Глава 12
– Скорее бы все закончилось! – Зерт подбросил в огонь костра несколько сухих сучьев и подпер голову руками, поставив локти на колени. – Домой хочу! Дурак я был, завербовался! Позарился на три золотых, что вербовщик сулил… вот и сижу теперь как дурак, когда парни из нашей деревни девок тискают и вино глотают!
– Ничего, скоро потискаешь девок! Видал, какие там девки есть? Поставить такую на коленочки и…
– И она тебе член оторвет! – закончил мечник Юстар, криво ухмыльнулся и сплюнул в костер. Плевок зашипел на головешке, и солдат завороженно наблюдал за тем, как желто-зеленая масса пузырится, распространяя противный запах.
– Точно, оторвет, – кивнул Зерт. – Видели, как они дерутся? Никогда не думал, что бабы могут так драться! Каждая из них унесла с собой больше десятка наших! И это тут, у нас, в лагере, окруженные со всех сторон! А представляете, что будет, когда мы полезем на стены? Как же у них дерутся мужики, если бабы такие звери?! Похоже, конец нам тут пришел.
– Чего панику разводишь, Зерт? – послышался хриплый, резкий голос. Сержант Искир появился из ночной тьмы, как воплощение бога войны – седой, с кривым, сломанным когда-то носом, придающим ему зловещий демонический вид, в черной вороненой кольчуге и поножах – в полном боевом вооружении.
Поговаривали, что Искир вообще не раздевается, даже гадит в доспехи, чтобы всегда быть готовым к бою. Вранье, конечно. Сержант всегда казался таким чистым, будто только что надел свежевыстиранную одежду. Как он умудрялся остаться чистюлей даже сейчас, в слякоть, – уму непостижимо. Хуже всего, что он требовал такой же чистоты от подчиненных, и не одна солдатская физиономия ощутила на себе тяжесть кулака ветерана.
Появление сержанта заставило замолчать солдат, коротающих время перед сном у костра, – не перед Искиром же откровенничать и делиться своими переживаниями. Эта бездушная боевая машина не то что не поймет – еще и высмеет за неосторожные слова, брошенные тоскующим солдатом. А ведь известно, что нет большей сладости для служивого, чем поплакаться о своей тяжкой жизни и обругать тупых вороватых командиров, которые ни в чем не разбираются и ведут демон знает куда – на верную погибель.
– Ничего не развожу. Правду говорю, – хмуро бросил Зерт, не глядя на командира. Сейчас было время недолгого отдыха от муштры, и надо же этой кривой твари явиться именно тогда, когда солдат так хорошо и приятно устроился у живого огня!
– Ну как не разводишь? – спокойно-зловеще осведомился сержант. – Ноешь, рассказываешь, как плохо в армии. Если уж попал сюда – не ной. Нас больше, чем тех, в крепости. И настоящих парней хватает – не таких, как ты, деревенский нытик! Возьмем крепость, позабавимся с девками, пограбим ардов. Ты знаешь, что предатели, которые спелись с ардами, получили в банке миллионы золотых? Не знаешь? Так знай. Где, думаешь, эти деньги? То-то же! Ты бы оставил деньги где-нибудь без присмотра? Вот и они не оставили. Крепость полна денег! А деньги – это все! Девки, вино, вкусная еда, красивая одежда, дом в твоей дерьмовой деревне! Уволишься из армии – когда закончится контракт, конечно, – купишь себе дом, женишься, детей заведешь! Что, плоха служба в армии? Да за счастье служить…
Сержант не успел закончить фразу – в его глазнице вырос экзотический цветок, и секунду никто не мог понять, что случилось. И только когда старый вояка свалился с чурбака головой в костер, стал виден блестящий бронебойный наконечник, высунувшийся из его затылка.
Солдаты прыснули в стороны, и только оцепеневший Зерт тупо смотрел на труп, волосы которого потрескивали, скручиваясь в пламени костра. Рядом свистнули еще несколько стрел – они вонзились в землю далеко от первой стрелы, и одна из них пронзила ногу Юстара, вскрикнувшего от боли.
Стрелы сыпались, а Зерт все сидел и смотрел, как лопается кожа сержанта, обнажая обгоревшее мясо, как поднимается дым от одежды и сладко пахнет жареным. В голове билась мысль: «Я теперь долго не смогу есть жареного на углях мяса!»
В лагере трубили трубы, солдаты срочно вооружались, суетились командиры, прежние и новоиспеченные, ждали атаки. Но атаки все не было, из темноты часто сыпались стрелы – длинные, смертоносные, с красным оперением, такие были только у ардов.
После первых минут замешательства командующий армией отправил отряды для поимки невидимых убийц. Как, в общем-то, и ожидалось, поиски негодяев ни к чему не привели. Следы ног – больших и поменьше – уводили в лес и там растворялись среди деревьев.
Выставленные возле крепости заслоны и посты наблюдателей убийцы вырезали или просто обошли стороной. Лазутчики показали очень высокое умение, что, впрочем, никого не удивило: если прошлой ночью полтора десятка ардов сумели пробраться в центр лагеря, что им стоит забраться на гору и оттуда послать стрелы по кострам, по палаткам – попробуй найди в ночи этих подлецов!
В результате нападения погибло не так уж много народа – человек сорок, не больше, ранено столько же, но эффект был силен – солдаты боялись спать в палатках, боялись зажигать костры. Дальнобойные ардские луки посылали свои стрелы на большое расстояние, и это расстояние увеличилось из-за того, что стрелки находились на большой высоте над лагерем. Некоторые стрелы летели в цель сверху, будто с небес, и укрыться от них можно было только под щитами.
После короткого совещания с офицерами полковник Юбар пришел к выводу, что нужно подыскать другое место для лагеря – открытое, далеко от холмов или гор, с которых удобно пускать стрелы. Выставить заслоны – чтобы арды не могли подойти на выстрел. А пока… пока пережить эту ночь.
Всю ночь сыпал дождь из стрел – редкий, но опасный. Солдаты спали под щитами, скрючившись, как в утробе матери, проклиная судьбу, и рисковали проснуться от вонзившейся в бедро стрелы, пробившей ткань палатки.
Обстрел прекратился только под утро, на рассвете, и хмурые, невыспавшиеся солдаты начали собирать вещи, чтобы переместить лагерь на два ли в сторону, на берег реки вверх по течению, на огромный луг, где, казалось, и должен был находиться лагерь с самого начала.
За время ночного обстрела погибло не менее двух сотен солдат. Ранено столько же. Ни одного лазутчика поймано не было. Полковника Юбара едва не хватил удар от злости: он едва не подпрыгивал на месте и яростно матерился – он сам чуть не попал под шальную стрелу. Стрелы изрешетили его шатер, и, если бы полковник не ночевал в этот раз в простой солдатской палатке, лежал бы сейчас остывающим трупом под своим щегольским плащом.
Утром, когда весь лагерь был готов к переходу, пришло новое неприятное известие: обоз, который шел к армии, перехватили неизвестные – вот почему он не пришел вечером, как должен быть прийти. В дне пути от конечной точки назначения его расстреляли из луков и арбалетов, а оставшихся в живых вырезали до последнего человека. Снаряжение солдат, оружие, продукты – все пропало. Судя по следам, нападавшие выкинули трупы и снаряжение в море, бросив с обрыва. Глубина в этом месте довольно велика, достать хоть что-то со дна было невозможно. Мешки с сушеным мясом, крупой, бочки с вином – все пошло на радостный пир крабам и прочим морским обитателям, кишевшим у каменной стены, облизываемой морскими волнами.
Полковнику Юбару пришлось отправить большой отряд в город за новыми обозами, и теперь предстояло решить: что делать? То ли лезть на стены – так, как есть, голодными, усталыми, или же обложиться частоколом и сидеть в лагере, пока не прибудет новый обоз и солдаты будут накормлены.
После нового совета и по здравом размышлении Юбар, который был не идиотом, а скорее наоборот – хитрым, изворотливым человеком, принял единственно верное решение: атаковать, и как можно скорее. Солдаты, голодные и злые, еще не отчаялись так, чтобы полностью потерять боевой дух. Они голодны, устали, но тем лучше! Злее будут драться.
Приняв это решение, Юбар назначил атаку на вечернее время – за несколько часов до заката. Солдаты уже закончили обустройство лагеря, и у них имелась пара часов, чтобы отдохнуть. Бойцам раздали последнюю еду, которую тащили с собой на вьючных лошадях, забили нескольких лошадей, чтобы накормить бойцов мясом, и, когда солдаты набили похлебкой свои подтянувшиеся от голода и усталости животы, прозвучал сигнал на построение.
* * *
– Солдаты! Посмотрите туда! – Полковник указал рукой в сторону громады крепости, и солдаты в строю повернулись. – Там засели предатели! А еще – там еда, вино, девки! Нужно только влезть на эту проклятую стену и разбить головы паре-тройке ардов! Нас в десятки раз больше, чем их! Они ничего не смогут сделать против вас, солдат Замара! Вы умелые, сильные, злые, вы отомстите за своих товарищей! Добудьте себе славу, деньги, вкусную еду! За стеной несколько миллионов золотых, которые предатели похитили из имперского банка, – они все ваши! Заберите их! Весь город ваш – убивайте, насилуйте, забирайте все, что хочется! Все ваше! Убивайте вероломных тварей, которые бьют со спины, под покровом ночи, боясь открытой схватки! Нет им пощады! Убить их! Убить! Убить! Убить!
– У-бить! У-бить! У-бить! – вначале тихо, потом все громче, громче и громче кричали солдаты, и вот уже будто из одной гигантской глотки вырывается рев:
– У-БИТЬ! У-БИТЬ! У-БИТЬ!
Глаза блестят, руки с мечами колотят по щитам, отчего стоит невыносимый шум, грохот, поднявший птиц со всей округи. Солдаты в боевой ярости – полковник умеет говорить. Он дернул за струнки души солдата: вино, бабы, деньги и отпущение грехов за все злодеяния – это ли не то, что может повести солдата на бой? И бойцы были готовы к тому, чтобы их повели в бой. Забыты усталость, страх, остался единый порыв – закончить все как можно быстрее. Ожидание смерти хуже самой смерти. Лучше напрячься и взять проклятую крепость, чем каждую ночь умирать от страха, ожидая смерти, прилетевшей из темноты на оперении ардской стрелы.
Снова зазвучали трубы, сдвинулись деревянные щиты, закрывающие проход, и солдаты двинулись к своей судьбе. Какой она будет? Решат боги. А пока – туда, где над дорогой нависла новая, пахнущая известкой и яичными белками стена, туда, где спрятались дикие арды, нуждающиеся в хорошем, смертельном уроке!
* * *
– Чего там эти придурки всполошились? – Устра внимательно посмотрела вдаль, приложив ладонь козырьком ко лбу.
– Похоже, штурм будет, – ответил Геор. – Истр, сигнальный костер! Давай! Бей в било! Всех на стены! Чую, тяжко придется!
Дым и звонкие удары в металлическую полосу всполошили крепость. Отовсюду бежали люди, на ходу поправляя кольчуги, мечи, топоры. Через десять минут на стене было черно от бойцов, тревожно вглядывающихся в наступающих солдат. Колонны шли медленно, волоча за собой камнеметалки, поставленные на полозья. Камни были заранее заготовлены и лежали кучей на том месте, где раньше располагался лагерь армии. Солдаты набрали их на склонах горы еще в первый день, когда строили частокол.
Количество тех, кто собирался снести головы обитателям крепости, впечатляло – пространство заполнилось человеческими фигурками, как джунгли бродячими кусусами, сжирающими все на своем пути. «Насекомые» со стальными жалами и непробиваемыми панцирями, одетые в стальную броню, лились бесконечной рекой, угрожая залить крепость, как вешние воды заливают берег реки.
– Ну как, справимся? – прогудел кто-то за плечом Геора, и, обернувшись, тот с удивлением увидел Жересара, поправляющего на плече здоровенный топор. Где тот взял это стальное чудовище – непонятно. Нормальный человек не мог бы орудовать им и десяти секунд, лекарь же держал топор небрежно, будто тот ничего не весил.
– Ты какого демона здесь? – нахмурился глава рода. – У нас лекарей – ты да Герлат! Нечего здесь болтаться! Тебе лечить надо!
– Пока лечить некого, а еще один топор на стене лишним не будет, – возразил Жересар. – Фехтовальщик из меня никакой, но пару голов разбить – это запросто. Девчонки вышли на стены, женщины вышли, оставив детей, а я, здоровенный детина, буду отсиживаться? Нет уж! Я сам решу, где мне быть. Не будет успевать Герлат – пойду к нему. А так – и без меня лекарей хватает. У тебя есть знающие женщины, снадобья я оставил – справятся.
– Как знаешь, – пожал плечами Геор, наблюдающий, как вражеских солдат выстраивают рядами. – Убьют – сам будешь перед Недом отчитываться, зачем полез на стену!
– Отчитаюсь, – ухмыльнулся лекарь и взял наперевес топор, проверив левой рукой остроту лезвия. Местный кузнец сковал этот топор специально для него, уважительно поглядывая на крутые плечи Жересара. Лекарь был гораздо крупнее самого кузнеца, такого могучего мужчины тут еще не видали.
– Лучники, гото-о-овсь! – прокричал Геор, уже забыв о лекаре, стоящем рядом. – Первый залп по команде! Затем – каждый как может!
Стоящие на стене стрелки, в основном девушки и женщины, наложили на тетиву стрелы, изготовились к выстрелу. Все замерли в ожидании. Наконец загремели, забубнили трубы, и вся масса солдат пришла в движение. Впереди бежали самые крепкие, сильные солдаты – одни несли штурмовые лестницы и бревна для настила, другие прикрывали их большими полуцилиндрическими щитами. Позади трусцой бежали лучники и арбалетчики. Их было так много, что пространство перед крепостью заполнилось до отказа: в этом месте был не очень широкий перешеек между обрывами; один обрывался в реку, другой – в море. Поперек дороги широкий ров, заполненный водой. Подъемный мост стоял сейчас вертикально и прикрывал ворота, окованные сталью, сделанные из выдержанного темного дерева, которое добывали на юге, в джунглях. Это дерево было настолько прочным и твердым, что топор с трудом оставлял на нем зарубку. Чтобы построить эти ворота, пришлось сильно попотеть и загубить немало пил и топоров. Зато теперь этим воротам не был страшен даже огонь – железное дерево практически не горело и лишь обугливалось, если его долго держать в пламени.
– Стреляй! – крикнул Геор. Глухо зазвенели тетивы, и стая воющих стрел обрушилась на толпу наступающих солдат.
Удары стрел были такими сильными, что людей отбрасывало назад, будто невидимый великан бил по строю своей огромной дубиной. Могучие луки ардов, сделанные из рога и дерева, всегда славились сокрушительным боем, теперь эту мощь они показали в очередной раз.
Часть стрел прошла мимо, часть застряла в огромных щитах, но множество стальных жал нашло себе добычу, и сотня солдат мгновенно превратилась из боеспособных особей в корчащиеся мешки боли. Раненые – те, кто мог двигаться, – сразу поползли и поковыляли в тыл, где их подхватили бригады помощников лекарей. При армии всегда находились и простые лекари, не маги, так что лечить бойцов было кому. Вот только лечить оказалось нечем – обоз-то разграблен. Оставались лишь те средства, что каждый боец носил с собой: перевязочные ленты, присыпка, мазь, избавляющая от лихорадки.
Со стороны атакующих тоже сыпались стрелы, но эти выстрелы по убойной силе уступали выстрелам ардов. Во-первых, арды не стояли на открытом месте, а, выстрелив, прятались за зубцы, укрывались за парапетом стены.
Во-вторых, стрелять сверху гораздо легче, чем снизу вверх. Тем более если при этом ты не бежишь галопом, как взбесившийся конь, задыхаясь от невыносимого бега, покрытый потом и пылью, поднявшейся от первых рядов.
Увы, все равно некоторые стрелы нападавших находили свою поживу. Уже были раненые и убитые – один из бойцов Геора пал рядом с Жересаром, равнодушно проводившим взглядом тело соратника, кувыркнувшееся по лестнице со стрелой во лбу.
«Чему быть, того не миновать!» – подумал по этому поводу лекарь.
Жересар и так уже жил не своей жизнью. Его жизнь осталась там, в подземельях под столицей, рядом с погибшими сыновьями. Даже если он и умрет на этой стене, ну и пусть, скорее встретится со своими парнями – если, конечно, загробный мир существует.
Нападающие добежали до стены, оставив по дороге сотни убитыми и ранеными, и остановились возле рва, наполненного водой из речки по специально прорытому каналу.
Несколько десятков солдат с разбегу бросились в воду, чтобы переплыть широкую канаву, и тут же пожалели о своем порыве – под водой, как оказалось, их ожидал сюрприз – острейшие колья, протыкающие тело, как копьем. Да это и были копья, вбитые в дно, и когда солдаты, отягощенные кольчугами и оружием, начинали погружаться, они нанизывались на острия, истошно крича и взбивая кровавую пену. Во рву осталось около сотни нетерпеливых бойцов – это были солдаты в легкой броне, в основном арбалетчики и мечники. Тяжелые копейщики в мощной пластинчатой броне с большими щитами не рискнули сунуться в ров и теперь стояли под градом стрел, прикрывая себя и товарищей, набрасывающих на ров заранее приготовленные длинные шесты и бревна.
Задержка стоила армии еще не менее сотни солдат, расстрелянных, как на тренировочной площадке. С высоты стен удобно выбирать цель и трудно промахнуться, когда бьешь по густой толпе. На стене потерь почти не было, стрелки били почти наугад, не прицеливаясь и особо не высовываясь за парапет, – так приказал Геор, однако их стрелы почти всегда находили цель.
Наконец армия навела мосты, и с яростными криками толпа понеслась к стене, подымая длинные лестницы со стальными крючьями, цепляя их за край. Арды тут же схватили длинные шесты с развилкой на конце и начали сталкивать лестницы вместе с взбирающимися по ним солдатами.
На штурмующих полетели камни, разбивая головы, ломая кости, сбивая с лестниц вниз, на солдат, взбирающихся следом. Через считаные минуты внизу образовался вал из шевелящихся и замерших окровавленных тел. Однако живые латники, увлеченные единым порывом, не замечали, как над полем боя проносится серп богини Смерть, собирая обильную жатву. Они были будто пьяны, и все, о чем думали, – лишь бы добраться и разорвать тех тварей, которые пытаются противиться их натиску.
«Твари» тоже впали в боевой экстаз – арды рычали, визжали, завывали и радостно хохотали, когда очередной булыжник разбрасывал желто-красные мозги солдата по баррикаде из трупов или когда пущенная стрела выходила из затылка солдата, только сегодня утром мечтавшего вернуться к своей матери в деревню.
И с той, и с другой стороны люди потеряли человеческий облик, превратившись в диких зверей, одержимых манией убийства.
Убить! Убить! Убить! – больше никаких мыслей, никаких желаний. Убить – и не быть убитым, вот что было важно сейчас, сию минуту!
Несмотря на то что защитники скинули больше половины лестниц, часть все-таки удержалась, и по ним полезли латники, держа в руках обнаженные мечи. Щиты отброшены – со строевыми щитами по лестницам не полазишь. Защитники крепости тоже бросили щиты – двумя руками бить топором сподручнее, а на стене особо не развернешься.
Первые солдаты с ревом ворвались на стену и тут же полегли, изрубленные, проколотые, рассеченные. Арды сплеча рубили топорами – могучие, высоченные, закованные в сталь воины. Мерно опуская и поднимая топоры, наточенные до бритвенной остроты, они походили на лесорубов. Удара топора не выдерживали никакие доспехи. Даже если лезвие не прорубало пластину брони, оно вминало ее в тело так, что под ней оставалось месиво из мяса, костей и крови, не способствующее веселой и радостной жизни.
Жересар никогда не дрался в битве, и уже тем более против тех, кого он лечил всю свою сознательную жизнь. Первый налетевший на него солдат едва не убил лекаря – увидев солдатскую форму, Жересар замер, подняв топор, и, если бы не девушка из «теней», всадившая длинный клинок в грудь врага, мог остаться без головы.
– Ты чего застыл?! – Девица врезала по плечу лекаря так, что пошел звон, будто она ударила не в покрытое кольчугой плечо, а в кузнечную наковальню. – Бей, не стой! Другой раз я могу не успеть!
Жересар выругался и вышел из ступора, выбросив из головы все мысли о том, что он бьется против «своих». Осталось лишь желание хорошо сделать свою работу. А теперь его работа – убивать!
Следующий взобравшийся по лестнице солдат получил сокрушительный удар громадным топором лекаря. Полукруглое серебристое лезвие мелькнуло в воздухе и врезалось парню в левую ключицу, прошло сквозь пластинчатый доспех, будто сквозь трухлявый пень, вышло под правой рукой, развалив тело на две части.
Кровь залила Жересара с ног до головы, брызнув горячим соленым фонтаном, словно бог войны совершил ритуал приобщения некогда мирного лекаря к воинскому делу.
Лекарям было запрещено брать в руки оружие, когда они находились на службе в армии. Их не убивали, а брали в плен и потом выкупали или обменивали на своих. Потому сейчас Жересару казалось странным то, что с ним происходило, и он уже не чувствовал себя тем Жересаром, каким был когда-то. Впрочем, он уже давно стал другим, оставалось сделать последний шаг, и он сделал его.
Топор опускался и снова поднимался, с каждым ударом лишая жизни одного из людей. Стоило показался голове за парапетом, как тут же ее владелец падал вниз, лишаясь этой самой головы. На том участке, где стоял бывший лекарь, ни один штурмующий не смог взойти на стену. Даже арды с легким ужасом поглядывали на Жересара, возвышающегося над всеми, как осадная башня. Он был залит кровью, а его глаза сверкали каким-то странным красным блеском, будто в них отражалось пламя преисподней. Он не получил ни одной раны, а стрелы облетали его стороной, как отведенные рукой богов. Нападавшие просто не успевали нанести ему ран, умирая, будто мухи, прихлопнутые мухобойкой скучающего трактирщика.
Несмотря на потери, озверевшие солдаты лезли на стену, как будто эта война была для них не обязанностью за не очень большие деньги, а личным делом, личной местью дикарям, посмевшим устроить свой город на земле Замара. Возможно, это проснулось что-то вроде родовой памяти: видишь арда – убей его! Иначе он убьет тебя!
А может быть, и вправду солдаты хотели отомстить за погибших товарищей, за ночи без сна и недоедание последних дней и ночей. И неважно, что солдат никто сюда не звал, что фактически они были агрессорами, убийцами, напавшими на мирный город.
Все новые и новые лестницы вцеплялись в стены, и все больше солдат то молча, то с криками и стонами падало вниз, ко рву, уже заполненному плавающими в бурой жиже трупами. Ноги бойцов скользили по камню стены – кишки, кровь, мозги, лохмотья мяса и кожи мешали биться всем: и защитникам, и штурмующим крепость.
Внезапно в уши Жересара ворвалось глухое утробное пение, как будто пел огромный, многоголосый хор. Этот монотонный, странный и страшный звук накрывал поле боя, заглушая крики боли, боевые кличи и звон клинков.
Арды-мужчину пели Песню Боя – ритмично, заунывно, будто одновременно и прощаясь с жизнью, и черпая силу духа для битвы.
Жересар разобрал слова – они были просты, почти без рифмы, и говорилось в них о том, что воин должен убить и умереть с честью, что его ждут боги, что не жить человеку вечно, да и не для чего жить вечно, и главное для бойца – убить или умереть.
Топоры ардов поднимались и поднимались, как будто они рубили лес, а «лес» все лез и лез на стену, будто в солдат вселились демоны, лишившие их разума.
До заката армия Юбара потеряла три тысячи убитыми и втрое больше ранеными. Эта битва была впоследствии названа Вечер Черных Лесорубов – уж очень арды в тот момент напоминали этих самых лесорубов. Фактически за одну битву была потеряна половина бойцов карательного корпуса. Большая часть раненых впоследствии умрет от тяжелых ран и горячки, занеся грязь в открытые раны.
Только лишь когда начало темнеть, армия, потрясенная потерями, усталая, голодная, больная, стала отходить к лагерю, унося с собой раненых бойцов. Дух ее был потерян почти напрочь. Впереди ожидались смертельно опасные ночи и голодные дни в ожидании нового обоза.
В столицу срочно полетела почтовая птица, несущая записку с воплем о помощи – Юбар требовал на подмогу Корпус морской пехоты и новых магов взамен убитых, сообщал о своих потерях, понесенных в результате коварных, подлых действий противника.
Он не сообщил ни о тупой попытке взять крепость нахрапом, без подготовки, ценой тысяч жизней солдат, не написал о том, как во время обеда доверенный лекарь всыпал в котлы, кипящие на кострах, по щепотке мазиса, хранящегося в тайных сумах специально для тех случаев, когда солдат надо взбодрить, невзирая на последствия. Наркотики применялись в армии тогда, когда нужно было сделать так, чтобы солдаты, забыв о смерти, об усталости, о голоде, шагали туда, куда укажут офицеры, пока не упадут от изнеможения. Юбар решил, что наступил именно тот случай.
Официально практика опаивания солдат мазисом не разглашалась, но лекари и командование знали о таких случаях и держали запас наркотика, достаточный для нескольких десятков тысяч солдат. Вот и получился единый порыв. Вот почему у солдат отсутствовал обычный страх смерти, вот почему они лезли наверх, невзирая на последствия.
Возможно, Юбар был по-своему прав – он поставил на один бросок кости все, что имел, и мог выиграть, будь на месте ардов исфирцы или кто-то в этом роде. Но арды не боялись смерти и были великолепными воинами. Если на равнине замарцы могли их победить за счет воинской выучки, воинского строя – самого передового в этом мире, то при штурме стен крепости ни выучка, ни строй не имели никакого значения. Стойкость, боевой настрой – вот что было главным. И каждый из ардов стоил десятка замарцев. Тем более что они бились не за жалованье, а защищали свои семьи, свой дом, свою жизнь, свое будущее. Им просто некуда было идти – оставалось или победить, или умереть.
Погибло сто двадцать три арда – мужчины, женщины, подростки. Все, кто мог держать оружие, вышли на стены.
Раненых было впятеро больше, и Герлат сбился с ног, занимаясь лечением. Почти каждый ард, находящийся на стене, был ранен. В первую очередь лечили тяжелораненых, потом уже тех, кто мог потерпеть.
Геор уцелел – он получил глубокую рубленую рану плеча, но был вылечен магом.
Устра не участвовала в битве – муж отослал ее к Герлату, помогать с лечением. У женщины уже заметно торчал животик, и Геор не хотел рисковать ребенком. Теперь Устра беспрекословно подчинялась мужу – на войне мужчина всегда главный. Тем более что она сама понимала – муж прав.
Из «теней», уцелевших после знаменитой ночной резни, уцелело двое – одна тяжелораненая и другая – без единой царапины. Три девушки из этой пятерки погибли на стене – одна из них была та, что спасла Жересара в самом начале штурма.
Жересара не тронули ни стрела, ни меч врага – он не получил ни единой царапины. Лекарь стоял прочно, как сама крепость, и бросался туда, где враги, поднявшиеся на стену, все-таки сминали строй защитников, – он вламывался в толпу солдат, как в хилую лесную поросль, вырубая ее под корень. Никто не мог перед ним устоять – он казался воплощением бога войны. Его кольчуга, руки, лицо – все было покрыто слоем крови, будто он работал забойщиком на бойне.
Испытывал ли Жересар сожаление, убивая этих солдат? Нет. Его душа, очерствевшая, окаменевшая, как древнее дерево, воспринимала происходящее будто со стороны, будто это происходило не с ним, а с кем-то другим, незнакомым, непонятным, страшным. Тело действовало само по себе, на уровне простых желаний, из которых главным было желание убить.
Когда все закончилось и солдаты отступили, Жересар замер на краю стены, опустив глаза, держа топор на плече, и долго арды боялись к нему подходить, беспокоить. Они шептали на ухо друг другу: «Одержимый!»
Так закончился первый штурм крепости Черный город.
* * *
– Ну не бреши! Не бреши! – Красный, разгоряченный очагом и выпитой брагой Лапа навис над Недом, опершись на огромные кулаки. – Был в логове дракона и не нашел никакого золота?! И ушел живым?! Скажи лучше – нет никакого дракона! И не был ты ни в каком логове! Дошли, глянули и вернулись!
– Пусть будет так! – устало хмыкнул Нед и, посмотрев на «закисших» рядом с ним на скамье своих людей, осоловевших от выпивки и тяжелой мясной еды, поднялся. – Пора нам. Отдыхать надо. Завтра пойдем в Эссторг.
– Слабый народ, – презрительно усмехнулся ард. – Я был молодым – жрал, пил, куролесил ночи напролет, а потом дрался сутками, и ничего! Только крепче стал! Сядь, ты должен уважить хозяина! Еще кружку – и пойдете!
– Последнюю, согласен? – осторожно осведомился Нед.
– Самую распоследнюю, – побожился ард, хитро сверкнул глазами и сделав жест поклонения богам, – но полную! И сразу не пей – посиди, поговори со мной! Ладно, этих олухов можешь отправить восвояси, все равно от них толку никакого, а ты сиди, разговаривай!
Нед растолкал Харалда, спавшего на столе, тот мутным взором посмотрел на Неда, вдвоем растолкали Игара с Магаром, двух ардов-проводников, и через десять минут вся компания, исключая Неда, вышла из дома Лапы, шатаясь и поддерживая друг друга.
Надо сказать, что соратники Лапы тоже давно свалились – никто не мог перепить главу бесклановых и Неда, и при этом Нед начал подозревать, что в арде сидит демон, – ну не может же нормальный человек столько пить и при этом оставаться в разуме? Нед был полудемоном, а этот ард? Тоже? Вряд ли…
– Ну вот – теперь все отдыхают, можно и поговорить. Пей потихоньку. Еще налью! Нравится моя бражка? Мы туда немного куриного помета добавляем – для крепости, чтобы пробирало! Хороша, да?
Нед, представив, как петух гадит прямо в чан с брагой, внезапно почувствовал, как его желудок забурлил. Его замутило, но он удержал в себе выпитое – не стоит блевать на стол хозяина, может не так понять. Сдержавшись, кивнул:
– Да, хороша!
Потом, чтобы отвлечь Лапу от темы дерьмобраги, спросил:
– Скажи, Лапа, а как ты оказался в бесклановых? Как сумел их возглавить? Ты об этом не рассказывал…
– Вот сразу видно, что ты замарец! – усмехнулся Лапа. – Кто же такие вещи спрашивает? Здесь почти все не по своей воле – ну кроме тех, кто тут и родился. Например, мои поганцы. – Он кивнул на широкие скамьи у второй печи, где вповалку спало его многочисленное семейство. – Убил я. Родственников конора. Молодой был, горячий… двух братьев его, а потом еще и троих друзей. Искали меня, не нашли. Вот так тут и прижился. Ну а потом подмял всю эту шантрапу – долго ли, если можешь? Я всегда был сильным – сильнее всех. И горячим. Вот это и сгубило. Но не жалею, на хрен мне сдались эти коноры – тут я сам по себе, хозяин! Что мне – жрать нечего? Баб не хватает? Все, что хочу, – возьму! Я сам конор! Настанет весна – в поход пойдем! Грабить! Бить «правильных»! Так и живем.
– Не боишься, что как-нибудь обложат и вырежут всех? – не удержался Нед, с тоской глядя на бурду в кружке. – Неужели не хочется жить, как все? Спокойно, с достатком?
– Что у меня, достатка нет? – Лапа бухнул кружкой по столу. – Все, что мне надо, у меня есть! Жить, как все? Это скучно. Хочу сдохнуть в бою или за пиршественным столом, а не на лежанке, дряхлым стариком! Так-то! Ладно, двигай отсюда – тоскуешь сидишь! Я не дурак, вижу, как ты на дверь поглядываешь! Ну что же, ты вполне неплохой парень. Рад был с тобой посидеть за столом. Приезжай весной – в поход пойдем, пограбим, повеселимся всласть! Жратва и выпивка вкуснее, когда ты добыл их в бою!
* * *
– Спи, мне не до того. – Нед повернулся к стене и убрал руку Гиры со своего бедра. Та тихонько вздохнула и негромко осведомилась:
– Может, тебе попить принести? Худо, да?
– А ты не чувствуешь? – скривился Нед, голова которого никак не успокаивалась, кружилась, и к горлу подкатывала тошнота. – Ты знаешь, что они в брагу кладут? Мне сегодня Лапа сказал.
– Что? Только не говори, что какие-то наркотики!
– Куриное дерьмо! – фыркнул Нед. – Я как представлю эту курицу, гадящую в мою кружку…
– Фу, какая гадость! – хихикнула Гира и замолчала. Потом снова спросила: – Что думаешь делать дальше? Насчет дракона… убьешь его?
– Тебе жалко?
– Ну… да. Последний ведь.
– А может, ты не хочешь, чтобы моя жена проснулась и любовница тоже?
– Как ты мог подумать?!. Ну… да. Не хочу. А чего? Я с ними теперь соперничаю за тебя. А в любви все средства хороши! Нет, не подумай чего, я никогда не причиню им вреда, ведь они твои. Устраивая им какие-то неприятности, я наврежу тебе, а как я могу причинить тебе вред? Не могу. Во-первых, я тебя люблю, а во-вторых, мы с тобой навечно связаны узами. И все твое горе, все твои переживания чувствую как свои! Так что не беспокойся – ничего я не сделаю твоим женщинам, прислушайся к ощущениям, ты же знаешь, что я не вру.
– Не врешь. И тем хуже для тебя, – вздохнул Нед. – И вообще, все так запуталось, что… ладно, спи давай. Завтра в дорогу. Что касается дракона… Понадобится – убью. Найду способ. Гору на него обрушу, к примеру, потом раскопаю и вырежу железу с ядом.
– Тоже можно, – кивнула Гира, прижимаясь к боку Неда и будто невзначай просовывая колено между его ног. – Спим!
Нед улыбнулся, но на хитрую атаку своей нечаянной коварной подруги не поддался. Он и в самом деле закрыл глаза и стал медитировать, успокаиваясь, пытаясь заснуть. Через некоторое время ему это удалось, и Нед засопел, к полному разочарованию Гиры. Помучившись еще минут десять, слегка раздраженная женщина, потерпевшая крушение «коварных» планов, тоже уснула – без сновидений, сопя в две дырочки Неду в подмышку, что, впрочем, не мешало ему пребывать в объятиях бога сна. Около часа ему ничего не снилось, потом пришли образы – странные, непонятные. Видел он Санду, Амелу, а еще – маленькое чудовище, похожее на ту громадину, что едва не сделала из них с Гирой великолепное жаркое в собственном соку. Чудовище было размером с большую собаку. Оно скалило зубы, махало крыльями и показывало язык – почему-то черный, как… как… у змеи. Если у змеи черный язык, конечно. Амела и Санда одеты в платья – полупрозрачные, легкие, и это было удивительно. Нет, не для Санды – она как раз в таких платьях и ходила. Для Амелы – ведь Нед ее вроде бы и не видел в девичьих платьях, все больше в мужской одежде или же в кожаных костюмах ардок. Обе девушки и дракончик находились будто за толстым стеклом – бились о невидимую прозрачную преграду, что-то кричали, разевая рты, но Нед ничего не слышал и только смотрел на них, удивляясь и улыбаясь родным лицам. Потом сон померк, и Нед погрузился во тьму отдохновения.
* * *
Солнце светило, твердый снег, утрамбованный ветром, хорошо держал людей и лошадей, маленький караван ходко двигался к горизонту, за которым их ждал главный город ардов, большой, шумный, пахнущий жареным мясом, дымом и оружейным маслом.
Честно сказать, Неду ужасно надоела эта белая равнина, сверкающая, как магический шар. Надоели деревянные дощечки, закрывающие слепнущие глаза, надоел снег, поскрипывающий под ногами. Видимо, его замарская сущность была сильнее, чем ардские корни. Поскорее бы вернуться! Настанет лето, они возьмут большой корабль и снова вернутся к острову, разбираться с драконом.
В том, что с ним придется что-то делать, Нед, к своему сожалению, был уверен. Ему тоже было жалко одинокое чудовище, но если на чаше весов жизни Амелы и Санды, а на другой – судьба незнакомого вредного чудовища, пусть даже и единственного в мире, – кого он выберет? Такова жизнь, и Нед не собирался ее менять. Своя куртка теплее, как говорили арды.
– Конор, что-то в воздухе! – послышался голос Хелды, и вся процессия остановилась, глядя туда, куда показывала охранница. Солнце слепило, снег сверкал, потому некоторое время Нед не мог разобрать ничего в этом лазурном небесном море, пока вдруг и вправду не заметил темную точку, медленно увеличивающуюся в размерах.
Птица? – первое, что пришло в голову Неду, но, когда солнечные лучи блеснули на крыльях объекта зеленым блеском, сомнения сразу отпали – дракон! Это летит дракон!
– В кучу! Быстро! – рявкнул Нед и, не дожидаясь, когда спутники сгонят лошадей, начал кастовать непробиваемый купол.
Он был очень удивлен появлением дракона, но не сомневался, что прилет связан именно с его персоной – на кой демон дракону лететь сюда, в снежную пустыню, туда, где у чудовища нет никакой поживы, кроме каравана с вкусными лошадьми и еще более вкусными людьми, посмевшими забраться в логово? Кто знает этих драконов? Может, они мстительны и злопамятны – полежал, попереваривал жирного тюленя, а потом решил: дай-ка я разомнусь, слетаю, выпущу кишки из наглых двуногих тварей!
Люди лихорадочно сгоняли обеспокоенных животных в кучу – лошади ржали, храпели, прижимали уши, а их хозяева с тревогой поглядывали в небо, туда, где всё увеличивалась, приближаясь, громадная туша, сияющая, как драгоценный камень.
Перепончатые крылья, отливающие сине-зеленым цветом, мерно взмахивали, передвигая в пространстве невообразимое существо, вытянувшее по ветру длинный хвост, отливающий снизу багровым цветом. Дракон был прекрасен, и у Неда внезапно защемило сердце – неужели все-таки придется его убить? А еще в голове билась мысль: «Справимся ли? Что задумал этот монстр?»
Дракон сделал заход на караван, снизившись почти до самой земли, подняв крыльями тучи снежной пыли и устроив вихрь, запорошивший невидимый купол защиты. Снежная пыль медленно стекла вниз, и тогда стало видно, что существо приземлилось в ста шагах от каравана и стоит, опершись на когтистые лапы, глубоко ушедшие в снежный сугроб под тяжестью неимоверно большого тела.
Сравниться с драконом по тяжести и размерам в этом мире могли только киты, подумалось Неду, с любопытством разглядывающему прекрасное существо, голова которого была увенчана двумя рогами, придававшими дракону сходство с козой. Нед неожиданно для себя хихикнул, когда в голове всплыла картинка – летающая коза, и Харалд недоуменно обернулся к другу:
– Чего смешного увидел? Как будем убираться отсюда? Тварюга прилетела специально по нашу душу, ставлю сто золотых против медяка! Глянь, как разглядывает нас хитрым глазом, так вчера Магар разглядывал дочь Лапы, мечтая ее трахнуть!
– Кто еще кого мечтал трахнуть! – тут же откликнулся маг, гнусно хихикнул и добавил: – Сам-то…
– Заткнитесь, – коротко скомандовал Нед, – я должен сосредоточиться. Чего-то слышу, но не пойму… вот! Есть! Он настроен благодушно, но раздражен. Он нас не любит, но жрать не собирается.
– И на том спасибо! – хмыкнула Гира и вдруг вскрикнула: – Ой! Глянь, он что, правда машет лапой? Эта безмозглая тварь подзывает нас, маша лапой?! Не верю своим глазам…
– Точно! – с интересом вгляделся Игар, приложив руку к бровям, сдвинув деревянные дощечки и закрывая глаза от солнца. – Интересно, он нас узнал? Как он мог нас узнать?
– Не будь тупым! – раздраженно буркнул Магар. – Только такие идиоты, как мы, могут путешествовать по Ардии в этих местах в такое время года! Так что ему было очень просто нас найти. И узнать. Что будем делать? Как мы отрубим ему башку?
– У меня предчувствие, что нам не нужно будет отрубать ему башку, – пробормотала Гира и, откликаясь на недоуменные взгляды соратников, смущенно добавила: – Ну да, да, видение было. Не сегодня, но… было. И я видела этого дракона на снежном поле. Но только не поверила видению. И Нед с ним разговаривал. Ночью было видение, когда Нед пил с Лапой. Я думала, это мне просто приснилось, а теперь убедилась – нет, это видение.
– Раз видение, тогда не будем идти против судьбы, правда? Снимаю купол. Пойду поговорю с этим летающим кораблем.
– Мы с тобой, конор! – запротестовала Хелда, вытаскивая меч из ножен. – Куда ты один пойдешь?! Сожрет – так всех сразу! Если мы останемся живы, а ты выйдешь драконьим дерьмом – нам все равно не жить!
– Фу-у… как ты гадко сказала, – поморщился Игар. – Девушкам так говорить не пристало!
– Это когда ты стал таким воспитанным и чувствительным? – весело фыркнула Хелда. – Не прошлой ли ночью, когда пытался облапить меня за грудь, думая, что я сплю? Кстати, как там твой синяк?
– Злая ты! Не буду тебя любить! – покраснел Игар и отвернулся от Хелды под хихиканье зловредных девиц.
– Я иду один, – помотал головой Нед. – Стойте тут. На всякий случай. Но я не думаю, что этот случай будет, – не чувствую от него агрессии, только скуку и раздражение. А еще – нетерпение. Дракон хочет, чтобы я поскорее подошел.
– Ему не терпится пообедать сладким, пряным телом демонолога? – хмыкнул Магар. – Ты что, правда к нему пойдешь? Это глупо!
– Вот когда станешь конором, тогда и будешь решать – что глупо, а что не глупо! – Хелда больно ткнула Магара в бок, и тот выругался длинной витиеватой фразой, вызвав радостный смех охранниц.
Нед прекратил начинающуюся свару, поднял руку и шагнул вперед, по направлению к дракону, нагнувшему голову и насмешливо поглядывающему на суетящихся людей. Нед чувствовал исходящую от того волну иронии и смятенно подумал о том, что, если ему придется убивать это существо, он будет вынужден заставлять себя. Одно дело – уничтожить пусть редкую, но неразумную тварь, и другое – живое существо, разумное, обладающее развитым мозгом, способным понять юмор.
Снег повизгивал под ногами, кололись иглы солнечных лучей, а дракон, по мере приближения, рос, уходя головой в вышину. Монстр будто нарочно распустил разноцветный радужный гребень, и просвечивающее сквозь него солнце окрасило Неда в причудливые цвета, как если бы светило сквозь цветное стекло.
Подойдя поближе, Нед остановился на расстоянии десяти шагов от чудовища и замер, глядя в желтые глаза, пересеченные вертикальной щелью зрачка. Он молчал, ожидая от дракона каких-либо действий, – в конце концов, не Нед же прилетел к дракону и звал его, помахивая когтистой лапой!
Но то, что произошло дальше, повергло Неда в ступор – ошеломленный, он застыл на месте, разинув рот.
– Ты Нед! – заявил дракон хриплым, неестественным голосом со странным акцентом, почти не двигая пастью, насмешливо взирая на застывшего у его ног человека. – Тебе передают привет Санда и Амела.
Сказать, что Нед удивился, – ничего не сказать. Ощущение было такое, будто его со всего размаху двинули ногой в под дых. Спазм сжал горло, не позволяя выдавить из себя хоть одно слово, а дракон уселся на задние лапы и, подняв правую переднюю лапу, задумчиво почесал под мышкой.
