Опер
В последнее время я входил в кабинет уже бывшего начальника областного управления по борьбе с организованной преступностью полковника Саенко без стука.
Он мне до такой степени опротивел своим лизоблюдством по отношению к власть имущим, что я видал и его, и свою службу в гробу в белых тапочках с черными шнурочками и готов был подать рапорт на увольнение по первому требованию.
Но «бывший» меня почему-то стал бояться как черт ладана. Особенно после событий с Шалычевым, в которых я сыграл сольную партию на трубе.
То есть «спустил в трубу» нескольких мафиозных воротил.
Правда, чужими руками.
Но к новому шефу я постучал — негромко и интеллигентно, без спешки и напора.
— Войдите!
Голос Латышева был низок, но чист и звучал как отдаленный гром ранней весной.
Я вошел.
Наши взгляды столкнулись и, наверное, высекли искры — я никогда не ощущал особого трепета перед начальством.
— Майор Ведерников?
— По вашему приказанию…
— Присаживайтесь.
Я сел.
Латышев листал какие-то бумаги, грызя чубук курительной трубки из вишневого дерева. Но воздух в кабинете был чист, в отличие от помещений, где обретаются заядлые курильщики.
— Привычка, — буднично сказал Латышев, не поднимая головы. — Курить бросил года два назад, а вот эту «соску» — никак. Без трубки вроде чего-то не хватает.
Черт! Он что, мысли мои читает?!
— Нет, мысли я читать не могу.
Латышев наконец оторвался от бумаг и взглянул на меня с насмешливым выражением.
— Это я вам пыль в глаза пускаю. Просто немного опыта, чуток наблюдательности, малая доза интуиции — и перед вами дедуктивный метод Шерлока Холмса в дистиллированном виде. Когда-то увлекался…
Я только кивнул, соглашаясь.
С чем? Хрен его знает…
Полковник просто болтал, чтобы «вытянуть» сотрудника на себя, растопить ледок опаски и некоторого неприятия, что всегда бывает, когда приходит новый начальник и никто из подчиненных не знает, что это за гусь.
Полковник просто меня прощупывал — первое впечатление обычно самое яркое и точное и впоследствии очень редко подводит.
Если, конечно, человек не без мозгов в голове…
— В каких отношениях вы были с Саенко? — вдруг спросил Латышев.
И вперил в меня тяжелый прищур.
— В служебных, — не задумываясь, резко ответил я и внутренне подобрался.
Вопрос мне не то что не понравился, а и вовсе вызвал приступ злобного неприятия.
— Не сомневаюсь.
Глаза Латышева потухли, и он снова опустил взгляд на бумаги.
— Правда, у меня есть сведения, что вы были с ним не в ладах. Конфронтировали. И достаточно жестко.
— К чему эти разговоры, товарищ полковник? Саенко, как я понимаю, дело прошлое.
— Не скажите…
Латышев достал из ящика стола большой конверт и вытащил из него черно-белую фотографию размером 18 на 24.
— Саенко исчез. Сгинул, будто его корова языком слизала.
— А нам что за дело? Из органов, насколько меня успели сегодня просветить, он уволился… какие проблемы?
— Большие. Он был под следствием и дал подписку о невыезде. Об этом знает очень ограниченный круг лиц.
— Найдется…
Я едва сдержался, чтобы не сказать грубость — видал я вашего Саенко… болт ему в глотку, паскуднику. Найдется, потому что дерьмо не тонет и в огне плохо горит.
— Подобные ему «ценные» кадры бесследно не исчезают. Скоро всплывет в столице или еще где, каким-нибудь советником, референтом, юрисконсультом и так далее.
— Действительно, такие, как Саенко, не тонут… Но факт налицо — он буквально испарился. И самое отвратительное в этой истории заключается в том, что мы потеряли сотрудника, занимавшегося делом Саенко.
— Кто?
— Вы его не знаете. Он из центрального аппарата.
— Наружка?..
— Совершенно верно. Вы сами понимаете, что местных сотрудников правоохранительных органов привлечь к разработке Саенко мы не могли.
— Понимаю… Как это случилось?
— В том-то и дело, что мы сами не знаем. Парень лежал в кустах неподалеку от дачи Саенко. На левом виске убитого был синяк размером с небольшую монету. И все. Никаких видимых повреждений.
— А что показало вскрытие?
— Ничего. Кости целы, следов отравления не обнаружено, кровоизлияния во внутренних органах нет, сердечно-сосудистая система — дай бог каждому… живому; короче — загадка.
— Он мог умереть от болевого шока.
— Как это?
— В Афгане в нашем подразделении был подобный случай: солдату разведбата во время поиска в горах на голову свалился совсем маленький камешек, и он умер практически мгновенно. Та же самая картина — темное пятнышко на виске. Так называемая болевая точка, узел нервных окончаний.
— Откуда вам это известно? — Латышев смотрел на меня, будто целился.
— Мне объясняли спецы по рукопашному бою. В экстремальных ситуациях, когда все чувства обострены до предела, болевые точки как бы проявляются, всплывают из глубины тела к кожному покрову, и любое точное попадание в эти ахиллесовы пятки может вызвать летальный исход.
— То же самое говорили и консультанты из столицы, — сказал Латышев.
— Значит, я прав.
— Но все равно врачи-эксперты только разводят руками — следы насилия как таковые отсутствуют.
— Он мог просто упасть и удариться о камень.
— Да, булыжников там хватает. Но главное другое — по идее от такой травмы он должен был остаться в живых.
— Значит, он не падал. Видимо, удар наносил профессионал высокого класса.
— Возможно. Выходит, что Саенко не просто сбежал…
— Извините, товарищ полковник, — может, мы оставим эту тему? По-моему, все, о чем вы мне рассказываете, закрытая информация.
— Верно. Ну и что?
— У нас в управлении, если вы пока не знаете, таких тайн мадридского двора пруд пруди. Обычно сотрудники стараются знать только то, что им положено по штату. И ни на грамм больше. Объяснить почему?
— Не нужно. И так понятно. А излагаю я вам банальную по нынешним временам милицейскую историю вовсе не из-за своей неопытности или чрезмерной болтливости. Просто я представляю материалы вашего нового дела.
— Даже если я и догадался об этом, то позвольте мне сделать вид, что я полный кретин. Я готов взять в разработку кого угодно, только не Саенко.
Меня даже передернуло от омерзения.
Этот сукин сын попил моей кровушки вдоволь, и идти по его зловонным следам, даже из мелкотравчатого чувства мести, у меня не было ни малейшего желания.
— А у вас нет иного выхода, — буднично сказал Латышев, пытаясь поудобнее устроиться в скрипучем кресле-вертушке, раздавленном задницей Саенко.
— Выход всегда есть, — возразил я с вызовом.
— Согласен. Труба крематория — тоже выход. Но в том деле, которое вам будет поручено, Саенко играет роль скорее шута, нежели солидной фигуры. Непомерные амбиции, судя по досье, и патологическая трусость. Калиф на час.
— Это точно, — подтвердил я с мстительным чувством.
— Его тянули за уши вверх по служебной лестнице…
— Кто?
— Не суть важно. Но вы — может, нечаянно, а возможно, и преднамеренно — поломали этим людям всю игру.
— Так уж вышло… Лучше бы я не лез в эти игры…
— Что? А… Понятно. — Латышев помрачнел и понимающе кивнул. А затем продолжил: — В итоге Саенко засветился и стал нужен им как прошлогодний снег.
— Может быть…
— Не может быть, а точно. Не сомневайтесь.
— Я не думаю, что бывшие покровители Саенко оставили его на произвол судьбы.
— Верно. Этой глупости сделать они не могли. Не имели права. Саенко чересчур много знал. Потому и был под присмотром нашей наружки. Мы хотели знать, что они предпримут. И какое щупальце спрута пошевелится первым.
— Кто такие «мы»?
— Вы верно уловили суть. Ни для кого не секрет, что я приехал в ваш город из столицы. Где работал в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью. Примерно с год назад нас заинтересовала активность мафиозных структур в этом регионе. Тогда Саенко и попал в поле нашего зрения. А с ним и еще кое-кто. Но определить, в чем смысл многоходовых комбинаций группы отечественных банков и зарубежных фирм, большая часть которых имеет подмоченную репутацию, мы так и не смогли. Поэтому было решено максимально приблизить расследование к месту основных событий.
— Понятно. Но почему вы говорите, что у меня нет другого выхода, как взяться за это дело?
— Прошу меня извинить… для вас сейчас это очень больная тема… Но к сожалению, у нас весьма специфическая профессия, изначально предполагающая нечто подобное. Как ни горько это сознавать… Я искренне вам сочувствую.
«А не пошел бы ты, полковник, со своим сочувствием!..» — подумал я со злостью. Но сказал совсем другое:
— Спасибо…
— Так вот, дело в том, что сейчас за вами идет охота…
— Новость несколько устарела.
— И то правда. Но кто именно открыл на вас сезон охоты?
— А как мне хочется узнать, кто эти охотники…
Злоба хлынула мне в голову горячей волной. Латышев понимающе кивнул.
— Скорее всего, в качестве охотников выступают именно те люди, о которых я вам говорил. До сих пор вы дрались с ними практически в одиночку, — сказал он. — А теперь я вам предлагаю мощную поддержку и защиту в любом варианте.
— Значит, дело вовсе не в Саенко?
— Найдем его — хорошо, нет — пусть побегает, никуда он не денется. Рано или поздно мы Саенко достанем. Если, конечно, к тому времени он еще будет коптить небо.
— Но почему именно я?
— А как вы думаете?
— Никак не думаю. То, что за мной охотятся, — понятно. А раз так, значит, я сейчас под колпаком. Верно?
— Верно.
— Тогда как можно расследовать вообще что-либо, не говоря уже о деле Саенко и иже с ним, когда каждый мой шаг для противника будет высвечен, словно на киноэкране, со всеми нюансами как психологического, так и чисто розыскного плана?
— Так это именно то, что нам нужно!
— Извините, не врубился…
— Вам не надо скрывать или как-то маскировать свои следственные мероприятия. Наоборот — идите напролом, прите буром, берите кого требуется за глотку, выворачивайте наизнанку… Короче, побольше шума. Плюньте на все законы — конечно, в пределах разумного, — топчитесь, словно слон в посудной лавке.
— Вот теперь я понял. Вы мне предлагаете роль живца, наживку для акул, и так уже готовых сожрать вместе со мной и блесну, однако еще колеблющихся и выбирающих, под каким соусом это сделать.
— Ну, «роль живца» — это сильно сказано.
— Почему сильно? Если я возьмусь за дело, то не только дверь взорвут, но и мой дом вместе с жильцами. То есть вы сейчас разговариваете с тенью отца Гамлета. За порогом управления я уже труп.
— Да, я и впрямь сватаю вас на роль фонаря, торчащего посреди пустыря. В операции, утвержденной на самом верху, вам отводится самая тяжелая и в то же время самая ответственная диспозиция.
— Это называется женить меня без моего согласия. А если я откажусь?
— Вы так не поступите.
— Почему вы так думаете?
— Майор, я мог бы вам говорить о долге, о патриотизме… и прочая. Но вы не принадлежите к тем людям, которым нужно забивать баки. Ваша биография является тому подтверждением. Вы НАШ человек.
— Что значит «наш»?
— А просто НАШ — и все. Вам понятно?
Я сдался. В скупых словах Латышева звучала железная вера в те идеалы, которыми и я грешил совсем недавно. Значит, не один я такой дурак?
Это меня воодушевляло.
— И что должен делать «фонарь на пустыре»? — спросил я без обиняков.
— Главная ваша задача — отвлечь внимание от основных событий, которые должны готовиться тихой сапой, не спеша. Вы ведь понимаете, какого зверя мы должны обложить.
— Товарищ полковник, скажите: я похож на лоха?
— Конечно нет. Судя по аттестации, вы на своем месте. Мало того, вы один из лучших. А почему вы так спросили?
— Да потому, что все мои начальники стараются всучить мне дельце, попахивающее могилой. Так было в Афгане, затем в уголовном розыске, и теперь… ну, в общем, понятно. Неужто я смахиваю на Иванушку-дурачка?
— Я бы сказал, что не очень, — примирительно улыбнулся Латышев.
— Тогда почему бы мне сейчас не заняться, например, рэкетом на таможенном терминале? Сотрудник, ведущий это дело, прооперирован, что-то очень серьезное, так что полгода его на рабочем месте не будет. Я в курсе событий, знаком с материалами — мне и карты в руки.
— Согласен. Приказать идти на верную смерть я не могу. Хотя у вас создается впечатление, что пытаюсь.
— Так ведь вы только что сами сказали, что я не похож на сказочного персонажа. При всем том я пока умишком не слабую.
— Это не совсем так. Я уже вам говорил и еще повторюсь: вы в безвыходном положении.
— Говорить-то вы говорили. Но что с того? Разве нельзя оставить службу и уехать в какую-нибудь тмутаракань? Есть человек — есть проблема, нет его — и все довольны.
— Даже если вы прямо сейчас уволитесь из органов и попытаетесь залечь в каком-нибудь Трущобинске, вас все равно отыщут. И даже не потому, что у них длинные руки. Просто они из породы злобных пакостников, готовых, как крысы, загрызть любого, кто преднамеренно или нечаянно встал на их пути к кормушке, пусть это было так давно, что даже неправда.
— Значит, как я понял, и у них на самом верху сказали «фас»?
— Можете не сомневаться.
— Итак, если я возьмусь за дело, любая поддержка мне обеспечена.
— Несомненно.
— Я могу исполнять свои служебные обязанности так, как положено, а не так, как мне укажут все эти «избранники народа», на которых негде клейма ставить. Я верно уловил суть задания?
— Абсолютно.
— И вы потом, случись чего, не дадите задний ход?
— Я понимаю, о чем вы… Разумно. Я готов разделить ответственность вместе с вами. Все будет задокументировано.
— Ой ли? — Я саркастически ухмыльнулся.
— Естественно, за исключением некоторых пикантных подробностей, скажем так, не подлежащих обнародованию.
— Вот это уже ближе к истине.
— Но я все-таки надеюсь на ваш здравый смысл. Нам нужно дойти до финиша без потерь.
— Ладно, я согласен. У меня будет напарник?
— Ни в коем случае! Разве что мелкие поручения… Нет, скорее всего, нет. Впрочем, детали обговорим позже.
— С кем я буду на связи?
— Вы будете иметь дело только со мной. Или с теми сотрудниками, на кого я укажу.
— Чтобы организовать утечку информации…
Латышев посмотрел на меня с нескрываемым изумлением.
— Вы очень сообразительны, Ведерников. Я уверен, что мы сработаемся.
— А вы не думаете, что наш сегодняшний разговор уже через час будет известен заинтересованным лицам?
— Приятно иметь дело с настоящим профи…
Латышев улыбнулся и полез в стол.
— Из этого кабинета я выбросил около десятка «клопов». Пришлось поменять и всю аппаратуру, вплоть до телефона и компьютера. Вдруг останется какой-нибудь псевдодиод, который «слышит» даже шепот?
Полковник положил на стол достаточно миниатюрный аппарат размером с половину пенала первоклассника. По некоторым деталям я сразу определил, что это зарубежная штуковина.
Аппарата был включен — на панели, рядом с кнопками настройки, ритмично мигала крохотная зеленая точка.
— Импортная глушилка, — сказал Латышев. — Весьма эффективна в работе. Завтра получите такую же. Пригодится…
«Еще как пригодится…» — подумал я.
И еще одна мысль мелькнула в голове: интересно, где это Латышев откопал такую сверхсовременную хреновину?
Уж наверное не в универмаге…
Да и на щедрость родного министерства не похоже. Наших генералов больше волнуют личные дачи и служебные машины, нежели всякая «дребедень», нужная оперативнику как воздух.
Кто ты, полковник Латышев?
