Глава 16
Так они и пришли во Всесвяч — Елисава впереди, а Харальд позади, как пес, нашедший упрямую овечку и пригнавший ее назад, на скотный двор. Всеслав встретил их без удивления: Харальд повидался с ним, прежде чем отправиться искать в лесу свою невесту. Он же показал Харальду брачный договор Елисавы, составленный Ярославом и привезенный Радогой, и Харальд без споров согласился с требованиями по обеспечению будущей жены, в том числе и с тем, что именно она будет наследницей всех его сокровищ. Вместо подписи Харальд нацарапал на пергаменте руну под названием «Шлем Ужаса», обеспечивающую ему победы с благословения святого Олава, как он сказал. Елисава заподозрила, что ни русской, ни греческой грамоте Харальд так и не обучился, да и зачем ему?
Всеслав обращался с норвежцем как с лучшим другом и желанным гостем. Оба оказались любителями пировать до утра, и чуть ли не всю ночь до Елисавы долетали хмельные выкрики и обрывки песен. Сам Всеслав, вооружившись гуслями, пел для дружины и гостей сказ о том, кого полоцкий княжеский род почитал как своего предка:
А и будет Волх десяти годов,
Втапоры поучился Волх ко премудростям:
А и первой мудрости учился —
Обертываться ясным соколом,
Ко другой-то мудрости учился он, Волх, —
Обертываться серым волком,
Ко третьей-то мудрости учился Волх —
Обертываться гнедым туром, золотые рога…
Харальд даже немного вспомнил славянский язык, хотя его попытки говорить по-славянски вызывали у слушателей только смех. Как ни странно, он не обижался, а был весел и беспечен, будто не подозревал ни малейшей опасности. Все свои знаменитые сокровища он привез с собой — монеты и изделия из золота и серебра были уложены в наглухо запечатанные бочонки, и люди Харальда днем и ночью не спускали с них глаз. Из этих сокровищ Харальд выделил свадебные дары для родичей Елисавы — часть предназначалась самому Всеславу за помощь, часть он должен был переслать Ярославу. Свадебные приготовления почти закончились. Свадьбу можно было бы устроить хоть завтра, но Харальд желал, чтобы обретение им знатной и красивой жены, которой он дожидался одиннадцать лет, было обставлено с размахом и пышностью. Он собирался устроить пир не только Для своей дружины, но и для всей окрестной знати. По его Желанию Всеслав позвал старейшин Всесвяцкой и Витьбеской волостей. Некоторые из них, жившие поблизости, уже приехали, желая посмотреть на невиданную птицу — варяжского князя, прибывшего из самого Царьграда. Большой любитель похвастаться, Харальд по вечерам просил своего скальда исполнять песни о его подвигах, и Елисава едва могла удержаться от смеха при виде изумленных лиц старейшин, которые даже после перевода не могли уразуметь, о чем идет речь, например, в такой висе:
Восемнадцать песней
Ножен — изничтожен
Был мир — смертоносных
Храбро начал Харальд.
Клюв орлиный кровью,
Князь, ты часто мазал,
Прежде чем зачинщик
Войн домой вернулся.
Конечно, на такое количество гостей припасы Всеслава не были рассчитаны. На приобретение зерна для пива и меда для медовухи Харальд дал денег, а чтобы обеспечить стол мясом, предложил устроить охоту.
Всеслав не возражал, и Елисава пожелала принять участие в охоте. Харальд ни слова не сказал ей о своих замыслах, они вообще почти не разговаривали между собой в эти дни. Всеслава она тоже избегала, не желая, чтобы умный и проницательный оборотень догадался, что она передумала, изменила их союзу и почти перешла на сторону Харальда. Княжна надеялась, что Харальд все-таки не забыл ее предупреждения и что эта охота ему нужна как повод мирно вывести всю свою дружину из Всесвяча. Силой прорываться из города, окруженного высокими стенами и запертого крепкими воротами, было бы нелегко и не обошлось бы без потерь. Исчезнув же во время охоты, Харальд получил бы некоторый выигрыш во времени. Хотя все равно его дела останутся далеко не блестящими: имея двести человек дружины, он должен был пройти через половину Руси, сделать полтора-два десятка дневных переходов по рекам и волокам, через земли, населенные чужими враждебными племенами, — и это притом, что его будут преследовать новгородский и полоцкий князья. Двести человек — слишком мало, чтобы выстоять в открытом столкновении с княжескими дружинами, и слишком много, чтобы проскользнуть незаметно, затеряться в лесах. Елисава не спала по ночам от беспокойства, уверенная в том, что все это кончится бедой и большой кровью. Веселенькая у нее получилась свадебная поездка! И какие тролли принесли Харальда на Русь именно сейчас! Задержался бы он еще на годик или хотя бы на пару месяцев — и ничего бы этого не было!
Утром в день охоты Елисава так волновалась, что ее била дрожь. Будениха, одевая княжну, испугалась, что та заболела, и умоляла ее остаться в тереме. Но Елисава только сердилась и отталкивала няньку, которая порывалась проверить, нет ли жара, и даже накричала на боярынь. Уж лучше бы у нее был жар! Сегодня все решится. Сегодня утром она увидит Харальда в последний раз. Что будет потом, Елисава старалась не думать. Сейчас она мечтала лишь о том, чтобы его предполагаемый замысел удался, чтобы он ушел от Всеслава без кровопролития. А Всеслав… Может, он и не станет преследовать Харальда? Если она попросит… Елисава закрывала глаза при мысли о возможном объяснении с полоцким братом, словно не желала видеть того, что ей предстояло пережить. Теперь получается, что она предала и Всеслава, и отца, и даже Магнуса, сохранив жизнь и свободу их общему врагу. Но предательство ради спасения чьей-то жизни все же лучше, чем предательство ради убийства. Этот грех Господь скорее ей простит. И тем она убережет от лишнего греха и отца, и Всеслава. Пусть говорят, что Девка дура и сама не знает, что делает. Пусть что хотят говорят. Лишь бы ему удалось уйти. А Святша и Володьша, Может быть, и не найдут его в чудских лесах. Святша не знает где искать, а у Володьши и других забот хватает.
Всеслав встретил ее на крыльце, веселый, как всегда, но Уставший и невыспавшийся. То ли опять гуляли до утра, то ли у него были какие-то другие дела. Харальд тоже выглядел не очень свежо, но улыбался с таким видом, как будто хотел сказать: достойный человек должен стойко переносить удары судьбы, особенно ушибы о бочку с пивом. И Елисава невольно улыбнулась ему в ответ. Может, его обаяние сразит даже суровых дев у подножия Иггдрасиля и все для него сойдет благополучно? Говорят, кого до срока хоронят, тот долго живет. Харальд однажды уже ложился в гроб по доброй воле — Елисаве очень хотелось верить, что та давняя хитрость послужит ему оберегом, а не предзнаменованием безвременной смерти.
— Ничего, Эллисив! — крикнул ей Харальд, садясь на коня. — Рано или поздно всем нам достанется по семь стоп земли! А мне отведут целых восемь, ведь я все-таки конунг!
И Елисава улыбнулась еще раз. Этого у него не отнять — он ухитряется выбить себе преимущество даже там, где, казалось бы, человеку уже ничего не надо.
Погруженная в свои мысли, Елисава почти не замечала самой охоты. Она скакала вслед за Всеславом, прислушиваясь к далеким крикам загонщиков, доносившимся откуда-то из-за деревьев, — Всеслав поднял чуть ли не все население окрестных сел, тоже еще немного похмельное после Дожинок, отдыхающее в перерыве между жатвой и обмолотом, пока сохли снопы. Взамен он твердо пообещал старейшинам, что на весь срок обмолота будет стоять сухая, ясная, но ветреная погода, необходимая для работ на гумне. Один раз прямо на Елисаву выскочила косуля — ее застрелил кто-то из полоцких кметей, — а затем выбежала из перелеска пара волков, согнанных с дневной лежки, однако Всеслав что-то крикнул, и волков пропустили, никто не стал в них стрелять.
И вдруг из чащи на охотников со страшным треском вырвалась огромная бурая туша, и Елисава вскрикнула от испуга. Это был тур — огромный дикий бык, со свалявшейся шерстью на боках, длинными, загнутыми кверху рогами по два локтя длиной каждый. Сзади кричали загонщики и колотили палками по стволам, а впереди блестели копья охотников. Почти наткнувшись на них, тур приостановился, взревел, замотал головой, так что казалось, будто смертоносные рога со свистом рассекают воздух. В лесного быка полетели стрелы, но почти все, попав в цель, засели в толстой шкуре, только еще больше раззадорив быка. Елисава, с трудом сдерживая испуганную лошадь, жалась к дальнему краю прогалины, чтобы не попасть на рога разъяренному туру и не помешать мужчинам. Ей было так страшно, что она почти забыла обо всем остальном. И когда кто-то вдруг схватил ее лошадь под уздцы и потянул прочь, у нее лишь мелькнула мысль о том, что ее уводят подальше от опасности, и обрадовалась, что наконец-то о ней позаботились.
Однако тур давно остался позади, вопли охотников смолкли, рев рогов и крики загонщиков постепенно стихали вдали, а Елисава и ее провожатый все мчались сквозь лес, к счастью, не слишком густой здесь.
— Халльдор! — воскликнула княжна, узнав этого человека. — Куда мы едем?
— Держись крепче, Эллисив! — ответил ей исландец, обернувшись на скаку. — Не бойся ничего.
— Где Харальд? — крикнула она.
— Скоро ты его увидишь.
Деревья расступились, и они выехали к реке. Елисава Увидела множество народа: все это были люди Харальда. На воде стояли нагруженные, подготовленные для дальнего пути ладьи — в них лежали мешки, короба, свернутые шатры, сложенные треноги для костра, стояли бочонки и большие черные котлы, виднелись круглые щиты, выкрашенные в яркие цвета. Здесь была вся Харальдова дружина, готовая выступить в очередной поход.
Эллисив! — Харальд подбежал к ней и снял с лошади.
— Слава Одину, ты здесь. Можно ехать. Отплываем! — громко приказал он, и его люди мигом заполнили ладьи и разобрали весла.
В ближайшую ладью Харальд на руках отнес Елисаву и усадил на свернутый шатер. Ладью немедленно оттолкнули от берега, норманны попрыгали внутрь, взялись за весла и дружно ударили по воде.
— Что это значит, Харальд? — в изумлении спросила Елисава.
— Мы уезжаем, Эллисив, — бросил Харальд через плечо, тоже орудуя веслом. — Разве ты не знала?
— Это ты уезжаешь! А я остаюсь! — В негодовании Елисава даже вскочила на ноги, но тут же покачнулась и вновь поспешно села, чтобы не свалиться в воду. — Я не собираюсь ехать с тобой! Я возвращаюсь к родным! Я остаюсь здесь, во Всесвяче, пока за мной не приедет отец или кто-то из братьев.
— А я так понял, что ты едешь со мной, — отозвался Харальд, не переставая усердно работать веслом. — Как же иначе, если ты теперь на моей стороне?
— Я не хотела, чтобы тебя убили! И это все!
— Значит, я ошибся, — без малейшего сожаления заключил Харальд. — Но что тужить о том, чего нельзя воротить? Я оставил твоим родным выкуп за невесту и подарки. Теперь ты моя, и тебе придется поехать со мной.
— Я не поеду с тобой! — Елисава все же вскочила и вцепилась в его плечо. — Харальд! Немедленно высади меня на берег! Я не собираюсь ехать с тобой! Ты слышишь?
— Не тереби меня, Эллисив, иначе мы перевернемся! Я ошибся, извини, но я не могу тебя высадить. Мы не можем останавливаться, потому что вот-вот Висислейв узнает, что мои люди увели из Все… того города свои ладьи и вынесли сокровища со всеми прочими вещами. Он поймет, что мы задумали бегство. И пустится в погоню. Я не могу оставить знатную деву одну посреди леса. А еще, когда Висислейв догонит нас и увидит тебя в моей ладье, он будет вести себя осторожнее.
— Ты опять прикрываешься мною, как щитом! — От возмущения и досады на собственную глупость у Елисавы даже слезы выступили. — Может, опять достанешь скрам?
— Пока нет необходимости.
— А когда будет — достанешь? И опять приставишь к моему горлу? Вот твоя благодарность за то, что я спасла тебе жизнь!
— Не волнуйся так, Эллисив. Ты же знаешь, что я не причиню тебе вреда, даже если достану скрам и приставлю его к твоему горлу. Но другие ведь об этом не знают, и этим нужно пользоваться.
— Ты… бессовестная скотина! — Елисава опять села на свернутый шатер и в отчаянии сжала голову руками. — А я — последняя дура! Я же знала, кто ты такой! Я же знала, что ты — наглая сволочь, бесстыжая тварь, для которой главное — добиться своего, а какой ценой — не имеет значения! Ты все время хвастаешь своими победами, да и я уже видела, какими способами ты действуешь, но почему-то думала, что со мной ты будешь вести себя порядочнее!
— Могу подсказать тебе еще несколько хороших ругательных слов. — Быстро оглянувшись, Харальд подмигнул ей. — Наверное, королева Ингигерд тебя им не научила. Но не надо так, Эллисив! Я не позволю плохо говорить о муже самой прекрасной и умной женщины Гардов! Ведь она не выбрала бы себе в мужья какого-нибудь рохлю и труса, значит, надо уважать ее выбор!
— Хотела бы я поговорить теперь с этой самой умной женщиной Гардов. Может, она наконец научила бы меня, как себя вести, чтобы не попадаться на крючок.
Елисава обняла колени, уткнулась в них лицом и замолчала. Разговорами тут не поможешь. Она ни на миг не верила, что Харальд действительно ошибся и не знал о ее намерении остаться со Всеславом. Харальд прекрасно все понимал и только, делал вид, будто думает, что она намерена отправиться с ним… потому что сам он хотел взять ее с собой и этого ему достаточно. А она поплатилась за свою глупость. Лучше бы она молчала. Лучше бы они обвенчались сразу как только он приехал, а на пиру Всеслав и полочане перебили бы захмелевших, ничего не подозревающих норвежцев. И теперь уже все было бы кончено, Всеслав вез бы ее и сокровища в Любеч, где их ждут Ярослав и послы Магнуса. Но поток событий, вопреки ожиданиям Елисавы, свернул совсем в другую сторону. И что будет дальше, лучше даже не гадать. Теперь некому отговаривать Всеслава от погони. А в том, что полоцкий оборотень не оставит без последствий попытку убежать от него, да еще увезти его сестру, не было никаких сомнений.
Вниз по реке ладьи бежали быстро, тем более что гребцам помогало течение, и задолго до вечера дружина Харальда вошла в Западную Двину. Здесь уже приходилось идти против течения, и продвижение заметно замедлилось. Но Харальд не позволял делать остановки, пока до сумерек не осталось совсем чуть-чуть.
— Я не раз говорил Висислейву, что собираюсь идти вниз по Дуне, до Янтарной Страны, и что там меня встретят мои корабли, — по пути сказал Харальд Елисаве. — Так что первым делом он начнет искать меня в низовьях реки, а мы пошли вверх. Это даст нам дополнительный выигрыш по времени.
— Долго нам здесь еще идти?
— Потерпи немного, милая, скоро устроим привал.
— Я тебе не милая. Я имею в виду не сегодня, а вообще.
— По течению мы шли сюда три дня, но против течения будем подниматься дней восемь. Зато волок потом небольшой, несколько «роздыхов».
В мелкие веси, иногда попадавшиеся на берегах, Харальд не хотел заходить, поскольку там их стали бы искать в первую очередь, и предпочел ночевать в лесу. Окончание жатвы выдалось жарким, так что до полуночи раскалившаяся за день земля согревала воздух, будто огромная печь. Елисава не боялась замерзнуть ночью, но на душе у нее было хуже некуда. Она лишилась всех своих людей, даже Буденихи и Кресавки.
Лишилась приданого и вещей, оставшихся во Всесвяче, и теперь располагает только тем, что на ней надето. Харальд пообещал, что потребует выслать ее приданое, когда они доберутся хотя бы до Нево-озера, и уверял, что Ярослав непременно его пришлет, — ведь князю вряд ли хочется, чтобы его дочь считали обычной наложницей. Но вовсе не так она хотела выйти замуж и вовсе не за этого человека!
Наконец люди с переднего судна заметили удобное место для отдыха. Ладьи подошли к берегу, одни из них уже вытолкали на сушу, другие еще оставалась в воде. И в это время из зарослей в норвежцев полетели стрелы. Нельзя было выбрать более подходящего времени для нападения: часть норманнов занималась переноской вещей на берег, часть оставалась на борту и не выпускала из рук весла, дабы ладьи не снесло, — так что они менее всего были готовы к обороне и не могли быстро схватиться за оружие и поднять щиты. Все, что успели сделать люди Харальда, — это упасть на землю, спрятаться за чем попало или пригнуться у борта, укрыться за поклажей. Хорошо еще, что Харальд, ожидая нападения, приказал всем надеть стегачи, кольчуги, шлемы, а оружие держать под рукой.
Перед лицом Елисавы вдруг оказался щит: исландец Халльдор прикрыл ее, заставил пригнуться и сильной рукой надавил на спину, чтобы не высовывалась. Поэтому Елисава почти ничего не видела — только слышала совсем близко свист стрел, крики, вопли, шум падающих в воду тел, треск бортов и весел. Кричал что-то Харальд, отдавая распоряжения; потом послышались другие крики, уже на славянском, кто-то призывал Перуна и выкрикивал имя Всеслава — на норманнов набросились полоцкие кмети. Лучшая часть полоцкого воинства, ближняя дружина, первой ворвалась в неготовый стан захваченных врасплох норманнов, нанося удары всем подряд, а ратники, набранные в селах, двигались вслед за ними плотным строем, прикрывшись ростовыми щитами.
Каким образом Всеслав не только выследил, но и догнал их так скоро? Может, знал какие-то более короткие пути?
По правде сказать, Елисава ничуть не удивилась. Чего-то подобного она ждала все время.
— Сиди здесь и не высовывайся, Эллисив! — крикнул ей Халльдор, а потом выпрыгнул из ладьи и бросился на берег, где вовсю кипело сражение.
Прибрежная поляна была довольно узкой — шагов на десять, а дальше начинался лес. И здесь сошлись не менее четырех сотен человек — Всеслав ведь знал, какая у Харальда дружина, и позаботился о том, чтобы не уступить числом. Видимо, людей у него было даже больше, но здесь им всем просто не хватало места, и какая-то часть дружины не могла вступить в схватку. И все же глазам Елисавы, выглядывавшей из-за края щита, предстало жуткое зрелище. Везде — на траве, мелководье, песке, за кустами и среди деревьев на опушке — полочане сражались с норманнами. Земля, вода, растительность — все ожило и кипело; люди убивали друг друга, окропляя землю кровью. Елисава слышала крики, видела, как падают воины, и не могла разобрать, где норманны, а где полочане. Ярко-красные пятна крови бросались в глаза. Княжна хотела зажмуриться, но не могла, ибо окаменела от ужаса. Вот то, чего она ждала: кровь, боль, смерть. Они перебьют друг друга, погибнут сотни людей — а все из-за нее!
Где-то впереди мелькнула спина Халльдора, и Елисава поняла, почему он ее бросил, хотя получил от Харальда строгий наказ в любом случае защищать дочь Ярослава. Халльдор забыл об этом, потому что долг обязывал его помочь своему вождю. Харальда на поле сражения было видно издалека: благодаря огромному росту, не позволявшему спутать его с кем-то, богатому чешуйчатому доспеху с позолотой, надетому на кожаную рубаху, и византийскому шлему с наушами и султанчиком на макушке, он сразу бросался в глаза. Свой длинный, сообразно росту, франкский меч Харальд держал обеими руками. Нанося мощные удары, он двигался через поле битвы, как железный ураган, сметая все на своем пути, и, как говорят в Северных Странах, никто не ждал ран там, где находился конунг.
Его противника Елисава тоже узнала, хотя до того ни разу не видела Всеслава в боевом снаряжении. Вместо обычной простой рубахи, в которой его легко было принять за смерда из веси, на нем была кольчуга, пояс в серебре с ножом в ножнах, открытый шлем и волчья шкура на плечах. Причем голова волка с оскаленными зубами, наброшенная на шлем, была надежно закреплена, передние лапы обвязаны, вокруг плеч, а задние — на поясе, чтобы не мешать в бою. В руках он держал сразу два меча. Лицо Всеслава казалось непривычно замкнутым, но под этой внешней невозмутимостью угадывалась такая ярость, что Елисаве стало еще страшнее.
Андсвар, телохранитель Харальда, бросился навстречу полоцкому князю, который сейчас как никогда походил на оборотня. Всеслав принял его выпад мечом в правой руке, сбросил клинок, одновременно уклоняясь влево, и с полуоборота сам ударил мечом, зажатым в левой руке, по правому бедру противника, а затем нанес сильный удар ногой по его щиту и опрокинул раненого норвежца на землю. Андсвар, пытаясь зажать глубокую рану на бедре, уже не мог подняться, и Всеслав, перепрыгнув через него, оказался прямо перед Харальдом. И тут же стремительно пригнулся — Харальд, вовремя заметив его появление и угадав в человеке-волке вражеского вождя, метнул в него вытащенную из-за пояса секиру. Благодаря немалому опыту Харальд сразу оценил быстроту и ловкость противника и понял, что легкой победы над ним не будет. К тому же волчья шкура выдавала в нем родича северных берсерков-ульвхеднаров. Снова взяв меч обеими руками, Харальд мгновенно нанес несколько ударов один за другим: первый — сверху вниз, второй — поперек живота. Всеслав, который тоже оценил огромную мощь норвежца, даже не пытался принимать или отбивать эти удары. От первого оборотень уберегся, отступив назад, а от второго, когда Харальд сделал Шаг к нему и ударил поперек, пытаясь рассечь ему живот, ловко изогнулся, пропустив клинок мимо себя. Меч Харальда описал широкий круг и, словно сверкающая молния, обрушился на Всеслава сверху, метя в голову. Этот удар полоцкий князь поймал, подставив скрещенные и сцепленные гарды своих двух мечей.
Елисаве показалось, что весь мир застыл и перестал дышать, пока эти двое сражались, пытаясь уничтожить друг друга. Не такой рослый и мощный, как Харальд, но очень крепкий и выносливый, Всеслав не поддался напору норвежца; его лицо исказилось от напряжения, но он стоял. И тогда Харальд сильно толкнул его плечом, затянутым в чешуйчатый доспех. Благодаря более высокому росту норвежца удар пришелся противнику в лицо. Из рассеченной губы хлынула кровь, а от толчка Всеслав отлетел назад, перекувырнувшись через спину. Харальд нанес новый удар сверху, пытаясь разрубить распластанного на земле Всеслава, но не успел застать его на прежнем месте — тот стремительно откатился, и меч Харальда вошел в землю.
Елисава невольно вскрикнула. Харальд мощным рывком освободил свое оружие, но за это мгновение Всеслав подхватил попавшийся ему под руку остаток чьего-то щита и запустил противнику в голову. И попал — Харальд не успел увернуться, и железный умбон, на котором еще держались два-три дощатых обломка, щетинившихся острой щепой, ударил его в лицо.
И тут Елисава принялась кричать. Некоторое время назад княжна опомнилась и сообразила: что же она смотрит? Ведь сейчас случится то, чего она так боялась: или Всеслав убьет Харальда, или Харальд убьет Всеслава. Это произойдет у нее на глазах, и никогда, сколько бы она ни прожила на свете, ей не удастся простить себя за то, что смотрела на это побоище и ничего не сделала, хотя было еще не поздно. А «поздно» могло случиться в любой миг — каждый взмах одного из этих клинков мог стать последним, совершив непоправимое.
Не сводя глаз с противников, Елисава торопливо вылезла из-за щита и спустила ноги с борта. Ладья уже стояла на мели, и хотя княжне пришлось идти по воде, она не замечала ни промокших ног, ни потяжелевшего подола, ни хлюпающей в башмаках воды. Придерживая платье, княжна спешно взобралась на маленький обрыв, обошла лежащее там тело… Возле нее раздавались крики, с глухим треском ударялись о щиты или с лязгом сталкивались между собой мечи, вокруг метались фигуры, и Елисава какой-то частью сознания понимала, что идти через лес взлетающих клинков — смертельно опасно. Сознавала, но продолжала идти, и дерущиеся вокруг люди казались тенями, не способными ее коснуться. Она видела только этих двоих: норвежского льва и полоцкого волка, сошедшихся в смертном поединке.
— Остановитесь! — закричала княжна изо всех сил, подойдя к Харальду и Всеславу как можно ближе. Она нарочно не окликала ни одного из них по имени, чтобы тот, кого она назовет, не отвлекся, не обернулся и не подставился под клинок другого. — Это я, Елисава! Эллисив! Прекратите! Я не хочу, чтобы вы убили друг друга! Ради Бога! Ради всех богов, которым вы поклоняетесь, остановитесь! Это я, Елисава, услышьте меня!
Больше всего она боялась, что эти двое, увлеченные битвой и полные ярости, не заметят, не услышат ее и не остановятся, пока не убьют друг друга. Но, к счастью, ловкий выпад Всеслава вызвал заминку, и Елисава успела вклиниться в их единоборство.
— Остановитесь! — кричала она по-славянски и по-северному, торопливо оглядываясь. — Халльдор, Радога! Остановите их, помогите, я не хочу!..
Но телохранители и кмети не решались вмешиваться в поединок вождей, и Радога даже сделал движение, будто хотел схватить саму Елисаву и оттащить подальше. И тогда княжна бросилась вперед — она не боялась за себя, ибо собственная смерть казалась не такой страшной, как предстоящая гибель одного из этих двоих от руки другого. Пользуясь тем, что между ними было несколько шагов, а Харальд на мгновение прижал руку к лицу — щит ударил его в глаз, и, хотя он успел зажмуриться, боль и тьма перед глазами мешала ему немедленно продолжить схватку, — Елисава кинулась к Всеславу.
— Брат, прошу тебя, не надо, отойди! — кричала она.
Всеслав, не сводя глаз с противника, сначала попытался просто отодвинуть ее, но потом, когда до него дошло, чего она хочет, рявкнул:
— Уходи!
Однако Елисава, не слушая, обернулась и посмотрела на Харальда.
Стараясь проморгаться и разогнать цветные пятна перед глазами, он уставился на нее, будто на чудное видение. Для него она сейчас и впрямь была ангелом — если бы не Елисава, Всеслав за эти несколько мгновений, успел бы нанести противнику единственный и последний удар.
— Остановитесь! Всеслав! Харальд! — Стоя между ними, Елисава попеременно оборачивалась то к одному, то к другому. — Харальд! Всеслав, брат! Не надо! Ради Бога! Я не хочу, чтобы вы убили друг друга.
— Не хочешь? — первым откликнулся Всеслав и отступил еще на шаг, показывая, что продолжать схватку не намерен. — А мне казалось, что именно об этом мы договорились!
— Харальд, не смей! Ты обещал не убивать никого из моих родных!
— Но я не обещал не защищаться, если твои родные попытаются убить меня!
— Всеслав, прикажи твоим людям отойти. Харальд, пусть ваши люди прекратят сражаться, и мы обо всем договоримся!
Окинув быстрым взглядом берег позади и впереди себя, тот и другой сделали знаки своим трубачам. Битва замерла. Полочане и норвежцы разошлись, чтобы затем собраться за спиной своего вождя. Не теряя времени, воины принялись перевязывать раны себе и товарищам, одним глазом следя за переговорами, дабы в любой миг быть готовыми снова схватить нагретое топорище или рукоять меча. Иные поспешно подбирали с травы щиты убитых вместо своих, разбитых в щепки, — славянские или северные, без разницы. Варяжские дружины, смешанные по своему составу, где славяне и норманны много лет жили в тесном соседстве, имели почти одинаковое вооружение и привычки.
— Всеслав, — Елисава обернулась к брату, — я хочу, чтобы ты позволил нам уйти.
— Нам? — Ладонью утирая кровь с лица, Всеслав пристально посмотрел на княжну, и она невольно поежилась под этим суровым взглядом. — Ты хочешь, чтобы он ушел, причем хочешь уйти, вместе с ним… Признаться, меня это не очень удивило. Но я думал, что ты хотя бы объяснишь мне причину. Я мчался через лес, чтобы спросить у тебя: почему? Скажи, ты действительно считаешь меня братом? Зачем ты обманула меня?..
— Я не обманывала тебя! — воскликнула Елисава. — Ну, почти. Я не хотела… И я не собиралась с ним уезжать. Он увез меня силой…
— Об этом я догадался. Я знал, что он внезапно решил бежать, не дожидаясь свадьбы, а тебя увез силой. Но я думал, что ты хочешь вернуться ко мне и хочешь, чтобы я выполнил свое обещание! А теперь ты просишь, чтобы я дал вам уйти! Как я должен тебя понимать, чтоб…
Всеслав запнулся — он-то хорошо знал, насколько действенны бывают проклятия в устах разгневанных людей. И особенно проклятия князя, волхва и оборотня, каждое слово которого — заклинание.
— Это я рассказала ему, что… что его ожидает, — призналась Елисава и опустила глаза. — Прости меня, если сможешь, брат. Я… не могла вынести, что он умрет… что он так умрет. Я хотела, чтобы он просто ушел.
— Но почему ты мне не сказала? — уже не столь яростно, но с досадой спросил Всеслав.
— Ты ведь обещал моему отцу… У вас был уговор… ты не мог нарушить слово.
— Я? — Всеслав посмотрел на нее с усмешкой. — Ты помнишь, что я говорил тебе? Я исполню любое твое желание, сестра. Даже такое. Я просил тебя только об одном: подумай, чего ты хочешь. Ты хорошо подумала?
Елисава молчала, стараясь не глядеть на него. Она по-прежнему не знала, чего хочет. Она знала только, чего не хочет: не хочет, чтобы Харальд и Всеслав проливали кровь из-за нее и убивали друг друга. Она хотела, чтобы они разошлись каждый в свою сторону, но не знала, с кем из них предпочтет остаться сама.
— Что он говорит, Эллисив? — хрипло спросил стоявший у нее за спиной Харальд. — Он согласен нас пропустить?
— Ты отпустишь его? — Елисава снова посмотрела на Всеслава.
— Если ты действительно этого хочешь. Но ты останешься здесь. Я не позволю никому прикасаться к моей сестре против ее воли.
— Ты уедешь, — перевела Елисава, снова повернувшись к Харальду. — А я останусь. Тогда он не станет тебя задерживать.
— Но как же ты? — Княжна вдруг вспомнила и посмотрела на Всеслава. — Ты не выполнишь обещание, не получишь его сокровища. Отец отберет у тебя Луки…
— Не отберет. — Всеслав устало улыбнулся. — У меня ведь по-прежнему будешь ты. Я не верну тебя Ярославу, пока он не признает Луки и верх Ловати за мной.
— Я опять буду заложницей! — Елисава в отчаянии закрыла лицо руками.
— Но ты же знаешь, я тебя ничем не обижу. Главное, чтобы Ярослав этого пока не знал.
— Боже мой! — глухо простонала Елисава из-под ладоней. — Ты говоришь точь-в-точь, как Харальд! Вы оба приставляете нож к моему горлу и чего-то хотите… и при этом клянетесь, что не сделаете мне вреда!
— Эллисив! — окликнул ее Харальд. — Ты хочешь остаться?
— Я хочу, чтобы все это поскорее кончилось и чтобы вы все от меня отвязались! — Отняв руки от лица, Елисава в изнеможении посмотрела на него. — Идите вы все к марам, не пойду я замуж ни за кого, в монастырь пойду! Надоели вы мне все до смерти!
— Эллисив! — Харальд опустил щит на землю, передал меч Халльдору и подошел к ней.
Он взял ее за руку, и Елисава почувствовала, что у нее нет сил, чтобы отнять ее. Всеслав не сводил с них глаз, но не вмешивался.
— Эллисив! — продолжал Харальд. — Я прошу тебя… Я прошу, чтобы ты поехала со мной.
— Нет. Я не собираюсь иметь с тобой ничего общего.
— Элисав… Я не просит имет общего… Я хотел… ты быт… с мней…
Елисава даже не сразу сообразила, что Харальд обращается к ней по-славянски, неумело подбирая слова и еще хуже их выговаривая. Это и насмешило, и поразило княжну, но сердце ее невольно смягчилось. Честно говоря, Харальд на это и рассчитывал в своей отчаянной попытке тронуть ее душу.
— Эллисив, я не могу с тобой расстаться, — продолжал он, снова перейдя на северный язык, потому что славянских слов ему явно не хватало, чтобы все высказать. — Я не могу уехать отсюда без тебя. Ты нужна мне. Ты — мое самое лучшее сокровище, самое драгоценное, что я приобрел за эти одиннадцать лет.
— Не надо. Я не хочу тебя слушать.
— Хорошо, я не буду. Но Эллисив, неужели ты сделаешь это Доброе дело наполовину? Ты спасла меня сейчас, а что будет потом? Нам еще месяц добираться до Альдейгьи и наших кораблей. За этот месяц твой отец и братья еще не раз успеют нас найти. И что тогда будет? Они убьют меня, и тебя это не взволнует, потому что все произойдет уже не на твоих глазах?
— Чего ты добиваешься?
— Чтобы ты поехала со мной до Альдейгьи. Тебе же в любом случае туда надо. Ты ведь ехала к Магнусу, если я не ошибаюсь? Или ты взяла свое слово назад?
— Взяла. Но… я собиралась… все-таки выйти за него… со временем.
— Я клянусь! — Харальд снова взял у Халльдора свой меч и положил руки на перекрестье. — Пусть Христос покарает меня, пусть Один больше никогда не даст мне победы, пусть Фрейр лишит меня мужской силы, если я обману тебя! Я хочу, чтобы ты проводила меня до Альдейгьи, а дальше не стану тебе препятствовать, что бы ты ни пожелала сделать — вернуться к отцу или поехать к Магнусу.
— Сестра, он хочет прикрыться тобой, — подал голос Всеслав. Кто-то из полоцких варягов все это время переводил ему разговор Харальда и Елисавы. — Хорош гусь! Говорит, что любит, а сам вместо щита надумал использовать тебя!
— А он разве сказал, что любит?
— Не знаю, сказал ли, но намекает на это.
— Что ты решила, Эллисив? — Харальд бросил тревожный взгляд на Всеслава, понимая, что родич старается отговорить Елисаву.
— Я не стану тебя удерживать, если ты хочешь ехать, — продолжал Всеслав. — Но лучше бы ты осталась со мной. Я ему лучше проводников дам.
— Ему нужен не проводник, а заложник. Ему придется ехать через весь и емь, и если там на него выйдет Володьша или Святша с новгородцами, он опять прикроется мной и приставит к моему горлу нож.
— Хрена с два! Ты останешься! — Всеслав шагнул вперед и крепко взял Елисаву за руку.
Но и Харальд, не отступая, обхватил ее одной рукой, а второй мигом выхватил скрамасакс.
— Оба назад! — тихо, но с такой яростью произнесла Елисава, что упрямцы неожиданно послушались и отступили. Не шевелясь и даже прикрыв глаза, княжна продолжила: — Хватит терзать меня! Напополам разорвете.
— Тогда скажи наконец, чего ты хочешь! — в досаде воскликнул Всеслав. — Я не знаю, что мне делать, пока не пойму, чего ты хочешь!
— Эллисив, сделай выбор! — на другом языке невольно поддержал его Харальд. — Ты хочешь моей смерти, или войны в Норвегии, или моей жизни… или твоей жизни со мной? Прими в конце концов решение, и все станет на свои места!
— Я… поеду с тобой до Альдейгьи, — решилась Елисава. — А там я… останусь, пока не приедет кто-то из моих братьев и послы Магнуса. А потом я… наверное, поеду к Магнусу, потому что дала согласие стать его женой и мои родители благословили меня на это. Но я хочу, чтобы ты ушел с Руси живым. Поэтому я провожу тебя. Я даю согласие на это добровольно, однако… — Елисава перевела взгляд на Всеслава и добавила по-славянски: — Однако ты, брат, говори, что он меня силой увез и грозится убить, если его станут задерживать. Ты сможешь?
— Чего же не смочь? — Всеслав наконец снял шлем и вытер мокрый лоб. — Дурное дело не хитрое, я совру — не покраснею, не бойся.
Елисава улыбнулась и в порыве признательности обняла его. Прижавшись лицом к длинному ворсу волчьей шкуры на плече Всеслава, она на миг ощутила себя в безопасности, хотя и понимала, что это один морок. Она приняла решение, которое не обещало ей ни покоя, ни безопасности. Но оно было все же легче, чем другое. Если только она может удержать Харальда и сыновей Ярослава от взаимного истребления, она это сделает.