Киллер
Я был в ужасе.
Крохотный комочек благоразумия совершенно исчез во всепоглощающем мандраже, обрушившемся на меня словно горный сель.
Выбиваясь из последних сил, задыхаясь и тщетно взывая о помощи неизвестно к кому, я несся в середине бурного потока непонятно куда и без надежды за что-нибудь зацепиться.
Я испугался встречи с семьей.
Как часто я представлял этот момент, и с каким спокойствием и умиротворением я засыпал, так и не досмотрев свой бесконечный «семейный» сериал, вызванный к жизни разгулявшейся фантазией. И вот теперь все позади, а я едва не шарахаюсь в сторону, когда меня обнимает жена.
Я не узнавал жену и сына!
Это было так страшно, что хотелось удариться лбом о стенку, чтобы вернуть мозги на полагающееся им место. Уж лучше вообще размазать их по камням, чем быть полупридурком.
По ночам я лежал рядом с женой неподвижный как колода, и едва не бездыханный до тех пор, пока она не засыпала.
А затем тихо вставал, шел в спальню сына и ложился прямо на коврик возле его кроватки.
Едва начинал брезжить рассвет и принималась ворочаться, просыпаясь, Ольга, я вскакивал на ноги и опрометью бросался заниматься по хозяйству.
Но самыми тяжкими были минуты близости.
Все мое естество противилось тому насилию, что я совершал над собой каждый раз, когда просто был обязан ответить на ласки жены.
И когда дело доходило до самого главного, я едва не медитировал в постели, лишь бы выполнить свой супружеский долг.
Наверное, Ольга чувствовала мое состояние, но старалась не подавать виду.
Она была ровна в обращении, ласкова, не назойлива — даже в постели — и очень находчиво выходила из неловких положений, в которых я оказывался гораздо чаще, чем мог представить в своих самых мрачных предположениях.
Иногда мне казалось, что Ольга изучает меня, как подопытного кролика.
Все как в научных экспериментах по психологии, о чем я читал в каком-то журнале во время плавания из Пирея в Новороссийск: вопрос — реакция — ответ; если ответ положительный — на сколько баллов; отрицательный — больше не повторяются даже варианты вопроса, а иногда и тема снимается.
И в конце концов вопросы задаются только по высшей отметке шкалы положительности, реакция — соответственная, а ответ можно угадать заранее.
Однако если с женой у меня был всего лишь большой напряг, то с сыном я чувствовал себя и вовсе скверно — мальчик стал немым.
Ольга мне рассказала, что во время эвакуации из Непала — когда пришло известие о моей гибели — они пробирались через джунгли, чтобы добраться незамеченными до железнодорожной станции.
Я не мог не отдать ей должное — решение было мудрым и своевременным. Она каким-то шестым чувством поняла, что меня просто убили и скоро может наступить ее очередь.
Чтобы спасти сына, Ольга не мешкая собрала свои скудные пожитки и задолго до рассвета покинула дом, купленный для нее неизвестным человеком, почти не говорившим по-русски.
Беда случилась почти у самой станции, возле небольшой деревеньки. Их приютил на ночь деревенский пастух.
Утром он проводил Ольгу с сыном к началу самой короткой тропы, ведущей на станцию, и уже было повернул обратно, как на него набросился тигр-людоед. Он растерзал бедного гуркха прямо на глазах мальчика, находившегося в пяти шагах от места трагедии.
Старый хромой хищник, как потом оказалось, уже не раз совершал подобные разбойничьи набеги на окрестные деревеньки и даже на саму станцию, совершенно не опасаясь ни охотников, ни пышущих паром чудовищ, бегающих по железным рельсам.
Он уже не мог охотиться на быстроногую дичь, был всегда голоден, а потому убивал все живое, что встречалось ему на пути.
Однако ни сына, ни жену тигр не тронул — представители его породы очень редко убивают без надобности. Зверь удовлетворился одним пастухом, которого уволок в глубь джунглей.
С тех пор Андрейка перестал разговаривать. Он дичился всего, а в особенности незнакомых людей.
Увы, я для него пока был чужим…
Как только я ни изощрялся, чтобы заинтересовать его, растопить лед холодной отчужденности. Он смотрел на меня затравленным зверьком, а я чувствовал, как мое сердце кроится на куски: ведь это я, я виноват в том, что так случилось! Я и моя проклятая «профессия».
Как мне было тяжело…
Но я не сдавался.
Я пытался мастерить для него игрушки, даже иногда что-то получалось, баловал сладостями (их привозили в спецзону по первому моему требованию), читал на ночь сказки…
Мне иногда казалось, что временами он и матери сторонится.
Единственным живым существом в доме, к кому Андрейка относился с трепетной любовью, была канарейка.
Ее принес Ливенцов — кто-то из временных жителей зоны уезжал, и бедная пичуга оставалась бесхозной.
Впрочем, в этом городке, похоже, все были временные.
Каждый имел свое «жизненное пространство» вокруг коттеджа, за пределы которого не выходил никогда. В гости друг к другу никто не набивался, а при редких случайных встречах, так сказать, в «приграничной полосе» все торопились показать спину.
Я тоже не был исключением.
Так прошло десять дней.
Я понимал, что «сюрприз» Абросимов преподнес не за красивые глазки. И знал — мне не отвертеться от его предложения.
Каким бы оно ни было…
Ведь ставкой в нашей игре была моя семья. А на что способны спецслужбы, если им очень понадобится довести операцию до логического завершения, я уже видел в Греции.
Поэтому насчет выбора «быть или не быть» у меня иллюзий не возникало. Я должен смириться со своей участью и постараться выполнить задание без сучка и задоринки.
Наверное, я мог бы уйти из зоны. Даже с семьей, хотя это было очень опасно. И очень непросто.
Пришлось бы брать в заложники Абросимова и генерала, который был здесь главным. Правда, его я не видел, но нечаянно подслушал разговор врача и Пестряги, регулярно навещавших выздоравливающего Андрейку.
Оказалось, что в городке есть вертолетная площадка. Но «вертушка» находилась в личном распоряжении шефа спецзоны, генерал-майора, которого собеседники называли Абреком.
Я так и не понял, что это — имя или кличка.
И все равно даже такой вариант в случае идеального исполнения не мог гарантировать полной безопасности семьи.
Ведь не исключено, что вокруг зоны были еще и защитные пояса, где командовали другие люди. И они могли спокойно наплевать на жизни своих коллег-заложников, исполняя приказ вышестоящего начальства, без пропуска и пароля выход из городка возможен только вперед ногами в цинковом гробу.
А в том, что спецзона была засекречена по максимуму, я уже убедился.
Иногда я вспоминал Анну. Чаще всего ночью, лежа рядом с женой.
И в такие моменты мне становилось так стыдно, что я благодарил благословенную темноту, скрывавшую мой виноватый вид.
Но все равно эти воспоминания были для меня приятны и вызывали какую-то легкую и сладостную тоску…
Абросимов приехал в понедельник. По его озабоченному и усталому виду я понял — пора.
— Да, нужно принимать решение, Карасев, — твердо сказал полковник.
Мы были одни; Ольга и Андрейка пошли прогуляться.
Я ответил ему тяжелым, сумрачным взглядом. Не было у меня доверия к Абросимову — и все тут. Внутри у него притаилось что-то гаденькое, ненастоящее… Про таких говорят — человек с двойным дном.
— Ваши родные здесь в полной безопасности, — продолжал Абросимов, напрочь проигнорировав мое настроение, — хорошо обеспечены и могут находиться в городке сколько угодно. Ничего необычного в этом нет — так живут семьи многих офицеров в отдаленных гарнизонах. Вы поступаете к нам в качестве вольнонаемного с выплатой жалованья и премиальных. Все чин чинарем.
— Не очень в это верится… — буркнул я независимо.
— Уж поверьте. Прошлое забыто и стерто, получите новые документы и легенду. А там…
— Только не нужно рассказывать мне, что будет потом. Я не настолько наивен, чтобы не знать, чем может все обернуться.
— Все зависит от вас.
— Опять двадцать пять. Ничего от меня не зависит. Так же, как и от вас. Но про меня ладно, а вот семья…
— С семьей будет все в порядке. Даю слово офицера.
Слово офицера… Я едва не рассмеялся ему прямо в лицо. У тебя, сволочь, даже документы фальшивые, не говоря уже о твоих сладких речах, попахивающих смертью.
Но я сдержался. И сказал:
— Слово к делу не пришьешь. Вы ведь не всесильны. Ситуация может измениться в любой день или час.
— Может, — неохотно согласился Абросимов. — Но мы постараемся минимизировать всякие неожиданности.
— Я требую гарантий.
— Что вы подразумеваете под понятием «гарантии»?
— Я хочу увезти жену и сына подальше отсюда.
— То есть за рубеж?
— Хотя бы…
— Нет.
— Тогда не важно куда. Лишь бы как можно дальше отсюда. И чтобы об их местонахождении знал лишь я один.
— Ни в коем случае, — отрезал Абросимов. — Так не пойдет. Надеюсь, вам не нужно объяснять почему.
— Вы очень рискуете, полковник… — глухо сказал я, пытаясь унять приступ злобы. — Я не люблю, когда меня держат на коротком поводке. Можете не сомневаться — я выполню все, что вы прикажете. Но мне будет гораздо спокойней, если семья окажется вне вашего поля зрения. Игра должна идти на равных и без дураков.
— Вы мне угрожаете? — Абросимов налился кровью.
— Предупреждаю.
— Карасев, вы забываетесь! Здесь командую парадом я, и никто иной. И будет так, как я решил.
— Я не военный человек. И чувство субординации мне незнакомо. Поэтому не нужно наступать мне на горло. Если, конечно, вы ждете от меня эффективной работы.
— Все это верно. Но в ваших требованиях упущен из виду один важный момент — вы не рядовой гражданин и тем более не офицер разведки. Вы преступник, осужденный к высшей мере. И мы даем вам шанс искупить свою вину. Вместо того, чтобы отправить в распоряжение расстрельной команды. Так кто должен требовать гарантий?
— Вы рискуете… — Я закусил удила. — Я и впрямь не вправе что-либо требовать. Но не дай вам бог попытаться обмануть меня!
— В теории обман всего лишь несовпадение мнений по одному и тому же поводу.
— Это голая казуистика.
— Пусть так. Но вы можете быть спокойны — с головы Ольги и мальчика даже волос не упадет. Могу поклясться чем угодно.
— Ваши клятвы что дождь в пустыне. Закончился, и вновь одни сухие пески. Мне это знакомо…
— У меня нет причин вас обманывать.
— К вам в голову не заглянешь.
— Верно. Придется, Карасев, принять все на веру.
— Наверное, придется…
— Все остальное — в ваших руках.
— Еще бы. Мне это так знакомо… насчет моих рук… А что касается вашей трактовки «теории» обмана, то лучше бы она не подтвердилась на практике. По крайней мере, в нашем конкретном случае.
— Будем стараться вместе. У вас задание настолько ответственное и опасное — скрывать не буду, — что ни о каких подвохах с нашей стороны просто не может быть и речи.
— Вы хотите сказать, что только дурак рубит сук, на котором сидит?
— Что-то в этом роде… Так вы согласны?
— А у меня есть альтернатива?
— Значит, договорились. — Абросимов смотрел на меня угрюмо, жестко и с некоторым сомнением.
— И учтите — мы на вас очень надеемся.
— Я польщен.
Полковник сделал вид, что не понял мой сарказм. Он сказал:
— Фамилию и имя мы вам оставили те же, что и в ваших нынешних документах, — Алексей Листопадов…
— Пусть будет так, — согласился я с полным безразличием.
— Только мы более тщательно поработали над некоторыми моментами биографии, — продолжал он невозмутимо. — У вас на подготовку к внедрению есть еще неделя.
— К внедрению?
— Именно. Теперь уже можно открыть карты: вы должны проникнуть в охранное подразделение «Витас-банка».
— Всего лишь…
Я был несколько разочарован и в то же время почувствовал облегчение — слава богу, что не нужно выезжать за границу.
И главное — пока не нужно никого убивать.
— Напрасно радуетесь. Задание очень опасное. При попытке внедрения мы уже потеряли двух человек. И смею вас уверить, не самых худших.
— Значит, плохо готовили операцию.
— Не исключено… — Полковник поиграл желваками. — Но теперь мы постарались учесть все, что только возможно.
— От нелепых случайностей не застрахован никто.
— Это верно….
— Но если профи дали маху, то как я смогу выполнить задание? Ведь ваших академий я не заканчивал.
— Что и является изюминкой нашего замысла… — Абросимов хитро ухмыльнулся.
— И с чем ее есть, эту вашу изюминку? — спросил я. — В ваших делах я дуб дубом.
— В этом вся соль. Дело в том, что, к нашему несчастью, службу охраны возглавляет бывший сотрудник ГРУ. И его провести очень трудно.
— Если только в нем загвоздка…
— Мы думали над этим вопросом…
— И до чего додумались?
— Мы пришли к выводу, что, во-первых, ликвидировать начальника охраны не так просто…
— Ну, это как сказать… — Я криво осклабился. — Убить можно кого угодно. И где угодно.
— В этом вопросе с вами спорить трудно, — поддел меня Абросимов. — Вы большой практик…
— Не я один. В нашей стране заказные убийства случаются через день. Если не чаще. И совершаются они, между прочим, профессионалами. В большинстве случаев.
— Что вы хотите этим сказать?
— А то, что профи не растут в лесу, как грибы. Почти все они прошли школу армейских и прочих спецподразделений. Не так ли?
— Так, — вынужден был согласиться Абросимов. — Но мы отклонились от главной темы.
— Валяйте. Я весь внимание.
— Так вот, во-вторых, — на принадлежности Чона к профессионалам военной разведки и строится наш план.
— Значит, если я вас правильно понял, в «Витас-банке» мне не нужно будет использовать, скажем так, свой опыт ликвидатора? — спросил я с невольным душевным трепетом.
Неужели на этот раз повезло и мне не придется снова марать руки?!
— Скорее всего, нет.
— Тогда чем я должен заниматься?
Я немного приободрился и почувствовал себя уверенней.
— Для нас главное — достоверная информация из первых рук. Техническое оснащение операции будет на высшем уровне.
— В этом я не сомневаюсь. С вашими возможностями…
— А еще мы создадим под вас группу наружного наблюдения и поддержки.
— Нет! К черту вашу группу поддержки. Обойдусь.
— Но группа наружного наблюдения просто необходима!
— Зачем?
— Чтобы мы могли вовремя вмешаться, если что-то пойдет не по плану.
— Вы говорили, что Чон — ваш коллега. Не так ли? — спросил я.
— Да, так.
— И говорили, что его провести очень трудно. Тогда почему при подготовке плана операции вы как-то упустили из виду его высокий профессионализм? Вашу наружку он вычислит в два счета. Я в этом уверен.
— Мы будем вести наблюдение только с помощью технических средств, — сказал Абросимов.
— Ладно, не буду спорить. Что касается наблюдения, то это ваши дела. Но эти люди ни в коем случае не должны знать, кто я на самом деле.
— Разумно… — Абросимов посмотрел на меня с удивлением. — Я вас понимаю, сказал он задумчиво. — Но это может быть очень опасно…
— Как вам сказать… Может, да, а возможно, и нет. Просто я не хочу присоединиться раньше времени к компании ваших двух парней, которых могли просто сдать их коллеги, вольно или невольно.
— Мы проверяли всех причастных к обеспечению операции…
— Вы им заглядывали в мозги? — бесцеремонно перебил я полковника.
— Нет, но…
— Я не хочу больше дискутировать на эту тему. Кто еще, кроме вас, будет знать о моем внедрении?
— Только Ливенцов. И наш шеф.
— Это много.
— Я понимаю, но вам ведь нужен связник и доверенное лицо, потому как мне вообще нельзя сейчас даже голову высунуть — вмиг засекут.
— А шеф?
— Куда денешься… — Абросимов с огорчением развел руками. — От шефа многое зависит, — сказал он с невольным вздохом сожаления. — Попытаюсь держать язык за зубами, насколько это возможно.
— И на том спасибо.
— Мы уезжаем через два часа. Неделя на подготовку в нашем специальном центре — и вперед.
Я невольно вздрогнул.
Специальный центр… Уж не тот ли, где я был «куклой»?
Нет, только не туда!
— Что такое специальный центр? — спросил я с дрожью в голосе.
— Это такое место, где проверяется готовность сотрудника выполнить задание.
— Каким образом?
— Там мы уточняем детали предстоящего задания и проигрываем нестандартные ситуации, которые могут случиться в процессе работы.
— Где находится этот… специальный центр?
— Зачем это вам? — удивился Абросимов.
— Нужно!
— Странное желание… — задумчиво сказал Абросимов, пристально изучая мое лицо. — Чтобы не сказать больше…
— Я должен знать!
— A-а, понятно, — наконец сообразил Абросимов. — Вам нужно было сразу сказать…
— Это тот самый?..
— Нет. Там, где вы были в роли «куклы», — учебный центр. А то место, где будете следующую неделю, скорее похоже на санаторий. В спеццентре можно хорошо отдохнуть, немного потренироваться, чтобы быть в форме, и убрать все нестыковки плана оперативных мероприятий.
Я облегченно вздохнул. И спросил:
— Скажите, а почему вы остановили свой выбор на мне?
— Это не секрет. Уже не секрет… — Он хитро улыбнулся. — Во-первых, ваше прошлое. Если вас и раскроют, то только лишь как киллера со стажем, который просто решил сменить свое амплуа.
— Мне от этого легче не будет…
— Верное замечание. Во-вторых, вы настолько хорошо держались на допросе, что я едва вам не поверил. Похоже, что даже при применении сильных психотропных средств вы каким-то образом можете управлять своими эмоциями. Здесь есть два варианта: или у вас очень сильная воля, или вы где-то прошли спецподготовку. Я прав?
— Трудно сказать… — Я пожал плечами. — Не забывайте, что у меня амнезия.
— Впрочем, это уже не суть важно. Главное, что вас расколоть не так просто. Конечно — и вам, уверен, это известно, — есть и другие методы ведения допросов, более жесткие и практически стопроцентно эффективные. Однако к ним обычно прибегают в крайнем случае, когда материал уже не представляет ценности и не важно, что с ним потом случится. Думаю, до этого во время выполнения задания не дойдет: или вы сами выкрутитесь, или мы поможем.
— Материал?..
— Не будем спорить о терминах, — резко отмахнулся Абросимов. — Это не имеет принципиального значения.
— Для кого как…
Абросимов посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.
— Ну и в-третьих, — сказал он после небольшой паузы, — я теперь знаю, как вы работали в Непале и Греции…
— Даже так?
Я спокойно выдержал его взгляд, хотя так и не смог убрать с лица скептическое выражение.
— Может, мне и не все известно, — вынужден был согласиться Абросимов. — Но и тех сведений, что пополнили ваше досье, достаточно, чтобы сказать — да, именно такой человек нам и нужен. Убедительно?
— Вполне… — сдержанно ответил я.
А в уме простонал: будьте вы все прокляты!
Хотел бы я знать, чем отличается убийца самодеятельный или тот, который работает на мафию, от того, кто находится на государственной службе?
— И последнее: где находится «Витас-банк»? — спросил я, остывая.
Когда Абросимов ответил с совершенно безразличным видом, я едва не охнул от горячей волны, которая обожгла мою и так искалеченную память, — неужели?!
Об этом городе мне рассказывал Сидор. И уже тогда я вспомнил так много деталей, что даже удивился.
И позже, когда я сидел под замком, стоило мне закрыть глаза и прокрутить разговор с ним, туманная глыба города начинала приобретать ясные очертания: дома, улицы, скверы, коммунальная квартира, наполненная гулом до боли знакомых голосов, где, как мне казалось, я различал и собственный…
Наверное, это был мой родной город.
Так, по крайней мере, утверждал Сидор на основании наших прежних разговоров, когда я еще был в здравом уме и мы вместе, как он выразился, «совершали гастроль» в тех местах.
Я вдруг до горячечного зуда захотел как можно быстрее оказаться в той стороне.
Вдруг мне сказочно повезет и на родных мостовых я наконец отыщу свою загубленную в чужих землях память?
И еще одно кольнуло меня под сердце острым шилом: а ведь Абросимов знает, что меня связывает с этим городом.
Знает!
При моей амнезии оказаться там…
Что задумал этот козел? Несмотря на внешне респектабельный вид, у Абросимова была гнилая душонка. Я это понял сразу.
И чем дольше мне приходилось с ним общаться, тем больше крепла моя убежденность в том, что я в своих предположениях не ошибся.
Я ему до сих пор не верил ни на копейку, а теперь…
Сукин сын!
