенные каменной же стеной в два человеческих роста высотой.

Длинным строем по несколько человек в ряд войско двигалось по узкой прибрежной тропе, а с другой стороны тропы тянулся негустой березняк – желтый, полуоблетевший. Между тонкими белыми стволами было видно далеко, но всадника, неожиданно вынырнувшего на тропу в нескольких шагах от головы дружинного строя, никто не успел заметить. Вместо лошади всадник сидел на олене, и слэтты, мигом узнав матушку Блосу, засмеялись.

– И ты пошла в поход, мать троллей! – весело кричали они. – Видно, хочешь тоже совершить славные подвиги!

Но Вигмар не смеялся: переменившись в лице, он быстро направил коня навстречу Блосе. Просто так старая троллиха не оставила бы земляную нору на сосновом пригорке, не бросила бы без присмотра весь свой трудноуправляемый род и не пустилась бы в такую даль.

Увидев Вигмара, Блоса испустила пронзительный вопль, от которого людей по спине продрало морозом и даже веселые слэтты перестали смеяться. А троллиха тяжело плюхнулась на землю со спины своего златорогого оленя, проворно подбежала на четвереньках к Вигмару, вцепилась в его стремя и завыла.

– Блоса! – крикнул он, чувствуя, как сердце сжимается от предчувствия огромного несчастья. – Что с тобой? Почему ты здесь? Что дома?

– Спаси нас, Хозяин Молнии! – Старая троллиха подняла к нему пухлую морщинистую морду с реденькой седой бородкой вокруг острозубой пасти. – Спаси нас!

– От чего? – За все двадцать семь лет знакомства Вигмар впервые видел мать троллей в таком ужасе.

– От «горцев»! От Черного Дракона!

– Каких «горцев»? – не понял Вильбранд. – Это что, другая порода троллей? Самая кусачая?

Вигмар застыл на своем коне, чувствуя, как кровь леденеет в жилах. Слово «горцы», произнесенное старой троллихой, вернуло его назад на те самые двадцать семь лет. Когда он, имея дружину из шести человек, с кучей детей и женщин за спиной, был вынужден защищать Золотое озеро, тогда еще совсем новую для него землю, от шестисотенного войска фьяллей… И если бы не тролли, не чары, которые сплела тогда Блоса, наматывая их, вместо веретена, на сухую заячью лапку… Но теперь? Что это значит теперь?

– Черный Дракон! – жалобно твердила Блоса, теребя его стремя. – Он идет на Золотое озеро! Он погубит нас всех! Спаси моих детей, Хозяин Молнии! Мы спасали тебя, когда могли! Но от Черного Дракона нам нет спасения! Спаси нас!

– О чем она говорит? – спросил Хельги, серьезно глядя то на троллиху, то на Вигмара, который, судя по его изменившемуся лицу, понимал ее очень хорошо.

Вигмар бессмысленно посмотрел на него, потом огляделся. Все вожди, ехавшие во главе своих дружин, теперь пробрались к нему и стояли вокруг. Окинув взглядом удивленные и встревоженные лица, Вигмар нашел Гейра и Тьодольва. Они помнили те дни, когда род Блосы впервые познакомился с «горцами». И еще ему вспомнилась Рагна-Гейда, показалось даже, что она опять стоит у него за плечом, как в тот день, когда они впервые увидели Блосу и рассказали ей о фьяллях. Он опять видел испуганные глаза Рагны-Гейды, и руки безотчетно сжимались в кулаки от жажды немедленно что-то сделать.

– Она говорит о фьяллях, – пояснил Вигмар наконец. – Тролли зовут их «горцами».

– Они вкусные, но опасные, – плаксиво и несколько некстати вставила Блоса.

– Много их?

– Много, как деревьев в лесу!

– А Черный Дракон? – спросил Хельги. – Что это?

– Это, надо понимать, меч Торбранда конунга. Его называют Дракон Битвы. Я его видел… двадцать пять лет назад. И они идут сюда? – Вигмар снова обернулся к Блосе.

– Идут к нам через лес! – подтвердила она и опять тихо завыла.

Вигмар молчал, пытаясь быстрее уяснить все это. Напрасно он обрадовался сильному подкреплению и вообразил, что переломил злую судьбу. Судьба приготовила ему еще один удар в спину, и гораздо худший, чем тот, в узкой долине Сприкдален.

Ум быстро осознавал смысл грозной вести, и душу заливал леденящий ужас. Если бы Торбранд с войском шел сюда, если бы сюда! Но он идет на Золотое озеро! А там их беззащитные дома, там Альдона! Его земное солнце, его любимое дитя! К ней идет враг, а он, ее отец, ничем не может ей помочь из такой дали! Если бы он мог протянуть руки через эти горы и долины, если бы… Он уже не помнил о Бергвиде, для него существовала только Альдона, и мысленно он уже летел назад, на север. И ужас при мысли, что он может не успеть, так ожесточил его лицо, бросил такой страшный блеск в желтые глаза, что Рингольд Поплавок, собравшийся было что-то ему сказать, вздрогнул и смолчал.

Несколько мгновений помедлив, Вигмар ударил коня плетью и во весь опор поскакал вдоль опушки вниз, обгоняя растянувшийся строй, туда, где березняк кончался и расстилалась широкая луговина. Здесь он развернулся и замахал рукой, призывая всех остановиться. Оддглим, догадавшись, затрубил в рог: строй остановился, квитты и слэтты столпились на широком лугу.

– Слушайте меня! – крикнул Вигмар. – К нам пришла злая весть. Торбранд конунг с войском фьяллей опять пришел на нашу землю. Он идет к Золотому озеру. Там остались наши дома безо всякой защиты. Я хочу знать вашу волю, квитты: идти ли нам дальше за Бергвидом или вернуться, чтобы защищать свои дома!

Квитты загудели, даже слэтты обеспокоенно заговорили.

– Идем назад! Домой! – без раздумий закричали жители Железного Кольца. – Веди нас домой, хёвдинг! Пусть этого Бергвида тролли едят!

– Постой! Постой! – К Вигмару пробился Вильбранд хёвдинг. – Я тебя понимаю, Вигмар, ты боишься за твой дом и женщин… Но как же Бергвид? После всего, что мы перенесли, когда нам остался один шаг до полной победы, ты хочешь отступить? Мы что, напрасно проливали кровь? У нас все готово для победы, а теперь мы уйдем и оставим этого подлеца смеяться над нами!

– Мне нет дела до Бергвида, когда в опасности мой дом! – отрезал Вигмар. – С ним я разберусь и потом. А сейчас я возвращаюсь.

– Мы с тобой вдвоем пошли в этот поход, и ты не можешь решать один за всех!

– Я и не решаю за всех! Я хочу, чтобы решила дружина!

– Мы условились хранить верность друг другу и биться вместе до конца! И я не согласен бросить дело на половине!

– А за Хетберг ты не боишься? – напомнил ему Гейр Длинный. – Ты не думаешь, что от Золотого озера туда очень далеко? Уж поверь: если фьялли туда доберутся, на твоей Жаркой Горке будет очень жарко!

Вильбранд хёвдинг задумался и примолк, но тогда заговорили слэтты.

– Мы должны отомстить Бергвиду за Рагневальда Наковальню! – восклицал Фроар Левша. – Ведь верно, Хельги ярл? Мы же ради этого пришли! Это наш долг!

– Глупо было бы бросать дело сейчас, когда все складывается так хорошо! – поддержал родича Рингольд. – Даже если квитты не пойдут с нами дальше, у нас хватит людей и самим справиться с Бергвидом.

– Случай хорош! – соглашался и Скельвир Медвежий Дух. – У нас больше людей, и мы точно знаем, где он. Мы догоним его за полдня. А если сейчас его упустить, то потом и за полгода не найдешь. Второго такого случая боги нам не дадут.

– Хельги ярл! – взывал Вильбранд. Он разрывался между страхом за свою округу и жаждой добраться-таки до Бергвида. – Что ты посоветуешь?

– Я посоветую зайти вон в ту усадьбу, сесть у огня и как следует обо всем подумать, – ответил Хельги, плетью показывая на постройки, темневшие чуть дальше по берегу. – Одно ли, другое ли, идти ли на юг или возвращаться на север – нас погубит поспешное решение.

Вигмар кивнул и поскакал вдоль берега к усадьбе.

– Это уже Малый Пригорок! – закричал ему вслед Вильбранд. При мысли о близости врага мстительные чувства возобладали над беспокойством. – До Конунгагорда рукой подать! Я никогда тебе не прощу, если ты отступишь! И буду считать, что ты нарушил слово!

Вигмар слышал его, но даже не обернулся. Добрая слава рядом с благополучием Альдоны и всех оставшихся с ней ничего не значила: пусть его хоть ославят предателем, лишь бы в Каменном Кабане все были живы и невредимы!

Даже обширная усадьба Малый Пригорок не могла вместить всех. Из ее обитателей почти никого не осталось, только челядь жалась по углам, да в женском покое, мельком заглянув, хирдманы обнаружили кучку сбившихся в угол служанок и детей. Войско разместилось на берегу озера, вожди сошлись в гриднице, их хирдманы заняли спальные покои и гостевые дома.

Все с равной горячностью обсуждали положение. Северные квитты как один рвались домой. Западные квитты, хотя и сочувствовали им, настаивали на продолжении похода – один или два дня Железное Кольцо не спасут, зато до верной победы над Бергвидом рукой подать! Слэтты собирались в любом случае идти дальше на юг.

– Ведь ты поддержишь меня, да, Хельги ярл! – требовал Вильбранд хёвдинг. – Ведь нельзя так оставить это дело! Сейчас мы уйдем, а потом Бергвид опять соберется с силами и ударит нам в спину!

– Об этом не беспокойся! – утешал его Аудольв Медвежонок. – Мы им займемся, и потом его нечего будет бояться!

– Ты вправе сам решать, Хельги ярл, но я предпочел бы, чтобы ты пошел со мной на север! – говорил Вигмар. – Там ведь моя дочь, то есть твоя невеста. Если тебе безразлична ее жизнь и честь, значит, я сильно в тебе ошибся!

– Нам небезразлична наша честь! – горячо возражал ему Фроар. – Мы не можем упустить Бергвида и оставить смерть Рагневальда неотомщенной!

– Может быть, опасность для твоей дочери не так уж велика! – убеждал Вильбранд. Опасность для чужих всегда кажется невелика. – Ты же рассказывал, что с ними остался твой старший сын. Он о них позаботится, они убегут из усадьбы, спрячутся где-нибудь в горах. Тролли их спрячут. А упустить Бергвида сейчас, чтобы он еще десять лет торчал, как кость в горле, – это глупость!

– А разве Грюла не поможет твоей семье спастись? – спросил Скельвир. – Ведь она ваш покровитель!

– Да, да! – радостно завопил Вильбранд. – Тебе не надо никуда бегать самому, Вигмар, когда у тебя такой дух-покровитель!

– Это мой покровитель! Мой, а не моего рода! Грюла помогает только мне самому и только там, где я нахожусь! – с резкой горечью пояснил Вигмар. – А я здесь, а не на Золотом озере! И Грюла здесь со мной, а не там!

– Но разве она не понимает, что лучше всего помогла бы тебе там, где твоя семья? – спросил Хельги.

– Ах, Хельги ярл! Ты не знаешь великанов! Что ей за дело до моей семьи? Что ей за дело до моей дочери и внуков? У нее-то нет ни того ни другого! Ей нужен только я и мое оружие! Если весь мой род провалится сквозь землю, она будет так же смеяться! Нет, о своей семье я должен заботиться сам! В этом мне никто не поможет!

Хельги промолчал: ему вспомнилась Эйра и ее слова о великанах Стоячих Камней. А она-то в безопасности? Не может ли так случиться, что от Золотого озера фьялли пойдут к Раудберге?

– На Конунгагорд и Бергвида нам и нужен-то день-другой! – убеждал Рингольд.

– Откуда ты знаешь? Ты, ярл, ясновидящий? Конунгагорд – сильная усадьба. Только Один знает, сколько у него там людей! Сколько нам понадобится на то, чтобы ее взять! У нас будут потери! Меня самого могут убить! Я не боюсь смерти, но я не хочу, чтобы меня убили и моя дочь лишилась последней надежды на помощь и защиту!

– Но потом тебе придется опять ждать Бергвида, каждый день ждать, что он с войском придет к тебе! Покончим с ним, и спасай свою дочь, сколько тебе угодно!

– Послушайте меня! – Хельги ярл поднял руку. – Вигмар хёвдинг, Вильбранд хёвдинг! Я предложил бы вам кое-что, если бы вы согласились меня выслушать!

– Мы слушаем тебя! – почти спокойно ответил Вигмар. Весь его решительный вид говорил, что лично для себя он уже принял решение и ничьи чужие мнения на него не повлияют. – Хватит болтовни, пора делать дело.

– Я предлагаю вот что. Давайте предложим Бергвиду мир. Если мы заставим его принести мирные клятвы, то можно будет быстро и без потерь вернуться на север. И не ждать удара в спину.

Изумленные квитты молчали: такое никому не приходило в голову.

– Примириться с ним! – возмутился Вильбранд. – Вот это да!

– Но разве вы не мира на Квиттинге хотите?

– Да, но… Но пока он жив, мир на Квиттинге невозможен! А ты хочешь связать нам руки, чтобы мы не могли уничтожить его хоть когда-нибудь!

– Сразу он не посмеет нарушить клятву, и у вас будет время защитить свои дома от фьяллей. А если когда-то в будущем Бергвид ее и нарушит, то и вы будете от клятвы свободны. И доведете свое дело до конца.

– То есть ты хочешь, чтобы мы прямо так и ушли? А он пусть делает что хочет?

– Мы предложим ему условия, по которым он будет владеть округой Фрейреслага. Точно так же, как каждый из вас владеет своей округой. Конунгом вы его не признаете, а он навсегда отказывается от требований дани или чего-то еще такого. Он станет хёвдингом Фрейреслага. Здесь властвовали роды его отца и матери, так пусть и он правит этой землей.

Квитты молчали. Все они привыкли к мысли, что Бергвид их враг, все настроились на непримиримую борьбу с ним, и даже те, кто целиком стоял за скорейшее возвращение – Вигмар, Гейр, Тьодольв, Ормульв, Атли – не могли так сразу одобрить эту мысль.

– Ведь на Квиттинг опять пришли фьялли! – напомнил Хельги. – Пришли ваши давние враги, которые погубили державу квиттов и превратили ее в то, что она сейчас есть: кучку разрозненных областей, враждующих друг с другом. Простите меня, что я так говорю, но ведь так оно и есть. Не годится квиттам драться между собой, когда к ним пришли фьялли. Я убежден, что Торбранд конунг неспроста явился именно сейчас. Торбранд знал о вашей вражде с Бергвидом. Кто бы из вас ни победил – в выигрыше будет только Торбранд и легко добьет ослабленного победителя. И, пожалуй, снова наложит на вас дань. Он за этим и пришел, я убежден. Его сын… – Хельги на миг запнулся, так не хотелось ему привязывать сюда веселого и прямодушного Торварда ярла, – его сын видел, чем богат нынешний Квиттинг. Они знают, что здесь можно взять.

Все молчали, не возражая. Вигмару вспомнились предостережения старого Хальма, так некстати сбывшиеся.

– И еще об одном надо помнить, – продолжал Хельги. Перед взором его стояло лицо Эйры с мучительной мольбой в глазах. – Ведь Бергвид – единственный наследник рода квиттинских конунгов. Может быть, он недостоин его, но не дело вам губить последний росток вашего древнего корня. Бергвид тоже ненавидит фьяллей. У вас с ним общий враг. Пусть хотя бы это помирит вас.

Хельги говорил, и ему казалось, что темные, горячие глаза Эйры смотрят на него сейчас. Так он исполнял свое обещание, данное ей: избавить Квиттинг от войны, по возможности не лишая жизни Бергвида.

– Что-то я не пойму, Хельги ярл, – с сомнением начал Рингольд, пока квитты обдумывали услышанное. – А мы-то как же? Как же наша месть?

– Ты помнишь пословицу, Рингольд ярл? «Только раб мстит сразу, трус – никогда». Ты прав, я не могу оставить смерть моего родича неотомщенной, но это не значит, что я куда-то спешу, будто боюсь, что боевой пыл угаснет! Я готов ждать еще год, пока выдастся подходящий случай. Сейчас случай не подходящий. У мертвых много времени, они могут подождать. А наш долг дружбы перед живыми велит нам вернуться на север вместе с Вигмаром хёвдингом и помочь ему защитить его дом. Думаю, из-за этой отсрочки никто не обвинит меня в трусости. Мы ведь идем от слабейшего врага к сильнейшему, и нетрудно догадаться, где мы добудем больше славы. Ты понял меня, Фроар ярл?

– Значит, ты согласен пойти со мной назад? – Вигмар впился глазами ему в лицо. – Я сам пойду туда во что бы то ни стало, даже если со мной будут только мои сыновья и больше никто. Но твоя помощь мне бы очень пригодилась! У меня только три сотни, а мы даже не знаем, сколько людей у Торбранда!

– Уж, наверное, он как следует подготовился! – мрачно заметил Гейр Длинный, который в такие вот суровые часы становился удивительно похож на своего дядю Хальма. – Уж он собрал людей! Тысячу, может быть, или две!

– Я готов вернуться с тобой! – Хельги кивнул. – Но скажи, что ты думаешь о моем предложении? Не следует ли нам предложить Бергвиду мир?

Вигмар дернул себя за одну из своих пятнадцати тонких косичек, связанных сзади в хвост.

– Я не так уж помешан на мести, и тролли бы с ним! – в сердцах сказал он. – Я бы забыл о нем, ублюдке, с удовольствием, если бы только он не напоминал о себе. Но едва ли он согласится на такие условия, как ты сказал. Он так крепко вбил себе в голову, что он конунг квиттов, что этого теперь и веслом не выбить. Хагир Синеглазый виноват… Ну, что теперь вспоминать? Короче, ничего не выйдет.

– Он что, совсем дурак? – не утерпел Аудольв Медвежонок. – Да он сейчас, что комар между ладонями, – раз, и его прихлопнули! Он-то не знает, что вам нужно скорее возвращаться домой! Он ждет, что вы будете его убивать безо всяких разговоров! А тут ему предлагают мир, да еще и целую область во владение! Да как же он не согласится?

– Ты его не знаешь! – с досадой пояснил Гейр. – Он безумец. Для него звание конунга дороже головы. Он вбил это себе в голову, это Вигмар правильно сказал. Он просто бредит властью, которую имели его отец и дед, и хочет прибрать к рукам весь Квиттинг, потому что они владели всем полуостровом.

– Да и кто к нему пойдет? – воскликнул Тьодольв. – Кто пойдет кланяться ему? Он же решит, что мы испугались его!

– Я пойду, – предложил Хельги.

– Тебе не стоит. – Вигмар опять покачал головой. – Он ненавидит тебя и меня. Что бы мы ни предложили – он от всего откажется. Из одного упрямства откажется. Для него горше любой отравы все, что исходит от тебя или меня. Или от любого из твоих или моих людей.

– А Вильбранд хёвдинг?

– А Вильбранд хёвдинг – брат его бывшей жены, которая от него ушла. Кроме того, он не слишком приветствует твой замысел, и не стоит ожидать от него большого красноречия.

– Но пока нужно всего лишь вызвать Бергвида на переговоры… скажем, в святилище Фрейра, на Хэстирнэс. А там мы все вместе будем с ним говорить. И с его людьми, что тоже немаловажно. Может быть, он сам и безумец, но не безумны же его люди! Мы позовем в святилище всех здешних жителей. Они-то поймут, что за сокровище – мир – им предлагают! Они убедят его, если мы не сможем убедить.

– Когда он услышит о фьяллях, его ненависть к ним, может быть, окажется сильнее ненависти к вам! – добавил Скельвир. – Ведь с них же все началось. Из-за них он теперь вынужден воевать с собственными соплеменниками!

– Ох! – отозвался Ормульв Точило. – Если бы он был такой же умный, как ты, ярл, и мог это понять! А он как бык – что видит, на то и кидается! Фьялли далеко, а мы близко!

– Да он скорее подожжет дом вместе с собой и всеми, кто с ним, чем согласится говорить с нами о каком-то мире! – с досадой добавил Атли. – Его сам Бальдр не уговорит, хоть он «самый мудрый из асов, самый сладкоречивый и благостный!»

– Жаль, что ты, Хельги ярл, не догадался взять в заложницы его невесту, когда проходил через Кремнистый Склон, – вздохнул Эльгард. – Тогда он был бы посговорчивее!

– Да мы и сами там проходили, – напомнил ему Атли. – И тоже не догадались.

– Кто же знал, что все так обернется? Тогда не до того было.

Хельги промолчал. Сейчас совсем некстати рассказывать этим людям, что невеста Бергвида теперь стала его, Хельги, невестой.

Повисло молчание, на всех лицах отражалось сомнение. В тишине громко прозвучал скрип открываемой двери. Все разом обернулись, ожидая увидеть Доброго Бальдра во всем сиянии его неописуемой небесной красоты, явившегося на помощь смертным. Но из девичьей показалась всего-навсего пожилая дородная женщина и поклонилась сидящим у очага.

– Что тебе нужно, добрая женщина? – обратился к ней Вигмар.

– Я хочу сказать тебе, Вигмар хёвдинг, и тебе, Хельги ярл, – начала женщина, подходя ближе. Держалась она ровно и с достоинством, но видно было, что она с трудом подавляет страх и тревогу. – Если вы позволите…

– Кто ты?

– Я – Аудвейг, жена Гудбьёрна Котла.

– Хозяина усадьбы?

– Да.

– И где же твой муж?

– Он уехал… уехал… – Женщина запиналась, теребя край передника.

– Уехал с Бергвидом, ты хочешь сказать? Не бойся, даже если это и так, тебя никто не обидит.

– Я знала, что ты благородный человек, Вигмар хёвдинг! – с чувством произнесла фру Аудвейг, хотя едва ли в этой усадьбе когда-нибудь звучало хоть одно доброе слово о далеком Вигмаре Лисице. – Я хотела сказать тебе еще кое-что другое. Уже пять лет мы с мужем воспитываем одну очень знатную девушку. Она здесь и хочет говорить с тобой. Ты согласен ее выслушать?

– Конечно! – с некоторым удивлением ответил Вигмар. – Ты можешь быть уверена, что я не причиняю вреда беззащитным. Кто она?

– Она сама скажет тебе.

– Зови ее.

Фру Аудвейг скрылась в девичьей и вскоре вышла снова. За ней следовала невысокая девушка со светло-русыми волосами, худенькая, с маленькими, совсем еще детскими ручками. Судя по виду, ей исполнилось не больше четырнадцати или пятнадцати лет. Однако одета она была в пестрые вышитые одежды, на голове ее блестел золотой обруч с желтоватыми топазами и длинными подвесками из золотого плетения. Мужчины насмешливо переглянулись, кто-то коротко присвистнул: неожиданное зрелище удивило и даже позабавило.

– Садись, йомфру! – Вигмар указал девице место на скамье напротив себя, движением брови согнав оттуда племянника Ранда. – Ты можешь быть уверена, что тебе не будет причинено никакой обиды и все твои просьбы, в границах разумного и возможного, будут нами исполнены. Могу я спросить, кто ты?

– Можешь. – Девица пристально посмотрела на него. – Ведь это ты Вигмар Лисица? Не скажу, что ты похож на оборотня, но я тебя сразу узнала. Смотри, не забудь своего обещания!

– Я никогда не забываю своих обещаний! – заверил Вигмар. Его недоумение все росло: девица держалась довольно дерзко, но он легко угадывал, что за дерзостью она скрывает страх.

– Но ведь как знать, что ты почувствуешь, когда узнаешь, кто я!

Это было сказано так многозначительно, словно весь свет только о ней и думает. Вигмар подвигал бровями, переваривая эту детскую самоуверенность; мужчины вокруг переглядывались и ухмылялись, на полном лице фру Аудвейг отражалось беспокойство.

– Я – Гейрхильда дочь Вебранда! – надменно вскинув голову, произнесла девица, убедившись, что все вокруг с нетерпением ждут разгадки. – И я – сестра Бергвида конунга по матери.

По гриднице пролетел изумленный гул, даже Вигмар охнул. Девица хранила невозмутимость, но, несомненно, наслаждалась произведенным впечатлением, которое так искусно сумела подготовить.

– Впервые слышу об этом! – воскликнул Вигмар. – Сестра Бергвида! Не знал я, что у него есть сестра! Откуда ты взялась? Какой еще Вебранд? Что за человек твой отец?

– Вебранд Серый Зуб, сын Ночного Волка, – с важностью пояснила Гейрхильда. – Он жил в Граннланде, пока не погиб в битве с фьяллями десять лет назад – здесь, в округе Фрейреслаг, неподалеку от усадьбы Сосновый Пригорок. Это была первая большая битва моего брата Бергвида.

– Ты – дочь Даллы?

– Да. Она много лет жила в доме Вебранда.

Вигмар молчал, разглядывая сидящее перед ним чудо, наряженное в желтую рубаху с вышитым подолом и розовое платье, тоже с вышивкой, и пытался сообразить, можно ли ей поверить. А между тем если бы здесь сейчас присутствовал Гельд Подкидыш, Хеймир конунг или Даг Кремневый, словом, кто-то из тех, кто в давние времена знал кюну Даллу, то сейчас они увидели бы, как много сходства с ней в этом полудетском лице. Те же мелковатые черты, те же карие глаза, округлый маленький подбородок. Это личико было бы миловидным, если бы не бледность, не отраженная на нем растерянность вместе с мучительным усилием эту растерянность преодолеть.

– Ах, да! – Вигмар вспомнил, на каком основании Бергвида зовут сыном рабыни. Хагир Синеглазый, на свою же голову вызволивший того из рабства, рассказывал о тех событиях десятилетней давности.

– Я родилась в Граннланде, – Гейрхильда хранила горделивую невозмутимость, но крылья ее носика дрожали, выдавая скрытое напряжение. – Отец отдал меня на воспитание другим людям. Мне было всего четыре года, когда мой брат Бергвид оставил дом Вебранда, потом моя мать умерла, а потом и отец погиб. Я осталась у тех людей, и никому не было до меня дела. Только пять лет назад мой брат узнал обо мне и забрал к себе. Теперь я живу здесь.

– Вот что! – протянул Вигмар и окинул взглядом лица родичей, будто ждал, не подскажет ли кто-то, что со всем этим делать. Но все лица выражали равное недоумение. – Значит, ты дочь Даллы… и Вебранда… Да, припоминаю. Я их не знал, но немало слышал. От Хагира Синеглазого… Постой! – сообразил он. – Ведь Хагир женат на дочери Вебранда. Она, выходит, твоя сестра!

– Выходит! – с обидой подтвердила Гейрхильда. – Она старше. Она моя сводная сестра. Но она ничем не лучше, потому что ее отец и за ее мать вено не платил! Она такая же побочная, как и… И нечем ей особенно гордиться!

– А почему ты не живешь у нее? – сочувственно спросил Ормульв Точило. Он жалел молоденькую девушку, оставшуюся без родителей на попечении такого человека, как Бергвид. – Брат, конечно, первая опора сестры, но едва ли у Бергвида есть много времени, чтобы о тебе заботиться. Да и люди вокруг него неподходящие для такой девушки. У сестры тебе, наверное, было бы лучше. Неужели Хагир Синеглазый не хочет тебя принять?

– Бергвид не хочет меня отдать! Он почитает нашу мать превыше всех людей и даже богов. Он хочет, чтобы я жила при нем.

– А чего хочешь ты? – спросил Вигмар. Ему давно уже хотелось это знать, поскольку весь облик Гейрхильды дышал неудовлетворенностью. – Чтобы тебя переправили в Нагорье? Это мы можем сделать.

– Нет. – Гейрхильда резко мотнула головой. – Я не маленький ребенок, которого возят с места на место и сбывают с рук, как негодный товар! Сначала мой отец отдал меня с глаз долой, потому что девочка ему была не нужна! Потом моя мать забыла обо мне, потому что я не дочь конунга, как он! – Гейрхильда махнула рукой куда-то в сторону, и было понятно, что она имеет в виду Бергвида. – Как будто я могла выбирать себе отца, а не она сама дала мне его! Как будто я виновата, что он родился у свободной женщины и кюны квиттов, а я у рабыни!

В ее карих глазах заблестели слезы, кончик носика порозовел, в чертах возникла едва заметная дрожь, обещавшая близкий плач. Всем стало ее жаль, но Гейрхильда не добивалась жалости и изо всех сил старалась сдержать слезы.

– Потом они бранились из-за меня, как будто я коза, которую оба хотят купить! – с гневной обидой продолжала она. – Ну, Бергвид и Хлейна! Хагир Синеглазый чуть не пошел походом сюда! А меня хоть бы кто спросил, чего я хочу!

– А ты не хотела к Хагиру? – участливо спросил Хельги.

– Я хотела, чтобы меня спрашивали, чего я хочу, а не кидали друг другу, как мяч, не отбирали, как у собаки кость! А Бергвид из одного упрямства не хотел отдать меня ей! Очень он меня любит! По полгода не видит! А я ничем не хуже него! Я тоже знатного рода! По матери я из Лейрингов, по отцу – из рода Ночных Волков!

– Конечно, конечно! – пытался успокоить ее Вигмар. – Тебе не повезло, но повороты судьбы нужно переносить стойко. Скажи же нам, чем тебе помочь. Только поскорее. У нас нет времени на разговоры.

– Я не прошу у вас помощи! – Гейрхильда решительно шмыгнула носом и тыльной стороной ладони вытерла слезы с глаз. – Я сама собираюсь помочь вам!

– Как же это?

– Я слышала, о чем вы говорили! Вы хотите предложить мир моему брату Бергвиду, но не знаете, кого к нему послать. Я поеду к нему. И я склоню его приехать в Хэстирнэс, чтобы вы сами с ним говорили.

Первым ответом было недоуменное молчание. Ее появление заставило всех забыть о Бергвиде и своих замыслах насчет него, и теперь все пытались связать эти две вещи воедино.

– А ты уверена, что сумеешь с этим справиться? – осторожно осведомился Вигмар. – Ведь уговорить на что-то твоего брата Бергвида не легче, чем перевернуть гору!

Сам он совершенно не верил, что этот полуребенок сделает такое дело, но не хотел обижать ее: вошедшее в предания самолюбие Даллы ее дочь унаследовала, как видно, в полной мере.

– Я сумею! – отрезала Гейрхильда и глянула прямо ему в глаза.

И Вигмар почувствовал внезапное восхищение: в этих карих глазах, окруженных мокрыми от слез ресницами, горело такое великолепное упрямство, такая решимость любой ценой настоять на своем, какие сделали бы честь и Бергвиду, и Далле, и даже самому Стюрмиру конунгу, хотя в родстве с ним эта девочка не состояла.

– Я – дочь его матери! – гордо заявила Гейрхильда. – Я из рода Лейрингов, я – внучка Ночного Волка, оборотня и живого мертвеца! Это не хуже, чем род конунгов! Я могла бы сражаться наравне с мужчинами, если бы меня с детства обучили владеть оружием!

Мужчины невольно улыбались этой гордой решимости, соединенной с такими детскими мечтами. И только Вальгейр смотрел на Гейрхильду с искренним восхищением, и в памяти его всплыла «Песнь о Хледе», о древнем Хледе, у которого имелась сестра Хервёр, отважная воительница, оборонявшая со своим войском границы братовых владений:

– Я сумею его убедить! – твердила Гейрхильда, и Вигмар, отец уже довольно многих подросших детей, видел, что в душе она молит его: поверьте мне, пожалуйста! – Он почитает нашу мать как богиню. А я похожа на нее! Однажды он спьяну подумал, что я – это она, и все просил у меня прощения, что уплыл и бросил меня… то есть ее. Все рыдал и мне руки целовал! Я скажу, что моими устами говорит она! Он не посмеет со мной спорить!

– По крайней мере, для нее это совершенно безопасно! – тихо сказал Вигмару Хельги. – Мы можем ее отпустить.

Вигмар кивнул. Гейрхильде дочери Вебранда надо во что бы то ни стало доказать, что она не дочь рабыни. Бергвид всю жизнь доказывает то же самое, но если уязвленная гордость его сводной сестры может послужить благому делу, то пусть едет.

– Кого ты возьмешь с собой? – обратился Вигмар к Гейрхильде.

– Мою воспитательницу и двух служанок.

– Но с ней должен поехать кто-то еще! – порывисто воскликнул Вальгейр. – А иначе выйдет, что мы спрятались за спину женщины!

Все это время он молчал, пока говорили старшие, но теперь не сдержался. Все обернулись к нему, и Вальгейр слегка покраснел.

– Не то что женщины, а девочки! – подхватил Эльгард и вздохнул. – Ну, дела! А ведь он прав. Кто-то должен с ней поехать.

Вальгейр сделал движение. Бергвид был в его глазах чудовищем, а Гейрхильда – хрупким бело-золотым цветком. Ее нельзя отпускать туда одну! Чтобы не вышло, как тогда:

– Вот ты и поезжай! – Тьодольв заметил его горящее лицо и усмехнулся. – Поезжай, а потом сложишь славную песнь «О поездке в святилище Хэстирнэс».

Кое-кто усмехнулся, Вальгейр покраснел сильнее, но Вигмар видел по его лицу, что он уже готов ехать за Гейрхильдой куда угодно.

Однако хёвдинг помедлил, прежде чем ответить. Это был младший сын Рагны-Гейды, теперь уже один из двух. Каждый из двух оставшихся после смерти Хлодвига стал втрое дороже, и сердце Вигмара сжималось, но он знал, что не имеет права беречь своих сыновей. И не имеет права насильно держать сына у себя за спиной, если тот сам готов идти вперед.

– Поезжайте! – сказал наконец Вигмар. – Да хранят вас Светлые Асы!

Вальгейр вздохнул с облегчением, Гейрхильда улыбнулась с торжеством и тайным ликованием. Теперь у нее будет своя дружина, как у настоящей дочери конунга! Приятно было и чувствовать себя под защитой, и иметь свидетелей своих подвигов. Если Вальгейр хотел видеть в ней Хервёр дочь Хейдрека, то Гейрхильда очень хотела ею быть.

Наутро вся дружина выехала к Мысу Коней, святилищу, которое принадлежало роду квиттингских конунгов. Оконечность мыса вдавалась довольно далеко в воду, и оттуда в течение многих веков в священное озеро сбрасывали жертвы. По сторонам мыса, чтобы не загораживать путь жертвы, располагались каменные идолы богов. Их установил недавно, чуть больше ста лет назад, конунг Фредемунд Кудрявый, и то многие проявляли недовольство: божество, дескать, пребывает в воде озера и в жертвенном коне, таким образом Фрейр сам служит жертвой и сам себя поглощает, обеспечивая вечное возрождение. Каменные болваны, по мнению знатоков, только принижают достоинство бога, поскольку глупо надеяться, что какой-нибудь неумытый камнерез сотворит хотя бы бледное подобие красоты и величия Светлого Вана. Но простой народ, не вникавший в эти умствования, остался доволен и с удовольствием поклонялся внушительным, искусно вырезанным идолам, особенно самому Фрейру, снабженному всеми знаками его величия и украшенному огромной серебряной гривной.

Слухи о предстоящей встрече, как видно, уже носились по округе, потому что вокруг Хэстирнэса с самого рассвета кучковался народ. Под непосредственной защитой Фрейра жители Фрейреслага не боялись подходить близко к Вигмару Лисице, разглядывали его и шепотом обсуждали между собой: похож ли он все-таки на оборотня, а если похож, то чем именно. Не обращая внимания на любопытных, северяне деятельно готовились к жертвоприношению: убрали весь «священный» мусор, оставшийся от прежних празднеств, нарубили дров для костра, натаскали бревен, чтобы знатные люди могли сесть. Белого коня, как полагалось бы, разыскать не удалось, зато выбранного гнедого вымыли и вычистили, его гриву и хвост расчесали и украсили цветными лентами. Один местный хозяин сам предложил продать жирного борова, и когда Бергвид со своими людьми наконец показался, его одного и не хватало.

Вид у Бергвида конунга был замкнутый и свирепый, но уже само его появление следовало считать достижением. Лица окружавших его Марберга и прочих местных жителей выражали тревожное ожидание, а Гейрхильда и Вальгейр, ехавшие позади всех, выглядели вполне довольными. Лицо юной конунговой сестры сияло такой гордостью, словно вся эта толпа являлась ее военной добычей. И, по существу, так оно и было.

Рассевшись на бревнах под каменными ликами богов, вожди начали беседовать. Вигмар со своими людьми сидел по одну сторону, Бергвид с Марбергом и ярлами – по другую. Гейрхильда, хотя ее дело уже было сделано, пожелала тоже принять участие и уселась, вместе со своей дородной воспитательницей, прямо под идолом Фрейи. Лицо ее горело торжеством, глаза сияли, на щеках появился нежный розовый румянец, и теперь уже не один Вальгейр нашел бы, что на нее очень стоит посмотреть. Пока она помалкивала, но в душе припасла нечто, способное многих удивить!

Всем остальным эта встреча не доставляла удовольствия, но северяне знали Бергвида и не ожидали, что беседовать с ним будет приятно. Поначалу он и слушать не хотел о том, чтобы отказаться от звания конунга квиттов.

– Меня избрал тинг, созванный по закону, и никто не вправе лишить меня этого звания! – надменно заявил он. – И тот, кто не признает моих прав, сам вызывает на себя гнев богов!

– Ты немного ошибаешься! – невозмутимо поправил его Вигмар. – Державы квиттов, которой безраздельно правил твой отец, давно уже нет. Есть несколько областей, каждая из которых сама заботится о своей безопасности, а значит, вправе сама решать свои дела и никому не подчиняться. И тинг Фрейреслага никак не может указывать Железному Кольцу или Хетбергу. Твоя власть законна только на озере Фрейра, и будет только справедливо, если ты будешь носить звание хёвдинга, как я, как Асольв сын Фрейвида, как Даг Кремневый, Хагир Синеглазый, Вильбранд Межевой Камень.

– Не равняйте себя со мной! Я – конунг родом и сын конунга! И мне не подходит то же звание, которое впору тебе и всем, кого ты назвал!

– Не станем считаться родом, хотя Хагир Синеглазый тебе не уступит, а Даг Кремневый происходит от харсиров из Белого Зуба, род которых древнее и знатнее рода Стюрмира! Я скажу вот что. Ты ведь слышал о том, что сам Тюр вырвал из земли священный Волчий камень святилища Тюрсхейм и забросил его куда-то в горы? И что он сказал: до тех пор у квиттов не будет державы, пока истинный конунг не найдет камень, не положит на него руку и камень не запоет ему в ответ? Ты слышал песнь камня?

Бергвид промолчал. На это ему было нечего ответить.

– Найди Волчий камень, и когда он признает тебя, я не заставлю долго ждать! – окончил Вигмар. – А пока что мы с тобой не можем найти ничего лучше, кроме как помириться на тех условиях, что каждый владеет своей землей, той, которой правит сейчас. Тебе принадлежит озеро Фрейра и Острый мыс, мне – Железное Кольцо, Вильбранду – округа Хетберга. Другие хёвдинги со временем смогут присоединиться к нашему договору. Я не сомневаюсь, что Даг Кремневый, Хагир Синеглазый и Асольв Непризнанный с радостью нас поддержат. Что вы скажете, добрые люди?

Вигмар обратился к окрестным жителям, и те дружно закивали.

– Вигмар хёвдинг очень хорошо сказал! Мир – лучше всего! Это будет справедливо! – сначала робко, а потом громче заговорили они.

Бергвид молчал, угрюмо глядя в землю. Он остался один: на сторону Вигмара встали даже те, кто составлял его, Бергвида, дружину. Асгрим Барсук и Ульв Дубина сидели молча: они не хотели поддерживать врагов своего вожака и тем навлекать на себя его гнев, но понимали, что мир сейчас – подарок судьбы.

Наконец Марберг сын Донберга поднялся на ноги, искоса, как-то воровато оглядываясь на Бергвида, будто боясь, что тот его оборвет. Все знали, что никакими силами Бергвид не выжмет из себя слово «да», и надеялись только на то, что он и возражать не станет.

– Мы принимаем твое предложение! – собравшись с духом, объявил Марберг. – Вражда дорого стоила нам. Ты, Вигмар хёвдинг, потерял сына, а я – отца. А радовались нашим потерям только наши враги. Нельзя ведь забывать и о фьяллях. Так не будем же убивать друг друга, чтобы им осталось лишь довершить дело смерти! Подадим друг другу руки и утвердим мир между квиттами!

– Послушайте еще и мое условие! – Гейрхильда вдруг тоже встала. – Поскольку этот мир устроен моими руками, то за него и для него я требую себе награду. Пусть мне будет выделена земля и усадьба, где я могла бы быть полной хозяйкой. И пусть в моем доме, как в священном месте, никто не смеет враждовать или преследовать врага, хотя бы это был даже убийца брата. Я хочу, чтобы мне, как сестре Бергвида и наследнице рода Лейрингов, была выделена земля Острого мыса, где находилась родовая усадьба моей матери.

Сперва все удивились: малонаселенную, не обладающую никакими богатствами, доступную любому проплывающему недругу землю Острого мыса никак нельзя было считать завидным владением.

– Это очень смело с твоей стороны – поселиться там! – заметил Ормульв Точило. – Жить в соседстве с призраками Острого мыса!

– Я не боюсь призраков! – с гордым торжеством ответила Гейрхильда. В глазах ее блестело ликование: даже если бы ей предлагали более богатые земли, она не променяла бы на них Острый мыс, где можно так прославиться своей смелостью!

– Островок мира и милосердия нам не помешает, – согласился Вигмар и огляделся. – Кто произнесет клятву мира?

– Я скажу клятву мира! – быстро откликнулся Хельги и тоже встал. – Пусть Один подскажет мне лучшие слова!

– Конечно! – одобрил Марберг. – Такой знатный человек сложит наилучшую клятву!

Вигмар и Вильбранд встали по бокам жертвенного коня и положили на него руки. Бергвид подошел последним, а Гейрхильда, очень довольная, быстро просунула свою ручку рядом с его широкой загрубелой ладонью. Она сравнялась с хёвдингами, мужчинами, прославленными воинами!

Хельги прикоснулся ко лбу гнедого и начал говорить.

Бергвид поморщился, услышав, что Вигмар был назван раньше него, но взгляд его столкнулся со взглядом Вигмара, и эти желтые глаза разом поставили его на место. Отныне он не конунг, а один из хёвдингов: понятно, что первым назвали старшего по возрасту. Но попробуй он сейчас возмутиться и прервать обряд – древним каменным молотом, что приготовлен для жертвоприношения, Вигмар без колебаний оглушит его самого и сбросит в воду священного озера. Гневно закусив губу, Бергвид промолчал. А Хельги ярл продолжал:

С последними словами клятвы все отскочили от коня в стороны. Вигмар взмахнул молотом и точным сильным движением ударил коня в лоб. Оглушенное животное пошатнулось, а хирдманы заранее приготовленными длинными шестами быстро столкнули его с обрыва в озеро. Глубокие тихие воды со всплеском раздались и приняли жертву; миг – и на поверхности остались лишь волны. А берег огласился ликующими криками толпы – боги приняли жертву, клятва закреплена!

Вслед за тем зарезали борова, окропили кровью идолы всех богов, а тушу разделали и стали жарить. За едой Бергвид узнал о том, что на Квиттинге появились фьялли. Теперь-то он понял, чем объясняется внезапное миролюбие его непримиримых врагов, но менять решение было поздно. На предложение выступить вместе он не ответил. Впрочем, согласия от него никто и не ждал.

Жертвенный пир вышел не слишком долгим: Бергвид не имел желания засиживаться за круговыми чашами с теми людьми, кого он по-прежнему ненавидел, да и северяне торопились. Еще до сумерек пир окончился, дружины собрались, люди стали разъезжаться. Перед самым отъездом Хельги сделал Бергвиду знак, что хочет поговорить с ним без чужих ушей.

– Я догоню вас! – сказал он Вигмару. – Поезжайте. Я должен еще кое-что сказать Бергвиду хёвдингу.

Бергвида передернуло от этого звания, и он встретил подходившего к нему Хельги далеко не дружелюбным взглядом. Но Хельги иного и не ждал.

– Я буду краток и не утомлю тебя своей речью, – пообещал он. – Речь пойдет о двух вещах. Во-первых, об Эйре дочери Асольва.

Бергвид вскинул глаза: об Эйре он сейчас думал меньше всего, но невеста могла стать еще одним средством уязвить его, а об этом он думал постоянно.

– Ты послал ей кольцо, которое взял у моего родича Рагневальда, так?

Бергвид помедлил – он давно забыл и Рагневальда, и кольцо с красным камнем, которое нашел у того на шее в мешочке и через Бьёрна переслал Эйре, только чтобы не отдавать его тогдашней жене.

– Кольцо это было моим и предназначалось для моей невесты, – продолжал Хельги. – Оно было заклято светлыми альвами так, чтобы навек связать меня с той женщиной, которая его получит. Ты передал его Эйре дочери Асольва, и теперь она моя невеста. Скоро я возьму ее в жены, а тебе советую больше никогда о ней не вспоминать. Это первое.

– Вот как! – гневно воскликнул Бергвид, едва дослушав. – Тебе мало, что твои дружки присвоили мои земли и власть! Мало того, что твой отец предал мою мать и разбил ее жизнь! Теперь тебе еще нужна моя невеста! Так вот слушай: я не уступлю! Если ты попытаешься хоть пальцем ее тронуть, я… я… – Бергвид начал задыхаться, как всегда в сильном волнении. – То я слагаю с себя этот обет!

– Подожди! – остановил его Хельги. – Ты не выслушал второе.

– Хватит и одного!

– Нет. Уймись и слушай. Ты убил моего родича Рагневальда. И не думай, что я забуду об этом и не отомщу тебе.

– А как же клятва мира? – Бергвид усмехнулся. – Что ты там обещал? Гнев богов? Забвение рода, смерть без потомства?

– Да. Ты хорошо это запомнил, но начало ты слушал, как видно, плохо. Я ведь не назвал своего имени в перечне вождей. Клятвой связан ты, Вигмар и Вильбранд. Но не я. Я не квитт, и мир между квиттами меня не касается. А мира от слэттов я никому не обещал. И я свободен выполнить мой долг.

Бергвид молчал, в сильнейшей досаде до крови закусив губу. Да, этого он не заметил. Хельги произносил слова клятвы, и каждый само собой разумеющимся считал, что он присоединяется к ней. Но его имя не прозвучало, он остался свободен, а Бергвид был связан под страхом гнева богов.

– Сейчас не время, но ведь спешат с местью только рабы, да? – напомнил Хельги. – Не ищи меня, я сам тебя найду. И тогда ты мне ответишь за моего родича и спросишь с меня ответ за невесту, если сумеешь.

С этими словами Хельги повернулся и пошел к своему коню. Бергвид с ненавистью смотрел ему в спину. Видно, что покровитель слэттов – сам Один, премудрый, хитроумный и коварный. Только он мог научить Хельги сына Хеймира так ловко составлять клятвы.