Глава 3
Когда выбираюсь из-под еще теплых подрагивающих тел – начальника охраны уже нет в кабинете.
А Карен стоит возле запертой двери в углу комнаты и свирепо бормочет:
– Ушел, гнида!
Я лихорадочно озираюсь.
Все выглядит почти нереально. Те, что минуту назад держали меня на «мушке», сами стали трупами. А тот, кого я так легко списал со счета, наваливается плечом на дверь. Еще и шепчет под нос ругательства:
– Сука полицейская… Пронырливая тварь! Почти ведь его зацепил!
«Пистолет… Откуда у Карена пистолет?» – удивленно бьется у меня в мозгу. Но вслух я говорю:
– Ключи должны быть у Цебеля, – и бросаюсь к бездыханному телу хозяина кабинета. Проверяю его карманы, разжимаю стиснутые пальцы.
Ничего. Только карточка из желтоватого картона скомкана в его ладони – там напечатан небрежный, словно детской рукой сделанный рисунок: солнце-смайлик, поднимающееся между двумя холмами. И ниже адрес в скайпе: merry_valley11.
Понятия не имею, что это значит, – разбираться будем позже. Я прячу карточку себе в карман. Оглядываюсь на Карена:
– Ни хрена. Сейчас гляну у охранников…
– Да бесполезно. По-моему, он закрылся на засов.
– А прострелить дверь?
– Невозможно. Дерево – только декорация! Тут под низом – везде сталь… – Карен указывает на свежие пулевые отметины. – Цебель на безопасность не скупился…
– Куда ведет дверь?
– В его личные апартаменты.
Рация начальника охраны валяется рядом – вероятно, выронил в спешке. Хорошо, значит, пока у нас фора…
– Оттуда есть еще выход?
– Один перекрыт – из-за стройки. А второй ведет на крышу.
А вот это хреново!
Наверное, Кот уже поднимает охрану. Кому они поверят? Ясно, что не нам.
Значит, остальное – дело времени.
Входная дверь пока заперта изнутри. Но выкурить нас отсюда будет не так уж сложно. Например, достаточно пустить газ по вентиляции…
Я качнул головой и присел прямо на пол, прислонившись к дубовой панели. Будто ноги вдруг перестали держать.
«Татуировка» не обманула. И совсем не зря у Карена было плохое настроение.
– Ты чего? – буркнул Седой, сверху вниз рассматривая мое лицо.
– Ты был прав. Из-за периметра жизнь выглядит иной, чем она есть на самом деле. И я… привел нас в западню.
Карен поморщился:
– А я б с тобой не пошел – если б сам не был уверен.
Конечно, откуда нам было знать, что у Счастливчика и начальника охраны Цебеля окажется общий хозяин.
– Игра еще не сыграна, Тень…
Я поднял голову. Наши взгляды встретились. И Седой уточнил:
– Знаю наверняка – из этой комнаты должен быть третий выход. Кот не успел его запереть.
– Что это изменит? – выдавил я.
– Шевели мозгами. Если выберемся на крышу – там «джетпаки»! Улетим, как на крылышках!
Я недоверчиво моргнул. И вскочил с пола.
Следующие две-три минуты ушли на лихорадочное обстукивание дубовых панелей. Где-то за ними должна быть потайная дверь…
Это кажется глупостью. И я почти теряю надежду. А Карен вдруг спохватывается и, переступая через тело Цебеля, опять идет к письменному столу:
– Ну, конечно, как я не сообразил… – отпихивает кресло в сторону, хватает мертвого за руку, подтаскивает ближе и его пальцами нажимает что-то под крышкой стола.
Одна из дубовых панелей вдруг отъезжает в сторону. За ней открывается проход в узкий, неярко освещенный коридорчик.
– Цебель любил такие «фишки», – криво усмехается Седой. Отпускает руку трупа, и та мягко бьется о ковер. Целую секунду Карен рассматривает безмятежное лицо хозяина кабинета и вдруг добавляет:
– Тот еще был тип… А знаешь, где я взял пистолет? В нише под столом. Эти псы не догадались туда глянуть, а я был уверен – он обязательно что-то приготовит для беседы со старым другом…
Да, все они хороши. Но вечер воспоминаний отложим на потом.
Пока Седой шурует в ящиках стола, пытаясь что-то отыскать – деньги, документы? – я шагаю в открывшийся коридорчик.
С каждой стороны – несколько дверей. Распахиваю их одну за другой. Даже выключателем щелкать не надо – лампы зажигаются автоматически.
Ванна и туалет. Комната отдыха без окон – зато с диваном, креслами и огромным, на полстены, телевизором. Большая фотография какой-то голой девицы – явно не из семейного альбома…
К черту! Где же выход?
Третья дверь открывается так же легко.
За ней – почти нет мебели. Всего одна простая кровать и стул. А рядом на полу – тело человека.
Нет сомнений, почему он прилег не на кровати. Во лбу незнакомца красуется аккуратное пулевое отверстие.
Угу, кто-то еще, кроме хозяина, был лишним в раскладе. А на запястьях трупа – ссадины и кровоподтеки, явно следы от наручников.
Стоп. Раньше я видел его лицо?
Точно видел! Только где?
Да плевать! Главное, выхода на крышу тут нет!
Уже в сердцах захлопываю дверь, когда Карен смотрит мне через плечо и ошеломленно выдыхает:
– Счастливчик!
– Да, ему повезло… – криво усмехаюсь. И вдруг до меня доходит. Я изумленно оглядываюсь на Седого, а он, отстранив меня вбок, шагает в комнату.
Несколько секунд стоит над телом – то ли изучает, то ли сам не верит своим глазам.
– Цебель обещал разобраться… Но я не думал, что он так легко разделается со Счастливчиком…
– Не так, – качаю я головой. И прислонившись к дверному косяку, вытираю на лбу капельки пота. То ли в комнате без окон слишком жарко для моей плотной куртки, то ли воспоминания подкатили…
– Ты о чем? – непонимающе оборачивается Карен.
– Это не Лаки-бой, – говорю я уверенно.
…Электрическая буря налетела неожиданно, словно июльская гроза. Жаль, что ее нельзя переждать – как грозу. Особенно такую – когда стаи плазмонов злыми осами роятся в воздухе. Между огненными стволами молний – как в диковинном, смертельном саду…
Раскаты грома – сильнее пушечных орудий.
Это и правда похоже на войну. На заранее проигранное сражение. Когда отступление превратилось в бегство. Когда ты летишь по мертвым кварталам, вжимая голову в плечи. А враг идет по пятам…
Кажется, что огненные шары чуют плоть.
Чуют то, что еще способно гореть. И, пронзая пустые глазницы домов, выжигают внутри все – до черного пепла, до стеклянной корки…
– Не успеем выйти на тропу, – прыгая через канаву, хрипло выдохнул Локки.
Буря застигла нас врасплох уже на пути к периметру.
– Срежем через промзону, – на ходу успокоил я.
– Черта с два! Надо двигать на восток, – прошептал Джокер.
Никто не стал с ним спорить. И он упрямо повторил:
– Через Верхние Печеры…
«Тоже мне, следопыт», – подумал я с раздражением.
Раньше мы друг друга почти не знали и искали «товар» в отдаленных районах Зоны – это сегодня буря смешала все карты. Сегодня она свела вместе даже тех, кто на трикстерских поминках всегда держался в разных концах стола…
Впереди сверкнуло. Оглушительный грохот ударил по барабанным перепонкам.
Локки выругался.
Мы нырнули в один из домов, быстро пролетели его насквозь – внутри не сохранилось ничего, кроме почернелых стен. Лишь у пролома, выходившего на север, мы замешкались.
Дом стоял на холме, и раньше через пролом открывался хороший вид.
А сейчас зрелище было паскудное.
Темные языки бури, все в искрах молний и огненных точках плазмонов, уже нависли над северо-восточной промзоной. Ветер гнал клубящиеся облака нам наперерез – облака, из которых до сих пор не упало ни единой капли…
Мы не успеем выйти к Волге.
Даже если будем лететь на крыльях – один черт, угодим в самое пекло.
Я глянул на Локки – он пожал плечами. Тогда я оценивающе зыркнул на Джокера и хрипло спросил:
– Раньше ты ходил через Верхние Печеры?
Он молча кивнул.
И времени на дальнейшие расспросы не было.
Теперь мы повернули на восток. Теперь именно Джокер вел за собой нашу маленькую группу. Легко находил единственно возможный проход среди зарослей «фиолетовой плесени», окутывавших целые кварталы. И точно угадывал безопасную полосу между «жучиными» гнездовьями и полями «дробилок».
Буря шла за нами по пятам. Грохотала, сверкала, дышала в затылок испепеляющим жаром плазмонов…
Но сейчас у нас имелся шанс быстрее нее добраться до периметра. И вырваться из такой негостеприимной сегодня Зоны.
Мы спешили, только город не давал поблажек. Подсвеченный вспышками молний, он казался огромным, гибельным аттракционом. После руин торгового центра, кое-где окутанных маревом «линз», начались кварталы с удивительно сохранившимися домами – стекла блестят в окнах, только сами дома до крыши оплетены сероватой «паутиной». Лишь коснись ее – и больше не выберешься. Навсегда останешься рядом с теми скелетами в переплетении чутких нитей.
Смертельные узоры – справа и слева…
Зазор между ними становился все уже. Наша тропа петляла, иногда проваливаясь в воронки, иногда взбираясь на проржавелые остовы автомобилей. Мы с Локки взмокли от чувства близкой, царапающей сердце опасности.
Но Джокер не мешкал и не боялся. Он безошибочно вел нас туда, где у края «паутины» начиналась обычная зеленая трава.
Там, впереди – чистая земля.
Совсем рядом!
– Стоп! – вдруг выпалил я. У самого края этой манящей зелени.
Джокер недоумевающе оглянулся. А мы с Локки молча рассматривали широкую проплешину прямо перед нами.
Налево тяжелые клубы «желтого тумана». Направо опять заросли «фиолетовой плесени». И только впереди – как будто совершенно безопасный участок.
Раньше, до Сумерек, тут имелась обычная спортплощадка. Вон те развалины точно были школой. А здесь… здесь даже турники и футбольные ворота сохранились, как новые. Блестят веселенькой оранжевой краской!
Хотя стальная ограда в считаных метрах отсюда давно превратилась в ржавую труху.
– Расслабьтесь, – усмехнулся Джокер, – не первый раз тут шастаю…
Локки тяжело вздохнул. Словно эхо, ему отозвались вспышка и одновременно раскатистый грохот.
«Уже близко…»
Я обернулся.
Темная стена бури с каждой секундой вырастала из-за крыш домов. Лихорадочной дрожью всколыхнулась «паутина» – так, словно она корчилась от боли. Думаю, меньше чем за сотню метров от нас плазменные шары сейчас превращали ее в дым.
Кажется, легко уловить в воздухе запах паленой псевдоплоти – едкий, противный. Но человеческая – пахнет не лучше.
Мы с Локки посмотрели друг на друга. Выбор-то – небогатый. Надеяться уцелеть в буре? Или довериться фарту одного из тех новичков, которые каждый месяц исчезают в Зоне?
Разве это выбор?
– В чем дело? – непонимающе спросил Джокер. В глазах его нет страха – только азарт удачливого игрока.
Локки сплюнул. И хрипло озвучил:
– Веди!
Наш новый компаньон кивнул. Без колебаний двинулся через заросшую травой спортплощадку. Мы ковыляли следом, отставая метров на пять.
Высокие стебли мягко пружинили под ногами. Не пытались пробить ткань штанов, впиваясь в кожу. Не плевались кислотой. Самая обычная трава.
И с каждым шагом такими нелепыми чудились наши страхи.
Еще один бросок, еще пара кварталов… и все!
Когда до конца спортплощадки оставались считаные метры, когда уже отчетливо виднелась каждая царапинка на практически новых футбольных воротах – я почти убедил себя, что худшее позади…
Но в эту секунду Джокер провалился в землю – ухнул туда сразу по пояс!
Мы оцепенели.
А он ругался и барахтался, пытаясь выбраться. Только с каждым мгновением уходил глубже. И заросшая травой земля, такая устойчивая на вид, колыхалась вокруг – словно растревоженная гладь болота.
– Не дергайся, – посоветовал я. Мы с Локки аккуратно двинулись вперед, обходя опасное место. Джокер притих, провожая нас растерянным взглядом.
– Вы меня бросите? – потерянно забормотал он, едва мы прошли мимо. Я отмахнулся:
– Щас вон там срежем длинную ветку…
Отчаянный вопль Джокера заглушил конец фразы.
Мы удивленно оглянулись – не мог же он так быстро спятить от страха?
– Черт… – только и вырвалось у Локки.
На наших глазах компаньон быстро уходил в землю – словно его что-то тянуло снизу. А вся поверхность спортплощадки уже шла ходуном, вздыбливалась и трескалась – комья глины брызгами разлетались в стороны.
Только голова и руки Джокера еще торчали над травой.
Не сговариваясь, мы упали плашмя и поползли к нему. Мы спешили, но когда добрались, голова уже скрылась из виду. Только руки еще судорожно цеплялись за тонкие стебли.
Мы схватили его запястья. И потянули на себя.
Несколько секунд казалось, что нам не хватит сил.
Потом его лицо возникло над поверхностью – грязное, перекошенное от ужаса. Главное, что живое. Он кашлял, выплевывая землю, и барахтался, как раненый лось. А едва мы его вытащили, едва его ноги в разодранных джинсах оказались сверху – бросился вперед без оглядки. Сначала на четвереньках, потом – на двоих, будто ошпаренный, выскочил на твердое место.
У нас так быстро не получилось.
Когда достигли «берега», земля перед нами лопнула. Широкая трещина преградила путь. И оттуда, из глубины, повалила густая, зеленовато-серая масса.
«Протоплазма».
Она отрезала нас, как на крохотном острове. Пучилась, бурлила, обдавая едким ароматом. Перехлестнулась через деревянную скамейку, растворила ее до черных головешек. И, пожирая траву, вытянула языки к нашим ногам…
Говорят, в такие секунды вся жизнь проносится перед глазами.
А я лишь успел пожалеть о том, что сегодня надел новые ботинки – хорошие, крепкие, с надежной толстой подошвой и при этом удивительно легкие. Ведь зря пропадут, зря!
«А мог бы оставить Ракетчику в наследство…»
Не знаю, что успел подумать Локки. Слишком мало времени было на обмен впечатлениями. Секунду спустя из-за угла ближайшего дома выскочил Джокер – тот, кого мы вообще больше не надеялись увидеть.
Но он вернулся.
И не с пустыми руками: покраснев от натуги, тащил кусок стальной трубы – широкий, не меньше тридцати сантиметров, и длинный – без малого в два своих роста. Как он вообще умудрился его поднять? Но удивляться хорошо потом. А сейчас… Сейчас, хрипло ругаясь, он поставил трубу вертикально у самого края трещины. И уронил ее в нашу сторону.
Конец трубы упал на пятачок травы посреди наступающей «протоплазмы».
Это был мост.
Шаткий, ненадежный, но все-таки мост!
И пару секунд спустя мы с Локки оказались на том «берегу».
Как раз, когда тьма окончательно накрыла небо и ослепительный столб огня ударил в дерево на дальнем конце сквера. Грохотом заложило уши, мир словно накренился, раскалываясь.
Зато дорога была открыта. И мы не бежали, а почти летели, жадно хватая пропитанный озоном воздух.
Пока последние дома города не остались за спиной. Пока свинцовая гладь Волги не открылась впереди.
Там, над рекой, прозрачная синева светилась в разрывах облаков. А буря… буря осталась за покосившимися башнями периметра – по ту сторону древней, наполовину съеденной ржавчиной колючки.
По крутому берегу мы скатились к реке. И в тот же миг выглянуло солнце – ласковое, летнее.
Никогда прежде я так не радовался этому не смертельному теплу…
Мы упали на траву, переводя дух. А Джокер вдруг сказал:
– Знаете, после такого мы – реально братья.
– Братья навек! – засмеялся Локки. И по-медвежьи облапил нас сильными ручищами.
«НАВЕК!» – беззвучным эхом ответила зеленая даль на том берегу…
…Я шагаю ближе. Опускаюсь рядом с телом, опять внимательно смотрю.
– Ты что, встречался с ним раньше? – удивленно бормочет Карен.
Я вздыхаю.
Что ж, смерть никого не красит – особенно когда тебе с близкого расстояния, почти в упор, стреляют в лоб из пистолета, а до этого бьют по лицу. И все-таки его можно узнать – несмотря на синяки под глазами и распухшую губу, несмотря на то что он изменился за те шесть лет, что мы не виделись. Похудел, сменил прическу, отрастил короткую щетинистую бороду…
Тогда мы еще полгода вместе ходили в Зону. Потом Джокер заболел – стали отказывать ноги, объеденные протоплазмой. Долго лечился в Нижнем – без особого успеха. И мы собрали ему денег – всей артелью. Отправили его в Москву – в лучшую клинику.
Потом я потерял парня из виду.
Наверное, это не очень хорошо забывать о товарищах. При моей профессии – объяснимо и все равно – плохо.
А Локки с ним несколько раз пересекался. Даже, помню, передавал от него привет…
– Это не Счастливчик, – повторил я. Задрал штанину мертвеца и увидел то, что должен был, – шрамы. Там, где его «поцеловала» протоплазма.
– Непонятки… – мрачно прошептал Карен. – Я ведь тоже еще не впал в деменцию. Именно этот тип был на «стрелке» – когда мы с Шето…
– Его там не было! – резко перебил я.
– Считаешь меня слепым?
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом я отвернулся.
И правда, чего так распереживался?
Шесть лет прошло. Немалый срок…
Особенно в наше время.
Подумаешь, кто-то работает на младшие кланы упырей. Подумаешь, несколько человек угодили в западню. Это только для меня событие – для того, у кого на глазах они умерли… Куда более жуткие вещи творятся с легкостью и проходят почти незамеченными. В Микулине вырезали целый поселок – и что?
Разве народ в области поднял восстание?
Разве не продолжают местные спокойно есть и пить, поругивая власть на кухне?
Иногда кажется, что такие, как столичный упырек Мысков, правы, что людская жизнь сейчас – просто товар. И стоит он очень дешево.
Каждый год миллионы мрут от болезней, медленно загибаются от последствий сумеречного синдрома. Кто о них помнит? Кто их оплакивает, кроме самых близких?
Баба Валя говорила о силе родной земли.
Но где она, эта сила? Почему огненной очистительной бурей она еще не прошлась по стране?
Я опять посмотрел в мертвые глаза Джокера.
Там не было ответа.
Я встал, содрал с кровати одеяло и накрыл его лицо.
«Братья навек» – очень красивые слова. Но много ли они стоят в нашем искалеченном мире, где наверху – упыри, а внизу – всем друг на друга плевать?
– Ты его карманы проверил? – напомнил Седой.
Да, карманы…
Это надо сделать.
– Ничего у него нет, – доложил я через минуту. И добавил: – Не мог он быть Счастливчиком – он обычный, не слишком удачливый трикстер.
– Может, в другой специальности ему повезло больше…
Я качнул головой:
– Ты говорил, несколько лет назад твои знакомые встречали Лаки-боя в Лондоне. И жил он тогда в особняке на Ист-Энде. А я, приблизительно в то же время, вместе с ним, – кивнул на тело, – ходил в Нижегородскую Зону.
– И что сие доказывает?
– По-твоему, он после ходки бежал в аэропорт и срочно летел в Англию? Ты сам-то хоть раз бывал в настоящей Зоне?
Карен улыбнулся:
– Ты веришь в своего друга – это хорошо. Но иногда мы плохо знаем даже друзей. Иногда они меняются… И не в лучшую сторону.
Я стиснул зубы, поправляя одеяло на трупе.
Потом все-таки ответил:
– Слишком простая версия.
– А правда – вообще простая штука… – Седой замер, вслушиваясь. Нахмурился, и, по-кошачьи ступая, исчез из комнаты.
Я остался.
Еще несколько секунд смотрел на укрытое с головой тело. А перед глазами у меня до сих пор была прозрачная синева в разрывах облаков и зеленая даль на том берегу…
– Тень, помоги! – долетел голос Карена.
Я вздрогнул, стряхивая оцепенение. И вышел из комнаты.
Седой тащил тело Цебеля ко входу в коридор.
– На фига? – пробормотал я.
– Дверь, – без лишних слов объяснил Карен.
И я включился в процесс. Некрупный на вид хозяин кабинета оказался тяжелым, как бревно. Но мы все-таки заволокли его внутрь коридора. Прислонили к стене, и Карен вытянул ладонь покойника к имевшейся у входа сенсорной панели.
Это удалось не сразу, и Седой, чертыхаясь, подтащил тело ближе.
Есть!
С легким шелестом дверь двинулась вбок.
Проход в кабинет снова перекрыт. Дополнительный слой стали отделил нас от охраны Цебеля.
Но вообще странно, что до сих пор так тихо. Хотя прошло уже минут семь. Кот наверняка успел поднять тревогу. Почему никто не барабанит в двери кабинета? Не требует сдаться?
Начинаю уже скучать без таких милых подробностей…
– Тащим дальше, – сказал Седой и кивнул в конец коридора, – там должен быть выход на крышу…
И мы снова взяли за руки и ноги злосчастного хозяина апартаментов. Капли его крови, словно дорожная разметка, указывали наш путь на янтарно-медовом паркете. «Линия крови… – подумал я с мрачной усмешкой, – будто в песне…»
Вслух буркнул:
– Проще отрезать руку.
Карен изумленно на меня уставился. И я пояснил:
– Вдруг там впереди будут еще сенсорные замки?
Он ничего не ответил.
Мы подтащили тело к запертой двери. И приложили ладонь покойника к серому квадрату рядом на стене.
Ничего не произошло.
Карен матернулся, протер сенсорную панель рукавом и собрался повторить попытку. Но в эту секунду что-то грохнуло – с такой силой, что казалось, дом пошатнулся. А из вентиляционного отверстия у потолка выползло облачко пыли.
Лампы слабо мигнули и потухли. Коридор погрузился во тьму.
– Это в кабинете, – озвучил я то, что и так было ясно. – Наверное, взорвали входные двери…
Карен мрачно засопел. По-моему, он и в темноте упорно пытался приложить ладонь мертвеца к злосчастному квадрату.
– Кина не будет, – вздохнул я. – Электричество кончилось…
Седой ответил длинной хриплой тирадой – если исключить из нее матерные слова, осталось бы всего несколько междометий.
По-моему, он заметно упал духом.
Но я сдаваться не собирался. Ведь я дал Ромке слово. Слово трикстера. И такая мелочь не могла меня остановить.
