Глава 6
Новый день рождался под одинокими звездами – в морозном хрусте, в убранстве инея. Он шел мне навстречу по улицам, белым от выпавшего за ночь снега. Весело выплескивал багряные отсветы на крыши домов. И будто говорил: здравствуй, человек. Так здорово, что я тебя встретил – единственную фигурку на мертвых улицах.
Кто-то ведь должен радоваться рассвету и ясному небу – даже в этой пропахшей смертью провинциальной дыре. Морозно и солнечно – хороший подарок после целой недели непогоды…
Но я бы предпочел туман.
Слишком уж далеко меня видно. Слишком явно читаются мои следы на снегу.
Сегодня я был тут первым пешеходом.
Егорьевск – один из типичных подмосковных городков. Раньше на его улицах кипела жизнь – громада торгового центра, которая маячит вон там, в конце квартала, до сих пор впечатляет. А сейчас не осталось ни торговцев, ни покупателей – только притаившаяся в разбитых окнах черная пустота…
Синдром выкосил слишком многих. И когда наполовину обезлюдевший Егорьевск оказался отрезанным от сохранившихся магистралей, никто не стал прокладывать новую дорогу в обход аномалий.
Зачем?
«Это невыгодно», – решили топ-менеджеры правящего клана. И немаленький городок быстро превратился в огромный мемориал досумеречной эпохи.
Затерянный среди лесов, в последние годы он и сам начал зарастать лесом.
Но это – по окраинам.
А здесь – только голые улицы, кое-где перекрытые скелетами сгоревших машин и завалами из обрушившихся зданий.
Думаю, в этом районе местных почти не осталось. Холодное безмолвие висит в воздухе. Такое впечатление, что слабый хруст снега под моими подошвами разносится на целый километр.
Поневоле начинаешь ступать, как кошка, поневоле жмешься к обшарпанным стенам…
Пустой город всегда напоминает мне Зону. Мертвые дома равнодушно таращатся глазницами окон. Ветерок шевелит какое-то тряпье у перекрестка – то ли гора мусора, то ли чье-то тело.
В общем, привычная картина. Даже не верится, что до Москвы километров восемьдесят, не больше…
Стоп. А что это мелькнуло в темной подворотне?
Нет, оглядываться глупо.
Я прошел за угол и остановился, вслушиваясь. Что-то скрипнуло?
Вот опять!
Снег под чужой подошвой?
Фигня… Всего лишь сухой клен раскачивается на ветру.
Я выждал еще минуту. Пластиковая рукоятка пистолета удобно лежала в обтянутой перчаткой ладони.
Никого?
Вроде так…
Немногие оставшиеся местные должны досматривать в этот час беспокойные сны. Если кто и высунулся из своей каморки – какой ему резон следить за одиноким прохожим?
А если не местный?
Если мой визит к Отшельнику заранее просчитали?
ОКАМ или кланы-конкуренты. Не так уж важно кто – но если им удалось взломать нашу переписку…
К черту!
Я нырнул в ближайший подъезд. Достал из бокового кармана рюкзака флягу и отпил полглотка ледяной воды. Прислонился к стене.
«Спокойно, Тень. Спокойно…»
Холодная голова – первая доблесть ловкача. Отшельника года три уже ищут. И не могут найти. «С чего ты взял, что сегодня им повезет больше?»
До городка «хвоста» за мной не было – это верняк.
«Тебе так нужна эта встреча. Неужели откажешься?»
Из-за чего? Из-за собственной паранойи?
Я спрятал флягу. Стараясь ступать беззвучно, вошел в одну из квартир и выпрыгнул из окна с дальней стороны дома. Проскочил через двор и резко бросился влево. Едва не упал, поскользнувшись на повороте. Быстро обогнул развалины панельной многоэтажки. Миновал полувырубленный сквер с большой свалкой и нырнул в подъезд ближайшего дома. Память не подвела, он был сквозной – так что я оказался в следующем квартале.
По длинной дуге я обошел полрайона.
Если б следом волочился «хвост», я должен был его заметить.
Не заметил.
Простая логика говорит, что волноваться не о чем. Почему ж в каждой подворотне мне мерещатся темные силуэты? Так бывает, когда впереди нависло что-то поганое…
Или когда шалят измочаленные нервы.
В сущности, Егорьевск – тихий городок, я успел изучить его в прошлые визиты. Но даже на территории, которую я раньше считал безопасной, мне бы не помешал прикрывающий спину напарник.
За эти дни я убедился, что он у меня есть. И точно бы взял с собой Карена.
Если бы встреча планировалась не с Отшельником…
Красное солнце уже выглянуло между мертвыми домами. Оно звало меня вперед – словно указующая путь метка.
Нет, я не поверну к окраине – туда, где в полуразрушенной многоэтажке спрятан мой мотоцикл…
Теперь – только напрямик.
Дорога отлично сохранилась в памяти. В прошлом году я был здесь летом, но пейзаж мало изменился. Егорьевск – вообще не то место, чтоб радовать глаз сезонными красками.
Особенно этот район. Большую часть деревьев вырубили, когда еще наполовину заселенный городок остался без газа и электричества. Лишь трава осталась нетронутой – на газонах, на треснувшем асфальте. Сейчас желтая, припорошенная снегом, она отлично гармонировала с грязными обшарпанными стенами…
«От развалин рынка – идти налево».
Что-то хрустнуло под ногами. Лед на луже?
Нет, какие-то кости – в колдобине под сугробом. «Зверь или человек?»
В прошлый раз их не было.
Значит, я не прав. Этот район не такой уж мертвый. И даже здесь продолжается лихорадочная борьба за существование.
Я оглянулся. Ветер гнал поземку вдоль разбитого тротуара. Какая-то деревяшка однообразно постукивала в развалинах.
На свежем снегу не видно волчьих следов. Уже хорошо…
Метров через сто я достиг улицы, с одной из сторон которой теснились частные одноэтажки. Тут дорога шла под уклон. А в конце, за поворотом, должна быть действующая колонка. Те немногие, кто обитает в округе, ходят сюда за водой…
Ага.
Я не заблудился. Колонка – на месте. И даже одинокая фигура с ведром маячила рядом.
Услышала хруст ледяной корочки под моими ногами, обернулась и торопливо засеменила прочь. Женщина или подросток? Под бесформенным тряпьем, надетым в несколько слоев, издалека фиг разберешь.
Ну и пусть себе идет.
Догонять, расспрашивать не стану.
Полиции местные боятся не меньше, чем незваных гостей. И если кто-то здесь до сих пор живет – значит, Егорьевск еще не утратил статус тихого городка.
Я двинулся через уцелевший парк.
Кое-где от деревьев остались только пеньки, зато тонкие, молодые стволы уже успели над ними подняться. Кустарник превратился в настоящие заросли, сухая трава – мне по пояс.
В прошлом году, летом, я делал крюк, обходя чащобу.
Но сейчас, когда листья опали, метров на двести все отлично видно. И на свежем снегу нет человечьих следов – только птицы и мелкое зверье торопливыми узорами успели тут отметиться.
Мирно чирикают воробьи. Сорока отзывается на мои шаги тревожным стрекотом. А впереди доносятся еще звуки… Обычные для такого времени года.
Визг пилы.
Я замираю, всматриваясь.
Два людских силуэта угадываются на краю парка.
Похоже, работают двуручной…
Медленно приближаюсь и замечаю третьего – этот сидит на пеньке рядом…
Охраняет?
До двора Отшельника уже рукой подать. Трудно проскользнуть туда незамеченным. Только я и не собираюсь прятаться.
Без резких движений иду по мягкому неглубокому снегу. Мои руки в перчатках чуть раскинуты в стороны – чтоб даже издали было ясно, что я не вооружен.
И все равно третий – тот, что сидел на пеньке, – вскакивает с тревожным возгласом. Целится в меня из автомата.
Два «лесоруба» с двуручной пилой прекращают работу, внимательно на меня смотрят.
Я подхожу ближе – неторопливым уверенным шагом. Солнце уже взошло, уже выглядывает ослепительным золотом из-за крыш домов – так, что меня отлично видно. И я тоже могу разглядеть всю эту компанию.
Они – подростки, почти дети. Самому старшему – тому, что раскрасневшийся, в одной рубашке и жилетке стоит рядом с надпиленным сухим кленом, – максимум лет пятнадцать. А девочке… именно девочке с испуганными глазами, которая целится в меня из автомата, – лет двенадцать, не больше.
Правда, застрелить незваного гостя она сумеет – в этом лучше не сомневаться.
И потому я не испытываю судьбу – останавливаюсь шагов за тридцать:
– Добрый день! А вы – ранние пташки…
– Кто рано встает – того Бог ведет, – за всех отвечает старший.
Ну да – одна из любимых поговорок Отшельника. И второй, младший паренек – я ведь помню его с прошлого лета.
Значит, хватит церемоний. Можно говорить напрямик:
– Я пришел к Учителю, – так они его называют.
Парнишки переглядываются.
Младший что-то бормочет вполголоса. Все-таки меня узнал?
Только взгляды остаются тревожными. И девочка не опускает автомат.
Несколько секунд длится пауза – такая долгая, что поневоле начнешь ждать чего угодно.
Тонкий палец чуть заметно дрогнул на спусковом крючке…
– Иди, – наконец сказал старший.
Махнул рукой девочке, и она послушно опустила оружие.
Странно, но в этот раз никто из них не стал меня провожать. И к старому трехэтажному зданию на краю парка я шел, чувствуя на спине неприятные мурашки.
Наверное, подростки смотрели мне вслед.
Ну и пусть, лишь бы не стреляли.
Я знаю: до того как Отшельник стал их Учителем, многим из них пришлось испытать такое, что и не всякий взрослый выдержит, – достаточно, чтоб навсегда утратить доверие к чужакам…
…В темной подворотне из разбитого автомобиля и дощатых поддонов была организована настоящая баррикада. Я замедлил шаг, ожидая, что из сумрака кто-то обязательно окликнет, прицелится, вскидывая автомат. Но часового в подворотне не оказалось.
Странно.
Порядки изменились с прошлого раза?
Я пересек пустынный двор.
Открыл тяжелую стальную дверь подъезда с давно не работающим кодовым замком. Вытер ноги о ветхий коврик. И начал подниматься по крутой лестнице со стертыми от времени каменными ступенями – неудивительно, ведь лестница не моложе дома. Ей лет восемьдесят, не меньше – живой экспонат из середины двадцатого века…
Впрочем, внутри чисто. Такое впечатление, что тут периодически подметают и моют.
Грязи Отшельник не любит…
И у стальной двери на втором этаже имеется аналогичный половик.
Я машинально вытер ноги еще раз и собрался постучать – насколько я помню, исправный и надежный замок здесь в наличии…
Стоп. А дверь-то открыта!
И даже не на защелке.
Приличный зазор между ней и стальным косяком легко рассмотреть даже в сумраке, окутывающем площадку второго этажа…
Я оцепенел, вслушиваясь.
В подъезде – абсолютная тишина. Только с улицы сквозь разбитое и наполовину заколоченное досками окно долетает знакомый визг пилы. Ребята продолжают работать в парке…
Смех.
Беззаботный детский смех.
Я вздохнул и дернул за ручку, распахивая дверь.
Прошел через темную прихожую и увидел озаренный утренним солнцем силуэт напротив кухонного окна.
– Здравствуй, Тень, – долетел негромкий низкий голос.
Отшельник меня не видел. Продолжал смотреть в окно.
Как он меня узнал?
По шагам?
Впрочем, общаясь с ним, я уже давно устал удивляться.
– Здравствуй… Отшельник.
Нелепая кличка. Только как мне иначе его звать?
Когда он еще был трикстером и наравне с другими ходил в Зону за товаром, братство дало ему имя Историк. Потому что он и впрямь был историком – в те почти легендарные времена, когда упыри еще до конца не ликвидировали Российскую академию наук.
Зона его приняла.
Он стал одним из нас – неплохим охотником за артефактами, честным товарищем, соблюдавшим все негласные заповеди. Пока однажды не выбрал иной путь. И с тех пор он утратил право на свое имя.
Теперь его нарекли Отшельником…
Я помялся в дверях.
Я ждал, что он обернется. Но он все так же смотрел вниз, в парк – туда, где напротив его окна среди разросшихся кустов белели руины церкви. Я знал, что он может смотреть на них бесконечно долго. И потому, не ожидая приглашения, скинул рюкзак и опустился на исцарапанный, потемневший от времени табурет.
– Почему ты шел так долго?
– Долго? – моргнул я.
– От дома, где ты ночевал, пятнадцать минут ходьбы. А ты топал почти час – наматывал круги по городу?
Я криво усмехнулся.
Да, не надо удивляться тому, что ОКАМ и полицаи не могут его отыскать уже три года.
– Мне казалось, что за мной «хвост»…
– Но «хвоста» не было.
– Все чисто, я проверял…
– Конечно, Глеб. Ведь боялся ты не ОКАМа… Себя боялся!
Он развернулся и глянул на меня пронзительным взглядом из-под густых бровей.
Не было во внешности Отшельника ничего загадочного – плотная фигура, округлое лицо, седая, чуть неряшливая борода и усы. И одет как бомж: затрапезная меховая жилетка, накинутая поверх штопаного свитера… Разве похож он на тех, чьи слова жадно ловят и отмеряют на вес золота?
Пусть детишки, которых он спас, зовут его Учителем. Я не зову!
Отчего ж таким холодом повеяло по спине? И собственный голос кажется чужим, будто древняя магнитофонная запись.
– Ты чего-то путаешь, Отшельник…
Он качнул головой.
– Боишься… Себя. И того пути, что сам выбрал. Тебе страшно не удержать эту ношу.
Откуда-то с улицы опять долетел смех.
Но здесь, в кухне, царило гулкое безмолвие.
Я расстегнул куртку – озноб отступил, и теперь мне по-настоящему стало жарко. А всходившее солнце все ярче заливало огнем комнату, даже не верилось, что за окном – снег.
Только фигура Отшельника оставалась темной. Нависала надо мной, как живое изваяние.
И взгляд казался бритвенно острым – словно он мог рассечь меня, заглянуть внутрь и прочитать, как раскрытую книгу.
Я отвел глаза.
Посмотрел на ржавую газовую плиту. На кухонный шкафчик с покосившейся дверцей. На ломоть ржаного хлеба.
Я смотрел очень долго, словно надеялся увидеть там что-то важное. И вслушивался в чириканье воробьев за стеклом – будто они могли заглушить голос памяти.
«…Великая ноша. Такая, что не каждому по плечу…»
Странная знахарка баба Валя меня предупредила. А Отшельник… зачем ему знать? Разве кто-то сумеет вместо меня пройти этот путь?
Все, что мне нужно, – конкретная помощь в конкретном деле.
Я потянулся к чайнику с ручкой из проволоки. Налил себе воды в алюминиевую кружку. Глотнул и хрипло выдавил:
– Мои личные проблемы обсудим позже…
Отшельник не ответил. Вместо него сказал другой:
– Ошибаешься! Это уже не только твои проблемы.
Я обернулся. Давно почувствовал – в квартире есть еще кто-то. Хотя не думал увидеть именно его.
– Локки… дружище! – Я вскочил с табурета. Все-таки почти месяц не виделись, и никто из нас не был уверен, что опять встретит другого живым.
Захотелось его обнять.
Но холодный взгляд побратима меня остановил.
Да, это был Локки. Длинные русые волосы собраны в косу на затылке – месяцами он не стрижется, «чтоб не спугнуть удачу». И на плечах у него – та самая видавшая виды куртка из коричневой замши. Я знаю – на левом ее боку пара аккуратно зашитых пулевых отверстий, а правый рукав прожгло углями, когда мы вместе ночевали у костра…
Мой старый товарищ почти не изменился за этот месяц. Только никогда прежде я не видел у него такого лица.
Я вздохнул:
– Ну, здравствуй! Тут какими судьбами?
Он не ответил.
Я протянул ему руку. Локки не стал ее пожимать.
Прошел мимо меня в угол, уселся на колченогий стул и процедил сквозь зубы:
– Вчера ОКАМ взял двоих наших. Меня тоже чуть не повязали. Знаешь, из-за чего? Из-за тебя!
Вот как?
Я скупо усмехнулся. Отшельник качнул головой:
– Волки нападают не оттого, что их кто-то зовет. А потому, что голодные…
Локки сморщился.
Наверное, ему дико хотелось выругаться. Но он знал, что Отшельник не терпит матерщину. И потому вслух он озвучил:
– Такие байки годятся для твоих детишек. Мне их не рассказывай! И ребятам, которым сейчас вышибают мозги в ОКАМе, они не помогут.
– А что поможет?
– Точно не болтовня. Ты сам знаешь правду – зверье идет туда, где кто-то оставил след. Кровавый след…
Я отвернулся, рассматривая треснувшую кафельную плитку в углу за шкафчиком. К горлу подкатил муторный комок. Вдруг захотелось встать и уйти.
На фига я сюда притащился? Почему не сдох еще в резиденции Цебеля? Не взорвался вместе с облаком, не утонул в реке?
Неужели – ради того, чтоб выслушивать это?
– …Я и Ракетчик всегда прикрывали его задницу. Но нельзя помогать сумасшедшему! Тень, знаешь, почему за мной пришли? Потому, что я был твоим другом…
Значит, «был»?
– …Мало того что связался с Подпольем, но ты еще и ухитрился стать личным врагом питерского клана. Скажи, какого лешего втравился в это дерьмо? Человек не может воевать с целым государством! Кем ты себя возомнил? Богом?
– Ну, извини… за то, что доставил тебе проблемы.
– Да засунь себе в зад свои извинения!
Я выдавил ухмылку:
– В следующий раз скажи им, что мы никогда не были друзьями. И это не я вытаскивал тебя из полыньи в Нижегородской Зоне…
– Чушь не мели!
– …Не я волок раненого до самой Ржавки. Глупость, правда? Если будешь такой же убедительный, как сейчас, – в ОКАМе тебе точно поверят. Кстати, можешь прямиком туда и топать!
Локки стиснул зубы. Несколько секунд мы смотрели друг на друга: я – почти равнодушно, а он – прищурившись от злости.
Все знают – дерется он редко. Любой из нижегородских трикстеров мог бы позавидовать его хладнокровию. Но в это мгновение я был уверен, что Локки вот-вот бросится на меня с кулаками.
Отшельник встал между нами.
– Поговорили, и хватит.
Почти приказным тоном добавил:
– А сейчас будем завтракать…
Он достал из шкафчика тарелки, ложки, нарезал ржаной хлеб. В три тарелки наложил гречки – еще теплой, дымящейся из-под крышки паром. Достал кастрюльку с тушенной в подливе мелко нарезанной свининой и положил в каждую тарелку по полчерпачка.
Локки, демонстративно игнорируя все эти приготовления, смотрел куда-то в пол. Кажется, изучал дырки на линолеуме.
А я зевал.
Отшельник перекрестился на икону в углу и сел за стол – между нами. Сердито дернул бровью:
– А вы что? Ждете особого приглашения?
Локки кашлянул и, не глядя на меня, вместе со своим колченогим «постаментом» придвинулся ближе:
– Спасибо… А ребята твои хоть ели?
– Ребята в отличие от крутых трикстеров не пьют по ночам и потому не дрыхнут без задних ног…
– Понятно, – буркнул Локки. Дальше, не касаясь скользкой темы, он налил себе большую кружку воды и жадно осушил в два глотка.
Но Отшельник так просто «с базара не съезжал»:
– У кого в голове порядок, у того и в жизни все ладится. Это тебе не артефакты за бабло таскать. Мои ребятки и позавтракать успели, и еще много чего успеют – будь уверен. У них сегодня – математика, физика и география.
– Географию – ты сам, – догадался я. – А остальное?
– Математику-физику – Витальевич из соседнего квартала. Бывший профессор МГУ.
– Из вашей общины?
– Пока нет, – признался Отшельник. – Гордый старик… Но мы его подкармливаем. Дровами делимся.
Я кивнул.
В характере Отшельника всегда поражало сочетание высокого мистицизма и крайней практичности. Не знаю, кем бы он стал в иной жизни. Но в этой – почему избрал свой единственный путь?
Судьба или случайность?
Однажды у автобуса «экологической резервации» забарахлил мотор – как раз на той дороге, по которой ехал Отшельник. Вместе с товарищами возвращался он после очередной ходки за товаром.
Дело оказалось успешным, и Отшельнику полагалась приличная доля.
Жизнь преуспевающего ловкача не так уж плоха… И все, что было надо, – просто отвернуться. Не заметить автобус с закрашенными белым окнами и веселенькой эмблемой федеральной программы «Чистое будущее».
Как старается их не замечать большинство.
Он не отвернулся. И успел увидеть в углу закрашенного окна процарапанную полосу, а сквозь нее – чьи-то заплаканные, умоляющие глаза…
– Что с генератором? – спросил я.
– Купили, – кивнул Отшельник. – Спасибо за помощь.
Месяц назад я дал ему контакты надежного поставщика. Достать портативный мю-генератор стало настоящей проблемой после того, как ОКАМ накрыл завод в Челябинске. А в прошлом году я передавал ему артефакты на реализацию. И я не единственный, кто ему помогает.
У Отшельника – немалые расходы. Горстке храбрецов трудно бороться против такого отлаженного, защищенного государством бизнеса…
Три года назад, под Самарой, ему просто повезло.
Когда товарищи уехали, а он в одиночку вернулся по лесной дороге – БТР с конвоем уже скрылся из виду, не дожидаясь последнего автобуса. Там оставались только четверо «эвакуаторов». Отшельника они не восприняли всерьез – он и раньше выглядел таким же увальнем.
Автоматы против ножа. У него не было шансов.
И все-таки он перерезал охрану, только один полицай успел прострелить ему руку.
Отшельник спас двадцать пять детей.
Некоторые остались с ним. Остальных он переправил в безопасные места – но до сих пор помнит их по именам, до сих пор каждую ночь видит их глаза.
Нет, все-таки не случайность…
Ведь потом были еще автобусы. И появились люди, которые стали ему помогать – по всей России.
Особенно – в глухой провинции.
Там «эвакуаторы» вообще не церемонятся. Упырьи законы – плохая защита от слуг упырей. Когда клану требуется прилив жизненной силы – горе тем, кто окажется на их пути. Недаром деревни пустеют, когда разносится слух о предстоящих зачистках. «Слабые всегда сами виноваты в своих бедах» – так, кажется, говорил бандит Варавва.
Я сумел отправить мерзавца в ад. Но разве удалось хоть на миллиметр пошатнуть подлый порядок? Разве тут, на Земле, зло не стало обыденным и привычным, как дождь или ветер?
В сущности, столичный упырек Мысков недалек от истины – в наши дни жизнь действительно стала товаром. Недорогим товаром… И дешевле всего жизни одиноких стариков и сирот.
В том первом автобусе были сироты. Те, чьи родители загнулись с голодухи, от синдрома. Или просто сгинули от пуль отморозков из эвакуационных бригад…
Высшие забирают чужие жизни – об этом не говорят по телевидению, не пишут в газетах и даже в Сети мало кто осмеливается. Но все давно знают, ради чего в каждом регионе построен «эвакопункт» – хорошо охраняемый лагерь за бетонным забором, окруженный рядами колючки и датчиками движения. Время от времени туда въезжают дорогие автомобили. Никто не видит пассажиров за темными тонированными стеклами. Но все догадываются…
И молчат.
После кровавого хаоса в первые годы Сумерек пришла она, долгожданная стабильность…
Я искоса глянул на Локки, сосредоточенно жующего кусок мяса. Когда-то спьяна он ляпнул: «И с упырями можно жить!» А трезвый – разве иначе думает?
Я знаю, что он тоже помогает Отшельнику, как многие наши, – деньгами, артефактами на реализацию… Хороший способ откупиться от своей совести?
Трикстеры не воюют с упырями. И даже с ОКАМом не сражаются…
Они просто ходят в Зоны за товаром. И продают его за немалые «бабки».
Нелегальный рынок артефактов – тоже часть системы.
Смешно сказать, но высшие нуждаются в нас – точнее, в нашем товаре. И потому, несмотря на все спецоперации ОКАМа, братство ловкачей до сих пор живет. Хотя и с каждым днем все больше платит крышующим силовикам.
Негласный договор, установленный порядок вещей поддерживают это хрупкое равновесие.
И первым его нарушил не я.
Первым – был Отшельник.
– …Братство не станет тебя прикрывать, – подкладывая себе гречки, объявил Локки.
– Разве кто-то просил их о помощи? – пожал я плечами.
– Ты что, не въехал? – сморщился Локки. – Теперь никто из наших не вправе тебя выручать – даже куском хлеба. И в Глушь тебе тоже дорога закрыта. Аналогично – и в Темную Волю. Теперь ты официально чужак – так решили авторитеты.
Я мрачно усмехнулся.
Не то чтобы неожиданно, но уж больно круто. Даже Отшельника они сперва предупредили. А меня, выходит, сразу вчистую списали?
– Землекоп и Чахлый – того же мнения?
У этих – давние счеты с упырями.
– Ага, – вздохнул Локки, – сейчас авторитеты были едины.
Редкий случай.
Кто-то их здорово напугал? Всерьез прищемил и финансово, и шкурно…
И совсем не надо гадать кто.
Я отодвинул опустевшую тарелку и взял из вазы яблоко – Отшельник щедро выставил на стол несколько штук. Люблю этот сорт – красное, твердое, но сочное, с легким ароматом меда. Особенно хорош его вкус в такие дни – будто кусочек сада, пронизанного июльским зноем, тает у тебя на языке.
Красота…
Одного не могу понять – с чего вдруг такой переполох? С какого бодуна питерские начали так активно давить на братство?
Обычно они действуют намного тоньше, аккуратнее.
Да и авторитеты удивили. Так откровенно «ложиться» под клан – значит всерьез рисковать репутацией.
Когда-то юным зеленым ловкачом я следовал за ними искренне, безоговорочно. Тогда они казались почти легендарными фигурами, первопроходцами Зоны. Глупо звучит, но я готов был ловить каждое их слово. Я верил им, как родным отцам…
А сейчас…
«Родные отцы» готовы продать «сынка»?
Теперь можно не сомневаться – есть среди них те, кто готов работать с питерскими. Я почти уверен – кое-кто уже работает…
Но им-то, тайным двурушникам, тем более нельзя действовать в лоб.
Ясно, что они исполняют приказ. Только на фига правящему клану раскрывать собственных агентов влияния? Ради чего? Ради убитого губернаторского племянничка?
Точно, нет.
Такая сволочь не стоит того, чтоб ставить под удар отлаженный рынок артефактов.
Значит, все-таки рыжий упырь…
Это выглядит нелогично. Столько лет кровожадная тварь убивала и пряталась в подмосковных лесах. И никому из правящего клана не было до нее дела.
Да, он – один из питерских, он связан с ними крепкими, хотя и незримыми энергетическими нитями. Но если Анатолий Борисович так важен – почему они давным-давно не отловили его сами и не упрятали в какую-нибудь особую упырью «дурку»?
Какого дьявола спохватились именно сейчас?
Неужели случилось худшее – неужели «крыса» в Центре узнала подробности нашей операции в Зоне № 9?
…Отшельник снял с подставки закипевший электрочайник – еще один плюс от обладания портативным мю-генератором.
– Чаю? Кофе?
– Чаю, – глухо отозвался я.
Струя кипятка закружила чаинки в водовороте. Из большой фарфоровой чашки повеяло неплохим цейлонским ароматом. Отшельник иногда позволял себе эти мелкие радости.
– А мне кофе, – мотнул пальцем Локки, небрежно посмотрел на меня и добавил: – Кстати… Авторитеты просили тебе передать – отдай груз.
– Чего-чего? – нахмурился я. А он вдруг полез в карман своих потертых джинсов, вытащил оттуда сложенную вчетверо бумажку, протянул мне через стол.
– Это что такое?
– Е-мейл, скайп, телефон. Чахлый передал. Можешь обращаться в любое время. Скажи, где груз, который вы взяли пару недель назад, – и все кончится. ОКАМ перестанет нас прессовать. А тебя… тебя авторитеты обещали снова принять в братство.
Я прислонился к кафельной стенке кухни.
А мог бы и свалиться с табурета – от смеха.
Локки, нахмурившись, наблюдал за мной. Потом сухо выдавил:
– Неужели ты еще не понял, насколько все серьезно?
Я аккуратно помешал чай. Согнал улыбку и снова посмотрел в глаза бывшему побратиму:
– А ты… Ты знаешь, что это за груз?
– Понятия не имею.
Он не лгал – все ясно читалось на его классически правильном лице.
– Твое счастье, что не имеешь, – пробормотал я.
– Сейчас это вообще не важно, – качнул головой Локки.
– А что важно – сохранность ваших шкур? Ты знаешь, какие люди погибли, чтобы я смог завершить дело? Ты знаешь, ради чего они отдали свои жизни?
Он не ответил. Молча отвел взгляд.
Пригубил своего растворимого кофе. И вдруг встал из-за стола. Неловкими руками начал застегивать куртку.
– Ты куда? – спросил Отшельник.
– Пора мне. Засиделся я у тебя. Всего доброго, спасибо за ночлег и завтрак!
Он вышел из кухни. Скрипнули половицы в прихожей. Я не стал оборачиваться, не стал смотреть вслед. Ведь самое главное уже было сказано.
– Прощай, Тень!
– Прощай… – сухо отозвался я.
Но он все не уходил.
Будто что-то его не отпускало. Я слышал его мрачное сопение, и старые половицы протяжно вздыхали под его кроссовками. Наконец Локки пробормотал:
– В Саратовской Зоне видели первый знак невидимки.
– Мне-то что?
– В ближайшую пару дней она проявится. Не упусти шанс!
Сказал и щелкнул замком. С глухим стуком захлопнул за собой стальную дверь.
Солнце уже высоко поднялось над парком. Мы с Отшельником молча допивали свой чай. Давно я не пробовал такого – настоящего горного, крупнолистового.
И давно не слыхал про невидимку…
– Зря ты с ним так, – сказал Отшельник.
– Как? – буркнул я. – Может, мне еще прощения у него попросить? За то, что когда-то был его другом?
– Обида ослепляет. Он сейчас тоже в розыске, но, несмотря на это, пришел сюда. Пришел, чтоб найти тебя. Хотя мог бы отсиживаться где-нибудь в тихом месте.
– Спугнули его с тихого места. Потому и прибежал. А еще небось хотел выслужиться перед авторитетами…
– Ничего ты не понял, – вздохнул Отшельник.
Я стиснул зубы. И не ответил.
Просто подлил себе уже остывшего кипятка.
Позади была длинная дорога – сквозь холод и опасность. Но та, что ждет впереди, – вряд ли будет легче. И потому надо вволю насладиться минутами тепла и покоя…
Отшельник допил чай. Отодвинул пустую чашку. Посмотрел на икону, перекрестился, что-то прошептал. Кажется, молитву.
Встал. Подошел к окну. Глянул в парк и сказал:
– Локки – не трус. Он реально думал, что тебе помогает.
– Хватит о нем, – выдавил я, – лучше поговорим о деле…
