Глава 4
Пока Карен безуспешно пытался совладать с сенсорным замком, я, опираясь во тьме на стену, вернулся по коридору и нащупал валявшийся на полу рюкзак.
Потом, так же вдоль стены, доковылял к двери ванной.
Распахнул и вошел.
Разумеется, внутри ничуть не светлее, чем в коридоре. Но главное я успел запомнить.
Пересек ванную и нащупал рычаг на стене – под имевшимся почти у самого потолка крохотным оконцем. Дернул рукоятку вбок, и ванная озарилась сумрачным светом – броневые жалюзи приподнялись на пол-ладони.
Хорошо! Старая добрая механика работала без всякого электричества.
Я повернул рычаг до упора, и стальное забрало на крохотном оконце полностью ушло вверх.
За стеклом проглянул кусочек укрытого пеленой неба.
Я обернулся. В неяркой полосе дневного света обнаружился табурет из резного дерева – почти антикварный, но на вид вполне крепкий. Я поставил его к стене, вскарабкался и повернул ручку на окне. Распахнул его – в лицо повеяло свежим, напоенным влагой ветром.
Я надел кепку козырьком назад, схватился за край оконца, подтянулся, опираясь левой ногой на умывальник. И начал протискиваться наружу.
Вряд ли архитекторы предусматривали для этого крохотного проема такое назначение. Но я сумел блеснуть оригинальностью – правда, не сразу. Пришлось скинуть куртку и повторить попытку.
Сначала одно плечо, потом – второе.
Плохо зажившее ребро отзывается болью, но мне под силу ее перебороть, погасить, как тлеющее внутри пламя…
Готово!
Я высунулся наружу почти по пояс. И полюбовался восхитительным видом с пятого этажа здания.
Самое приятное в открывшемся пейзаже – плотный туман. Пока мы ждали разговора с Цебелем и тесно общались с Котом, дождливая дымка сгустилась почти до молочной вязкости.
Наверное, меня могли бы рассмотреть со двора, но для этого надо специально маячить под окном и таращиться вверх через туман. А во дворе пусто, никому неохота торчать под мелким дождем. И удачно, что окно выходит на сторону, удаленную от проходной и гаражей.
Я повернул голову.
Хм-м… Вон с того башенного крана мое окно как на ладони. Но в кабинке сейчас пусто. Будем надеяться, что у крановщика не скоро кончится перерыв. Прочие строительные детали однозначно работают в нашу пользу.
Самое время ими воспользоваться!
Я осторожно постучал носком кроссовки по стене – не хотел тратить время, спускаясь назад в ванную. Карен понял – думаю, он уже закончил бестолковую возню с сенсорной панелью. Я различил снизу его настороженный вопрос:
– Ну, что там?
– Облачность и умеренные осадки. Веревку давай, – ответил я вполголоса. Не орать же на весь двор.
Но Карен меня услышал. Снизу долетела какая-то возня – вероятно, он впотьмах расстегивал рюкзак. Спустя пару секунд в щель между оконным проемом и моим телом просунулась свернутая веревка с привязанным на конце крюком.
– Ага, – шепнул я, хватая веревку. Там, у моста, она нам не пригодилась, а сейчас – в самый раз. Я прикинул расстояние от окна до ржавой и хлипкой, но все-таки ведущей на крышу пожарной лестницы.
«Метров шесть. Должно хватить!»
Ниже четвертого этажа от лестницы остались только несколько штырей, торчащих из кирпичной кладки.
«Уже сняли… или сама обвалилась?»
Сейчас узнаем…
Я выгнулся, изворачиваясь в неудобном проеме, аккуратно размотал веревку. И вдруг торопливо спохватился:
– А конец-то ты закрепил?
– Считаешь меня идиотом? – долетел снизу сердитый голос Карена, – Конечно, привязал к полотенцесушителю.
Да, помню – никелированная, изогнутая змейкой труба…
Я размахнулся и бросил крюк.
Он не долетел. Почти беззвучно ударился о стену рядом с лестницей, скользнул, царапая кирпичную кладку. И прежде чем я успел потянуть веревку на себя, качнулся рядом с окнами нижних этажей. К счастью, они закрыты броневыми жалюзями…
Твою мать!
Кусочек древнего кирпича сорвался со стены – в том месте, где ее зацепил крюк. Холодея, я проводил камешек взглядом. Он упал на полоску асфальта между домом и ухоженным газоном.
Вроде негромко. Но внутри у меня отозвалось, словно от грохота лавины.
Я перевел дух, облизывая губы. И вдруг понял, что страшно хочу пить. А еще – как можно скорее выбраться из этого дурацкого окна.
Наверное, я отличная мишень, даже через туман.
Из ближайшей башни периметра меня не видно – под этим углом сквозь ее амбразуры просматриваются только первые четыре этажа. Но если охрана услышит шум и выйдет посмотреть наверх…
Следующая попытка почти удалась. Крюк зацепил пожарную лестницу. «Есть!» – радостно застучало сердце. Но когда я, проверяя, натянул веревку – крюк сорвался.
«А чтоб ему!» Руки уже начинают коченеть. Тонкая футболка – плохая защита от пронизывающего ветра.
Но я все равно достану эту чертову лестницу.
– Тень, – долетел снизу встревоженный голос Карена. – По-моему, они начинают пилить дверь…
Угу, какой-то подозрительный гул я чувствую даже телом – стена отзывается мелкой вибрацией.
Я успею. Должен успеть. Всего-то и делов – размахнуться сильнее и точно бросить проклятый крюк…
Только с третьей попытки все вышло.
– Готово! – сообщил я Седому. И почувствовал, как веревка заползает в окно, натягивается – вероятно, он приматывал и закреплял ее на том же полотенцесушителе.
Ничего, выдержит…
– Порядок! – сообщил Карен.
Я схватился за натянутую веревку и начал вылезать в окно. Свесил наружу левую ногу и неуклюже уселся в оконном проеме – если можно так назвать эту позу.
– В чем дело? – нетерпеливо спросил Карен.
– Подай куртку и рюкзак!
По этой погоде в одной футболке долго не побегаешь – да и второй трофейный пистолет, который спрятан во внутреннем кармане куртки, мне еще пригодится. Аналогично – дождевик и GPS-навигатор в рюкзаке.
Карен не стал спорить – просунул все в оконце.
Я оделся и накинул лямки рюкзака – в подобной позе, удерживаясь то левой, то правой рукой за веревку, это само по себе было чудом акробатики. Так что шесть метров на руках до пожарной лестницы показались не такими уж длинными – только вниз я старался не смотреть…
Есть!
Упираюсь подошвой, хватаюсь за шершавые от ржавчины и мокрые от дождя перекладины.
Остатки лестницы, разумеется, ни разу не красили и не ремонтировали еще со времен воинской части. На фига? Думаю, если б строители закончили ремонт в этой части здания – тут в принципе осталась бы лишь голая евроштукатурка. Слишком близко к кабинету Цебеля…
Но не закончили – и спасибо…
И будет вообще здорово, если лестница не развалится прямо подо мной!
С каждым метром вверх она понемногу начинает раскачиваться – словно хлипкие штыри, соединяющие ее со стеной, едва держатся в древней кирпичной кладке. А ржавые ступени-перекладины чуть слышно поскрипывают под моим весом…
Вверх!
У самого края крыши – там, где начинается ограждающий ее бетонный бортик, – я достаю из-под куртки «беретту» и замираю, вслушиваясь. Впереди, само собой, должна быть охрана. Ведь ангар с «джетпаками» без присмотра не оставят…
Но никаких подозрительных звуков разобрать не удается – ничего, кроме монотонного голоса ветра.
И я поднимаюсь на последнюю ступень лестницы. Осторожно выглядываю из-за бортика.
Никого!
Одним прыжком перемахиваю бортик.
Ныряю в укромный уголок между краем крыши и какой-то надстройкой. Вокруг по-прежнему тихо – разве что дождь опять накатывает и с каждой минутой сильнее шуршит по крыше.
Вжавшись в стену, я смотрю из-за угла надстройки. И обнаруживаю первый труп.
Дымка скрадывает очертания, но что это именно труп, можно не сомневаться. Темный силуэт покоится рядом с раскрытой дверью. Не отдыхать же он сюда прилег?
Я шагаю ближе.
Крепкий мужик в непромокаемой куртке с накинутым капюшоном. Валяется лицом вниз. Вооружен автоматом. И по-моему, он даже не пытался снять его с плеча.
Я аккуратно изымаю оружие. Теперь могу рассмотреть на капюшоне охранника небольшое отверстие – след от пули.
Второго я нахожу рядом с воротами ангара – такой же крепкий мордоворот в аналогичной куртке. И опять автомат – на ремне через плечо.
Вся разница, что второго застрелили прямо в лоб. С близкого расстояния.
Значит… стрелял кто-то хорошо ему знакомый. Тот, кому он полностью доверял…
Я морщусь.
Меня вдруг начинает знобить. И как-то нехорошо покалывает «татуировка» на груди.
Ворота в ангар для «джетпаков» приоткрыты. «Что, так просто – входи и улетай?»
Я криво усмехаюсь. И с автоматом наизготовку заскакиваю внутрь.
Это глупо.
Но я все равно держу палец на спусковом крючке, все равно до рези в глазах всматриваюсь в ярко освещенный ангар. Как будто надеюсь обнаружить там что-то иное…
Но нет, расклад прост. И мертвенно банален.
Ровный ряд «джетпаков» на аккуратных тележках. Одного не хватает. А остальные…
Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь.
Голоса?
Да, мне не послышалось…
Осторожно выглядываю из-за ворот. На крыше по-прежнему никого, кроме трупов. Я выхожу из ангара и делаю несколько шагов к остаткам пожарной лестницы. Теперь я могу узнать голос.
Голос Карена Седого…
Только с кем он, интересно, там общается?
Я облизываю губы. На пару секунд запрокидываю голову, ловлю ртом несколько дождевых капель. И усаживаюсь прямо на крышу рядом с поручнями лестницы.
Голосов больше не слыхать. И мрачная улыбка опять кривит мне губы: «Значит… Уже договорились?»
А на что я, дурак, рассчитывал – на честность бандита?
Это ведь даже не смешно.
Стоп.
Еще какие-то звуки. Со стороны лестницы.
Я беру автомат наизготовку. И когда голова Седого показывается над бортиком крыши, зрачок ствола смотрит ему в лицо.
– Ты чего? – удивляется Карен.
– С кем ты там болтал?
– С нашими друзьями – с кем же еще? – хмыкает он.
– И о чем?
– Может, дашь мне подняться?
Я отступаю в глубину крыши.
Он с молодым проворством карабкается наверх. «Крепкий хрыч!» – мелькает у меня раздраженно. Я думал, он хотя бы запыхается, но нет. Шесть метров по веревке и пара вверх по лестнице – нисколько его не утомили. Еще и подмигивает:
– Эта хрень подо мной едва не обвалилась…
Я молча киваю. Только ствол не думаю опускать. Карен делает шаг ближе, и я выразительно качаю автоматом:
– Не надо. Стой, где стоишь…
– Ты офонарел, Тень?
– Нет, – я внимательно всматриваюсь в его глаза, – просто любопытно – за какую цену ты выкупил у них свою шкуру?
Он мрачнеет.
Медленным движением достает из кармана рацию.
– Твоя? – сухо уточняю.
– Сдурел? Трофейная, взял у одного из подельников Кота…
Угу. Вроде такие же были у убитых охранников в кабинете.
– …Я тебе говорил, Тень. Ты слишком долго торчал в Зоне. Это плохо влияет на мозги…
– Спасибо за консультацию. А теперь ответь – что ты им рассказал?
– Ничего! Взял рацию, передал, что Цебель выжил. И что мы ему башку отвинтим, если они вздумают ломать двери!
Я моргаю.
«Логично…»
Так, что даже удивительно – почему я не придумал такую штуку? Цебель наверняка уже холодный. Только они-то об этом не знают. Об этом вообще никто не знает – кроме нас и Кота.
А значит, такая ложь подарит нам драгоценное время. Точнее – могла бы подарить…
Карен тревожно озирается по сторонам:
– Охранники…
– Да нет здесь никого, – бормочу я, опуская автомат.
Вероятно, стоило бы ему объяснить. Но на фига? Пусть сам оценит расклад.
Торопиться-то некуда…
Остается наблюдать. Со стороны это даже забавно – будто все происходит не здесь и не сейчас. Будто ты где-то в цифровой игрушке или на 3D-сеансе.
Вот крутой профи Карен прошел вдоль стены надстройки. Вот отставной киллер глянул из-за угла – естественно, увидел трупы. Обрадованно прошептал:
– Молодец! Быстро справился.
– Это не я.
Он растерянно оглянулся. В несколько прыжков одолел несколько метров до ворот ангара и бесшумной тенью проскользнул внутрь.
Далее – «безмолвная сцена» – кажется, так говорят в классических пьесах?
Но я не стал тянуть паузу:
– Ну что, теперь понял? – угрюмо спросил, входя следом.
Карен не обернулся.
Он молча рассматривал ряд оставшихся «джетпаков» с раскуроченными внутренностями – из-под открытых кожухов на моторах неряшливо торчали перерезанные провода.
Восемь реактивных ранцев – на каждом по два турбовентиляторных двигателя. Коту пришлось быстро работать. Но он все сделал на совесть. И успел улететь, напялив девятый ранец…
– Сука! – хрипло выдавил Карен.
– Еще та, – кивнул я.
Несколько секунд мы молчали.
Потом Седой оглянулся – уже с другим лицом. Так, будто за одну минуту он постарел еще лет на десять. Опустил плечи и потерянно забормотал:
– Это что… из-за меня? Кот правда поверил, что его хозяин смог выжить?
Я качнул головой:
– Когда ты с ними базарил – Кота уже здесь не было.
По лицу Карена пробежала гримаса:
– Трусливая полицейская тварь! Наложил, гнида, в штаны…
– Это вряд ли. Скорее, оценил обстановку и понял, что ему тут не фиг больше ловить.
Седой моргнул и отвернулся, сжимая кулаки в бессильной ярости. Конечно, он знал бывшего начальника охраны лучше меня. Но сейчас ему было не до логики. Сейчас его душило отчаяние – я понял это по вздувшимся на его шее венам.
Какое-то время мы ковырялись в моторах.
Был бы на моем месте Ромка – может, он чего-то бы и придумал. Ромка вообще здорово сек в технике… А для нас это было безнадежно.
Карен матернулся и бросил отвертку в дальний угол ангара.
Да, хватит себя обманывать!
Мы вышли из ангара и опять вдохнули свежего ветра пополам с дождем. В сущности – это единственное, что нам оставалось.
Сколько там впереди?
Полчаса? Десять минут?
Седой перерезал за собой веревку, даже крюк прихватил, но конец по-прежнему свисает из открытого окна ванной. Скоро его заметят. Тогда даже идиот сообразит, что Цебеля нет в живых.
Все выходы на крышу заперты на крепкие засовы – вероятно, Кот постарался.
Только долго ли они выдержат?
Мы присели на деревянный ящик под козырьком надстройки. Ветер сюда не задувал, и лишь отдельные дождевые капли прилетали в лицо холодными брызгами, собирались в мелкие лужицы на черном рубероиде крыши…
Вода – это хорошо.
Я достал из рюкзака флягу, сделал глоток и передал Карену. Закрыл глаза, вслушиваясь в шорох дождя…
Два автомата у нас, на каждого – по два запасных магазина. Плюс два пистолета.
Еще есть рация. Только переговоров уже не выйдет – исчезновение Кота расклада не изменило. Скорее наоборот. Парочку мертвецов на крыше тоже запишут на наш счет.
Значит, все, что остается, – девяносто патронов на брата. Пистолеты выносим за скобки…
– Уйдем с музыкой, – глухо пробормотал Карен.
Да, этого мало, чтоб проложить дорогу по трупам. Зато достаточно, чтоб прихватить с собой несколько рьяных приверженцев Цебеля.
Я открыл глаза и посмотрел в небо. Низкие облака ползли с запада на восток.
Скучная, муторная погода. И дело нам предстояло скучное, противное…
Убивать и умирать.
С музыкой?
Можно и с музыкой…
Я достал из кармана рюкзака плеер. Несколько секунд рассматривал маленький исцарапанный корпус. Потом подключил наушники. Нажал play, и в уши полилась мелодия – та самая:
Рухнул мир, сгорел дотла.
Соблазны рвут тебя на части.
Смертный страх и жажда зла
Держат пари.
В темноте рычит зверье —
Не видно глаз, но все в их власти!
«Стань таким, возьми свое
Или умри!»
Последняя песня, которую слушал Ромка.
Даже не верится, что написана много лет назад, – Ромка рассказывал, еще до Сумерек. Говорил – она звучит, как напоминание. «Понимаешь, Глеб, песня-то – про главный выбор!»
Тогда мне это казалось глупостью. Юношеским бредом. Но теперь… Я знаю: хоть и был он моложе, зато лучше успел понять наш искалеченный мир.
Будь наготове,
Всюду рыщет стража!
Линия крови
Путь тебе укажет…
Нет, вовсе не случайно досталась мне в наследство старая песня.
Она была как Ромкино завещание. Словно даже мертвый он шел рядом. И каждая капля его крови, крови Кида огненными росчерками озаряли мне дорогу.
Неужели я не смогу пройти ее до конца? Неужели так и не сумею выполнить обещание?
«В темноте рычит зверье – не видно глаз, но все в их власти…»
Карен тронул меня за рукав. Я повернул голову, сквозь музыку разобрал его неуверенный голос:
– А можно… и мне?
Я кивнул, снял наушники и передал ему вместе с плеером. Дальше – не так важно. Дальше – про тех, кто в этой борьбе сделал иной выбор. Все слова отложились в памяти, а мелодия до сих пор звучит у меня внутри:
Да, ты был одним из нас —
Жаль, ангел тебя не спас.
Выходит, что написано про другого моего товарища? Почти брата, связанного со мной самым крепким, что есть на свете, – благословением Зоны?
Неужели именно он погубил нас всех?
Я не хочу об этом думать. Но лицо Джокера с синяками, с дыркой от пули во лбу опять встает перед глазами.
Люди иногда меняются, но разве настолько? Как он мог вляпаться в такое поганое дело? Что заставило его служить одному из упырьих кланов?
Теперь я уже никогда не узнаю…
– Хорошая песня, – сказал Карен, снимая наушники.
Я молча кивнул. И опять спрятал плеер с наушниками в непромокаемый карман рюкзака.
Плеер принадлежал тому, чья гибель была и на совести Седого. Только сейчас не хотелось об этом говорить. Хотелось просто смотреть в небо – надеясь, что дымка хоть на пару секунд развеется и откроет даль за рекой в скупом сиянии октябрьского солнца…
Жаль, просвета не было.
Облака все ползли и ползли – осязаемо, свинцово тяжелые. Капли дождя сливались в косые струи. Росчерк молнии озарил их на долю секунды. И вслед за ней долетел раскатистый гром.
Почти без паузы, будто эхо, послышался удар в дверь – ту, что вела на лестницу с пятого этажа. Кажется, боевики Цебеля уже все поняли. Сейчас они всерьез возьмутся за дело…
Я затаил дыхание, вслушиваясь.
Да, сквозь кирпичи и железо можно различить монотонный гул.
Мы с Кареном молча переглянулись. И остались сидеть под навесом.
Минут десять у нас еще было.
Целая вечность…
Прежде чем охрана справится с первой дверью, войдет в надстройку и начнет алмазной фрезой вскрывать вторую стальную дверь – ту, что маячит в нескольких шагах от нас.
Опять сверкнуло в облаках – теперь ближе.
И вместо грома вдруг раздался надтреснутый голос Седого:
Где-то далеко-далеко идут грибные дожди!
В маленьком саду созрели вишни, наклонясь до земли…
Он пел хрипло, отчаянно фальшивил, раскачиваясь с автоматом в такт. Но почему-то мурашки бежали по спине от его голоса.
Что-то с грохотом упало там, в надстройке. Они покончили с первой дверью? Быстро…
А Седой, кажется, не заметил. Все так же сидел, опираясь на АКМ, и словно не пел, а отчаянно молился:
Я прошу, хоть ненадолго,
Грусть моя, ты покинь меня!
Облаком, сизым облаком ты полети отсюда к дому…
Отсюда к родному дому!
Скрежет по металлу. Противный визг – это фреза вгрызается в сталь… Последняя дверь толстая, как в сейфе, – сантиметров шесть, не меньше. Но хватит ее ненадолго.
Я поднялся с ящика и попятился к углу надстройки.
Карен проводил меня равнодушным взглядом. И тоже неторопливо, нехотя, поднялся с ящика:
Ты, гроза, напои меня – допьяна, но не до смерти!
Косые струи дождя пеленой размывали горизонт – словно серый занавес опускался над миром. А облака ползли все ниже – казалось, их можно достать рукой.
«Прости меня, Ромка. Ты говорил – я умею делать невозможное. Но, видно, растратил свой фарт…»
Вот опять, как в последний раз, я все гляжу куда-то в небо,
Как будто ищу ответа…
Ветер слепил, швырялся в лицо холодными брызгами. Едва я вышел из-под козырька, мокрые объятия ливня окутали тело. Только я не пытался накинуть капюшон. И целых пять секунд стоял не двигаясь, почти не веря глазам, – прежде чем хрипло выдохнул:
– Карен!
Седой вяло оглянулся. Автомат в его руках уже нацелен в сторону двери, и разве могло быть что-то важнее этого последнего дела?
– Смотри! – сказал я, подходя к бортику крыши.
Но Карен даже не шевельнулся.
Ему некогда было разглядывать пролетавшие над крышей клочья тумана. И доказать правоту я мог единственным способом.
Вскочил на бортик и прыгнул вниз…
