Глава 22

Прорвы двигались несколькими отрядами, широкой дугой охватывая монахов. Те отходили медленно, стараясь выдержать дистанцию, на которой пули доставали волкоглавых, позволяя стрелкам оставаться вне досягаемости ломающего волю, гнущего к земле страха. Но сейчас Пучеглазые были на местах, и слаженность действий, некогда так восхитившая Лешагу, вновь была выше любых похвал. Едва попав под огонь смиренных братьев, отряд прорв отступал, сохраняя ледяное спокойствие, и в тот же миг начинал атаку другой отряд, расположенный на фланге правее. Стоило замаскированным перевести огонь, и первый отряд бросался вперед, стремительно, не разбирая пути, сокращая расстояние и заставляя послушников Сохатого в панике бежать, ища новое укрытие. Все это время третий отряд старался отрезать путь отступающим к Дикому Полю, прижать их к Серой Воде. Пожалуй, он давно уже мог замкнуть окружение, но прорвы, точно измываясь над теряющими силы людьми, продолжали гнать их все дальше и дальше в сторону Трактира.

«Неужели все это – представление для меня? Кто я для них? Враг, один из многих? Посягнувший на святость какого-то невидимого барьера? Захвативший Пучеглазого и убивший десяток прорв? – Лешага вытащил из вещмешка снятый с охотничьей твари ошейник. – Почему, ну почему – я?» – крутилось у него в голове.

«Если не ты, то кто? – вспомнились ему слова учителя. Старый Бирюк всегда требовал невозможного и лишь снисходительным кивком выражал одобрение, когда задача выполнялась. – Потому что никто, кроме тебя! Где ты – там победа!»

«Что ж, предположим, эти гнусные твари и впрямь идут по моему следу, как говорит о том брат Каноник. Но почему столько?! Неужели оттого, что я завалил какую-то охотничью тварь где-то там, за Рубежом, некий Темный Властелин решил выслать целое войско? Что за нелепость, быть такого не может! Но ведь идут, точно след вынюхивают! Еще и представление устроили… Представление для меня! Тогда, выходит, они знают, что я могу их видеть? – ему вспомнилась недавняя погоня за прорвами, увозящими Бурого, и серый туман, внезапно закрывший ему обзор. – Ну да, конечно знают. Не прорвы, нет. Этим, похоже, и вовсе не дано мыслить. И, вероятно, не Пучеглазые, они лишь передают чужую волю. Кто-то там, из-за барьера, куда ушел Сохатый, узнать бы, кстати, как это ему удалось, выслеживает меня. Ловит упорно, то подманивая, то снова отпуская, точно крупную рыбу на крючке. Но почему, почему же все-таки меня?! Что в нас с Бурым такого необычного? Неужели и та засада у переправы была устроена именно по наши головы?» Как ни бился Леха, ответ ускользал от него.

А вот люди Сохатого от своей горькой участи, похоже, ускользнуть уже не могли. Они больше не стреляли, то ли закончились патроны, то ли не было сил. Просто шли берегом, устало покачиваясь, держась за деревья, волоча за собой ненужные уже автоматы.

Лешага видел, что один из них уселся под деревом, стянул с головы маску, вытер с бледного лица едкий пот и уставился на лес пустым, невидящим взглядом. Появившиеся вдали зверолюды на мгновение замерли, выжидая, как поведет себя раздавленный усталостью враг. Тот из последних сил вскинул автомат к плечу, волкоглавые моментально исчезли в чаще. И тут монах засмеялся неведомо чему, временами переходя то ли на стон, то ли на плач. Он смеялся, не в силах остановиться, затем смех вдруг резко оборвался. Смиренный брат упер приклад в землю, ткнул пламегаситель над гортанью и нажал спусковой крючок…

Лешага шумно выдохнул, закрыл глаза и сжал кулаки. А нервный смех все звучал у него в ушах. Люди Сохатого, изнуренные, едва держащиеся на ногах, продолжали идти, волоча ноги, словно обезумев и позабыв о близкой опасности. Понуро брели, не ведая цели, сами являя собой отличную цель.

– Лешага! Я тебя обыскался! – радостный Марат подскочил к нему и дернул за руку, выводя из оцепенения.

– Это урок мне, – прошептал Лешага.

– Какой еще урок? Ты о чем? – вскинулся юнец, но тут же позабыл о своем удивлении. – Мы будем драться! Я попросил одного караванщика, он бежит отсюда, как помойная крыса, – чешуйчатый презрительно оскалил клыки, – передать на переправе через нашу реку сообщение в Деканат. И, конечно, Зарине, – драконид вздохнул. – Так бы хотелось сейчас повидать ее. Но не сомневайся, я буду с тобой! Мы победим их, ведь, правда же, победим?!

Леха поглядел на ученика. Тот мало чего стоил в бою, но храбрость его не знала границ. И все же…

– Будем драться, – подтвердил Лешага. – Но не здесь.

– Не здесь? – Марат уставился на учителя, не скрывая недоумения. – А где?

– Пока не знаю. Вслед за мной к Трактиру идут прорвы. Очень много прорв. Они чуют мой след. Я видел, как зверолюды недавно прошли то самое место, где мы встретили раздольников. Заметь, не в Дикое Поле идут, хотя искать меня там было бы куда разумнее. Шансов, что я пойду в Трактир после того, что случилось у Пустых Холмов, почти не было. Но идут они именно сюда и тем же самым путем – нашим путем.

– Ты что же, – чешуйчатый прикрыл глаза, ужаснувшись собственной догадке, – взял с собой то кольцо?!

– Что еще за кольцо?

– То, что было подвешено к гранате! Я ведь предупреждал! – поражаясь недогадливости учителя, простонал Марат. – Чтоб ты знал, Темный Властелин чует принадлежащее ему. Его огненный глаз повсюду видит тебя!

– Что ты заладил: Темный Властелин, огненный глаз! Не брал я никаких колец!

Бывший страж вдруг осекся и уставился на по-прежнему зажатый в кулаке ошейник адской твари.

– Марат, ты умница!

– Лешага, что с тобой?! – насторожился испуганный похвалой драконид.

– Вот это! – Леха потряс у носа юнца искореженной коробкой на шипастом ошейнике. – Как же я сразу не понял. Она ведь всегда в вещмешке лежала, оттого и взгляд в спину, понимаешь?

– Нет, – робко признался чешуйчатый.

– Ну как же! Ты же сам все сказал! Про глаз там, и вещи…

– Так это что же, кольцо? – поразился Марат. – Какой же палец надо иметь… – юнец явно ужаснулся нарисованной воображением картине.

– Это ошейник. Я снял его с убитого Охотника. Хотел здесь показать библиотекарю. Этот Властелин с горящим глазом…

– Огненным, – автоматически поправил ученик.

– Ну, пусть огненным. Не важно. Он чует то, что принадлежит ему. Ты сам сказал. И гонит волкоглавых по следу. Как же я раньше не догадался!

– Про ошейник в книге ничего не говорилось, – с сомнением изрек Марат. – Но лучше выкинь его в реку.

– А может, этот, с глазом, и в реке его видит?

– Его все равно унесет течением.

– Увесистая штуковина, на дно пойдет, – возразил Леха. – Пока унесет, зверолюды уже будут здесь. А что, если…

Лешага схватил Марата за плечи и подбросил вверх, как ребенка.

– Что ты делаешь! Прекрати! – завопил ошалелый чешуйчатый.

– Ну, ты же хотел летать? Привыкай! – сказал ученик Старого Бирюка и вдруг рассмеялся.

– Ты с ума сошел, учитель?! – подозрительно уставившись на веселящегося Лешагу, спросил Марат. – Чему ты радуешься? С одной стороны, на Трактир идут безумцы какого-то свихнувшегося пророка, с другой – полчище волкоглавых, а он ржет, как полковая лошадь! – юнец не знал, что такое полк, но где-то вычитал это выражение и точно знал, что полковая лошадь ржет громче остальных.

– Я знаю, что делать, – не слушая возмущенных криков, ответил Леха.

– Ты куда?

– Возвращаюсь на толковище.

– А эти? – чешуйчатый кивнул на сидящих в стороне монахов, ожесточенно работающих ложками.

– Пусть отдыхают, потом в общих чертах опишешь им обстановку и скажешь лейтенанту, чтоб поставил на довольствие. В бой пойдут с нами.

– А почему сразу лейтенанту? – вскинулся Марат, но учитель уже не слушал. Он несся через три ступеньки к старой цитадели Трактира, точно прорвы уже преследовали его по пятам.

– Нет, это все же несправедливо, – вздохнул чешуйчатый. – Ну чем я хуже лейтенанта?!

Громадная комната, бывшая некогда обеденным залом, а нынче местом собрания военного совета, бурлила и клокотала так, что казалось, скоро пар клубами повалит из дверей и окон. Все, кто решил уйти, не дожидаясь окончания споров, уже спешили к своим караванам. В воротах их поджидал сюрприз. Исключительно в целях облегчения поклажи и ускорения движения стража брала в долг у отъезжающих треть продовольствия и две трети патронов. И это, не считая безвозмездно оставляемых в Трактире рабов!

Остающиеся бурно обсуждали кандидатуры тех, кому надлежало возглавить оборону Трактира.

Имя Лешаги звучало среди прочих, но без особого успеха.

Кто бы спорил, таких бойцов, как Леха, поискать, но его хлебом не корми, дай воевать в одиночку. То есть, конечно, не в одиночку, с напарником, но все же это не войском командовать. Да и то сказать, все эти годы Лешага выходил, что на бой, что на пир, с Бурым. А сейчас его напарник где? Сам он живехонек, а вот на вопрос о Буром только зыркнул, да ответил что-то невпопад. Сказал бы – убит, ясное дело, хоть и горько, да понятно. Или там в плен куда попал, тут и вовсе не знаешь, то ли плакать, то ли смеяться. Это ж у кого хватит сил удержать такого пленника? Ан нет, темнит что-то Лешага. А в Диком Поле, тем паче в Трактире, так не принято, не любят этого.

Кто-то из говоривших, еще когда зазвенел кассовый аппарат, предложил спросить о том Лилию, но гул возмущения перекрыл его голос. Негоже женщине присутствовать на собрании, а уж тем более высказываться в кругу мужчин. И то, что Лешага, в нарушение обычаев, ее сюда притащил, уже само по себе не говорило в его пользу.

Кандидатуры будущих военачальников сменяли одна другую. Стоило кому-то начать перечислять былые заслуги одного старого вояки, с противоположного угла неслась брань и перечисление прошлых и, что немаловажно, нынешних промахов.

Когда дверь за вошедшим Лешагой захлопнулась, в зале сама собой повисла тишина. То ли звук внезапного хлопка заставил людей замолчать, то ли в самой фигуре воина было что-то такое, отчего пришлось незамедлительно прекратить всякие споры. Ученик Старого Бирюка обвел глазами собравшихся.

– Сюда идут прорвы. Берегом. Отсекают путь к Дикому Полю. Их много, очень много.

Новость подействовала на публику, точно красная тряпка на быка.

– Тихо! – рявкнул Лешага. – У нас есть хороший шанс. Нужен мост. Наплавной мост ниже по течению.

– Товарищ светлый рыцарь, разрешите обратиться! – вытягиваясь во фрунт, выпалил Нуралиев. – Для наведения моста нужной длины, при наличии речных барж или иных плавсредств подобных габаритов, понадобятся от восьмидесяти до двухсот человеко-часов. С помощью речников и наших людей, при условии стабильного подвоза пиломатериалов, гвоздей, крепежных скоб, бревен и прочих средств, мы наведем переправу за полдня.

Умолкший зал недоуменно, однако уважительно глядел на молоденького лейтенанта. Была в его словах естественная уверенность, которая заставляла поверить в успех предприятия.

Хозяин Трактира молча кивнул.

– Знаешь, как действовать? Действуй, все тебе будет.

Никто не помнил, откуда и когда пришел этот человек. В Трактире не принято спрашивать, а сам он не горел желанием рассказывать о прошлой жизни. Кто-то говорил, что прежде этот обитатель Трактира жил в бунке где-то далеко, и что ушел он в юные годы повидать свет, каков он есть, а не запечатленный маленькими значками-буквами на желтоватых, серых или выбеленных страницах. Некоторые утверждали, что он жил сиротой и ушел скитаться, прихватив из дому самое ценное из того, что имелось, – полтора десятка книг.

Правда, злые языки возражали, заявляя, что прежде драгоценные тома не являлись семейным достоянием, и Библиотекарь, тогда, впрочем, его называли иначе, всего лишь утащил это сокровище с целью продать его в Трактире, но дорога затянулась. То ли лавина завалила горный проход, то ли вышедшая из берегов река смыла переправу. И нынешний почтенный муж коротал время за чтением со всем отпущенным природой вниманием.

Когда же, наконец, караван добрался до Трактира, судьба уготовила ему дотоле невиданное поприще – стать Библиотекарем. И первым вкладом в книжное собрание Трактира послужили те самые принесенные невесть откуда книги. С тех пор всякий купец, собираясь в эти края, старался прихватить с собой как можно больше книг. Лучшую цену, чем здесь, за них бы не дали нигде. Каждый попавший в его руки томик, каждую брошюру Библиотекарь нежно осматривал, обнюхивал, разглаживал и сушил, если та пострадала в пути, нумеровал, помечал особым знаком, внимательнейшим образом читал и ставил на полку. Ставил, любовался, проходил каждый день, сметая осевшую на корешках пыль. В Трактире всякому было понятно, что, если Библиотекарь знает не все, то в любом случае больше, чем он, не знает никто.

Лешага толкнул дверь в длинный с небольшими окнами зал, пристроенный чуть ниже старого здания Трактира. По обе стороны от входа располагались высокие стеллажи с книгами. В конце зала, обычно восседая за увесистым столом с отточенным пером в руке, царил Библиотекарь. Впрочем, сейчас он не царил, а стоял на стремянке у одного из стеллажей, доставал оттуда книги и передавал очень бедно одетому человеку, по виду рабу. Тот складывал их в деревянный ящик, ловко прибивал крышку и делал на ней значок ядовито-зеленой, издалека заметной краской.

– А, Лешага! – заметив гостя, остановился Библиотекарь. – Я вижу – ты привел нового читателя.

Черный, подавленный необычной обстановкой, жался к ногам хозяина. Заметив неуместный, по его мнению, интерес к себе, он на всякий случай обнажил клыки и зарычал.

– Не надо, – Леха положил руку на загривок пса. – Это свои. Не бойтесь, он никого не тронет.

Морщинистое усталое лицо Библиотекаря на миг осветилось улыбкой, но затем она стала печальной, точно вымученной.

– А мы, видишь, тут… – он грустно развел в стороны руки, указывая на опустевшие полки. – Надо спрятать, а то ведь, не ровен час… Врага, как сказывают, много. Он идет, никого не щадя. Я и подумал, если вдруг что, то книги лучше надежно укрыть.

– Мы не пустим их сюда, – жестко выдохнул Леха.

– Это конечно, – закивал Библиотекарь. – Это понятное дело, покуда живы, покуда в силах держать оружие… И двух мнений быть не может, конечно, не пустите.

Но если вдруг все пойдет не так, если вас убьют? Знаешь ведь, в бою всякое случается, – он поглядел в помрачневшее лицо воина. – Ты не обессудь, я же от всей души. Никому плохого не хочу, а тебе так и подавно. Я верю, что ты победишь, но книги… – он ласково погладил все еще стоящие на полке томики. – Они не должны пропасть, исчезнуть, сгореть в огне, развеяться в дым. Они должны остаться и нести знания.

Понимаешь, Лешага, человек, он рождается, живет и умирает. Таков его путь. Был – и нет. «Цвел юноша вечор, а ныне…» – старик прервал сам себя. – На его место является другой… – Библиотекарь спустился по стремянке и сел на одну из ступеней. – И никто бы не знал, жил он вообще или нет, когда бы мысли и страсти, клокотавшие в душе, человек не сохранил здесь, в этих книгах. Понимаешь, Лешага? Людей этих давно нет, многие умерли еще задолго до Того Дня, а книги – остались.

Представь себе, эти люди продолжают разговаривать с нами, делиться знаниями. Это меня до сих пор поражает. Читаешь, бывало, о какой-то прелестной юной девушке, о том, как неведомый мне мужчина любит ее, и словно сам переживаешь это чувство. Понимаешь вроде, что девушка и состариться-то успела, и умерла давно, а все же… Вот послушай, – он прикрыл глаза:

Леха представил себе на месте той самой «неведомой одной» Лилию, и сердце его застучало чаще.

– Ведь правда прекрасно, Лешага? – изучающе глядя на могучего собеседника, поинтересовался старик.

– Да, – подтвердил тот и, радуясь возможности хоть на минуту вклиниться в речь Библиотекаря, пояснил: – Я тут книги принес, – ученик Старого Бирюка скинул вещмешок с плеча и развязал его.

– Книги? – задумчиво протянул Библиотекарь. – Книги – это здорово, – вздохнул он, – это замечательно. Но, понимаешь, сейчас я не могу купить их. Пойми меня правильно, никто не думал, что такое может случиться. Даже это все не поместится в тайники. Я с ума схожу, думая, что делать с остальными.

Было слышно, что Хранитель Знаний еле сдерживает слезы отчаяния.

– Я не продавать принес, – отчего-то смущаясь, покачал головой Лешага.

– Зачем же тогда? – от удивления книгочей даже несколько воспрял духом.

– Я сейчас ухожу воевать. Постереги их, только чтоб не пропали. Там одна книга очень умная, я с ней каждый раз сверялся, всегда правду говорила. Жалко будет потерять. Вот, – он достал полюбившийся за время дороги небольшой том с ехидной физиономией на обложке.

– Макиавелли, «Государь», – прошептал Библиотекарь, и глаза его засветились счастьем. – Мне доводилось только читать о ней, видеть ссылки. Но держать в руках… Это же просто чудо!

– У меня еще есть, только имена авторов какие-то странные, чужацкие. Миямото Мусаси, «Книга пяти колец», Сунь-Цзы «Стратагемы. Трактат о военном искусстве»… – Лешага поставил вещмешок на ступеньку лестницы, рядом со стариком.

– Какое сокровище! Где ты их взял? – старик открыл следующую книгу со скрещенными мечами на обложке и с выражением прочел нараспев: – «В десятый день десятого месяца двадцатого года эры Канъэй (1643) я поднялся на гору Ивато в провинции Хиго (на острове Кюсю), чтоб помолиться Небу. Я хочу помолиться Каннон и склонить колени перед Буддой. Я воин из провинции Харима – Симмэн Мусаги-но-Ками-Фидзивара-но-Гэнсин. Мне шестьдесят лет. С самой молодости мое сердце прикипело к Пути боя…».

– Невероятно! – Библиотекарь закрыл книгу и посмотрел на смущенного посетителя. – Этот человек был непревзойденным мастером боя на мечах. Но на исходе жизни он пришел к мысли, что владение словом – высшее из тайных искусств, составляющих Путь воина. Но ты не ответил, откуда это у тебя?

– Мой ученик, – немного сконфуженно произнес Леха, – это он мне отбирал. Я их честно заслужил. Это моя награда.

– Да, я понимаю. Ты бы мог попросить его зайти ко мне? Ты сказал, что он отбирал эти книги. Значит, там было еще много других?

– Это правда, очень много. Я прикажу ему прийти, – бывший страж на миг замолчал. – У меня просьба к тебе. Я пришлю сюда Марата и свою женщину. Она сильная и умная. Ее зовут Лилия. Пусть они тебе помогут. Мне скоро в бой. Куда легче на душе, если буду знать, что они тут. И еще, – он достал из вещмешка книгу, – язык тут незнакомый, но я знаю, это о монастыре Шаолинь, о его монахах-воинах. Мне сказали, что монастырь этот сожжен. Ты знаешь, так ли это?

– Не знаю, – вздохнул Библиотекарь. – Но постараюсь узнать.

Лейтенант был непреклонен.

– Мне нужно не менее восьми литров на человека.

– Хватит и пяти, – возмущался местный, должно быть, отвечавший в Трактире за доставку питьевой воды.

– Восемь, – лейтенант проникновенно глянул в глаза водовоза. – А с пятью ты сам будешь строить.

– Да откуда же я столько вам возьму?! – житель Трактира воздел руки к небу, то ли призывая его в судьи, то ли прося наполнить чаны питьевой водой.

– Я даю тебе самый худший вариант в раскладке на три дня, – отрезал начальник строительства. – В день уйдет меньше, но рассчитывай по максимуму. Уяснил?

– А может, как-то договоримся? – замялся водовоз, с надеждой заглядывая в глаза большому командиру.

– Можем, почему нет, – кивнул тот. – Все просто, тебе даже не придется ничего делать. Я привяжу тебя к барже вместо якоря. Вопросы есть?

– Да уж, куда ясней, – поставщик обреченно развернулся. Но вслед ему еще летели слова:

– Если вдруг с быками что-то не заладится, или втулки на колесах развалятся, то, что я сказал насчет якоря, остается в силе.

Нуралиев развернулся к следующему, ждущему его распоряжений обитателю окрестностей Трактира.

– Какая толщина бревен?

– Ну, вот, примерно, такая, – верзила, способный разместить лейтенанта в любом из своих карманов, продемонстрировал собственную ладонь.

– Что значит, примерно?! – офицер вытащил из сумки на боку линейку и приложил к ладони здоровяка. – Вот здесь двадцать шесть сантиметров, уяснил? Значит, выход должен быть – три доски толщиной семь сантиметров с одного ствола. Три, не меньше, я проверю. Семь сантиметров – это вот столько! – он снова приложил линейку на этот раз к ногтю плотника и очеркнул на нем лезвием ножа необходимую толщину. – Вопросы есть?

– Да откуда ж…

– Марш выполнять! – Нуралиев оглянулся и увидел Марата. – Товарищ светлый рыцарь зовет?

– Нет, – покачал головой чешуйчатый, и впервые во взгляде его читалось уважение.

– Тогда что же?

– Тут Лешага к тебе прислал троих, вон стоят в масках. Велел поставить на довольствие. В бой пойдут с нами, – юнец замялся. – Ну и… поговорить хотел.

– Это хорошо. Оружие в руках держать умеют? – подчеркнуто выдерживая деловой тон, уточнил офицер.

Марат тяжело вздохнул:

– Эти умеют… – и тут же опомнился. – Ну, конечно, не так, как мой учитель.

Драконид собрался было растечься длинной, вычурной фразой о превосходных боевых качествах своего кумира. Но лейтенант без всяких церемоний перебил его:

– Ясно. Что-нибудь еще?

– Нет. Хотя да. Ты вот это все откуда знаешь?

– Я учился этому с семи лет. У нас всякий, кто достоин быть офицером, постигает военное дело… – он грустно воздохнул. – Я постигал военное дело с того самого дня, как стал учиться считать и писать. Я достиг звания командира взвода в роте охраны аэродрома. А это знаешь, какая честь?

– Нет, – сознался Марат, – а что такое аэродром?