Глава 7. «Френдшип Интерстеллар Девелопмент»
Август, 2622 г.
Строительная площадка синхротрона
Планета Глагол, система Шиватир
Увы, до Лиловой Башни мы все–таки не дотянули.
Двигатели перегрелись. Причем не только у машин, простоявших в круге над лагерем, но также у наших с Цапко и Паком «Орланов», которые имели вроде бы время отдохнуть на земле. Да вот, похоже, времени этого не хватило…
Хороший, конечно, двигатель М–119, но, как говорят конструкторы, «не доведенный».
Или, может, я зря грешу на М–119? Ведь дело было на Глаголе. Возможно, все мы «поймали» какую–то невидимую воздушную аномалию, которая и подняла температуру на двигателях? Как знать… В любом случае, продолжать полет мы не могли. Надо было что–то решать, причем немедленно.
Согласно карте, справа от нас лежал бескрайний и невероятно опасный Котел. Слева – на сотни километров простиралось плато натриевых гейзеров.
Фактически мы были вынуждены держаться в узком пятнадцатикилометровом коридоре, где единственно и гарантировалась относительная безопасность полета.
В ближайшие семь минут нам следовало либо выбрать место для посадки и сесть, либо на предельной скорости уйти на орбиту (вариант «охлаждать двигатели силою мысли» я не рассматривал).
Но на орбиту я бы предпочел не высовываться. Там наверняка шли тяжелые бои с ягну и попасть в очередную мясорубку, имея перегрев на маршевых, не хотелось совершенно.
К счастью, у нас впереди по курсу лежал объект, обозначенный на карте как «стройплощадка».
При стройплощадке имелся маленький грунтовый космодром, ангары с техникой и двухэтажное общежитие для трудящихся, увенчанное исполинской рекламой напитка «Байкал».
– Что ж, это нам подходит, – сказал я. – Идем на посадку.
Один за другим наши флуггеры падали на уплотненную грунтовку и, поднимая облака пыли, катились туда, где сказочными исполинами возвышались шагающие экскаваторы с многочисленными ковшами.
«Конечно, технику эвакуировать не успели, хоть она и дорогая… Не до того было, свои шкуры надо было спасать, – подумал я меланхолично. – Да и как, если подумать, ее эвакуируешь? Шагающий экскаватор в танкодесантный корабль не войдет по габаритам, его разбирать надо, а это такая морока даже в мирное время…»
Я был уверен, что на стройке нет ни одной живой души и что наша посадка никого не потревожит.
Каково же было мое удивление, когда я заметил как экскаватор сдвинулся с места, сделал пару шагов и, чуть помедлив, вгрызся всеми тремя ковшами в неподатливую глину Глагола!
«Манихеи? – Дрогнуло у меня внутри. – Неужто у них «концепция изменилась»? Решили попробовать себя в созидательном труде?»
– Вы это видели, Александр? – Спросил меня по рации бдительный Дофинов.
– Видел.
– Какие будут выводы?
– Пока никаких. Мы всё равно не можем продолжать полет. Поэтому пока стоим, охлаждаемся.
– А что вы думаете насчет принадлежности субъекта в кабине экскаватора?
– Мой парсер сообщает, что эта стройка ведется силами совместного российско–атлантического предприятия «Френдшип Интерстеллар Девелопмент». А значит, согласно нормам здравого смысла, мы должны придерживаться версии, что за пультом управления этой ходячей дуры – какой–нибудь дружественный Чизи, Чарли или Рейган.
Я выбрался из флуггера. На всякий случай проверил свой ТШ–ОН – и пошел поглядеть на праздник преобразования материи поближе.
С собой я позвал Цапко и, для разнообразия, Княжина. Остальные по моему приказанию остались нудиться в кабинах. По недовольному ропотку я понял – всем было страшно охота размять ноги. Но я настоял: если что – флуггеры прикроют нас огнем с места. Тому же «Орлану» ничто не мешает из спаренной «Настурции» работать.
Мы не сделали и двадцати шагов, как из–за штабеля металлоконструкций выскочил приземистый юркий мобиль.
Поднимая тучи красной пыли и плюясь во все стороны гравием, мобиль мчался к нам.
Примчался.
Встал, затормозив в трех метрах от носков моих ботинок.
И из водительской двери мне навстречу выпорхнул… Господи, помилуй… мой дорогой упитанный друг… Данкан Тес!
– Данкан! Сукин ты сын! – Взревел я. – Какими судьбами здесь?!
– Александр! Товарищ Пушкин! – Засиял неровными зубами душка Данкан и решительно, так любители русской бани прыгают в прорубь, ринулся обниматься.
– Вот уж неожиданно! – Похлопывая его по спине, ликовал я.
– Неожиданно есть! – Согласился Данкан. – Как говорят русские люди, облебуительно!
«Где это русские люди говорят «облебуительно»?» – Невольно усомнился я.
Впрочем, сомнений своих не озвучил. Я давно заметил, у русскоговорящих иностранцев своя версия великого и могучего. В чем–то даже более художественная, нежели наша.
– Ты что здесь делаешь? – Спросил я.
– Я есть тут трудился. Строю синхротрон! – Данкан указал в сторону шагающих экскаваторов – теперь уже все три машины пошевеливались, наполняя все окрестности грозным урчанием.
– Погоди… Но разве тут не война?
– Война! – Сияя своим неподражаемым, не ведающим меланхолии взглядом, согласился Данкан.
– Разве вас не должны были эвакуировать?
– Должны!
– А вы? Чего ж не?
– Должны быть были. Но не эвакуировали есть. Несколько моих людьев убежать с вертолетами фирмы. Остальные оставаться. Мы разделились на два отряда. Отряд один со мной занимается честный труд. Отряд два с Фрито Каролайна занимается отдых: водка пей – земля валяйся.
Я не сдержаться и рассыпался смехом. Про водку я и сам так говаривал. Может, это выражение он у меня перенял?
За моей спиной захихикали Цапко с Княжиным. Они хоть и делали вид, как вежливые ребята, что безучастны к нашему разговору, но стопроцентную безучастность у них симулировать не получалось.
– В общем, вы работаете, а те, другие – пьют синьку, – перевел я. – Подожди, а зачем вы работаете? Работаете на людей, которые даже забыли вас эвакуировать?
– Мы работаем, чтобы располагаться в здоровый дух. Безделье – это растлевание. У Фрито Каролайна уже погибнуть четыре мужчины. У меня никто не погиб. Потому что мы строим. Мы – строители синхротрона. Это наше айдентити. Оно дает нам силы жить правильно.
Теперь уже мне приходилось по–болвански кивать. Потому что Данкан вкладывал в свои слова столько убежденности, столько души, что… в общем, нельзя не кивать, когда люди говорят с такой верой в хорошее.
А еще я думал о том, какой дисциплины требует жизнь в Атлантической Директории. И какие алмазы рождаются в душах простых американских людей под давлением тамошних невыносимых обстоятельств, когда правительству плевать на людей, когда вверху каждой оценочной шкалы – чистоган, когда всё делится только на «выгодно» и «невыгодно»… В общем, я по–прежнему обожал старого гребанько Данкана.
– Подожди… Так ты у них начальник тут, да? – Догадался я.
– Да.
– Но ты же вчера был вроде во флоте? – Мне явственно вспомнились бои за Восемьсот Первый парсек.
– Да. Но потом я послать свой резюме ко многим серьезным фирмам. И «Френдшип Интерстеллар Девелопмент» мне отвечали, с уважением. «Просим господина Данкана Теса занять должность заместителя управляющего на строительстве», – Данкан изобразил как он пишет что–то в воздухе. – Тогда я уволился из флота. И пошел на должность.
– Надоело во флоте? – Предположил я. – Жизнью рисковать и все такое…
– Нет–нет! – Со своей неподражаемой детской улыбкой заверил меня Данкан. – Флот – это священное, не забыть. Но у меня большая семья. Шесть братьев и одна сестра. Мама болеет. Штат у нас вымирающий… Чтобы менять все, нужно много денег на карман.
«Ну и дела… Это что же получается – офицер ВКС получает меньше чем какой–нибудь, прости господи, прораб на заштатной стройке?» – Промелькнуло у меня в голове. (Я тогда не знал, что стройка очень даже не «заштатная», что здесь гигантские надбавки «за космос», «за вредность», «за планету пятой категории»… да и этот их «Френдшип» контора не простая, а дочерняя структура нашего «Геостроя».)
– Но что мы стоим?! – Данкан вдруг вспомнил о своем долге хозяина здешних мест. – Добро пожаловать в общежитие у нас! Мы готовим прекрасный барбекю, делаем эппл пай, у нас много свежей колы и наггетсов!
«И наггетсов!» – едва не прослезился я, хотя и не помнил толком, что это.
– Послушай, наггетсы – это хорошо. Но давай для начала придумаем, как спрятать мои машины, – сказал я серьезно. – А если ты еще найдешь для меня десяток баллонов с жидким азотом, будет просто феерично…
– Легко! Азот есть в моей складе. А флуггеры пусть будут в ангар. Те, которые не будут в ангар, затянем пленка, засыпем глинка…
«Засыпем глинка!»
За моей спиной громко хрюкнул Цапко – смеяться в голос ему не позволяло воспитание. А не смеяться не было физической возможности. Хотя сверхчеловеку Княжину удалось!
* * *
– А вон там сидят бишопы, – дрогнувшим голосом сообщил Данкан.
– Бишопы? – Переспросил я. – Что это слово значит?
– Значит… как это у вас… священник… епископ. Мой рабочий придумал его. Придумал, чтобы называть этих эльенов… Инвейдоров!
– Понятно, что не пушистых котиков, – я был мрачен. – Ты имеешь в виду чоругов, раков? Или других, у которых много щупальцев и голубые флуггеры без дюз?
– Вот этих, синих. Без дюз.
– А почему они «бишопы»? Их же называют «ягну»!
– Эти особенные. Не такие, как те, которые «ягну»! – Настаивал Данкан.
Нас было трое – я, Данкан и Дофинов. Мы стояли в пахнущем горелой землей приемистом ковше экскаватора.
Ковш этот мог вместить, наверное, и отделение осназа со всем вооружением. А могучая механическая лапа экскаватора была столь длинна, что воздела ковш вместе с нами на высоту пятидесятиэтажного дома.
Получилась прекрасная наблюдательная площадка, с которой мы при помощи ноктовизоров могли наблюдать и обитель этих загадочных «бишопов», и даже далекую макушку Лиловой Башни.
Но башня ладно, Бог с ней. Всего лишь крупная конкордианская астрофизическая обсерватория, выстроенная без особой любви, хотя и по индивидуальному проекту. Этакий громадный беременный маяк – если верить фотографиям. (По крайней мере, это так я в ту минуту думал – «всего лишь астрофизическая обсерватория», поскольку именно такой легендой сопровождала башню карта нашего Генштаба.)
А вот обитель бишопов – она привлекала внимание и будоражила воображение.
Без подсказки со стороны Данкана я догадался, почему же этих субчиков назвали «бишопами».
Созданный этими существами, если можно так выразиться, трехмерный форт, представлял собой головокружительное сплетение из сотен дуг, арок, контрфорсов.
Всё это вместе больше всего на свете напоминало новопротестантские храмы, какими славна и набожная Атлантическая Директория, и особенно планета Клара, часть которой заселена выходцами из тех сирых краев (мы в школе ездили туда на экскурсию и на этой экскурсии я впервые поцеловал девочку по имени Франческа). Один мой друг называл эти новопротестантские храмы «вытрезвителями духа», по–моему, очень метко… Вот и получается: храм, а в нем – епископ. То есть по–американски – бишоп.
Ноктовизоры показывали как покачиваются в своих гамаках бойцы ягну под сводами гладко–белых глянцевых арок своего «вытрезвителя духа». То и дело один из них срывался с места и, разбрасывая на десятки метров опорные нити (нити отвердевали на воздухе в ходе какой–то эндотермической реакции), мчал по ним от конструкции к конструкции, быстрый как шмель.
– Мне о таких рассказывали, – промолвил Дофинов, Капитан Компетентность. – Знаете, у чоругов есть спецназ, именуемый «эзошами»?
– Краем уха слышал, – ответил я.
– А я не слышать, – честно признался простофиля Данкан.
Дофинов, проигнорировав его слова, как если бы они были произнесены смышлёным ребенком, продолжал:
– Так эти вот бишопы – считайте и есть эзоши, только у ягну… Бишопы раза в два мельче паладинов. В их экзоскелеты не вмещается полноценный антиграв. И, судя по всему, они были созданы для боев внутри астероидов, в невесомости. Поэтому их основной тактический прием – выстреливать такую… тянущуюся… как бы жевательную резинку… Которая твердеет и превращается в направляющую. Особенно эффектно это выглядит в городском бою. Бишоп может дострелить своей «резинкой» до крыши дома – она невероятно крепкая! И сразу же мчится по ней вверх, как паук!
«Впечатляющая осведомленность у этого Дофинова! А с виду пилот как пилот», – со смесью удивления и одобрения подумал я.
Дофинов, похоже, поймал мой телепатический вопрос «Откуда данные?»
– Наш осназ два тяжелых боя провел с этими уродами. А мы там же, прямо у них над головами, рубились с паладинами. Была возможность лично ознакомиться с феноменом.
– Ясно. А как вы понимаете, – спросил я, – если эти ваши бишопы так любят всякие вертикали, так они, наверное, своей паутиной всю Лиловую Башню заплели?
Вопрос мой, ясное дело, был не праздным. Если в Лиловой Башне бишопы – обязательно надо вызывать осназ, без роты бойцов туда соваться нельзя.
Дофинов покачал головой:
– Лиловую Башню бишопы обходят десятой дорогой.
– Даже так? Но почему?!
– Я бы в Лиловую Башню сам ни ногой. Мрачное местечко. По долгу службы был там два раза, когда мы ученых оттуда вывозили, в первые дни вторжения ягну. Ну как обычно: мы на «Громобоях» должны были эвакуацию прикрывать, «Гусары» сопровождать… Наша посадка, естественно, не планировалась. Но один «Гусар» гробанулся, а людей в башне даже больше оказалось, чем по документам. Есть такой академик Двинский…
– Двинский? Знаю такого!
– Ну если знаете, тогда поймете. Еще в июле Двинский, используя свои связи в высших сферах, негласно освободил человек двадцать клонов, которые в концлагере на горе сидели. Ну это всякие пехлеваны и заотары, реально они – ученые. Но форму носили, звания имели, поэтому их наши в июне засадили в бараки как пленных военнослужащих. А Двинский их повытаскивал, чтобы вместе наукой заниматься. Короче говоря, представьте картину маслом: на орбите бой, в стратосфере бой, вокруг Гургсара чоругские шагающие танки, а нам нужно клонских умников во главе с Двинским вытаскивать…
Я понимающе улыбнулся:
– У нас в те же дни точно такая ерунда была в Синандже, на Тэрте.
– Ну да, мы все в этом плане близнецы–братья, – Дофинов энергично кивнул. – Так вообразите, Саша: я не только два раза садился, я еще и по внутренностям башни побегал, чтобы ее стационарным передатчиком воспользоваться для связи с командованием. А то радиоаппаратура на борту «Громобоев» сквозь помехи не пробивала! Причем не один побегал, а в обществе Двинского и еще одного заотара. Так этот заотар мне рассказал, что нечистые ягну, по его наблюдениям, очень не любят эсмеральдит–4, которым все окрестности Лиловой Башни залиты. Якобы три бишопа прилетели на рекогносцировку, один в эсмеральдитовое озеро скакнул и чуть не окочурился. После чего его два товарища подхватили и на какой–то колымаге умчались прочь.
– А что там за эсмеральдит–4?
Дофинов мне вкратце объяснил. И, заодно, поведал насчет того, что Лиловая Башня это, в первую очередь, не астрофизическое сооружение, а геофизическое. И что уходит от нее вниз на много–много километров в недра Глагола шахта, пробуренная клонами.
Я бы слушал его и дальше. Но решил из вежливости (неудобно было перед Данканом) прервать затянувшееся обсуждение Лиловой Башни и вернуться к более насущному вопросу, к бишопам
Данкан был волшебно краток:
– Я и мои братушки боимся бишопов смотреть. Решили, лучше смотреть не будем. Чтобы не давать провокаций.
Я улыбнулся. Ох и дети же эти американцы!
– Тогда скажи своим братушкам, пусть опускают ковш экскаватора… Я уже всё что хотел увидел!
Внизу меня встретил Цапко. Я давно не видел его таким жизнерадостным и возбужденным.
– Представь себе, до наших, на орбиту докричался! – Сообщил он, улыбаясь.
Я возликовал вместе с ним. И правда, вот счастье–то! И не подумайте, что я тут иронизирую. Ведь для любой группы, заброшенной на чужую планету, восстановить связь с командованием – это самая насущная вещь.
– Ну и что они сказали?
– Ничего не сказали. Это я им сказал: где мы, что произошло. Но я, по крайней мере, получил в ответ квитанцию! Мол, слышали, приняли к сведению.
– Может, соизволят не только к сведению принять, но еще и что–нибудь сделать?
– Что например?
– Массаж воротниковой зоны, – буркнул я. И мы с Цапко заржали – легко и радостно, как когда–то до войны.
А потом мы вместе с прогрессивными американцами–строителями отведали их полевого ужина: обещанные наггетсы, кола и блинчики с кленовым сиропом. После чего легли спать в их спортзале (две баскетбольные корзины, тренажеры верхней и нижней тяги, турник и неработающая беговая дорожка).
Часовым я оставил вызвавшегося добровольцем Млечина.
«Бессонница у меня хроническая», – пояснил он.
