— Адвокат Михайлишин? Это действительно сюрприз… — Полковник Шумко долго вчитывался в заключение экспертизы, затем отложил бумаги в сторону и задумался. — Неужели все-таки Михайлишин? Нет, здесь что-то не вяжется. Понимаешь, Алексей, не вяжется.

— Но факты — упрямая вещь…

— А если нам эти факты кто-то подсовывает? Вроде наживки — пока заглотнем да переварим, гляди, время упущено. Ну скажи, с какой стати это ему понадобилось? Мотивы? Нет их, понимаешь, нет! И потом — каким образом он достал яд и как сумел, будучи за тридевять земель от города, отравить Слипчука и Лубенца? Кстати, из Минмедпрома подтвердили, что единственное место в Советском Союзе, где занимаются изучением свойств ада южноафриканской гремучей змеи, — это серпентарий, в котором работал Гостев.

— Значит, вы считаете, что Михайлишин вне подозрений?

— Что ты меня за горло берешь? Это мое личное мнение. Его к делу не пришьешь. Как ты сам выразился: факты — упрямая вещь. И проверить их нужно в обязательном порядке. Но только не в ущерб основной версии. Что-то уж больно замысловатый узел вяжется вокруг Ковальчука и Гостева. И, к сожалению, мы его не имеем права разрубить, как некий полководец, а обязаны распутать.

— Кстати, товарищ полковник, поступили новые сведения от экспертов, которые исследовали пожарище.

— Опять сюрприз?

— Похоже. Один из простенков дома во время пожара завалился, и под ним удалось отыскать полусгоревшие остатки икон. Установлено, что ОНИ не имеют практически никакой ценности, хотя Либерман утверждал обратное. Возникает вопрос где самые ценные иконы из коллекции Ковальчука? Сгорели? Тогда почему остались все эти дешевые поделки, тем более, что, по словам того же Либермайа, и не только его, Ковальчук приобретал лишь действительно ценные Экземпляры?

— То-то и оно, Алеша. Еще один узелок на память… Так что же, напрашивается вывод: кто-то ограбил Ковальчука, а затем имитировал взрыв газа, чтобы замести следы? Тем более Что факты налицо — угнанная машина, ночной рейс от дома Ковальчука на станцию…

— Тогда получается, что мы отрабатываем совсем не тот след.

— И опять-таки всплывает Михайлишин?

— Похоже на то…

— Ну что же, капитан, принимайся за него вплотную. Но во Львов тебе придется все-таки съездить. Возможно, Чаплинский и есть та самая “темная лошадка”, которая нас выведет на след преступника.

Адвоката Михайлишина было не узнать. В элегантном темно-синем костюме с искрой, стройный, подтянутый, он выглядел значительно моложе своих лет.

— Вот и опять встретились, — заулыбался он, крепко пожимая руку Бикезину. — Что, не узнаете? То-то же.

— Признаться, вас трудно узнать.Диета, мой друг, диета. И спорт. Бегаю, прыгаю, плаваю, как в молодые годы. Только вот беда — я ведь чревоугодник. Ан нельзя. Питаюсь теперь, как балерина, каждую калорию по косточкам разложу, прежде чем откушать. Как видите, результат налицо.

— С чем вас и поздравляю.

— Нуте-с, что там у нас стряслось? Признавайтесь, капитан,

— Не скажите… Мне ли вам говорить, что такая уж у нас работа, в частности, таких вот “сумасшедших”, как в вашем случае, выявлять.

— Ну что же, я весь внимание.

— Богдан Станиславович, у вас есть пишущая машинка? 

— Да.

— Вы давно ею пользовались?

— Признаться честно, очень давно.

— Когда примерно в последний раз?

— Почему примерно? Могу сказать абсолютно точно — в конце марта этого года я печатал квартальный отчет о своей работе в юридической консультации.

— И никому ее после этого не давали?

— Конечно, нет. Она у меня дома стоит, в шкафу. А в чем дело?

— Видите ли, та злополучная записка отпечатана на вашей машинке, Богдан Станиславович. Притом в последних числах мая — начале июня.

— Как вы сказали? На моей машинке? Не может быть!

— Бощан Станиславович, вы адвокат, поэтому, думаю, мне не нужно вам объяснять, что мое заявление отнюдь не голословно. Вот заключение экспертов ЭКО.

— Минуточку… Так… Так… "Ундервуд”… Постойте! При чем здесь “Ундервуд”? У меня сейчас новая югославская машинка. А свой старый “Ундервуд” я еще в прошлом году, осенью, отдал пионерам на металлолом…

В тот же день проверкой было установлено, что в последних числах сентября прошлого года пишущая машинка Михайлишина системы “Ундервуд” была сдана пионерами школы № 39 в приемный пункт “Вторчермета”. Попытки проследить ее дальнейшую судьбу оказались бесплодными.