Глава 6

Рыжики с гвоздями

Разбудил Вадима громкий стук в дверь.

Стучали требовательно, по-хозяйски, как к себе домой.

Вадим подскочил со своего ложа, сняв автомат с предохранителя, занял позицию возле двери, укрывшись за косяком слева.

Нет, никто его этому не учил, но логика подсказывала, что если стрельнут через дверь, лучше в этот момент находиться за стенкой.

– Эй, ты там помер, что ли? – уточнил кто-то снаружи.

– Хм… А он тебе ответит, если помер? – хмыкнул кто-то другой.

Ага, их как минимум двое.

– Открывай! – потребовал первый вопрошавший.

– Э, хорош стучать, а то через дверь пальну, – пригрозил Вадим.

– Ну и мы пальнём, – пообещали с той стороны.

– У меня автомат!

– А у нас дробовики. Давай посмотрим, у кого лучше получится.

Голос был не злой и даже весёлый. То ли человек слегка подшофе, то ли просто в хорошем настроении.

В общем, не похоже это было на голос кровожадного убийцы, которому не терпится кого-нибудь отправить на тот свет. Понятно, что убийцы бывают разные, но вот эта весёлость с той стороны Вадима немного успокоила.

Кроме того, он вспомнил: Мусаев что-то говорил про дробовики. Так что, вполне возможно, это вовсе не какие-то перехожие лиходеи, а мирные охотники.

– Это… А вы не краулеры, случайно?

За дверью послышался дружный смешок.

– Наш парень, – оценил второй голос.

– Ага, это мы, краулеры, – пошутил первый голос. – Пришли с тобой познакомиться. Открывай!

– Я тут не один…

– Мы тоже!

– Вы Профилактика или Реконструкция?

– А ты чей будешь?

– Я первый спросил.

– А я второй! Ты кто?

– Я техник с Восьмого.

– О… Техник, «профи»… Каким ветром его с этой стороны задуло? – негромко сказал второй.

– Теперь ваша очередь. Вы чьи?

– Ну, мы ни те ни другие, – сообщил первый. – Мы с Гранита.

С гранита, базальта, мрамора – без разницы, в общем, это Вадиму совершенно ни о чём не говорило.

– То есть вы не Профилактика?

– Нет.

– И не Реконструкция?

– Слышь, брат, ты бухой, что ли? Тебе русским языком сказали: мы с Гранита. Скажи ещё, что ты про Гранит не слышал!

– Не слышал.

– Это ты сейчас так прикололся?

– Нет, правда, не слышал. И я не бухой.

– Аххренеть… – ужаснулся второй. – Ты слышал, нет?

– Ты чё там, на Восьмом, всю жизнь безвылазно в мастерской просидел? – спросил первый. – Тебе сколько лет?

– Двадцать три. И да, я первый раз за шлюз вышел…

– И у вас в мастерской никогда не говорили о Граните?!

– Никогда.

– Аххренеть… Ну, короче, открывай, расскажем про Гранит. И не бойся, мы гостей не обижаем.

– Ладно, открываю. Только смотрите, без резких движений. Я на вас направлю оружие, так что…

– Ну, мы на тебя тоже направим, так что… Открывай, будем знакомиться.

– Кстати, а Гранит вообще за кого?

– Гранит ни за кого, это же Нейтраль! – потерял терпение первый. – И вообще, техник, ты надоел! Ты в курсе вообще, что эта дверь бегом снимается вместе с рамой?

– Это как?

– Да вот так, запросто. Вдвоём мы её вывалим наружу зараз, а вот ставить будешь сам, в наказание за то, что бы́чку включил. А мы посмотрим, как ты будешь пыхтеть, она с рамой как раз полтора центнера весит. Открывай!

– Ладно, ладно…

Вадим включил фонарь, положил его слева, на стол и направил на дверь. Затем отпер засов и поспешно отступил за стойку, взяв автомат на изготовку.

Двое вошли быстро, можно сказать, вбежали, прянули вправо-влево, рассредоточившись от проёма по разным углам, и направили фонари в лицо Вадима.

Не было ни испуга, ни предвкушения какого-то подвоха. И разумеется, Вадим даже не подумал о том, что придётся в кого-то стрелять.

Уже на стадии переговоров через дверь сложилось впечатление, что люди нормальные, вменяемые и проблем с ними не будет. А то, что разбежались от проёма в разные стороны и светят в лицо, – ну так бывалые, наверно, поэтому держатся с незнакомцем настороже.

Вадим, вон, тоже изобразил какое-то подобие предосторожности: фонарь на пол положил в одно место, сам встал в другое да прикрылся стойкой. Нет, никто его этому не учил, опять же, в кино видел, что так делают ловкие бойцы спецподразделений.

– Э, хорош в лицо светить!

– Спокойно, техник, так надо, – сказал один из вошедших. – Дай нам рассмотреть тебя как следует.

Ну вот, простые парни: без обиняков заявили, что хотят рассмотреть незнакомца.

Что ж, вполне здоровое желание.

Одним из неудобств в новых условиях, с которыми Вадим пока что так и не освоился, было отсутствие нормального освещения. С непривычки это вызывало ряд сопряжённых проблем, как по части прикладных аспектов исследовательского и оперативного характера, так и в плане личных отношений.

Например, здорово напрягала невозможность быстро оценить внешность человека, с которым имеешь дело.

Если знакомишься с кем-то при свете дня (более сорока лет назад, на ещё живой Поверхности… Нет, это не шутка, уточнение вполне уместное, ибо «света дня» здесь и сейчас не существует в принципе), достаточно минуты, чтобы почерпнуть более-менее внятный набор впечатлений и составить о человеке определённое мнение.

Лицо, мимика, выражение глаз, множество неочевидных проявлений мелкой моторики, едва заметных даже при хорошем освещении и воспринимаемых, скорее, на интуитивном плане – здесь и сейчас всё это было выключено из системы распознавания.

Вадиму понадобился целый день, чтобы из отрывочных фокусов и мимолётных эпизодов составить примерное, неполное, неточное представление о внешности своих товарищей. Он так и не узнал, какого цвета глаза, например, у Лёши Панина. И вряд ли уже узнает. Ему показалось, что у Мусаева нервный тик – иногда дёргается уголок рта, но так ли это на самом деле или просто сложилось такое обманчивое впечатление, сейчас уже не скажешь.

В общем – неудобно. Получается, что человек здесь всё время пребывает в тени, и для того, чтобы составить для себя исчерпывающий портрет личности, нужно потратить немало времени.

– Так… Слышь, техник, не жмурься, смотри прямо на свет, – попросил-потребовал первый. – Не ослепнешь, это недолго.

– Всё ништяк, – спустя несколько секунд резюмировал второй. – Пацан в порядке.

– А зачем смотреть на свет?

– Ну, мало ли… Вдруг ты Тень или Призрак… Или ещё какая тварь с Тринадцатого…

Вадим вспомнил, что при первой реинкарнации Панин тоже светил ему в глаза фонариком. Тогда он не обратил на это внимания – немного недосуг было, после того как тебя разложили на атомы, – а сейчас вспомнилось. Про Теней и Призраков вроде бы ненароком кто-то упоминал ранее. Да, и кстати, по прибытии в К‑55 товарищи тоже интересовались, с какого он Уровня, и неправильный ответ на этот вопрос повлёк ужасные последствия.

Хотел было спросить про Теней и Призраков, но вовремя спохватился. Он и так проявил странную неосведомлённость для «техника с Восьмого». Если Тени и Призраки – это местные легенды, специалисты в мастерских наверняка должны были об этом судачить. Хотя, по логике, и о Граните он должен был знать: вон как эти удивились, когда Вадим заявил, что впервые об этом слышит.

Надо подумать, что сказать в своё оправдание, если вопрос встанет принципиально. Может, он вырос в сверхсекретном КБ, с утра до вечера вкалывал на особо важном проекте и находился в полной изоляции? Звучит глупо, как-то по-киношному, но…

Ничего более толкового пока что в голову не приходит.

– Так… Ну что, теперь моя очередь светить.

– Да свети на здоровье, если не доверяешь.

– Доверяй, но проверяй.

– Ага, это правильно.

Посветил, рассмотрел, составил первое впечатление.

Один высокий, худощавый, с тонкими чертами лица, экзотической эспаньолкой, растрепанной шевелюрой и золотой серьгой в левом ухе.

Второй среднего роста, среднего сложения, коротко стриженный, с лицом, ничем не примечательным, без особых примет, как принято говорить в определённых кругах.

Оба одеты в защитного цвета комбинезоны, с тощими мешками за плечами, вооружены чем-то похожим на штурмовые помповики Погибшего Мира. Кстати, фонари у них на оружии, под стволами, так что, когда светили, получается, одновременно целились прямо в лицо Вадима.

Интересно, а если бы у меня по каким-то причинам в этот момент не сузились зрачки? Нет, понятно, что рефлекс и всё такое, но – вдруг? Даже представить страшно, какой был бы постэффект следующей реинкарнации после заряда… чего там… допустим, рубленой картечи разом из двух стволов – в лицо…

– Вроде бы всё в норме.

– «Вроде бы»? – усмехнулся средний. – Слышь, техник, я правильно понял: ты так и не допёр, зачем в глаза светить?

– Ну… В общем…

– Да ладно, кочумай! «…зачем смотреть на свет?» А? Кто сказал?

– Слушай, ты вообще, где живёшь, если не знаешь про такие вещи? – подхватил высокий. – Или тебя контузило, память отшибло?

– Нет, с памятью порядок… Живу в своём блоке, – поделился Вадим. – Работаю в одной интересной мастерской… В общем, у нас там изоляция и особый режим…

– В смысле секретность? – заинтересовался высокий. – И что вы там мастерите?!

– Не могу сказать. Понимаете, это не моя тайна.

– Ну, это твои дела, нам без разницы, – сказал средний. – Секретно так секретно.

– Так зачем в глаза светить? – уточнил Вадим.

– У человека зрачки сужаются, когда в глаза светишь, – поделился высокий. – А у… ну, в общем, у ВСЯКИХ там – не сужаются. Большие они, круглые такие, зрачки-то. Если заметил такое, сразу стреляй.

– Прямо-таки сразу?

– Сразу, – подтвердил средний. – Если ЭТО поймёт, что ты его высветил, сразу бросится. А если ЭТО бросится, у тебя шансов нет. Не успеешь. Понятно?

Нет, ни фига не понятно. ЭТО, ВСЯКИЕ… Что за бред? А если не бред, почему Мусаев и Панин ничего не рассказали об этом?

– Понял, – кивнул Вадим. – Светим, если нет реакции зрачков, – стреляем. Есть сужение, значит, «здравствуй, брат, мы с тобой одной крови».

– Наш парень, – одобрил высокий. – Бегом всё прошаривает.

Гости погасили подствольные фонари, Вадим поднял свой с пола и положил на стол, чтобы светил в стену.

– И светляки у него есть! – оценил высокий. – Ну, совсем богатый пацан…

Познакомились. Высокий назвался Корсаром, средний – Гвоздём.

– А имена у вас есть? – удивился Вадим.

– Будут, – обнадёжил Гвоздь. – Если подружимся. Тебя как кличут?

– Надеюсь, подружимся. Я Вадим.

– Я знаю штук десять Вадимов, – пожал плечами Корсар. – Или даже штук двадцать. Как тебя погонять, чтоб не путать?

– Зачем «погонять»? У меня фамилия есть. Вадим Набатов.

– То есть Набат? – предположил Корсар. – Звучная погремуха!

– Не по масти ему «Набат», – отверг вариант Гвоздь. – Баклан ещё, зелёный. Когда заслужит, тогда будет Набат. А пока… Тебя как-то дразнят в мастерских?

– Никак не дразнят. Вадим, Вадюха, Вадик – как обычно, короче.

– Вадюха-техник с Восьмого? – предложил Корсар.

– Длинно, – отверг Гвоздь.

– Нуб, – предложил Вадим.

– О… Это что за бур такой?

– Это сленг. Буквально – новичок, новобранец, чайник в новой для себя сфере.

– Ну, лады, пусть будет Нуб. Вадик Нуб – нормально звучит…

* * *

Познакомились, подтвердили принадлежность всех присутствующих к виду «хомо вульгарис», поделились планами.

Оказывается, Гвоздь и Корсар не собирались делать привал: им до дома осталось немного, прогулочным шагом можно добраться за три часа, а если поторопиться, то и за два. Так что хотели пройти мимо, да больно запах аппетитный стоит на станции, вот и заглянули на огонёк, не удержались.

– А тут вроде как вытяжка, – обескураженно заметил Вадим.

– А короб на станцию выходит, – подсказал Корсар. – Так что по тоннелям на пару километров сносит.

Надо было слушать старших. Говорил ведь сержант: не разогревай ничего в походе… Расслабился, дурачок, галетки ему, видишь ли, в холодной тушёнке не пропитываются…

– У тебя тушняка не осталось? – с надеждой спросил Гвоздь. – Уже забыл, когда в последний раз пробовал…

– Есть, есть! – Вадим с готовностью развязал свой мешок. – И чай есть. Сейчас мы быстро всё организуем.

– Чай из леса? – уточнил Корсар.

– Чай со склада НЗ. Натурал.

– Ну, ты вообще правильный пацан! – одобрил Гвоздь. – У нас в ответку ничего нет, в командировке поиздержались. Но, как говорится, за добро – добром. Так что за нами не заржавеет.

– Да не надо ничего, – отмахнулся Вадим, разжигая примус. – У меня всего хватает. Это даже хорошо, мешок легче, меньше тащить придётся.

– Если вопрос именно так стоит, ты только намекни, – хмыкнул Корсар. – Если тяжело, сделаем так, что вообще тащить ничего не придётся.

– Ага, это мы бегом, – подтвердил Гвоздь.

– Ребята, вы не поняли… – живо сдал назад Вадим. – Это была такая ирония!

– Да ты не стремайся, это тоже была ирония, – успокоил Гвоздь. – Мы всё поняли. Но на будущее: следи за словами, когда говоришь с первыми встречными. У нас тут такие черти есть, «за язык» поймают бегом, потом замучаешься отмазываться.

– Понял. Спасибо за науку…

* * *

Новые знакомые в самом деле оказались людьми бывалыми и толковыми.

За трапезой они этак ненавязчиво, между делом, вытянули из Вадима массу информации о нём, умудрившись при этом не сказать о себе практически ничего.

«Гвоздь и Корсар с Гранита» – вот и всё, что он знал о них к концу беседы. Да ещё разбавленные полумраком антропометрические данные. То есть ровно то же, что и в самом начале знакомства.

Беседой, как, впрочем, и всей ситуацией в целом, управлял Гвоздь. Корсар был на подхвате. Между ними прослеживалось чёткое взаимопонимание и слаженность, как это бывает у членов дружной команды, которые всё время проводят вместе и выполняют опасные задачи, связанные с риском для жизни.

Впрочем, Вадим тоже не ударил в грязь лицом и поведал только то, что считал нужным. В принципе, рассказал правду, чтобы потом не путаться, мучительно припоминая наспех придуманные детали, но… кое-что сознательно упустил.

– «Профи» захватили Северо-Запад Пятого?! Да ты гонишь, брателло!

– В смысле соврал? Ни грамма. Как есть, так и сказал.

– Побожись!

– Побо… что?

– Ну, это точно не гон? За слова отвечаешь?

– Можете подняться на Пятый, прогуляться до Северо-Запада и убедиться сами. И кстати, зачем мне что-то для вас сочинять? От этого есть какая-то выгода? Если да, я весь внимание: предлагайте, воображение у меня в порядке, я вам такого насочиняю, что волосья встанут дыбом сразу во всех местах…

– То есть профи, в натуре, захватили сектор реконов?!

– Совершенно верно.

– Ахх-ренеть! Вот это, бур мне в дупу, новости! – остро отреагировал Корсар.

– Надо бегом домой, нашим рассказать, – заметил практичный Гвоздь. – Это же сколько раскладов сразу меняется, просто мама не горюй…

Пакет умышленных недоговорённостей был вполне правдоподобным и легко усвояемым.

О причинах нападения Профилактики на Северо-Запад Вадим понятия не имеет. Он занимается ремонтом оборудования в составе отделения технического обеспечения, мнения его никто не спрашивает, дали команду собрать инструмент, поставили в строй за боевыми порядками – и в путь. Есть команда работать – работаем. Есть команда отдыхать – отдыхаем. Наше дело маленькое.

Причину своего появления на этой станции Вадим объяснил так: отправили команду – двое техников, трое бойцов, чтобы сообщить своим об удачном проведении операции и подготовить комплект дополнительного оборудования для ремонта системы жизнеобеспечения, повреждённой во время боя.

Про нападение бешеных краулеров и гибель товарищей Вадим сообщил коротко, сухо, без эмоций: землетрясение, атака, смерть, чудесное спасение за решёткой.

– Потом собрал самое необходимое – и в путь. Так и добрался сюда.

Новые знакомые приняли рассказ Вадима как должное.

Никто не усомнился в правдивости и не стал задавать каверзных вопросов. В принципе, Вадим был готов к таким вопросам и даже подобрал несколько вариантов ответов на них, но благосклонное отношение гостей заметно упрощало ситуацию.

Врать бывалым и толковым всегда непросто, это Вадим знал по личному опыту. Доводилось несколько раз по юности попадать в похожие ситуации, когда припрут со всех сторон, а ты вертишься, как шустрый змей на горячей сковородке, и чётко ощущаешь каждой чешуйкой: одно неверное движение – и спалят к чёртовой матери.

Единственно, Гвоздь мимоходом уточнил:

– А ты же вроде никогда за шлюз не выходил? Как сюда добрался в одно лицо?

– Почти до конца дошел с группой. Всё случилось буквально на краю уровня. Кроме того, хороший проводник был, схему толковую начертил.

– Схему покажешь? – возбудился Корсар.

– Да там одни стрелки, от шлюза на Северо-Западе до края уровня. Не думаю, что она вам пригодится.

– Не хочешь, как хочешь, – согласился Гвоздь. – Нам твоя схема без надобности…

Почему не доверился чужакам, не открылся, хотя те на первый взгляд вроде бы нормальные ребята?

Нет, не потому, что помнил о присяге.

Запись в журнале Панина Вадим не воспринимал всерьёз, считал, что это не более чем протокольная формальность, лично его, гостя из прошлого, ни к чему не обязывающая.

Вадим просто последовал совету Гвоздя.

«Следи за словами, когда говоришь с первыми встречными».

Хороший совет, правильный.

Мусаев советовал не греть пищу во время рейда. Вадим этот совет проигнорировал, и к нему на огонёк заскочили двое. Хорошие, плохие, будет ли от них вред или польза – это ещё предстоит выяснить.

А выводы Вадим сделал: когда бывалые люди что-то советуют, прислушивайся. Это если даже и не спасёт тебе жизнь, то как минимум сэкономит массу времени и нервов.

На информацию о гибели товарищей гости отреагировали по-разному.

Гвоздь потрепал Вадима по плечу и тихо сказал:

– Скорбим вместе с тобой.

Вроде бы совсем чужой, и нет ему дела до товарищей Вадима, а прозвучало искренне, сердечно.

Вадим едва сдержал слёзы. Опять подкатил комок к горлу, стало трудно дышать, захотелось вскочить и выбежать на перрон.

Еле сдержался, взял себя в руки, отхлебнул остывшего чаю из своей кружки – свежего себе не заваривал, только гостям.

А Корсар спросил про вещи:

– Там же у вас много чего было, так?

– Много, не много… в общем, на пятерых поклажа.

– А ты, говоришь, взял самое нужное?

– Ну да, взял.

– То есть собрал у всех, что надо, и сложил в свой мешок?

– Совершенно верно.

– То есть это не твои шмотки?

Тут Корсар ткнул пальцем в мешок Вадима. Как показалось, с неким подтекстом ткнул, с подвохом.

– Это МОИ вещи, – с напором произнёс Вадим. – Товарищи – мои. И вещи – мои.

– Кочумай, – пробурчал Гвоздь в сторону Корсара. – Не цепляйся за метлу, мы с ним сейчас в одной хате.

– Да я чё? Я ничё! – Корсар вскинул ладони в примирительном жесте. – Нам до твоего шмотья дела нет. Чего спросил-то: ты место запомнил, где остальной шмот приныкал?

– Естественно.

– Это ништяк. Потом можно будет сходить забрать.

– Сам не пойду, – покачал головой Вадим. – А вам могу рассказать, как добраться. Забирайте на здоровье, не жалко. Только там такое дело…

– Что?

– Идти туда – через гнездо. Ну, не совсем через гнездо, но близко.

– Как близко? – заинтересовался Гвоздь.

– Очень близко. Идёшь по тоннелю, справа ответвление – это если с этой стороны, то справа, и вот оно, гнездо, считай, что кладку видать.

– А по-другому никак? – с надеждой уточнил Корсар.

– По-другому – только через Старые Рудники, со стороны Северо-Западного сектора.

– Ну уж нет, спасибо, – обескураженно протянул Корсар. – Дураков нет…

* * *

Поели, попили чайку, Гвоздь ещё раз поблагодарил Вадима за угощение и ненавязчиво поинтересовался насчёт дальнейших планов.

– Мне надо добраться до Нейтрали, – подпустил туману Вадим.

– Ну всё, считай, что добрался.

– Не понял?

– Шестой, Седьмой и половина Восьмого уровня – это Нейтраль. Ты на месте.

– Понял… Тогда уточню: мне надо на Восьмой.

– Да это понятно, что тебе надо домой. Как будешь добираться?

– Через юго-восточный шлюз.

– О как… Не повезло маленько.

– Что так?

– В той стороне обвал. Отсюда пройти не получится.

– Это проверенная информация?

– Конечно. Сами видели.

– Это вы, что ли, обвал устроили?

– Не, мы мимо проходили, – сказал Гвоздь.

– Ты, Нуб, так не шути больше, – добавил Корсар. – Ты чё, не в курсях, что за такое бывает?

– За обвал или за прикол?

– Это ни разу не прикол, – поправил Вадима Гвоздь. – Кто спецом сделает обвал, жить будет недолго, а помирать, наоборот, долго и страшно.

– Понял, записываю. То есть там теперь вообще не пройти?

– Там бригаде проходчиков работы на неделю. Так что тебе придётся идти с нами.

– Так… К вам – это налево?

– Если отсюда на лифт смотреть, да, налево.

– А мне надо было направо… А там поблизости никак нельзя обойти, чтобы опять попасть в этот тоннель?

– Обойти всегда можно, – рассудительно заметил Корсар. – Но не поблизости и не в одиночку, тем более если Уровень не знаешь. У тебя на схеме других вариантов нет?

– Нет, только через этот тоннель. И что самое обидное: осталось всего ничего, судя по схеме, три перегона.

– Да, там близко… если бы не обвал, – гнул своё Гвоздь. – В общем, пошли с нами. По-другому не получается.

Вадим призадумался.

«С маршрута не сходить!!!» С тремя восклицательными знаками…

Сержант, ты это просто так написал, в порядке дежурного императива… Или как раз вот на такой случай?

– В общем, решай, как пойдёшь, – Гвоздь верно истолковал сомнения Вадима. – Мы сейчас приляжем, покемарим маленько. Если не веришь нам, можешь за это время сгонять к обвалу, посмотреть. Только поторопись. Туда-обратно за полчаса можешь не успеть, а мы долго ждать не будем. Мы и так тут задержались, нас люди ждут.

– А без нас ты до Гранита не доберёшься, – добавил Корсар. – Там несколько развилок есть, можешь заплутать.

– Ну а и доберёшься, тебя наши не впустят, – продолжил Гвоздь. – У нас сейчас, типа, карантин, военное положение, чужих никого не пускают. Как бы ещё с ходу стрелять не стали…

– А с вами пустят?

– Конечно. Мы за тебя подпишемся.

– Мне надо подумать.

– Думай. Если к обвалу не пойдёшь, посиди на фишке, пока мы кемарить будем. Если пойдёшь, предупреди, чтоб мы заперлись. Всё, падаем.

Гости разложили вторые носилки и прилегли отдохнуть.

Вадим немного поразмышлял и никуда не пошёл.

Пойдёшь проверять, а там в самом деле обвал. Неловко получится. Люди вроде бы не давали повода усомниться в своей искренности, ведут себя доброжелательно, помощь предлагают.

Кроме того, если проследить мотивации, тащить Вадима с собой для злодейства – неконструктивно.

Хотели бы убить или ограбить, давно бы это сделали. Их двое, оба бывалые, опытные, даже по поверхностной оценке каждый в одиночку легко справится с «техником с Восьмого», а уж на пару тем более.

То есть в соответствии с тем же пресловутым принципом «бритвы оккамма»: если люди предлагают тебе помощь и ты не видишь в этом добровольном жесте подвоха, не ломай голову в поисках подспудных мотивов. Очень может быть, что это в самом деле всего лишь помощь. Например, в благодарность за гостеприимство. Тем более что им это ничего не стоит: тащить тебя не надо, оберегать не надо, что вдвоём идти по тоннелям, что втроём – разницы никакой.

Гости спали безмятежно, мирно похрапывая, и никто из них ни разу не повернулся в сторону Вадима, чтобы посмотреть, чем он там дышит.

Какое трогательное доверие.

Сейчас Вадим мог бы спокойно перерезать обоим глотки. Или прострочить обоих одной очередью из автомата. Резать – это всё-таки душевнозатратное деяние, не каждый сможет, да и определённая сноровка нужна. С автомата куда как проще: нажал на спусковой крючок, и привет.

Глупыми или безалаберными эту парочку назвать нельзя. Значит, они тоже прокачали мотивы нового знакомого, всесторонне оценили его как личность и пришли к выводу, что парень вменяем, не опасен и ему можно доверять.

Ну и славно. Взаимное доверие, это хорошо. Это первый шаг если не к дружбе, то к конструктивному сотрудничеству.

Гости отдыхали ровно двадцать минут. Встали, как по звонку, одновременно, быстро собрались, вышли на перрон.

– Ну ты решил, нет? – спросил снаружи Гвоздь.

Интонация была нейтральная, без нажима, в формате «идёшь – хорошо, не идёшь – ещё лучше».

– Да, я иду с вами. Если не возражаете.

– Не возражаем. Собирайся бегом, да потопали.

– Собрался, – Вадим взял со стола флягу с водой и склянку со светлячками, сунул в мешок, затянул горловину и подхватил автоматы. – Вы сказали, что когда на Гранит придём, подпишетесь за меня?

– Без проблем. Ты пацан вроде правильный, так что подпишемся.

– Понял, спасибо. С меня за это что-то будет?

– Обязательно, – хмыкнул Корсар. – Ты техник. Нужный и полезный человек. Ну, там, починить что-нибудь…

– Вот это всегда пожалуйста.

А забавно будет, если прямо там попросят починить что-нибудь сложное, а я – ни в зуб ногой… С общей электрикой, ладно, как-нибудь разберусь методом тыка, а вот по любому специфическому агрегату придётся лихорадочно искать схему…

– Ну и, помимо всего, у нас на Восьмом нет ни одного кореша, – добавил Гвоздь. – Ты будешь первым. В смысле, если как-нибудь придём к вам вопросы порешать, туда-сюда, уже не чужой, скажешь слово за нас.

– И это всегда пожалуйста, – легко пообещал Вадим. – За хороших людей почему не замолвить словечко?

– Ну всё, пошли помаленьку…

* * *

Когда покидали станцию, Вадим поймал себя на том, что пытается подавить… недовольство, раздражение, противоречие… В общем, чувство, что всё идёт не так, как хотелось бы. Что можно было поступить как-то иначе.

Сержант сказал «направо» и запретил отклоняться от маршрута.

«Сказал» – это, конечно, образно, но суть понятна, речь идёт о посмертном предписании человека, которому можно безоговорочно доверять. Кроме того, практика показывает, что пренебрежение его советами если и не фатально, то как минимум чревато предсказуемыми осложнениями.

Увы, не всё в этой жизни можно предусмотреть.

Обстановка меняется не по дням, а по часам, и ЕВС (Его Величество Случай) бесцеремонно вмешивается в планы людей, походя перечёркивая самые безукоризненные расчёты.

– Человек предполагает… А обвал располагает… – задумавшись, пробормотал Вадим.

– Это ты о чём? – поинтересовался Гвоздь.

– Да так… О своём. Хотел идти направо, а пришлось налево.

– Ну, по жизни так оно частенько и бывает, – согласился Корсар. – Всегда хочется двадцать одно, а выдаёт или к одиннадцати туз, или вровень со сдатчиком.

– Да ты не мешкуйся, – ободрил Гвоздь. – Что так, что этак, на Восьмой попадёшь по-любому. Только времени побольше уйдёт.

– Надеюсь, что всё так и будет…

В тоннеле было сыро и свежо, навстречу дул мягкий ветерок, насыщенный ароматами ржавчины и тухлых яиц.

Знакомый запах. Возможно, где-то впереди притаился поток с коварными провалами и водоворотами, по которому без комплекта ХЗ и жёсткой страховки не пройдёшь.

Вадим спросил, стоит ли морально готовиться к форсированию водных преград.

Вопрос был с подтекстом.

Судя по конфигурации мешков новых знакомых Вадима, комплектов ХЗ у них не было. Спальников, кстати, тоже не было, в связи с чем возникал закономерный вопрос.

Это что за командировка такая?

Парни выглядят уставшими. Бодрые и полные сил не встали бы на привал за пару часов до финиша и вряд ли бы опустились до того, чтобы просить первого встречного поделиться провиантом. Судя по ряду признаков, в дороге они давно, да и термин «командировка» как бы намекает, что это была отнюдь не послеобеденная прогулка до соседнего посёлка.

В общем, вопрос интересный, но задавать его пока что преждевременно. Они не настолько хорошо знакомы, чтобы рассчитывать на откровения такого рода. Могут с равным успехом ответить, соврать или просто послать подальше. Ну и, естественно, сделают зарубку: что-то подозрительный «техник», суёт нос куда не надо…

Гвоздь успокоил Вадима: купаться не придётся. Сейчас будет перекрёсток, направо – в депо, налево – в тоннель с речкой, оттуда и несёт.

– А нам всё время прямо. Там везде можно пройти посуху.

– Или проехать, – добавил Корсар.

– Проехать? – заинтересовался Вадим.

– Кстати, надо бы решить, заглянем в депо или пешком пойдём. Ты как думаешь?

– Да я вот думаю… Стоит, не стоит? – с сомнением сказал Гвоздь.

– Тут рядом депо? – спросил Вадим.

– Угу.

– И там есть транспортные средства?

– Могут быть, – с надеждой сказал Корсар. – Дрезина, а то и две.

– А могут и не быть, – заметил Гвоздь. – Обязаловки нет. Мало ли, кто-то взял, обратно ещё не пригнал, или на Граните скопилось несколько штук…

– В смысле ручная дрезина?

– Ага. На этой дрезине за полчаса доедем, а пешком топать в пять раз дольше.

– Это далеко от маршрута?

– Метров через двести будет перекрёсток. Депо направо, сотня метров.

– Ну так и за чем дело стало? Заглянем да посмотрим. Или там какие-то проблемы, в этом депо?

– Место там стрёмное, – поделился сомнениями Гвоздь. – В последнее время там всякое непонятное творится.

– Что именно – «непонятное»?

– Ну… Там провал есть… Здоровый такой, и не пойми куда…

– А туда дальше по магистрали есть сервисный тоннель, тоже обрушенный, с провалом, – добавил Корсар.

– Точно, есть, – согласился Гвоздь. – Но там в сервисе провал далеко, до него ещё добираться надо. А в депо… Гхм… Короче, там частенько видят что-то странное… Мерещится, чудится, в общем, всякое такое непонятное…

– А ещё там люди пропадают, – добавил Корсар. – Не сказать, чтобы прям толпами, но… Бывает, в общем. Случается.

– В общем, нехорошее местечко, – резюмировал Гвоздь.

Вадим живо вспомнил колодец возле 2‑го Комбината, странные ощущения и паническое бегство.

– Там колодец?

– Какой колодец? – не понял Гвоздь.

– Сквозной, до Тринадцатого.

– А, вон ты о чём… Это у вас в мастерских болтают? Ты не слушай, это всё сказочный гон. Постоянно травят байки про эти колодцы, и никто их живьём ни разу не видел… Нет, там провал такой, пологий. Спуск идёт, где-то под углом градусов в тридцать, что в конце депо, что в сервисном тоннеле. Можно спокойно ходить по этим спускам.

– И что, никто не спускался, не разведывал?

– Ага, спускались, – подтвердил Корсар. – И пропали. Пошли за ними, искать – и тоже сгинули. В третий раз дураков не нашлось, с тех пор в эти провалы никто не лазит. Потом бригада ремонтников пропала. Путь поехали чинить и, видать, зачем-то попёрлись в сервисный тоннель. А там провал… Потом с Фиксой и Вахой Младшим беда случилась: поехали на мотовозе дрезины отгонять и не вернулись. Пропали, короче. Ну и после этого вообще в депо стали пореже заглядывать. Так, по необходимости. Дрезину взять или поставить, других дел там нет.

– Ну, по Фиксе у меня есть пара мыслей насчёт другого расклада, – поделился Гвоздь. – Но сейчас речь не об этом. Вот я думаю теперь, ноги бить по шпалам или всё же заглянуть в депо?

– А зачем вообще в депо дрезины отгонять? – спросил Вадим. – У вас там, наверное, станция есть – почему бы возле посёлка эти дрезины не оставить?

– У нас там всё есть, и мотовоз, и дрезины, – ответил Корсар. – А на перекрёстке, сейчас увидишь, тоннель направо, непроездной, с речкой. Так направо – это если от Гранита сюда ехать, а если как сейчас идём – это налево. Ну вот, доехали мы до перекрёстка, поставили дрезину в депо, сами свернули в тоннель. Порешали вопросы, возвращаемся кружным путём, через вот эту станцию, где отдыхали, – взяли в депо дрезину, поехали домой. Потом, когда собрались у Гранита четыре-пять дрезин, дежурный садится на мотовоз и парочку гонит в депо. Вдруг кто-то будет возвращаться издалека, со стороны речки, или как мы сейчас, со станции. Ну, мало ли, усталые или с ранеными… Понятно?

– Понятно. Это своего рода эвакуационной резерв. На случай непредвиденных обстоятельств.

– Умный ты, Нуб, – то ли похвалил, то ли подшутил Корсар. – Красиво говоришь.

Вадиму схема с дрезинами и депо показалась громоздкой и избыточной, но высказываться он не стал. Не стоит с ходу критиковать систему, не располагая исчерпывающей информацией о деталях. Люди тут живут давно, подстраиваются под обстоятельства: если гоняют дрезины в депо и никто не считает это неконструктивным, значит, в этом есть какой-то смысл.

Перекрёсток был просторным, с двойным оборотным тоннелем, ведущим в депо. В прежние времена, когда всё здесь функционировало в штатном режиме, любому, кто хотел повернуть на перекрёстке, приходилось заезжать в депо. Сейчас налево никто не ездил – там прописалась речка, – ходили исключительно пешком, так что оборотный тоннель свою основную функцию утратил, а депо использовали в качестве парковки «дежурных» дрезин.

До всего этого Вадим додумался самостоятельно, без сторонних разъяснений. Хотел было выдать на-гора рацпредложение: оставлять дрезины прямо на перекрёстке, но вовремя сообразил, что однопутка исключает этот вариант, и промолчал. В общем, ясно, что без депо не обойтись.

Перед тем как свернуть направо, Гвоздь провёл боевой расчёт.

– Вадюха, ты как стреляешь?

– Ну… В общем… Гхм…

– Короче, сумеешь безопасно прикрыть товарища в движении?

– Так… В движении? – Вадим сделал умное лицо – хотя и не видно ничего, по привычке сделал, повадки Погибшего Мира ещё не скоро сменятся навыками сумеречного подземелья. – Можно попробовать, но… Гарантировать не могу.

– Пробовать будешь на тренировке. Не уверен, так и скажи.

– Не уверен.

– Ясно. Тогда ты идёшь впереди, мы будем прикрывать.

– С дробовиками?!

– Хм… Сообразил, молодец. Нет, конечно. Ты нам дашь автоматы, мы тебе выделим дробан.

Вадим взял паузу.

– Ты чё, не доверяешь нам? – верно истолковал Гвоздь замешательство спутника.

– Да нет… Просто… Эмм…

– Мы с детства возимся с оружием. Если до дела дойдёт, я тебе жизнь в залог даю, ни одна пуля тебя не ужалит, всё в цель улетит.

Если до дела дойдёт, пули против СТРАННОГО вряд ли помогут. Меня больше напрягает, что я пойду впереди, а вы сзади, причём с моими автоматами…

– Я с дробовика никогда не стрелял. Есть какие-то нюансы, которые мне нужно знать?

– Да какие тут нюансы? Вот смотри: фонарик, предохранитель, спуск, цевьё. Включил фонарик, «выключил» предохранитель, идёшь, светишь. Появился враг – жмёшь на спуск, передёргиваешь цевьё, опять жмёшь. Шесть патронов в «трубе», один в стволе. Главное, назад не стреляй, там мы будем. Короче, ничего сложного.

– Хорошо, давайте сделаем так.

Провал находился в противоположном от входа конце депо, и если бы Вадима не предупредили, он бы не сразу обратил на него внимание.

На последней четверти депо пол уходил вниз, обнажая неровные края разрыва с торчащими во все стороны усами арматуры.

Больше всего это было похоже на… Так, вот эта категория одинаково подходит к обоим мирам, канувшему и нынешнему: на плоскую консервную банку, допустим, из-под шпрот, в которой крышку с одного конца продавили, но передумали открывать до конца и бросили.

Самое начало спуска было в бетоне, а дальше-глубже всё обильно заросло лесом.

Подствольный фонарь на дробовике бил на добрую сотню метров, так что Вадим быстро увидел всё что надо и пожал плечами.

Спуск, бетон, лес. Ничего особенного. В смысле ничего такого, что заставляло бы «кровь стыть в жилах».

Однако у попутчиков были другие ощущения.

– Э, Нуб, хорош туда светить! – свистящим шёпотом потребовал Корсар. – Свети в пол, не привлекай внимания…

Хм… Внимания – кого? Или чего?

– Здесь никого нет, – заявил Вадим, но в провал светить перестал и направил луч в пол в пяти метрах перед собой.

– И слава богу, – нервно шепотнул Гвоздь. – И ты это… Потише. Не надо – в голос…

– Как скажете, – послушно прошептал Вадим.

Не было здесь ничего ТАКОГО. По крайней мере, в настоящий момент не было. Трудно объяснить, почему Вадим был уверен в этом, но он чувствовал: сейчас здесь пусто.

У колодца и перед атакой краулеров был целый букет специфических ощущений, казалось, организм кричит: эй, парень, тут всё очень плохо, надо уносить ноги!

Сейчас организм сладко посапывал в полудрёме, как то саботажное «ухо», на всех подряд перекрёстках источавшее благостную рябь без красных точек.

Будучи товарищем начитанным и насмотренным, Вадим прекрасно знал, что организм гораздо старше сознания. Это древняя, плохо изученная и неразгаданная до конца сущность, обладающая множеством «анализаторов», с переменным успехом оповещающих владельца – носителя сознания об изменениях обстановки и всяческих опасностях.

Другой вопрос, что человек, особенно городской житель, за последние столетия напрочь разучился понимать и различать эти сигналы и сплошь и рядом их игнорирует.

Так вот после первой «реинкарнации» Вадим стал лучше понимать сигналы своего разложенного на атомы и вновь собранного воедино организма. Ну, по крайней мере, так ему показалось…

Дрезины были неподалёку от входа, числом две единицы.

В полном безмолвии забрали крайнюю и потихоньку покатили в тоннель, двигаясь крадучись, на цыпочках.

– Тише! – шёпотом вызверился Корсар, когда колёса легонько громыхнули на стыке.

Было желание уточнить: это кому «тише», дрезине, что ли? Ага, железяка вне очереди примет ваши замечания и рассмотрит их в кратчайшие сроки…

Однако Вадим не стал шутить. Спутники на взводе, есть вариант, что реакция может быть неадекватной.

Так и толкали дрезину до основного тоннеля, молча, двигаясь на цыпочках. И только выбравшись на магистраль, спутники Вадима разом облегчённо вздохнули – ну всё, гора с плеч!

Гвоздь, утирая пот со лба, расслабленно резюмировал:

– Хорошо зашли. Везучий ты, Вадюха…

* * *

Дрезина была комбинированная, с небольшим мотором и бачком для топлива, рычагом ручной тяги и тормозом.

По каким-то причинам компания проигнорировала мотор и покатила на ручной тяге. Доискиваться до сути Вадим не стал, в этом Подполе Погибшего Мира его научили: если люди делают нечто, что кажется тебе нерациональным, не спеши умничать, подожди немного. Со временем проявятся все поводы и резоны, причём без лишних вопросов с твоей стороны.

Распределение обязанностей внутри экипажа было вполне ожидаемым: Вадим с Корсаром попеременно качали рычаг, а Гвоздь светил фонарём по ходу движения и мудро «рулил» под мерный перестук колёс.

Двигались неравномерно, в некоторых местах катили быстро, а кое-где, повинуясь указаниям рулевого, сбавляли скорость до минимума. Иногда даже приходилось притормаживать.

Вскоре Вадим вывел закономерность в изменениях скоростного режима.

На участке пути между депо и Гранитом тоннель был не сплошь из тюбингов, регулярно попадались отрезки каменной и кирпичной кладки, с арочным сводом. Так вот в этих старых тоннелях рельсовое полотно хорошо сохранилось, чего не скажешь о некоторых путевых зонах, затянутых в тюбинги.

Здесь частенько встречались вымоины и фрагменты пути без двух-трёх шпал кряду, а кое-где были такие места, где «пол» (нижняя часть тюбингового кольца) проржавел и рассыпался в труху на несколько десятков метров.

На одном из таких участков рельсы настолько сильно шатались, что Вадиму показалось: сейчас дрезина соскочит с полотна и дальше придётся идти пешком. Она тяжёлая, дрезина, втроём надорвёшься тянуть.

Здесь было небольшое расширение, пакгауз, подъёмник, перрон и вход в сервисный тоннель.

На перроне виднелась прислонённая к стенке дрезина без колёс, рядом лежал на промасленном брезенте инструмент: ломы, кирки, кувалда, большие гаечные ключи.

Когда миновали опасный участок, Вадим поинтересовался:

– А ремонтировать не пробовали?

– Ага, пробовали, – желчно ответил Корсар. – Этот тот самый сервис, где бригада пропала. Вон, одни инструменты остались.

– А починить надо, – заметил Гвоздь. – Этот участок совсем плохой: пни по рельсе как следует, и завалится. Ладно, дрезина на грунт сядет, а если мотовоз?

– То есть в этом сервисном тоннеле тоже провал?

– Да, там дальше такая же беда, как в депо, – подтвердил Корсар. – Такое ощущение, что их специально кто-то смастерил, эти провалы.

– Да ладно, кому они нужны – «специально», – скептически хмыкнул Гвоздь.

– Ну, мало ли… Призракам, Теням, Изгоям, каким-то ещё тварям с Тринадцатого…

– Нет, это вряд ли, – не согласился Гвоздь. – Вон как трясёт в последнее время. От этой тряски провалы и получаются.

– Может, и от тряски, – не стал спорить Корсар. – По-хорошему, надо бы в сервис забутовку бахнуть. А то что-то стремновато мимо кататься. В депо, понятно, никакого бетона не хватит залить такую дырень. А здесь вполне можно устроить.

– Да, дельная мысль, – одобрил Гвоздь. – Надо будет на Совете вопрос поднять…

Тут Вадим очень кстати вспомнил про симметричные забутовки на южной станции Пятого Уровня и поинтересовался, что бы это такое могло быть.

– Скорее всего, это входы в Резерв, – немного подумав, ответил Гвоздь. – Их везде закупорили, где только можно.

– Резерв, значит…

– Слышь, Нуб, ты и про Резерв ничего не знаешь? – удивился Корсар.

Вадим с сожалением вынужден был признать, что про Резерв он слышит впервые.

Сожаление было двояковыпуклым, отчасти на публику, отчасти в глубь себя.

Что-то многовато пробелов в знаниях о естественной среде обитания. Даже для оторванного от мира «техника с Восьмого», из «закрытой мастерской» – многовато. Недалёк тот момент, когда спутники суммируют все эти пробелы, возьмут «техника» за грудки и начнут трясти, как тот сказочный циклоп тряс посёлок Шипка: кто ты вообще такой и откуда взялся, весь из себя неосведомлённый?

Надо будет продумать какую-нибудь запасную легенду поправдоподобнее. Какую-нибудь классическую, с избирательной амнезией, в формате «здесь помню, а здесь – не помню».

Однако до допроса с пристрастием спутники Вадима пока что не дозрели и на пару просветили гостя, что такое Резерв.

Резерв – это секрет в секрете, или, если хотите, закрытый объект в закрытом объекте. Иными словами, это система коммуникаций особого доступа, по которой можно быстро и комфортно добраться до множества стратегически важных зон и ключевых точек К‑55.

Резерв, помимо транспортной функции, это ещё и Убежище для руководящего состава и элиты К‑55. Со своими секретными бункерами, складами, мастерскими и лабораториями.

То есть, если верить Гвоздю и Корсару, К‑55 строили реальные маньяки. Мало того что создали уникальный погреб для грядущего Апокалипсиса, так ещё и приняли меры, чтобы надёжно спрятаться, если этот погреб захватит враг.

– Забавно… И название такое, подходящее… А почему его замуровали, этот Резерв?

– А попробуй сам угадай.

– В последнее время там творится что-то странное и непонятное? Люди пропадают?

– Угадал. Причём всё началось не так давно. Ну, примерно, где-то с год назад…

Мусаев сказал, что землетрясения начались тоже где-то с год назад… Интересные совпадения…

– А вы сами в этом Резерве бывали?

– Не бывали, – признался Гвоздь. – Да там вообще мало кто бывал из простых смертных, разве что обслуга да вояки. Так что мы об этом Резерве знаем только то, что он есть. Ну и всякие сплетни, слухи, гон всякий левый…

Вадим вдруг понял, что у него с К‑55 дела обстоят точно так же.

Смешно, досадно, трагично, но он практически ничего не знает о главном предприятии своего родного города. Только в общих чертах, на уровне общедоступной информации в Интернете и по протоколу ОБС (одна бабка сказала).

Объект К‑55 создавался в годы «холодной войны» в качестве последнего оплота СССР на случай Третьей мировой или, если следовать терминологии игр и фильмов последних десятилетий, на случай Ядерного Апокалипсиса.

Он был размещён под землёй, в горном массиве, на глубине от 200 метров на первом уровне до пяти километров на последнем и проектировался таким образом, чтобы выдерживать ядерные удары любой мощности.

Система производственных и транспортных тоннелей К‑55 как минимум в три раза превышала протяжённость линий Московского метрополитена, а объём общей выработки был таков, что если всю изъятую породу насыпать ровным слоем на открытой местности, можно было бы завалить по пятый этаж как минимум три «закрытых» городка типа Красноярск‑55 (по принципу – кто откопал, тому и добро) или обычный город площадью до сорока квадратных километров, например, такой, как Серпухов.

Серпухов, разумеется, ни в чём не виноват, чтобы его заваливать, это просто для наглядности, ибо многие проезжали мимо и представляют, как выглядит этот город.

К‑55 был полностью автономен, имел несколько реакторов и множество производственных и испытательных площадок как для изготовления ядерного оружия, так и для всестороннего обеспечения жизнедеятельности персонала, а также мощную научно-техническую базу с перспективой независимого от Поверхности развития.

По сути, это было не просто самое больше в мире Убежище, а Последний Бастион СССР, способный даже после Апокалипсиса производить ядерное оружие и непрерывно вести войну до полного уничтожения противника.

Для создания К‑55 была задействована вся мощь Союза. Если корректно такое сравнение, это была своего рода советская Пирамида Хеопса, одно из самых значительных сооружений ушедшей эпохи, занимающее первое место в списке немыслимых по своим масштабам и трудозатратам заводов-гигантов, каналов, плотин и прочих колоссов, поражающих воображение.

Эх, если бы знать, что всё так получится…

При жизни в прежнем мире у Вадима была возможность устроиться на работу в К‑55. Причём, вполне вероятно, в какое-нибудь секретное подразделение, КБ, и так далее – со связями отца это было бы нетрудно.

Можно было выучиться на физика, освоить какой-нибудь профиль, полезный для К‑55, или пойти в военные, в охрану режимных зон и объектов…

Сейчас бы знал всё, что надо, и не было бы никаких проблем с информацией.

Но в этом-то и состоит, наверное, вся прелесть Жизни, даденной человеку один раз.

Ты не знаешь, что с тобой случится даже через десять минут. Что тебе выпадет: Бой, Смерть, Удача, Поражение, Победа, Месть, Любовь – или тысяча вариантов комбинаций из этих основных составляющих Бытия.

И вот эта непредсказуемая лотерея делает Жизнь яркой, неповторимой и очень индивидуальной.

Так что не стоит сетовать по поводу упущенных возможностей.

Как получилось, так получилось.

Хм… В следующей Реинкарнации, возможно, выпадет более удачный расклад…

* * *

Долго ли, коротко ли, в итоге доехали до Гранита.

Станция здесь была небольшая, с разъездной петлёй, пакгаузом, подъёмником, перроном и отдельной короткой веткой для стоянки мотовоза и дрезин.

Лифтовой площадки Вадим не увидел, и это его слегка огорчило. Слегка, потому что Гвоздь предупредил: придётся заходить, подписываться за тебя и так далее.

Просто думал, что, может быть, лифт сразу на станции, под контролем людей с Гранита, и достаточно будет рекомендации спутников, чтобы сразу спуститься куда надо.

Что ж, заходить так заходить.

Подъехали, пристроили свою дрезину в колонну, четвёртой с краю.

Уже состав. Теперь, по-видимому, дежурному придётся гнать этот состав в нехорошее депо.

Перед тем как входить, Гвоздь проинструктировал Вадима:

– В общем, Вадюха, слушай меня внимательно. У нас сейчас карантин…

– Да, ты говорил.

– Поэтому чужих к нам не пускают.

– И это говорил. Но вы вроде как обещали подписаться за меня… Или передумали?

– Нет, не передумали. Но тут, короче, есть одна закавыка…

– Так я и знал… Надо будет совершить ритуал кровавого жертвоприношения?

– Да ну, какой там ритуал… В общем, тебе придётся записаться в рыжики.

– Ага… В рыжики, значит…

– Ты в курсе насчёт рыжика?

– Ну, в общих чертах… Эмм…

– Короче, рыжик – это новобранец, салага, ученик.

– Да не вопрос: рыжик так рыжик.

Корсар вдруг усмехнулся и покачал головой.

Перед КПП горел плафон. Тусклый, как принято по здешним стандартам, но уже можно было различать некоторые проявления эмоций.

– И на кого ты его запишешь рыжиком? Неужто на себя?

– На Герца.

– На Герца?! – Лицо Корсара вытянулось от удивления. – Ты шутишь, что ли?

– Ни грамма. Вот это на раз прокатит как полрасчёта за косяк. Остальное как-нибудь потихоньку доберём. Иначе сразу шлёпнет и разговаривать не станет.

Из последней реплики Вадим не понял ровным счётом ничего, но сделал вывод, что Корсар не одобряет инициативу Гвоздя.

– Какие-то проблемы со статусом рыжика? Почему меня надо на кого-то записывать?

– Ага, давай, расскажи ему про рыжика, – пробурчал Корсар.

– Спокойно, не кипешуй, – одёрнул его Гвоздь. – Видишь ли, Вадюха, рыжик – это никто. Пока никто, пока рыжик. Но в то же время это уже член братства.

– Типа, низшая ступень иерархии?

– Типа да. Ну и, короче, за рыжика кто-то должен отвечать. Кто-то в авторитете. Мы с Корсаром не можем, нам это не по рангу. А Герц – наш старший, он может. Но это большая ответственность. Если ты накосячишь, по мелочи, по-крупному, не важно, по-любому, короче, спрос будет не с тебя, а с Герца. Причём очень жёсткий спрос.

– Я постараюсь, – горячо заверил Вадим. – Я оправдаю! Да и недолго я тут буду, мне бы только до своих добраться. Только вот…

– Что?

– Согласится ли Герц? Как вы собираетесь мотивировать его, чтобы он добровольно взвалил на себя такой головняк-нежданчик?

Корсар нехорошо хмыкнул и опять покачал головой. Нет, ему определённо не нравился план Гвоздя.

– Вы чего там сходку устроили? – лениво поинтересовался динамик над шлюзом. – Заходить будем, или как?

– Сейчас зайдём, – ответил Гвоздь, нажав кнопку на переговорном устройстве у двери КПП.

– Короче, мне не нравится такой расклад, – заявил Корсар. – Гнилое дело. Даже рядом вписываться не хочется.

– Не вписывайся, – пожал плечами Гвоздь. – Это уже будут проблемы Герца, мы вроде как в стороне.

– «Вроде как»? Хм…

Честно говоря, Вадим не ожидал, что в последний момент Корсар так резко отстранится и даст задний ход. За недолгое время совместного путешествия у него сложилось впечатление, что Гвоздь более практичный и жёсткий, а Корсар несколько сентиментальнее, мягче и добрее.

Оказывается, первое впечатление было обманчивым.

Гвоздь, может, и жёсткий, а местами просто злой, но слово держит. А Корсар считает, что это «гнилое дело». Даже обидно как-то…

– Я не подведу, – заверил Вадим. – И это… Я Герцу автомат подарю. А вам – «ухо» и светлячков. Так пойдёт?

Корсар снова криво ухмыльнулся.

Ну и вредный же тип…

– Пойдёт, – махнул рукой Гвоздь; про «ухо» даже спрашивать не стал, видимо, знает, что такое. – Ну всё, решили все вопросы, заходим…

* * *

Помимо привычного шлюза, здесь был оборудован отдельный людской КПП.

Тоже своего рода шлюз, две стальные двери с запорными рычагами и электромеханическими замками, между ними неширокий проходной коридор пять метров длиной, слева «аквариум» – застеклённая стенка дежурки, в которой сидела пара пожилых дядек поперёк себя шире, и лоток приёмника для документов.

Вадим – типичный представитель своего поколения – знал про Гранит из… Википедии.

Гранит – это ИТК особого режима, заключённые которого строили К‑55 и трудились здесь на урановых рудниках.

Собственно, К‑55 строила огромная толпа народа, и «вольняшки» и военные, но зэков, как следовало из Википедии, использовали на самых тяжёлых и опасных работах.

Да, разумеется, в городе говорили про этот пресловутый Гранит, но всё было на уровне досужих слухов, что там, дескать, конченые отморозки и рецидивисты, которым ИМН в советском варианте заменили пожизненными рудниками.

Например, Вадим, родившийся и выросший в Красноярске‑55, ни разу не встречал человека, который непосредственно общался с этими несчастными зэками или кем-то из их администрации.

Так что, ирония судьбы, нонсенс, как хотите назовите, но Интернет в данном случае был самым доступным источником информации по этой теме.

– Кто такой? – спросил дядька, который сидел напротив окна приёмника. – Куда? К кому? Цель визита?

– Объявляйся, – подсказал Гвоздь.

– Я рыжик Герца, – заявил Вадим.

Дядьки в аквариуме переглянулись, у обоих вытянулись лица, как давеча у Корсара перед КПП.

По всей видимости, этот Герц – жёсткий и крутой перец, если у всех такая однородная реакция на заявление о рыжике.

– Хренассе, новости… – протянул тот, что сидел напротив лотка. – Это ты сам додумался или подсказал кто?

– Я… эмм… В общем…

– Иваныч, а тебе не похер? – вмешался Гвоздь. – Человек объявился, запиши в журнал, доложи по команде.

– Ты добровольно в рыжики пишешься? – Иваныч оставил реплику Гвоздя без внимания. – Ты в курсе насчёт рыжика?

– Разумеется! – верноподданнически кивнул Вадим. – В курсе. Добровольно. И да, можно сказать, что это моя инициатива.

Тут он покосился на Гвоздя, не переборщил ли с инициативой?

Гвоздь не заметил взгляд Вадима. Он исподлобья, пристально смотрел на Иваныча, как будто ожидал от него какого-то подвоха.

– Ну смотри, дело твоё.

Иваныч спросил у Вадима ФИО и занёс в журнал, написав в последнем столбце «Рыжик Герца».

Ну, слава богу. Кажется, всё решилось.

– Проходим, – скомандовал Иваныч и нажал кнопку на пульте перед собой.

Зажужжал электромеханический замок, Корсар толкнул внутреннюю дверь и вышел из коридора.

Вадим последовал за ним, а Гвоздь задержался в коридоре – отреагировал на реплику Иваныча:

– Мутный ты, Гвоздяра. И как это ты засрал мозги парню, что он добровольно в рыжики записался?

– Ты, Иваныч, не лезь в чужие дела. Службой занимайся. Кстати, у тебя там четыре дрезины скопились. Так что придётся тебе прогуляться в депо. Хе-хе…

* * *

Экскурсия по тюремным блокам Вадима не впечатлила.

Когда заходили, настроился на мрачную готику: каменные мешки, ошейники с шипами, жаровни, настенные факелы, невольники в цепях, тяжко влачащие чугунные шары, закованные в колодки провинившиеся, каты с плётками-шестихвостками и так далее.

Откуда, спрашивается, такие запросы?

Да так, по совокупности, отчасти из тех же сплетен, гулявших в городе, отчасти из исторической справки, почерпнутой в этих ваших интернетах.

Строить К‑55 начали очень давно, в 60‑х годах XX столетия. А до этого, если верить слухам, на месте будущего Ядерного Погреба СССР была дореволюционная каторжная тюрьма.

Увы, из того, что себе навыдумывал Вадим, здесь ничего не было.

Напротив, всё было цивильно, аккуратно, по-современному.

Широкий коридор с колоннами по средней линии, по обеим сторонам зарешеченные камеры. Почти так же, как в рабочем посёлке Шипка, только здесь решётки были не внутри камер, а снаружи.

Откидные койки, столики, шкафчики, пластик, аккуратные плафоны, тусклые, по местному обыкновению.

Здесь повсюду тусклые плафоны, очевидно, в целях экономии электроэнергии.

Пахло слабым раствором дезинфекта, хозяйственным мылом и сырым постельным бельём, стиранным в общей прачечной и плохо высушенным.

В некоторых камерах были люди.

Люди ели, спали, играли в карты, читали, общались, занимались какими-то делами, в общем, жили они тут, по факту, на виду у всех, как в ток-шоу, лишь кое-где решётки были занавешены одеялами.

На прохождение троицы с неофитом реагировали все без исключения, но по-разному.

Некоторые молча и пристально смотрели вслед, кто-то здоровался с Гвоздём и Корсаром, кто-то спрашивал, где они взяли такого «аппетитного малыша» и не поделятся ли с ближними.

Последнее, надо полагать, было этакой местной скабрезой, шуткой в тюремном формате. Ни Гвоздь, ни Корсар на шутку не реагировали, отвечали на приветствие и проходили мимо.

Интересно, а где у них женщины? Даже если предположить, что все эти люди – потомки рецидивистов и воспитаны по тюремным законам, их в любом случае рожала женщина, по-другому просто быть не может. Почему так воспитали, это уже другой вопрос. Женщины-зэчки? Надо при случае поинтересоваться, не было ли тут до Катастрофы женского блока…

Когда уже подходили к административному блоку, Вадим додумался насчёт несбывшихся ожиданий.

Это же Шестой Уровень!

На момент начала разработки К‑55 ИТК Гранит располагалась на Поверхности, возможно, как раз на месте бывшей каторжной тюрьмы.

До Шестого докопались значительно позже, и тогда уже здесь оборудовали ИТК, в соответствии с требованиями пенитенциарной системы конца XX столетия.

Герц с пристяжью, или челядью – выбирайте, что больше нравится, – обосновался в административном блоке.

Камер здесь не было, интерьер мало чем отличался от того, что Вадим видел в Северо-Западном секторе на Пятом Уровне.

Блок был небольшой и уютный.

Маленький тамбур с двумя бронированными дверьми (и разумеется, с электромеханическими замками), квадратная прихожая с постом консьержа, два дерматиновых дивана углом, на полу зелёный ковёр, похоже, из натуральной шерсти, на стенах картины, преимущественно зелёные пейзажи Погибшего Мира, и множество глиняных горшков в фигурных подставках из витого стального прута.

В горшках пышно колосился лес.

Да, именно так – колосился.

Очевидно, лесу было очень хорошо в горшках, он блаженно растопыривался во все стороны пушистыми побегами – куда там дикорастущему тоннельному собрату, и вовсю благоухал… нет, вовсе не привычным ароматом свежескошенного луга, а хорошим дезодорантом с выраженной цветочной отдушкой.

А ещё он цвёл!

Мелкими такими розовыми цветочками, с округлыми лепестками в несколько слоёв.

Не знай Вадим, что это лес, наверняка принял бы его за какое-нибудь декоративное комнатное растение, типа герани.

Консьерж – тщательно выбритый и обритый, атлетического сложения мужчина лет тридцати, облачённый в отутюженную чёрную униформу и начищенные до блеска высокие берцы, забрал у посетителей оружие и мешки и «прозвонил» каждого четырьмя разными приборами.

Металлообнаружитель, радиометр… А другие два про что? Надо на досуге спросить у Гвоздя.

– Присядь, – скомандовал Гвоздь. – Зайдёшь, когда позовут.

Вадим присел на краешек дивана.

Гвоздь с Корсаром пошли по одному из двух коридоров, выбегающих из арок прихожей.

Консьерж тем временем упрятал оружие и вещи посетителей в небольшой комнате с решёткой вместо двери.

– Лес цветёт? – Вадим с опаской покосился на ближайший горшок – да, аромат источали цветочки, что-то наподобие розы с заметным оттенком фиалки.

– Ни разу не видел? – Консьерж широким жестом указал на горшки. – Нюхай на здоровье. Когда цветёт, с него не прёт, так что не бойся, не утащит…

* * *

Общаться с консьержем Вадим не стал, хотя, судя по цветочному месседжу, тот был настроен вполне благожелательно.

Не хотелось лишний раз показывать свою неосведомлённость перед посторонним. Правильнее будет помолчать и заодно продумать примерный план беседы с Герцем. Разумеется, все каверзные вопросы предугадать невозможно, но составить генеральную линию глухой защиты «техника из очень закрытой мастерской» можно и нужно.

Вадим принялся продумывать ключевые пункты стратегии и между делом рассеянно осмотрелся, оценивая обстановку.

Картины советские, в формате «Шишкин лес», понятное дело, репродукции, но нормального качества и хорошо сохранившиеся. Им, должно быть, лет 80–90, а то и побольше. Каждая картина оторочена ультрамариновыми атласными занавесочками и подсвечена слабым неоновым фонариком, что вызывало ассоциации с видом из окна охотничьей избушки на опушке леса. В смысле того леса, Погибшего Мира…

Ковёр тоже смотрелся свежо и добротно, такое впечатление, что за ним бережно ухаживали.

Лес в горшках, розовые цветочки, занавесочки…

Герц любит аккуратность, уют и комфорт.

Как это вяжется с обликом крутого и своенравного вождя банды конченых отморозков?

Нет, понятно, что через пару поколений они тут все поменялись, но если брать за основу исходник, то всё та же банда, как ни крути.

А любовь к комфорту вполне сочетается с обликом тирана. Если верить истории, многие известные деспоты любили уют и комфорт, разводили рыбок и разных крокодильчиков и вполне могли пустить на «вискас» для любимого котёнка какую-нибудь лишнюю центурию ненужных людишек.

Коридоры были неравнозначными.

В том, по которому ушли Гвоздь и Корсар, дверей не было, только одна большая двустворчатая в самом конце. Вадим для себя окрестил его «правительственным».

В другом было несколько дверей по обеим сторонам, а в конце, наоборот, не было ничего.

И в обоих коридорах лежали длинные ковровые дорожки в тон основному ковру в прихожей.

Гвоздь и Корсар задерживались.

Вадим успел как следует осмотреться, выстроить линию защиты, поупражняться в психэтюдах «корреляция характера с интерьером и антуражем», заскучать… а спутников всё не было.

– Что-то долго, – не выдержал Вадим. – Может, он их там уже расстрелял, а мы и не знаем.

– И не узнаем. – Консьерж с серьёзным видом кивнул в сторону коридора, по которому ушли Гвоздь и Корсар. – Там приёмная, потом кабинет. Две герметичные бронедвери. Глухая звукоизоляция. Если в кабинете будут стрелять, мы тут ничего не услышим.

Такая трогательная откровенность повергла Вадима в уныние.

О звукоизоляции и выстрелах консьерж говорил как о чём-то обыденном, не выходящем за рамки.

То есть в самом деле случается такое, в кабинете постреливают?!

Интересный товарищ этот Герц…

Наконец створки двери в конце «правительственного» коридора с тихим шипением разъехались в стороны и выпустили на волю Гвоздя с Корсаром.

Живых, здоровых, но морально траченных, притихших и съёжившихся.

Да, выглядели они сейчас как сильно набедокурившие первоклассники после вдумчивой взбучки в кабинете злого директора.

Директор, судя по всему, имел своё, особое мнение по поводу воспитательной методики: левая щека Гвоздя покраснела и припухла, левое ухо вздулось и отчасти посинело, отчасти даже почернело, а под левым глазом наливался добротный желвак.

– Что такое… – вскинулся было Вадим.

– Нормуль, всё нормуль… – нервным жестом осадил его Гвоздь. – Всё в ажуре.

– Пусть заходит, – сказал динамик на посту консьержа.

– Вперёд, – скомандовал консьерж, кивнув в сторону «правительственного» коридора, и, взяв с поста ключи, стал отпирать решётку «оружейки».

– Давай, не подведи, – напутствовал Вадима Гвоздь. – Не мешкуйся, всё решили, всё развели. С тобой он будет поласковее…

Вадим проследовал по коридору, и, перед тем, как войти в гостеприимно распахнутую дверь, оглянулся.

Гвоздь в этот момент получал у консьержа оружие, а Корсар смотрел вслед Вадиму.

Взгляд у него был виноватый.

Не то чтобы лёгкое сожаление: «Прости, обмишулился маленько, с кем не бывает…», а стопроцентно виноватый: «Да, вот это я косяка упорол… разгребаться придётся до конца жизни».

Вадим истолковал это однозначно.

Гвоздь принял на себя всю тяжесть негодования Герца по поводу невесть откуда свалившегося рыжика, но в итоге всё решилось положительно.

А Корсар тихонько отмолчался в сторонке, вроде как не при делах, и теперь стыдится своего малодушия.

Никаких ободряющих месседжей или приязненных жестов Вадим генерировать не стал.

Он был зол на Корсара, обида ещё не схлынула. Так что пусть маленько потерзается, поскрипит душой – впредь будет наука…

* * *

Дверь за Вадимом с шипением закрылась, и он с ходу угодил в объятия парочки здоровенных мужланов, облачённых в такую же униформу, что и консьерж, и так же повсеместно бритых налысо.

Мужланы тщательно обыскали Вадима и ещё разок прозвонили его четырьмя разными детекторами.

– Так меня уже…

– А ничего, нам не трудно, – оборвал гостя один из мужланов. – Стой смирно, это недолго.

Приёмная походила на прихожую и была чуть больше по площади.

Ковёр, картины, занавесочки, неоновая подсветка, цветущий и пахнущий лес в горшках, только диваны были из натуральной кожи.

Неужто такие диваны поставляли для администрации ИТК? Нет, это вряд ли. Скорее, ограбили какой-то ВИП-бункер, возможно, в том же Резерве…

Здесь был примерно такой же пост, как у консьержа, – небольшой стол с тумблерами и телефонами и такая же оружейка, что и в прихожей: небольшая комната-ниша с решётчатой дверью, за которой виднелась пирамида.

В пирамиде стояло несколько стволов. Каких именно, Вадим не разобрал, но там точно было что-то подлиннее автоматов и дробовиков.

По завершении процедуры досмотра один из мужланов нажал клавишу переговорного устройства у двери в кабинет и доложил:

– Чисто.

Створки двери с шипением разъехались.

– Заходи. Веди себя смирно. Доложи. Молчи. Если спросят, отвечай на вопросы. Тебе всё понятно?

– Да.

– Заходи.

Кабинет был раза в три больше приёмной. И всё здесь было большое.

Справа и слева, если смотреть от входа, на противоположных стенах, зияли два огромных полотна – живописный вид на водопад и морской пейзаж с пляжем под полуденным солнцем.

Здесь тоже были занавески, но большие, тяжёлые атласные портьеры на массивных гардинах, перехваченные шнурами из золочёной тесьмы. Подсветка была оборудована снизу и сверху белыми неоновыми софитами.

В общем, два этаких здоровенных окна в Погибший Мир.

Огромный стол красного дерева, громоздкий гардероб под потолок, строго по центру, позади кресла босса; по бокам, симметрично, два большущих буфета – вся мебель из того же материала, что и хозяйский стол.

Точно, ВИП-бункер обнесли…

Возле буфета, соответственно, справа и слева, находились вмонтированные в стену и обрамлённые стальной рамой овальные двери из бронелиста, с сейфовскими номерными замками и Т-образными ручками.

Вадим так и не понял, что это – сейфы или двери в соседние помещения.

Ближе ко входу, до картин, расположились кожаные диваны, такие же, как в приёмной.

Стульев в кабинете не было. Кресло босса, массивное, кожаное, с высоченной «судейской» спинкой, больше походило на трон, нежели на офисный стул с продуманной эргономикой.

В кабинете находились двое.

Вадим не сразу понял, кто хозяин, и взял паузу, пытаясь решить, к кому обратиться.

Опираясь на явно прослеживающуюся в обстановке кабинета тенденцию к гигантизму, камрад Фрейд наверняка сказал бы, что хозяин – невзрачный старикашка, который сидел на диване и сосредоточенно листал толстую амбарную книгу, испещрённую рукописными каракулями, исполненными разным почерком.

Но Фрейд и сам был известный баловник, если не сказать жёстче, поэтому его шкалу критериев нельзя считать объективной.

Будь старикашка хозяином, он наверняка сидел бы в кресле босса, а книгу положил бы на стол. Так гораздо удобнее, нежели держать её на коленях, примостившись на краешке дивана.

– Здравствуйте! – Вадим повернулся к хозяину и чётко, по-военному доложил: – Вадим Набатов, Восьмой Уровень, ваш новый рыжик!

Хозяин разгуливал перед картиной с водопадом, слегка сгорбившись и заложив руки за спину, в манере бывалых людей, которые много лет провели в казённых учреждениях не по своей воле.

Это тоже был старик, лет, пожалуй, семидесяти, но крепкий и бодрый на вид.

Высокого роста, худощавый, с гладко выбритым правильным черепом, длинным вислым носом и острыми «эльфийскими» ушами.

Правильный череп глянцево бликовал в лучах картинных софитов и отражал свет не хуже прожекторного рефлектора.

– Подойди, – разрешил хозяин. – Дай тебя рассмотреть.

Голос у него был звучный и глубокий. Нестарый такой голос, добрый и жизнерадостный. Если общаться по телефону и не видеть собеседника, можно ошибиться лет этак на 30–40.

Да и алертен был хозяин не по-стариковски, вышагивал перед картиной упруго и легко, можно сказать – нетерпеливо, словно бы в предвкушении какого-то долгожданного события.

Вадим послушно приблизился к картине.

Герц велел ему дважды повернуться кругом, осмотрел со всех сторон, потом попросил открыть рот и показать зубы. Посветил маленьким фонариком в глаза – ну, это уже знакомый и понятный жест – и в итоге констатировал:

– По-моему, всё нормально…

Так… Товарищ активно интересуется моей физикой. Не получится ли так, что меня в качестве тренировки-стажировки с ходу выставят на какие-нибудь местные гладиаторские бои? Вот этого не хотелось бы. Практика – это, конечно, здорово, но боец из меня пока что никудышный, надо бы для начала опыта набраться…

После осмотра наступила самая ответственная и опасная фаза аудиенции: Герц стал задавать вопросы.

– Итак, рыжик… Смотри на меня, взгляд не опускай. Отвечай быстро, первое, что придёт в голову. Если промедлишь хотя бы секунду, будем считать, что соврал. Тебе всё понятно?

– Да.

– Хорошо. Откуда ты?

– Восьмой Уровень, Юго-Восточный сектор.

– Чем занимаешься?

– Техник, работаю в мастерских.

– Гвоздь сказал, у вас там какие-то секреты?

– Да ну, какие от вас секреты… Конкретно моя мастерская монтирует электрооборудование для Резерва.

– Для Резерва?

– Да.

– Очень интересно… Ты входишь в элиту Профилактики?

– Нет, не вхожу.

– Являешься ли ты родственником кого-то из элиты Профилактики?

– Нет.

– Не является ли твоя должность ключевой?

– Да нет, я обычный рядовой техник.

– То есть, если ты пропадёшь, тебя не хватятся и не будут искать?

– Нет, естественно. Кому я на фиг… Нет-нет, конечно, будут! У нас в мастерских каждый работник на вес золота, так что…

– Остановись, не мельтеши. Я тебя понял. Есть ли у тебя какие-то серьёзные заболевания?

– Нет. Здоров как бык.

– Как бык? Откуда знаешь про быка?

– Я это… Книги читаю. Книги Погибшего Мира. У нас там есть хорошая библиотека…

– Библиотека на Восьмом?! Это что-то новое. Ты ничего не путаешь?

Так… Похоже, это перебор…

– «Библиотека» – в смысле, охотники натаскали книжек, сделали для ребят такую маленькую свою библиотеку…

– Понял, понял… Ну что, прекрасно. Начитанный рыжик – это очень мило, будет о чём поговорить… Ну всё, мы закончили. Что-то ещё сказать хочешь?

– Мне бы побыстрее к своим добраться. Гвоздь сказал, что рыжик – это своего рода синекура, непременное условие для прохода…

– Он так и сказал, «синекура»?!

– Нет, не именно так, но… подразумевал именно это.

– Да, ты очень грамотный и толковый рыжик. Это хорошо, я не люблю глупых кукол.

– Спасибо. Так как насчёт…

– Не волнуйся, всё будет нормально. Сейчас по-быстрому примем тебя в рыжики, потом решим всё остальное.

– А, это будет что-то типа инициации?

– Инициация? Хм… Да, именно так. Очень хорошее определение. Это будет инициация. Не волнуйся, много времени это не займёт.

– Хорошо, как скажете. Заранее благодарю за всё. В будущем постараюсь быть полезным. Обещаю: вы не пожалеете, что помогли мне.

– Уверен, что не пожалею. Я в людях редко ошибаюсь. Ну всё, сейчас иди с доктором, он тебе всё расскажет.

* * *

Невзрачный старикашка, оказавшийся доктором, отвёл Вадима в баню.

Прогулялись по «правительственному» коридору, миновали прихожую, третья дверь справа в другом коридоре – пожалуйте мыться-бриться.

Доктор выдал Вадиму мыльные принадлежности и опасную бритву.

Это был раритет, древнее лезвие с золингеновским клеймом (C.HOPPE SOLINGEN), ручкой из натурального рога и острое, как… Как бритва? Да, лучше всё равно не скажешь, именно как бритва.

– Надо как следует побриться, – сказал доктор. – Управишься? Если нет, я принесу «козью ножку».

С бритвой Вадим обращаться умел.

Отец его, не чуравшийся некоторых вывихов мачизма, пользовался исключительно опасной бритвой, причём у него тоже был золингеновский клинок, только с перламутровой ручкой.

Так что первые опыты борьбы с юношеским пухом Вадим проводил именно с опасной бритвой, пару раз слегка порезался, но быстро наловчился и потом, будучи уже взрослым, частенько втихаря брал отцовскую сталь, когда хотел особо тщательно выбриться, например, перед свиданием.

– Да, я умею пользоваться такой бритвой.

– Хорошо. Вот здесь помазок, пена, три вида лосьонов после бритья… Теперь такое дело. Гвоздь сказал, что ты впервые в жизни вышел за шлюз?

– Совершенно верно.

– Так… Тогда надо обсудить один интимный вопрос…

Вопрос, скорее, был медико-гигиенического характера, нежели интимного.

Доктор спросил, не довелось ли Вадиму во время похода удобрять местные почвы. И если довелось, не пользовался ли он при этом лесом в качестве гигиенического средства.

Вадим честно признался, что довелось. Причём хорошо так довелось, увесисто и плотно. И разумеется, после этого хорошенько погигиенил лесом. По совету бывалых людей.

Доктор пришёл в ужас и возмутился: эти бывалые люди – дремучие дикари, если насоветовали такое.

Дело в том, что в лесу водится великое множество зловредных бикарасов, которые могут нанести непоправимый вред человеческому организму.

Не ощущал ли после ЭТОГО Вадим жжение, зуд, не казалось ли, что в укромных уголках организма что-то ползает?

Вадим живо вспомнил: ага, всё так и было. И тут же почувствовал: и сейчас есть! Не думал про это, забыл, и не было. А как доктор напомнил, сразу всё зачесалось и стало зудеть.

– Господи… – всполошился Вадим. – Я что, инфицирован? И что теперь делать?!

Доктор успокоил: пока что ничего страшного не произошло. Если с момента контакта минуло не более трёх суток, процесс вполне обратим, нужно только выполнять ряд несложных процедур.

Процедуры в самом деле оказались несложными: поставить большую клизму со специальным раствором, приготовленным доктором, отдать дань уважения местному толчку, затем поставить особую свечку и обильно смазать потаённые глубины организма специальной мазью.

Поскольку всё было специальное и особое, Вадим сделал вывод, что такая проблема здесь случается нечасто и в основном у тех, кто впервые покидает жилой сектор и путешествует в компании малограмотных товарищей.

Панина малограмотным назвать нельзя, учёный, как-никак, хоть и не биолог, но…

Может быть, он упустил какой-то важный момент? Какое-то ключевое звено, очевидное для всех местных и совершенно недоступное для чужого?

С триммером, например, получилось именно так. Местные привыкли, что это «штука, которая всегда с собой», поэтому никому и в голову не пришло, что у гостя из прошлого может не быть триммера.

Вадим принял душ, побрился, выполнил все процедуры, предписанные доктором, и почувствовал себя посвежевшим, помолодевшим (лет этак на сорок, как раз на срок до Катастрофы) и хорошо отдохнувшим.

Правда, «специальная» мазь, которую он употребил с двойным запасом, чтобы не оставлять зловредным лесным бикарасам никаких шансов, была очень похожа на обыкновенный душистый вазелин.

Но Вадим не стал задавать вопросов по этому поводу.

Он уже привык, что у них тут всё своё, специальное, «наша разработка!», так что не стоит ничему удивляться.

После праздника тотальной гигиены Вадиму не хотелось облачаться в пропотевшую насквозь одежду, и он спросил доктора, нет ли тут какой-нибудь «подменки» на время.

– Я потом верну. Постираю всё своё, высушу и верну.

– В этом нет необходимости. Разумеется, тебе дадут новую одежду. Но сейчас одеваться не надо, накинь простынку и пойдём на освидетельствование.

– На освидетельствование без одежды? Так это будет что-то типа медосмотра?

– Нет, не медосмотр. Это гораздо глубже. Гораздо. Это проверка, готов ли ты стать рыжиком.

– Вон оно как… Я-то полагал, всё будет проще. Раз Герц сказал… Гхм-кхм… А вы как думаете, я готов стать рыжиком?

– Я не заметил у тебя каких-либо изъянов или уродства. Ты вполне нормальный молодой человек без видимых физических заболеваний. Ты не страдаешь никакими психическими недугами?

Вадим чуть было не признался, что после «реинкарнации» его порой тянет поболтать с мёртвыми…

Но вовремя сообразил, что это не тот доктор, которому можно доверять такие тайны.

– Да нет, вроде до сих пор не замечал.

– Ну и отлично. Да, я думаю, ты готов стать рыжиком. Накинь простынку и пойдём. Нас там уже заждались…

* * *

Мужланы в приёмной смотрели на Вадима с сочувствием.

Обычно в кинофильмах так смотрят бойцы, остающиеся в безопасном тылу, на своих товарищей, которым выпал жребий отправляться на передовую, в самое пекло кровопролитного сражения.

Вадима это насторожило.

Выходит, первый звоночек интуиции насчёт гладиаторских боёв был верным?

Наверно, придётся с кем-то биться, чтобы доказать: новый рыжик не рохля, не слабак, а настоящий мужик, достойный стать членом братства.

Вопрос только, кого Герц определит ему в спарринг-партнёры. Если одного из мужланов в приёмной, это будет нехорошо. Уж больно здоровы эти ребята, любой из них может убить Вадима одним ударом.

– Заходим? – спросил один из мужланов.

– Да, заходим, – ответил доктор.

– Акушер с рыжиком, – доложил мужлан, нажав на клавишу переговорного устройства у двери кабинета.

Дверь с шипением разъехалась.

Теперь это шипение показалось Вадиму зловещим.

Эмоции, эмоции… Спокойнее! Если предстоит битва, то лучше делать это с холодной головой и полным спокойствием. Ну-ка, быстренько, накачай в себя боевой дух, тебе это пригодится…

Кроме Герца, в кабинете никого не было.

То есть теперь тут были сам хозяин, Вадим с доктором и двое охранников…

И – никакого ареопага, как можно было бы ожидать от процедуры инициации.

А что, если придётся биться сразу с обоими мужланами? Зачем они вошли вдвоём?!

Герц сидел за столом и рассматривал диктофон.

На столе были разложены вещи, в которых Вадим с удивлением узнал содержимое своего вещмешка.

Это неприятно резануло: вроде солидный такой вождь, а копается в чужих вещах.

Хотя, если разобраться, это некоторым образом оправдано обстоятельствами: вождь имеет право знать, нет ли в вещах неофита каких-то шпионских приспособлений или опасных предметов, которые могут нанести вред местному сообществу.

Герц был облачён в простыню, так же, как и Вадим, только повязал её на манер греческой туники.

Тут Вадима пронзила догадка: неужто придётся биться с самим Герцем?!

В кино такой сюжет обыгрывался много раз, когда командир самолично проверяет, на что годен будущий боец, тестирует его крепость духа, ловкость, стойкость и так далее.

Вадим слегка приободрился.

В общем-то ладно, ничего. Получше, конечно, чем любой из мужланов, но тоже задача непростая. Старик высокий, жилистый, двигается легко, вполне возможно, он искусный боец.

Герц вышел из-за стола и указал на картину с водопадом:

– Встань туда.

Вадим подошёл к картине.

– Обнажись.

Вадим не без колебаний снял простыню.

Как-то неудобно, голышом перед посторонними. Это всё же кабинет, а не баня.

– Повернись кругом.

Вадим выполнил команду.

– Ещё раз. Медленнее. Спасибо, достаточно… Акушер?

– Без изъянов, – доложил доктор. – Всё в порядке, он полностью подготовлен.

– Отлично. Что ж, приступим…

Герц вдруг сорвал с себя простыню и стал разминать шею, плечи и кисти, похрустывая суставами, как это делают боксёры перед поединком.

О как… Мы будем биться обнажёнными, как древние олимпионики античного мира…

– Готов?

– А правила какие-нибудь есть? – от волнения Вадим не спросил, а пискнул, как тот испуганный мышонок при внезапной встрече с котом.

Несолидно получилось, не по-бойцовски как-то.

– Никаких! – заверил Герц и двинулся вперёд.

Вадим принял боксёрскую стойку и, пытаясь унять дрожь в коленях, сделал глубокий вдох.

И тут он увидел нечто такое, от чего разрозненные остатки его бойцовского духа стремительно съёжились и самовольно оставили поле битвы.

В общем, Герц грозно приближался, и с каждым мгновением его уд вырастал и поднимался, как ствол танка, решившего бахнуть прямой наводкой по близлежащей цели на соседнем пригорке.

И был этот уд такой огромный, что Вадим не удержался и в ужасе вскрикнул.

– Не бойся, мой сладкий р‑р‑рыжик! – страстно прорычал Герц, стремительно сокращая дистанцию и заключая Вадима в крепкие объятия. – Иди ко мне!

Всё произошло так быстро и неожиданно, что Вадим на несколько мгновений впал в оторопь и не оказывал сопротивления.

Герц подхватил его на руки, как распалённый похотью жених, влачащий невесту на брачное ложе, уложил на диван и, взгромоздившись сверху, впился в губы Вадима жадным поцелуем.

Это слюнявое проявление страсти неожиданным образом вернуло нашего парня к жизни.

Он изо всех сил напрягся, отталкивая Герца, ударил его головой в лицо, затем, вывернувшись из ослабевшего захвата, вскочил и бросился к двери.

– Взять! – гнусаво крикнул Герц, зажимая ушибленный нос. – Тащите сюда эту сучку!!!

Мужланы бросились к Вадиму, схватили его у самой двери и поволокли к дивану.

Отчаянно извиваясь, Вадим изловчился лягнуть одного в пах, второго укусил за ухо.

Хорошо так укусил, клыком просадил хрящ насквозь и оторвал мочку.

Укушенный бешено взвыл, перехватил Вадима сзади и, не рассчитав сил, мощным рывком свернул ему шею.

– Хрясть… – отчетливо и страшно треснули позвонки.

– Всем привет… – тихонько прошептало уплывающее во мглу Небытия сознание.

– Ты что сделал, тварь?! – На прощанье угасающее восприятие подарило фрагмент завершающейся драмы. – Ты же убил его, скот!!!

– Я нечаянно…

– Нечаянно?! Да я тебя, падла, сейчас самого бурить буду! А ну – раком!

– Герц, ты чё, в натуре…

– Раком, я сказал!!!

– Герц, я не…

Ну вот, собственно, и всё.

А дальше была сплошная мгла…

* * *

На этот раз реинкарнация происходила в душевой.

Мгла постепенно рассеивалась, перед расплывающимся взором проступали чьи-то незнакомые черты, контуры чужого лица, обезображенного злобной гримасой.

Противно ныли сломанные шейные позвонки.

Нет, не больно, а именно противно. Эти несчастные позвонки непрерывно генерировали отвратительный хруст, и казалось, что процесс свёртывания шеи зациклен на четырёхсекундной нескончаемой фазе: захват, мощный рывок, хруст, подступающая тьма, захват… и так далее.

В какой-то момент сознание стало проясняться, и Вадим понял, что перед ним зеркало, отражающее его лицо.

Господи, почему у меня такая ЗЛОБНАЯ рожа?!

Слово было сказано, осмыслено, естественно, единственно верно, и оно стало ключом для последующей цепи событий.

Злоба.

Нет, не так.

Злоба ведь в разные моменты жизни снисходит на каждого из нас, верно?

ЗЛОБА!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Это была квинтэссенция всей совокупной злобы Вселенной.

ЗЛОБА в… ну, для лёгкости восприятия, скажем так, в восемнадцатой степени.

Вадим был так зол – на всех вместе взятых местных прендергастов, на тех, кто его сюда перетащил, на Погибший Мир, современный мир, на похотливых глупых инопланетян, со скуки развлекавшихся скотоложеством с какими-то особо тупыми макаками и давших, таким образом, начало роду человеческому, и на себя в первую очередь – что как только осознал эту злобу, немедля завыл низким дурным голосом и пожелал как можно быстрее себя убить.

Тут выяснилось, что он держит в руке раскрытую бритву.

Тот самый древний золингеновский клинок.

О, вот это очень кстати! И искать ничего не нужно.

Сейчас мы…

Вадим уже собрался было полоснуть себя по горлу, но помешал какой-то посторонний звук. На фоне теряющего силу и постепенно отдаляющегося хруста ломаемых позвонков проступал чей-то тревожный зов.

– …случилось? Тебе плохо? Может, помощь нужна?

Это был старый доктор, заглядывавший из предбанника в душевую.

Минуточку… А зачем резать себя, если под рукой есть такой лакомый объектик?!

– Да, мне плохо… – еле выдавил Вадим сквозь стиснутые зубы. – Мне очень плохо…

И, шагнув к двери, наотмашь полоснул старика по горлу.

Доктор явно не ждал нападения и даже не попробовал защититься. Ударил тугой фонтанчик крови, мгновенно залившей пол душевой, старик схватился за горло и с угасающим взором осел на пол.

– Хорр-ррошо… – прорычал Вадим, включая душ и смывая с себя кровь. – Оччень хорр-ррошо… Прр-рростынку, говорр-рришь, накинуть?

Простынка тут же нашлась, в предбаннике, да не одна, а целая стопка.

Одну Вадим тотчас же повязал на себя так, как это сделал Герц, наподобие греческой туники.

Сполоснул бритву, взял в правую руку, сверху накинул вторую простыню, предварительно развернув её в четверть.

Выйдя из бани, Вадим деревянной походкой направился к посту консьержа.

С нормальной человечьей пластикой пока что были проблемы: фантомное посмертное одеревенение сковывало всё тело, движения получались дёргаными и рваными.

Зря, наверно, побежал сразу, надо было посидеть немного, прийти в себя.

– Ты чё забыл, рыжик? – Консьерж смотрел с сочувствием, во взгляде – ни подозрения, ни насторожённости.

– Хотел… вещи… взять… – в три приёма выдавил Вадим. – Кое… какие…

Получилось вроде ничего, хоть и раздельно.

– Вещи твои у Герца, – пожал плечами консьерж. – Да ты не стесняйся, Акушера напряги – он тебе всё махом добудет.

– У него… этого… нет… А это что?

Вот этот последний вопрос уже получился слитно.

В этот момент Вадим приблизился к посту консьержа и ткнул пальцем в сторону оружейки.

Древний затасканный приём.

В тысячу раз древнее золингеновского клинка.

– Где?

Консьерж, повинуясь извечному человечьему тугодумству, повернул голову к оружейке и на мгновение выпустил Вадима из поля зрения.

– Шшша…

Бритва перехватила горло с хищным шипением.

Она как будто бы радовалась.

Плеснуло кровью; громко булькнув, консьерж схватился за шею и с безразмерным изумлением во взоре сполз к ногам Вадима.

Взяв с поста ключи, Вадим отпер решётку, забрал оба своих автомата и завернул в окровавленную простыню запасные магазины. Кто-то заботливо выложил их из карманов вещмешка, прежде чем тащить его к Герцу.

Спасибо, это очень кстати.

– Это тоже мои вещи, – почти нормальным голосом сообщил Вадим умирающему консьержу и, бестрепетно наступив в расплывающуюся лужу крови, пошёл обратно в баню.

Здесь он быстро подготовился: опять смыл с себя кровь, сполоснул верную бритву, попробовал на запястье, не надо ли подправить.

Нет, отменная сталь прекрасно перенесла две перерезанные глотки, волоски с запястья облетели от одного мимолётного прикосновения.

Зарядив оба автомата, Вадим повесил один на грудь, второй за спину и накинул сверху две расправленные простыни в виде плаща.

Бритву взял в правую руку, упрятав её за отворотом простыни.

Затем он покинул баню и направился в «правительственный» коридор.

Так, уже полегче. Уже можно свободно дышать и конструктивно соображать.

Пластика постепенно возвращается, злоба уже не мешает двигаться и говорить, градус несколько упал, теперь это больше похоже на боевую злость, что как минимум не мешает работать, а порой и помогает, нивелируя моральные дилеммы, свойственные обычному человеку, который не является прирождённым убийцей или опытным воином…

– Рыжик с Акушером! – чуть ли не радостным голосом доложил Вадим, нажал клавишу переговорного устройства у двери в приёмную.

Дверь с шипением распахнулась.

Вадим шагнул в приёмную, мгновенно оценив обстановку…

Один сидит на диване, второй стоит подальше, у стола, едва успел убрать руку от пульта.

Обоим до оружейки как минимум четыре шага.

– А где Акушер? – спросил тот, что на диване.

– В Мортуарии, – Вадим спокойным шагом двинулся к дивану и левой рукой ткнул в направлении оружейки. – А почему у вас дверь открыта?

Древний избитый приём.

Древнее золингеновского клинка в тысячу раз.

Оба мужлана уставились на дверь, за малым временем так и не успев оценить странную угловатость «плаща» рыжика-неофита.

– Шшша!

Бритва с шипением атакующей кобры перехватила глотку того, что сидел на диване.

Вадим откинул плащ и направил автомат на того, что застыл у стола.

– Молчи и будешь жить. Иди к двери, – и показал стволом, к какой именно.

Мужлан на автомат не реагировал: он, не отрываясь, смотрел на агонизирующего напарника.

В глазах атлета застыл ужас. Похоже, его буквально заморозило от неожиданности и страха.

– Что за телячьи нежности? – тихо возмутился Вадим. – Ты только что сломал мне шею. Мне, лично, ты понял? И, как видишь, я не шибко переживаю по этому поводу. Ну и какое тебе дело до чужой перерезанной глотки?

– Ты… – стал оттаивать мужлан. – Ты не ры…

– Да, я не рыжик. И ты мне на хрен не нужен, я пришёл за Герцем, – оборвал его Вадим. – Пошёл к двери. Третий раз повторять не буду.

Взгляд мужлана с тоской метнулся к оружейке.

– Далеко, – оценил Вадим. – Пока добежишь. Пока откроешь… Чего ждём?

Мужлан нервно сглотнул и медленно, на негнущихся ногах приблизился к двери в кабинет.

– На колени.

– Что?

– На колени встал.

По-киношному, конечно, но других вариантов обезопасить себя от могучего атлета Вадим просто не знал. Что видел в фильмах, то и делал сейчас.

Мужлан опустился на колени.

– Ноги скрести.

– Что… ноги?

– Не тупи, тормоз, пристрелю!

– Как скрестить?!

– Правую ногу положи на левую, чтобы носок ботинка с другой стороны был. Ага, вот так. Левую руку на пол. Дальше. Ещё дальше… Хорошо, замри.

Вадим подошёл к мужлану и приставил ствол к его голове.

Тот всё время косился назад, туда, где оплывал кровью его товарищ.

– Не смотри туда. Смотри прямо перед собой. Да, вот так… Сейчас нажмёшь на клавишу и скажешь «Акушер с рыжиком». Повтори.

– Рыжик… с Акушером… – дрожащим голосом повторил мужлан.

– Слушай, ты же такой крутой перец, шеи ломаешь, как спички… – зловеще прошептал Вадим. – Прекрати трястись. Если ты не возьмёшь себя в руки, я пристрелю тебя прямо сейчас и сам скажу всё, что надо. Давай, ещё разок. Только не «рыжик с Акушером», а «Акушер с рыжиком». Запутаешься – убью.

Мужлан повторил «пароль» трижды, прежде чем получилось более-менее приемлемо.

– Пойдёт, – одобрил Вадим. – Жми клавишу. Говори.

– Акушер с рыжиком, – доложил мужлан, нажав клавишу пульта у двери в кабинет.

Дверь с шипением разъехалась.

– Тя-тя-тяв! – радостно тявкнул автомат в руках Вадима, разнося на куски череп мужлана.

Перешагнув через заваливающийся труп, Вадим вошёл в кабинет и уверенно, по-свойски, направился к столу.

Герц сидел за столом и с любопытством рассматривал вещи из мешка Вадима.

– Не понял… – сладострастный старикашка, надо отдать ему должное, отличался умом и сообразительностью. – Ты не рыжик?!

– Нет, уже нет, – Вадим с наслаждением выпустил в успевшего вскочить хозяина кабинета весь магазин. – Я передумал. Надо было сразу предупредить, что это за рыжик такой. И все были бы живы…

* * *

Пробежался с автоматом на изготовку в левой руке и бритвой в правой по всем помещениям блока.

Хотелось убить кого-нибудь ещё.

Злоба, переполнявшая естество Вадима, уходила недостаточно быстро, она клокотала в нём, рвалась наружу и требовала жертв.

Да, убить кого-нибудь, не важно кого, хотелось именно бритвой. Автомат как-то не впечатлил. Слишком просто: нажал на спусковой крючок, пуля вылетела – и привет. Не тот эффект, нет обратной связи, которая возникает в момент, когда клинок, зажатый в твоей руке, вспарывает шею врага.

Увы, живых в блоке не было.

Только мёртвые, в разных интерпретациях.

Нет, это не иллюзии воспалённого сознания, и призраки умерших тут ни при чём.

В одной из комнат Вадим нашёл кубки.

Древние советские кубки, которые в незапамятные времена без счёта выдавали предприятиям и спорткомитетам для награждения дворовых команд, спортивных секций и прочих самодеятельных ячеек здорового общества.

Кубки в несколько рядов стояли на полках стеллажа красного дерева, и было их, навскидку, десятка три. На всех были выгравированы надписи.

Вадим прочёл первое, на что упал взгляд:

«Покойся с миром, мой милый рыжик. Ты был прекрасен».

А снизу добавлено мелкой вязью: «Упопидорен насмерть» – и дата.

Надпись на соседнем кубке гласила:

«Я любил тебя больше жизни. Увы, любовь моя оказалась слишком огромной для тебя, мой сладкий рыжик».

В общем, словоблудие, и не лень же было такую несмешную дрянь выбивать, время тратить.

Да, ниже мелкой вязью было добавлено: «Запопидорен вусмерть» – и дата.

– Ага, ещё и с вариациями, – хмыкнул Вадим. – Всё, хватит эту мерзость читать. Покойтесь всем стадом, с миром, с войной, без разницы, мне надо торопиться.

Увы, никакого сочувствия, никаких сожалений по факту гибели трёх десятков юношей Вадим не испытывал.

Злоба всё ещё клокотала в нём, и рядом с ней не было места сантиментам.

Вадим вернулся в кабинет и стал собирать свой мешок.

Укладывал вещи быстро, но без нервозности, которая, по логике, должна бы присутствовать под стать обстоятельствам.

Он решил не оставлять в этом гнусном вертепе ничего из своих вещей.

Нет, не для того, чтобы замести следы: снаружи остались четверо, которые знают, кто он такой. И все, кто был в последнем жилом блоке, видели, что он вошёл в апартаменты Герца. Так что, заметай не заметай…

Просто так захотелось, решил, и всё, вроде как из принципа.

– Ни цента в кассу ЛГБТ…

Бритву тоже решил забрать. Этот славный клинок теперь даже не трофей, а соратник, от троих кровушки испил. В мешок пихать не стал, надо будет помыть.

Среди своих вещей на столе Вадим обнаружил кое-что, ему не принадлежавшее.

Это была схема, запаянная в плотный прозрачный пластик, типа канцелярского «файла».

Пластик выглядел так, словно только что прибыл из похода. Мятый, в испарине, весь пропитанный запахами пота и дыма и измазанный в саже.

И хотя никаких подписей и обозначений не было, Вадим почему-то решил, что схему притащил Гвоздь, и без колебаний сунул её в свой мешок.

– Всё твоё – теперь моё, труп ты ходячий. И ты тоже мой, вафля стоеросовая. Я тебя за недорого в рыжики пристрою…

У сейфовских дверей Вадим задерживаться не стал – мёртвые код уже не подскажут. Собрал мешок и трусцой припустил в баню.

В очередной раз смыл кровь и сполоснул бритву. Наскоро проверил шкафчики, нашёл бритвин футляр и принадлежности для заточки и правки.

– Ну вот, с паршивой оффцы хоть шерсти клок. Так… Каждый приличный клинок должен иметь имя. Ты у нас будешь зваться… эмм… «Прендергастова Погибель». Длинно, но ёмко. А для внутреннего пользования пусть будет сокращённо «ПП». Да, пусть будет так.

Облачившись в свои грязные пропотевшие вещи, Вадим забрал оружие, мешок и покинул административный блок.

* * *

Как только вышел «на улицу», будто бы некую границу переступил: злоба сразу иссякла, словно её и не было.

Шёл на ватных ногах по жилому блоку, обмирая от страха и ежесекундно ждал, что сейчас сзади заорут: «Держи татя!!!»

Да, и не просто шёл, обмирая от страха, но при этом ещё еле сдерживался, чтобы не упасть на колени, заползти куда-нибудь в угол и биться башкой об решётку, причитать-плакать.

Я убийца…

Я убил людей…

Господи, что я наделал…

Я убийца…

Вот такой рефрен звучал в голове, помимо воли, навязчиво, непрерывно, как бывает, когда какая-нибудь прилипчивая мелодия забредёт под своды пустующего черепа и крутится, крутится, пока не вытеснишь её чем-нибудь другим.

– Уймись, истеричка… – сквозь зубы шипел на себя Вадим. – Ты ведь только что такой крутой был… Бегал, как кровавый вурдалак, всех подряд резать хотел… Уймись! Они заслужили это. Возьми себя в руки, тебе ведь ещё выйти отсюда надо…

Какие-то люди окликали Вадима и предлагали зайти «на огонёк».

Он игнорировал эти призывы и любопытные взгляды, двигался как сомнамбула, – хорошо, хоть как-то умудрился маршрут запомнить и ни на кого не реагировал.

Повезло, что ему не встретились Гвоздь с Корсаром. Не в том он сейчас был состоянии, чтобы сказать им что-то вразумительное и объяснить своё скоропостижное возвращение.

До КПП Вадим добрался, можно сказать, на автопилоте. Последнюю четверть пути весь с головой ушёл в подготовку финального диалога с дежурным. От этого зависело, выйдет он отсюда или нет.

Добрался, нажал на клавишу переговорного устройства, уже вполне вменяемым голосом пробурчал:

– Отворяй.

– О, рыжик! – послышался в динамике знакомый голос. – А ты куда это намылился в одно лицо?

– Уже не рыжик.

– Не понял?

– Открой, я всё объясню.

Зажужжал электромеханический замок, дверь распахнулась, пропуская Вадима в проходной коридор.

Так, уже неплохо. Осталась ещё одна дверь, и…

– Герц объяснил мне, что такое рыжик. А Гвоздь, скотина, обманул меня. Не сказал всей правды.

– И что дальше? – живо заинтересовался Иваныч.

– Герц сказал, чтобы я двигал домой. И чтобы больше не связывался со всякими левыми гвоздями.

У Иваныча с напарником лица вытянулись от удивления. Ага, примерно так же, как в тот раз, когда Вадим обозвался рыжиком Герца.

– Я не понял… Это что же такое творится? Герц добровольно отказался от рыжика?! – потрясённо воскликнул Иваныч.

– Мало того что отказался, он ещё Гвоздя побил за то, что тот меня обманул. Как он сказал… «беспредельщик», что ли…

– Ну вообще… Я даже не знаю, что это на него нашло…

– Кстати, он сказал, чтобы меня вымарали из списка, – Вадим показал на журнал, лежавший перед Иванычем. – А то нехорошо получается, там-то я рыжиком прохожу.

– Ну, это запросто, – Иваныч в несколько слоёв зачеркнул последнюю запись.

Похоже, он сделал это с удовольствием.

– Ещё что?

– Ещё он мне поручение дал: кое-кому кое-что передать. Но что именно, я вам сказать не могу, это секрет.

– Секрет так секрет, – важно кивнул Иваныч. – Тебе дрезина нужна?

– Ну, если можно…

– А то нельзя! С поручением Герца… Обратно когда будешь?

– Завтра, примерно в это же время. Может, чуть позже.

– Вот такой расклад мне нравится! – обрадовался Иваныч. – Три дрезины останется. Если до ночи никто не прикатит, завтра уже сменщики в депо погонят.

Что ж, у каждого свои радости.

И на этой оптимистичной ноте Вадим покинул КПП и направился к стоянке дрезин.

* * *

Возникла было мысль сломать что-нибудь на мотовозе, но вспомнил, что Иваныч окликнул их, когда стояли у КПП. Значит, в дежурке есть какие-то средства наблюдения, позволяющие следить за станцией.

Так что не стоит тратить время на опасное баловство, лучше побыстрее забрать дрезину – и ходу отсюда.

Положил мешок на дрезину, вставил в держатель фонарь, включил. Снял с тормоза, разогнал дрезину, запрыгнул и поехал, качая рычаг и потихоньку разгоняясь.

Хорошо, заблаговременно потренировался, спасибо Гвоздю с Корсаром за науку.

Ага, за всякую науку, и ТАКУЮ тоже, впредь урок будет…

Едва успел доехать до поворота, сзади хрипатым придурком заорал динамик:

– Стоять! Стоять!! Стой, я сказал!!!

– Ох ты… бур мне во все места! – Вадим втянул голову в плечи и быстрее задвигал рычагом. – Что ж так быстро подхватились-то? Там ведь рядом не было никого…

Заезжая по пологой кривой за поворот, Вадим оглянулся.

На станции наблюдалась активность: суетились у мотовоза, кто-то бестолково метался по перрону, кто-то встал на колено на краю платформы.

Потом раздалось несколько очередей, свистнули пули, рикошетя от стенок тоннеля.

– Врёшь, не возьмёшь! – азартно крикнул Вадим, оказавшись в безопасной зоне. – Посмотрим теперь, кто быстрее…

* * *

Движение Вадим организовал по обкатанной методике Гвоздя.

На участках со старой кладкой ускорялся, в тюбинговых тоннелях сбавлял ход. Ничего сложного. Быстро освоился, вошёл в режим, даже настроение поднялось. Хотя, казалось бы, какое уж тут настроение, когда на хвосте висит погоня.

Увы, экскурсионное благодушие было недолгим.

Вскоре где-то позади послышался звук работающего двигателя.

Вадим прислушался, открыв от усердия рот… Да, это был звук двигателя, и он медленно, но неотвратимо приближался.

А поскольку другие варианты отсутствовали, даже вопросов не возникало, что это за двигатель.

– Мотовоз! – огорчённо воскликнул Вадим и заработал рычагом с удвоенной энергией.

Немного времени спустя рёв мотовоза выровнялся и приближаться перестал.

Но и не отдалялся. Проклятая железяка двигалась за Вадимом как привязанная.

На повороте в тюбинговом тоннеле чуть было не вылетел с пути – со страху разогнался сверх меры и забыл про режим.

С трудом выровнял вздыбившуюся дрезину, сбавил скорость и стал внимательнее следить по ходу движения.

Одно утешает: мотовозу также приходится держать режим и сбавлять скорость на опасных участках. Да и тяжелее он, мотовоз, во много раз.

Вскоре впереди показалась микростанция со входом в сервисный тоннель.

Вадим сбавил скорость, и тут очень кстати вспомнил, что за сервисным тоннелем начинается довольно протяжённый участок с нормальным полотном.

Вот на этом-то участке мотовоз его точно догонит.

– Ё‑ё‑ё… И что же теперь делать?

«…пни по рельсе как следует, и завалится…»

Да-да, звучало такое, звучало…

Идея была бесхитростной, но уникальной. Не в том плане, что очень хорошей, а просто ничего более путного в голову не приходило. Вариант насчёт «забежать в сервисный тоннель и спуститься в Неведомое» Вадим сразу отринул как самоубийственный.

Оставалось только пинать.

Замедлив дрезину до пешеходной скорости, Вадим не стал останавливать её окончательно, спрыгнул и принялся бить ботинком по рельсу.

– Ага, вот так он всё бросил и завалился…

Только время зря потратил да чуть ногу не отшиб. Спасибо, толстые подошвы спасли.

Вадим метнулся на перрон, схватил кувалду.

Вернувшись на пути, сталь бить по рельсу кувалдой.

Рельс вибрировал, шатался, но заваливаться не желал!

Дрезина медленно уезжала в тоннель, рёв мотовоза становился всё громче…

Матерясь, как заправский докер, Вадим метнулся на перрон за ломом.

Вернулся, вставил лом под стык, накладки на котором казались безнадёжно проржавевшими.

Поднатужился, стал давить рывками, раскачивая лом.

Напряжение было титаническим, чувствовал – ещё чуть-чуть, и лопнут мышцы.

А рельс всё не поддавался, и надежда на спасение таяла с каждой секундой.

Ещё несколько рывков, и он свалится без сил…

Глупо, несвоевременно, ненужно, но почему-то в сузившемся тоннельном восприятии вдруг всплыл хрестоматийный пример, когда слабая женщина подняла машину, чтобы спасти своего ребёнка.

Нет, не отстранённый пример про какую-то там гипотетическую женщину.

Всё было в цвете, объёмно и очень конкретно.

Той женщиной была мать Вадима, и она слабыми руками держала огромный «ЗИЛ», наехавший на коляску своего ребенка.

И откуда что взялось? Никогда в жизни ничего подобного не было…

– Арр-ррр… – рыча, как раненый лев, Вадим рванул лом что было сил…

Стыковые накладки с ржавым чавканьем разломились, и рельс наконец-то завалился набок.

– Ай, б…!!! Да я просто бог… – обессиленно хрипя от счастья, Вадим бросился за дрезиной.

Бежал не быстро, сил не было, всё потратил на проклятый рельс.

Бежал и молил всех вместе взятых тоннельных богов – если они есть тут, эти боги: «Только бы не упасть… только бы догнать…»

Догнал, свалился на дрезину, ухватился за рычаг и принялся качать, с трудом переводя дыхание.

Рёв мотовоза неотвратимо приближался.

– Если весь этот напряг был напрасным – застрелюсь… Да-да, и буду потом с фантомной дыркой гулять всю оставшуюся жизнь…

Вадим не успел отъехать от сервиса и на сотню метров – сзади послышался скрежет, грохот…

И – тишина.

Только скрипит рычаг дрезины да легонько постукивают на стыках колёса.

– Да неужто ты «сел на мель», родной мой…

Так, а это что за звуки?

Сзади, рассеянный тоннельным эхом, доносился отборный мат, причём в хоровом исполнении.

– О, как это прекрасно!

Люди недовольны и громко выражают эмоции.

– Извиняйте, люди. Я вообще-то по жизни вовсе не пакостник. Просто обстоятельства так сложились…