Глава 14
Трактирщик был высок, худ и чуть сутуловат. Костистое лицо его с большим, горбатым носом, пожалуй, не могло считаться красивым. Но он был похож на отца и деда, а этот облик во всем Диком Поле уже несколько десятилетий воспринимали как благородный и исполненный величия.
Здесь, в стенах Трактира, долгие годы спасаемого Нолланом места, его слово значило так много, как только вообще могло значить слово человека. Его предки создали эту обитель порядка, невероятную в пору всеобщей паники и хаоса, а потому особо драгоценную. В мире, где всякий был врагом каждого, где еда и жалкие остатки величия былой цивилизации ценились больше, чем жизнь многих и многих себе подобных существ, по странной прихоти случая выживших после Того Дня, — эта цитадель стабильности казалась особым благословением небес. Или уж кто там нынче отвечал за сохранение мира и относительного покоя.
Провозглашая на площади торгового селения первое уложение, запрещающее укрывшимся тут беженцам со всех сторон света убивать друг друга, его дед мечтал, что пример трактира «Разбитые надежды» станет маленьким зернышком, из которого вырастет огромный сад, и тот в будущем изменит Дикое Поле.
Отец радовался уже тому, что Трактир разросся и стал воистину священным местом, легендой, хоть и не оправдавшей надежды основателя торговой фактории, но все же подавшей остальному миру уникальный пример. Он частенько стоял на веранде между столиками, задумчиво облокотившись на перила, и смотрел, как на торжище копошится местный и пришлый люд, решая миром великое множество насущных вопросов. Со временем и сын пристрастился к этому. День за днем он видел, как разрастается селение, как приходящие сюда уставшие, хмурые люди, обглоданные Диким Полем, со временем начинают, хоть и осторожно, разговаривать между собой.
— Придет час, и они поймут, — говорил отец. — Караванщики разносят вести во все края, так что люди должны понять, что жить в мире и радости куда выгоднее и приятнее, чем убивать друг друга. Запомни это, сын. И если я не доживу до того светлого дня, заклинаю и завещаю — пойди дальше меня!
Отец не дожил. Теперь сыну надлежало идти дальше.
Трактирщик не помнил, в какую пору родился, за делами это просто забылось. Кажется, никто о том не упоминал, а сам он и не спрашивал. Мать каждый час, без остатка, была занята хозяйством их большого дома, отец — и того пуще, заботился обо всем разросшемся к тому времени селении. А сейчас и спросить уже некого.
Да и что с того, под луной или под солнцем, в жару или мороз появился на свет? День сменял день, шли ливни, высыхала земля, снег падал, а потом таял, и так много раз. Ему было недосуг считать перемены земных нарядов, подобно дереву, накапливающему годовые кольца, он должен был идти дальше. Нужно было еще так много сделать!
Недавнее сражение как-то неожиданно выбило его из привычного ритма, заставило по-новому взглянуть на мир вокруг. Он даже взял этого парня, Нуралиева, и назначил поддерживать в Трактире порядок. Город уже слишком велик, и больше не может хранить сам себя одной лишь силой неписаных законов.
В последнее время Трактирщик начал задумываться о том, что скажет когда-нибудь собственному будущему сыну.
«Я отстоял Трактир от врага и железной рукой начал утверждать в нем порядок. Или закон. Как лучше?»
Он наморщил лоб, пытаясь убедить себя, что это одно и то же. Выходило слабо. Вот, скажем, между караванщиками и теми, кого они брали на службу, было лишь слово, и никакого закона. Что, по сути, есть эти самые законы? Желание обезопасить себя и ближних, желание, чтобы завтра было так же, как сегодня. Они должны быть хороши уж тем, что от них нет смысла отступать. Всякий закон, который хочется преступить, обязательно будет нарушен. Как же быть тогда?
Вопрос оставался без ответа, мысли скользили дальше. Ему вдруг припомнилась недавняя беседа с шерифом. С какой яростью тот убеждал, что Трактиру необходима регулярная армия. Что именно меч, как говорили древние, создал право. А иного пути — нет!
По сути, что же, как не воплощенный закон, и есть те выношенные и рожденные в здешнем краю правила? Горстка разумных требований, которые все тут вместе и каждый в отдельности, даже те, кто не расстается с оружием и во сне, не захотят преступить.
Но вместе с тем, если смотреть в корень, лейтенант все же прав: армия нужна. И не только чтобы отражать нападения врага. Быть может, столкнувшись с неожиданно яростным отпором, людожеги и впрямь больше не пожелают сюда лезть? Но если и так, армия пригодится: даст возможность создать по всему Дикому Полю целую сеть Трактиров! Сделать так, чтобы единый, вновь родившийся на свет порядок царил на караванных путях. Царил и демонстрировал преимущества всем этим засевшим в бунках злобным хорькам, гребущим под себя!
Дверь приоткрылась. Трактирщик раньше почувствовал это, и лишь потом услышал. Из коридора потянуло сквозняком. В это время суток ветер дул от воды на сушу.
Он чуть сконфуженно обернулся, будто гость застал его врасплох за чем-то неподобающим.
— Ты просил меня зайти? — на пороге стоял Библиотекарь с парой довольно потертых книг в руках.
— Свежий улов? — поинтересовался хозяин кабинета.
— Да, выменял на торжище. Ты хотел говорить со мной?
— Мне нужно знать твое мнение. — Он подошел к окну и уставился на заставленную столиками веранду. В этот час здесь было малолюдно.
Трактирщик отчего-то немного опасался Хранителя Знаний. Сам не мог сказать почему, но ему казалось, что тот вечен и неизменен, сведущ во всем и видит насквозь каждого, так что под его взглядом самые потаенные мысли лезут наружу, будто ростки из-под земли. Опасался, но хорошо знал, что мудрее и опытнее библиотекаря нет никого во всем совете старейшин.
— О новых временах? — подтверждая опасения властителя кассового аппарата, предположил гость. Хозяин едва-едва смог упрятать досаду. Его собеседник, похоже, никогда не сомневался в правильности своих предположений.
— И о них тоже, — словно между прочим, согласился Трактирщик. — Я хочу расширить дело.
Он тут же пожалел, что озвучил сокровенное желание вместо того, чтобы говорить о насущных делах, о требованиях шерифа, о возможной угрозе, накатывающей из-за Срединного хребта. Вместо того чтобы расспрашивать, задавая прямые и четкие вопросы, не вдаваясь в рассуждения, с тем лишь, чтобы узнать мнение премудрого старца о неотложных проблемах.
— Расширить дело? — как ни в чем не бывало переспросил тот, словно речь шла о самых обыденных вещах. — Подумываешь создать целую сеть Трактиров?
— Да! — невольно загораясь смелостью замысла, выпалил хозяин Трактира. — На всех караванных путях! — проговорил он, начиная ходить по комнате, оживленно жестикулируя, будто отгоняя от себя витавшие сомнения. — Там должны стоять гарнизоны, чтобы караваны в новых трактирах могли спокойно останавливаться, не опасаясь раздольников и поисковиков из бунков. Там должны будут кормить, поить и давать кров. И главное, там будет царить наш порядок, единый порядок! Тот, что мы растим здесь уже третье поколение!
Если мы сделаем это, Дикое Поле перестанет быть диким! Нуралиев прав. Нужно знать мир, в котором мы живем, хотя бы ту его часть, которую, хоть пока и довольно условно, почитаем своей. От каждого из новых Трактиров надо будет посылать экспедиции на поиск населенных земель. Мы сошьем из клочьев новую одежду этому миру!
Трактирщик был горд своей речью и глядел на Хранителя Знаний, ожидая слов одобрения.
— Дерзкий замысел, — спокойно похвалил тот. — Но вряд ли он закончится хорошо. А знаете, до Того Дня уже существовали огромные сети Трактиров. Таких, скажем, как Макдоналдс. Но ты пошел дальше них. У них не было ни гарнизонов, ни столь возвышенных, и потому недостижимых целей.
«Макдоналдс, — крутилось в голове у Трактирщика. — Красивое имя. Если замысел удастся, я назову себя так: Великий Трактирщик Макдоналдс I».
Он прислушался, как звучит титул.
Между тем Библиотекарь продолжал степенно и немного грустно:
— Одна беда, я почти уверен: люди не примут этого порядка. Да и любого другого, установленного гарнизонами. Убедить их, что вооруженные люди пришли охранять покой и порядок, не удастся. И прежде никому не удавалось. Это слабое утешение, а другого нет. — Властитель кассового аппарата только сейчас заметил, каким уставшим выглядит собеседник. — Если у тебя хватит сил, ты сможешь заставить людей подчиниться твоей воле. Но какой бы доброй она ни была, при первой же возможности сжатая пружина выпрямится и сметет все, принесенное тобой.
— Но почему? Чем плох наш порядок?!
— Он хорош. По большей мере хорош. — В отличие от хозяина кабинета старика не обуревали эмоции, голос его был тих и размерен. — Некоторые, вероятно, даже примут его всей душой.
Беда в том, что в большинстве своем люди не желают и никогда не желали жить хорошо, хоть это и звучит странно. Они хотят жить, как придется, и упрекать судьбу за то, что в результате им плохо. Обременять себя законами — значит заставить себя мыслить и делать осознанный выбор. А это не всегда просто, зачастую болезненно. Поэтому, друг мой, ты до последнего вздоха останешься для них чужаком, навязывающим свою волю.
— Но если людожеги и впрямь решатся прийти… — Трактирщик бросил на стол весомый аргумент — карту, позаимствованную из колоды лейтенанта Нуралиева. — Разрозненные силы не смогут остановить их, а собрать даже тех, кто сражался в прошлой битве, уже невозможно!
— Это верно, — кивнул Библиотекарь. — Людожеги придут, непременно придут. А вы изгнали человека, который в силах объединить тех, кто еще вчера числил себя врагами.
— Он нарушил Закон! — морщась от досады, напомнил властитель кассового аппарата.
— И снова верно. Я не выступаю против решения суда. Но, сам видишь, даже здесь, в малом, закон и реальность, как это часто бывает, враждуют меж собой.
— Не этот, так другой, — буркнул хозяин кабинета. — Здесь десятки стражей. Даже сотни!
— Ты прав, — подтвердил Хранитель Знаний. — Любую отсеченную ногу со временем можно заменить деревянной. Я могу идти?
— Нет, постой! — У Трактирщика засосало под ложечкой. Ему показалось, что если сейчас он не сможет убедить своего гостя, то себя и подавно не сумеет, так и останется стоять на распутье. — Что такого может один человек, чего не может другой? Лешага отличный страж: ловкий, сильный и, пожалуй, умный. Но он всего только страж! Один из тех, кто подряжается умереть за своего караванщика.
— Один из тех, кто берется довести караван до цели, — парировал Библиотекарь. — Тут большая разница.
— И все же…
Дверь, хлопнув о стену, распахнулась. На пороге стоял бледный шериф.
— Людожеги?! — скороговоркой выдохнул старик.
Нуралиев помотал головой;
— Арестованный. Он — мертв.
* * *
Сохатый метался, привязанный ремнями к массивному деревянному ложу, которое специально укрепили ящиками с песком, боялись, что «больной» его опрокинет. Мало того, осторожный лекарь просил замотать беспокойного силача поверху рыболовной сетью, потому как веревки, добротные веревки из отборной конопли этот гигант уже дважды рвал. Рвал, не приходя в сознание и не замечая этого. Но сеть народный депутат пожалел дать: а вдруг и ее испортит? На такого детинушку сетей не напасешься. Вместо этого он приказал вырезать из крепкого дерева специальные поручни с выемками для рук, чтобы закрывались на прочный засов. Но их еще не сделали, а силач, оставленный Бирюком заместо себя, бился так, будто жизнь свою спасал.
Так оно и было, но только не здесь, а в далеком прошлом. Засевшие между камней автоматчики стреляли, так щедро осыпая горный склон пулями, что, казалось, никогда не знали цены патронам.
Сохатый наткнулся на них случайно. Чуть больше недели, как Седой Ворон увел его подальше от Заставы, дал нож, флягу с водой и пару сухарей, буркнул: «Возвращайся домой» — и шагнул ему за спину, будто растаял. Ученик даже спросить не успел, какой дом имеет в виду наставник. Еще и брата рядом не было посоветоваться. Куда идти? Что делать? Вокруг — горы и леса. Внизу — бесконечное смердящее болото, усеянное несметными, поросшими невесть чем, гнилыми островками. Какой тут дом?!
Но делать нечего, не стоять же столбом, являя многократно описанную Седым Вороном нерушимую связь, незримую ось меж небом и землей, проходящую через каждого человека и связывающую верх и низ между собой?
Он пошел. Сначала попросту — куда глаза глядят. Затем, вовремя сообразив, что глядеть им особо некуда, попытался учуять, где находится селение. Расспросить у птиц, что ли? Но глупым пичугам не было никакого дела до того, куда идет человек и чего хочет. Они никогда прежде не видели это странное животное, передвигающееся на задних лапах, и лишь возмущенно чвиркали, вспархивая буквально из-под ног. Сохатый перестал обращать на пернатых тварей внимание. Ему было не до того.
«Возвращайся домой!» — стучало в висках, и он возвращался. В первый день пути полакомился змеей, неосторожно выползшей на камень погреться. Та даже капюшон не успела раздуть. Во второй соорудил из рукава пропотевшей рубахи вполне удобную пращу. С таким немудрящим охотничьим снаряжением жить стало куда проще, так же как с копьем, сделанным из крепкой палки и ножа.
Уже на второй день первоначальная оторопь сменилась радостной уверенностью. Он почему-то точно знал, что идет в правильном направлении, и сомнения ни на миг не смущали его. А потому шел спокойно и уверенно, как по знакомому плацу. Но все же, когда в последний день пути где-то впереди почуял людей, обрадовался до чрезвычайности. Еще бы! Это были не просто люди. Их было много, не меньше десяти человек, и они шли на Заставу! Сохатый радостно бросился вперед, спешил увидеть знакомые лица. Так спешил, что даже не заподозрил засады. Как можно ожидать беды от своих?
Однако это были не свои. Все как один — незнакомцы, да еще и прекрасно вооруженные, обутые в странно шнурованные сапоги с шипами, в чудных очках, позволявших видеть ночью. А еще у этих людей было много еды и питье в чудных мешках за спиною, которое они тянули через длинные трубочки.
Стоило ему выскочить к разложенному меж камней костерку, ароматно пахнущему жареным мясом, как чей-то приклад с силой ударил меж лопаток, сбивая с ног. Будь он обычным подростком, непременно так и рухнул бы лицом в землю. Но ученик Седого Ворона, сцепив зубы, ушел в кувырок, не выпуская из рук копья. И тут же, крутнувшись волчком на земле, поднялся на колено и резко послал привязанное к палке острие вперед. Оно мягко вошло в живот нападавшего, прямо под странную одежду со множеством нашитых карманов, в которых тот держал снаряженные к бою автоматные магазины.
Сидевшие вокруг костра люди, в первый миг встретившие его падение хохотом, тут же вскочили на ноги. Но поздно. Он уже ринулся в кусты, по пути вырывая автомат из рук взятого им на копье врага. Незнакомцы загомонили и бросились следом. Погнались, на первых порах азартно желая настигнуть ершистую жертву, но с каждым часом преследования все больше стараясь просто убить не в меру юркого и неутомимого стервеца.
И вот теперь он уходил, прячась от града пуль, изредка отвечая огнем на огонь, используя в качестве убежища любой выступ, любой мало-мальски пригодный камень. Шедших за ним автоматчиков теперь оставалось всего пятеро. Немного, однако больше, чем осталось в магазине патронов. Зато на его стороне — знание местности. Застава была уже совсем близко, меньше часа ходьбы.
«Сейчас, еще совсем немножко, — уговаривал себя юноша, выискивая новое укрытие. — Добраться бы только до вон той пещерки. Она неглубокая, но зато с подвохом: заканчивается почти вертикальной узкой щелью — шкуродером».
Ему, с тонкой мальчишеской статью протиснуться кое-как можно, а вот этим верзилам лучше даже не соваться, нос, и тот едва пролезет.
«Если втиснуться в каменный провал, можно будет проскользнуть между притертых чуть ли не вплотную плит. А там обойти поверху и потребовать сдаться. Попробуют сунуться обратно — троих положу, дальше уж как получится».
Сохатый дождался, когда отзвучит следующая очередь, и, бросив в сторону рубаху, связанную узлом, стремглав шарахнулся к спасительной пещерке. Злые пули застучали у его ног, отлетавшая гранитная крошка царапала до крови. Одна свинцовая оса даже обожгла голень, но подросток, казалось, не заметил этого.
Резво прыгая, из стороны в сторону, как его учил Седой Ворон, он добежал до чуть заметного входа и с облегчением нырнул в непроглядную темень. Враги уже были совсем рядом. Он добрался до шкуродера, оглянулся. У самого края пещеры отчетливо вырисовывался силуэт одного из преследователей.
«Выстрелить или поберечь патроны?» — крутилось в голове.
Но в этот самый миг снаружи дробно ударил автомат. По звуку не такой, как были у этих. Свой, родной. А потом еще один, чужой, но стрелял он, слышно было, по преследователям. Крики боли сказали ему об этом. Сохатый радостно выдохнул и послал одну из трех оставшихся пуль в недруга, спешащего укрыться в пещере. Тот, не охнув, рухнул вниз. На какой-то миг все стихло, а затем снаружи послышался звонкий девичий крик:
— Эй, не стреляй! Это мы с Бирюком.
— Асима! — улыбнулся он.
— Это я его привела, — радостно продолжала хвастаться девчонка, которую они до недавнего времени, не сговариваясь, почитали младшей сестрой, пока не заметили, как та вдруг стала хорошеть с каждым днем. — И автомат в оружейке ему тоже я добыла! И себе по дороге нашла. — Она разве что не пританцовывала на месте от радости. — Говорила же: меня тоже надо учить! А Седой Ворон: отстань, отстань.
Сохатый направился к выходу из пещеры, не забывая на всякий случай держать под прицелом лежащее на полу тело.
— Как ты узнала, что я приду именно сюда? — удивился он, склоняясь над трупом и снимая с него драгоценную одежду с патронами. Асима лишь широко улыбнулась: лукавые глаза, ямочки на загорелых щеках. И ему отчего-то стало все равно, как это удалось бесстрашной сестренке. Спасибо, что удалось!
По возвращении на Заставу учитель поглядел на него сурово, точно и не дошел он за три дня из тех мест, куда они шли пять.
— Ты не справился, — жестко отрезал он. — Позволил застать себя врасплох, едва не погиб в перестрелке. Без их вмешательства наверняка бы погиб. К тому же потерял нож, а это совсем плохо.
— Но я все рассчитал. Подобрал бы его потом, и у меня было еще время в запасе.
— У мертвецов нет запаса времени, — покачал головой Седой Ворон. Потом, словно вспомнив что-то свое, добавил: — Одного стоило взять живьем.
Бирюк и Сохатый потупились, с тоскою убеждаясь, что учитель, как всегда, прав.
— Идем, — не обращая внимания на их понуренные головы, объявил тот. — Вам полагается доля трофеев. А потом — в путь.
Сохатый хотел было напомнить, что шел столько дней почти без передышки и голодал, как зимний волк, но наставнику, он знал, не было до этого дела.
— Нужно понять, что это за люди и откуда пришли.
— А можно я с вами?! — вмешалась в разговор крутившаяся неподалеку Асима. — Я ведь доказала, что могу быть воином!
— Ступай домой, — покачал головой Седой Ворон. — И береги очаг. Его тоже очень важно охранять.
* * *
Сикорский щелкнул раритетным тумблером, включая связь. Конечно, для этого вполне достаточно было приложить указательный палец к жидкокристаллическому экрану, однако ему нравился сам процесс: этот божественный щелчок, как сам он выражался, отделяющий бытие от небытия. Тумблер штурман раздобыл на старой развалюхе, которую год назад притащили с марсианской орбиты, и лично потратил час свободного времени, чтобы перемонтировать схему и установить земную штуковину, настоящий древний артефакт, вместо «новомодных прибамбасов».
— Эндимион-сити, шлюп «Джеймс Хоукинс» срочно нуждается в помощи.
— Я — База, слушаю тебя. Что случилось? — послышался из динамиков встревоженный голос Кэйтлин.
— Непредвиденная ситуация! — в тон ей отозвался Джуниор. — Нужно срочно поменять батарейки!
— Какие еще батарейки?! — удивилась диспетчер.
— Ну, знаешь, это такие маленькие штучки, которые делают неживое условно живым.
— Ты можешь говорить серьезно? — сердито заворчал динамик. — Я знаю, что такое батарейки!
— О, уже прогресс! — веселился Тадеуш.
— Оставь свои дурацкие розыгрыши! Что вы хотите, чтобы вам прислали?
— Да понимаешь, наша стюардесса, кажется, захворала. — Голос его был полон трагизма, но довольная улыбка выдала бы потомка гордых шляхтичей с головой, если бы Кейт могла ее видеть. — Как-то грустно выглядит, стонет неубедительно, работает без должной самоотдачи, — впрочем, сам он тоже был лишен удовольствия видеть воочию смущение коллеги. — Думаю, накрылись батарейки. Кстати, знаешь, какие трюки она умеет в невесомости отчебучивать? Я тебе сейчас расскажу! Хотя, конечно, лучше показать. Сейчас включу видеорежим.
— Сикорский! — страдальчески взвыла второй лейтенант Кин. — Ты болван! Оставь меня в покое!
— Ну, хорошо, о, мудрейшая, если ты настаиваешь, когда я вернусь, непременно оставлю тебя в своем покое. Навсегда. Но сейчас, понимаешь, мне непременно нужны батарейки.
— Все, — в голосе диспетчера звучал холодный официоз, — шлюп «Джеймс Хоукинс», отключаю связь.
— Куда отключаю, с ума сошла?! — возмущенный штурман чуть не сшиб чашку на пол. — Мне нужны батареи для камер наблюдения на ту старую посудину, ключи от которой ты столь любезно нам подкинула. Если, конечно, в Эндимион-сити желают получать свежие картинки современного Земного ландшафтного дизайна. Потому как тестовые программы говорят, что оборудование способно работать штатно, но уже лет этак сорок очень хочет кушать.
— Я передам, немедленно передам, — заверила смущенная Кэйтлин.
— Передам-дам-дам! Передам-дам-дам, — насмешливо замурлыкал Тадеуш. — В общем, ладно, метеор, насквозь пронзивший мое исстрадавшееся сердце. Все ценное я сообщил. Оставляем вам, Эндимион-сити, свежевымытую посудину — и вперед! Перехватывай управление на свой пульт. В свободное от работы время можешь погонять на этой допотопной, прости за каламбур, лохани вокруг шарика, поупражняться в исполнении фигур высшего пилотажа. — Его голос приобрел заговорщицкий тон: — Главное, отцу моему не говори, адмирал ругаться будет, — хохотнул штурман.
А я с твоим именем на устах, ну и Эдди, с каким-то невнятным бормотанием о дисциплине, отбываем к новым берегам! Земля давно заждалась своих блудных сыновей. Заметь, мой дивный целеуказатель, я сказал «блудных», а не «блудливых»!
Кэйт буквально задохнулась от восторга, нахлынувшего столь внезапно, что девушка сама не поняла, отчего вдруг. О том, что на Земле, вероятнее всего, по-прежнему существует разумная жизнь, она уже передала утром, выслушав обстоятельный доклад Эда, так отличающийся от вечных насмешек и скабрезных шуточек Сикорского. Ясное дело, с батарейками он, конечно, опять ее разыграл, но, впрочем, это было предсказуемо, как восход Земли над горизонтом. И все же она чувствовала непривычный радостный подъем. Быть может, оттого, что наконец-то состоится долгожданная встреча людей Земли и Лунного народа. И первыми на родную планету ступят ее друзья-однокурсники. Оказывается, приятно быть причастной к историческому событию!
И все же, все же что-то еще… Вот бы сейчас оказаться там, на шлюпе, и ступить на Землю вместе с этим несносным Сикорский! Ну, то есть, конечно, с Нолланом и Сикорски.
