Глава 17

Для комфортного существования в летнем лесу Дирту требовалось всего несколько вещей, главной из которых был отлично наточенный нож. Без него как без рук в самых разнообразных ситуациях. Вот и сейчас его очень не хватало.

С самого раннего утра и почти до полудня Дирт брел по берегу широкого мутноватого ручья, затейливо петлявшего среди холмов. Он никогда не был в этих местах, но полагал, что принципиальных отличий от долины Смородинового ручья здесь быть не должно. А раз так, то среди гальки и валунов непременно отыщутся увесистые кремневые голыши. У этого камня есть особенность, при разбивании дает множество острых осколков, среди которых можно выбрать полезные в хозяйстве. Свои первые стрелы Дирт изготавливал с наконечниками из этого бросового материала, отказавшись от них лишь в прошлом году благодаря щедрости кузнеца, поделившегося медью.

Но этот ручей лишь с виду походил на Смородиновый. Такое часто случается. Бывает, найдешь место, ничем не отличающееся от других, но в нем полным-полно белых грибов, а там, сколько ни выискивай, ни одного не отыщешь. А ведь деревья и почва с виду неотличимы. Вот так было и здесь, сколько Дирт ни таращился под ноги, а ни одного, даже самого мелкого обломка кремня, не заметил. От безысходности пытался разбивать разные камни, но лишь время даром потратил, ничего, обладающего хотя бы слабым подобием режущей кромки, не получилось.

Плохо. Очень плохо. Ему нужен хотя бы слабенький заменитель ножа. До зарезу нужен.

На ветку вспорхнул рябчик. Дирт, остановившись, неспешно прицелился, выстрелил, натянув лук вполсилы. На полную опасно, стрела может пронзить тушку насквозь и улететь в непролазную прибрежную чащу, где он вряд ли ее найдет.

Огнива у Дирта не было, но при желании он бы мог развести костер и без него. Такое желание имелось, но нет времени. Уж очень долго придется возиться, а он здесь не праздно шатается. Погоня дышит в затылок, ему некогда отвлекаться на мелочи вроде приготовления пищи.

Широкий медный наконечник стрелы не очень-то помогал в разделке птицы. Дирт, немного помучившись, наточил его о шершавый камень, и дело пошло на лад. Не сказать, что вышел достойный заменитель ножа, но все же удобнее, чем рвать скользкое мясо голыми руками.

Хотя сырятину Дирт попробовал впервые, желудок не стал возражать, принял благосклонно. Рано спеющая жимолость — вот и вся еда, которая ему до сих пор попадалась. Начало лета — не лучшая пора для тех, кто любит как следует набить брюхо. Ни грибов толком не насобирать, ни ягод. Разве что ревень да корни лопуха, но и то и другое Дирт ненавидел как в сыром, так и в приготовленном виде. Хотя в Хеннигвиль таскал помногу, там голодных и непридирчивых ртов в любую пору хватало.

Подкрепившись, посидел немного на бережку. К еде надо относиться серьезно. Если перекусил, не стоит мчаться куда-то сломя голову, тем более если эта голова раскалывается от приступов с трудом переносимой боли.

А мчаться хотелось. Погоня двигалась неторопливо, но не останавливалась. Дирт вскоре после рассвета рассмотрел ее, дождавшись в подходящем месте, и как следует рассмотрел. Количество преследователей не уменьшилось, раненых или покалеченных среди них не наблюдалось. К ним даже подкрепление пришло. Правда, спайдеры о нем вряд ли догадываются.

Тот самый хромоногий волк. Далековато забрался от побережья. Зачем идет вслед за Диртом? Из любопытства? В пустое любопытство не верилось, ведь лесные обитатели практичны, как никто. Значит, у хищника есть причина так себя вести. Какая? Очень может быть, что хранитель разоренного Хеннигвиля где-то неподалеку. Как бывает у всякого властелина, у этого имелась своя свита. Кто-то просто нахлебник, а кого-то прельщает вспугнутое при шуме тяжелых шагов травоядное зверье. Олень, если помчался от кого-то в испуге, то бежит сломя голову, мало что соображая и выдавая себя шумом на всю округу. Даже у хромого волка появляется шанс перехватить не на шутку разволновавшуюся добычу.

Поднявшись, Дирт посмотрел наверх. Там, с вершины холма, должно быть, прекрасные виды открываются. Возможно, он даже сможет увидеть краешек той самой болотистой долины, о которой не один раз рассказывал лэрд Далсер. На дальнем ее краю возвышаются руины погибшего города. Он куда больше Хеннигвиля, но это не спасло его от такой же участи.

Дирт эту долину непременно увидит. Но только после того, как освободит схваченных хеннигвильцев, иначе сгинут там заодно со спайдерами.

План, постепенно созревший в голове по итогам первого, странного сна, был безумным. Лишь у Дирта имелся шанс уцелеть при его реализации.

Шанс, надо признать, спорный.

И еще одно смущает. Дэгфинн в числе пленников. Уж он-то единственный, кто может знать, чем опасно место, в которое Дирт замыслил завести преследователей. Не раз доводилось слышать, как лэрд Далсер разговаривал с преподобным на самые разные темы. Особенно ему нравилось высмеивать пустые страхи хеннигвильцев, которые боялись мнимого, хотя вокруг полным-полно настоящих опасностей.

Лэрд Далсер много чего знал о Такалиде и при всей своей скрытности нередко делился этими знаниями со всеми желающими.

В самом начале подъема Дирт наткнулся на свежий след Зверя и улыбнулся, очередной раз убедившись в своей прозорливости.

Хромоногий волк недаром забрел в эти места. Владыка леса без свиты из хищников бродит редко.

Даскотелли приподнял трясущийся подбородок, остро отточенным ножом провел слева направо, располосовав горло до шейных позвонков. Старуха раскрыла рот в беззвучном крике, подняла руки, схватилась за хлещущую кровью тонкую рану. Убийца, ухмыльнувшись, с силой пнул жертву в спину. Та завалилась с колен, задергалась, растянулась на куцей траве.

— Сама толстая, а горло тоненькое совсем, будто у девочки, ни складок, ни жирка, — оскалившись нервной усмешкой изрек Даскотелли.

— Она не толстая, а пухлая, — не согласился Бартолло. — Больная, наверное.

Мади при виде жуткого в своей жестокости, немыслимого для хеннигвильцев зрелища вырвало, кузнец искривил попорченную огнем физиономию, а преподобный начал неистово молиться. Патавилетти, оценив реакцию пленников, эффектом остался доволен. Он не считал себя кровожадным, но одно дело, когда убиваешь походя, без смысла, и совсем другое, если по необходимости. Плаксивая старуха задерживала движение отряда, к тому же оставшиеся трижды подумают перед тем, как начинать волочить ноги от усталости. Побегут как миленькие, и будут бежать, пока им не прикажут остановиться.

Подойдя к магу, воин поинтересовался:

— Почему мы убили ее именно здесь? Ведь еще вчера из-за нее еле плелись. Все уже тогда было понятно.

Мексарош кивнул в сторону полосы густого кустарника, тянущейся выше по склону:

— Мальчишка там. Он все видел. И это хорошо.

— Вы специально дожидались момента, чтобы прирезать ее у него на глазах?

— Да.

— Но зачем?

— Она глупа. И бесполезна. Обуза для отряда.

— Это как раз понятно. Я к тому, что зачем убивать ее именно перед ним? Какой в этом смысл?

— Патавилетти, ты становишься не в меру любопытным. Раньше за тобой такого не замечалось.

— Мне не понравились слова дмарта о том, что мальчишка всех нас убьет.

— Смешно верить в такую чушь.

— Но вы сами сказали, что дмарт при этом не врал. Он верил в то, что говорил. Возможно, знает что-то, чего не знаем мы.

— Ерунда. Дмарты очень любят верить в самую нелепую чушь. Одни их рассказы о страшном здешнем Звере чего стоят.

— Но здесь и правда могут жить неведомые звери. Ребята не раз видели в лесу странные следы. Так и не смогли понять, кто их оставил. И следы эти принадлежат очень крупному животному.

— На Такалиде хватает зверья, которое можно встретить только здесь. Но разве это причина, чтобы из тупой твари делать чуть ли не божество, которому подчиняются лес и море? Дмарты беспросветно глупы.

— Не хочу с этим спорить, но я в ответе за своих людей, и за вас тоже. Мы и так потеряли слишком многих, надо хотя бы оставшихся привести назад всех до единого. А для этого надо хорошо понимать, что происходит. Вас я не понимаю, и это меня волнует.

Маг указал пальцем на кусты:

— Мальчишка вырос среди дмартов. Для вас смерть — это работа, для него — самый страшный кошмар. Нечто почти немыслимое. Лишь воспитанием Далсера можно объяснить, что он поднял руку на твоих людей. Вспомни, все, кто оказывал сопротивление при захвате селения, были далеко не юношеского возраста. Возможно, в молодости жили другой жизнью и не все успели забыть. А Дирт совсем не такой, он не помнит, что бывает иначе. Эту женщину он знал, ее гибель не лучшим образом отразится на его душевном состоянии. А чем хуже ему, тем лучше для нас.

— Может, стоит еще и остальных прирезать?

— Нет. Не сейчас. Они могут пригодиться.

— Не хочу показаться жестоким, но я бы прирезал прямо сейчас. Их тогда не придется кормить. Еды у нас не так уж много и больше не становится. Похоже на то, что этот мальчишка и в самом деле решил нас поубивать. Только не оружием, а заморить голодом. Видели перья от того рябчика? Ваш расчет на то, что он потеряет силы, убегая от нас, не сработал. Нормальный охотник в лесу даже на ходу не пропадет. Дирт из таких.

— Без старухи мы будем идти гораздо быстрее. Он сейчас напуган, возможно, начнет ошибаться.

— Он видел кучу смертей, еще одной его не так уж сильно можно припугнуть. Этот мальчишка куда проворнее моих ребят. И кормить себя он может, а мы нет. Плохая погоня.

— Ваши люди тоже могут поохотиться.

— На ходу не выйдет.

— Но ведь у Дирта выходит. Чем вы хуже?

— Он один, ходить по лесу умеет, одет легко, грузом не обременен. Такому проще простого замечать дичь и подкрадываться, не вспугнув. И много ему не надо, рябчик, куропатка, фазан вообще за пир сойдет. А наша орава звенит-гремит на всю округу, от нас даже мыши загодя разбегаются. Рябчиками такую толпу не прокормить, да и трудно их бить из арбалетов, тушки будут разлетаться. Нам нужно что-то покрупнее вроде оленя, а лучше сохатого или кабана матерого. Воины должны хорошо питаться, но крупная дичь ведет себя осторожнее птиц, охотиться на нее надо всерьез, а не мимоходом. Этот пацан может таскать нас по лесам сколько вздумается, нам его ни за что не догнать даже с вашим амулетом.

— Ему тоже надо спать. Попробуем подкрасться ночью.

— Пробовали уже. Он нас почуял и ушел без звука. Сами знаете.

— Вечно это получаться не может. Он рано или поздно ошибется, и тогда мы его поймаем.

— Как-то уже не верится…

— У нас нет выбора. Нам нельзя возвращаться с пустыми руками. Сам понимаешь, как к этому отнесутся. Или с ним, или…

— А если не говорить ничего про амулеты? Может, их и нет вовсе. И про пацана помалкивать.

— Есть, Патавилетти, амулеты есть. И я правильно тебя понял, ты предлагаешь соврать Конклаву и императору? Или как минимум представителям императорского двора? Подбиваешь на преступление, караемое публичным расчленением?

— Я такое не говорил. Я к тому, что мы можем просто помалкивать. Они, конечно, не будут рады тому, что Далсер помер, прикончив кучу наших, но сильно наказывать за такое не станут.

— Патавилетти, ты безнадежно наивен. Все, что связано с лэрдом Далсером, — это важно. Очень важно. Это будут расследовать до последних крох информации. Узнают все, даже не сомневайся.

— До разговора с ним ни о каких амулетах никто не знал. Никто, кроме нас, не догадывается, что лэрд сумел создать такие штуковины.

— Далсер важен и без амулетов.

— Он преступник, каких много. Я уже сбился со счета, сколько их приводил. Некоторых живыми, а кое-кого из могил приходилось доставать, сами знаете, что у нас принято наказывать даже мертвецов. Далсер — один из многих, только и всего.

— Он не такой.

— Почему?

— Он последний, кто видел Дайри. Последнюю принцессу проклятой династии. И последнюю чистокровную. У ее мизинца на левой ноге больше прав на алмазную корону, чем у нынешнего императора. Она сгинула без следа вместе с лэрдом. Ушла в последний момент, по трупам штурмующих дворец, иначе не сносить бы ей головы. Ее мать, отец, муж и брат мертвы, а ее с тех пор никто не видел. Зато видели не меньше пары дюжин самозванок, причем три из них были причинами мятежей на севере и востоке. И ты всерьез думаешь, что император не захочет докопаться до мельчайших подробностей смерти Далсера? Я уж не говорю о том, что он может не поверить в смерть Дайри. Пусть я распознаю ложь, но с Далсером ни в чем нельзя быть уверенным. Очень непростой противник. После того как он вытащил Дайри из схватки, некоторые сочли его чуть ли не всемогущим. Ведь ни единого шанса не было, а он вытащил. Такое нельзя объяснить одним лишь везением.

— Боюсь, с этим пацаном ничего не получится. Нам не поймать его. Я вообще удивлен, почему он до сих пор крутится неподалеку. Захотел бы, давно ушел куда подальше. Вы же сами говорили, что поисковый амулет не работает на больших расстояниях.

— Он не уйдет.

— Ну да. Мальчишка мечтает кое-кому взбучку устроить. Убить нас всех.

— В этом его слабость, Дирт предсказуем и не собирается уходить, пока мы живы.

— У него это хорошо получается, мои ребята его ни за что не догонят. Сколько раз он уже был рядом, и что? Никакого толку. Мы воины, а не бегуны.

— Он быстрее, но мы сильнее. Попадется.

— Я одно вам скажу, знаю таких, не поймать их ни за что. Разве что у вас что-то припасено на этот случай. Что-то очень хитрое или магическое. Если так, то поделитесь, расскажите.

— Патавилетти, ты слишком нервничаешь. Я тебя не узнаю.

— Опять вы за свое, — устало вздохнул воин. — Такалида — нехорошее место, и чем дальше от побережья, тем оно хуже. Все так говорят. А мы тащимся как раз прочь от берега. И не просто так, а за пацаном, который хитрит, как лиса, вместо того, чтобы бежать сломя голову.

— О последнем не стоит беспокоиться. Прямо сейчас Дирт уходит в направлении вершины холма. И уходит быстро. Думаю, наше маленькое представление его напугало. О какой опасности с его стороны может идти речь? Мальчишка слаб и напуган, а я в любое мгновение точно знаю, в каком он направлении и как далеко от нас. Ты бы на его месте смог бы что-нибудь сделать против такой погони?

— Я — нет, — признал Патавилетти. — Но у меня гнетущие предчувствия. Все думаю и думаю, да и ребята волноваться начинают…

— Нехорошо будет, если мы вернемся без амулетов, Дирта и всего прочего. Думай только над этим, не надо забивать голову ерундой.

Вид с вершины и впрямь открывался великолепный, но Дирта это не обрадовало. Просто не то настроение, чтобы хотелось полюбоваться миром. И виной тому спайдеры, в очередной раз продемонстрировавшие, что рассказ об их безжалостности — не выдумка.

Жизнь других для них ничто.

Фрита. Соседка. Полноватая женщина с добрым лицом и покладистым характером. За все годы жизни в Хеннигвиле Дирт ни разу не слышал, чтобы она поднимала голос. Таких спокойных в селении больше не было. Без отказа помогала во всех хозяйственных вопросах и заботливо ухаживала за лэрдом Далсером, когда тот заболел позапрошлой зимой. Только благодаря ее отварам, наверное, и выжил, уж очень сильно застудился.

И зачем его понесло на тонкий лед скованного стужей залива?

Впрочем, о причинах многих поступков лэрда Далсера можно было лишь догадки строить. Сам он редко снисходил до каких-либо пояснений.

Спайдеры, жестоко убив Фриту, не стали подниматься выше. Остановились на границе чахлого леса и открытого склона холма, местами затянутого колючим кустарником. Место для ночлега не ахти, ведь там вообще нет воды. Но на вершине ее и подавно нет, а до темноты они спуститься не успеют, так что решение правильное.

Поморщившись, Дирт остервенело помассировал правый висок. Многострадальная голова к ночи разболелась еще сильнее. Но после сна, в котором лэрд Далсер многое пояснил, он уже не испытывал беспокойства по поводу неприятных симптомов.

Впереди его ждет второй сон. Он опять увидит лэрда Далсера.

Точнее, его тень.

Новые знания, и новая боль. Слишком рано Дирт остался один, без помощи лэрда ему трудно воспринимать неведомое.

И кто знает, может быть, на этот раз призрак, или как еще называть записанный в голове образ, расскажет что-то по-настоящему полезное. То, что прекратит этот нескончаемый бег, где все время приходится оглядываться через плечо.

Первоначальный план нравился все меньше и меньше, ведь пленники так и оставались пленниками, и брать на себя грех их гибели очень не хотелось. Да что там не хотелось, ни за какие блага мира на такое нельзя соглашаться.

К тому же Дирту до тошноты надоело мчаться вспугнутым зайцем. Давно пора с этим заканчивать. Сколько ни бегай, спайдеры не выдыхаются и не теряют бдительности. Он по-прежнему не может к ним приблизиться на расстояние уверенного выстрела, не говоря уже о величайших планах по освобождению оставшихся хеннигвильцев.

Освобождать их надо срочно. Иначе со всеми будет то же, что с Фритой.

Блеск серебра перед глазами и монотонный убаюкивающий голос. Слово за словом, и ни одно из них невозможно забыть.

— …структура активирована, начинаю перечисление комбинации команд. Роза, ветер, море, сапфир, при замене местами первой и второй пары сторожевая структура отключается на ускоренную зарядку контура. Для включения следует мысленно повторить последнюю команду. Действие при основной команде: носитель амулета отрезается от основного мира и всех его процессов. Никакое оружие или воздействие из основного мира не может причинить ущерб владельцу. Срок пребывания владельца вне основного мира зависит от полноты зарядки контура и не может превышать восьмидесяти четырех секунд. Ориентировочное время полной зарядки контура — шесть с половиной суток. При ускоренном режиме зарядки срок может сократиться до четырех суток. Основной недостаток активации ускоренного режима зарядки контура заключается в том, что при нем невозможно активировать смежные структуры. Важно помнить, что вне мира нет воздуха, пригодного для дыхания, потому надо не забывать при активации делать глубокий вдох. Первая смежная структура — фаланга два. С данного момента структура активирована, начинаю перечисление комбинации команд. Рыба, береза, смерть, облако. Включение производится только в режиме релаксации. Действие — значительно повышает скрытность носителя от всех способов магического обнаружения. Успех зависит от уровня мага, осуществляющего поиск, от уровня применяемых магом амулетов, от расстояния и погоды. При высокой влажности успех…

Даже стая дятлов, прочно угнездившаяся в его многострадальной голове, не помешала Дирту заснуть. Неудобство ложа из травы и мха тем более не помешало.