Глава 7
Бурное дыхание женщины затихло, Маша успокоилась и откинувшись на подушки замерла, моргая в потолок, рассматривая его, как картину в каком-нибудь музее.
– Класс! Никак не могу привыкнуть! Две недели уже живём тут – а мне кажется, как один день! Пролетело, мелькнуло, будто не бывало. Хорошо тут, правда?
– Хорошо. Само собой – лучше, чем у тебя в старом доме. Хотя бы не бегать в сортир на огороде. Меня это просто убивало.
– Что ты будешь делать – нежности какие! Можно подумать, ты никогда так не бегал! Впрочем – может и не бегал. С тебя станется.
Женщина встала на колени, медленно переползла на меня, прижимаясь длинным обнажённым телом и целуя, переместилась к моему лицу. Её глаза как будто горели в полумраке, который не мог разогнать тусклый светильник, отбрасывающий голубоватый нереальный свет на наши лица, делая их загадочными и волшебными. Маша всмотрелась в мои глаза, и наклонившись, поцеловала меня в губы:
– Люблю тебя. Люблю! Боюсь потерять. Каждый раз думаю – а вдруг он вспомнил своё прошлое и снова стал Васей? А вдруг…приду, а тебя уже нет. И внутри всё холодеет…
– Ничего страшного – денег теперь у тебя куча, квартира в центре города – можешь на одни проценты жить. Тысяч сто там на книжке, да? Больше? Конечно больше… Ну вот…ты столько врачом никогда не зарабатывала. Снимай проценты аккуратно, не трогай основной капитал, да и живи себе. Ну что ещё сказать…замуж выйдешь – теперь ты молоденькая красотка, у тебя всё впереди. Завидная невеста. Только смотри, не промахнись, не выйди замуж за какого-нибудь афериста, падкого до денег. Разденет и разует.
– Эй, эй! Ты чего это? – забеспокоилась Маша – ты и вправду вспомнил прежнюю жизнь, что ли? Хочешь уйти? Чего это ты вроде как завещание какое-то пишешь?
– Не вспомнил ничего. Пока не вспомнил. Так, проскальзывает кое-что…
– А что?
– Да ну, так…ерунда. Даже рассказать неудобно.
– Ну расскажи, расскажи, что ли! Вань – сейчас не расскажешь – я обижусь.
– Ну чего ты пристала? Ну… картинки вижу – летаю в небе. Ещё – машины странные – и я с ними разговариваю. С чего это вдруг машины со мной говорят? А ещё вроде как я бегу куда-то, бегу, а по мне стреляют огненными шарами. Вот и всё. Потом всё исчезает. Пытаюсь вспомнить, и не могу. Голова начинает болеть.
– Память цела, но она заблокирована – задумчиво протянула Маша, поглаживая меня по животу и спускаясь рукой всё ниже и ниже. Я перехватил её руку и укусил за мизинец. Она взвизгнула от неожиданности и сильно хлопнула меня по бедру. Потом наклонилась и стала целовать красное пятно, оставшееся от удара:
– Не больно? Я от неожиданности! Чего ты кусаешься?
– А чего ты крадёшься, как тать? Мы о серьёзном говорим, а у тебя одно на уме.
– Почему одно? Может два? Или тебя на два уже не хватит? А что может быть серьёзней любви?
– Это для вас, женщин, серьёзней любви ничего не может быть. А для мужчин есть ещё долг и дело.
– Глупости. Главный инстинкт – инстинкт размножения человеческого рода. И важнее его ничего быть не может. На первом месте у организма всегда самосохранение, а когда самосохранение совершилось – организм требует размножения. Это нам институтский профессор говорил, когда выгонял беременных студенток с экзамена. Мол – идите, родите, а потом приходите. Вы удовлетворили самый главный инстинкт, и нечего совать мне в нос своё пузо – всё равно скидки не будет. Что заработали, то и получите. Двойку!
– Хе хе…крутой у вас профессор был, крутой. И правильно. Думать надо было! Хмм…эй, ты чего затихла? Чего пригорюнилась? Тэээкс…ты зачем мне рассказала про профессора и беременных баб? Что, правда?
– Правда. Задержка уже две недели. Похоже – залетела.
– Ну и замечательно! Разве ты не этого хотела?
– Хотела. Только…
– Что только?
– Хотелось, чтобы у сына был отец…или у дочки. А ты – уйдёшь.
– Уйду. Но ты же знала об этом! Чего снова поднимать вопрос?
Маша замолчала, потом легла, накрывшись простынёй, и закрыла глаза:
– Давай спать. Завтра снова начнут в дверь звонить, ни свет, ни заря.
– Кстати – давай наймём прислугу? Пусть готовит, стирает, убирает. Ты мне нужна на приёмах. Я заметил – когда ты присутствуешь, они как-то успокаиваются, прямо-таки лучатся добродушием и любовью. Наверное, больные в психушке тебя любили…
– Вань…я тебе хотела что сказать…странно что-то. Со мной странно. Я ведь волосы крашу. Ты заметил?
– Ну…заметил, и что? Все женщины волосы красят. Сегодня она белая, завтра синяя, послезавтра чёрная или рыжая – что такого? Есть у вас такая дурная привычка менять внешность.
– А в глаза ты мне давно смотрел?
– Только что…хмм…мда. Странно. У тебя всегда были карие, а теперь зеленоватые какие-то. Вроде как с зелёными точками. Не обращал внимания – теперь вижу. Так что случилось?
– У меня волосы зелёные. И кожа стала с зелёным оттенком. Ты что не видишь, что я, когда выхожу, тональным кремом мажусь? Так вот – теперь я зелёный человечек! Типа – инопланетянка!
– Нимфа… – автоматически сказал я, и в голове мелькнуло картинка какой-то невероятно прекрасной женщины с зелёными распущенными волосами.
– Что ты сказал? Какая нимфа? – встрепенулась Маша
– А я что-то сказал? Не помню – растерянно ответил я – правда, не помню.
– Ты сказал – нимфа!
– Значит так и есть. Не знаю, зачем я это сказал. Хмм…сам не понимаю. В голове вертится – нимфа, нимфа – и всё тут. И ещё…с этим словом связано одно дело…интересно, получится?
– Что именно?
– Попробуй внушить мне любовь к себе. Ну-ка! Просто представь, что я тебя люблю, что тебя страстно желаю, что к тебе отношусь как к божеству. Попробуй.
Маша полежала неподвижно, потом уселась на постели, отбросив одеяло, сложив руки и ноги в позе медитирующего Будды. Затем распахнула зелёные глаза и вперилась в меня, как будто гипнотизируя.
Меня – как кипятком ошпарило! Я почувствовал такой прилив сексуального желания, что аж затрясся. Зарычав, как зверь, буквально в прыжке бросился на Машу, завалил, раздвинул ноги и вонзился в неё, не обращая внимания на вытаращенные глаза подруги, на слабые попытки меня оттолкнуть, и минут пять яростно скакал на ней, пока не излился, в мучительно сладких, почти болезненных судорогах. Перед глазами у меня стояли яркие сполохи, голову распирала кровь, и опомнился я только тогда, когда Маша перевалила меня с себя на постель, тяжело дыша и вздрагивая, от непрекращающегося, невероятно длительного оргазма.
– Что это было? – выдавила из себя она, заикаясь, и прижимая руку к вздрагивающему животу – ты же меня практически изнасиловал! А такого бурного оргазма у меня никогда не было! Что такое было?
– Нимфа. Так это назовём. Я помню, что те, кто так умеет делать, называются нимфами. Ты теперь умеешь вызывать сексуальное желание у мужчин, и у женщин тоже – у тех, кто бисексуален, или же вообще любит только женщин. А может и у обычных женщин – не знаю. Это у меня в памяти. Сильная нимфа. Но не самая сильная, какие бывали. В памяти у меня мелькает одна женщина, перед которой я ползаю по земле, как червяк, и целую её ноги.
– А может попробуем? И передо мной поползаешь? – коварно усмехнулась Маша – а мне понравилось, скажу тебе! Ты был такой…ненасытный, такой…первобытный – я в восторге! Интересно, а можешь ли ты от этого защититься? Ну – от моего воздействия, от любовной магии?
– Да. Специальные заклинания. А ещё – изумруд. Вспомни, что было с Маргаритой! Я тогда просто обалдел. Ну, думаю – всё, хана нам. Решил, что способности у меня закончились, и сейчас мы за наглость будем наказаны.
Я закрыл глаза и стал вспоминать:
Комната – огромная кровать, застеленная шёлковым покрывалом. На ней лежит Маргарита Николаевна – в лёгком халатике на голое тело. Её лицо раскраснелось от волнения, а губа слегка дрожит. Я стою перед ней, и читаю заклинание, делая пассы руками. В воздухе попеременно мелькают знаки – Огня, Воды, Воздуха, Земли, становится то жарко, то холодно. Наконец, заключительная фраза, и я замолкаю, глядя на женщину.
Упс! Результата ноль.
Она встаёт, и ощупывает себя руками. Потом недоумённо смотрит на меня:
– И что, это всё?! Может быть какое-то время надо ждать, чтобы пошёл процесс?
Я растерянно смотрю на неё, и не понимаю, что произошло – всё должно было получиться как в случае с Машей – Маргарита Николаевна должна была помолодеть, и обрести облик двадцатилетней девушки. Однако – результат нулевой.
Все растеряны, женщина не смотрит мне в глаза, удручённая и опустошённая. Она даже как-то постарела на глазах, и стала выглядеть на свой возраст, и старше – далеко за пятьдесят. Я опустился на кровать, наблюдая за пациенткой, растерянный и не знающий, что делать, когда вдруг луч, отразившийся от тяжёлых серёжек женщины блеснул мне в глаза, и я вскочил с места:
– Они! Это они! Снимите их сейчас же!
– Кто – они? – недовольно и подозрительно спросила Маргарита. В её глазах я уже опустился до уровня фокусника-афериста, и совершенно вышел из доверия.
– Серьги! Они с изумрудами? Снимите их сейчас же! Вынесите из комнаты! Они блокируют мои заклинания, я знаю, я вспомнил.
– Уверены? – недоверчиво спросила женщина, но всё-таки сняла серьги. Затем взяла их в руку и подойдя к дверям просто выбросила их за порог.
– Ложитесь. Теперь всё будет нормально – приказал я.
Женщина покорно легла и я заново начал отчитку заклятия. Через двадцать минут передо мной лежала молоденькая девушка, в халате Маргариты Николаевны, обвисшем на похудевшем теле. В комнате было жарко, а на постели образовалось здоровенное пятно – жир, пот, выделения женщины – то, что не 'сгорело' в процессе переделки организма.
Маргарита вскочила с постели, не стесняясь нас с Машей, сорвала с себя халат и бросилась к огромному зеркалу, практически во всю стену, отражавшему комнату и её стройную, девическую фигуру с торчащей вперёд молодой грудью.
Тогда она заплакала – навзрыд, схватившись за голову, раскачиваясь, как статуя античной обнажённой девушки.
Мы с Машей перепугались, кинулись к ней, стали успокаивать, расспрашивать, что с ней случилось, и она, видимо расслабившись от стресса, от переживания, от долго сдерживаемой, зажатой в себе боли, выдала:
– Мой-то, не спит со мной уже год! Секретарш дерёт, да комсомольских активисток! Кобель грёбаный! Говорит – на себя погляди, я ещё молодой мужик, а ты? Говорит – и чего тебе надо – всё есть, в золоте ешь-спишь, чем ты недовольна?! Хрена мужского захотела? Так заведи себе хахаля – только чтобы я не знал, узнаю – прибью! Сволочь такая! А я ничего не могу сделать! Если он не хочет меня, что я поделаю?!
– Теперь вы красотка – улыбнулась Маша – секретаршам до вас, как до Москвы пешком. Теперь он вас точно из постели не выпустит.
– Только нужен ли он мне теперь? – зло усмехнулась Маргарита – мне кого-нибудь помоложе надо. С этой старой сволочью спать – после его трипперных активисток? Гадина…теперь он меня будет упрашивать, чтобы я ему дала! Спасибо, Ванечка! Вы – гений! – Маргарита обняла меня за шею, и прижавшись всем телом поцеловала прямо в губы.
Маша потом сказала, что было желание просто оттащить бабенцию от меня за волосёнки – поцелуй был совсем не материнский, и заходил за границы простой благодарности пациентки к своему лекарю. Больше это было похоже на ласки двух любовников…
После того, как из дебелой матроны я сделал молоденькую красотку, жизнь наша закрутилась, мелькая, как в калейдоскопе. Мы так же принимали людей со всего города, и даже страны– сообщили адрес тем, кто ждал нас в очереди у старого Машиного дома, но теперь в числе наших посетителей были и ВИПы. В основном женщины, но были и мужчины – их я подлечивал, кстати, избавляя и от вредных привычек – многие из них были алкоголиками. А уж пристрастие к курению было у каждого первого. Наследие войны – как пояснил один из клиентов. Когда покуришь, есть не так хочется…
Люди, что к нам приходили, были разными – как и раньше. Бедные, богатые, молодые и старые – все, кто был безнадёжно болен. Поток людей казался нескончаемым, бесконечным, как вселенная. Никогда не исчезнут болезни, и никогда не исчезнут те, кто страдает. Одно меня радовало – хотя бы ненамного, но я делал этот мир счастливее. Сотни людей обрели здоровье, и надеюсь – счастье. Сколько это всё у нас продлится – я не знал, да и знать не хотел. Как идёт всё, пусть так и идёт. Мне было хорошо.
– Вань, так что ты думаешь по поводу моего превращения? – со страхом и волнением спросила Маша.
– Мутация, чего же ещё. Какая-то мутация. Похоже, что общение со мной заразно, а?
– Это что, ты меня заразил колдовством, как венерической болезнью? – рассмеялась Маша – а что, за то время, что я с тобой сплю, ты меня так накачал генетическим материалом, что волей-неволей я переняла часть твоей магии. Вместе с семенем. Похоже, что я мутирую.
– И чего тебе не нравится? Теперь – ты смерть мужикам! Они у твоих ног будут просто штабелями укладываться. Когда я уйду, ты сможешь найти себе нужного мужчину – просто пальцем поманишь, и он прибежит к тебе, задрав штаны. Если, конечно, на нём не будет изумруда в том или ином виде. Кстати – никому не говори о свойствах изумрудов. Нам это совсем ни к чему, понимаешь?
– Понимаю – согласно кивнула Маша – а насчёт 'прибежит' – прибежит-то, прибежит, но ведь я буду знать, что это магия, и что он меня не любит…
– И что? Мало ли семей живут без любви, да ещё лучше всех. Детей делают, внуков воспитывают. Кроме того – кто тебе сказал, что не будет любви? Ты молодая, красивая, тебя и без магии полюбят, гарантия!
– Не надо мне любви – печально усмехнулась Маша – есть у меня любовь. Одна. И другой не будет. Ладно, не будем о грустном. Ты не против, если я ещё попробую магии нимфы? Ну так…слегка. Очень уж мне понравилось!
И мы попробовали.
Дни тянулись за днями. Начинались они стандартно – с девяти утра, и до трёх часов дня, я принимал больных. Лечил всё – от тяжёлой пневмонии, до рака, от заикания, до алкоголизма и табакокурения. Они оставляли какие-то деньги – я даже не интересовался – какие. Ведала финансами Маша. Часто мы отказывались, не брали плату, видя, что люди отрывают от себя последнее. Ни к чему нам эти копейки.
Основной заработок шёл не от этих несчастных. Основное нам давали богатые люди – элита этого города – власть имущие, и все, кто имел деньги – учёные, актёры, музыканты, и…цеховики, подпольные миллионеры и всякая такая шушера. Вот с них мы уже брали втридорога. Начали с десяти тысяч рублей, а под конец брали по пятьдесят тысяч и больше – за одно омоложение.
Наш капитал нарастал, как на дрожжах. Мы обросли связями – с власть имущих денег не брали, главное – знакомства. Какой бы ты ни был богатый, если у тебя нет нужных связей – в этом мире ничего не купишь. Ни колбасы, ни автомобиля. Ездили мы уже на 'Волге', шикарной, белоснежной. Маша любила водить машину – она лихо срезала повороты и разгонялась так, что я ругался и требовал от неё притормозить. Я-то в катастрофе ещё и выживу – если, конечно, башку не оторвёт, но вот она, да ребёнок – могут пострадать.
А животик у неё был уже заметен. Маша старалась носить свободные одежды, чтобы скрыть это, но…шила в мешке не утаишь. Маргарита, ставшая нашей подругой и частенько приходившая к нам посидеть за чашкой чая, первая заметила изменения и радостно поздравила Машу. Дети Маргариты давно разлетелись по миру, пристроенные папашей к хлебным должностям – сын работал где-то в в Москве, вроде как в Госплане, а дочь высочила замуж за дипломата, отправившегося послом в одну из европейских стран. Других детей она не хотела – сказала, что ей уже хватит рвать одно место. Она свой долг перед этой страной и своим мужем-подонком выполнила. Теперь хочет пожить для себя.
Почему-то она выбрала своей наперсницей Машу, и часто, приходя к нам, уединялась с ней и рассказывала такие вещи, которые потом приводили меня в оторопь – Маргарита ударилась в безудержный разврат, меняя мужиков как перчатки.
Однако, похоже, что и раньше она не отличалась особой целомудренностью, а вторая жизнь, которую я ей подарил, сделал из неё настоящую нимфоманку. Впрочем – на меня она только поглядывала, ограничившись случайным прикосновением и томными вздохами – Марго знала, что Маша не одобрит соблазнения своего мужа, и терять подругу, с которой можно говорить откровенно и которой от неё ничего не нужно, кроме весёлой беседы – ей не хотелось. По крайней мере я так думал.
Хотя – через некоторое время начал подозревать, что дело не совсем так чисто, как мне казалось. Если вспомнить о магическом воздействии Маши на всех тех, кто тянулся к женщинам, можно предположить, что Маргарита была бисексуальна, и подсознательно, а может и сознательно, тянулась к моей подруге, как объекту сексуального вожделения. Пока что, похоже, безрезультатного вожделения. Если бы Маша с ней переспала – я бы знал.
Маша от меня ничего не скрывала. Иногда её откровения приводили меня в лёгкое смущение – то ли она как врач была лишена моральных барьеров, когда обсуждала естественные и неестественные отправления организма, то ли сама по себе была лишена этих самых барьеров – только она что хотела, то со мной и обсуждала. Без тени смущения.
Так она мне рассказывала и о похождениях Маргариты, устраивавшей настоящие оргии у себя на дому, и в домах своих друзей и подруг. В них участвовали дети высокопоставленных чиновников, и интеллектуальной элиты. Самое обычное, будничное, что они там устраивали – это так называемая 'ромашка'…когда обнажённые девушки становятся головами друг к другу, и… А невинное подростковое развлечение 'бутылочка', приобрело у них и вовсе гротескные и развратные черты.
Меня радовало, что Маша, когда рассказывала об этих развлечениях, подходила к вопросу с позиции наблюдателя и врача-психиатра. Ни разу она не выразила желания поучаствовать в этих игрищах, и хотя не осуждала (ну чего осуждать больных? Они же больные!), но и не оправдывала этих извращений. Они взрослые люди, и могут заниматься тем, чем хотят. Если это не мешает другим.
Распущенность элитной молодёжи, со слов учёной Маши, была неким протестом против тотального запрета на всё – на свободное выражение мнений, на железный барьер, поставленный между Советским Союзом и остальным миром.
С моей точки зрения – это было ерундой. Как раз элитная молодёжь могла посещать и заграницу, и могла смотреть запретные для остальных советских людей фильмы. Вот оттуда, из этих порнушек, они и набрались своих безобразий. Впрочем, возможно, что обе версии имели под собой основание.
Шли дни. Мы работали, отдыхали, ходили в театр и в кино. Мы были счастливы. Но всё когда-то кончается. Счастье – тоже.
Однажды, когда мы вернулись из города, где сходили в ресторан – посидели, послушали, как играет джазовый оркестр – заметили, что у входа в наш подъезд стоят две чёрные волги. В них сидели люди с одинаковым выражением лица, похожие как две капли воды.
Опять дежавю – подумалось мне, и под ложечкой противно засосало.
– Маш, это по нашу душу, рупь за сто сказал я, кивнув на компанию 'одинаковых людей'
– А может – нет? – жалобно, с надеждой спросила моя подруга, но было видно, что она и сама знает, что почём.
– Давно следовало ожидать – пожал я плечами – и как это они до нас не добрались раньше? Осень уже, а мы всё не беседовали с людьми, у которых чистые руки и ледяная голова.
– Со снеговиками, что ли? – фыркнула Маша – вечно – скажешь, хоть стой, хоть падай!
– Со снеговиками – задумчиво протянул я – интересно – с чем они прибыли… Делаем ставки? Я говорю, что будут перетаскивать в Москву. А ты что скажешь?
– Как бы на нары не перетащили – заметила Маша – сбежим, если что?
– А куда бежать-то? В тайгу? Нет, Маш…тут будем воевать. На их территории. Да ладно – пошли домой, хватит в машине сидеть. А то они уже зашевелились – подозрительно выглядит – подъехать и не выходить из машины.
Мы заперли волгу, припарковав её у подъезда. Переулок был тихим, семей в доме жило мало, так что место для парковки всегда хватало. Что касается безопасности – только идиот мог попытаться украсть машину у колдуна. Или смельчак. Но таких до сих пор не находилось. Особенно, когда разошлись слухи о том, что я сделал с группой оперов, измывавшихся надо мной в райотделе.
Заклинание таки-сработало. Они на самом деле покрылись нарывами, из которых лезли черви. Когда я это увидел – меня чуть не вырвало. Одно дело знать, как это должно быть, а другое дело – видеть. Как увидел? Пришли они ко мне. Все. В сопровождении конвоя. Видимо начальник райотдела посодействовал им, за то, чтобы они не указывали его в явках с повинной.
Когда эти люди появились у меня, они уже были осуждены – их доставили ко мне прямо из сизо, перед этапированием в Нижний Тагил, на ментовскую зону. От них ужасно пахло – как от разложившегося трупа, а вид напоминал о прокажённых. От гордых, наглых оперов ничего не осталось, кроме разъедаемых червями оболочек. Они кашляли, отхаркивая кровь и червей, и это был ад, в отдельно взятом райотделе.
Мне даже стало не по себе – может я переборщил? Может не стоило ТАК их наказывать? Но Маша с ожесточением сказала, что они вообще заслуживают смерти за свои преступления. Может и так…только смерть, она быстрая – бах! И нет человека. Он даже почувствовать ничего не успеет. А гнить заживо, зная, что спасения нет – это гораздо страшнее. Среди этих людей не было Дымова – он покончил с собой. Мысль о том, что придётся идти на поклон к колдуну, довела его до самоубийства. Кстати сказать – косвенно я добрался и до участкового, с которого всё и началось. Он повесился, узнав, что случилось с его подельниками. Не смог каждый день жить под гнётом мысли о том, что вот-вот в его дверь постучусь я, и напущу на него такую же порчу.
Я снял поклятие. Не сразу, но нарывы исчезнут, оставив лишь шрамы, напоминающие о наказании. Только людей не вернёшь, тех, которых они забили до смерти, пытаясь повесить на них преступления, которые те не совершали.
Операм дали по десять-пятнадцать лет – максимум, что давало советское правосудие. Выше этого наказания была только смерть, а советский суд посчитал, что смерти они не заслуживают. Нашлись какие-то заслуги, какие-то смягчающие обстоятельства. Ведь они не только простых граждан избивали и убивали, они же и бывших уголовников прессовали, а это уже другое дело.
Я не протестовал – им и этого хватит. Моё наказание было таким страшным, что сроки, отпущенные им судом, в сравнении были детскими играми. Ещё бы месяц – и в живых не осталось бы никого. И даже после моего вмешательства они не скоро восстановят здоровье. Впрочем – я не особо старался им помочь. Я хорошо помнил скрежет монтировки, пробивающей мою грудь…
Поднявшись на второй этаж, мы застали у нашей двери троих людей, в тёмных костюмах, при галстуках и белых рубашках. Они вежливо осведомились, мы ли те, кого они ждут – мы не стали скрывать очевидную истину, и пригласили нежданных гостей в наш скромный уголок, заставленный моднючей гэдээровской мебелью, японским цветным телевизором, двухкассетником того же производства и всякими приятными мелочами вроде хрустальных бокалов и китайских ваз.
Обставляла Маша, а у неё был своеобразный вкус, чисто советский, иногда приводивший меня в исступлённо-смешливое настроение. Старинные китайские вазы ну никак не сочетаются с современной мебелью, но только ей это не докажешь. Дорого, красиво, ну и пусть стоят! Вот был её главный аргумент. Я и махнул рукой. Ну не наплевать ли? Пусть заставляет квартиру тем барахлом, каким хочет. Когда-нибудь эта страсть к накоплению закончится. Настрадалась в нищете, вот и хватает подряд, что подороже, благо, что денег хватает.
– Товарищи, чаю? – радушно предложила Маша, и не дожидаясь ответа, крикнула на кухню – Валь, организуй нам на стол чего-нибудь к чаю, и чаю подай! (Мы наняли домработницу и сразу стало полегче – всё-таки много времени отнимают эти домашние хлопоты – готовки, стирки, уборки…даже если у тебя импортная стиральная машина, а питаться ты норовишь исключительно в ресторане)
– Слушаю вас – спокойно сказал я, глядя в лицо старшего мужчины. Звание его я не успел заметить в удостоверении, но похоже что-то вроде полковника. Крупный калибр, однако. Полковник – это вам не хухры-мухры.
– Мы наблюдаем за вами давно – сразу перешёл к делу полковник – ещё с тех пор, как вы начали свою бурную деятельность в доме на окраине города. Вероятно, вы догадываетесь, что от нас не ускользает ни одно мало-мальски важное событие в этой стране?
– Догадываюсь – усмехнулся я – и что? Ну вот – не ускользнули мы от вашего взора. И чего дальше?
– Дальше? – задумался полковник – а дальше, нам хотелось бы знать, что от вас ожидать. И не угрожаете ли вы нашему государству. Вы же не из этого мира, молодой человек. Вы, вероятно, инопланетянин. И вы потенциальная угроза нашей стране. Тихо, тихо – особо-то не возбуждайтесь. Хотели бы мы – давно бы вас убили. Вы же смертны, не будете этого отрицать? Убить вас легко. Но зачем? Может быть, вас можно использоваться в интересах государства? После долгого наблюдения, наше руководство всё-таки пришло к выводу, что следует предложить вам сотрудничество.
– Какого рода? Стучать на высокопоставленных руководителей области, с которыми мы общаемся? – скривился я – или вы придумали что-то более дельное?
– Фу…как грубо сказано. Не стучать, а освещать деятельность некоторых людей, от которых зависит благосостояние наших граждан – разве это не правильно? Если бы те негодяи, которых вы наказали, были бы заранее выведены на чистую воду добропорядочными гражданами, осветившими их деятельность, разве не позволило бы это избежать множества неприятностей – смертей, несправедливых осуждений? Или проще сгноить их заживо? Вам-то может быть и проще, но если бы всё было по уму – таких преступлений бы не было. Так что не стоит оперировать обывательским мнением о том, что так называемое стукачество это плохо и подло.
– Только не говорите мне, что у вас в отделе не было стукачей – нахмурился я – почему тогда они не предотвратили преступления, совершаемые сотрудниками? Какая от этих стукачей польза?
– Это другой вопрос – уклончиво ответил полковник – везде есть плохие работники, и тут ничего не поделаешь. Однако, нас очень заинтересовал этот случай – во-первых ваше странное воскрешение – мы допросили этих людей, и они рассказали нам всё, без утайки. А ещё рассказали, как вы напускали на них проклятие. Это впечатляет, да. И ещё – нас очень порадовал один факт – вы не можете подчинить себе волю человека, поработить его, и были вынуждены действовать столь грубо, фактически заразив их страшной болезнью, чтобы заставить раскаяться и написать чистосердечное признание. Ведь проще было подчинить их волю и заставить написать признание таким методом. Не буду скрывать, если бы мы обнаружили, что вы можете контролировать людей – вас бы уничтожили. Стране не нужны люди, способные поработить её высшее руководство. Я говорю с вами без обиняков, не хочу, чтобы между нами остались какие-то непонятности и недоговорённости. Несмотря на ваше могущество – ваша жизнь на волоске. И жизнь вашей подруги, и вашего ребёнка… мы знаем про вас всё. Всё, что знаете о себе вы. Даже как вы занимаетесь любовью, в каких позах. Мы знаем, что ваша подруга мутирует, превращаясь в нимфу. Знаем, что заразили её вы, что вы, при желании, можете стать источником нужным государству мутантов с различными способностями. Знаем, что вы мечтаете вспомнить о своей прежней жизни, а ваша подруга боится этого, так как вы обязательно её покинете после нормализации вашей памяти. Вот так, молодой человек. Теперь вы видите, что от нас ничего не укрывается?
Маша стояла рядом со столом, за которым мы беседовали, вытаращив глаза и судорожно сглатывая:
– Откуда вы…как они узнали, Вань?
– Маш, не будь наивной! – резко бросил я, разозлившись донельзя – ясно же, что квартира нашпигована подслушивающими, а возможно и подглядывающими устройствами, и что поселили нас в неё специально, и что Маргариту подвели к нам они – мы давно уже под колпаком у Мюллера! Элементарно, Ватсон! Они суют нос везде, куда только можно, а уж мимо колдунов пройти никак не могли.
– Тогда, раз вы такой…Хломс, может распишете наши дальнейшие шаги, и перспективы сотрудничества? Опишете, что мы от вас хотим? А мы и послушаем – вдруг чего-то упустили – усмехнулся один из коллег полковника, доселе молчавший и внимательно следивший за моим лицом. Третий сидел с каменным видом и всё время держал руку под столом – подозреваю, что в его кармане было что-то вроде стреляющей ядовитыми иглами авторучки, или подобной гадости – на предмет плохих переговоров со злым колдуном. Вдруг я заартачусь, нападу на них? Придётся принимать срочные меры. Для того и нужен 'чистильщик'.
– Во-первых ваш коллега пускай уберёт руку из кармана – не дай бог стрельнет с испугу. Я не собираюсь на вас нападать, нафига вы мне сдались. Я ждал вас всё это время и удивлялся – как это вы так медленно до меня добирались?
– 'Служенье муз не терпит суеты' – слышали такое выражение? – усмехнулся второй гэбэшник – хорошая операция должна быть тщательно подготовлена. Тогда есть вероятность, что она удастся на сто процентов. Закон такой.
– Ну-ну…итак, будем рассуждать: имеется некий колдун, умеющий лечить людей. И лечить на самом деле – не аферист, не мошенник – спасает безнадёжных больных. И ещё может омолаживать пациентов. Кроме того – он, как оказалось, ещё и разносчик этих своих колдовских умений – например, передал магический дар своей жене. Пусть и не такой дар, как у него, но всё же. Так как его использовать? А давайте вначале к нему присмотримся – может его вообще нужно убрать? Может он опасен? Присмотрелись. Не опасен, лоялен – ни наблюдение, ни подосланные агенты типа Маргариты не дали подтверждения опасности объекта. Значит его можно использовать в интересах страны. Лечить высших руководителей, а ещё – брать у него кровь и пробовать прививать избранных добровольцев. С целью выведения новой породы бойцов невидимого фронта – магов и нимф, способных обаять и проклясть своих противников. Так, товарищи?
– Хмм…слегка растерялся полковник – в общем-то так. Верно всё разложили. Мы предлагаем вам перебраться в Москву, где под наблюдением наших врачей вы будете заниматься тем же самым, только на более высоком уровне. Ну и…послужите родине, как…
– Подопытные кролики? – подсказал я нужное слово, так и напрашивающееся на язык.
– Ну зачем вы так? – поморщился полковник – не кролики, а испытуемые объекты, которые могут принести много пользы родной стране, и всему человечеству. Вы же хотите принести пользу стране и человечеству? Хотите. А ещё – обрести прежнюю память. Возможно, что мы вам в этом поможем. В общем так: мы даём вам на раздумье неделю. Думайте, соображайте. Только хочу предупредить – ваше положение совсем не твёрдо…это мы позволяли вам заниматься тем, чем вы занимались. Учтите это – полковник подмигнул и поднялся со стула. За ним поднялись и его спутники.
– А что, чай не будете пить? – в зал вошла Валя, нагруженная подносом с чайником и чайными чашками.
– В другой раз – благодарно кивнул полковник и твёрдым шагом пошёл к двери, упёршись взглядом в натёртый паркетный пол
– Учтите, товарищи – повторил он, обернувшись в дверях и внимательно посмотрев мне в глаза. Потом добавил:
– Всего вам наилучшего. Ждём ответа.
– А как мы передадим вам ответ? – запоздало спросила Маша, на что полковник со смешком ответил:
– А просто скажите: мы согласны. И всё. И к вам придут люди и объяснят, что и как будет устроено. Видите – мы даём вам свободу выбора, никто вас не неволит принимать решение. До свидания.
Гэбэшники ушли, оставив нас сидеть за столом, уставленным пустыми чайными чашками…
– Вань, и что будем делать? – испуганно спросила Маша – господи, они нас везде слушают и смотрят! Я теперь буду в туалете свет выключать – вдруг они и туда заглядывают.
– Обязательно заглядывают – серьёзно пояснил я – где ещё можно разглядеть твою прекрасную попку, кроме как в спальне, туалете и ванной? А без созерцания твоей обнажённой фигуры безопасность государства может оказаться под угрозой. Правда, товарищи из серого дома? Молчание – знак согласия. Что делать? Маш, вопрос риторический, ты же понимаешь. Нам чётко пояснили, что работаем и живём мы только потому, что нам это позволили. И что прекратить нашу работу и жизнь, им легче, чем прихлопнуть комара. Того ещё поймать надо, а мы вот они – на виду, и никуда не денемся. Так что выход у нас один – соглашаться. Эй, товарищи из серого дома – мы согласны! Присылайте своего гонца, одинакового с лица…
– Я никогда тут не была – с восторгом сказала Маша, разглядывая московские просторы из окна машины – такое чувство, как будто попала в Мекку, туда, куда стремятся все мусульмане. Сбивчиво, да? Ну как бы тебе сказать – ты-то этого не ощущаешь, а у меня такое чувство…ну не передам я этого. Что-то вроде: 'Вот Она!'
– И чего? Город, как город…суетливый, машин дофига – у нас хоть проехать свободно можно. А тут такие потоки… Ничего не вижу достойного восторга. Даже дома ничем не отличаются от тех, что в нашем городе. Типовая хрень. Ну Кремль, да. Интересно.
– А Ленин? Там Ленин лежит! Не хочешь сходить на него поглядеть?
– Неа…ну лежит себе, и лежит. Пустая оболочка человека. Вот за что ему такое проклятие?
– Какое?! – удивлённо подняла брови Маша.
– Лежать неупокоенным, какое же ещё. Ну представь, что тебя положили где-то на витрину и толпы придурков ходят, и разглядывают. Тебе понравится? Он где-то бродит тенью, неприкаянный и неупокоенный, и страдает. И нет ему отпущения грехов…
– Тссс! – Маша приложила палец к губам и кивнула на спину водителя.
Я улыбнулся и кивнул – хотя нашим 'хозяевам' и наплевать, какие у нас политические взгляды и чего мы болтаем, всё же не стоило их злить. Есть определённые правила игры, и стоило их соблюдать.
Мы сегодня прилетели из нашего города в Москву самолётом. В аэропорту нас встретили, прямо у трапа самолёта – остальные пассажиры с восхищением и завистью смотрели, как молодую парочку усаживают в чёрную волгу. Видимо решили, что мы какие-то детишки высокопоставленных чиновников.
Мне было смешно, а Маша вся преисполнилась гордости – советское воспитание. В обществе, в котором все равны, тот, кто приподнимается над серой массой всегда вызывает и зависть, и восхищение. И чем ровнее и серее эта масса, тем больше восхищения вызывают эти люди. Бард, рассекающий по Москве на иностранной машине, которую большинство граждан Советского Союза видели только на картинках или в кино, вызывает всенародную зависть и любовь. И все стремятся получить привилегии, и счастливы, когда эти привилегии получают, гордятся этим – мы не такие как все, нас заметили!
Квартира, которую нам предоставили, находилась в центральном районе города, и мало чем отличалась от той, в которой мы жили в нашем, родном городе – пять комнат, мебель по последней моде, цветной телевизор и двухкассетник – все атрибуты элитной семьи. Так-то мне здесь понравилось – окна выходили на тихий двор, и машину есть где поставить – мне обещали, что её в ближайшее время перегонят по новому месту жительства.
Водитель проводил нас до дверей квартиры, отпер их, и отдал ключи нам – вместе с ордером на вселение и паспортами, в которых уже стояли штампы московской прописки. Пожелав нам хорошего отдыха, предупредил, что машина за нами придёт завтра, в восемь утра, и к этому времени мы должны быть готовы – поедем в Кремль. В холодильнике продукты, в шкафах все необходимые нам вещи – располагайтесь и ни в чём себе не отказывайте. Затем исчез за дверь, как громадный передвижной платяной шкаф – под его поступью чуть не продавливался паркет, мужчина был здоровенный, шире меня раза в два. Водитель-охранник, надо полагать.
Мы пошли проверять сокровища, которые нам обещаны – и в самом деле, шкафы полны отличной одеждой (точно подходящей нам по размеру!), а холодильник забит всем, о чём советские граждане могут только мечтать – от сырокопчёной колбасы, до чёрной икры. Нормальный набор номенклатурного работника. Ведь мы уже примкнули к номенклатуре, надо понимать…а может и выше. Чиновников дофига, а вот настоящих лекарей – это поискать надо.
Маша пошла в спальню, уселась на кровать, немного попрыгала на матрасе и выдала заключение, что он вполне соответствует её понятиям о том, каким должно быть наше лежбище, и что она на этом матрасе бока не отлежит. Потом стала переодеваться, испуганно поглядывая по сторонам.
Я заметил это, и спросил:
– Ты чего жмёшься, как будто раздеваешься на Красной площади?
– А мне кажется, я и раздеваюсь на Красной площади. Вон там стоит делегация из Японии, а вон там – немцы. А тут три гэбэшника, заглядывающие мне в задницу. Меня вот это самое подглядывание и подслушивание приводит в нервное состояние. Мне хочется выключить свет, забиться в угол, и вот там уже переодеваться…я даже заниматься любовью не могу спокойно – мне кажется, что за нами всё время кто-то смотрит.
– А мне кажется – тебе даже нравится, когда за тобой подглядывают – ухмыльнулся я – ты от этого возбуждаешься. Самые страстные наши ночи были после того, как ты узнала, что за нами следят. Ты как будто норовишь подразнить наблюдателей, нет?
– Фу…противный – хихикнула подруга – это я должна копаться в душах человеческих, потому что мне по профессии положено, а ты-то чего туда грязным пальцем?! Хмм…ну да, есть что-то такое, ты правильно заметил – созналась Маша, слегка покраснев – как представлю, что там сидят молодые парни и наблюдают за мной в тот момент, когда ты… В общем – есть что-то в этом. Но я категорически против, чтобы они подглядывали за мной в момент переодевания, или когда я занимаюсь своими делишками в туалете! Это меня совсем не радует. А ты думаешь – и тут напичкано аппаратурой?
– Нет, конечно, зачем им следить за людьми, которых завтра повезут в Кремль? Это же совсем не интересно, правда? Маш, ну чего ты глупые вопросы задаёшь? Понятно, что всё тут нашпиговано подслушкой. И скрытые камеры есть.
Маша наклонилась к моему уху и тихо шепнула:
– Вань, а можно что-то такое сделать, чтобы убрать подслушивающие устройства? И главное – подгляывающие?
– Хмм…честно говоря – не задумывался. А чего они тебе? Да хрен с ними – слушают. Мне лично наплевать.
– А мне нет! – сердито буркнула Маша – какого чёрта, я как на витрине?
– Теперь ты знаешь, что должен чувствовать Ленин – усмехнулся я – ладно, сейчас подумаю…
Я стал расхаживать по комнате, вызывая из памяти новые и новые заклинания, способные как-то помочь. В голову пока ничего дельного не приходило, кроме…хмм…если рассуждать – что есть вот эти самые подслушивающие устройства? Ну и подглядывающие тоже? Это микромикрофоны, и микротелекамеры. И все работают на электричестве, само собой. А если…
– Маш, ты где?
– В спальне, а что?
– Ляг на постель.
– Зачем? Вань, попозже, а? Я хотя бы вымоюсь, в ванне полежу! Вспотела, пока ехали.
– Тьфу. Я не о том! Заберись на постель. Так, на всякий случай. Я кое-какой эксперимент произведу…
– Аааа! А я уж думала…сейчас, сейчас! – послышался легкий стук – Маша запрыгнула на постель – всё, я готова.
– Только не слезай, пока я не скажу.
– Ладно, ладно, делай!
Я сосредоточился, и полетели слова заклинания. Не знаю, что у меня получится, но если выйдет это дело…
Через три минуты почувствовал, как сгущается атмосфера в квартире – волосы начали вставать дыбом, между металлическими предметами начали проскакивать искры и противно запахло озоном, будто рядом с рентгеновским аппаратом. Потом, вдруг, комната осветилась – на стульях, на креслах, на всех выступах мебели заиграли огни святого Эльма, наполнив атмосферу квартиры чем-то мистическим. Потом жахнули две здоровенные ветвистые молнии, осветив комнату, как фотовспышкой и уйдя в батарею отопления.
А затем случилось кое-что, что совсем мной не планировалось – после вспышки одной из молний, из торшера, стоящего в углу возле кресла, вылезло образование, напоминавшее размером футбольный мяч. Это было похоже на то, как стеклодув выдувает из своей трубки стеклянный шарик – медленно, но неумолимо, и всё больше, больше размером, пока шар не достиг размера головы человека. Затем этот шар стал приближаться ко мне, уже закончившему отчитку заклинания.
На всякий случай я стал тихо уходить от этой пакости и вышел в коридор, но шар тянулся за мной, как пришитый нитками.
В спальне крикнула Маша:
– Вань, ты уже всё? Можно выходить?
Шар как будто услышал слова, рванулся в сторону спальни, а на дороге стоял я. Удар! Взрыв! Грохот был такой, как будто взорвалась граната. Я потерял сознание.
Потом Маша мне рассказала, что взрывом шаровой молнии сорвало со стен картины, уничтожило две китайские вазы и сбросило на пол посуду (О мой китайский фарфор!)
У меня осталось красное пятно во лбу, а там, где шар ушёл в пол – обугленное пятно. Носок на большом пальце ноги разорван, тапок – тоже. 'Эксперимент' закончен
Подслушивающим устройствам кирдык, но и мне чуть не пришёл кирдык. Если бы не моя живучесть…вот и используй заклинания в отдельно взятой советской квартире!
Видимо я на минуту потерял сознание, потому что когда очнулся, обнаружил, что лежу на спине в коридоре, а надо мной нависает испуганное лицо Маши:
– Ванечка, Ваня! Ой, что делается…ты очнулся? С тобой всё в порядке? Чёрт с ними – пусть заглядывают и подслушивают, не надо больше такого! Напугал меня до смерти! Как мёртвый лежал!
Я посмотрел на Машу, и сфокусировал глаза, почему-то дающие двойное изображение. Две Маши благополучно совместились, дав чёткое изображение, и совершенно трезвым и осмысленным голосом сказал:
– Я не Ваня, Маш. Я Вася Кольцов.
Маша отшатнулась, зажав рот, и с испуганно спросила:
– Вспомнил? Всё вспомнил?! Молния, да?
– Молния – ответил я, и вскочил на ноги.
Тело переполняла бурлящая энергия, меня просто колбасило от ощущения своего великолепного здоровья, радости жизни, чувства своей наполненности и цельности.
– Вань…Вась – ты теперь уйдёшь? – Маша сидела на краю кровати – несчастная, жалкая, маленькая, как котёнок, выброшенный за порог дома злым хозяином.
– Пока нет. Я же не могу тебя оставить без того, чтобы пристроить в этой жизни как надо. И моего ребёнка… Уйти я могу в любой момент. И должен уйти. Я здесь, а там моя любимая женщина лежит связанной. Мой товарищ захвачен, и с ним непонятно что творят – так что уйти придётся. Но не сейчас.
– Вань…Вась – а ведь ты здесь больше года. Практически полтора года. Ты не думаешь, что там, откуда ты пришёл, всё давно завершилось?
– Я могу вернуться в тот момент, когда я улетел сюда. В моём мире не пройдёт и секунды. Маш, не расстраивайся так. Всё когда-то кончается. Ведь предупреждал тебя – мне придётся уйти. Я знал это. А у тебя останется мой ребёнок, много денег, квартира – теперь ты обеспечена на годы вперёд. И я намерен сделать так, чтобы никто тебе не смог ничего сделать. Более того, есть задумка сделать так, чтобы будущее в этом мире было гораздо лучшим, чем у нас. Но только тсс…никому ни слова о том, сто после удара шаровой молнии я восстановился. И зови меня Ваней – как и раньше.
– А что такого? Ну пусть знают…ты что, постыдное что-то сделал?
– Маш, ты слышала меня? Ты хорошо меня слышала? Я что сказал?! Ни слова, ни полслова никому, даже во сне, даже там, где ты думаешь, что нет ушей!
– Ну поняла, поняла я…зачем кричишь – лицо Маши скривилось, и стало ясно, что она сейчас заплачет. Тогда я разжал кулаки и глубоко вздохнул:
– Не плачь. Просто это очень, очень важно, и если ты сделаешь как я сказал – всё будет нормально, а если нет – непредсказуемо. Точнее – мы можем пострадать. Я ещё не до конца восстановился, хотя и всё-таки обрёл кое-какую целостность. Мне к этому ещё нужно привыкать. Понимаешь? Ты же врач-психиатр, должна понимать!
– Вань, а как же с прослушкой здесь? Ты говоришь всё в открытую…а если нас слышат?
– Не слышат. Я выжег все подслушивающее устройства. Перегрузил их электроэнергией. Видела, какие молнии били? Фактически я сделал настоящую грозу. Этими молниями можно и прибить кое-кого, ежели понадобится…
– Ладно, Вань, я поняла…а если снова поставят…жучки, так они называются?
– Да хоть паучки. Я каждый день буду проделывать такую штуку. Буду выжигать всё, что они тут наставят. Пока им не надоест это делать. А вон и они, легки на помине!
В дверь позвонили – звонок чего-то жалобно прохрюкал – похоже, что ему досталось при электроатаке. Поджарился слегка. Посетовав про себя о судьбе звонка, пошёл открывать. Спрашивать – 'Хтой-то там?!' не стал. И так понятно.
И не ошибся – трое, одинаковы с лица. Незнакомые. Вежливые. Попросились войти, сразу глазами по сторонам – зырк-зырк, зырк-зырк! Осведомились вежливо:
– У вас всё в порядке? Жалоба от соседей поступила, якобы у вас тут что-то громыхнула, будто граната. Вы целы? Что тут произошло?
– Товарищи…не знаю как вас звать – такое будет происходить каждый день. Мы с моей женой (краем глаза я увидел, как Маша вздрогнула и потупила глаза) имеем право на личную жизнь. И не хотим, чтобы нас беспрерывно подслушивали и пуще того – подглядывали. Поэтому – каждый день я буду заниматься выжиганием ваших приспособлений для вмешательства в личную жизнь. Вы поняли меня?
– Понять-то поняли – усмехнулся один из пришельцев – вот только мы-то ни при чём. Есть приказ – мы выполняем. А как вы разбираетесь дальше – это не наша проблема. Вот мы убедились, что с вами всё в порядке, что вам ничего не угрожает – и уходим. Спокойной вам ночи.
– И вам не храпеть! – добавил я умиротворённо – и передайте вашему начальству – сколько поставят жучков, столько я и спалю. Даже если при этом разнесу полквартиры. Хватит нам уже в задницы заглядывать!
– Это уж не нам решать – кому и куда заглядывать – хихикнул один из мужчин, выходя из квартиры, а старший его поддержал:
– Да, это не наше дело. Но ваши слова мы доведём до сведения, не сомневайтесь.
'Гости' ушли, а мы остались вдвоём с Машей, грустно собиравшей осколки фарфора с натёртого до блеска пола. Я посмотрел на её монотонные манипуляции веником, и предложил:
– Давай прислугу наймём?
– Прислугу…наймем…безжизненно вторила Маша, и неожиданно спросила – Вань, ты мне расскажешь о том мире, откуда прибыл?
– Хмм…расскажу. Позже.
– Это хорошо – снова безжизненно сказала Маша и держа в руках веник тихо заплакала. Слёзы текли по щекам часто, как осенние дождевые капли и падая на паркет, исчезали в осколках…
Я беспомощно смотрел на мою подругу и не знал, что сказать. Мне нечего было сказать. Всё и так ясно…
