Отступление 5
Сержант Кучмин
Небо было совсем рядом; хотелось потрогать рукой тугое, белоснежное облако, зачерпнуть ладонями голубой прохлады, чтобы остудить горячую грудь и пить взахлеб. Пить…
– Пить… – прошептал Степан Кучмин; сознание возвращалось медленно, неохотно.
Скосил глаза влево – и рука вяло зашарила по земле в поисках гранаты: шагах в десяти виднелась танковая башня с белым крестом. Едкий черный дым медленно струился из открытых люков и поднимался ввысь, орудийный ствол уныло уткнулся в бруствер траншеи.
«Готов, гад!» – вздохнул с облегчением Степан и, стряхнув комья земли с груди и ног, сел.
Вечерело. Поле боя кое-где еще дымилось – догорали танки. Странная, пугающая тишина зависла над перелесками, где совсем недавно бушевал огненный вихрь.
Кучмин с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел к траншее; споткнулся, упал на кучу вывороченного взрывом чернозема и уже на четвереньках сполз вниз.
– Кирюша… Кирилл! – потряс он за плечо пулеметчика; боец, склонившись на щиток «максима», казалось, спал. – Очнись, это я, Степан! Ну не молчи ты!..
«Мертв… Как же это так, а? Убит… Нету больше Кирюши… А остальные? Где остальные?!»
– Ребята! Братцы! – Степан начал пробираться по обвалившейся траншее. – Товарищ лейтенант! Где вы? Есть кто-нибудь живой?! Кто-нибудь!..
Поле, заваленное окровавленными телами солдат и догорающей техникой, не ответило даже стоном, таким естественным в этом царстве смерти…
Ночь застала Кучмина в лесу. Линия фронта была где-то неподалеку; редкие орудийные залпы тревожили ночную тишину, будили надежду. «Дойду…» – засыпая, думал Степан…
«Чирулик! Чирулик! Чиу, чиу…» Какая-то ранняя птичка разбудила Кучмина; все еще во власти сна, он потянулся, сел – и тут же снова распластался на земле.
– Какого черта, Ганс, ты сюда забрался?! – послышался чей-то недовольный фальцет.
– Поближе к дровам, Отто… – отвечал хрипловатый басок.
Это были немцы. Степан Кучмин, который до войны жил под Ростовом и учился в школе вместе с детьми немцев-колонистов, свободно владел немецким языком.
Потянуло дымком и ароматом горячей еды. Сглотнув голодную слюну, Степан потянул к себе за ремень винтовку и, раздвинув густой кустарник, высунул голову из неглубокой ложбинки, где провел ночь.
На поляне дымила немецкая походная кухня. Коренастый краснолицый повар в белом переднике помешивал длинной поварешкой в котле; его помощник, повесив мундир и винтовку на сук, подбрасывал поленья в печурку. Худой прыщеватый ефрейтор сидел под дубом и, зажав между колен котелок, нехотя ковырял в нем ложкой.
Зло прищурив глаза, Степан вскинул винтовку и прицелился в ефрейтора; спусковой крючок податливо шевельнулся… и Кучмин оторвался от приклада. Затаил дыхание и, стараясь не шуметь, он тихо сполз на дно ложбинки.
«Дурак! – выругал себя Степан. – Жить надоело… Ну, ничего, мы еще покувыркаемся…»
Из глубины леса послышались голоса, треск сушняка, и на поляну, оживленно переговариваясь, вышли немецкие солдаты, человек двадцать. Степан не стал медлить: выбирая места, где трава погуще, он пополз в чащобу, подальше от поляны.
И наткнулся на замаскированный бронетранспортер. Чуть поодаль, тоже хорошо укрытые маскировочными сетками, пучками свежескошенной травы и ветками орешника, стояли крытые брезентом грузовики, несколько легких танков и мотоциклы.
«Влип…», – холодея, подумал Кучмин: блуждая по ночному лесу, он не заметил, как забрался в расположение моторизованной гитлеровской части. Пришлось возвращаться в ту же ложбинку. Укрывшись листьями папоротника, Степан затаился, с тревогой прислушиваясь к голосам немецких солдат, которые завтракали на поляне.
День казался бесконечным. Степан с тоской поглядывал на просветы между кудрявыми ветками, ожидая наступления ночи. Дразнящие запахи кухни вызывали голодный спазм.
Тогда Кучмин принялся выкапывать ножом корни папоротника. Степан знал, что они вполне съедобны…
Солнце уже исчезло за горизонтом, когда окружавшие Степана заросли пришли в движение: затрещали мотоциклы, залязгали гусеницы танков, вонючий дым выхлопных газов пополз по лесу.
Вскоре вместе с сумерками в лес пришла тишина.
В эту ночь Степан Кучмин шел почти без привалов. Ориентиром ему служила артиллерийская канонада, которая не утихала ни на минуту, – отзвуки ночного боя.
Небольшой лесной хуторок вынырнул из густого предутреннего тумана совершенно неожиданно; не веря глазам, Степан даже потрогал шершавые стены рубленой бани, которая стояла на берегу ручья. От бани вела поросшая травой тропинка, которая упиралась в крыльцо добротного дома с резными ставнями и кованым петушком на коньке крыши; позади дома виднелись хозяйственные постройки.
Хуторок был оставлен недавно. Выломанная входная дверь дома, огрызки снеди на столе и яркие обертки от немецких концентратов свидетельствовали, что здесь хозяйничали гитлеровцы. В поисках еды Степан обшарил все закутки дома и сараи, но нашел только с десяток ржаных сухарей на загнетке печи да несколько сгнивших наполовину картофелин в погребе.
Подкрепившись, Кучмин забрался на сеновал, с головой зарылся в прошлогоднее сено и уснул. Разбудили его голоса, Кучмин прислушался. «Немцы!» Степан осторожно выглянул из-за приоткрытой двери сеновала.
Возле дома стоял мотоцикл. Солдат ковырялся в моторе, а немецкий офицер, нетерпеливо поглядывая на часы, что-то ему раздраженно выговаривал. Вскоре офицеру надоело это занятие, он махнул рукой, выругался и, усевшись на поленницу дров возле ворот, принялся грызть плитку шоколада.
Солнце уже приближалось к полуденной черте. Степан терпеливо ждал, сторожко прислушиваясь и внимательно оглядывая окрестности хутора. Его так и подмывало посадить на «мушку» сначала офицера, а потом и солдата – стрелял Кучмин отменно. Но кто мог поручиться, что на выстрелы не явятся другие солдаты, которые могли находиться где-нибудь поблизости?
Наконец мотоцикл заурчал, отплевываясь сизым дымом, и тут же снова умолк – наступило время обеда. Офицер, разомлевший на солнце, приказал солдату разогреть содержимое термоса на походной спиртовке.
«Нy, я тебя сейчас покормлю!» – не на шутку разозлился голодный Степан при виде завернутого в полотняный лоскут толстого куска сала, которое офицер принялся кромсать финским ножом.
Не мешкая больше ни минуты, Кучмин слез с сеновала и, пониже пригибаясь, перебежал за угол дома. Отсюда ему хорошо были видны оба немца: офицер расположился на той же поленнице, а его подчиненный что-то торопливо жевал, устроившись на сиденье мотоциклетной коляски.
Вскоре солдат, удовлетворенно отрыгиваясь, подхватил котелок и пошел к баньке; Кучмин тенью скользнул за ним, благо дом скрывал его от глаз офицера.
Солдат присел на корточки, зачерпнул полный котелок воды – и беззвучно рухнул в ручей, сраженный ударом ножа под левую лопатку. Степан схватил его автомат и, перескочив ручей, побежал вдоль изгороди к воротам.
Офицер уже пообедал и прохаживался по двору, с нетерпением посматривая в сторону баньки. Незаметно подобраться к нему не было никакой возможности, и Степан, поразмыслив, решился: «Шумну… Была не была…»
Выждав, пока немец повернется к нему спиной, Кучмин выскочил из-за изгороди и в несколько прыжков очутился рядом с ним.
– Руки!.. – неожиданно для себя скомандовал по-русски Степан ошеломленному офицеру.
Тот, бледнея на глазах и не отводя взгляда от лица Кучмина, рванул застежку пистолетной кобуры.
– Буду стрелять! – на этот раз уже по-немецки крикнул Степан.
Вдруг немец развернулся и заячьим скоком метнулся к изгороди, схватился за колья, подпрыгнул, и уже почти перевалил на другую сторону, но тут короткая автоматная очередь вспорола тишину лесного разлива, и офицер, сломавшись в пояснице, медленно сполз на землю, цепляясь за плетень скрюченными пальцами…
Степан отдышался только в глубоком овраге; он бежал по лесу из последних сил, не выбирая дороги, чтобы уйти подальше от лесного хуторка. Отдышавшись, осмотрел трофеи: автомат с запасными рожками, пистолет, плащ-палатка, три гранаты, офицерская сумка, ну и, ясное дело, узелок с харчами.
«Живем…» – обрадовался удаче. Плотно поел – пожалуй, впервые за последнюю неделю; заглянул внутрь сумки – какие-то бумаги, карты. «На кой они мне…» Хотел было выбросить сумку, – лишний вес – но передумал; победила крестьянская рачительность.
До линии фронта он добрался на четвертые сутки после стычки на лесном хуторке. Закутавшись в плащ-палатку – шел нудный, моросящий дождь – и надев немецкую каску, так как пилотку где-то потерял, Степан полз среди редколесья, ориентируясь по вспышкам осветительных ракет, которые через определенные временные промежутки пускали передовые дозоры немцев.
Какой-то неясный шорох справа заставил Кучмина насторожиться. Плотно прижимаясь к земле, Степан надолго застыл, прислушиваясь.
«Показалось…» – вздохнул он облегченно и пополз было дальше, как вдруг ему на спину обрушилась какая-то темная масса и крепкий удар по голове надолго лишил его способности видеть и что-либо соображать…
Очнулся Степан от звуков ожесточенной перестрелки; кто-то тащил его на спине, тяжело дыша.
– Колян, быстрее! Я прикрою! – послышался чей-то приглушенный расстоянием голос.
– Где Пригода?! – спросили откуда-то со стороны командирским голосом.
Кучмин служил и срочную, и воевал с первых дней войны, поэтому командирские нотки в голосе мог определить на раз.
– Туточкы я… – забасил тот, который тащил Степана. – Чого вы хвылюетэсь? Шо зи мною станэться…
«Разведка! Наши!» – радостно встрепенулся Степан и попытался языком вытолкнуть кляп. Но тут же получил здорового пинка по ребрам.
– Ты дывы, воно щэ й брыкаеться… – ворчал Пригода, с неожиданным для его большого тела проворством ныряя в траншею.
Разведчиков уже ждали.
– Все вернулись? – спросил встретивший их офицер.
– Так точно, товарищ капитан! – бодро ответил один из разведчиков. – Потерь нет.
– Раненые есть?
– Царапнуло чуток… – Один из разведчиков сноровисто бинтовал левую голень.
– Киселев!
– Я, товарищ капитан.
– В медсанбат. Помогите ему…
– Товарищ капитан! – взмолился разведчик. – Да медицине смотреть тут не на что. Шкуру фриц чуток попортил. Делов-то…
– Отставить разговоры! Ладно… Посмотрим.
Степан замычал, стараясь привлечь внимание к своей особе.
– Развяжите его, – приказал капитан.
– Ва… ва… – с трудом шевелил одеревеневшим языком Степан.
– Замкнуло… – коротко хохотнул Пригода, подталкивая Степана в спину. – Топай!
– Братцы, родные! Да свой я, свой! – наконец прорвало Кучмина.
Разведчики остолбенели. Пригода даже глаза протер – не померещилось ли.
– Татарчук! – Голос капитана не предвещал ничего хорошего. – Ты кого приволок?
– Товарищ капитан! – разозленный Татарчук подбежал к Степану. – Брешет он! Ей-богу, фриц переодетый! С передовой утащили. Пригода, скажи!
– А як жэ, з пэрэдовои… – подтвердил Пригода, с сомнением приглядываясь к Степану. – Ось автомат и сумка…
– Кто такой? – уже не слушая оправданий разведчиков, строго спросил капитан.
– Рядовой минной роты 205-го батальона инженерных заграждений Степан Кучмин. Вот документы…
В штабной землянке за импровизированным столом, сколоченным из снарядных ящиков, сидел черноволосый старший лейтенант и что-то писал.
– Чем порадуешь? – спросил он, отрываясь от бумаг.
– А… – махнул рукой капитан. – Сегодня не повезло…
– Понятно… Люди хоть целы?
– На этот раз почти нормально. Вот, притащили с той стороны, – Капитан кивнул в сторону Степана, который стоял у входа. – Федот, да не тот… По документам – сапер. Возьмите, – протянул он документы Степана старшему лейтенанту.
– Степан Кучмин… 205 БИЗ… Двести пятый? Та-ак… И как ты очутился в немецком тылу?
Степан коротко рассказал о последнем бое и о своих скитаниях в лесах.
– Ну-ка, ну-ка… – Старший лейтенант потянул к себе сумку немецкого офицера, заинтересованный рассказом Кучмина о схватке на лесном хуторке. – Посмотрим… Ай да сапер! Да это же настоящий клад!
Офицеры принялись разглядывать карты и другие бумаги из офицерской сумки.
– Переводчик нужен… – сокрушенно покачал головой старший лейтенант. – Моих знаний немецкого не хватит. А Лисовского в госпиталь отправили.
– Когда? – удивился капитан.
– Сегодня, вечером. Глупая, понимаешь, вышла история. Наши соколы подбили немецкий бомбардировщик, так он, чтобы дотянуть до своих, сбросил бомбы за околицей села. А Лисовский в этот момент как раз ехал в штаб армии. Зачем-то вызвали. Наверное, своих переводчиков уже не хватает. Немцы, а в особенности румыны пачками сдаются в плен. В общем, машина – словно решето, но у водителя ни одной царапины, а Лисовскому осколок попал в левое плечо. Всего один! Маленький. Представляешь?
– С трудом.
– Вот и я об этом. Похоже, наш переводчик в рубашке родился. Тьху-тьху, чтоб не сглазить!
– И когда нам его ждать? – спросил капитан.
– Неделю точно не будет.
– М-да… Неважно. Кто нам его заменит?
– Может, я смогу? – робко спросил Степан.
– Ты знаешь немецкий? – удивился капитан.
– Так точно, знаю.
– Со словарем? – улыбнулся капитан. – У нас таких знатоков пруд пруди. А здесь нужен человек, свободно владеющий немецким.
– Я говорю на немецком так же свободно, как и на русском, – почему-то обиделся Степан.
– Вот так номер… – Капитан и старший лейтенант с подозрением переглянулись – И где же тебя научили, братец?
– Я вырос среди немцев… – Степан рассказ про свое детство.
– А… Тогда другой компот…
Капитана все еще не оставляли какие-то смутные подозрения, но делать было нечего, кому-то переводить документы все равно нужно (в штаб ведь не отправишь какую-нибудь чепуху, пустышку), и он сказал:
– Ну-ка, садись сюда, поближе. Будем разбираться в твоем «улове»…
С документами закончили только под утро. Глядя на осунувшееся лицо Степана, усталый, но довольный капитан спохватился:
– Постой, ты ведь голоден? А мы только чаем тебя поим… Извини, дружище. Горин, отправь его к разведчикам. Нужно хорошо накормить этого скитальца. А то он совсем отощал. И – спать. Пусть дрыхнет, сколько его душенька пожелает. Спасибо тебе, солдат Степан Кучмин. Ты здорово нас выручил. Этим бумагам и впрямь нет цены. Это же надо так… – Капитан в удивлении покрутил головой. – Везучий ты, брат. Думаю, что тебе во фронтовой разведке самое место. Нам нужны знатоки немецкого. Конечно, сначала тебя должен проверить особый отдел… но это, я думаю, будет недолго. Если ты, конечно, чист перед родиной. Как ты смотришь на мое предложение?
– Мне бы… к своим, – хмуро ответил Степан.
Капитан помрачнел, закурил.
– К своим, говоришь… Придется повременить.
– Почему?
– Твой 205 БИЗ попал в окружение. И пока о нем нет никаких сведений. Так что иди, отдыхай, солдат…
Спустя три недели, после того, как Степана Кучмина проверила контрразведка, бывший сапер пошел в немецкий тыл вместе с разведгруппой стрелкового полка. Лето 1942 года было на исходе.
