Глава 12
Улица Виноградная и рядом. Путь во тьму и в неизвестность
Как считаете, могут ли настоящие гаишники запуперчить вот такое предупреждение и поставить его посреди дороги?
«Внимание всех водителей! Впереди пост ГИБДД, остановка обязательна!»
Зачем нарисовано? Мол, вы ж смотрите там, не пропустите нас, в данный момент столь важных и нужных для выживания заблудших граждан! И не нарушайте! Верится?
Едет себе семейка заполошная, а тут эта замечательная надпись, прям-таки пышущая надеждой и жизнестойкостью. Что возникает в голове, какие мысли? «Ой, хорошо-то как! Сейчас милиция будет, нуславтебе… Мы у них спросим, они нам подскажут, помогут и дадут специальный такой телефон, чтобы позвонить маме! А вот и они, останавливайся, Витенька, быстрей-быстрей!» Ну точно, спасители! Двое полицейских на обочине дороги собрали под крыло штук пять машин различных марок и поочередно, не торопясь, ходят, успокаивают, показывают, где можно взять горячего чаю, вручают рукописные схемы проезда в лагерь беженцев. И Витенька в первый раз в жизни охотно выруливает в хвост обреченной очереди.
Подумать головой таким не судьба, потому что сама голова к процессу не очень-то приспособлена.
Вашу душу! Нет никаких проблем притащить генератор, и на месте реального поста забацать хоть пару фонарей или елку новогоднюю, которую любой подъезжающий увидит надежно и издалека. Хоть за поворотом, хоть между деревьев. Правда, и это обстоятельство должно бы сразу насторожить разумного человека – зачем ставить пост где-то в начале Виноградной или на ее виражах, если удобней и правильней разместить его возле нижнего входа в «Ривьеру»?!
Меня она сразу насторожила. А вот насторожит ли эта надпись других? Во-во… Народ всякий бывает, порой просто удивительный. С разными, так сказать, понималками и особыми тараканами под бейсболкой, разжиревшими от устойчивой привычки перекладывать ответственность за свою судьбу на других. Хватает таких, у матушки-природы припасено много неразгаданных тайн…
Я дал команду остановиться перед мостом через речку Сочи. Джип стоял в темноте с заглушенным двигателем, мы особо пристально смотрели вперед, попутно поглядывая и вокруг, прислушивались, тревожились и даже немного подрагивали, ситуация до фига как нестандартная. Никаких габаритов и даже огоньков в кабине – светомаскировка по закону военного времени. Стоим уже долго, сорок минут. Мы умерли. Прикинулись павшими. Ехал хозяин, да и помер прямо за рулем, сплошь и рядом именно такой исход. Вот если бибика встает на пару-тройку минут, а потом снова начинает движение – тут напряг, тут надо пасти. А нас как бы уже и нет на этом свете, мы спрятались, мы неинтересны.
Юлик заметно нервничает, осматриваться ему не хочется, как и вообще стоять здесь, ему теперь хочется поговорить – соскучился спец по мудрым беседам, сразу чувствуется. А еще это его успокаивает.
Ситуация неизменна – огней в ночи не наблюдается. Правда, пару раз мне почудилось вдали мерцание фонаря или фары авто, отсвет я схватил лишь боковым зрением и вглядеться не успел. Зато два раза слышал со стороны Донской шум быстро проезжающей грузовой машины – не могу сказать, радует это или тревожит. Полчаса назад мы наблюдали пролет двух тарелок, летательные аппараты вышли на Бытху с моря, потом разом повернули, обходя высоту со стороны центрального района. Особых эмоций у меня не было, привык. Летают, сволочи… НЛО тоже шли с затемнением и потому быстро пропали из поля зрения.
– Инспекторов высаживают! – констатировал эзотерик, в отличие от нас с Линной возбудившийся до дрожи.
И что теперь делать? А я скажу – делать то, что можешь. Пока в оснащении группы нет парочки ПЗРК.
Итак, за мостом – неизвестность с сюрпризами.
Но остановил меня не липовый пост ГАИ впереди, не тревожная тишина и темнота, а собаки. Огромная, хвостов в двадцать, стая сидела по ту сторону реки возле огромной мозаики с изображением Ленина и чего-то ждала. Для заряженного и подлифтованного внедорожника дикая свора не проблема, джип пронесется сквозь них, даже не заметив, что на пути кто-то был. Так ведь и собачки не заморозят себя по дурке в неподвижные мишени, разбегутся вовремя, не сомневайтесь. А вот что они так долго ждут? И откуда знают, что сидеть нужно именно тут? Факт есть факт: вечные друзья человека обладают особой чуйкой, хорошо бы хоть как-то прояснить тему.
Хищники отлично знали, что мы рядом, но джип их не интересовал, лишь изредка, как говорит имеющая ПНВ Линна, кто-то поглядывает в сторону моста. Уже знакомо, видели мы такое. И даже стреляли по ним, дурачье. Так кто же знал! С недавних пор дикие собачьи стаи, способные напугать кого угодно, как-то сами собой перелицевались из хищных агрессивных недругов в союзники. Союзники, конечно, сложные, клыкастые, порой неразборчивые в меню и целях, но это – наши звери. Нацеленные против зверей чужих.
После того как я сообщил шкиперу об оперативных вчерашних новостях и выработанных планах совместных действий, в списке текущих задач первым делом поставил связь с вояками на магнитском блоке и доклад Мокшанцеву «о чертиках и псах». Нашим же в «Орхидее» – полный запрет на отстрел союзных войск и работу по срочному поиску хотя бы тройки добрых псов для охраны зоны. Хоть что-то проявляется – как же это меня порадовало!
И плевать, если на поверку все страшилки окажутся выдумкой и блажью странного человека, увлеченного инопланетным вредительством – душа моя требовала Врага! Реального! А не мифических грузин, турков или румын, которых и осталось-то, скорее всего, еще меньше, чем нас, таких разноплановых россиян.
Так пусть же Враг будет! Теперь мне срочно были нужны стреляющие с плеча комплексы «земля-воздух» и хорошие добрые пулеметы, вертушки с НУРСами и подвесными пушками, следящие разнодиапазонные камеры и станции, всеобщий настрой на поиск и уничтожение Инспекторов, как и средств их доставки. А ПЗРК и у вояк есть, и у аэропортовских, я же сам старты видел…
Вот только как служака Мокшанцев воспримет такую тревожную инфу? В дурдом не спишет Гарика? Не спишет – сработает репутация. Залетин-Енисейский – человек серьезный, метлой зря не машет, а значит, и сейчас дело говорит.
Прислушается, встрепенется.
– Ко-пать совко-овой… – восхитился Василий Семенович, выслушав меня по рации. – Ну, вы там даете, огольцы! А у нас тут скука смертная, пассажиры дрыхнут, матрос зевает… Да я ж всегда знал, что зеленопузые на нас набегут! Планета-то какая! Кругленькая, ладненькая, вся голубенькая! Слышь, командир, а может, и кошаков надо проверить на пригодность к индикации зеленых?
– Проверяй, – милостиво разрешил я. – И доложи, как только свяжешься. Следующий сеанс без имен, названий, задач и ориентиров, только намеками. Понял?
– Так точно!
А ведь Линна киску замочила… Москвичка тоже вспомнила и горестно вздохнула.
Вот такая картинка.
Если только сказанное давеча президентом-эзотериком есть истина, чему пока нет никаких доказательств. А я все равно почему-то уверен, что где-то так оно и складывается, что коврик, подложка, на котором стоит происходящий на моих глазах апокалипсис, так и выглядит. И азартно мне через это – край.
Негадов на переднем пассажирском тихо перешептывался с Линной, которая тоже горазда поболтать за умное и важное, хотя за ситуацией москвичка следит куда более пристально, чем прикомандированный к группе исследователь космических дольменов. Выбрали время… Делал им замечание, не слушаются. А дергать лишний раз не хочу, пока не припекает, все и так дерганые.
– Не соглашусь. У евреев вполне может получиться, традиции сильнейшие. – Негадов свистящим шепотом упоенно продолжал выстраивать конструкции будущего мира.
– Не знаю, не знаю, – еле слышно откликнулась филологиня, поправив на голове прибор. – Я более склонна к постановке этнокультурам летального диагноза «исчезающих сущностей». При невероятной плотности и напряженности мирового инфополя и нарастающих темпах общепланетарной культурной унификации человечество как бы торопится ускорить процесс слияния и поглощения национальных культур, чтобы, таким образом, поскорее решить конфликт цивилизаций…
Чудо-очки я у него забрал и вручил Линне, водитель должен видеть, куда едет. А найденный в грузовом порту «ночник» так и остался на «Тунгусе», без него дед не сможет контролировать берег.
– О чем вы говорите, Лидия Арка… простите, Линна?! – чуть не захлебнулся эксперт по иным мирам. – Какое инфополе? Все упало, обрушилось, исчезло! Так что, дорогая моя, сейчас сила за генетикой… Те, кто в конкретном регионе не попал под удар ГО, либо выжили после нескольких попаданий ГО разного типа, имеют все шансы и дальше…
В целом же настроение под стать погоде – сложное. Только что прошел мелкий короткий дождь, и мокрая дорога впереди чуть поблескивала под тусклым светом спрятавшейся за облака луны. К мосту «Лендровер» подъехал, когда темнота уже стала заполнять гигантскую запертую горами долину большого города. Наверху было посветлее.
– Вы все еще ищете в мире чистоту? Чушь! Тысячелетия сделали свое дело. Бывает так, что с виду – еврей евреем, а внутри доминируют гены испанца!
– Почему испанца? – удивился Юлик.
– Да не знаю я! Просто так сказала!
– Ну-ка, тихо вы, оба, – буркнул я. – Разбазарились.
Темень подступила вплотную к замершей машине, окружила ее, резко очертив крошечное пространство тепла и уюта, где сидели и ждали неизвестно чего три человека. Она упрямо старалась проникнуть еще глубже через форточки и приоткрытую с моей стороны дверь. Неожиданно причудилось присутствие рядом какой-то нечистой силы. Чтоб тебя… Линна впереди зябко передернула плечами от подобного же ощущения – я чувствую ее страх. Даже говоря со мной, женщина старалась не разворачиваться, чтобы за спину не подглядывала чернота лобового стекла.
– Общая генетика изначально порождает… нет, она несет в себе программно заложенную положительную комплиментарность! Человек подсознательно опознает своего и проникается симпатией, сочувствием! – быстро же он отдышался…
Ерунду говорят. И вообще, не о том трут.
Сама по себе генетическая общность для человека – слабый клей. Нужно еще кое-что.
В нашей роте костяк составляли сибиряки – мне повезло. Хрен его знает, чей это был эксперимент, но так сделали, и сделали правильно. Классической черной дедовщины в подразделении не было – да и как ее заряжать, когда Первая рота была создана не в стандарте «погулять на плацу с лопатами», а имени Героя Советского Союза Алексея Каширина, и вся с высшим образованием. Дедовали немного, но лишь для порядка, чтобы боец службу прочувствовал. Когда я стал сержантом, то на вечерней поверке в ротном строю частенько стоял первым. И на главный вопрос переклички: «Младший сержант Каширин!» – я и отвечал: «Младший сержант Каширин пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины». Леха, наверное, был классным парнем, чего там – ну-ка, набеги на пулемет МГ-42… Прикрой братву, так сказать… У него и кровать своя была. Кровать Героя.
Мы постоянно дрались. Тогда не понимал, а сейчас порой думаю – офицеры нас словно натаскивали, поэтому и хлестались часто. Дрались с кавказцами. Говорю же, мне повезло, это была сибирская рота, и драться было весело, мне нравилось. В Чечне к тому времени притухло, а нас один хрен готовили к старту на Моздок, а потом в район Ботлиха, где формировали горную бригаду и строили полигон. Чеченцев в роте не было – оттуда призывников в войска вообще не отправляли, отсеяли. Базар, правда, катался, что в 2007 году решили вновь попробовать, в Грозном сразу прошли акции протеста, в дело включился уполномоченный по правам человека в Чечне, депутаты, и инициативу зарезали. Как сказал один командир роты из Ханкалы: «Можно представить, чтоб палестинцев призывали в израильскую армию? Исключено. Вот у нас то же самое, видимо, происходит».
Были дагестанцы, однако обобщающее «Дагестан» к своим парням в роте применялось редко. Я конкретно знал, кто есть кто: это кумык, это аварец, а вот табасаранец, акушинец, цумандинец… – и на многих языках до сих пор помню, как попросить закурить. Их всегда интересовала конкретная принадлежность того или иного новобранца к народности или к определенному сельскому обществу: «С какого селения?», «Ты откуда?». Сейчас удивительно это слышать, но из опыта своего и рассказов людей, послуживших гораздо ранее, знаю, что Кавказ беспределу поддавался со скрипом, контра набирала силу постепенно. Простые сельские парни поначалу просто не понимали, за каким лешим им наскакивать на русских… Сейчас-то я жизнью подбит, как надо, и хорошо вижу, что это была нормальная работа, задание, прицельная стрельба. В тему вражды были вброшены деньги, огромные деньги, и они, в конце концов, свое отыграли. Надо было натравить, вот и натравливали.
Сибирь – это далеко не Дагестан. Но и не центральная Россия. Огромные расстояния, история освоения, климат, воздействие на характер и менталитет множества лагерей и зон, что прошлых, что нынешних – все это сказывается. И вот думаю: что будет, если какая-нибудь скотобаза из-за речки начнет вбрасывать такие же деньги и с такими же целями к нам? Регулярно вбрасываемые или имеющиеся реально проблемы постепенно сплачивают людей вокруг общности более высокого порядка, уже не генетической, а общности территориальной, экономической – работает инстинктивное желание прирасти числом. И теперь мы имеем устойчивый репутационный бренд «Дагестан» со всеми вытекающими, пока счастливо избегая устойчивого «Сибирь», спаси господи.
Мы были земляками – дрались дружно. В бытность свою курсантом хорошо помню один и тот же сценарий – каждый раз после любого сбора в клубе сержанты выгоняли нас на улицу, где уже стоял супротивник – хорошая такая толпа кавказцев, с которыми наши сержанты успели погавкаться. В морозной тьме уральской ночи ревело: «Кавказ, Кавказ!», и шел мощный пресс, психологический, громкий, напористый, типа «Сдайтесь заранее!».
Сибирь не сдавалась. Метелили противника ремнями до прибытия патрулей.
Но к моменту моего становления сначала капралом, как у нас в подразделении жаргонно называли младших сержантов, а потом и целым сержантом, тема как-то увяла, на роту набегать прекратили – бесперспективно. Это значит, что драться мы стали чуть реже. Чуть – слово здесь ключевое.
И вот теперь о генетике. Не работает она, если нет общих интересов, общины, банды.
Как так не работает? Ну, например, вот так.
Помню, ведем мы с двумя сержантами, среди которых был мой заглавный армейский друг Кисель, роту на обед. Очевидно, что сержантский состав, по закону дедовщины, должен сидеть отдельно, за особым столом. Удивитесь, но в роте это было не в заположняк, сидели со взводами, часто отдавая молодняку свои порции каши и картошки – сыты. И это нормально. И каждая сука, которая мне расскажет, что в армии можно отжимать хавчик у молодых, есть сявка и марамой, подлети ты под правую руку – я тебе и сейчас белки глаз вынесу. «Товарищ сержант, кашки будете?» Сержант, морщась, отрицательно качал головой. Странная у нас была дедовщина, взрослая какая-то.
Вот, сижу я и вижу, как боец моего взвода с хлеборезки несет хлебушек на весь личный состав. Ибо реформа, по которой армейские столовые были переоборудованы по «гражданскому» типу, то есть с индивидуальной раздачей в порядке живой очереди из кухни через барьер на подносы, до нашей части не докатилась.
А через ряд, за соседними столами, сидели какие-то говномесы – не мотострелки, не танкачи, а пес их знает кто, какая-то шваль, обслуга мутная, их потом всех подсократили… За головным столом у них сержантики-переростки – дедушки, один в самом центре – аварец, скорее всего, невысокий, плотный. Что-то поет им соловушкой, а прихлебалы слушают. И я уже понимаю, что сейчас будет. Проходит мой боец мимо них, кавказец встает и забирает у него весь хлеб моего взвода. Боец – полтора месяца отслужил – вскидывает на меня глаза, растерянно хлопает еще гражданскими ресницами и медленно идет к столам.
Сука, всему миру вовремя нужен свой Дикий Запад, когда «просто достань «кольт», и просто убей». Сразу же, не разбираясь. Ну, «кольта» у меня не было. И выхода не было, я встал и пошел. Шесть человек. Здоровые такие, дедовские лбы. Базарить в таком случае не в масть. Ничего вообще говорить не надо. Ну, с кем разговаривать, вот с этим скотом, способным лишить людей еды по беспределу? О чем, о понятиях, о приличиях, о морали, о религии? Нет. Таких крыс надо просто закатывать в асфальт, в стекло, в жидкую расплавленную массу. Чтобы следов не осталось – это брак.
А рота сидит и молчит, питается. Поначалу никто вообще ничего не заметил и не понял, все произошло очень быстро. По пути я остановил бойца, ничего не сказав, но он понял и побрел за мной. Подойдя к столу врага, притихшему в ожидании цирка, я молча взял тарелку с нашим хлебом, передал бойцу и, не глядя в оторопелые глаза скотины, взял стакан с горячим чаем, выплеснул его в лицо черту, после чего и сам стакан вбил ему в лоб. И так мне стало хорошо! Впрочем, это ожидаемо, так всегда и бывает в таких случаях.
У него тоже не было выбора – надо соответствовать, то есть кидаться на меня с ревом, что он и сделал. Я его встретил с ноги – неудачно, а потом с двух рук – куда как лучше. Уже в кровавых соплях враг попробовал боднуть меня башкой, но не достал, а я еще раз вложился.
И вот тут случилось на первый взгляд удивительное.
Вся его крепостная банда подлетела ко мне с двух сторон. Меня услужливо схватили за руки, а гимнастерку рванули так, что пуговицы полетели в разные стороны. Но секундомер бежал, подскочили наши, по бокам с обеих сторон полетело часто, мощно и очень жестко, и вскоре «обслуга» вылетела через двери кухни.
Так вот, все прилипалы были русскими. Русские – дальше некуда. И вся генетика осталась в заднице, они спокойно подбежали месить единогенщика. А среди наших был Омар, табасаранец из Томска, который чудом этому вожаку голову наглушняк не раскроил. Именно кавказца и мочил, словно стараясь что-то сгладить.
Не работает генетика, если нет другой общности.
Никому не получится склеиться моногенетически, забив на весь остальной мир. Всегда нужно нечто большее. Самосознание человека – это лестница, на первой ступени которой стоит идентичность с двором или селом, потом с городком или районом большого города, потом уже с областью или краем. И остановку на конкретной ступеньке заранее в башку не прошьешь, все определится лишь тем, насколько тот или иной кирпичик идентичности будет актуален в данный момент коммуникации.
Другое дело, что люди сами либо до конца толком не понимают, кем они являются, либо вообще не задумываются об этом. Хорошо это или плохо – кто знает, время покажет, я не гуру. Во всяком случае, сейчас выжившие задумаются. Обязаны.
Так что не сладится у евреев, если те собрались клеить монообщину. Не сладится у мудрецов в Хосте, удумавших создать национальную партию. Сейчас, к примеру, каждой общине нужен врач, электрик, механик и опытные бойцы. И что прикажете делать, если, вот же незадачка, доктор оказался другой национальности? Не брать их по нечистокровию или общей негодности рожи? Ага… До хера вы так проживете. Надо будет к ним заехать, надо.
Если по-умному, то для начала все общины, вплоть до Мацесты включительно, необходимо срочно собрать воедино, под централизованное управление. Сразу легче жить станет. Посты создать, дзоты, технику где надо поставить, радиосвязью поселки обеспечить. Уже через месяц можно будет начать ревизию запасов и восстановительные работы, пусть по самым крохам. А уж потом… Остынь, родной! Стоит предложить такой план штабу, как те тут же тему с радостью отфутболят, без байды! Становись, мол, Гарик, и вваливай круглосуточно, – инициатива наказуема. Смотрящим на Сочи и поставят.
Офигеть! Во где отжиг запылает! Приехал уже плохой браток, но еще хреновый золотоискатель в заслуженный трудовой отпуск, а стал мэром Нового Сочи. Как можно было до такого додуматься?
Стряхиваем воспоминания и мечты, смотрим, что у нас в реале.
– …в зависимости от политических окрасов и культурного позиционирования, социально-общественной и профессиональной принадлежности, места жительства, характера опыта межэтнического и межконфессионального общения может содержать в смысловых, эмоционально-реактивных нюансах достаточно заметные отличия!
Базары в реале. Ну, уже чистая заумь пошла. Можно резать.
– Амба, спорщики, хорош, примолкли. Работаем!
О-па! Что это было?
Черт, я же слышал – хлопок закрывающейся неподалеку двери подъезда!
СВД сейчас без пользы, внизу очень темно. Если смотреть и целиться повыше, ловя цель на фоне неба, то что-то разглядеть можно. У реки – не тема.
Еще один слабый хлопок. Или шлепок.
Я машинально вытянул руку, подтаскивая ППШ поближе. Негадов тоже услышал и тоже поджался, затихая на несколько секунд.
– Линна, ты это слышала?
Но Лидия Аркадьевна не ответила, напряженно вглядываясь вперед, ее заинтересовало другое.
– Собаки, Игорь.
– Прибор дай!
Я быстро вышел из машины, не забыв прихватить автомат.
Псы замерли всей стаей. Коллективная стойка, удивительное зрелище! Потом кто-то из них басовито тявкнул, и по этой команде вся свора моментально исчезла в глубине огромного парка. Молча. Есть цель! Есть Инспектор! Но как?! Если в «Ривьере» остался кто-то из людей, то я ему не позавидую. Разве что в аттракционе спрятаться, в «комнате смеха», есть шанс напугать. Вот только не будут люди ночью пешком ходить, даже такие отморозки, как мы. Только на машине.
– Заводимся, поехали.
Джип тихо рыкнул, и экспедиция покатила через мост – здравствуй, улица Виноградная, век бы тебя не видеть! А ведь когда-то нравилась.
Проскочив после лихого виража мимо большого стеклянного здания слева, машина полетела вперед, заходя в пологий левый поворот – путь лежал мимо легендарного парка «Ривьера». По левой стороне проносились мимо белые столбики ограды, а справа пейзаж определял склон горки, на которую мы забирались. Горизонт с линией гор и домов опускался все ниже, в промежутках между группами деревьев начал открываться городской пейзаж левобережья – мы постепенно набирали высоту.
Вперед! Все «надо» и «не надо» уже обсудили – надо! Без наждаков проехать нигде не получится, так что лучше уж полезть туда, где засада спрогнозирована, чем ловить непредсказуемое на объездных. Да и нет их с этой стороны, наверх путь один.
И тут я понял, где нас будут ждать.
У развилки с улицей Гагарина, так они сразу два подхода перекроют.
Чуть дальше, у съезда на Красноармейскую, в давние времена стоял пивзавод и пивбар «Золотой петушок», помню, отец рассказывал, как любил захаживать туда за свеженьким. Внизу должен быть подъем к нему – старинная лестница с каменными перилами, короткий путь. Если не снесли…
У Гагарина и надо ждать. Это как сети поставить не только на главной речке, но и в притоке рядом – самый урожай, никто не прошмыгнет. Но ведь некоторые могут и не остановиться, не купившись на левую надпись. А это значит…
– Линна, жме-ом!
На этот случай порядок действий был определен заранее – зря, что ли, столько времени сидели, оружие раскидано, и я отчаянно надеялся, что никто ничего не накосячит, а отсебятины не подлепит.
Впереди замахал светлячок светового жезла. Машут, сволочи!
Пост, мля! Ну как же! Как взаправдашний, я сразу вам поверил, козлы, всем сердцем!
– Фары! – рявкнул я.
Надо видеть дорогу. Самое хреновое, если они ежа поставят, что, вообще-то, ни разу не разумно, коли есть желание добыть ништяк, а не комок жести отлеплять от дерева. Но могут, ума палата…
Вспыхнул ослепительный ксенон дальнего света – отвыкли глазки-то! – зажглись противотуманки, на экспедиционной решетке загорелась люстра, фары на которой были развернуты мной так, чтобы слепить глаза по обочине. Ну, что могли, сделали!
– Топи!
Уже прилично разогнавшийся «Дискавери» шел, не замечая легкого тяговитого подъема, а под вожжами филологини еще добавил прыти – легкий танк, что ты!
Удачно они встали, признаю.
Чуть подальше расположилось маленькое здание какого-то кафе, а у самой развилки – черный бандитский «Сабурбан», тот самый «передвижной пост ГИБДД», за ним – три почищенные машины, хозяева которых бандитам поверили и остановились. Узенькая улица Гагарина уходила отсюда вправо, от нее начинался спуск в сторону набережной Сочинки. Каменный бордюр, разделяющий улицы, набирал высоту с каждым десятком метров, и это был готовый бруствер – если что-то пойдет не так, как задумано гангстерами, и проклятый нарушитель ПДД начнет отстреливаться, то можно просто спрыгнуть вниз и все, пулями не достанешь.
– Огонь, Юлик!
Президент мутных сообществ исправно сунул ствол ППШ подальше в форточку и довольно бодро принялся средними очередями палить в сторону неприятеля. Я не стрелял, ситуация не позволяла, хотя дробовик лежал рядом. Первые два патрона пулевые, по задумке – чтобы летело подальше, и над головой шуршало. Далее шла картечь. Только ошибочка вышла – скорость была такова, что, возьми я в руки ружье, не успел бы сделать главное. В люк, Гарик!
Светящийся столбик жезла тут же метнулся в сторону и исчез.
На попадания новоявленного автоматчика по мишеням я при планировании не рассчитывал, к земле бы прижать… Негадов стрелял уже без перерывов, до полного опустошения магазина, довольно удачно поливая газон, где предположительно засели засадники. Я бы спрятался.
Хорошо, гангрена, тем книжным суперам, у которых в такие минуты штатно замедляется время! Они, видите ли, начинают плавно двигаться, как в киселе, – то боком, то раком, прыгают, подбивают конечности, лупят и уклоняются среди застывших статуй с идиотскими мордами, видят пули и выпученные глаза. Скажу прямо: у Гарика таких минут в жизни было немало – хотелось бы поменьше… И ни разу я не видел спасительного киселя, ни хрена оно не замедляется, это проклятое время. Одни рефлексы, удары адреналина по венам, шалые повороты головы до хруста в позвоночнике, рев, вой и маты, пальба, пробои в пустоту или в тугое, тупое удивление от пропущенных ударов, дикая злость и трясущиеся колени. Потом ни хрена вспомнить не можешь, пока не перезагрузишься.
Плохо, когда ты не в книге.
– Дети! – истошно заорала Линна не своим голосом.
Я глянул вперед и оторопел: посреди дороги на почти высохшем асфальте стояли мальчик с девочкой, призывно подняв правые руки! Ни думать, ни тем более анализировать было невозможно – просто секунды, просто решение.
Помогла мне красная трасса, метнувшаяся откуда-то справа к машине.
– Лазер! – заорал и я. – Бей, мля!
– Дети!! – вопила водительница, вжимаясь в руль.
– Сука, газу! – ревел я вниз, уже стоя в люке. – Газу, пробивай!
Джип уже миновал перекресток.
Первая «эфка» полетела назад, под большой пивной плакат, что стоял на трех ножках. И сразу вторая! Эту гранату я послал за клятый бордюр – прячьтесь теперь, враги!
Бах! Кенгурятник несущегося джипа на полной скорости врезался в фанерные детские фигуры, спертые из какого-то супермаркета. Что-то рваное просвистело мимо головы. Вниз, Гарик!
Ба-бамц! – рванул позади первый подарок.
Ба-бамц! – вторая граната хлопнула уже глуше, ох, и больно же улице имени великого космонавта.
Вроде не задело…
– Стоп! – крикнул я, прижимаясь к водительской спинке.
Экстренное торможение с визгом, гарь из-под колес – ралли!
– Линна, за мной!
«Лендровер» остановился прямо посреди дороги, боком, развернувшись на еще влажном асфальте сразу за рядом выпотрошенных машин. Мы побежали сквозь кусты, причем Линна меня опередила. Напарница как была: вся в модных очках, в подаренной кожанке, пугающе похожая на инопланетянина-терминатора.
– Вижу одного, лежит, контроль!
Первый «гаишник» раскинулся возле металлической ограды, через которую так и не успел перепрыгнуть. Что именно его снесло – пуля из автомата или осколки «эфки», неясно, да уже и неинтересно.
Хлоп! А она у меня не промахивается, люблю.
– Второй где? – с одышкой выдохнул я самое главное, не отрывая дробовик от плеча.
– За бордюром, – пожала плечами москвичка. – Посмотрю, прикрой.
Если ее сейчас каким-то образом перенести из Темных Земель на родину, в старую, живую Москву, за МКАД… Лучше не подрезайте! Я бы, от греха, в гараж машину поставил, узнав, что она ездит где-то поблизости.
– Гарик, этот жив!
Попался, ментяра левый! Сейчас я тебе покажу небо в звездах.
– Колем!
Я махом перелетел через металлический поручень и довольно мягко приземлился уже на улице Гагарина. То, что я там увидел, резко охладило пыл. Граната легла не совсем удачно, скатившись ниже. Но и этого хватило. После взрыва осколки пролетели вдоль каменного угла и снесли второго бандита, удачно, как ему казалось, спрятавшегося за бордюром. Живот был разворочен – не жилец он, отплывающий.
Женщина посмотрела на меня уже по-другому, особо изучающе, чуть напряглась, как бы решая – помогать мне или останавливать. Машинально перевела взгляд на ножны, из которых торчала рукоять моего любимого кинжала-камы, чуть сморщилась, но тут же взяла себя в руки и спросила шепотом:
– Что, прямо сейчас?
– Ну зачем? Через денек.
Мужик славянского вида лежал скорчившись, прижав руки к животу, и тихо хрипел. Почти молодой тощий бес того самого странного возраста, когда окружающие уже путаются, и который должен бы называться «почти зрелым». Не туда ты созрел, хлопчик.
Кровищи-то… Я присел рядом, подсвечивая фонарем.
– Слышь, зема… Ты чей будешь? Джафара или Циклопа? Говори, где база, отвезу. Сам понимаешь, туда не полезу, оставлю рядом и посигналю. Если лепила у вас есть, вытащат тебя, можно успеть.
– Врешь, су-ука… – с трудом выдохнул он.
– Линна! – громко крикнул я в темноту. – Принеси промедол, быстро! Говори, урка, сразу вколю и поедем.
Напарница послушно затопала по асфальту, отходя чуть выше.
– Джафара или Циклопа?
– Чей надо… – промычал бандит и опять добавил: – Врешь ты складно, вижу, из наших. Точно, гонишь. На дурку ловишь.
– Да на хрена бы мне?! – удивленно вскрикнул я, продолжая врать. – Ответку вручить хочу, вдруг кого из ваших прихлопну. Я злопамятный.
Этому он поверил. Еще не парализованные остатки сознания генерировали очевидное: он уже не пытался выжить, понимая, что конец близок, не продавцом мороженого работал – он хотел лишь отомстить, хотел моей смерти, желательно, лютой. И это был единственный его шанс: вдруг я действительно настолько туп, чтобы поехать в логово зверя?
– Джафара… Циклоп выше сидит, где-то на Пирогова. Наши на центральном рынке. Все, сука, я язык проглотил, делай, что решил.
– Благодарствую, – ответил я. Не поднимая голову на напарницу, быстро вытащил кинжал и с левой стороны воткнул клинок ему в бок, разрезая сердце. – Ниче, нормально ты ушел, брателло, не овощем… Спи, давай.
Механизм наступления смерти от проникающего ранения грудной клетки и сердца ножами с клинком, как у камы, при точном ударе один – острая кровопотеря. Это сквозная, на всю толщу стенки, рана сердца и стенки сердечной сумки. Смерть наступает быстро, по сути, сердце становится пустым, а буквально за два-три сокращения наступает потеря сознания. Страшно, но легко.
Линна, стоящая поодаль, громко вздохнула, но выдержала, не скрючилась.
На дороге тихо зашуршал двигатель «Диско» – арбалетчик, обеспокоенный тишиной, явно собирался ехать в нашу сторону.
– Беги к нему, а то воткнет джип в дерево…
Я выпрямился, поднялся повыше и осмотрелся.
Когда-то здесь был мир, почти идеальный. На остановке неподалеку стояла большая толпа отдыхающих и местных. К ужину среди этой пестрой публики, одетой по вечерне-летнему южному стандарту, оставшиеся не переодетыми запоздалые посетители пляжей выглядели чужеродно, на них глядели косо. Ожидающие были сгруппированы в уютные кучки идущих на вечеринки-пьянки, парочки знакомых или влюбленных, семьи держали друг друга за руки.
Мне представилась пятничная лихорадка. Мимо остановки «Спортивная» шла типичная вечерняя толпа. Женщины и мужчины, компаниями и поодиночке, кто на набережную «Маяка», кто в «Ривьеру» – туда больше с детьми. Торопились те, кто не хотел ждать общественного транспорта, предпочитая лишний раз прогуляться, но не здесь, где дышать нечем.
Мимо людей медленно ползла вечная огромная пробка, вся в огнях и гудках. То один, то другой козел пытался втиснуться и выдрать себе лишние метры – генетический брак, надеюсь, они умерли первыми. Имеющие кондиционеры закупорились почти герметично, над Виноградной плыл смог выхлопов. Рожи за стеклами частенько были хмурые, глядящие на толпу отдыхающих с недовольством – понаехали тут, вот мы теперь и стоим. А как хорошо жили бы без вас, чертовы курортники…
Потом подходил большой автобус или очередная маршрутка. Толпа на остановке шевелилась, втягиваясь в салоны, набиваясь в облипочку. И еще одна машина вставала в бесконечную пробку. Казалось бы, сплошные нервы.
Но все было спокойно! Даже на руках дрались редко, тем более с оружием. Зачем? Кабаков, водки, женщин и мужчин на всех хватало! Да и сама аура места – расслабляющая, умиротворяющая… Если же и случалось, то полиция работала быстро, порой к месту стычки могли подскочить и боевитые работники ближайшего ресторанчика, да навалять обоим, чтобы не портили вокруг заведения атмосферу уюта.
А теперь тут убивают последних бывших отдыхающих, да изредка режут кинжалами озверевших бандитов. Тех, кто не рассчитывал на применение автоматов и гранат. То есть, уточню, очень редко.
Из-за поворота медленно вырулил по-прежнему затемненный «Диско». Остановился в начале съезда, хлопнули двери.
– Как тут? – спросила Линна, тут же оборачиваясь. – Юлий, на дорогу смотрите!
– Джафар это, его люди, они на центральном рынке сидят. Мог бы и сам догадаться: жратвы от пуза, холодильники огромные, генераторы наверняка есть, рядом другие продовольственные точки имеются. Плюс кабаки, бары, все дела…
– Может, они там и раньше сидели, – вполне справедливо предположила женщина. – И теперь только статус сменился.
Только сейчас заметил, что кожаночку она сняла, разгорячилась от эмоций – и Линне это идет. Шикарная женщина, как только я раньше не замечал. Возникшее рядом чудесное воплощение женственности тут же добавило смятения в распахнувшуюся было душу золотоискателя, проворковав колокольчатым голосом:
– Что уставился? Порежешься.
Елки! Короткая, нарочито небрежная стрижка пепельных волос, вроде бы недавно что-то другое было? Не умеют мужики прически замечать, не относят сие к определяющему. Глаза бешеные! Жаль, скоро она успокоится, и на личике вновь появится маска отстраненности и порой показного хладнокровия.
– Посвети, пожалуйста. Не, не, вниз держи, ага… чтобы не маякнуть.
Я был занят тем, что тщательно протирал кинжал. Не умею возюкать клинком по одежде трупа – киношное. Да так нормально и не вытереть, халтура. А очистить надо, устье у ножен камы узкое, кровь быстро присохнет, прихватит, потом замаешься.
– Как ты думаешь, они взрывы слышали?
– Разрывы, – зачем-то поправил я, выкидывая обе половинки напрочь угробленного платка в кусты. – Конечно, слышали, как и пальбу автоматную. Тишина-то какая вокруг… Да здесь чих на километр услышишь. Давай покурим.
– Присоединюсь, – кивнула она, – самое время.
Мы сели прямо на бетон парапета.
– А вот у нашего шкипера всегда при себе фляжка с коньячком, – задумчиво молвила москвичка.
Я кивнул, хотел было сказать: «Не помешало бы», но тут в горле что-то запершило, и вышло лишь хреново синтезированное хрюканье. Пока откашливался и набирал воздух для ответа, Линна поняла и протянула мне уже прикуренную. Я, чуть подвинувшись глубже – уже задница на парапет не вмещается! – жадно затянулся, откинул голову, посмотрел на звезды среди деревьев и решил особо не торопиться. Приедут – встретим, мы не зайцы.
Мы – волкодавы.
Почти синхронно затянувшись, спрятали угольки в кулак. Хорошо вот так сидеть, молчать, выгружаться и чудесным образом не вспоминать, что произошло после отъезда из Адлера.
– Они приедут сюда? Ой! Гарик, у тебя левый ботинок в крови…
– От же, гангрена, наступил таки… Щас мы его о травку, – я тяжело полез на газон, силы куда-то пропали. – Могут, чисто теоретически, тут уж как старший решит. Я бы лично ночью в непонятки не совался, тем более, если в деле фигурируют гранаты.
Через пару затяжек она неожиданно сказала:
– Игорь, а ведь сейчас самое время отвыкать от блатного языка. Избавляться от этого уголовного дерьма. Ты теперь другой. Совсем другой.
Растерявшись, я не нашелся, чем ответить на такой пассаж. Какой еще другой?! Есть какие-то изменения, есть новый опыт, новое понимание…
– Не совсем понял.
– И ничего. Позже вернемся. Знаешь, меня до сих пор трясет… И не от стрельбы, не от кинжала твоего, а от этих фанерных детей. Чудовищная задумка, страшная фантазия.
– Криминальный ум мощно работает, – уверенно сказал я. – Мотивация четкая, нацеленность большая. Вот и стараются, изобретают.
Отсюда до центрального рынка совсем недалеко. Направо вниз, через площадь на мост, и вот она, база Джафара.
– Какие наши дальнейшие планы? – довольно бодро спросил подошедший Юлий, держа арбалет на плече.
– Ты диск набил, плановик? – вместо ответа буркнул я. И сразу, наверное, желая смягчить тон и не обижать человека, показавшего себя вполне правильно, добавил помягче: – Отставить, потом набьешь, в машине. Сейчас с Линной шмонайте тела. Берем стандарт: оружие, рации, смартфоны, если есть, и записные книжки, то есть все то, где могут храниться данные, пригодятся. Вот такие планы. Я вокруг похожу.
Пусть привыкает, все «безумные максы» с этого себя и начинают лепить.
На этот раз главным трофеем адлерского спецназа стал необычного вида пистолет-пулемет с длинным глушителем, лазерным целеуказателем, так меня напугавшим, и рукоятью управления огнем дурного оранжевого цвета. Я взял необычную машинку, повертел в руках, обратил внимание на секторный прицел с барабанчиком – похож на тот, что стоит на «стечкине» напарницы.
– «Кипарис»! – сказала Линна. – Я один раз постреляла при случае, так что особо сообщить нечего. Есть одиночный огонь, патрон ПМ.
– Магазинов сколько?
– Два магазина, двадцатиместные.
– Недозашибись, – высказался я. – Где сейчас дополнительный боеприпас брать? У меня «ТТ», у тебя к «АПС» лишних нет. А тут очередями бы надо, если прижмет… В карманах у него сколько патронов было?
– Да мы как-то… – заерзал Юлик.
– Как-то… Смотреть дальше! Выворачивайте, не стесняйтесь!
Вообще-то, бесшумник – это хорошо. Посмотрел, точно, флажковый предохранитель на три позиции, это может пригодиться.
– Одна пачка, кровью испачкана, немного, с края. Я о травку вытер.
Негусто.
– Себе его возьмешь? Легкий, приклад откидной, – предложил я Линне. – Культурный автоматик, я бы даже сказал, гламурный.
– И зачем мне два похожих гламурных ствола одного калибра? – пожала плечами женщина. – Уже имеющегося хватит, привыкла.
Вторым и третьим трофейными стволами стали «наган» и обрез двустволки, оружие первого «гаишника», что махал жезлом. Световой джедайский меч-кладенец, способный на полном ходу останавливать тяжелую технику, мы тоже забрали. Револьвер я протянул Негадову.
– Хороший шпалер, командир? – по-деловому поинтересовался эзотерик, постепенно привыкающий к нынешним реалиям большой дороги.
– Не знаю, если честно. Всего два раза в жизни в руках держал, а пострелять так и не успел, увели из-под носа. Вообще плохо разбираюсь в коротких стволах, у Линны спроси. По мне, так все хорошие, которые стреляют. Лишь бы было написано «утилизируется» и «не содержит ГМО».
К револьверу нашлось целых двадцать три патрона россыпью – берите и ни в чем себе не отказывайте.
– Уходим. Индейцы, скорее всего, с утреца прискачут, вот пусть и хоронят своих мертвых… Габариты включаем, все равно засветились, ежу понятно, что мы наверх едем. Фары не надо.
– Подожди. А может, растяжку поставить? Или, как это называется, когда гранату под труп кладут?
Она тоже становится другой. Так что права женщина, нам обоим надо срочно учить замещающую феню – какую-нибудь филологически-спецназовскую.
– Нет. Сейчас мы перешибли их в честной драке, по понятиям, – серьезно ответил я. – А вот такая подлянка встанет в серьезный косяк, тогда уже конкретно все на охоту выйдут, глядишь, и циклопские подключатся, – небо с овчинку покажется! Что-то еще?
– Да. Игорь, ты не допускаешь, что Джафар вполне может приписать этот инцидент нападению людей Циклопа? – торопливо, но вполне вовремя и разумно предложила очередную мысль Линна.
Это что, мы тут, выходит, страшную кровавую интригу зарядили? Как-то слишком в лоб получается, слишком книжно, предсказуемо. Неизвестно, насколько крепка контра между соседскими бандами. Территорию-то индейцы поделили четко, это к бабке не ходи, а вот насчет войнушки с партизанскими нападениями на посты… Так и корешить им не с чего. В принципе где-то тут граница между владениями группировок и проходит. «Гаишники», поставленные у ключевой развилки типа на кормление и для ловли рабов, если у Джафара хватило ума до этого додуматься, выше по улице встать уже не могли – по всему выходит, что вся «верхняя» Виноградная под Циклопом.
– Раз так, то включай фары, надоело в темноте дорогу ловить и лбом биться. Циклопские красноармейцы точно включили бы. Если по сценарию.
После ожидания и впечатлений, набранных у моста, стремительного наступления почти полной темноты и скоротечного боя все устали, сил хватало лишь на самое насущное. Денек выдался что надо, даже вспомнить сложно, что было и кого встречали. Так что научные дорожные разговоры прекратились, едва начавшись, но отнюдь не сон сомкнул уста спорщиков, куда там… – все тревожно вслушивались в ночную тишину.
На месте бывшего пивзавода оказался какой-то национальный ресторан.
Поехали мимо двух высоток, потом машина медленно вошла в небольшой серпантин, поднимаясь выше и выше. Пару раз я останавливал джип, и тогда мы слушали тишину, стараясь уловить звуки возможной погони или поиска. По сторонам я особо не смотрел, заканчивая снаряжение опустошенного магазина. Опять вечное правило: хочешь сделать хорошо – сделай это сам. Я и полминуты не выдержал, глядя, как суровый Юлик мучает магазин «папаши».
– Посидеть бы полчасика в закрытом безопасном месте, – неожиданно выдала Линна. – Руки все-таки трясутся, не могу успокоиться… Хочется, знаете ли, определить для себя несомненно существующий момент общности впечатлений, закономерность событий, и какую-то точку окончания первого этапа еще только назревающего приключения. Какой-то символ… А еще хочется банально умыться. Есть поблизости такой оазис, Юлий Павлович?
Нет ответа. Я хмыкнул.
– Юлий Павлович!
Негадов, вздрогнув, буркнул что-то неразборчивое, вытер рукавом вспотевший лоб, поворочался в кресле, устраиваясь поудобней и одновременно выпрямляясь. Примочил-таки! Ну, орел сочинский! Я, нагнувшись вперед, с интересом посмотрел на него. Бессмысленным несфокусированным взглядом эзотерик смотрел в окно, пытаясь понять, где он находится и вообще как сюда попал. «Лендровер» все так же плавно и неспешно взбирался на горку по блестящему от очередного вечернего дождя асфальту Виноградной, торопясь к зловещей улице Пирогова – Улице Пропавших Детей.
Молодец, президент! Только отъехали, а он, глянь, уже в ауте, спит себе спокойно, по-ангельски. Все нипочем, аж завидно. Я вот мандражирую, а поделиться не с кем. Линна рулит, Юлик дрыхнет.
Признаюсь, меня тоже приваливало. Подвеска и повороты добросовестно заталкивали уставшее тело в сон.
– Господа, я просто задумался над одним важным вопросом, честное слово… – теперь уже вполне ясно продавил сквозь пересохшие губы кожаный человек.
Возле центрального входа какого-то крутого правительственного санатория случилось одно из последних ДТП этого мира. Огромный магистральный тягач «Ман», идущий сверху с рефрижератором – длиннющий, зеркально-блестящий, при жизни полыхающий яркими импульсами мигающих фонарей и фар-прожекторов – сложился поперек дороги и опрокинулся набок. Мелкий дождь тонкими струями недавно омыл его бока, покрытые свежим лаком, словно готовя израненную технику к похоронам.
Впереди показалась какая-то развилка. Негадов тут же встрепенулся и энергично начал толкать Линну под локоть, мешая управлять машиной.
– Лидия Аркадьевна, тут давайте помедленнее, еще, еще… Так, так… Ага! А теперь налево! И поехали тихонько. Что, если…
Мимо проплыла вывеска ресторана с оригинальным названием «Александр». Юлий явно озадачился и, еще не совсем проснувшись, неожиданно хрипло и нервно крикнул вздрогнувшему водителю:
– Прижмись вправо, я выйду!
Джип встал. Негадов открыл было дверь, но тут же переиграл, повернулся ко мне и предложил:
– Игорь, давайте чуть пройдем, глянем, нет ли там пробки. Да и вообще…
Глушитель выбросил последнее облачко дыма, и на нас навалилась почти полная тишина. Негадов на секунду призадумался, как бы стряхивая какие-то воспоминания, а затем довольно умело плюнул в приоткрытую дверь, прихватил «помпу», арбалет и растворился во тьме – в такой одежде это сделать не трудно. Пришлось лезть за ним, уже на свежем воздухе напяливая на себя куртку.
– ППШ возьму, – как-то виновато сказал я напарнице, словно кормильца уводил. – Линна, ты «Кипарис»-то подтяни… Прикроешь.
Отсюда, с высоты, хорошо просматривалась панорама ночного города.
Слева виднелись темные и мрачные здания санатория «Красмашевский», о чем мне сразу поведал эзотерик. Справа – много небольших строений, похожих на частные отели, некоторые стояли, казалось, на самом краю довольно крутого склона. За надежными оградами много зелени – все эти широколистные пальмы и магнолии, китайские и японские вишни и алоэ, суккуленты, мать их… Говорят, здесь есть даже конфетные, мыльные и земляничные деревья. Вот только людей теперь нет.
– Что за переулок? – поинтересовался я.
– Это не переулок, это улица Госпитальная, она идет параллельно Виноградной, по ней, как я рассчитываю, можно незаметно и с меньшим шумом выйти прямо к интересующему нас месту. Да и ближний свет включим, с Виноградной точно не увидят.
– А вот это хорошо! Пошли.
Звезд на небе было много, а туч мало. Иногда открывалась луна, и тогда нам становилось вообще ништяк. Глаза привыкли к темноте, и потому шлось легко и тихо. Но в кусты лезть нежелательно, вот там темень действительно кромешная. Даже в темноте было видно, что улица Госпитальная ничего особенного собой не представляет – тихое убежище тихих людей, старожилов. Впрочем, наверное, все уже по-другому, район престижный, толстосумы помаленьку участки скупают и перестраивают.
В Сочи многие улицы имеют чарующе прекрасные названия: Виноградная, Абрикосовая, Вишневая, улица Роз… Кажется, от самих названий южных улиц пахнет экзотическими цветочными и фруктовыми запахами, терпкими восточными пряностями, которые можно встретить не только на местных рынках. Флора часто помогает – пройдешь мимо куста, и на тебя вдруг повеет сладким медом, как со страниц ранних романов Паустовского… И тут же – аппетитный запах свежих шашлыков, возбуждающий до желудочных спазмов! Где ты теперь, любимый мужской аромат! Кстати, так же романтичны и названия многочисленных частных мини-отелей, по ним можно составлять мировую курортную карту.
А тут Госпитальная. Название историческое, корневое. Как и «Красный штурм».
Мы почти не разговаривали, так, пару раз шепотком перекинулись. Неуютно что-то. Прошли метров сто пятьдесят, и я решил – хватит пешком ходить, пора возвращаться. Улочку не ликвидировали, машин вдоль обочин немного, вполне можно проехать. Мять жесть чужих машин не хочется – шуму много. А вот асфальт дрянной – наверное, укладывали его еще при Сталине.
Тут мое внимание привлек очередной мини-отель необычной формы, с хитро вывернутой надстройкой на самом верху. Группа зданий стояла на краю склона, почти напротив последних корпусов санатория «Красмашевский». Тихонько подошли поближе к ограде, я осторожно посветил фонариком, прочитал название. Да, Паустовский отдыхает – «Утомленные солнцем». С усмешкой посмотрел на хранителя сочинских тайн, тот пожал плечами.
– Наверное, кто-то из местных КВН насмотрелся, – прошептал он еле слышно, отходя вдоль ограды в сторону. – Бывает…
И тут же замер.
Нет, это я не образно сказал – напарник буквально остолбенел!
Уже понимая, что причиной тому послужила вовсе не голая красотка, внезапно возникшая впереди с призывными жестами, я сделал несколько тихих шагов и повернул голову, отслеживая его взгляд.
То, что я увидел, на какое-то время вогнало меня в натуральный паралич. Сука, они таки существуют. Я ощутил, как немеют плечи. Там сарай… гараж… С ума сойти.
На размытой границе слабого небесного света и полной тьмы внизу, между звездным небом и черной землей, в прохладном ночном воздухе мертвого города над рифленой крышей какой-то низкой постройки неподалеку замер силуэт. Черный человек, Человек Тьмы, Человек-Тень.
Шифер кровли был светлей самого строения, и от просвета этой полосы, видимой мне сбоку, да и от собственной оторопи, мне показалось, что он парил, являя чудо левитации.
Машинально опустил веки, поднял – не исчезло.
Там стояло или сидело нечто согнутое от злобы и страшное по самой своей сути. Казалось, что иноземное существо буквально пропитывало воздух неземным кошмаром и каким-то животным, паническим ужасом. Угольно-черный силуэт был отлично виден на фоне горизонта, изрезанного рваным абрисом рельефа. Выпучив от изумления глаза, я пытался успокоить разум, собраться с силами и все-таки разглядеть эту чертову скрюченную фигуру, затянутую в черный комбинезон или собственную складчатую кожу. Но боялся даже вздохнуть.
Вот оно! Замерло время! Лишь жалкие секунды бесконечного четвертого измерения скользили мимо, а мне чудились минуты и часы.
Ведь готовился, настраивался – не помогло.
Инспектор присел на самом краю крыши.
Его тело словно не имело объема, оно и было как тень, как те черные силуэты, которые так ловко вырезали из бумаги уличные художники в «Ривьере». Тварь на крыше тоже замерла, погрузилась в тишину и темноту, став частью этого огромного разрушенного мира, в котором теперь существовали только страх, горе и отчаяние последних выживших. И эта нечисть, приложившая все усилия для того, чтобы все случилось именно так, как случилось – я в этом уже не сомневался, – теперь сидела и смотрела вниз, на несчастный город, отлично понимая, что именно она и есть его настоящая Будущая Беда. Она – его последний палач. И ничего больше нет, лишь темнота от горизонта до подножия горы, еще поблескивающая от дождя поверхность глупой крыши, присевшая на краю страшная фигура…
И бездонное собственное одиночество.
Признаюсь, я испытал очень сильный страх, может быть, самый сильный в жизни, волосы дыбом поднялись. Краем сознания отметил, что по-детски пытаюсь сделать вид, будто не замечаю Инспектора, боюсь смотреть пристально!
Инспектор сидел не просто так – он искал выживших.
Внезапно осознав это, я тоже глянул на город и сразу заметил несколько огоньков.
Прямо передо мной в бесконечную глубину южного неба поднимались искусно сложенные Создателем горы Кавказа. Справа и слева расстилалась широкой полосой разветвленная на ручейки улиц и переулков долина реки, а над этим пейзажем низко нависали яркие черноморские звезды. Раз, два, три, четыре… Первый, самый ближний огонь, яркий, наглый, горел как раз в районе центрального рынка – понятно, кто там такой смелый. Следующий огонек, весьма слабый, дрожащий, мерцал в районе улицы Роз. Третий еще дальше, где-то в районе железнодорожного вокзала… А вот возле Донской жгут костер.
Падла, да он места огней запоминает! Места обитания живущих! Чтобы потом наведаться и зачистить.
До твари было всего метров тридцать: мне же хотелось, чтобы было триста.
Вот он какой, оказывается, Первый Контакт… С ним ты познаешь не только факт безбрежности и бесконечности вселенских миров, но и всю метафизику Страха, всю чудовищную глубину его. Братья по разуму? Да вы с ума сошли! Настоящих братьев мы сейчас убиваем генкой, караулим в засадах, сшибаем с небес ракетами, расстреливаем с катеров и режем страшными ножами.
Секунды, секунды…
Второй раз мне стало реально страшно, когда я расслышал визгливое и в то же время утробное бормотание, донесшееся с крыши. Ни черта не разобрать: звук был тихий, булькающий и лился беспрерывно, без пауз и изменения тональности – информационный поток, просто доклад… Доклад? И тут я отчетливо увидел, что Инспектор что-то держит в лапе, говоря именно туда, в этот предмет! Рация!
И тут меня отпустило! Они живут в мире Вещей! Суки, вам нужны Вещи!
Пусть не наши, пусть незнакомые. Но это именно мир вещей, а уж в нем человек может очень многое. Практически все.
Я словно прозрел – сразу же увидел необычную обувь на ногах и детали обтягивающего комбинезона. Проявились уродливые пропорции конечностей, тонкая хрупкая шея и полное отсутствие рогов на башке.
– М-ма-аа… – тихо замычал оттаивающий Юлик, и Инспектор это услышал, резко повернувшись ко мне. К нам!
До этого морду внеземного чудовища различить не представлялось возможным, голова была наклонена вниз, в долину. Теперь – можно. Я увидел серую кожу существа, рот-разрез и длинный острый нос или клюв. Отсутствие в глазах твари какой-либо привычной жизни превращало его взгляд в страшное психическое оружие. Они у твари были ярко-алыми, светящимися, с ярким синим зрачком. Инспектор пристально смотрел прямо на меня, и я опять чуть было не запаниковал, но злой адреналин уже начал работать.
Ну, держись! Я судорожно сжал кисть, в которой держал автомат, и тут же почувствовал, что она пуста – ППШ выпал из безвольной руки и теперь стоял в траве, зацепившись за какой-то куст.
Инспектор резко присел – как в мультфильмах. Я тоже, но гораздо медленней. Сейчас прыгнет! Уйдет, стукач космический!
Бамц! – под ухом мощно и резко щелкнул арбалет.
Тяжелый болт, в мгновение пролетев эти жалкие тридцать метров, влетел точно в лоб твари, я услышал тупой сочный удар снаряда.
– М-ма-аа… – еще раз промычал Негадов, бессильно опуская славный агрегат.
Уже сваливаясь с крыши, чудище тоже заорало, визгливо и протяжно.
– Стай-а-ать, падла!
Как я не свалился вниз, чудом успев затормозить, одна южная ночь знает. Инспектор еще катился по кустам, продолжая повизгивать, но уже реже и тише.
– Полезем туда, Игорь? – заполошно прокричал Юлий, отставший от меня в этом бешеном рывке лишь на самую малость.
Я попытался разглядеть, что там внизу и где враг. Куда там… Вот уже где темень, так темень. Стоп! Прибор же есть в машине! Уже обернувшись для команды, я опять замер.
Собаки.
Одна, потом другая… Еще одна. Где-то внизу и слева прогремела длинная цепь, и в хор включился короткий басовитый лай здоровенного пса, привычно сторожившего спрятавшегося поблизости хозяина и в нетерпении гремевшего цепурой, придающей ему особую злость.
И тут пришли Охотники.
Нет, увидеть стаю было невозможно, просто я их почувствовал, нутром, сердцем. И дворовые псы почувствовали. Где-то там, внизу, серой волной перемахивая заборы и ломая кусты, к месту падения Инспектора летела стая земных чистильщиков…
– Ты бы орудие сменил, – повернулся я к снайперу. – А влепил зашибца, уважаю. Хорошо все, хорошо…
– А? А-а-а… Да-да! – Он взял в руки «помпу», перекинув пустой арбалет за спину. – Наверное, это я случайно, Игорь Викторович, второй раз не смогу.
– Еще как сможешь, Юлий Павлович, – хрипло пообещал я напарнику, забираясь на крышу. – Не раз, не два и не десять. Работы, знаешь ли, много будет.
Находка была: одна, но веская. На шифере лежала выпущенная после попадания из лапы темная коробочка размером с пачку сигарет.
– Платок есть? Давай, страшно что-то голыми руками брать…
Через минуту я опасливо спрыгнул вниз.
– Трофей! Ну, ну, потом посмотришь… Пошли взад, шпаги в ножны.
Хорошо бы, если время будет, полазить внизу, может, собачки нам что-нибудь оставят.
Опять дождик закапал, опять луна спряталась. Назад мы пробирались через кусты, ориентируясь только по тонкому лучику маленького фонарика и путаясь ногами в каком-то мусоре. Как только пробежали без падений.
По стенам домов темной улочки отсвечивали огни фар ближнего света: Линна, услышав суммарные акустические итоги разведвыхода, ситуацию оценила однозначно и сразу рванула к нам. Хлопнула дверь – женщина подбежала и бросилась мне на плечи. И так, вслушиваясь в тишину и дождь, она стояла и молча, одними лишь глазами говорила мне, что смогла бы провести рядом всю жизнь и даже чуть больше. Может быть, самонадеянно, но именно так я про себя подумал, полной грудью вдыхая прозрачный горный воздух, тихо плывущий по расселинам к бывшему городу. Осторожно прижал женщину к себе, потом так же осторожно отстранил ее и заявил:
– Все хорошо. Садимся. Линна, сдаем назад. Только сначала дай пакет полиэтиленовый, трофей положу.
Джип медленно пополз по Госпитальной, вопросов никто не задавал.
Плевать на всех, и габариты горят, и фары.
Мы Инспектора завалили! И еще завалим втройне и в стократ.
– Вот тута… Ага.
Справа стояло здание ресторана «Александр».
– Родная, давай так. Силов-то, если честно, почти нет, а выпить надо. Ты попробуй как-нибудь бочком, чтобы дверь вынести. Аккуратненько только, лады?
Через минуту «Диско», прижавшись к двери заведения передним силовым бампером, веско сказал: «Сезам!» – дверца и открылась.
– Мы внутрь. Тебе че брать, дорогая?
– «Хеннеси», но только не в черной бутылке. Сумку-то возьмите перед шопингом! И ППШ отдай, там тебе не пригодится… Прикрою.
Нет. В этом мире выживут не молодые и сильные. Эти передерутся, сопьются или проколят все остатки в рекордно короткий срок. Четыре недели им даю, если по максимуму.
Женщины выживут. Впереди у нас – Страна Амазония.
Точно вам говорю.
«Пш-шш…»
– «Тунгус» вызывает «Сармата»! Вы хде? Елки, «Сармат»!
Ведь только сели, разложились… культурно сидим.
И начался у нас с дедом разговор с охрененным супершифрованием.
– На связи.
– Фу ты, е… Так, значица… Не, у вас как там?
– Хорошо, даже отлично. К теме инспекций: одну задачу мы решили, только что.
– Чего-о? Недопонял. А-а-а! Да ты што!! Ео-о-о… Не, правда?
– Что б я сдох!
– Прямо вот так, решили, значится… Ну, вы даете! И кто он?
– Лопух!
– Гы-гы-гы!
– Отставить засорение эфира, товарищ… радирующий! Короче, мы уже рядом с объектами, начинаем работать. Ты где?
– Напротив соответствующего, заранее оговоренного! Пока тихо, не наблюдали… А вы ананасы с волосанами видели? Две штуки.
Ананасы… Вот как можно НЛО ассоциировать с ананасами! Ну, жгун старый! Ладно бы дыни, тыквы, блины, пиццы, блямба! Нет, ананасы у него… Так ведь и гипотетические радиоперехватчики икнут от такого.
– Видели, может, и с волосанами. Что по Мокшанцеву?
– Передал я, как поручено. Четко и ясно, ты ж меня знаешь.
– И что, воспринял?
– Еще как! Они там тоже что-то такое соображали, да вот последней капли не хватало. В общем, вертушки наготове, ПЗРК распределяют по местности, инструкции пишут. Маркин подключился, в горы передали… На базе теперь четыре пса, два внутря и по одному на постах. Всем, значится, задание, чтобы сразу реагировали жестко, стреляли метко. Вояки будут нам камеры ставить, какие-то системы слежения. Да! Они ж два ананаса уже снесли! Сегодня вечером, да… Наши все целы, ждут. Вот оно как.
– Лады, принял-понял, будь на месте, ананасы не рви, отравишься. Волосанов списывай, личный состав береги. И смотри пристально. Давай, коллега, до связи!
