Глава 16

Олег был в загуле вторую неделю. За это время он по нескольку раз отметился почти во всех приличных ресторанах города и даже посетил казино «Золотой век». В это престижное заведение хаживали в основном те, у кого денег куры не клюют. А он налился под завязку спиртным и пошел.

И самое удивительное – выиграл!

Десять с половиной тысяч долларов ему принесли на блюдечке с голубой каемкой. От большого удивления Олег заказал на тысячу фейерверк, чтобы поблагодарить удачу, а остальные попытался пропить, но не получилось – провинция…

Это в Монте-Карло можно за вечер спустить в ресторане тысяч двадцать, а в городе, где жил художник, на выигранные в казино деньги можно было напоить все взрослое население до положения риз.

Ему везло. Удивительно везло. За что бы он ни брался, все превращалось в деньги. Иногда Олег даже начинал пугаться такого непонятного везения.

У него купили все его картины; даже те, что он когда-то писал левой ногой. И что характерно, покупателями были чаще всего иностранцы, которые платили, почти не торгуясь. Но самое смешное – Олег наконец узнал истинную цену своих полотен.

Как-то ему попалась в Интернете одна статейка, в которой рассказывалось о современном искусстве и торгах на зарубежных аукционах. У Олега глаза полезли на лоб, когда он прочитал там свою фамилию и то, что одну из его картин купили… почти за сто тысяч долларов!

Это была фантастика. Он точно помнил, что отдал ее иностранцу за пять тысяч зеленых бумажек. Как могло такое случится, что цены на его произведения взлетели до небес?!

Тогда Олег стал продавать свои полотна на порядок дороже. И все равно к нему выстраивалась очередь. О нем писали центральные газеты, его стали показывать по телевидению, и не только по местному, а однажды он удостоился публичной похвалы самого Церетели.

Олег стал модным художником. Что это такое, он узнал, когда его начали приглашать на различные светские тусовки и в «приличные» дома. Временами (когда он еще был трезвым) Олег сам себе начинал казаться комнатной собачкой редкой породы типа чихуа-хуа.

Непривычный к такому пристальному вниманию к своей персоне, художник прятался по углам, но его все равно вытаскивали на свет ясный, и ему приходилось выкаблучиваться перед толпой разряженных «новых» господ, надувая щеки и изображая из себя что-то такое-эдакое.

Когда ему это паясничанье надоедало, он напивался до неприличия, что никак не сказывалось на его имидже. Даже наоборот – тусовщики объясняли выходки пьяного Олега квинтэссенцией творческой личности.

В конечном итоге, устав от гламурной жизни, он стал избегать выходов в свет, мотивируя свое поведение большим количеством заказов, которые обязательно нужно выполнить в срок. Этот довод для городской бизнес-элиты оказался весьма убедительным – деловые люди понимали, что работа, которая приносит деньги и славу, прежде всего.

На самом деле Олег писал очень мало. Он вдруг утратил интерес к своему ремеслу. Тех денег, что лежали у него на счете, Олегу могло хватить до нового пришествия. Тем более, что он не привык шиковать.

А другого стимула к творчеству художник найти не мог. Он плыл по течению, даже не делая попыток выбраться на берег…

Карл Францевич почему-то не объявлялся. Он как в воду канул. Олег наводил о нем справки, но никто ничего о нем не знал.

Однажды художник поехал к нему на квартиру. Его словно тянул к себе этот загадочный иностранец.

Но в пентхаусе уже жили другие люди, какой-то хорошо упакованный господин. Его домработница, с которой Олег столкнулся на лестничной площадке (она как раз выводила гулять пса, премерзкого и злобного с виду питбуля) сказала, что никогда не слышала об иностранце, и что ее хозяева живут в этой квартире уже три года.

Ее ответ сильно озадачил Олега, который не знал, что и думать.

Конечно, можно было спросить у Ильяса Максудовича, но художник почему-то поостерегся это делать. Впрочем, скорее всего, он и не смог бы выйти с ним на контакт. Бывшего заместителя мэра избрали депутатом Государственной Думы, и теперь он заседал в Москве.

Сегодня Олег решил навестить когда-то горячо любимый им бар «Олимп». Он не был в нем уже очень давно. Ему хотелось полностью освободиться от реалий прошлой жизни, зажить по-новому.

Когда у него появилось много денег, он сделал капитальный ремонт мастерской и квартиры; в квартире художник поменял всю старую мебель, двери и окна. Полы в ней были паркетными, поэтому Олег их оставил, как память о родителях, только отциклевал и покрыл очень стойким лаком.

А еще он избегал встреч со своими коллегами, даже не приходил на отчетное собрание союза художников. И не потому, что возгордился, а из-за примитивной зависти собратьев по ремеслу, которая непременно должна была обрушиться на него многотонной лавиной. Ему очень не хотелось под нее подставляться.

Олег уже был далеко не мальчик, и хорошо представлял, какие разговоры идут среди членов союза. Он оказался первым из живых художников, проживающих в городе, кто добился международного признания.

Но даже успех Радлова на зарубежных аукционах не так больно бил по самолюбию коллег Олега, как его баснословные, по их мнению, заработки. Этого не смог пережить спокойно даже твердокаменный ленинец Злотник, сам далеко не бедствующий и сумевший каким-то образом купить своим двум отпрыскам дома в Англии.

(Впрочем, его кумир, Ульянов-Ленин, предводитель мировой голытьбы, тоже как-то умудрялся никогда не ощущать денежных затруднений и в эмиграции жил на широкую ногу).

На собрании Злотник внес предложение вывести Олега из состава правления как уклониста, который не участвует в общественной жизни союза художников. За это проголосовали почти все присутствующие на собрании.

Кто бы в этом сомневался…

Сегодня Усика Сарафяна не было. Усевшись за свободный столик, Олег сделал заказ и с интересом огляделся. «Олимп» был тот же и в то же время какой-то другой. Присмотревшись внимательней, художник понял, что его смутило.

Усик-Сусик заменил стойку бара. Вместо прежнего деревянного короба сверкало никелем экстравагантное суперсовременное сооружение, дизайнерский изыск. Новая стойка подходила мрачноватому полуподвальному помещению как корове седло.

Не успел Олег выпить первую рюмку, как в бар ввалилась четверка закадычных дружков. Вавочкин, Шуршиков, Прусман и Хрестюк уже были слегка навеселе. Наверное, зашли в бар добавить, понял Олег.

Поднявшись, чтобы привлечь к себе внимание, он позвал их, повысив голос, так как в «Олимпе» было шумно.

– Здорово, Олежка! – с чувством потряс ему руку Вавочкин. – Сто лет тебя не видел.

Он говорил, а его глаза были прикованы к столу, который Олегу накрыли по высшему разряду.

– Привет, – доброжелательно сказал Шуршиков, и рука Олега утонула пухлой, словно перина, ладони писателя.

– Да-а, нам так не жить… – с подковыркой бросил Прусман, но его рукопожатие было крепким и вполне дружеским. – Такой коньяк пивали только баре…

А Хрестюк полез обниматься. С чувством облобызав Олега, он не без пафоса выдал несколько стихотворных строк:

– Шаги в опустевшем доме. Как холод внезапный – летом. В оконном застыл проеме художник – автопортретом. Чертовски рад лицезреть твой нордический лик, дружище!

– Взаимно, – ответил Олег и сделал рукой приглашающий жест. – Присаживайтесь. Сегодня я угощаю.

– Хорошие слова и, главное, вовремя сказанные, – обрадовался Вавочкин и плюхнулся в креслице рядом с Олегом.

Остальные тоже не стали церемониться, и вскоре за столом воцарилась привычная атмосфера дружеского застолья.

Впервые за долгие дни и недели Олег почувствовал себя в своей тарелке. Он шутил, смеялся, его подкалывали, он тоже не оставался в долгу… Никто из четверых друзей-приятелей не заискивал перед ним, не пел дифирамбы, не заставлял рассказывать, как у него прорезался талант, признанный на международном уровне.

Обстановка за столом была, как прежде… ну, может, чуточку не такая, менее искренняя, но все же, все же…

Художник увидел ее, едва она вошла в бар. Она остановилась на пороге и осмотрелась. Ее безразличный взгляд скользнул поверх голов, лишь на миг зацепившись за внезапно побледневшего от какого-то предчувствия Олега, который слегка привстал. Затем она прошла к стойке бара, где села на высокий круглый стульчак и что-то себе заказала.

С этой минуты бар для Олега стал пустым. Вокруг мельтешили какие-то полупрозрачные тени, Хрестюк начал читать свои новые стихи, но его слова доходили до художника словно сквозь толщу воды и звучали глухо и невыразительно, а светильники начали мерцать как звезды, освещая своим холодным неземным светом только ее.

Кто она? – вопрошал сам себя Олег. И по дорогой одежде, купленной явно не на вещевом рынке, и по поведению девушки было видно, что она – не путана. Ей уже минуло немало лет, где-то около тридцати; возраст натурщиков художник определял с большой точностью.

Это женщинам только кажется, что различные косметические ухищрения и подтяжки кожи лица делают их моложе. Приятное во всех отношениях заблуждение. Пусть их.

Но человека проницательного, в особенности художника, которому довелось сделать сотни рисунков живой натуры, трудно провести. Одна маленькая морщинка на все еще точеной, «лебединой», женской шее может рассказать ему многое, и даже подчищенная дата рождения в паспорте не сможет поколебать мнение специалиста.

Что она забыла в баре, который ну никак нельзя было назвать популярным и престижным среди состоятельных горожан? Эта мысль не давала Олегу покоя. И почему она одна…

Девушка была красива. Но не той броской красотой, на которую так падки глянцевые журналы или различные конкурсы красоты, а какой-то домашней, мягкой и светлой. Да и ее параметры не подходили под общепринятые стандарты.

Она была невысокого роста, но фигуристая. Черные волосы девушка заплела в короткую толстую косу и перевязала алой шелковой лентой. Но особенно поражали ее ножки. Они были совершенной формы. Такие ноги имели древнегреческие богини, изваянные в мраморе.

К глубокому сожалению и недовольству художника, девушка привлекла не только его внимание. Пока он пребывал в некотором замешательстве, заключавшемся в вечном вопросе русских интеллигентов «что делать и как быть?» – подойти к ней прямо сейчас или чуть позже, девушку окружили несколько парней, наперебой предлагая ей свою компанию.

Она вежливо отмахивалась, погруженная в невеселые мысли (судя по несколько мрачноватому выражении ее миловидного личика), но парни не отставали. Особенно вел себя напористо один из них, крутолобый здоровяк с характерным бритым затылком. Раньше в баре Олег его не видел.

Но девушка на уговоры не поддавалась. Она упрямо крутила головой и говорила «нет». Тогда совсем потерявший голову здоровяк схватил ее на руки и под гогот приятелей понес к своему столику.

Увидев это, Олег вскочил, кипя праведным гневом, но его придержал за рукав Прусман, который исподтишка наблюдал за художником.

– Не лезь, остынь, – сказал он с нажимом. – Я знаю этих отморозков. Им человека зарезать, что тебе стакан воды выпить.

– Пусти!

– Не чуди, Олег. Это гораздо серьезней, чем ты думаешь. Будет драка, а потом и другие неприятности. Кулаками махать – это не наш профиль. Ты ведь знаешь выражение «кто на что родился»? То-то. В лучшем случае тебе ребра и нос сломают. А в худшем… – Прусман изобразил на пальцах какую-то каббалистическую фигуру. – Изыди, нечистый! В худшем придется нам идти на поклон к Злотнику. Чтобы он организовал прощание с известным всему миру членом нашего союза по высшему разряду.

Пришлось Олегу, скрепив сердце, сесть на место. Тем более, что и остальные собутыльники, даже не вникнув в суть дела, схватили его за полы.

– А ну вас!… – сказал он в сердцах и одним махом выпил рюмку коньяка.

Тем временем история получила неожиданное продолжение. Девушка вдруг перестала сопротивляться и даже заулыбалась, и удовлетворенный верзила разжал свои объятия и поставил ее на ноги. Он думал, что чернавка сядет за стол. Но не тут-то было.

Едва освободившись от его медвежьего захвата, она вдруг сильным и точным ударом вогнала острый носок своей туфли прямо ему в промежность. От дикой боли парень согнулся пополам, замычал, как раненый бык на бойне, и словно подкошенный рухнул на пол.

А затем девушка схватила со стола пустую бутылку из-под водки, отбила у нее донышко и весьма решительно продемонстрировала ошарашенной компании образовавшуюся в итоге смертоносную «розочку».

– Ничего себе… – Изумленный Прусман хотел еще что-то добавить, но лишь резко закрыл рот, при этом щелкнув зубами.

– Какая девушка! – восхищенно сказал Вавочкин, от возбуждения ерзая в кресле. – Огонь. Моя Зайнаб когда-то была такой же.

– Зато ты остался прежним, – хохотнул Шуршиков. – Ни одну бабу не пропустишь, взглядом насилуешь.

– Как только что сказал наш коллега, – Вавочкин кивнул в сторону Прусмана, – кто на что учился. Если мужчину не интересуют чужие женщины, значит он уже глубокий старец.

– Эка ты загнул, батенька… – Шуршиков погладил себя по упитанному животу. – Ты не смотри, что я худой и кашляю. Мы тоже, знаешь ли, пока кое-что могём. Неделю назад я с такой кралей познакомился…

Начался обычный мужской треп. Олег его не слушал. Он продолжал наблюдать за отчаянной девушкой.

Уладив отношения с компанией бедного здоровяка, которого подняли под руки и усадили в кресло, она вернулась к стойке бара, спокойно и неторопливо допила свой коктейль, и не спеша направилась к выходу.

К этому времени народ в баре успокоился и сосредоточился на своих проблемах. Поэтому почти никто не обратил внимания, как оклемавшийся здоровяк вместе со своим дружком последовали за девушкой, стараясь быть понезаметней.

Олег решительно встал и провожаемый неодобрительным взглядом Прусмана поторопился к выходу. Намерения здоровяка, опозоренного девушкой при всем честном народе, не были для него загадкой.

Он подоспел как раз вовремя. Парни набросились на девушку и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, потащили за угол.

Не долго думая, Олег схватил подвернувшуюся под руку палку и огрел ею все того же здоровяка. Парень охнул, отпустил девушку, обернулся, и в следующую секунду художник увидел кулак, который очень быстро летел на сближение с его лицом.

Удар разозлившегося здоровяка оказался настолько силен, что Олег отлетел метра на три от эпицентра событий. На мгновение он отключился, но когда к нему вернулась возможность соображать, художник вскочил на ноги и снова набросился на парня, который уже намеревался своими ботинками попробовать на прочность ребра Олега.

Драка завязалась нешуточная. Олег вцепился в здоровяка, как бульдог, и они начали возиться на асфальте, нещадно обрабатывая друг друга отнюдь не слабыми ударами и зуботычинами.

Почувствовав, что губы разбиты в кровь, Олег осатанел. Из глубины души вдруг поднялось какое-то темное, нехорошее чувство, и он начал даже не бить противника, а рвать его – словно тигр свою добычу.

Наверное, здоровяк испугался. Видимо, он не был психологически готов к такому отпору. Олег разорвал ему рот, едва не выдавил глаза и добирался до горла. Парень что-то прохрипел в отчаянии, перестал наносить удары и попытался вырваться.

Но Олег словно с ума сошел. Он рычал, как затравленный зверь, и продолжал полосовать противника сведенными судорогой скрюченными пальцами, на время превратившимися в ороговевшие отростки.

Неизвестно, что он сделал бы со своим противником, но тут Олег услышал голос девушки:

– Перестаньте! Вы убьете его!

И не по-девичьи сильные руки оттащили Олега от поверженного здоровяка, который уже не сопротивлялся, а лежал, закрыв голову руками, и подвывал, словно побитый пес.

– Что такое, в чем дело?! – вопрошал Олег, все еще пребывающий в каком-то отмороженном состоянии. – Что вам надо?!

Он не узнавал склонившейся над ним девушки, и даже посчитал ее своим противником, но врожденный пиетет перед женщинами не позволил ему нанести ей удар. С трудом сдержав этот кровожадный порыв, Олег перевел дыхание, и встал на ноги.

Красная пелена, до сих пор застившая его глаза, постепенно растаяла, растворилась в свете уличных фонарей, и художник, наконец, сообразил, кто перед ним и где он находится.

– Простите… – сказал он покаянно. – Я всего лишь пытался вам помочь…

– Ваша помощь оказалась весьма кстати. Но нам нужно убираться отсюда, – решительно сказала девушка. – И как можно быстрее.

А где же второй? Олег осмотрелся и увидел, что приятель здоровяка лежит на земле и не подает признаков жизни. Художник испуганно спросил:

– Он что, мертв?!

Девушка рассмеялась.

– Нет. Этот придурок всего лишь испытал на своей шкуре, что такое электрошокер. Он скоро очнется.

Она показала художнику черный пластиковый цилиндр длиною примерно двадцать и диаметром около трех сантиметров с двумя электродами на конце.

– Понятно… – Олег облегченно вздохнул.

Художник уже увидел, что и его противник пытается сесть.

– Уходим. Вы со мной? – спросила она. – У меня машина.

– С вами, – не колеблясь ни секунды, ответил Олег.

– Тогда поехали.

– Поехали… – как эхо повторил художник, не веря своей удаче.

Это же надо – все вышло так просто и естественно. (Если, конечно, не считать драки). Он почти познакомился с этой невероятной девушкой; оставалось лишь представиться. Удача снова была на его стороне…

Они ехали недолго. У девушки была симпатичная новенькая «мазда» сиреневого цвета. Олег боялся, что испачкает кровью кожаные сиденья, поэтому держался скованно.

А еще он думал, что поступил правильно, оплатив заказ в баре заранее. Олегу хорошо были известны трюки официантов «Олимпа».

Дождавшись, пока пьяный клиент перестанет что-либо соображать, они дописывали в его счет такие баснословные суммы, словно в меню значилась не свиная отбивная, а горб американского бизона, даже в Штатах считающийся редким и очень дорогим деликатесом.

Теперь ему не будет неловко перед компанией, потому что в противном случае у них могли быть затруднения и даже неприятности.

– Мне бы… – Он назвал адрес своей квартиры. – Если это вас не затруднит…

– Я не оставлю вас одного, – сказала девушка. – Вам нужна медицинская помощь. Вы посмотрите на себя в зеркало… ужас! А я как-никак в свое время оканчивала курсы медицинских сестер. Едем ко мне. У меня есть все необходимое. Вы не против?

– Что вы! – невольно вырвалось у Олега.

Девушка затаенно улыбнулась; наверное, своим мыслям…

Жила она в центре, в престижном районе. Квартира у нее была небольшая, всего две комнаты (правда, просторные, с высокими потолками), но со вкусом обставленная. Имелась в квартире и просторная кладовка, которую переделали под платьевой шкаф.

– Ну и вид у вас… – сказала девушка с сочувствием. – Вы как будто выскочили из какого-то американского боевика. Глядите…

Она подвела Олега к большому зеркалу в прихожей, и он невольно отшатнулся, увидев в нем не себя, а какого-то грязного, вывалянного в пыли бомжа. Он был весь в крови, лицо в синяках, которые продолжали проявляться, а одежду словно порвали взбесившиеся псы.

«Здоровый, гад! – с внезапно нахлынувшей злостью подумал о своем противнике Олег. – Такое впечатление, что по мне танк прокатился…»

И тут же он сильно пожалел, что согласился заехать к девушке домой. Что она может подумать, глядя на оборванное, грязное чучело?

– Мне бы для начала обмыться, – сказал он хмуро, не глядя на девушку.

– Обязательно. Вот свежее полотенце, а вон дверь в ванную.

Олег не только принял душ, но также постирал рубашку и, как смог, почистил брюки. Когда он разделся, то увидел, что синяки проступили не только на лице, но и на всем теле. А еще он свез левую руку, когда упал на шершавый асфальт, и царапины продолжали понемногу кровоточить.

– Вот теперь совсем другое дело, – с удовлетворением сказала девушка, когда он наконец вышел из ванной.

– Да уж… – смущенно буркнул Олег, не зная, как дальше себя вести.

Его тянуло к этой девушке со страшной силой, и одновременно ему хотелось немедля ни минуты выскочить за дверь и уехать отсюда, чтобы никогда не возвращаться. Эта непонятная двойственность желаний сковывала художника и в словах, и в поступках.

– А вот рубаху вам придется снять, – молвила девушка. – Она вся изорванная. Я попытаюсь ее подремонтировать.

– Что вы, не стоит…

– Но вы же не наденете мою кофточку? – Она рассмеялась. – И потом, я вижу на вашем теле царапины. Их обязательно нужно смазать йодом. Ребра целы?

– Как будто…

– Это хорошо. А синяки до свадьбы заживут. Или вы уже женаты?

– Да как-то не способился…

Олегу показалось, что девушка посветлела лицом.

– Тогда тем более я должна привести вашу одежду в надлежащий вид, – сказала она решительно. – Ведь это вы из-за меня пострадали. И вообще – я неблагодарная свинушка. Я даже не высказала вам свое большое горячее спасибо. Вы спасли меня.

– У меня есть такое подозрение, что вы и сами с ними справились бы.

– Вряд ли. Я не успела достать шокер из сумочки. Немного зазевалась. А они напали внезапно. Негодяи…

Олег снял рубаху и девушка начал обрабатывать ушибы и царапины перекисью водорода и йодом. Когда ее руки прикасались к его телу, у художника захватывало дух. Прикосновения девушки действовали на Олега как легкий удар током.

Когда медицинские процедуры были закончены, девушка вдруг спохватилась:

– Мадонна! Что это со мной сегодня?!

– Вы о чем?

– А вы не догадываетесь?

– Нет.

– О, времена, о, нравы… Мы ведь так до сих пор и не представились друг другу. Это форменное безобразие.

– Да… вы правы. Меня зовут Олег.

Девушка церемонно подала ему свою узкую, но крепкую ладошку и ответила:

– Маргарита…