23. ИГРА ЭНДЕРА
— Генерал, вы Стратег. У вас есть власть, чтобы осуществить переворот. Больше того, это ваш долг.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы всякие отставные командиры Боевой школы объясняли мне, в чем состоит мой долг!
— Если вы не арестуете Полемарха и всех его заговорщиков…
— Полковник Графф, если я нанесу удар первым, тогда на меня ляжет вся ответственность за развязывание войны, которая неизбежно будет следствием моих действий.
— Да, конечно. Но скажите мне, что лучше — всеобщая брань в ваш адрес, но мы выигрываем войну, или никто не бросает в вас камней, но зато вас поставят к стенке и расстреляют, когда переворот Полемарха установит гегемонию русских во всем мире?
— Все равно, первым я не стану открывать огонь.
— Военачальник, который не хочет перехватить инициативу, когда у него есть надежная разведывательная информация…
— Политики — это такая штука…
— Если вы позволите им победить, в живых не останется ни одного политика.
— Русские перестали быть плохими парнями еще в двадцатом веке.
— Те, кто творит злые дела, — всегда остаются плохими парнями. Вы наш шериф, сэр, вне зависимости от того, как к вам относятся люди. Исполняйте же свои обязанности.
С появлением Эндера Боб немедленно отступил в тень и занял свое скромное место среди остальных бывших взводных командиров. Казалось, этого никто не заметил. Какое-то время он был их командующим, он отлично их натренировал, но Эндер всегда был главой их группы, и раз он тут — Боб ушел на второй план.
И это правильно, думал Боб. Он руководил ими какое-то время, но в сравнении с Эндером он все равно что новичок. И не потому, что стратегия Эндера была лучше стратегии Боба.
Нет, дело было не в этом. Иногда она отличалась, но чаще Боб видел, что Эндер поступает точно так, как поступил бы он сам.
Главные различия лежали в области руководства людьми. Эндер пользовался их яростной преданностью, а не повиновением с легким оттенком презрения, которое всегда ощущал Боб. Эндер эту преданность завоевал с самого начала. Завоевал тем, что всегда замечал не только то, что происходило на поле сражения, но и то, что происходило в умах его офицеров. Он был строг, даже резок, показывая им, что ждет от них еще большего, чем они пытались выжать из себя и своих солдат. И одновременно он умел придать такую интонацию самым обычным словам, которая говорила им о его удовольствии, одобрении и близости к ним. Они чувствовали, как глубоко понимает их человек, чье мнение они ценили превыше всего. А вот Боб такого просто не умел.
Его поощрительные слова были четки и определенны, иногда грубоваты. Для остальных офицеров они значили меньше слов Эндера, так как казались им заранее обдуманными. Да они и в самом деле были обдуманны и выверены. Эндер же был…, ну просто был сам собой. Для него власть была столь же естественна, как дыхание.
Они повернули во мне генетический ключик и сделали меня интеллектуальным атлетом. Я могу взять какой угодно мяч, посланный с любой точки поля, но я не знаю, когда надо ударить по нему. Я не знаю, как превратить толпу отдельных игроков в настоящую команду. Какой же ключ был повернут в генетической структуре Виггина? Что живет там — в этой глубине, кроме механической гениальности тела? Дух? Божественный дар, пожалованный Виггину? Мы идем за ним, как шли апостолы за Христом. Мы ждем, чтобы он добыл для нас воду из камня.
Сумею ли я научиться тому, что делает он? Или я таков же, как и многие военные мыслители, которых я изучал, и обречен быть второсортным на поле боя, и обо мне станут вспоминать лишь как о человеке, умевшем толково объяснять и характеризовать гениальность других генералов? Вполне возможно, что и я когда-нибудь напишу книгу, в которой расскажу, как и почему одерживал победы Эндер.
Нет, пусть эту книгу пишет сам Эндер! Или Графф. У меня есть своя работа, а когда она будет исполнена, я сам выберу себе другую и буду ее делать честно и в соответствии со своими силами. И если обо мне будут помнить только как о соратнике Эндера, да будет так. Служба с Эндером — уже награда-сама по себе.
Но, ах, как больно было видеть, как они радуются, как они довольны, как они не обращают на него никакого внимания, разве что поддразнивают как меньшого братишку, видя в нем что-то вроде милой игрушки. Им, вероятно, ненавистно то время, когда он был их лидером!
Но хуже всего то, как обращается с ним сам Эндер. И не в том дело, что с ним нельзя видеться. Просто за долгое время их разлуки Эндер, видимо, забыл, как он когда-то полагался на Боба. Теперь он в большей степени опирался на Петру, а еще на Алаи, Самосвала и Шена. На тех, кто не был с ним в армии Драконов. Конечно, и Бобу, и другим командирам взводов у Драконов Эндер верит, он их ценит, но, когда возникают трудности, когда нужен творческий подход, Эндер почти никогда не вспоминает о Бобе.
Ладно. Не стоит об этом думать. У Боба есть важное дело, Порученное ему учителями. Он должен все время наблюдать за ходом разворачивающихся сражений, он должен броситься куда нужно, если Эндер заколеблется. Эндер, видимо, не знал об Этом поручении учителей, но Боб-то знал, и это иногда мешало ему выполнять свои официальные обязанности. Эндер нервничал, выговаривал Бобу за то, что он медлит, не так активен, как прежде. Чувствовалось, что он ждет от Боба большего.
Но Эндер не знает, что в любой момент, если руководитель игры подаст сигнал, Боб должен быть готов взять на себя инициативу и проводить в жизнь план Эндера, руководя действиями всех командиров эскадр, спасая игру.
Сначала поручение выглядело синекурой. Эндер был здоров, внимателен. Но затем положение стало меняться.
Это произошло в тот день, когда Эндер сказал им, что у него другой учитель, не тот, что у них. Он так часто упоминал его имя — Мейзер, что Бешеный Том тут же заметил:
— Здорово, должно быть, досталось бедняге — расти с таким имечком!
— Пока он рос, его имя еще не было знаменитым, — ответил Эндер.
— Все люди такого возраста давным-давно умерли, — вмешался Шен.
— Нет, если их посадили в корабль, летевший с почти световой скоростью много лет, а потом вернули домой.
Тогда они вдруг поняли:
— Твой учитель — тот самый Мейзер Ракхейм?
— Вы же знаете, о нем говорится, как о талантливейшем герое, — сказал Эндер.
Ясное дело, они знали.
— А вот чего нам не говорили, так это о том, какой он каменножопый.
Но тут началась работа на имитаторе и все взялись за дело.
На следующий день Эндер сообщил им всем, что обстановка меняется.
— До сих пор мы играли против компьютера или против друг друга, — сказал он. — Теперь же в течение нескольких дней нашим противником будет сам Мейзер Ракхейм с группой опытнейших пилотов, которые станут руководить флотом жукеров. Поглядим, что получится.
Серия тестов с Мейзером Ракхеймом в качестве оппонента.
Что— то, по мнению Боба, в этом было не то.
Никакие это не тесты. Это ситуации, подготовленные для условий, которые могут возникнуть, когда наш реальный флот столкнется с флотами жукеров возле их родной планеты! МКФ получает предварительную информацию от экспедиционного корпуса, и они подготавливают нашу команду к тому, что жукеры могут бросить против землян, когда начнется бой.
Трудность была в том, что Мейзер Ракхейм, как он ни был талантлив, как бы опытны ни были его офицеры, все они — все равно люди, а не жукеры. Когда начнется настоящее сражение, жукеры могут выкинуть такие трюки, о которых земляне и подумать не могут.
И вот пришло время первого «теста». Было просто стыдно смотреть, какой простенькой оказалась стратегия жукеров.
Огромный сферический строй кораблей, окружающих единственный корабль, находящийся в центре сферы.
Во время сражения выяснилось, что Эндеру известны такие вещи, которым он их не обучал. Во-первых, он приказал не обращать внимания на корабль в центре шара. Это всего лишь приманка. Откуда узнал это Эндер? Откуда он знал, что жукеры ожидают нападения на этот одинокий корабль, но что корабль — только приманка? Жукеры ждут, чтобы мы накинулись на него.
Конечно, все-таки это были не жукеры, а Мейзер Ракхейм. Но почему Мейзер Ракхейм думает, будто жукеры ожидают, что люди ударят именно на этот одинокий корабль?
Боб вспомнил те видики, которые Эндер раз за разом просматривал в Боевой школе. Пропагандистские фильмы о Втором Нашествии.
Они никогда не показывали саму космическую битву. Потому что ее не было! И Мейзер Ракхейм никогда не командовал ударными силами и не выстраивал в голове великолепные стратегические концепции. Мейзер просто ударил по этому одинокому кораблю. И война кончилась. Вот почему нет никаких видиков, показывающих бои врукопашную. Мейзер Ракхейм убил матку — королеву улья. А теперь он считает, что жукеры могут использовать центральный корабль в качестве приманки, так как в прошлый раз он победил жукеров, прорвавшись к этому кораблю. Убей королеву, и жукеры станут беззащитными. Безмозглыми. Вот почему видики были такими! И Эндер это понимает. Но ему известно так же то, что жукеры знают, что нам это известно, вот почему он и не хочет попасть в ловушку с дешевой приманкой.
Второе, что Эндеру известно, а остальным членам команды — нет, это оружие, которое не использовалось в прежних имитациях. Оно вообще появилось впервые, о нем никто не слышал. Эндер почему-то называл его «Маленький Доктор» и ни о чем больше не рассказывал, пока не приказал Алаи применить его там, где концентрация вражеских кораблей была наиболее значительной. К их изумлению этот «Маленький Доктор» вызвал цепную реакцию, которая перебрасывалась с корабля на корабль, пока все подготовленные для удара силы жукеров не были уничтожены. Дальше все было просто: оставалось смести, как метлой, жалкие остатки неприятельского флота. Поле сражения очистилось.
— Почему их стратегия была такой идиотской? — спросил Боб.
— Вот и я удивился тому же, — ответил Эндер, — но мы не потеряли ни одного корабля, так что все о'кей.
Позже Эндер передал им слова Мейзера: тот задумал целую серию оборонительных сражений жукеров против наших атак на их планеты, причем жукеры будут учиться на собственных ошибках.
— К следующему разу они станут уже опытнее, так что готовьтесь — будет труднее.
Боб услышал эти слова, и они его сильно встревожили.
Серия вторжений? Зачем выбран такой странный сценарий?
Почему не стычки передовых флотилий перед началом общего сражения?
Потому что у жукеров не одна заселенная планета, решил он. Разумеется, так оно и есть! Они обнаружили Землю и решили превратить ее в еще одну из своих колоний, как уже поступали неоднократно.
Значит, и у нас не один флот, а несколько. По одному на каждую планету муравьеподобных. А причина, по которой они могут обучаться на опыте уже состоявшихся сражений, заключается в том, что у жукеров тоже есть средства связи быстрее света, которыми они пользуются в межзвездном пространстве.
Все догадки Боба подтвердились. Теперь он твердо знал, что стоит за этими «тестами». Мейзер Ракхейм вовсе не командовал имитированным флотом жукеров. Это были настоящие, совершенно реальные сражения, и единственная функция Ракхейма состояла в том, чтобы наблюдать за их развитием, а затем разбирать с Эндером смысл вражеской стратегии и обсуждать, что следует противопоставить ей в будущем.
Вот почему они отдают свои приказы голосом. Эти приказы мгновенно передаются на реальные корабли реальным командам, которые выполняют их и ведут настоящий, а не виртуальный бой.
Каждый потерянный нами корабль, думал Боб, означает множество погибших людей. Любая наша небрежность оборачивается многими смертями. Но нам этого не говорят, ибо боятся навалить на наши слабые плечи чудовищное бремя этого знания. В военное время всем командующим приходится принимать решения с учетом так называемых приемлемых потерь.
Но тот, кто по-настоящему гуманен, никогда не согласится с понятием «приемлемости потерь». Боб это хорошо понимал.
Приемлемость выгрызает им души. Вот почему они защищают нас — детей-солдат — и стараются убедить в том, что все, что мы видим на дисплеях, это всего лишь игра и тестирование.
Поэтому я никогда и никому не скажу, что знаю, в чем тут дело. Поэтому я должен принимать потери, не говоря никому ни слова, не выдав даже сокращением мышц лица, какую боль они мне причиняют. Я должен заблокировать свой мозг, должен не допустить в него даже мысль о людях, которые погибают там, выполняя наши приказы, о людях, которые теряют в этой игре не фишки, а свои жизни.
«Тесты» сменяли друг друга, их разделяли нерегулярные промежутки времени, а каждая битва длилась все дольше и дольше. Алаи как-то пошутил, что их следует обеспечить хорошими памперсами, чтобы ребята не отвлекались от игры, когда мочевые пузыри у них переполняются до краев. Уже на следующий день всем были выданы катетеры. Однако против этого восстал Бешеный Том. «Хватит дурить, — сказал он. — Принесите нам горшки побольше, чтоб было куда отлить. Мы не можем играть как надо, если из наших „хлыстиков“ свисают какие-то штуковины».
Так и сделали, но Боб не видел и не слышал, чтобы мальчики пользовались горшками. И хотя ему было интересно, как обходится Петра, но спросить ее он не рискнул: пробудить гнев Петры — дело рискованное.
Вскоре Боб убедился, что Эндер начинает делать в игре кое-какие ошибки. Во-первых, Эндер слишком полагается на Петру. Ей всегда поручалось командование над главными силами, так что Петре приходилось следить одновременно за сотней разных вещей, чтобы дать Эндеру время на придумывание ложных ударов и всяких других хитростей и уловок. Но неужели Эндер не видел, что Петра, педантичнейшая Петра, прямо сгорает от стыда и чувства вины из-за каждой допущенной ею ошибки? Эндер, который так хорошо понимал людей, все же, по-видимому, считал ее крутой, не видя, что ее суровость и резкость — всего лишь маска, под которой Петра скрывает свою неуверенность и тревогу. Каждая ошибка увеличивала тяжесть бремени, которое Петра несла на своих плечах. Она плохо спала и предельно изматывалась во время боев.
Может быть, однако, что причиной, по которой Эндер так издергал Петру, было то, что он сам страшно устал и находился на пределе своих сил? Правда, вымотались все. Иногда усталость проявлялась слабее, иногда сильнее, иногда сказывалась на поведении явно, иногда завуалированно. Они совершали все больше ошибок, а «тесты» становились все труднее и проводились все чаще.
Поскольку битвы от «теста» к «тесту» ожесточались, Эндеру приходилось перекладывать все большую ответственность на командиров флотилий. Вместо того чтобы элегантно воплощать в жизнь точные и детальные приказы Эндера, командирам флотилий теперь приходилось все чаще и чаще принимать собственные решения. Эндер был слишком занят на одном участке сражения, чтобы успевать давать им новые указания.
Командиры флотилий в таком случае начинали переговоры друг с другом, чтобы согласовать тактику, пока Эндер не обращал на них внимания. И Боб с удовлетворением заметил, что, хотя Эндер все еще не возлагал на него особо ответственных поручений, некоторые командиры стали обращаться к нему, когда внимание Эндера было отвлечено другими делами. Бешеный Том и Горячий Супчик сами вырабатывали свои планы, но обычно проверяли их у Боба. Поскольку же сам Боб чуть ли не половину своего внимания уделял изучению генерального плана Эндера, он всегда имел возможность дать им четкий совет, что следует сделать, чтобы помочь выполнению этого общего плана кампании. Время от времени Эндер хвалил Тома или Супчика за решения, принятые с помощью Боба. Что ж, Боб чувствовал себя так, будто похвалили его самого.
Другие бывшие командиры взводов, а также старшие ребята к Бобу почти не обращались. Он понимал почему: им было обидно, что в отсутствие Эндера учителя поставили над ними Боба. Теперь же у них был настоящий командующий, и они не собирались делать ничего такого, что напомнило бы им о былом главенстве Боба. Он все это понимал, но боль не стихала.
Хотели они или не хотели, чтобы он наблюдал за их действиями, были или не были уязвлены его чувства, но у него было тайное поручение учителей, и Боб надеялся, что ничто не застанет его врасплох. И по мере того как давление становилось все более сильным, а вся их команда слабела, Боб должен был напрягать свое внимание еще больше, так как вероятность ошибок росла.
Однажды Петра уснула в разгаре сражения. Находившиеся в ее распоряжении корабли оказались в тяжелейшем положении, а неприятель бросился вперед, в клочья разрывая флотилию Петры. Еще хуже было то, что Эндер не сразу заметил, что произошло с Петрой. Бобу пришлось подсказать ему, что с Петрой что-то случилось. Эндер громко окликнул ее. Она не отозвалась. Только тогда Эндер передал ее уцелевшие корабли Бешеному Тому и попытался спасти положение. Флотилия Петры, как всегда, занимала центральное место, и потеря большей части ее судов была оглушительным ударом. Только потому, что противник опьянел от успеха, Эндер успел устроить ему несколько ловушек и перехватил инициативу. Сражение было выиграно, но с большими потерями.
Петра очнулась от обморочного сна только к концу сражения. Она обнаружила, что контроль над ее флотилией передан другому, а микрофон отключен. Когда микрофон снова включили, все услышали горькие рыдания Петры:
— Простите меня…, простите…, скажите Эндеру, что мне стыдно…, он не слышит меня…, простите…
Боб поймал ее еще до того, как она успела добежать до своей комнаты. Она, шатаясь, шла по туннелю, время от времени останавливалась, чтобы уткнуться лицом в каменную стену. По лицу струились потоки слез, мешавшие видеть, так что кое-где ей приходилось идти ощупью. Боб подошел к ней и тронул за плечо. Петра со злостью отшвырнула его руку.
— Петра, — сказал Боб, — усталость — это усталость.
Нельзя не заснуть, если мозг отключается.
— Это мой мозг отключается, а не твой. Тебе не понять, какое это ужасное ощущение! Ты такой умный, что можешь делать серьезные дела и одновременно играть в шахматы!
— Петра, Эндер нагружает на тебя слишком много, он не дает тебе ни минуты отдыха.
— Он тоже не отдыхает…, и я не вижу его…
— Да, вы оба устали. Прошло немало секунд после того, как стало ясно, что с твоей флотилией происходит что-то неладное, и кто-то обратил на это внимание Эндера. Но и тогда он сначала стал будить тебя, а уж потом передал контроль Тому.
Если бы он принял меры сразу, у тебя осталось бы шесть кораблей, а не два.
— Это ты указал ему! Ты следил за мной! Ты проверял меня!
— Петра, я слежу за всеми.
— Ты говорил, что веришь мне, а на самом деле не веришь!
И ты прав — мне нельзя верить!
Она снова уткнулась лицом в каменную стену и снова раздался звук горьких рыданий.
Откуда— то взялись два офицера, которые увели Петру. Но не в ее комнату.
***
После этого случая Боба вызвал к себе полковник Графф.
— Ты хорошо справился со своим делом, — сказал полковник. — Вот для этого-то ты тут и находишься.
— Я тоже не проявил нужной сноровки, — ответил Боб.
— Ты наблюдал. Ты увидел, что план сражения под угрозой, и обратил на это внимание Эндера. Ты выполнил свою работу. Другие ребята ничего не заметили, и я знаю, что их отношение ранит тебя.
— Меня не колышет, что они там замечают.
— Но ты свой долг исполнил. В этой битве ты предотвратил проход по центру.
— Мне непонятен смысл этого выражения.
— Это такой футбольный термин. Ах, я совсем забыл, что на улицах Роттердама эта игра не в большом фаворе.
— Можно, я пойду высплюсь?
— Одну минуту, Боб. Эндер выдыхается. Он совершает ошибки. Все это гораздо важнее, чем ты думаешь. Будь готов прийти ему на помощь. Ты же видел, что произошло с Петрой.
— Мы все выдыхаемся.
— Да, и Эндер тоже. Даже хуже других. Он плачет во сне.
Ему снятся кошмары. Он бормочет, что Мейзер шпионит за его снами и узнает из них о планах, разработанных Эндером.
— Вы хотите сказать, что он сходит с ума?
— Я хочу сказать, что единственный человек, которого он заставляет работать еще тяжелее, чем Петру, — это он сам.
Прикрой его, Боб. Встань рядом.
— Я и так стою рядом.
— Ты все время раздражен, Боб.
Слова Граффа ошеломили Боба. Сначала он подумал — нет, я не злюсь. А потом: неужели?
— Эндер не дает тебе сколько-нибудь важных поручений, а после игры недоволен тобой, Боб. Но это не вина Эндера.
Мейзер сказал ему, что сомневается в твоих способностях руководить большим количеством кораблей. Вот почему ты не получаешь сложных и интересных поручений. Дело не в том, что Эндер верит Мейзеру на слово. Но все, что ты делаешь, Эндер рассматривает через призму недоверия Мейзера к тебе.
— Мейзер Ракхейм думает, что я…
— Мейзер Ракхейм точно знает, кто ты есть и на что ты способен. Это мы не хотим, чтобы Эндер поручал тебе нечто настолько трудное, что ты не сможешь следить за общим ходом игры. И нам это нужно сделать так, чтобы Эндер даже не заподозрил, что ты его дублер.
— Так зачем же вы мне все это говорите?
— Когда этот тест завершится и вы приступите к несению реальной службы, мы расскажем Эндеру обо всем, что ты сделал, и почему Мейзер сказал то, что сказал. Я знаю, как важно для тебя доверие Эндера, и не хочу, чтобы ты страдал так, как страдаешь сейчас. Вот поэтому я и хочу, чтобы ты знал, почему мы так поступаем.
— Откуда у вас такая внезапная тяга к правде?
— Потому что, как мне кажется, для тебя лучше знать ее.
— Что ж, пожалуй. Мне будет лучше поверить в то, что вы говорите. Не важно, правда это или нет. А может, вы все врете. Так узнал ли я что-либо полезное из нашего разговора?
Как вы полагаете?
— Верь в то, чего тебе больше хочется, Боб.
***
Целых два дня Петра на тренировках не присутствовала.
Когда она вернулась, то Эндер, разумеется, больше не давал ей важных поручений. Со своими обязанностями Петра справлялась, но ее былой пламенный энтузиазм исчез. Сердце Петры было разбито.
Но, черт побери, она все же выспалась пару суток! Остальные ей даже немного завидовали из-за этого, хотя ни за какие коврижки не захотели бы оказаться на ее месте. Независимо от того, в какого бога кто верил, они все молили: не дай случиться со мной такому. Но одновременно они твердили и другую молитву: «О дай мне немного соснуть, пошли мне хотя бы один день, когда мне не надо будет думать об этой треклятой игре!»
А тестирование все длилось и длилось. Сколько же миров, думал Боб, эти недоноски колонизировали, прежде чем наткнулись на Землю? И какой толк от того, что мы уничтожаем их флоты, если мы не можем колонизировать эти планеты?
Конечно, мы можем оставить рядом свои корабли, которые будут сбивать все, что попробует подняться с поверхности этих небесных тел.
Петра была не единственной, кто сошел с круга. Влад впал в кататонию, и его не могли разбудить. Докторам потребовалось три дня, чтобы вернуть ему сознание., но в отличие от Петры он не вернулся к мониторам — у него пропала способность концентрировать свое внимание.
Боб ждал, что за Владом последует и Бешеный Том, но тот, несмотря на свою кличку, по мере того как слабел, становился все более разумным. Свалился же Муха Моло, который вдруг начал хохотать, потеряв контроль над своей флотилией. Эндер его тут же отключил и передал на этот раз флотилию Мухи под команду Боба. Муха вернулся уже на следующий день, без всяких объяснений, но все подумали, что давать ему серьезные поручения больше не следует.
А Боб между тем все больше убеждался в том, что внимание Эндера слабеет. Приказы от него поступали после более продолжительных пауз, а два раза они были сформулированы очень невнятно. Боб немедленно передал их в более доходчивой форме, а Эндер даже не узнал, что получился такой конфуз. Зато ребята убедились, что Боб зорко следит за всей игрой, а отнюдь не только за своим сектором. Возможно, они даже наблюдали, что Боб во время игры иногда задает уточняющие вопросы или делает замечания, которые заставляют Эндера встряхнуться и обратить внимание на что-то, что он должен был заметить гораздо раньше. И все это делалось так мягко, что никому и в голову прийти не могло, что Боб кого-то поправляет. Теперь после игр бывало и так, что к нему подходили два-три паренька из старших, чтоб поболтать. Так, ничего особенного. Просто похлопают по плечу или по спине и скажут пару слов: «Хорошо сыграли», или «Здорово сработано», или «Держи хвост морковкой. Спасибо, Боб».
Он и не думал о том, как важно для него признание, до тех пор, пока не получил его.
***
— Боб, пока не началась новая игра, ты должен кое-что узнать.
— Что именно?
Полковник Графф мешкал.
— Сегодня утром мы очень долго не могли разбудить Эндера. Ему снились кошмары. Он ничего не ест, его приходится кормить почти насильно. Во сне он кусает руки. До крови. А сегодня не мог проснуться. Нам удалось немного задержать… этот…, тест…, так что командовать он будет. Как обычно…, вернее, не совсем как обычно, — Я готов. Я всегда готов.
— Да, но понимаешь… Дело в том, что этот тест…, в нем нет…
— Он безнадежен?
— Надо сделать все, даже то, что за гранью возможного.
Любые соображения…
— Эта штука — «Маленький Доктор»… Почему Эндер не применял ее уже так давно?
— Неприятель многое узнал об этом изобретении, и теперь они держат свои корабли на таком расстоянии друг от друга, что цепная реакция не возникает. Необходима определенная критическая масса, чтобы она пошла. Сейчас это изобретение…, балласт. Бесполезный груз.
— Было бы хорошо, если бы вы рассказали мне несколько раньше о том, как действует это оружие.
— Есть люди, которые не хотят посвящать тебя ни в какие секреты, Боб. Ты обладаешь способностью из каждого шматка информации делать выводы в десять раз более важные, нежели нам хотелось бы. Поэтому есть люди, которые не желают давать тебе даже самые скромные информационные объедки.
— Понятно. Полковник Графф, вы же знаете, что мне известно — эти сражения реальны. Мейзер Ракхейм вовсе не имитирует их. Когда мы теряем корабль, гибнут реально существующие люди.
Графф отвернулся.
— И среди них есть люди, которых Мейзер Ракхейм знал лично?
Графф еле заметно кивнул.
— Вы не думаете, что Эндер в какой-то степени способен улавливать ощущения Мейзера? Я его не знаю, может быть, он действительно каменный, но мне кажется, что когда он после сражения делает с Эндером разбор операции, он невольно…, в общем, его боль передается Эндеру. Дело в том, что Эндер после разбора становится куда более усталым, чем был до него.
Возможно, он еще не полностью понимает, что происходит на самом деле, но он ощущает это на каком-то очень глубоком подсознательном уровне как нечто жуткое и болезненное. Он чувствует, что Мейзер Ракхейм по-настоящему страдает от каждой сделанной Эндером ошибки.
— Ты что, умудрился каким-то образом проникнуть в комнату Эндера?
— Нет, я просто вслушиваюсь в Эндера. Я не ошибся в отношении Мейзера?
Графф отрицательно качнул головой.
— Полковник Графф, вы просто не поняли, а остальные, видимо, забыли, что в последнем сражении в Боевой школе Эндер передал командование своей армией мне. Стратегия тут была ни при чем. Он просто вышел из игры. Ему все обрыдло. Он забастовал. Вы этого не поняли, так как тут же выпустили его из Школы. История с Бонзо прикончила его. Я думаю, что боль и отвращение Ракхейма приводят к тому же самому. Я думаю, что если Эндер разумом, может быть, еще и не понимает, что убивает людей, то он это ощущает подсознанием и оно сжигает ему сердце.
Графф бросил на него острый взгляд.
— Я знаю, что Бонзо умер. Я видел его. Я встречался со смертью еще раньше, как вам известно. Нельзя встать и уйти на прогулку, если у вас носовые хрящи вбиты прямо в мозг, а еще вы потеряли два галлона крови. Вы не сказали Эндеру, что Бонзо убит, но вы дурак, если полагаете, что он этого не знает. И благодаря Мейзеру он чувствует, что с каждым нашим потерянным кораблем гибнут хорошие люди. И груз этого знания губит его.
— Ты гораздо более проницательный человек, чем тебя считают многие, Боб, — сказал Графф.
— Знаю… У меня же холодный нечеловеческий ум, да? — Боб горько рассмеялся. — Раз я генетически изменен, значит, я чужак, верно? Вроде жукера?
Графф покраснел.
— Никто тебе этого не говорил.
— Вы хотите сказать, что вы не говорили мне такого в глаза? Словами — не говорили. Но вы, видимо, не можете усвоить, что иногда людям необходимо говорить правду или просто просить их сделать то-то и то-то, а не хитростью заманивать их в ловушки.
— Не думаешь ли ты, что Эндеру надо сказать, будто эта игра не что иное, как реальность?
— Нет! Вы что — обезумели? Если на него так сильно действует подсознание, то что же произойдет, если он узнает истину! Да он тут же окаменеет.
— А ты не окаменеешь. Верно? Ты будешь спокойно командовать и в следующем сражении.
— До вас все еще не доходит, полковник Графф, что я не каменею только потому, что это не мой бой. Я всего лишь на подхвате. Я помогаю. Я свободен. Это игра Эндера.
Ожил имитатор Боба.
— Время, — сказал Графф. — Удачи тебе.
— Полковник Графф, Эндер может опять забастовать. Он может вообще уйти прочь. Он может сдаться. Он, в конце концов, может сказать себе, что это всего лишь вшивая игра, от которой меня воротит, и мне наплевать, что они со мной сделают, но я с ней покончу. Такое желание в нем сидит крепко. Оно приходит, когда все кругом представляется несправедливым и бессмысленным.
— А что, если я пообещаю ему, что это будет последнее сражение?
Боб надел наушники и спросил:
— А это правда?
Графф кивнул.
— Так. Что ж…, хотя я не думаю, что это даст эффект.
Кроме того, он же ученик Мейзера, не правда ли?
— Это понятно. Но сам Мейзер хотел сказать ему, что это его последний экзамен.
— Мейзер сейчас учитель Эндера, — задумчиво проговорил Боб. — Значит, со мной остались вы? С нежеланным ребенком?
Графф заполыхал от стыда.
— Это верно, — сказал он. — Я действительно не хотел тебя. Раз уж ты знаешь так много.
Хоть Боб все это знал, но слова полковника снова ранили его.
— Но, Боб, — сказал Графф, — все дело в том, что я был не прав. — Он положил руку на плечо Боба, сжал его и вышел из комнаты.
Боб включил дисплей. Он был последним командиром флотилии, который сделал это.
— Вы готовы? — Голос Эндера.
— Все готовы, — ответил Боб. — А ты немного опоздал сегодня, верно?
— Извини, — сказал Эндер. — Заспался.
Засмеялись все, кроме Боба.
Эндер заставил их проделать какие-то маневры, чтобы разогреться. А потом пришел час битвы. Дисплей очистился.
Боб ждал. Тревога жгла его сердце.
На дисплее появился неприятель.
Его флот прикрывал планету, которая сверкала в самом Центре дисплея. Битвы вблизи планет случались и раньше, но в прошлые разы планеты жукеров располагались где-то в стороне, их можно было видеть на самом краю поля дисплея — вражеский флот всегда стремился увести от них корабли землян.
На этот раз все было иначе. Никаких попыток увести врага подальше в сторону. Совершенно невероятное скопление кораблей жукеров, которое даже и вообразить было невозможно.
Корабли соблюдали между собой достаточно большие промежутки. Многие тысячи кораблей, образующих странные, непредсказуемо меняющиеся, пересекающиеся полосы, которые вместе создавали как бы облако смерти, обволакивающее планету, сияющую в центре этого шарообразного скопления непрерывно движущихся кораблей.
Это их центральный мир, подумал Боб. Он чуть было не произнес это вслух, но вовремя заставил себя сдержаться. Ведь для всех — это всего лишь имитация защиты жукерами их родной планеты.
У них было много времени, чтобы подготовиться к нашему появлению здесь. Предыдущие сражения — просто пустяки в сравнении с этим. Муравьеподобные могут позволить себе потерять любое количество особей, им это безразлично. Значение имеет лишь королева-матка. Как та, которую уничтожил Мейзер Ракхейм во время Второго Нашествия. И они ни разу больше не подвергали своих маток опасности. Во всяком случае, во всех предыдущих сражениях это было так. Ни разу до этого боя.
Вот почему они так кишат, так роятся. Где-то здесь королева-матка.
Но где же она?
Она на поверхности планеты, подумал Боб. Их идея состоит в том, чтобы задержать нас и ни в коем случае не допустить прорыва к планете, к ее поверхности.
Значит, именно туда мы и должны прорываться. «Маленький Доктор» нуждается в массе, чтобы начать действовать.
Планета имеет массу. Все очень просто.
За исключением того, что ничтожно маленький флот землян никакими способами не сможет прорваться сквозь вихрь крутящихся вражеских флотилий, чтобы оказаться вблизи планеты и задействовать «Маленького Доктора». Ибо если и существует в истории военной науки хоть один верный вывод, то он таков: иногда случается, что одна из воюющих сторон так могуча и непобедима, что единственным приемлемым решением для другой стороны является упорядоченное, но немедленное отступление, дабы сохранить силы для будущих сражений.
Но в этой войне будущих сражений не будет. Нет и надежды на спокойное отступление. Решения, благодаря которым это сражение проиграно, а следовательно, проиграна и вся война, были приняты еще несколько поколений назад, когда спускались со стапелей эти корабли землян — сила совершенно недостаточная для выполнения поставленной задачи. Командующий, который отправлял этот флот, надо думать, даже не подозревал, где находится эта планета — родина жукеров. Так что виноватых нет. Просто у землян сейчас нет достаточных сил, чтобы сделать хоть зарубку в обороне противника. А то, что ими командует гениальный Эндер, — значения не имеет.
Когда у вас есть только один парень с лопатой, нечего и думать строить плотину, которая защитит вашу землю от наступления океана.
Отступать некуда, победа невозможна, отложить сражение нельзя, а врагу даже тактику менять не надо — знай делай то, что уже делаешь.
Весь флот землян состоял всего из двадцати звездолетов, каждый из которых нес по четыре эсминца. Эсминцы старого образца, медлительные, совсем не такие, которые использовались в предыдущих битвах. Это было понятно: родная планета жукеров, вероятно, лежала куда дальше их остальных обитаемых миров, так что тот флот землян, который подошел к ней сейчас, был запущен раньше других флотов. До того, как появились более совершенные модели звездных кораблей.
Итого восемьдесят эсминцев. Против пяти, если не десяти тысяч вражеских кораблей. Точно определить их численность невозможно. Боб видел, что компьютер пытается проделать эту операцию, но все время сбивается, конечная цифра колеблется то в одну сторону, то в другую — кораблей так много, что система дает сбой. Световые точки на дисплее непрерывно меняют положение, они вспыхивают и гаснут, как светлячки.
Время тянется долго — то ли секунды, то ли минуты.
Обычно Эндер за это время уже успевал всех задействовать, подготовить к началу боевых действий. На консоли Боба зажегся огонек. Он знал, что это значит. Все, что ему нужно было сделать, это нажать кнопку и взять командование на себя. Ему предлагали сделать это, так как боялись, что Эндер отключился.
Нет, он не отключился. Он не запаниковал! Он просто оценил ситуацию точно так же, как ее оценил я. Тут никакая стратегия не вывезет. Только Эндер не понимает, что произошло, что военная удача отвернулась от нас и что поражение неминуемо. Эндер считает, что это всего лишь тест, который придумали учителя и Мейзер Ракхейм, тест абсурдно несправедливый, где единственным разумным выходом из ситуации является отказ заниматься такой глупостью.
Какие они все-таки умники, что скрывали от Эндера правду все это время. Но теперь эта же политика может выйти им боком. Если бы Эндер понял, что это не игра, что идет самая всамделишная война, тогда он, возможно, сделал бы мощное усилие или пустил бы в ход свой гениальный ум и, может быть, нашел бы решение проблемы, которая, на мой взгляд, решения все же не имеет. Но Эндер не знает, что это реальность, для него все, что происходит сейчас, — это все равно что сражение в Боевом зале, где против него стояли две армии, и тогда он передал Бобу командование, а сам отказался принимать участие в этой дурацкой игре.
В какое— то мгновение Бобу страшно захотелось во весь голос проорать правду. Это не игра, это реальность, это последняя решающая битва, и мы терпим поражение в этой битве! Но что это даст, кроме всеобщей паники, подумал он.
И уж совершенным абсурдом было даже думать о том, чтобы нажать кнопку и взять на себя командование боем. Эндер еще не сдался, не заболел. Бой выиграть невозможно, в него и ввязываться нечего. Жизни людей, что сидят внутри этих кораблей, не должны быть потеряны, как в безнадежной атаке Легкой Бригады у Фредериксберга. Я вам не генерал Бернсайд «Генерал Бернсайд во время Гражданской войны в США командовал армией северян в сражении под Фредериксбергом (13 декабря 1862 г.).
Был разбит южанами и отошел, потеряв 12 тысяч убитыми.» и не отправлю своих людей на бессмысленную, никому не нужную гибель.
Если бы у меня был план, я бы еще взялся руководить сражением. Но у меня нет плана. Так что хорошо это или плохо, но это игра Эндера, а не моя.
Была и еще одна причина не брать на себя ответственность.
Боб вспомнил, как он когда-то стоял над распростертым телом хулигана, который был слишком опасен, чтобы пытаться приручить его, и шептал Недотепе: убей его сейчас же! Убей же его!
Я был прав. И вот теперь снова — хулиганы должны быть уничтожены. Хотя я и не знаю, как это сделать, но мы обязаны выиграть эту войну. Я не знаю, как это сделать, я не Бог, я многого не знаю. И, возможно, Эндер тоже не видит решения, но если кто-то и может его найти, так только он.
Может, все не так уж безнадежно. Может быть, все же существует какой-то способ добраться до поверхности планеты и стереть жукеров в порошок, очистив от них всю вселенную?
Может, пришло время чудес? Для Эндера мы все будем работать как безумные. Если же командование перейдет ко мне, ребята так огорчатся, что станут работать небрежно. Даже если бы у меня был план, который обещал бы хоть маленький шанс на победу, он не сработает, так как они не станут вкладывать в его воплощение свои души.
Эндер должен попытаться. Если он не сделает этого, мы погибли. Ибо если жукеры и не намеревались раньше посылать против нас флот, то теперь они просто обязаны это сделать.
Ведь во всех предыдущих сражениях мы их флоты уничтожали.
Если мы не выиграем и это, если не лишим возможности воевать с нами, они обязательно придут к нам. И на этот раз захватят с собой свое изобретение — очередного «Маленького Доктора».
У нас есть только один мир. И только одна надежда.
Давай же, Эндер.
И тогда в уме Боба мелькнули слова, которые Эндер сказал им в тот день, когда приступил к первой тренировке армии Драконов: «Помните, ворота противника внизу». Ведь в последней битве Драконов надежды на победу тоже не было, но в игру вошла стратегия Эндера. Он послал Боба с его взводом приложить свои шлемы к воротам противника и тем самым обрести победу. Ах как плохо, что сейчас нет возможности сыграть такую же проделку с жукерами.
Доставить «Маленького Доктора» на планету жукеров и взорвать ее к чертям, вот какой фокус мог бы решить дело. Но сделать это отсюда невозможно.
— Время сдаваться. Время выходить из игры. Время крикнуть им всем: нельзя поручать детям работу взрослых! Это невозможно! С нами покончено!
— Помните, — сказал Боб в микрофон, — ворота противника всегда внизу.
Муха Моло, Горячий Супчик, Влад, Самосвал, Бешеный Том угрюмо хмыкнули. Они были в армии Драконов. И помнят, как использовались эти слова в последний раз.
Но Эндер, казалось, шутку не принял.
Казалось, он не понимал, что никакими средствами они не доставят на планету «Маленького Доктора».
В их ушах вновь прозвучал голос, отдающий приказы. Он приказал построить все корабли землян в тесный строй — в виде цилиндра, состоящего из нескольких оболочек.
Боб хотел крикнуть: не делай этого! На этих кораблях живые люди, и если ты пошлешь их в бой, они погибнут. Жертва ради недостижимой победы!
Но он прикусил язык, так как где-то в дальнем закоулке мозга, в самом удаленном уголочке сердца, все еще теплилась надежда, что Эндер все же сумеет сделать то, чего физически сделать нельзя. И пока жива была эта надежда, жизни тех людей можно было оправданно принести в жертву, так как в свое время они осмысленно и по собственной воле вступили на палубы кораблей и отправились в далекую экспедицию.
Эндер двинул свои корабли, делая попытку пробить брешь в непрерывно движущемся строе «облака» жукеров.
Конечно, враг видит, что мы пытаемся сделать, думал Боб. Конечно, жукеры видят, как второй, третий, четвертый натиск подводят корабли землян все ближе к поверхности планеты.
В любую минуту враг может уничтожить корабли землян, сконцентрировав свои силы на определенных участках. Почему он этого не делает?
Одна причина пришла на ум Бобу сразу же. Жукеры не осмеливаются сгустить свои порядки вблизи эндеровского «цилиндра», так как сближение кораблей даст землянам возможность пустить в ход «Маленького Доктора».
Затем пришла и другая мысль. А не может ли быть так, что здесь собралось слишком много кораблей жукеров? Не может ли быть, что королевы или королева тратят слишком много усилий своего мозга только на то, чтобы заставить десять тысяч кораблей клубящегося «облака» продолжать свое непрерывное движение, одновременно тщательно соблюдая необходимые интервалы между кораблями?
В отличие от Эндера матки-королевы не могли передать контроль над кораблями в руки своих подчиненных. Каждый отдельный жукер — всего лишь руки или ноги королевы. Теперь у нее сотни, а может быть, многие тысячи ног и рук, и все они находятся в движении.
Вот почему они действуют столь неразумно. Слишком многое приходится держать под контролем. Вот почему отсутствуют осмысленные перемещения в «облаке», не организуются ловушки, не блокируется «цилиндр» Эндера, не пресекается его продвижение.
Фактически маневрирование жукеров ни к чему не вело.
Эндер пробивался все дальше и дальше, а жукеры продолжали строить защитную толстую стену позади строя Эндера.
Но они же блокируют возможность отхода!
И тогда Боб понял третью и самую важную причину происходящего! Жукеры сделали ошибочный вывод из предыдущих сражений. До сих пор стратегия Эндера заключалась в том, чтобы уничтожить противника и в то же время свести к минимуму собственные потери. Он всегда оставлял себе возможность отхода. Жукеры, обладая колоссальным численным превосходством, находились в положении, когда можно было гарантировать, что земляне у них из рук уже не выскочат.
В начале сражения не было никакой возможности предсказать, что жукеры совершат такую ошибку. Но ведь в истории великие победы происходили как из-за талантливых действий победителей, так и из-за глупейших ошибок, совершенных побежденными. Жукеры наконец-то поняли, что мы — земляне — высоко ценим жизнь каждого отдельного человека. Мы не жертвуем бездумно своими солдатами, ибо каждый из них — это королева роя численностью в одну единицу. Они поняли это, но в настоящую минуту это знание работало против них, так как мы — земляне — в определенных ситуациях, когда ставка очень высока, способны бросать в огонь собственные жизни. Мы кидаемся на гранату, чтобы спасти своих товарищей, сидящих в окопе. Мы встаем из окопов и атакуем окопавшихся солдат противника, и умираем как мухи, обрызганные дезинсекталем. Мы привязываем к собственному телу взрывчатку и подрываемся в толпе.врагов. Мы действуем как безумцы, когда дело стоит того.
Жукеры не верят, что мы прибегнем к «Маленькому Доктору», так как в этом случае погибнут и все наши собственные корабли. С той минуты, как Эндер начал отдавать приказы, Землянам стало очевидно, что речь идет о массовом самоубийстве. Эти корабли не рассчитаны на вхождение в атмосферу. А для того чтобы подойти к поверхности атмосферы так близко, чтобы можно было запустить «Маленького Доктора», необходимо сделать именно это.
Надо спуститься вниз по «гравитационному колодцу» и запустить это оружие за секунду до того, как корабль сам вспыхнет в воздухе. Если это получится, если планета разрушится под воздействием тех сил, которые заключены в этом адском оружии, цепная реакция распространится на ближайший космос и уничтожит все корабли, которые еще уцелеют до этого.
Победа ли, поражение ли, все равно выживших землян после боя не останется.
Жукеры не ожидали, что мы можем пойти на такое. Они не способны понять, как это земляне, всегда действующие так, чтобы сохранить собственную жизнь, вдруг начинают действовать совершенно иначе, когда возникают особые обстоятельства. Опыт говорит жукерам, что автономно существующие разумные организмы не готовы приносить себя в жертву. Как только они разобрались в нашей анатомии, они уже посеяли семена собственного поражения.
Неужели многие дни, когда Эндер изучал видики с жукерами, его одержимость ими в течение лет, проведенных в Боевой школе, привела к тому, что он каким-то непонятным образом смог предвидеть, что они совершат эту убийственную для них ошибку?
Я этого не знал. Я не мог бы прибегнуть к такой стратегии.
Эндер — единственный командующий, который знал или догадывался, или подсознательно надеялся, что, когда он бросит все свои силы на прорыв, враг заколеблется, споткнется, упадет и это будет означать полное и безоговорочное истребление жукеров.
Но предвидел ли это Эндер? Не могло ли быть так, что он пришел к тому же выводу, что и я, — эту битву выиграть невозможно? И что он решил не играть ее вообще, что он забастовал, что он вышел из игры? А тут еще мои горькие слова, что «вражеские ворота всегда внизу». Может, они и толкнули его на гневный беспомощный жест отказа. И он швырнул свои игральные фишки-корабли, обрекая их на огонь и гибель, даже не подозревая, что это реальные корабли с живыми реальными людьми на борту? И что этим жестом он обрекает их на смерть?
Не может ли быть, что он, как и я, был несказанно удивлен ошибками врага? Не может ли быть, что эта победа — чистая случайность, своего рода несчастный случай для жукеров?
Нет! Даже если мои слова спровоцировали действия Эндера, он все равно тот, кто выбрал этот строй, эту тактику наскоков и отходов, этот зигзагообразный курс кораблей. Именно предыдущие победы Эндера заставили жукеров оценивать нас как существ с определенным типом поведения, тогда как мы оказались совсем другими. Он же все время делал вид, что вы — земляне — разумные существа, а мы на самом-то деле — самые жуткие монстры, которые жукерам могли привидеться лишь в кошмарных снах. Им-то неизвестна история слепого Самсона, обрушившего себе на голову стены храма, лишь бы уничтожить своих врагов.
На тех кораблях, думал Боб, находятся люди — яркие индивидуальности, которые отказались от своих домов, от своих близких, от мира, в котором родились, и все это ради того, чтобы пересечь просторы галактики и вступить в бой со смертельным врагом. Наверняка эти люди уже поняли, что стратегия Эндера обрекает их всех на смерть. В данную минуту у них в этом уже нет сомнений. И все же они повиновались и будут повиноваться приказам, которые приходят к ним из непредставимой дали. Подобно славной Легкой Бригаде, чьи солдаты приносили себя в жертву, веря, что их командиры знают, что творят. А мы сидим в этих имитационных комнатах и играем в сложнейшую компьютерную игру, тогда как те люди повинуются нам и погибают, чтобы человечество могло продолжать жить.
И все же мы, командующие ими, мы — дети, сидящие в окружении сложнейших игровых машин, не имеем ни малейшего представления о доблести этих людей и их самоотверженности. Мы не можем почтить их так, как они того заслуживают, ибо просто не знаем, что они существуют в реальности.
Этого мы не знаем. Знаю только я один.
И тут в памяти Боба возник отрывок из Библии, который особенно любила сестра Карлотта. Возможно, он так много значил для нее потому, что она не имела детей. Она рассказала Бобу о мятеже Авессалома против его собственного отца — Царя Давида. В бою Авессалом был убит. Когда известие об этом достигло Давида, а оно означало победу, оно означало, что солдатам больше не придется умирать, что трон царя в безопасности, а жизни его больше ничего не угрожает, все, о чем мог тогда думать царь Давид, была смерть его сына, его дорогого мальчика.
Боб втянул голову в плечи, чтобы его слова были слышны только людям, находящимся под его командой. Но затем, помолчав немного, он нажал клавишу, которая должна была донести его голос до слуха всех людей на том бесконечно далеком от них флоте. Боб не имел никакого представления о том, как У них прозвучит его голос. Услышат ли они тонкий детский голосок, или он будет преобразован и станет голосом взрослого человека, или прозвучит как металлический голос машины.
Это не имеет значения. В какой-то форме эти люди услышат его голос, переданный им со скоростью больше скорости света. Бог знает — как.
— О мой сын Авессалом, — тихо говорил Боб, впервые познав, какая боль могла извлечь такие слова из уст мужчины.
— Мой сын, мой сын, Авессалом! О, кто дал бы мне умереть за тебя, Авессалом, сын мой…, мои сыны…
«Библия, Вторая Книга Царств, глава 18, 33.».
Боб не совсем точно помнил текст, но Бог разберется. А если он не поймет, то уж сестра Карлотта поймет наверняка.
"Ну же! — говорил он про себя. — Давай же, Эндер! Победа рядом, не надо бросать игру. Враги уже поняли опасность.
Они собирают силы. Они рассчитывают сбить нас с неба раньше, чем мы используем свое оружие".
— Ладно. Всем флотилиям, кроме флотилии Петры, — заговорил Эндер, — идти прямо вниз на предельной скорости.
Применить «Маленького Доктора» против самой планеты. Тяните до самой последней секунды. Петра, прикрой их, как сможешь.
Командиры флотилий, в том числе Боб, продублировали приказ Эндера своим подразделениям. Больше делать было нечего. Сиди и наблюдай. Каждый корабль теперь действовал самостоятельно.
Только теперь противник осознал, что же происходит в действительности, и кинулся уничтожать камнем падающие вниз корабли землян. Эсминец за эсминцем гибли под залпами быстроходных кораблей жукеров. Лишь нескольким удалось достигнуть атмосферы планеты.
Держитесь, думал Боб. Держитесь, пока можете.
Корабли, которые вошли в атмосферу планеты первыми, видели, как сгорают в ней выпущенные снаряды «Доктора Дивайса», а потом сгорали и сами. За ними сгорели и несколько эсминцев, даже не успевших выпустить свое страшное оружие.
Остались только два эсминца. Один из них был из флотилии Боба.
— Не запускай его! — крикнул Боб в микрофон. — Пусть сработает прямо внутри корабля! И да благословит вас Бог!
Боб так и не узнал, какой эсминец — его или чужой — выполнил приказ. Он видел лишь, как оба корабля исчезли с дисплея, так и не выстрелив. А затем поверхность планеты стала пузыриться. Взметнулся гигантский язык пламени, похожий на извержение вулкана, слизнув с неба последние оставшиеся неповрежденными корабли землян. Это были корабли Петры, и люди на них — если еще были живы — могли видеть приближающуюся к ним смерть. Или победу, что было то же самое.
Имитатор показывал чудовищную картину: взорвавшаяся планета перемалывала бесчисленные флотилии жукеров, поглощая их цепной реакцией. Но еще задолго до того, как сгорел последний корабль жукеров, их маневрирование прекратилось. Флотилии противника были мертвы и просто дрейфовали подобно кораблям жукеров на видиках эпохи Второго Вторжения. Их королевы-матки погибли на самой планете. Гибель остальных судов — чистая формальность. Все жукеры умерли гораздо раньше, вслед за своими королевами.
***
Боб появился в туннеле и увидел, что остальные ребята уже собрались там и живо обсуждают эффект взрыва планеты. Спор шел вокруг вопроса о том, может ли подобная вещь произойти в реальной жизни.
— Да, — сказал Боб. — Такое вполне возможно.
— Да ты-то откуда знаешь? — расхохотался Муха Моло.
— Конечно, знаю, — ответил Боб. — Это уже случилось на самом деле.
Они уставились на Боба, ничего не понимая.
— Когда случилось? Я ничего такого не слыхал. Где они могли испытать такое оружие? На какой планете? А, знаю…, на Нептуне, конечно.
— Это произошло только что, — сказал Боб. — На родной планете жукеров. Мы ее только что взорвали. И все жукеры погибли.
Только теперь ребята поняли, что Боб вовсе не шутит. Последовали яростные возражения. Пришлось объяснить им кое-что о связи, работающей на скорости больше скорости света, Они все еще не верили.
Тут в разговор вмешался новый голос:
— Эта связь называется ансибль.
Все подняли глаза и увидели полковника Граффа, который стоял в туннеле в нескольких шагах от них.
Неужели Боб прав? Неужели битва была настоящая?
— Они все были настоящими, — сказал Боб. — Все так называемые тесты были настоящими битвами. И настоящими победами. Верно ведь, полковник Графф? Мы все время воевали с реальным противником?
— Все уже позади, — сказал Графф. — Род человеческий уцелел. Жукеров больше нет.
Теперь ребята поверили. Сообщение их поразило. Все кончено. Мы победили. Это была не тренировка. Мы были настоящими командирами флотилий.
И вдруг пришло тревожное молчание.
— Значит, они все погибли? — спросила Петра.
Боб кивнул.
Она вопросительно поглядела на Граффа.
— Сейчас мы получаем доклады. Вся разумная жизнь на планетах жукеров прекратила существование. Вероятно, они вывезли на центральную планету всех маток. Матка погибает — гибнут жукеры. Врагов не осталось.
Петра начала рыдать, уткнувшись лицом в стену туннеля.
Боб хотел успокоить ее, но Динк был уже рядом. Динк был друг, он обнял Петру и попытался утешить.
Как— то сразу повзрослев, ребята двинулись к своей казарме. Петра была отнюдь не одна, кто плакал. Только не ясно, чем вызваны были эти слезы -то ли горем, то ли облегчением.
Только Боб не вернулся к себе, возможно, потому, что он не перенес шока удивления. Он остался в туннеле с Граффом.
— Как перенес эту новость Эндер?
— Плохо, — ответил полковник. — Надо было сделать это более осторожно, но скрыть было трудно. Это же все-таки, как ни говори, победа.
— Итак, полковник, вы все же выиграли все ваши игры, — сказал Боб.
— Мне известно все, что у вас происходило, Боб, — отозвался Графф. — Почему ты все же не перехватил у него управление? Откуда ты знал, что у Эндера есть разработанный план кампании?
— Ничего я не знал, — ответил Боб. — Я знал совсем другое: у меня такого плана нет.
— Но то, что ты сказал…, ворота противника внизу…, это же и был план, которым воспользовался Эндер.
— Это не был план. Хотя возможно, что мои слова подтолкнули Эндера и он над ними задумался. Но план придумал он. Эндер. Вы поставили свои денежки на правильную лошадку, полковник.
Графф долго молча смотрел на Боба, потом протянул руку, положил ее ему на голову и слегка взъерошил волосы.
— Я думаю, — сказал он, — что вы тащили друг друга через финишную ленточку.
— Но теперь это уже ничего не значит, — сказал Боб. — Все позади, равно как и временное единство народов Земли.
— Да, — вздохнул Графф. Он убрал руку и провел ладонью по собственным волосам. — Я доверился твоему анализу.
И попытался их предупредить. Если Стратег последовал моему совету, то сейчас агентуру Полемарха уже арестовывают и здесь, на Эросе, и по всем подразделениям флота — тоже.
— А может, они сами уйдут с миром?
— А это мы с тобой скоро узнаем.
До них донеслась стрельба, прозвучавшая в каком-то из отдаленных туннелей.
— По-видимому, нет, — заключил Боб.
Послышался топот бегущих ног, а затем показался небольшой отряд морских пехотинцев, всего около десятка.
Боб и полковник с нетерпением ожидали их приближения.
Друзья или враги?
— Все они носят одинаковую форму, — заметил Графф. — А ты и есть тот, кто привел их сюда, Боб. А вон за той дверью, — и он показал на дверь ребячьей казармы, — находятся важнейшие военные трофеи — командующие армиями на Земле, которые станут надеждой на победу. Ты и есть надежда Земли.
Солдаты подошли и остановились перед Граффом.
— Мы пришли, чтобы защищать детей, сэр, — сказал один из них.
— От кого?
— Люди Полемарха, видимо, сопротивляются аресту, сэр, — продолжал солдат. — Стратег велел, чтобы эти дети были спасены любой ценой.
Граффу здорово полегчало, когда он узнал, на чьей стороне солдаты.
— Вон за той дверью живет девочка. Я советую вам собрать их всех в тех двух казармах. Пусть побудут там некоторое время.
— А неужто это тот самый парнишка, который покончил с жукерами? — спросил солдат, указывая на Боба.
— Нет, но он один из них.
— Сделал это Эндер Виггин, — ответил Боб. — Эндер был нашим командующим.
— Он в одной из казарм? — продолжал допытываться солдат.
— Нет, он с Мейзером Ракхеймом. А этот парнишка останется со мной, — сказал полковник.
Солдат отдал честь и принялся расставлять своих людей в стратегически важных точках коридора. По одному часовому было выставлено у дверей казарм, чтобы ребята не могли выйти наружу и пострадать в возможных стычках.
Боб вприпрыжку бежал рядом с полковником, который решительно шагал куда-то по туннелю, оставив за спиной последнего солдата.
— Если Стратег все правильно рассчитал, то уже наверняка успел занять помещения, где находятся ансибли. Не знаю, как ты, а я хочу быть там, куда приходит информация со всего мира и откуда она уходит в тот же мир.
— А русский язык выучить трудно? — спросил Боб.
— Это у тебя сходит за юмор? — спросил Графф.
— Нет, это просто такой вопрос.
— Боб, ты шикарный мужик, но если можно — заткнись на минуту.
Боб засмеялся.
— О'кей.
— Ты не обижаешься, что я зову тебя «Бобом»?
— Это мое имя, чего ж обижаться.
— Твое имя — Юлиан Дельфийски. Когда тебе выдадут свидетельство о рождении, там так и будет написано.
— Так вы не шутили?
— Разве я мог солгать тебе в таком важном деле?
Затем, словно поняв абсурдность слов, только что сорвавшихся с языка Граффа, оба громко расхохотались. Они хохотали так долго, что еще продолжали улыбаться, когда проходили мимо отряда морской пехоты, охранявшего вход в комплекс ансиблей.
— Как вы думаете, кому-нибудь здесь может понадобиться мой военный совет? — спросил Боб. — Я ведь собираюсь принять участие в этой войне, даже если мне придется соврать насчет своего возраста, когда пойду записываться в морскую пехоту.