Глава 21

Лабиринт улиц принял ощетинившееся автоматными стволами войско с дежурным интересом. Вооруженные отряды здесь сменяли друг друга каждый день, одним больше, одним меньше. Все дороги, как бы ни вились они, как бы ни утыкались в тупики и выгребные ямы, в конечном итоге вели к огромной площади торжища. Еще одна дорога, заслуживающая почти забытого, но гордого названия «улица», тянулась к мосту через Серую Воду. У самой реки она разделялась надвое, один рукав вел в Замостье, другой поднимался к Трактиру.

Дома, построенные на улице, заслуживали особого внимания. Некоторые достигали аж трех этажей в высоту, те их стены, что выходили на дорогу, были ярко раскрашены. Лишь настоящие богачи могли позволить себе такую роскошь. Всякому здесь было известно, что эти дома принадлежат именитым караванщикам. Те начинали их строить с молодых лет, надеясь, уйдя на покой, пожить в свое удовольствие.

Обычно строительство продвигалось резво. Сюда тянулись нитки со всех концов обитаемого мира и, как говорилось: «Если ты чего-то не можешь найти у Трактира, значит, этого попросту не существует». Обмен, купля и продажа здесь велись порою круглые сутки, если, конечно, небо оставалось благосклонным и не посылало на головы смертных зеленые дожди. Люди разного вида и звания бродили тут, прицениваясь, споря, ударяя по рукам, отвешивали из сумы тускло выблескивающие патроны или столь редкие нынче драгоценности.

Караваны со всех сторон Дикого Поля: из-за плоских гор Востока и кряжей пустынного Юга, от Ледового Предела – словом, отовсюду шли сюда, привозя новости, зачастую уже обросшие солидной бородой, но все же позволявшие судить о том, что происходит в мире. Караванщики, их кони и повозки, их двуногие мулы и тюки с товаром до отказа заполняли площадь. Зазывалы тянули прохожих в свои лавки. Накрашенные девицы демонстрировали свои прелести, суля неземные удовольствия за небольшую плату.

Куда же, если не на торжище, было идти разумному, видавшему виды человеку?

Лешага повернулся к Лилии.

– Держись поближе ко мне. Здесь мало женщин. Большинство, – он ткнул пальцем в потрепанную девицу, и та заученно растянула губы в завлекательной улыбке, – такие.

Старостина дочка брезгливо поморщилась и прижалась к своему мужчине.

– Ба, да это Лешага! – раздалось с помоста, на котором, уныло опустив головы, стояли раздетые до пояса крепко сложенные мужчины и молодые женщины – чей-то богатый улов. – Двузубый, постереги их!

С возвышения на землю спрыгнул крепыш с курносым, точно обчекрыженным, автоматом на груди.

– А говорили, что ты погиб вместе с Бурым, – коротышка оглядел строй, ища взглядом Лехиного побратима. – Как я вижу, если и брешут люди, то не совсем. Или поссорились?

– Думай, что говоришь! – воин остановился. – Привет, Рустам. Ты привел? – он кивнул в сторону рабов.

– Привел я, а люди не мои. Зелимхан с острова Чеч, слышал о таком? Так вот, он хозяин. А я вижу, ты тоже делом занялся, – крепыш обвел взглядом тянущийся по улице обоз. – Хорошо поохотился. Сейчас редко кто столько приводит. По эту сторону реки от прорв совсем житья не стало.

– Это свободные, – мотнул головой Лешага. – Я только довел.

– Как свободные? – глаза Рустама вдруг сузились и оттого стали ужасно хитрыми. – Нехорошо друзей обманывать!

– Раз сказал – свободные, значит, свободные.

– Лешага, ты что задумал? – приближаясь вплотную к воину, стараясь говорить шепотом, затараторил торговец живым товаром: – Я же не вчера на свет родился. Вон тех двоих, – он кивнул в сторону автоматчиков, – мне прежде видеть доводилось – это раздольники! А это, – он скроил брезгливую мину и собрался было плюнуть на землю, но удержался, заметив взгляд собеседника, – и вовсе чешуйчатый!

– Я знаю, – спокойно ответил ученик Старого Бирюка. – Это мои люди.

– Раздольники? Чешуйчатый?! И вот… – Рустам глянул на девушку, но оборвал себя на полуслове, понимая, что такие не бывают захребетными, как величали переезжих шлюх легкие на прозвища караванщики.

– Сколько у тебя людей? – перебил друга Леха.

– Моих семеро и у Зелимхана пятнадцать.

– Толковые?

– На острове Чеч воевать любят, – пожал плечами страж, – но горячие, в серьезном деле первыми лягут. И, если обиду затаят, спиной к ним лучше не поворачиваться.

– Кто из знакомых здесь?

– Игнат из Питербунка со своими орлами, Морж с Ледового Предела, и при нем шестеро, но парни, что надо, каждый троих стоит. Усач с Южных Перекатов тоже здесь. Он, правда, клянется при встрече тебе кишки выпустить. Говорит, что в прошлый раз хлебнул лишку, только потому ты его и одолел.

– Ничего, – оборвал его Лешага. – Сам или с людьми?

– С людьми, конечно. Ищи того дурака, что сейчас в одиночку ходит. Даже ты вон с каким войском пожаловал. Усач с собой поменьше бойцов привел, но пара десятков есть.

– Хорошо, Рустам. Извести всех стражей, тут назревает большая заваруха, такой еще никогда не было. Пусть идут к Трактиру, толковище будет.

Марат постоянно оглядывался. И он еще думал поразить воображение Лешаги рассказами о поселке Декана? Толчея и гомон раздражали драконида. Когда же некий разодетый в яркие одежды мужчина ухватил его за верхнюю губу и попытался осмотреть клыки, он и вовсе озверел и цапнул невежу так, что тот с визгом отскочил в сторону, а затем набросился с руганью на стоящего рядом лейтенанта. Говоривший с Рустамом Леха, даже не оглядываясь, вытянул руку назад, зажал нос крикуна меж пальцев и, несмотря на суматошные попытки того высвободиться, притянул купчину к себе.

– Я лишь хотел осмотреть товар, – извиняясь, пробубнил расфуфыренный торгаш. – Я возьму чешуйчатого. Двести патронов!

Не отвлекаясь от разговора, Лешага разжал пальцы и резко двинул пяту ладони вперед. Нарушитель спокойствия тут же оказался сидящим на земле с окровавленным носом.

– A-а, это твой, – моментально догадавшись, что Марат не продается, пролепетал работорговец и на четвереньках, лишь бы не маячить перед глазами воина, уполз в толпу.

– Куда ты меня привел?! – зашипел Марат. – Что за дикие нравы?!

– Рустам, – кладя руку на плечо старого товарища, попросил ученик Старого Бирюка, – мне нужно разместить их. Пошли кого-нибудь из своих, пусть найдет моим людям свободное жилище. Только ж…

– Лешага, Лешага, я ж не Усач, я все понимаю, – страж выставил перед собой руки. – Никто не продается, это все – твои люди, – он с сожалением посмотрел на Лилию и отвернулся, скрывая тяжелый вздох. – Заурбек, отведи-ка их на Лысые Камни, пусть там поселят, да хорошо поселят. Головой отвечаешь!

– Лешага-джан, здравствуй, дорогой! – появляясь из толпы, приветствовал его статный горбоносый мужчина с длинным кинжалом на поясе и разукрашенным автоматом на плече. – Давно здесь не был. Хорошо, что живой!

– Хорошо, – согласился Леха. – Возвращайся скорее. Разговор есть.

– Как скажешь, дорогой, – широко улыбнулся Заурбек. – Эй, пойдем, – скомандовал он и махнул рукой.

– Лилия, я тебя прошу, иди с Зауром. Он тебя в обиду не даст.

– Кто такую дэвушку обидит, я ж из того своими руками шашлык сделаю! – кинжал до половины вышел из ножен и со звоном вернулся обратно, чтобы поняли, чем именно Заурбек планирует шинковать коварного злодея.

– Я не пойду, – дочь старосты была тверда, как никогда. – Знаешь, я тут стреляю лучше многих и ножом владею. Мы с тобой бок о бок воевали. Ты когда-нибудь видел, чтобы я трусила?!

– Нет. Но я очень тебя прошу. Так будет лучше.

– Не будет. Я встану рядом с тобой.

– Да-да, и я рядом с тобой встану. И мы им так наваляем, что у них пятки задымятся! Вот и Черный согласен, – встрял еще не остывший от недавней обиды Марат.

Пес удивленно поднял глаза и высунул язык, точно стараясь понять, в чем это его обвиняют.

На лице Рустама отразилось неподдельное удивление. Сначала женщина, а потом чешуйчатый перечили Лешаге и продолжали, как ни в чем не бывало, оставаться в живых. Раньше возражения мог позволить себе лишь Бурый. Видно, и впрямь что-то странное и необычное творилось в этом мире.

– Я сейчас… – крепыш попятился. – Сейчас всех оповещу.

Места за столиками в цитадели Трактира были заняты все до единого. Большинство собравшихся так или иначе знали друг друга. Не всегда они готовы были преломить хлеб. За многих нельзя было поручиться, что, повстречайся они за пределами этого священного места, не поспешат без лишних слов перерезать друг другу глотки. Но здесь все были равны, и все в одинаковой степени имели право голоса. Хозяин Трактира, долговязый, носатый, как все его предки, монументально восседал за стойкой на вращающемся табурете, сжав в пятерне ручку кассового аппарата. Увидев, что зал до предела заполнен, он подал рычаг вниз, оповещая характерным звонком, что заседание военного совета началось.

Лешага выступал первым. Командовать на линии огня ему, пожалуй, было бы проще, чем убеждать десятки собравшихся здесь вояк единым строем выступить против общего врага. Но сказать веское, правильное слово было необходимо. Леха поправил автомат, обвел глазами публику, ища поддержки.

Его здесь хорошо знали, а кто не знал лично, был наслышан. Он видел скуластое, загорелое лицо Рустама, его хищно прищуренные глаза. Этот не предаст в бою, но при дележе добычи готов будет вырвать кадык за лишнюю пуговицу. А вон Морж, с вечной нелепой улыбкой на широком лице, – увалень увальнем, пока не доходит до дела. В схватке его свирепость и представить трудно. Усач, как всегда, на взводе. Лихой боец, постоянно ищущий ссоры и чувствующий себя в драке, как рыба в воде. Много, очень много знакомых лиц. Но взгляды тяжелые, настороженные. Оно и понятно. Толковище в Трактире – событие из ряда вон. Лешага просто так народ собирать не станет. Раз уж собрал, предстоит большая драка. Да что там большая – небывалая. В такое пекло кому лезть охота?

– Сюда идут враги, – начал Лешага. – Много врагов, тысячи. Чего хотят – не знаю. Убивают и жгут людей живьем. На днях выжгли речников.

По столикам прокатился гомон недоумения и возмущения.

– В селении, я сам видел, на площади гора обгорелых трупов. Захватили Павловбунк, теперь направляются сюда.

По залу вновь прошла волна ропота. Многие из сидящих здесь людей – опытные караванщики, десятки раз тянувшие нитки через все Дикое Поле, уже соображали, как бы побыстрей отправиться из Трактира восвояси. В безлюдных землях и затеряться несложно, да и в своих краях людей предупредить надо.

– Павловбунк в пяти днях ходьбы отсюда, – куда-то в пространство бросил Трактирщик.

– Неделю тому назад враг был уже там. Еще у них есть кони.

– Это тебе девка твоя сказала?! Или во сне привиделось?! – вскочил с места Усач. – Войско в несколько тысяч! Да такого и быть-то не может.

Зубы Лешаги сжались до хруста. Пальцы сами собой нащупали рукоять ножа. Усач расплылся в глумливой ухмылке. Длинные, закрученные усы – предмет его особой гордости, поднялись к ушам.

«Нельзя, – осадил себя Леха. – Сейчас нельзя».

– Пустое сказал, – он чуть приподнял губу, точно подавляя зевок. – Не веришь? Сам иди, смотри. Вон мост. А послушаешь, может, что поймешь. Вот он, – Леха кивнул в сторону Нуралиева, – из Павловбунка, сам расскажет.

– Еще и беглеца с собой притащил! – не унимался давний соперник. – Что хлопец, быстро драпал?

Лицо Нуралиева вспыхнуло, но тяжелая рука воина оборвала его рефлекторное желание схватиться за кобуру. Парень встал с места у столика, приблизился к стойке и заговорил четким, хорошо поставленным голосом, не терпящим возражений:

– Я Нуралиев из Павловбунка, удостоенный высокого звания лейтенанта, командир взвода роты аэродромной охраны, на сегодняшний день старший офицер Павловбунка, свидетельствую. Отряд неопознанного противника впервые был обнаружен ввиду наблюдательных постов бунка двенадцать дней тому назад. Передовое охранение вступило в бой, но было уничтожено превосходящими силами врага. Неприятель хорошо вооружен как легким стрелковым оружием, так и бомбометами. Попытки удержать оборону на внешнем периметре не увенчались успехом. Понеся большие потери в живой силе, противник все же овладел укреплениями. Личный состав занял оборону непосредственно в бунке. Туда же были эвакуированы все оставшиеся в живых мирные жители. Мы удерживали оборону в течение трех дней. Когда бой уже кипел на ближних подступах к главному входу, было принято решение вывести гражданских в безопасное место. Приказ командования мною был выполнен беспрекословно, точно и в срок.

– Ишь ты… – попробовал было оскалиться Усач.

– Э-э-э, ты рот заткни. Я твой нюх топтал! – перебил его сидевший за спиной Рустама Заурбек.

– Чего-чего? – верзила с Южных Перекатов вскочил из-за стола.

– Всем сидеть! – рявкнул Трактирщик.

– Ну, ты еще выйдешь отсюда… – процедил задиристый соперник Лешаги.

– Мы все выйдем, – спокойно добавил Леха. – Надо сейчас решить – куда.

– Скажи-ка, лейтенант, – плавно растягивая слова, заговорил Морж, – а что это за история-то такая, будто людей они жгут?

– Это не история. Так и есть, – лицо молодого офицера помрачнело, точно сажа пожарища выступила на нем. – Когда неприятель появился ввиду наших постов, командованию бунка был передан ультиматум. Его зачитали в офицерском собрании.

Там говорилось, что хан, имени уж не припомню, наместник пророка Аттилы, посланного на землю Творцом Вселенной и Потрясателем Небес, там еще много подобного было, повелевает гарнизону и всем жителям склонить голову и принять истинную веру. Сам пророк, как было написано в ультиматуме, волей Господа прислал его сюда, дабы неверующие уверовали. Тем же, кто, услышав слово истины, останется глух и будет роптать на волю Предвечного Властителя и Вершителя Судеб, уготована смерть в огне.

Дальше там говорилось, что некогда Творец Небес послал сына к погрязшим в грехе, и те распяли его. Горе Отца было велико, но милосердие куда больше. Он вновь, устами человека просветленного и смиренного, явил свою волю. Но лишь тот, кто склонил голову пред вооруженной рукой Пророка, сделался верным. Неверные же, обретя силы, великим числом и многим оружием окружили их. И грянул Тот День, как воздаяние за грехи и неверие.

Но гнев Бога все же не сравнится с его любовью. Пророк Аттила, избранный встать над народом верных, снова принес в мир слово Божье. Все, кто покорится ему, обретут путь в мир светлый, где среди садов течет сладкая вода и прекрасные девы ублажают праведников, где плоды сочны и душисты, где пища всякий день сама появляется на застеленных столах, где солнце ласково сияет в небе, и ночь блистает Луной и наполнена песней соловья. Для всех же иных, – Нуралиев сжал кулаки, – единственный удел – смерть и пламень. Гнев Явителя Истины – бич для них.

Он замолчал, обведя зал тяжелым взглядом.

– Мы решили драться.

В зале воцарилась тишина. Даже Усачу как-то вдруг расхотелось бросать колкости в сторону Лешаги и его спутников. Молодой лейтенант стоял, гордо выпрямившись, сжав кулаки, точно прямо сейчас переживал тот миг, когда было принято решение отстаивать бунк до последнего. Казалось, больше всего офицера печалит, что он сейчас не там, в стенах горящей цитадели, среди погибающих, а вероятнее, уже погибших друзей и соратников. Конечно, он радовался, что выжил. Но эта радость была густо замешана на глубокой горечи.

– Скоро всадники будут здесь, – нарушая затянувшуюся тишину, напомнил Леха. Его слова точно сорвали вентиль. Голоса мощным гулом заполнили комнату. Все кричали одновременно, стараясь, криком и потрясанием рук перебить друг друга, на что-то ответить, быть услышанными.

– Надо обороняться здесь, – твердили одни. – Укрепить палисад, созвать всех, готовых взяться за оружие. Послать гонцов в бунки…

– Удержать бревенчатую изгородь не удастся, – твердили другие, – и тогда здесь будет свирепая резня. Не спасется ни старый, ни молодой. Надо уходить в Дикое Поле, рассредоточиться, унести все ценное. Всадники не будут долго стоять в Трактире, если не найдут запасов еды и добычи. Они пойдут дальше в степь. А там без опытных проводников могут без следа растаять и тысячи воинов.

– Они найдут проводников! – не унимались первые. – Да и кто знает, может быть, проводники уже есть. Надо драться. Уничтожить Замостье, намертво перекрыть здешнюю переправу и принять бой. Нельзя отдавать на поругание какому-то бесноватому пророку священное место, точку отсчета нового мира.

– Нельзя привязываться к точкам! – звучало в ответ. – Когда враг уйдет, все можно будет отстроить. А людей не вернешь.

Лешага смотрел, как вскакивают с места и, размахивая кулаками, надсадно кричат старые и молодые стражи, умудренные походами караванщики и командиры наемных отрядов. Для себя он уже решил, что будет отстаивать Трактир. Сейчас ему важно было понять, кто еще примет его сторону. Он старательно вглядывался в лица, в том числе в лица молчавших. Кто знает, может, среди них есть и те, что пожелают безропотно принять веру пророка Аттилы – к чему ссориться с тем, на чьей стороне сила? Такие всегда поддержат большинство, драться – так драться, бежать – так бежать. Но лишь только по-настоящему дойдет до дела, сегодняшние тихони начнут переговоры с новой властью. Ведь это такой мудрый поступок – разделаться с конкурентами чужими руками?

Вновь зазвенел кассовый аппарат. Трактирщик призывал собравшихся к порядку.

– Я вижу, сейчас говорить не о чем, – едва смолкли голоса, хмуро произнес он. – Пусть те, кто считает нужным уйти, – уходят, вам всегда были рады здесь, и, если Трактир переживет эти дни, будут рады и впредь. Что мы просим, так это сообщить о грядущей напасти в бунки по всем границам Дикого Поля, во все селения, речникам, перевальщикам и лесникам. Пусть готовятся к бою. Если захотят прийти на помощь нам – ни один боец не будет лишним. Те же, кто решит остаться, пусть готовятся к схватке. Всякий, кто сможет держать оружие, получит его. Это касается не только свободных людей, но и рабов, приведенных на торжище.

– Но это же рабы! – возмутился один из караванщиков, явно намеревавшийся уйти с товаром. – Раб – это мое имущество!

– Ты можешь остаться вместе со своим имуществом, – не замедлил с ответом Трактирщик. – Человек без оружия – раб, даже если не знает об этом. Человек, у которого в руках оружие, не может оставаться рабом. Я сказал, и так будет.

Караванщик недовольно заворчал, но возмущаться не посмел. Его голос утонул в одобрительном гуле.

В старое помещение Трактира боком втиснулся один из охранников, карауливших ворота.

– Там пришли люди, требуют Лешагу.

– Кто такие? – спросил Трактирщик.

– Не знаю, прежде таких не видел. В черных одеяниях, на головах маски с прорезями.

– «Эти»! – воскликнула Лилия.

Следивший за людьми в зале воин настороженно повернулся.

– Тебя спрашивают какие-то люди в масках, – бросил ему Трактирщик.

– Если позволишь, я переговорю с ними.

Хозяин Трактира молча кивнул, и Лешага, стараясь не привлекать лишнего внимания, исчез вместе с привратником.

Трое монахов сидели за столиком, жадно уплетая кашу из жестяных мисок. Заметив давешнего паломника, один из них поднялся, стараясь развести плечи пошире, но покачнулся, должно быть, от усталости.

– Сиди, – тихо скомандовал ученик Старого Бирюка, усаживаясь рядом. – Что стряслось?

– Я брат Каноник заутренней стражи, – представился старший. – У меня сообщение для тебя.

– Слушаю.

– Пять дней тому назад Сохатый с отрядом пересек барьер Ужаса. Что с ними стало – неизвестно. Он велел разыскать тебя, если не вернется через семь дней. Но волкоглавые появились куда раньше. Их много, очень много. И Ужас движется перед ними. Мы были вынуждены покинуть бунк, но прорв это не остановило. Они идут следом.

– Следом за вами? – уточнил Леха.

– Нет, – устало ответил брат Каноник. – Они идут за тобой. Мы пытались сбить их с пути. Безуспешно. Смиренные братья отступают, пятятся, стараясь хоть как-то сдержать волкоголовых. Мы были посланы вперед, как лучшие бегуны, чтобы предупредить тебя. Не могу сказать, насколько мы опередили врага. Но скоро они будут здесь. Не знаю, как, не знаю, для чего ты им, но они чуют тебя.