— Думаю, вам это надо знать. Есть плохие новости.

— В таких-то у нас недостатка нет, даром, что мы уже наполовину выиграли эту войну.

— Когда стало ясно, что Международная Лига Обороны Земли, захватившая Боевую школу, под защитой МКФ отправит ребят на Землю, Новый Варшавский Пакт произвел кое-какие исследования и обнаружил, что один из слушателей этой школы не находится под нашим контролем. Это Ахилл.

— Но он же пробыл там всего два дня!

— Он прошел тестирование. Он был принят. Он был единственным, кого они могли надеяться заполучить.

— Вот как! И они его получили?

— В тюрьме, где он находился, система безопасности была рассчитана лишь на предотвращение побегов. Три охранника были убиты. Заключенные разбежались и смешались с местным населением. Всех их потом вернули. Кроме одного.

— Значит, он на свободе?

— Если это можно назвать свободой, в чем я лично сомневаюсь. Они намерены его использовать.

— Им известно, кто он такой?

— Нет. Его личное дело засекречено. Просто малолетний преступник. Его досье они не стали запрашивать.

— Они все узнают. В Москве ведь тоже не любят серийных убийц.

— О, его не так-то легко прищучить. Сколько умерло людей, прежде чем мы стали его подозревать?

— Война кончается.

— Но уже начались всяческие жульнические махинации, чтобы начать ее заново.

— Если повезет, полковник Графф, то я к этому времени уже умру.

— Если говорить откровенно, сестра Карлотта, то я уже не полковник.

— Неужели они все-таки решатся отдать вас под трибунал?

— Пока ведется следствие, вот и все. Расследование.

— Не могу понять, зачем им это нужно! Козел отпущения, хотя мы выиграли войну?

— Со мной все будет в порядке. Солнце над Землей все еще сияет.

— Но никогда луч света не упадет на тот мир.

— Ваш Бог — это и их Бог, сестра Карлотта? Вознесет ли Он их на свои небеса?

— Он не мой Бог, мистер Графф, но я Его дитя, так же как и вы. Я не знаю, как он смотрит на муравьеподобных и видит ли он их своими детьми.

— Дети! Сестра Карлотта, как забыть о том, что я творил с ними?

— Но вы же дали им возможность вернуться в мир, где находится их дом.

— Всем, кроме одного.

Потребовалось несколько дней на то, чтобы люди Полемарха успокоились и сдались, а командование МКФ полностью оказалось в руках Стратега. Ни один корабль не мог выйти в полет, если им командовали мятежники. Полный триумф.

Гегемон подал в отставку, как того требовали условия мирного договора, но это была чистая формальность, утвердившая лишь то, что случилось раньше.

Боб оставался с Граффом все время, пока шли бои, и они вместе читали поступавшие донесения о том, что происходит на флоте и на Земле. Они обсуждали сложившуюся ситуацию и пробовали читать между строк, интерпретируя информацию со своих позиций. Для Боба война с жукерами ушла в далекое прошлое. Сейчас самым главным было то, что происходит на Земле. Когда был подписан весьма неустойчивый договор, временно остановивший войну, Боб уже знал — долго мир не продержится. Его — Боба — очередь еще придет. Оказавшись на Земле, он сумеет подготовить себя к новой роли получше.

Война Эндера кончилась, следующая будет его войной.

Пока Боб жадно поглощал новости, другие ребята сидели в своей казарме под охраной солдат. Когда в их части Эроса отключилось электричество, они несколько суток просидели в полной тьме. Дважды в туннелях их секции вспыхивали схватки. Ясности в том, предприняли ли русские попытку захватить детей или просто хотели прощупать прочность позиций Стратега, не было.

Эндера охраняли еще строже, чем остальных ребят. Правда, сам он этого не знал. Его нервная система была так истощена, что он не мог или не хотел нести дальше свое тяжелое бремя. Многие дни он провел без сознания.

В себя Эндер пришел лишь тогда, когда все было кончено.

24— 4 Когда миновало временное заключение ребят, они наконец смогли собраться все вместе и вместе же совершили паломничество в комнату, где под охраной солдат и врачей лежал Эндер. Внешне он выглядел оживленным и даже готовым шутить и смеяться. Но в глубине его глаз Боб увидел такую тоску, не заметить которую было просто невозможно. Победа обошлась Эндеру куда дороже, чем остальным ребятам.

Дороже, чем мне, подумал Боб, хотя я и знал, что делаю, тогда как Эндер и не подозревал о том, что происходит на самом деле. Он терзает себя, а я — встряхнулся и пошел дальше. Может, это потому, что смерть Недотепы значит для меня гораздо больше, нежели гибель целого вида существ, которых я никогда не видал. Ее я знал, и она продолжает жить в моем сердце. А жукеров я отроду не видал, так как же я могу о них горевать?

А вот Эндер на это способен.

После того как они посвятили Эндера во все, что случилось за время его сна, Петра нежно погладила его по голове.

— Как ты теперь? — спросила она. — Ты так напугал нас.

Ведь нам говорили, что ты сошел с ума, но мы им ответили, что это у них самих крыша поехала.

— Я сошел с ума, — ответил Эндер, — но мне кажется, что я в порядке.

Снова началась болтовня, но тут эмоции пересилили Эндера, и ребята в первый раз в жизни увидели, как он плачет. Боб стоял как раз рядом с ним, когда Эндер протянул руку и обнял его и Петру. Прикосновение руки Виггина, его объятие — всего этого Боб перенести не мог и тоже разрыдался.

— Мне так недоставало вас, — прошептал Эндер. — Я страдал от того, что не мог увидеться с вами.

— Вот и ладно, — ответила Петра, — а то увидел бы, какие мы слабаки. — Она не заплакала, а только поцеловала его в щеку.

— Я вижу, какие вы молодцы, — продолжал Эндер. — И тех, в которых я больше всего нуждался, я эксплуатировал сильнее всего. Никудышно я все спланировал.

— Теперь мы все в порядке, — перебил его Динк. — Ни с кем не произошло ничего такого плохого, чего бы не могло излечить пятисуточное пребывание в полной темноте в разгар военных действий.

— Я ведь уже не ваш командир, верно? — спросил Эндер. — Потому что я больше не желаю никем командовать.

В это Боб мог поверить. И в то, что Эндер никогда не будет больше участвовать в военных действиях. Возможно, в нем еще живы таланты полководца, которые привели его сюда — на Эрос, но они не должны использоваться для убийств. И если где-то во вселенной еще сохранится доброта или хотя бы справедливость, Эндер больше никогда не возьмет чужую жизнь. Свою квоту он вычерпал с лихвой.

— Ты можешь никем не командовать, — сказал Динк, — но ты навсегда останешься нашим командующим.

Боб ощутил справедливость этих слов. Среди них нет никого, кто не унесет в своем сердце память об Эндере. Куда бы ни забросила их жизнь и чем бы они ни занялись в будущем.

Но вот чего не могло сделать сердце Боба, так это заставить его самого рассказать друзьям, что на Земле обе противоборствующие стороны требуют, чтобы именно им было передано право на «защиту» несовершеннолетнего Эндера Виггина, чья славная победа над жукерами превратила его во всеобщего идола. Та сторона, которая получит его, приобретет не только отточенный ум военного гения, но и выгоды от атмосферы обожания, окутывающей его, и от восторгов, которые вызывает один звук его имени во всех сердцах.

Поэтому, когда политические лидеры начали вырабатывать условия мирного договора, они достигли простого и всем понятного компромисса. Все дети из Боевой школы репатриируются. Кроме Эндера Виггина.

Эндер Виггин никогда не вернется домой. Ни одна партия Земли не должна его использовать. Вот такой компромисс.

А предложил его Локи. Родной брат Эндера.

Когда Боб узнал об этом, он похолодел. Так же он почувствовал себя, когда думал, что Петра предала Виггина. Это было несправедливо. Так не должно было случиться.

Может, Питер Виггин не хотел, чтобы его брат стал пешкой в руках политиканов? Может быть, он хотел дать Эндеру свободу? А может, он не хотел, чтобы Эндер воспользовался своей популярностью и включился в борьбу за власть? Что же произошло: спасал Питер своего брата или избавлялся от конкурента?

Когда— нибудь, думал Боб, я встречу Питера и узнаю все.

И если он предал брата, я его уничтожу.

И когда Боб рыдал в комнате Виггина, то слезы его лились еще и потому, что он знал то, чего не знали остальные. Он плакал о том, что, как и те солдаты, которые погибли на своих кораблях у далекой планеты, Эндер никогда не вернется домой.

— Ладно, — сказал Алаи, наконец нарушив молчание. — А что же нам делать? Война с жукерами окончена, на Земле вроде тоже, даже здесь боев больше нет. Что будем делать мы?

— Мы — дети, — сказала Петра. — Нас вернее всего пошлют в школу. Таков закон. До семнадцати лет надо ходить в школу.

Все захохотали, но на этот раз смех не перешел в слезы.

Потом в течение нескольких дней они неоднократно виделись друг с другом, пока их не посадили на разные корабли — крейсеры и эсминцы — и не отправили на Землю. Боб знал, почему они улетают на разных кораблях — так никому в голову не придет спросить: а где же Эндер? Правда, если бы Эндер еще до их отъезда узнал, что он не вернется на Землю, он наверняка не высказал бы своего мнения по этому поводу.

Елена с трудом сдержала крик радости, когда позвонила сестра Карлотта и спросила, будут ли они с мужем дома примерно через час?

— Я привезу вашего сына, — сказала она.

Николай! Николай! Николай! Елена повторяла это имя много раз — и мысленно, и шепотом. Ее муж чуть ли не танцевал, носясь по дому и приготовляя все к приезду дорогих гостей.

Николай был таким маленьким, когда его забрали от них. Теперь он стал куда старше. Они и представить не могут, через что ему пришлось пройти. Но все это пустяки. Они любят его.

Снова будут учиться понимать Николая. Не позволят прошедшим годам омрачить те счастливые годы, которые ждут их впереди.

— Вижу машину! — крикнул Юлиан.

Елена кинулась снимать крышки с готовящихся блюд. Пусть ее Николай сразу войдет в кухню, наполненную ароматами самых душистых, самых свежих яств, которые напомнят ему дни его детства. Что бы они ни ели в их космосе, а такого там не получишь!

А потом она помчалась к двери и встала рядом со своим мужем, наблюдая, как сестра Карлотта спускается с переднего сиденья.

Но почему она не ехала на заднем, вместе с Николаем?

Не имеет значения. Вот открывается боковая дверца, из нее появляется Николай — такой стройный и такой худощавый. Какой же он высокий! И все-таки видно, что он еще мальчик. Что-то в нем есть совсем детское.

Беги ко мне, сынок, беги.

Не бежит. Больше того, повернулся спиной и зачем-то полез в заднее отделение. Ах, он что-то ищет. Надо думать, подарок…

Нет. Еще какой-то мальчик.

Куда меньше ростом, чем Николай, а вот лицом похож.

Лицо какое-то слишком изможденное для ребенка такого возраста, но на нем то же мягкое выражение, что и на лице Николая. Николай прямо расплылся в улыбке. А мальчик не улыбается. Держится как-то неуверенно. Скованно, что ли.

— Юлиан, — говорит муж.

Только почему он произносит собственное имя?

— Наш второй сын, — говорит он. — Они не все умерли, Елена. Один остался в живых.

Надежда когда-либо увидеть тех малюток глубоко погребена в ее сердце. И открывать дверцу, ведущую туда, больно. Она вздрогнула от внезапной боли.

— Николай встретился с ним в Боевой школе, — продолжает муж. — Я сказал сестре Карлотте, что если бы у нас был второй сын, ты назвала его Юлианом.

— Значит, ты знал, — шепчет она.

— Прости меня, любимая. Сестра Карлотга еще не была полностью уверена, что он наш. И в том, что он сможет вернуться домой. Я не мог дать тебе надежду только для того, чтобы тут же отнять ее и разбить твое сердце.

— У меня два сына, — говорит она.

— Да, если ты захочешь. У него была ужасно тяжелая жизнь.

Здесь он чужой. Греческого языка не знает. Ему сказали, что он едет к нам на каникулы. Официально он не наш ребенок, а скорее опекаемый государством. Мы можем не брать его, если ты не хочешь, Елена.

— Помолчи, глупыш, — шепнула она, а затем крикнула приближающимся детям:

— Вот мои сыновья! Они вернулись домой с войны. Бегите же к своей маме. Я так ждала вас обоих столько долгих лет.

Они бросились к ней, и она сжала их в объятиях. Ее слезы капали на них обоих, а руки мужа спокойно и ласково легли на головы детей.

Потом заговорил муж. Елена услышала эти слова и тут же узнала, откуда они. Слова из Евангелия от Луки. Но поскольку он помнил их лишь в греческом варианте, то малыш их не понял. Пустяки. Николай уже начал переводить их на Всеобщий язык, на язык МКФ. И тогда Боб повторил их так, как запомнил со слов сестры Карлотты, читавшей ему:

И тогда малыш расплакался и прильнул к матери, одновременно целуя руку отца.

— Приветствую тебя в нашем доме, братишка, — сказал Николай. — Я ж тебе говорил, что они у нас клевые родители.