Глава 6
В комнате воцарилась тишина. Маша была ещё жива, но булькающее дыхание стихало и стихало, жизнь уходила из неё с каждой каплей крови, вылившейся из пробитой груди. Мне казалось, что прошло очень много времени – очень долго, целую жизнь я смотрел на свою женщину и бессильно наблюдал, как она умирает. Но скорее всего, это были секунда-две, максимум. И мой ступор закончился.
Я оттолкнул в сторону Веру, начавшую причитать что-то вроде: 'Ой, что же будет, ой, горе-то какое, горе-то! Ой, что же будет!…' и вытолкнул её за дверь комнаты. Затем встал на ноги, и вытянув руки вперёд, начал читать речитативом какие-то слова, непонятные, но имеющие вес, как кирпичи, тяжёлые и холодные. Они падали в пространство, и будто строили преграду между Смертью и моей женщиной, не давая той пройти и забрать душу Маши.
Руки мои ткали некую вязь – в воздухе загорались знаки – огненный, золотой, синий, таявшие, как инверсионный след реактивного самолёта. Похолодало так, что моё дыхание стало видимым, как на январском морозном ветру.
Маша стала белой – до этого она посинела и почернела, как покойница. Теперь губы стали белыми и медленно розовели прямо на глазах. Я не прекращал читать заклятие, и когда через три минуты закончил – на полу лежала Маша, мало чем отличающаяся от той Маши, что была до ранения. Или, вернее – до её смерти.
Волнуясь, я опустился на колени перед, приложил ухо к её груди – грудь была тёплой, упругой, такой, как и раньше. Раздвинул лёгкую рубаху, расстегнув пуговки – на груди ни следа от страшной раны, и лишь пятно-ореол на блузке указывало на то, что рана мне не приснилась. Да и лужа крови под Машей не даст забыть о происшедшем, как и блестящая палка-стилет с коричневыми, уже подсохшими мазками.
Почему эта Маша отличалась от прежней? Потому, что она стала моложе. Моложе лет на десять – исчезли морщинки вокруг глаз, грудь, тяжёлая, крепкая, но слегка обвисшая от кормления ребёнка, стала меньше размером, и торчала вперёд как у девственницы пятнадцати лет. Женщина даже как-то уменьшилась в размерах – рубашка слегка обвисла, бёдра стали менее объёмистыми – заметно под юбкой. Она сбросила размер, или два, не меньше, и выглядела на девятнадцать лет, не больше.
Интересный эффект – задумался я – похоже, что это заклинание делает так, чтобы тело залечивало раны и восстанавливалось до того максимума здоровья, который организму положено иметь. А максимум здоровья настаёт в девятнадцать-двадцать лет. Расцвет организма, так сказать. Вот Маша и достигла своего расцвета. Такой, вероятно, её встретил покойный муж, когда в неё влюбился. И немудрено. Она и в тридцать лет была красавицей, а уж в двадцать лет! Смерть мужикам. Что касается похудения – а откуда организму брать силы для восстановления? Откуда взять плоть для ремонта своих повреждённых клеток? Из самого себя, конечно. Вот он и взял.
– Проснись, спящая красавица! – я похлопал по щекам Маши, и та медленно открыла глаза.
– Что со мной? Вань, мне приснилось? А чего я лежу на полу? Ой! Не приснилось! Этот алкаш меня заколол…а я что, дух? Ты меня вызвал? Ой! Ой-ёй! Больно как!
– А чего ты ерунду говоришь? Я тебе и продемонстрировал, что ты не дух.
– Теперь синяк на груди будет – Маша выпростала из лифчика левую грудь и погладила ладонью – какая маленькая…как у девчонки. Вань, ты чего со мной сделал?
Маша вскочила с пола, как лесная лань, и шагнула к трюмо, разглядывая себя в зеркале и оглаживая ладонями:
– Ой! Вот это да! Чудо! Ваня, это чудо! Ты – чудо! О боже!
Девушка бросилась мне на шею и стала исступлённо целовать. Я со смехом отбивался, и сумел оторвать Машу от себя только тогда, когда слева от нас скрипнула дверь и на пороге показалась Вера, теребящая в руках платок. Она с испугом глядела на меня, переводя взгляд на счастливую Машу, обнимающую меня за шею. Спина Маши была вся в крови, её рубашка-блузка прилипла к коже, а в центре пятна виднелась дырка, пробитая в ткани.
– Что же это…как это…вы простите нас, он допился до чёртиков. Белая горячка видать. Второй раз уже. Продал моё обручальное кольцо – всё, что оставалось, и пропил, скотина. И ведь не поленился на больных ногах сходить за самогоном к соседке! Это бабка Марониха, сучка, самогон гонит, всех споила тварь мерзкая! Давай, Маш, я застираю блузку, пока не засохло. Дома никого нету, девчонка только, да мамка в дальней комнате. Некого стесняться. Снимай, а то ты вся в крови. Петька валяется, как твой-то его вырубил. Ой, не знаю что делать…горе-то какое. За что меня Господь наказал такой тварью-мужем?
Маша тут же сбросила блузку, лифчик, оставшись голой по пояс, а Вера жадно стала разглядывать её спину и грудь, ища дырку от 'стилета'. Не найдя, испуганно перекрестилась и увела Машу на кухню. Я остался в комнате один.
Шагнув через порог, встал перед храпящим на полу 'Петей', и не задумываясь, начал плести сеть заклинания. Оно было коротким, и вначале выбивало из пациента алкогольное отравление, да так, что его начинало фонтаном рвать.
Зная об этом, отошёл в сторонку, наблюдая за красочным зрелищем – Верке потом хватит работы – и кровь оттирать, и блевотину.
Когда оторопевший Петя вперился в меня абсолютно трезвым, ничего не понимающим взглядом, пришёл черёд следующего заклинания.
После минутного декламирования и пассов руками, Петя обрёл стойкую неприязнь к любым видам алкоголя – теперь он не мог даже понюхать – спирт, водку, пиво. Даже квас – там тоже есть немного алкоголя. Может я слегка и переборщил – но нехрена тыкать мою женщину в спину грязными палками. Пей воду. Иди чай. Ну и напоследок – заклинание выздоровления – не такое сложное, как я применил к Маше, не молодящее – нет, один из вариантов заклинаний, поднимающих тонус организма и выгоняющих из него болезнь за день-два. Сейчас у него зажили больные ноги, а через пару дней будет ходить и даже бегать. Хватит дома валяться, пора на работу, семью кормить.
Закончил, осмотрелся – вся честна-компания стоит за спиной – Вера, Маша в накинутой Вериной рубашке и смотрят на меня так, как будто я бог, или демон.
– Чего уставились-то? – недовольно буркнул я, смущённый таким излишним вниманием – теперь он не будет пить. Никогда. Вообще. И ноги у него почти здоровы. Дня через два будет бегать как лось. Натопи баню, пусть вымоется как следует – воняет, как животное.
– Батюшка! Милый! Спаситель! – Вера бросилась мне в ноги и стала их исступлённо целовать, а я испуганно отступал к стене – безумная баба покусает ещё!
Потом Вера рыдала, обнимая своего Петю, тот непонимающе смотрел на то, что происходит вокруг, потом на свои обмотанные вонючими бинтами ноги и неуклюже встав, сказал:
– Ничего не пойму. Всё как сон было. Я правда ударил её палкой? Или мне приснилось? Вы меня простите, если что…я не в себе был. Простите, а? Я если что отработаю – я плотник отличный, дома могу строить, даже шкаф срубить – одним топором! Даже без рубанка! У меня руки золотые. Всё, что угодно могу из дерева сделать.
– Мне надо кое-что проверить. Вер, у тебя есть водка?
Женщина помялась, потом пошла в кухню и принесла полбутылки прозрачной жидкости в поллитровой бутылке:
– Вот. Я ей Машку растирала от простуды. Прятала от Петьки.
Я взял бутылку, откупорил заткнутое пластмассовой пробкой горлышко, понюхал – пахло водкой. Она, проклятая.
– На, пей! – протянул бутылку Пете.
– Я не хочу – растерялся тот.
– Пей, мне нужно проверить, и чтобы вы все знали.
Мужчина взял бутылку в руки, привычно раскрутил содержимое и ловко влил его в своё горло…
Фонтан был таким, что я еле уберёгся от прямого попадания. Вонючая струя обдала Верку – Маша успела скакнуть назад как африканская газель, которую я вчера видел по телеку – убереглась. Весь пол был в содержимом желудка бывшего алкаша. Он ещё минут пять не мог успокоиться – рвотные позывы были такой силы, что у него чуть не пошла горлом кровь. Потом всё-таки рвота остановилась, и Петя хрипло, облегчённо сказал:
– Всё. Отпил своё! И слава богу.
– Слава Богу! И Ване! – эхом повторила Вера, и зарыдала, опустившись на пол у стены, покрытой следами научного эксперимента.
Потом Вера вымывала полы, а Маша дожидалась, когда высохнет её дырявая блузка и можно будет заштопать прореху чтобы пойти домой – в Веркином барахле идти она не хотела. Эти старушечьи кофты выглядели бы на ней совсем даже странно. Как на цыганке какой-нибудь.
– Вань, а ты не забыл, зачем мы вообще-то сюда пришли? – шепнула Маша, наклонившись к моему уху – духа-то будешь вызывать?
– Буду – кивнул я, и объявил – я буду вызывать дух твоего отца. В комнату не входить, иначе…будут неприятности.
Я не стал добавлять – какие. Ни к чему им знать, что если что-то пойдёт не так – вместо души того, кого я вызываю может появиться и демон. По крайней мере у меня была такая информация. Опять – откуда? Задумался, но решил разобраться с этим после. Тем более, что есть свой, персональный психиатр. С титьками второго размера…
Самокопанием лучше всего заниматься в постели. Отдыхая между очередными любовными актами. По крайней мере, мне это так казалось. Скорее всего, ведущие психоаналитики и психотерапевты со мной не согласятся. Те, кому за семьдесят.
Снова удалившись в комнату с фотоальбомом, я последний раз бросил взгляд на лицо мужчины, которого собираюсь вызывать, и вздохнув, начал читать заклинание.
Через десять минут манипуляций руками и выкрикиваний непонятных слов, в воздухе проявился силуэт человека, похожего на того, которого я рассматривал на снимках. Сейчас ему было лет за пятьдесят, и видок его был не так чтобы очень здоровым – серый, глаза тусклые, лицо угрюмо, а возле рта залегли глубокие складки.
– Ты чего же это наделал, уважаемый? – обратился я к духу – зачем ты попрятал деньги? Оставил семью без средств к существованию?
– Всё равно Петька бы всё пропил – парировал призрак – сколько не дай, всё в водку пустит. А так – я правильно поступил. Спрятал, и всё тут.
– Хмм…наверное, правильно. Покажи, где спрятал деньги.
– Пойдём за мной!
Призрак проплыл через закрытую дверь, я пошёл следом – мне пришлось её распахнуть. Потом выплыл во двор, подлетел к собачьей будке и встал над ней:
– Вот здесь. В трёхлитровой банке. Крышкой закатал и спрятал, ямку выкопал. Пусть забирают. Спасибо тебе, что помог моей семье, моей дочке. Помоги ещё и жене, прошу тебя.
– Хорошо. Свободен. Что-то передать семье? – спохватился я, но призрак уже растаял летнем горячем воздухе.
Посмотрев за внимательно наблюдавшим псом – помесью кавказской овчарки и носорога, решил, что задачу свою выполнил, а выкапыванием денег из-под брюха этого монстра пусть занимаются другие. Те, кто его кормит и поит. Больно уж не хочется ходить покусанным, даже если это и заживёт в считанные часы.
– Ну что, получилось? – дрожащим голосом спросила подошедшая Вера.
– Получилось – утвердительно кивнул я, и с интересом спросил – а чем вы кормите такую орясину? Он же сжирать должен больше, чем вся ваша семья!
– Полкашка…он молодец – с уважением и приязнью сказала Вера – у нас как-то своровать хотели со двора – цыгане зашли, так он их так драл, только тряпки летели. А то бы последнее утащили. Я в заводской столовой беру для него объедки, мне разрешают. Если бы не таскала оттуда продукты – мы бы и не выжили. Теперь-то всё будет по другому!
– Да, по-другому. Деньги под будкой. В стеклянной банке. Отец туда закопал. Потом выкопаешь.
– Так подождите! Я выкопаю, рассчитаюсь с вами.
– Домой пойдём. Хватит нам приключений. Сочтёшь нужным – занесёшь потом, что душа позволит. А не занесёшь – значит так и быть. Переживём. Отведи к матери, твой отец попросил её полечить.
– Вань, мне страшно – Маша погладила меня по груди ладонью левой руки, и приподнялась на постели, подперев голову рукой – у меня ощущение, будто что-то должно случиться.
– Чего случиться-то? – сонно спросил я, мне всегда после секса хотелось спать, а Машу распирало желание чего-нибудь обсудить. В этом отношении мы с ней ну никак не были похожи.
– Мы стали настолько…хмм…заметны, что ли? Не знаю даже как и сказать…едут ведь со всех сторон, со всей страны! И откуда узнали, непонятно. Вон, ночуют возле дома, ждут завтрашнего приёма . Ты понимаешь, что скоро нами заинтересуются власти? Если уже не заинтересовались.
– Заинтересовались – хмуро ответил я – сегодня в местной газетёнке статья о нас, по моему 'Путь к коммунизму' называется этот брехливый листок, не годный даже для подтирки задницы – краски слишком много. Так вот – нас называют шайкой мошенников, выманивающих у людей деньги. И спрашивают, доколе мы будем заниматься своей противоправной деятельностью, получая нетрудовые доходы. Удивляюсь, как это раньше за нас не взялись.
– Вань, это же ужас! – ахнула Маша и села на кровати, опёршись на руку.
В полумраке она выглядела в высшей степени соблазнительно и я попытался этим воспользоваться, притянув к себе. Но подруга отбилась и села на край кровати:
– Ты что, не понимаешь? Если напечатали в газете, да ещё такой – это орган горкома партии – значит есть указание с нами разобраться! Всё, хватит, надо прекращать. Сворачиваем нашу деятельность и уезжаем.
– Куда? – спросил я, лениво поигрывая соском сидящей рядом девушки (иначе её не назовёшь – после лечения она стала молодой и даже юной)
– Да куда глаза глядят! Подальше отсюда. Ты не понимаешь – это беда, настоящая беда!
– Мне ещё рано ехать. Нужно разобраться с теми ментами, что меня убивали. Что, мы так и оставим, спустим с рук им всё то, что они сделали со мной, что делают с людьми? Ведь уверен – я не один такой. Не могу уехать, пока с ними не разберусь.
– А как ты с ними разберёшься? Убьёшь? Что ты с ними сделаешь? Как ты можешь убить пять человек, милиционеров, и остаться при этом безнаказанным? А я? Что со мной будет? Они ведь и меня посадят, за укрывательство и недоносительство. Ой, Вань, не трогай, а? Не до того! – Маша убрала мою руку, тихо прокравшуюся к её интимным местам и встала, расхаживая по комнате, как Ленин, обдумывающий – как же нагадить буржуазии? Да так, чтобы она не нагадила в обратную.
– Вань, скажи – Маша снова присела на постель – что ты вспомнил после того, как меня лечил. Ты мне рассказывал, что после того, как Петя меня ударил, от стресса в твоей голове что-то сдвинулось, ты гораздо чётче вспомнил многие заклинания. А твои личные воспоминания? Ещё что-то ты припомнил? Где ты жил? Как тебя зовут? Твою прежнюю жизнь? Ты вспоминаешь заклинания, но не можешь вспомнить свою прежнюю жизнь – как так может быть?
– Ощущение такое, будто во мне живут два человека. Две памяти. Одна память – о том, кем я был, где я был, где я жил. Её, практически, нет. Будто стёрли ластиком. Остались какие-то туманные следы, и всё. Вторая память – это память магии. Это заклинания, всплывающие ни с того, ни с сего. Она, почему-то, проявляется активнее. Но я чувствую, что не вспомнил и половины тех заклинаний, что должен знать. Хотя после стресса, который задала мне твоя гибель…вернее твоё ранение, процесс ускорился. Теперь я знаю в несколько раз больше заклинаний, чем раньше. Но при этом знаю – не всё вспомнил.
– А каков механизм того, как всплывают твои знания? Ну – как ты ощущаешь, что сейчас можешь сказать то, или иное заклинание? Почему ты берёшь то, а не иное заклятие?
– Представь себе, что ты хочешь взять со стола ложку. Ты протягиваешь руку, и берёшь её. Почему ты не схватила вилку, или не взяла тарелку? Потому, что тебе они не нужны. Так и тут – мне надо вот такое заклинание, и я знаю, что другие мне не подойдут. И беру его. Другое дело – многие заклинания не подходят, а через какое-то время всплывает нужное заклятие.
– У тебя все заклинания 'добрые'? Есть какие-нибудь ведьмовские, приносящие вред? Проклятия, а не заклятия?
– Хмм…ты знаешь, а есть. И кстати – ты навела меня на хорошую, очень хорошую мысль…
– Кто по очереди, заходите! – крикнула Маша где-то в прихожей и я услышал мужской голос. Что он говорил – не разобрал. Это был третий посетитель за сегодня – первые два проскочили быстро – один сильно заикался – понадобилось маленькое заклинание и три минуты времени, другой с пороком сердца – ребёнок пяти лет, синюшний, задыхающийся. Мать из бедных, так что я кивнул Маше – не бери денег.
Мы уже научились чётко отслеживать – кто может что-то дать за лечение, а кто не может. Видно, когда человек сытый, довольный – даже если он старается казаться беднее, чем есть на самом деле, с него можно взять денег. Никаких тарифов не устанавливали – что можешь, то и дай. Всё-таки время мы тоже тратим, и силы… Частнопрактикующие врачи берут за свои услуги, и дорого. А мы что? Ну…мы, конечно, альтруисты, но и альтруистам хочется есть. И прикрыть зад какой-нибудь тряпкой. Желательно хорошо сшитой. Так что альтернативы не было – решили – деньги берём, но смотрим, с кого можно взять, а с кого нет.
За месяц, что мы занимались практикой, у нас уже выстроилась живая очередь на несколько тысяч человек. Люди жили в машинах, снимали квартиры – многие жители посёлка, вначале ворчащие на столпотворение у нашего двора, быстро раскусили выгоду происходящего и перестроили свою жизнь. Практически все начали заниматься обслуживанием паломников – продавали им еду, устраивали на постой в своих домах, отвозили и привозили на своих машинах – с вокзала и на вокзал. Деньги потекли рекой в радостно подставленные карманы соседей. Ну а мы…мы, если нас не остановят, скоро станем очень богатыми людьми. Без всякого нашего на то особого рвения, капитал увеличивался, как на дрожжах. Если в день я принимал человек двадцать-тридцать, то посчитать – каждый оставит пусть даже по пятьдесят рублей – это уже тысяча! И это при зарплате местных жителей в сто пятьдесят рублей. За тысячу обычному гражданину надо было полгода работать.
За месяц мы заработали более тридцати тысяч рублей – невероятные деньги по здешним меркам. Пришлось положить на книжку в сберкассу – нам только ограбления не хватало. Оставили только на проживание. Впрочем, на проживание всегда хватало – деньги появлялись каждый день, и чем больше людей я принимал, тем больше денег становилось. Мне они были неинтересны – впрочем, как и Маше. Мы одевались, обувались, ели что хотели – что нам ещё желать? Если только постройки другого дома – со всеми удобствами. Меня сильно напрягало бегать в сортир под взглядами страждущих больных. Всегда был шанс, что кто-то бросится к ногам по дороге из деревянной будки и рыдая будет просить помочь её сыну или дочери. Что и было уже – дважды.
В общем – мы решили построить другой дом, и подвижки к этому делу уже начались. Среди клиентов, посетивших нас был человек из горисполкома, с которого, конечно, денег не взяли, но он нам помог с оформлением участка. Участок оформили на Машу. Сорок соток, возле леса. Через неделю там должны были появиться рабочие – мы нашли строительную бригаду, и договорились с прорабом. Дом из красного кирпича, с черепичной крышей – что может быть лучше? Даже проект дома был уже готов. Суждено ли было мне в нём пожить? Я не знал. Время покажет… только вот Маша всполошилась и заговорила об отъезде. Да куда мы денемся? Везде найдут. Тут надо устраиваться…
В комнату вошла хмурая Маша, а за ней следом уверенный в себе, нагловатый опер, тот, который приходил к нам с Федорчуком. С ним рядом хорошо одетый, лощёный мужчина лет тридцати с небольшим, отличающийся от знакомого опера так, как отличается от уличного мальчишки-хулигана домашний пай-мальчик в штанишках на лямочках. Однако взгляд этого человека выдавал мента – изучающий, пристальный, оценивающий.
Так оно и оказалось – этот 'лощёный' бы оперуполномоченным ОБХСС, и он желал пригласить меня на беседу в РОВД. О предмете беседы капитан Сеглов не распространялся, но тут и так было ясно – предметом беседы станет наша коммерческая деятельность. Второй опер, один из тех, кто меня когда-то пытался убить, поглядывал странно, как будто определяя – тот ли перед ним человек, или не тот. Само собой – странно, когда человек, забитый до смерти и самолично похороненный в яме, вдруг стоит перед тобой – здоровый, красивый и весь из себя важный. Это вызывает мистический страх. Даже у атеистов и циников.
Вообще-то, по-моему, я у них обоих вызывал некий страх. Мне так казалось. Ну а почему и нет? Один знал о моём странном воскрешении, и при этом знает информацию о том, как вылечиваются мои посетители. Все вылечиваются, без исключения. Второй не чужд мистики, и чем не больше убеждаешь себя в том, что магии нет, колдуны, ведьмы и всё такое прочее не существует, а в голове бьётся мысль: а вдруг? А если правда?
В общем – оба опера были вежливы, корректны, и чуть не с поклонами пригласили меня в РОВД на беседу с начальником. Прямо сейчас.
Маша перепугалась. Она знала, чем частенько заканчиваются визиты в милицию и прекрасно помнила чем закончился визит в милицию у меня, чуть больше месяца назад. Однако делать нечего – я собрался, обул сандалии и пошёл за своими то ли конвоирами, то ли почётным эскортом. Вряд ли второе – но хотелось бы надеяться…
Народ, ожидавший очереди на лечение во дворе зашумел, закричал, поднялась настоящая буча – они окружили милицейский уазик и стали его шатать, чуть не опрокинув на бок. Милиционер-водитель сидел ни жив, ни мёртв, голова его болталась, как на ниточках и лицо побледнело, как полотно.
Мне стоило большого труда успокоить разъярённых людей, решивших, что меня увозят навсегда, в места не столь отдаленные. Я пообещал вернуться и полечить всех желающих сверх плана, после чего толпа всё-таки отпустила уазик и отошла.
Я ведь не дурак – даже если бы понадеялся на силу толпы, и не поехал со своими конвоирами – что бы было? Ну, прогнали бы этих двух, а потом пришли бы сотни, и как бы всё дело не обернулось совсем плохо. Могла пролиться кровь. Зачем мне это надо? Тем более, что это самое приглашение в РОВД отвечало моим планам по мести негодяям. Я и сам собирался туда пойти, так если меня туда везут сами милиционеры – это же замечательно. Знали бы они, какие планы роятся в моей голове – сто раз подумали, чтобы везти в своё логово этого 'троянского коня' по имени Ваня…
Знакомый вход в РОВД, дежурная часть, где я некогда сидел в 'обезьяннике'. Менты выглядывают из-за стойки дежурной части и тараща глаза, перешёптываются:
– Колдун? колдун! Гля! – А это не тот, которого приводил…
– Точно, он! Говорили – маньяк. Слышал я кое-что по этому поводу, но скорее всего брехня… – голос затих.
– Куда его повели?
– К начальнику. Приказ – сразу к начальнику его отправлять. Смотри-ка, какие почести мошеннику!
– Заткнулся бы ты, Малеев – сейчас на тебя порчу напустит, и будешь ты срацца в штаны до конца жизни. Узнаешь тогда, как языком лишнего болтать.
– Тьфу на тебя. Неужто веришь в это мракобесие? Колдунов не бывает!
– Это ты моей матери скажи. Она меня водила к бабке, заговаривать болезни. Я хилый был, болел всё время, а после стал расти и вона какой вырос!
– Мда…вырос…а ума не нажил.
– Да пошёл ты…!
Поднявшись по лестнице на третий этаж, я и мои сопровождающие оказались у двери кабинета с золотистой табличкой 'Начальник Заречненского РОВД полковник милиции Степанчук Н.Ф.'.
На этом этаже было почище, возле окон в конце коридора стояли здоровенные кадки с разлапистыми растениями, на которых солнечный свет отблёскивал маслянистой зеленью. Похоже, что задержанные сюда допускались только в крайнем случае. Таком, как этот.
Опер вышел из кабинета, возле которого я ожидал вместе с обэхээсником и напряжённым голосом сообщил:
– Начальник ждёт! У него совещание, сейчас все разойдутся, и мы зайдём.
И правда – из дверей потянулись милиционеры в форме и без – майоры, капитаны, подполковник. Они с любопытством посмотрели на меня, и снова потянулся шопоток:
– Это он. Глянь – молодой какой парень!
– А ты чего ждал – бородатого старца, Хоттабыча, что ли?
– Да хотя бы…а тут какой-то пацан, как с картинки физкультурник. Глянь, орясина какая! И это колдун? Красавчик хренов. Дымов, это ты его арестовывал где-то месяц назад?
– Я. И что?
– Ничего. Чего так ощетинился-то? Хмм…
– Заходите! – опер снова выглянул из дверей и я перешагнул порог приёмной. У меня возникло чувство…дежавю, что ли – стойка, за которой молодая девушка, слегка испуганно, но надменно смотрящая на меня, столик с документами, сейф в углу – где-то я это всё видел, и не один раз. Что-то, как червячок шевелилось в голове, какая-то мысль, какое-то узнавание…и пропало, растворилось.
Двойная дверь в кабинет, сделанная из светлого дерева. Шагаю через порог, готовый ко всему – кто знает, может тут же и расстреляют, как врага народа. А я враг? Это с какой точки зрения посмотреть. Хмыкнул про себя – совсем заговорился. И чего в голову придёт! Ерунда всякая.
– Присаживайтесь – довольно приятный, интеллигентный голос, плавный жест рукой – вполне приятный человек этот полковник Степанчук.
Ну что же – стелет мягко, как спать-то буду? Надеюсь, не в сырой земле, как кое-кто надеялся.
– Вы Иван Петрович Сидоров?
– Не потаю – именно Иван Петрович Сидоров. А могу я узнать о причине задержания?
– А мы и не задерживали вас. Я пригласил вас для беседы. Жаль, что вы так всё восприняли.
– А как я ещё должен был воспринять – когда меня берут прямо с приёма больных, и везут в РОВД? Уж не за приглашение к праздничному столу, правда же?
– Ну-ну…кстати, об этом самом приёме я и хотел с вами поговорить. Товарищи, вы свободны. Мы с товарищем Сидоровым сами тут поговорим, можете быть свободны.
Полковник дождался, когда подчинённые вышли, и выжидательно посмотрел на меня:
– Скажите, откуда у вас такие способности? Кто вы? Вначале я принял вас за банального мошенника, фокусника и гипнотизёра, а потом, после тех сведений что мне предоставили мои подчинённые, изменил своё мнение. Вы уникум. И это переворачивает все устои науки и религии.
– А религии-то почему? – удивился я
– Потому, что чудеса может творить только Бог, и те, кому он передал чудотворные способности.
– А вы не допускаете, что я наместник Бога на Земле? – усмехнулся я и что он передал мне свои способности?
– Мессия? – закашлялся полковник – что-то как-то не вяжется. Мессии денег не берут. А вы заработали приличную сумму. Кстати – подпадает под нетрудовые доходы. Налоги не платите, занимаетесь запрещённой деятельностью – ведь права лечить у вас нет! И диплома нет. И так что же мне с вами делать? Вы знаете, какая поднялась буча? Сколько пошло жалоб на вас? Кто только не жалуется – врачи, священники, простые граждане. Мол – обманывают, деньги собирают. Возбудить на вас уголовное дело и прикрыть эту лавочку – дело пяти минут.
Полковник замолчал, откинувшись на спинку кресла и внимательно стал меня рассматривать. А я его.
Это был мужчина за сорок, с умным, волевым лицом, хитрыми глазами и слегка седоватыми короткими волосами. Его лицо внушало доверие, но я знал – полковник совсем не прост. До поста начальника РОВД мог добраться только самый хитрый, безжалостный, умелый и жестокий человек, готовый идти по трупам. Одно только то, что отделение уголовного розыска у него под началом превратилось в гнездо убийц – что-то говорит об этом райотделе. Рыба гниёт с головы, банально, но правда.
Молчание прервал я:
– Слушайте, хватит темнить. Говорите, что вы от меня хотите. Денег? Чтобы я платил вам за то, чтобы вы меня не трогали? Или вам ещё что-то от меня нужно? У меня нет времени на пустые разговоры. Там люди ждут, они болеют, умирают.
– А также приносят деньги – подмигнул полковник и нахмурился – вообще-то ни одно дело на территории, контролируемой моим РОВД не укрывается от моих глаз. Глупо было бы надеяться, что вы останетесь в стороне. Но – речь идёт не о деньгах. Меня попросили узнать, что вы из себя представляете. Мошенники, или действительно что-то можете.
– И какой вывод? – небрежно спросил я, вопросительно подняв брови.
– Нет, не мошенники. Мы подсылали к вам людей, реально больных, от которых отказались врачи, и вы их вылечивали. Но дошли ещё кое-какие слухи. О том, что вы можете возвращать молодость. Не это ли секрет того, что вы выглядите, как парень двадцати лет? И что ваша сожительница Мария вдруг стала из тридцатипятилетней женщины двадцатилетней красоткой? Слухи ходят самые разные, но этот – потряс всех и дошёл до самого верха – до Обкома партии. И жена Первого хочет встретиться с вами и воспользоваться вашими услугами. Вот зачем я вас и вызвал.
– И когда она хочет с нами встретиться?
– Как можно быстрее.
– Нуу…пусть приезжает к нам на приём. Я с ней поработаю.
– Вы шутите? Жена первого секретаря обкома партии? Вы, лично – приедете к ней, домой, и она с вами поговорит.
– Хмм…а с чего вы решили, что я к ней поеду? И что-то буду для неё делать? И для вас? Это же вас просили, не меня. И если вы не сделаете – вам грозят неприятности? Так ведь?
– Не надо так со мной разговаривать. Вы забываетесь – кто перед вами, и где вы находитесь! – пожестчел лицом полковник – я могу сделать так, что вы сами побежите, бегом, и сделаете всё, что мне надо! Обнаглели! Страх потеряли? Думаете – неприкасаемые? Камеру на северной стороне я всегда могу устроить, понял?
– Понял. А не пойти ли тебе…, понял? Ты как со мной разговариваешь, приглашальщик на беседу? Я сейчас на тебя проклятие напущу, ты срать чёрным поносом до конца жизни будешь, а она будет недолгой, очень недолгой, веришь?! Я должен бежать к какой-то сучонке на цирлах, как собачонка? Потому, что её муж первый секретарь? Ты сам-то соображаешь, что говоришь? Да мне плевать на деньги, веришь? На всё плевать! И на тебя тоже, вместе с этой сучкой!
Я просто взбесился. Всё то, что я накапливал эти месяцы, вся обида, злоба, воспоминания о том, как меня истязали в стенах этого заведения, досада на свою ущербность – отсутствие памяти – вылилось в такую великолепную ярость, что я и в самом деле готов был растерзать полковника. И я его ничуть не боялся. И он это чувствовал.
Полковник привстал из-за стола, упёршись руками в полированную столешницу из– тёмного дуба, покраснел, открыл рот и хотел что-то сказать, а может крикнуть, когда я тоже встал, и сделав пасс руками сказал Слово и в воздухе повис Знак Огня, полыхающий как никогда – огненный красивый, и готовый выпустить очередь из огненных шаров, способных разнести стену РОВД вместе с полковником.
Тогда милиционер опомнился. Он побледнел, с размаху плюхнулся на кресло и сделал жест рукой:
– Хватит. Успокойся. Давай поговорим начистоту, как два мужика. Мы наговорили лишнего, но никогда не поздно всё вернуть на нулевой вариант. Хорошо?
Я глубоко вздохнул и движением руки развоплотил Знак огня:
– Хорошо. Я слушаю.
– Что вы хотите за ваши услуги? За то, что окажете услугу жене Первого секретаря?
– Я не работаю бесплатно. Но деньги мне не нужны. У меня они и так есть. Надо будет – заработаю столько, сколько мне нужно. У меня есть просьба, если вы мне поможете – я помогу супруге Первого, и буду помогать вам, если мои услуги вам понадобятся. В разумных пределах, конечно. Напускать порчу ради вас я не буду.
– А и в самом деле можете? – поёжился полковник.
– Могу – спокойно кивнул я – но ни разу этого не делал. Не хочу. Пока не заставят обстоятельства.
– Хорошо. Я слушаю вашу просьбу.
Минут десять я излагал полковнику то, что я от него хотел. После того, как закончил, тот долго молчал, и затем отрицательно покачал головой:
– Это невозможно. Это всё равно что рубить сук под собой! Ну ладно – я переживу, если их посадят, хотя могу потерять должность, но ведь это нереально доказать! Что у вас есть, кроме голых, ничем не подкреплённых слов? Вы обвиняете офицеров, из которых двое члены КПСС, уважаемые люди, даже орденоносцы – и вы говорите, что они вас убивали, закапывали в яму, пытали?! Кто в это поверит? Подождите – допустим Я вам верю. Но этого мало. Вы же сидели…лечились в психиатрической клинике. Правда же? И после этого вы приходите и говорите – вот эти люди, капитан и майор милиции убивали меня монтировкой, закапывали в землю, а я выкопался и пришёл писать заявление? Вы снова окажетесь в психушке. И я вместе с вами – если пойду на серьёзное рассмотрение этого заявления. Доказательства. Где доказательства?
– А если они сами подтвердят? Опишут всё? Опишут свои преступления?
– Шутите? Если только вы их заставите своим колдовством! Что? Вы серьёзно? Можете? Хммм… – полковник подумал, потом наклонился над коммутатором и нажав кнопку, сказал:
– Верочка, пригласи ко мне Дымова, и всех, кто есть в их отделе. Всех сотрудников.
– Хорошо, Николай Фёдорович, сейчас вызову! – пропищал тонкий голос, и я опять вздрогнул от ощущения дежавю. Эта секретарша была очень похожа на кого-то из моей прежней жизни. До невозможности похожа. Так похожа, что я вот-вот, ещё немного, и вспомню, где я встречал подобные обстоятельства и секретаршу Верочку. Увы…ощущение снова улетело. И я замер в ожидании своих мучителей.
– Разрешите, товарищ полковник? – в дверь просунулось лицо Дымова, полковник сделал приглашающий жест, и в дверь втянулись все, кто тогда был во время допроса. Не было только участкового, но его уволили и он отсиживался дома. По слухам – беспробудно пьянствовал.
– Ну что, Дымов, доигрался? – жёстко сказал полковник, встав из-за стола – гражданин Сидоров заявил, что вы его истязали, что пытались его убить! Что скажешь по этому поводу? И вы все – что скажете? По одной статье ведь пойдёте! Этапом в Нижний Тагил!
– Врёт этот…гражданин Сидоров – спокойно-нагло заявил Дымов – никто никого не истязал. Он психический больной, и его нужно в психушку, идиота!
– Товарищ полковник, вы не могли бы выйти? – попросил я
– Что?! Из моего кабинета? Хмм…а проблем не будет? Всё будет в порядке?
– Если вы спрашиваете – не размажу ли я этих подонков по стенам – обещаю , что все выйдут отсюда живыми, и даже очень живыми. Клянусь.
– Ну…если клянётесь…что же – разговаривайте. Я отлучусь на десять минут.
Полковник широким шагом подошёл к двери и вышел, захлопнув за собой обе створки. Воцарилось молчание, которое прервал холодный голос Дымова:
– Не докажешь, сука! Как ты не сдох, тварь?
– Василич, не надо! Он может писать! Это может быть спектакль! – тронул его за руку мужчина рядом, зам, который первый ударил меня в печень.
Дымов кивнул и замолчал, ненавидящим взглядом сжирая меня, как нильский крокодил свою жертву. Дай ему волю, он бы меня порвал на части.
Я вздохнул, окинул взглядом группу стоящих передо мной людей и не теряя времени стал читать заклинание. Они переглядывались между собой, удивлённо и насмешливо поднимали брови, а когда я закончил. Дымов с издевательским смешком сказал:
– Шарлатан херов! Моя бы воля – ты б с зоны не вылезал. Вас, аферистов, искоренять надо. Закончил свою тарабарщину? Успокоился? Забудь о своих дебильных заявлениях – никто никого не бил. Никто не истязал. Тебе же спокойнее будет. Иначе…
– А чего иначе? – невинно осведомился я.
– Василич! Молчи, он нарочно провоцирует – буркнул стоящий рядом зам и тоже стал сверлить меня тяжёлым взглядом.
– Никто вас не провоцирует – усмехнулся я – рассказываю, что теперь будет. А будет вот что – через десять минут у вас начнёт зудеть тело. Вы почувствуете, как будто у вас под кожей лазят, протискиваются черви. Зуд будет невероятным, страшным, невыносимым. Вы будете расчёсывать себя до крови, а на местах расчёсов образуются нарывы, из которых покажутся тонкие нитки червей. От вас отвернутся близкие, друзья, соседи. Вас уволят с работы. И вы будете заживо гнить, съедаемые изнутри. До тех пор, пока вы сами, не пойдёте, и не напишете явку с повинной, в которой расскажете обо всех своих преступлениях – избиениях людей, пытках, поборах и обо всём, что вы творили всё это время. А потом вы найдёте меня – не знаю, как вы это сделаете. Да мне и плевать – даже если вы сгниёте, заживо съеденные паразитами. Такие твари как вы, заслуживают таких мук. Адских мук. И вы будете умолять меня простить. И если убедите – я вас прощу и сниму проклятие. Если уже не будет поздно. Вот теперь я всё сказал. Как хорошо, что все вы оказались сегодня на месте, просто замечательно. Не хватает только участкового – но я до него ещё доберусь. Будьте уверены.
– Да пошёл ты! Козёл… – Дымов шагнул ко мне, сжав кулаки, и тут в кабинет вернулся полковник. Он осмотрел всю компанию, и испытующе поглядев на меня, спросил:
– Всё? Поговорили? Достаточно?
– Достаточно. Скоро они придут к вам и напишут явку с повинной – усмехнулся я, глядя на бледные лица оперативников, и добавил – запомните – только явка с повинной вас спасёт!
– Идите к себе – хмуро приказал полковник и покосившись на меня, добавил – потом поговорим.
Дымов кивнул головой, и махнув своим 'бандитам' вышел из двери, неосознанно почёсывая правое бедро. Я криво усмехнулся – 'Проклятие седьмого сына' начало действовать.
Насколько у меня имелась информация – больше двух лет никто из тех, на кого было наложено это проклятие, не жил. Страшное заклятие. И против него было только одно средство – магическое. Ни спиртное, ни лекарства, ни любые другие средства не могли заглушить страшный, невероятный зуд. А черви – которые были совсем не черви а некие сущности, образовывающиеся из тела самого больного, пронизывали всё тело, пока не перекрывали ему дыхание и не отравляли организм продуктами своей жизнедеятельности. Мерзость, конечно, но эти твари заслужили.
Не зря я попросил полковника выйти из кабинета – под действие заклятия подпадали все, кто был в поле моего зрения во время произношения заклятия. Мне бы не хотелось, чтобы полковник пострадал – по крайней мере, сейчас. Мне лично он ничего не сделал, а сделает – там видно будет.
Жена Первого секретаря обкома КПСС оказалось дамой довольно приятной и на вид, и даже в общении. Ей было лет сорок пять, а может и больше – несмотря на ухищрения – использование различных дорогущих импортных лекарств, китайских средств и постоянную заботу о своём теле, это самое тело сдавало свои позиции. Что не делай, а всё равно высушенная змеиная кожа в смеси с женьшенем и иглоукалывание не вернут молодости. Таков закон природы. Нужно чудо, чтобы кожа натянулась, морщины исчезли, а попа стала твёрдой и лишённой растяжек и целлюлита.
Вот такого чуда ждали конкретно от меня. Ждали – сидя на антикварном стуле, за столом, достойным музея и уставленным бутербродами с сырокопчёной колбасой, икрой, осетриной и кремовыми пирожными, как будто подмигивающими своими аппетитными свежими розочками : 'Съешь меня! Съешь!'
Я позавтракал довольно хило, намеревался нагнать за обедом, потому мой взгляд сразу приковали эти роскошества, которые советский человек мог не увидеть за всю свою жизнь. Или увидеть – но только на картинке.
Заметив мой интерес к накрытому столу, дама улыбнулась и радушно предложила:
– Присаживайтесь! Кушайте, я вижу, что вы проголодались. Николай Фёдорович, вы посидите с нами?
– Благодарю, Маргарита Николаевна – мне нужно на службу. Неотложные дела! – полковник откланялся и быстро исчез, как будто его тут и не было. Похоже, что не только я чувствовал себя неуютно в этих хоромах, с натёртым паркетом, обитыми шёлком стенами, антикварной мебелью и тяжёлыми хрустальными люстрами с позолотой.
Жил Первый секретарь в центре города – тихий переулок, в который нельзя было въехать без контроля наряда милиции, стоящего у кпп, старинное двухэтажное здание – похоже, что тут когда-то жил важный чин дореволюционной власти, или же богатый купец. Не знаю точно – но тот, кто это всё построил, был человеком совсем небедным.
В доме имелось несколько квартир, и все они были заняты номенклатурой – это я понял сразу. Высокие, просто высоченные потолки, уходили ввысь, толстые стены хранили прохладу, так что в квартире было даже слегка холодновато после раскалённой улицы. По приходу я обливался потом, но когда немного остыл, стал даже немножко мёрзнуть.
Впрочем – потом я понял, почему тут так холодно – дама заботливо спросила, не простыну ли я под кондиционером. Квартира охлаждалась. И я немного позавидовал этому обстоятельству – терпеть не могу жару.
– Вот вы какой – колдун! – усмешливо сказала Маргарита Николаевна, внимательно глядя на то, как я без зазрения совести сметал со стола дефицитные продукты, запивая их холодным яблочным соком – мне казалось, вы будете постарше.
– Последние часы мне только об этом и говорят – усмехнулся я, прожевав очередной бутерброд и стряхивая крошки с подбородка – заверяю вас – если молодость, это порок, то с годами он исчезает.
– Это точно…что-что, а уж это-то мне известно – увяла дама, тяжело вздохнув и неосознанно огладив свои явно крашеные волосы – потому я вас и позвала…Ваня? Вас звать Ваня? Вы не обидитесь, если я буду так звать?
– Почему я должен обидеться? Главное не зовите Гришей. Или ещё того хуже – Альбертом! А Ваня – есть Ваня, из песни слова не выкинешь.
– А вы забавный – улыбнулась дама – и очень…интересный мужчина. Где мои двадцать лет… Завидую вашей девушке. Той, что была раньше тридцатипятилетней дамой.
– Интересно – а откуда у вас сведения? – поинтересовался я, слизывая взбитые сливки с пирожного.
– Слухами земля полнится – уклонилась от ответа дама – у нас свои методы получения информации. Только вот слухи это, или же правда – развеять мои сомнения сможете только вы. И вы готовы развеять сомнения? Наелись? Или, может – вам принести что-то посущественнее, чем простые бутерброды? Суп? Второе? Я могу отдать распоряжение – через десять минут всё будет.
– Если бы раньше – ворчливо ответил я – а так уже наелся, не влезет!
– Ну кто же знал, что вы так голодны! – дама рассмеялась звонко и дробно, как будто по полу рассыпали стеклянные шарики – приятно было посмотреть, как вы едите – настоящий зверь, самец, так сказать! Наши мужчины какие-то вялые – щиплют кусочки, жеманятся, а едите как настоящий мужчина. Ну, так что, теперь в силах со мной поговорить? Я же знаю, что пока мужчина не поел – к нему и не подходи. То-то в русских сказках – 'Напои, накорми, в баньке попарь, спать уложи, а потом и расспрашивай!' В принципе – я и то, и другое могу устроить. И баньку сделать, и спать уложить. Но вряд ли вы согласитесь – вас же дома красотка ждёт, волнуется. Как только мы поговорим – вас отвезут домой на машине, не беспокойтесь. Всё будет в порядке.
– А мне кажется, мы уже говорим, и очень даже продуктивно – сказал я, насмешливо щурясь и отдуваясь от плотного обеда всухомятку.
– От вы вредный какой! – снова рассмеялась дама – вы же знаете, о чём я говорю. Итак, Ваня, вы в самом деле можете меня…омолодить? – Дама затаила дыхание, сжалась, вцепившись в сиденье стула, и впилась глазами в моё лицо.
Я наблюдал за ней сквозь полуприкрытые глаза и раздумывал – что делать? Вернее так – делать-то я знал что, но как это использовать в своих целях? И так, чтобы не промахнуться…не каждый день вызывают в дом Первого секретаря обкома партии. И грех не попользоваться этой возможностью урвать себе каких-либо благ. Они-то, вон, как сыр в масле катаются. А я чем хуже? Может, конечно, это звучит и стяжательски – но я имею некие способности, востребованные у сильных мира сего, распоряжающихся определёнными материальными ценностями. Так почему и я не могу воспользоваться этой кормушкой и сунуть туда свой нос? Встать в позу – 'Я денег не беру! Мне ничего от вас не надо, кроме БОЛЬШОГО спасибо'? Нет уж. Глупо.
– Да, я могу это сделать, если… – дама выдохнула и несколько минут старалась отдышаться, а потом с волнением спросила:
– Что – 'если'?
– Если меня как следует заинтересуют. Я не альтруист. И работаю за вознаграждение.
– И сколько вы хотите? – дама поджала губы и слегка надменно посмотрела на меня. Похоже, что в её глазах я стал гораздо ниже статусом – что– то вроде разнорабочего, требующего оплаты за деньщину.
– Мне не нужны деньги. Мне нужна помощь – отрицательно покачал я головой – во-первых мне нужна квартира в приличном районе, четырёх, а лучше – пятикомнатная, где я смогу принимать посетителей, а ещё – мне нужно, чтобы все от меня отстали – менты, газеты, партийные и советские органы. Чтобы я для всех был невидимкой – вроде я есть, а вроде меня и нет. Понимаете?
– Понимаю – согласно кивнула дама – квартира – не проблема. Один звонок, и вы въезжаете в новую квартиру, или, если хотите – квартиру в старом фонде. Только её придётся подремонтировать. Старые квартиры обычно запущены. Что касается того, чтобы от вас отстали – тут сложнее, но всё решаемо. Вы будете работать для нас, а если вы с нами – вас никто не посмеет тронуть. Если только не будет распоряжения ОТТУДА – она показала наманикюренным пальцем вверх.
– От Господа Бога? – улыбнулся я
– Гораздо круче. От Генерального Секретаря. Вот кто может нас в порошок стереть. Одним словом. В пределах области – мы можем всё. Пока не перейдём дорогу его воле. Но зачем я вам это рассказываю – вы и сами давно всё поняли. Итак – когда приступим?
– Когда я въеду в мою квартиру
– Не доверяете? Что же – правильно делаете. Только и я вам скажу – если то, что вы сказали, окажется блефом, и вы ничего обещанного не можете – вы не только вылетите из этой квартиры. Вы пойдёте по этапам, на очень, очень долгие сроки, а возможно – вообще никуда не пойдёте. Потому что вам затылок зелёнкой намажут. Чтобы не было заражения, когда пуля пройдёт через череп – лицо дамы стало жёстким, даже страшным, похожим на Медузу Горгоны из мультика.
– И не забудьте, пожалуйста, провести в мою квартиру телефон – так же безмятежно продолжил я – иначе как я буду звонить вам по утрам и спрашивать о вашем самочувствии? А также желать спокойной ночи по вечерам…
– Ну, вы и наглец! – от души рассмеялась Маргарита Николаевна – мне кажется, мы с вами подружимся.
– А куда деваться? Теперь я ваш личный колдун. Только сразу скажу – порчу на ваших врагов напускать отказываюсь. Даже за две квартиры и три телефона. Я напускаю её только на моих личных врагов.
Подмигнув, я многообещающе улыбнулся даме, и потёр лоб – сегодня был тяжёлый, нервный день, и голова немного ныла, заполненная впечатлениями и волнением. Несмотря на свою смелость и наглость, внутри я был совсем не так спокоен, как могло показаться. Да, приглашение к жене первого секретаря давало нам возможность подняться в самые верхние социальные слои страны, но оно таило под собой и опасность – а вдруг что-то не сработает, а вдруг ничего не получится? И что тогда? Тогда мы реально может загреметь в тюрягу. Если я-то там как-то и проживу, но вот Маша… Я боялся за неё – не за себя. Что мне-то сделается? Меня топтали ногами, убивали, закапывали – что мне какая-то тюрьма? Главное, чтобы и правда башку не прострелили – вот тут я вряд ли выживу.
– Забыл спросить – ваш муж в курсе предстоящих у вас перемен? Вдруг он скажет, что вы – это не вы? Представьте – вместо зрелой дамы сразу молоденькая красотка. Скажет – подменили. Его предупредили?
– Я в курсе всех дел – из соседней комнаты вышел моложавый мужчина лет пятидесяти с властным, холёным лицом – и не возражаю. Кстати – и мне поможете. Омоложения мне не надо – глупо буду выглядеть, а вот подлатать слегка не мешало бы. Наши коновалы ни черта не умеют, кроме как требовать премий, да финансирования больниц. Видишь ли – зарплаты у них маленькие! Вначале научитесь работать как следует, тогда и зарплаты подымем. Привыкли только ныть, да попрошайничать. Хорошо, товарищ Сидоров. Ваши требования приняты, всё будет сделано. Завтра. Сейчас поезжайте домой, автомобиль я сейчас вызову, а завтра я пришлю за вами машину – к девяти утра, и вы с вашей женой поедете выбирать себе квартиру. Человека ответственного за это я вам пришлю. Какая из квартир понравится – ту и оформим. Ордер выписать недолго, как и поставить штамп прописки в паспорте. Главное – не ошибитесь, и выполните то, что обещали. Иначе… В общем – до завтра! – мужчина протянул мне руку. порывисто пожал и снова исчез за незаметной дверью в стене.
Я посмотрел на его жену, та пожала плечами и слегка улыбнулась, как бы показывая: 'Вот, как и говорили'.