Волкодав
Спал я, как убитый. Мне даже сны не снились. Как зашел в квартиру, как упал на постель полураздетым, так сразу и провалился в черный омут тяжелого забытья.
Мне даже есть перехотелось, пока я ехал домой на перекладных – к сожалению, такси поймать не удалось, и я трясся сначала в трамвае, а затем меня подвезла машина "Скорой помощи" из гаража психиатрической больницы.
Перед тем, как поймать "скорую", я позвонил по телефону-автомату в милицию и сообщил о двух трупах в подвальном помещении трехэтажки. На вопрос дежурного "Кто говорит?", я ответил просто и незатейливо – "Доброжелатель".
Водитель "Скорой помощи", который, похоже, "левачил", попался мне чересчур говорливый. Он балаболил всю дорогу, не переставая, но я отвечал ему лишь краткими фразами – для поддержки разговора. Иван Петрович (так его звали) вывалил мне такой ворох нужных и ненужных сведений, что у меня голова пошла кругом.
Он рассказал мне про свою жену, детей, невестку, соседей, затем перебрался на врачей психбольницы и медсестер, потом стал живописать психов и какого-то дворника… Короче говоря, я едва сам не чокнулся от его трандежа, пока он довез меня до моего дома.
Такому бы кадру поступить ведущим на телевидение. Ведь он, судя по его разговорам, крупный специалист по психам. Шоу было бы – закачаешься. Конгломерат программ "Империя страсти", "Большая стирка",
"Окна" и "Свобода слова".
Да, есть у нас на Руси еще не открытые таланты…
Заплатил я Ивану Петровичу щедро. Конечно, я не меценат, но талантливых людей нужно поддерживать. И защищать. Пусть хоть деньгами заткнет рот своей жене, которая, по его словам, не умолкает с утра до вечера ни на минуту.
В общем, не хилая парочка. Если у Ивана Петровича язык как помело, то можно представить, что за птица его дражайшая половина…
Утром я почему-то проснулся очень рано и от нечего делать с тяжелой головой приперся на работу до прихода Марьи.
Позавтракал я куском засохшей до каменной твердости колбасы, которая не столько меня насытила, сколько вызвала приступ сильной жажды. Сидя в машине, я с тоской посматривал на проплывающие мимо киоски с прохладительными напитками. Увы, в это ранний час все они были закрыты.
Я уже намеревался заехать по дороге в какую-нибудь круглосуточно работающую забегаловку, чтобы утолить жажду пивом и немного подлечить голову чем-нибудь покрепче, но тут меня тормознул автоинспектор. Глядя на его упитанную красную рожу размером семь на восемь, восемь на семь, я с тоской подумал, что день начинается хуже некуда.
Подумал – и как в воду посмотрел.
Инспектор оказался старым дорожным волчарой, ходячим рентгеном, который видит нашего братаавтомобилиста насквозь. Скорее всего, по радужной оболочке моих глаз он сразу определил, сколько я принял вчера на грудь и что пил.
Не говоря лишних слов, он достал импортный газоанализатор, и вежливо вручил мне его с таким видом, будто это была верительная грамота иноземного посла. В ответ (тоже без лишнего базара) я достал из кармана новенькую сотку "зеленью" и, обернув хрустящей бумаженцией стеклянную трубочку приборчика, не менее любезно вернул его обратно.
Сыграв свои роли в этом дорожном театре, мы разошлись в разные стороны: инспектор – с сознанием выполненного долга, а я – с больной головой, которая стала совсем плоха от непредвиденных расходов.
В общем, когда я уселся в свое рабочее кресло, настроение у меня было хуже некуда. Тем более, что в холодильнике не оказалось даже минералки.
И в этот момент зазвонил телефон. Я посмотрел на него как на врага народа, и с отвращением поднял трубку. Какой идиот может звонить в такую рань!?
Обычно уважающие себя бизнесмены появляются на рабочем месте не раньше десяти утра, а сейчас стрелки часов показывали половину девятого. Наверное, кому-то очень не терпится…
Голос в трубке показался мне знакомым, но я поначалу не мог сообразить, что хочет некий господин без имени на другом конце провода. Нет, все-таки правду говорит медицина, что каждый стакан водки убивает в мозгах миллионы нейронов.
Не знаю, так ли это, но в моей голове и впрямь был бардак. К тому же, до сих пор болело горло и мышцы шеи, а синяки от пальцев Анубиса на кадыке я не смог загримировать даже патентованной французской пудрой, которую забыла у меня одна из моих подружек.
– Кто говорит!? – наконец рявкнул я в трубку, не выдержав несколько затянувшегося вступления.
– Мы с вами уже встречались…
Голос был похож на елей, смешанный с толченым стеклом.
– Где?
– У вас в кабинете.
– Послушайте, хватит говорить загадками! Кто вы и что вам нужно?
– Мы с вами вели переговоры по поводу продажи магазина на Левобережной…
– А-а…
Меня, наконец, осенило. Оказывается, похмелье действует на некоторых, как возбуждающее средство – урезает сон до минимума.
На другом конце провода был прилизанный молодой человек, гужевавший вместе с Анубисом в "Третьем Риме". Похоже, утренний сон и у него не задался.
Впрочем, я не исключал и тот вариант, что "мистер Смерть", получив от меня по соплям, в ярости вознамерился закончить свои дела в нашем городе как можно быстрее.
После убийства топтунов, а в особенности после фиаско во время схватки, он понял, что по его следу идут серьезные люди. И решил форсировать события. Собственно говоря, и я поступил бы на его месте точно так же.
Одним трупом меньше, одним больше – какая разница?
– Ну и что? – спросил я намеренно грубо.
– Я хочу услышать, что вы решили.
– Хочешь услышать? Тогда слушай: а не пошел бы ты, и твои козлы вместе с паханом!..
Я высказал ему все, что у меня на душе накипело. Притом в весьма доходчивой форме. С образными выражениями, которые можно смело считать народной мудростью.
– Все, отбой, – сказал я, запыхавшись от усердия в словоизвержении. – И мой вам совет – не попадайтесь мне на пути. Сомну.
С этими словами я швырнул трубку на рычаги и в ярости вскочил на ноги.
Ну что это за драная демократия!? Каждая сволочь с накачанными бицепсами может творить любые беззакония, а органы правопорядка лишь занимаются фиксацией преступлений. И то не всех и не всегда.
Бардак, моб твою ять!
Конечно же, они придут по мою душу. Кто бы сомневался…
Приходите. Я вас жду, господа хорошие. Но на этот раз я поступлю с вами как с самыми злейшими врагами.
Так, как это было "на холоде". Жестко и бескомпромиссно. Надоело прогибать спину и кланяться каждой сволочи.
Надоело!!!
Не в силах справиться с охватившим меня бешенством, я выскочил в приемную. И наткнулся на Марью, которая в этот момент снимала пальто.
– Почему у нас нет минеральной воды!? – бросился я сразу с места в карьер. – Кто за это отвечает!?
– Максим Семенович… – Марья от удивления округлила глаза. – Что с вами?
– Со мной все в порядке! Я спрашиваю, почему в холодильнике нет воды?
– Разве вы не помните? Вода на балконе. Целых две упаковки.
– На балконе?..
Я остолбенело уставился на Марью.
Балкон… как же я забыл о нем? Он был застеклен и мы там хранили на полках всякую всячину: ящика два спиртного, минералку, другие прохладительные напитки, консервы и так далее.
Балкон служил кладовой для продуктов – в холодное время года. Очень удобно: приехали серьезные люди – и в магазин бежать не нужно. А в холодильнике Марья обычно держала фрукты, коровье масло, колбасу, другие скоропортящиеся закуски и минеральную воду.
– Извини… – буркнул я, пытаясь унять раздражение. – Проблемы…
Марья понимающе кивнула. И пошла на балкон, чтобы принести мне бутылку "Нарзана".
– Спасибо, – сказал я и возвратился в кабинет.
Потушив из горлышка бутылки жажду, я почувствовал значительное облегчение. Даже мысли просветлели и поплыли плавно и неторопливо.
И первой нормальной мыслью было раскаяние. Мало того, что я оставил Марью одну в ресторане, так еще и наорал на нее с утра пораньше. Вот мудак…
Я нажал на кнопку селекторной связи:
– Марья Казимировна, зайди пожалуйста…
Чересчур официально, однако этикет нужно соблюсти. Марья не тот человек, который может проглотить хамское обращение как ягоду малины.
На удивление, Марья не выглядела принципиально строгой и неприступной. Она смотрела на меня приветливо и с любопытством. Но в ее взгляде иногда мелькала озабоченность.
Нет, что ни говори, а женщины гораздо более тонкие натуры, нежели мужчины. Марья сразу поняла, что мой срыв ни в коей мере не относится лично к ней.
– Садись, – сказал я, выдержав ее пристальный взгляд.
Сегодня на Марье был очень симпатичный розовый костюм, навевающий разные фривольные мысли. В нем она казалась лет на пять моложе.
Интересно, кольнула подлая мыслишка, с чего это Марья такая оживленная? И в глазах какие-то странные огоньки…
А что если после моего ухода из "Третьего Рима" Марью закадрил какой-нибудь фраер? А потом увез ее на хату? Ну, гад…
Услужливое воображение сразу же нарисовала несколько весьма скабрезных картинок с участием Марьи.
Святая пятница! Неужели я ревную? Мне сейчас только этого и не хватает. Влюбленный Волкодав… Бред!
Такого казуса со мной еще не случалось. Ну, разве что в детстве, когда мне очень нравилась русоволосая девочка с бантиками. Она жила на соседней улице и была старше меня на целый год. А учился я тогда в первом классе.
Мы вместе собирали гербарий, коллекционировали марки и разные открытки (на какие только жертвы не пойдешь ради любимой женщины!), а как-то раз она даже позволила поцеловать себя в щеку.
Увы, эта ветреная особа мне изменила. Оказалось, что ей больше по душе был Изя Кацман, который здорово пиликал на скрипке. Ему уже исполнилось десять лет, и в своей шикарной бобочке, клетчатых штанах и американских ботинках на толстой подошве он был неотразим.
Конечно, морду ему я набил. Притом, несколько раз. Но уже в те далекие годы я понял, что ревность – это очень нехорошее, мстительное чувство.
Больше я не влюблялся. По крайней мере, без памяти. Русоволосая Дюймовочка с бантиками напрочь лишила меня иллюзий, обычных для мужчин (особенно молодых).
Я повиновался лишь зову плоти. Что делать, против природы не попрешь. И пусть мне простят те женщины, которым я в порыве страсти вешал лапшу на уши, создавая необходимый в подобных делах звуковой фон. В такие моменты я и впрямь был искренен.
Но все в этом мире преходяще, в том числе и нечаянные увлечения. Утром я становился прежним Волкодавом, бойцом спецназа, для которого отец – это командир, казарма – мать родная, а винтовка – любимая женщина…
– Ты как вчера?.. – спросил я, не поднимая глаз.
Не сказал бы, что меня мучили угрызения совести по поводу моего внезапного исчезновения из "Третьего Рима", просто нужно было как-то начать разговор.
– Нормально, – живо ответила Марья.
– Что значит – нормально?
Не знаю, что там уловила Марья в интонациях моего голоса, но на мой вопрос она ответила весьма сдержанно и осторожно:
– Посидела еще немного, а затем вызвала такси и уехала домой.
"Сама уехала?", – едва не сорвалось у меня с языка. Но я вовремя опомнился и спросил совсем про другое:
– Как обстоят дела с квартальным отчетом?
Главный бухгалтер заболел, и бумажными делами занимался его зам, не имеющий достаточного опыта.
Потому я попросил Марью держать бухгалтерские дела на контроле.
– Идем с опережением графика. Осталось заполнить формы по пенсионному фонду и службе занятости.
– Молодцы. Но прежде чем сдать отчет, пусть всю эту цифирь на всякий случай проверит главбух. Он уже выздоравливает, так что легкая нагрузка ему не повредит.
– Будет исполнено, – по-военному ответила Марья.
– А заодно и проведаете его, – добавил я, доставая из кармана деньги. – Купите чего-нибудь вкусненького… на ваше усмотрение. К сожалению, составить вам компанию не смогу.
– Вы уезжаете?
– Да.
– Когда вас ждать?
– Трудный вопрос… Может быть, к вечеру. Короче говоря – созвонимся.
Я поднялся и стал одеваться. Марья посмотрела на меня долгим, испытующим взглядом, хотела еще что-то спросить, но передумала. Она уже была у двери кабинета, когда я сказал:
– Марья, ты прости меня за вчерашнее… Я действовал по ситуации. А она была очень серьезной.
– О чем речь… – Марья мягко улыбнулась. – Мужские дела и поступки всегда загадочны для нас, женщин.
Поэтому и прощать-то нечего. – Она чуток помолчала, а потом все-таки задала вопрос, который вертелся у нее на языке: – Можно полюбопытствовать, что это был за человек, за которым вы бросились с такой прытью, словно вас к нему привязали?
Ах, черт! Все-таки Марья усекла, кому я упал на хвост. До чего же проницательная девка… Ей бы в разведку. А ведь там, в ресторане, она ни единым движением не выдала, что поняла мои устремления.
– Полюбопытствовать не возбраняется, – ответил я сдержанно. – Но пока я не могу сказать тебе правду. А врать не хочется. Уж извини…
Я подошел к ней и взял ее за плечи.
– И еще одно, Марьюшка… Есть у меня просьба. С сегодняшнего дня мы на осадном положение.
Поостерегись. Всегда блокируй дверки машины и не выходи по вечерам на улицу. Я не шучу и не преувеличиваю опасность. В принципе, охотиться будут за мной. Но мне совсем не хочется, чтобы и ты попала под топор – так сказать, за компанию.
– Я понимаю, – серьезно ответила Марья. – Охрана предупреждена?
Нет, ну что за женщина! Никаких "ах" да "ох", "кто" и "почему". Предельная собранность и конкретность.
У нее даже глаза потемнели и словно покрылись ледяной коркой, а возле губ образовалась жесткая складка.
И я был абсолютно уверен, что она не испытывает страха. Что было бы вполне естественно для слабой женщины.
– Не волнуйся, парни свое дело знают. Но несколько слов я, конечно, им скажу.
– Удачи вам, – сказала Марья, посмотрев на меня таким взглядом, что у меня сердце затрепыхалось, как заячий хвост. – Берегите себя.
– Уж постараюсь, – буркнул я смущенно.
И быстро покинул кабинет.
В этот момент мне до сердечной боли захотелось, чтобы встреча с Анубисом и предстоящая разборка с "покупателями" магазина на Левобережной улице (а что она грядет, я в этом совершенно не сомневался) оказались всего лишь дурным сном.