Книга: К-55. Обманувшие смерть
Назад: Глава 3. Старые рудники
Дальше: Глава 5. Один

Глава 4

Рабочий посёлок Шипка

Возле комбината останавливаться не стали.

Торопливо миновали вход в производственную зону и сразу углубились в тот самый тоннель справа, на который указал Мусаев перед коротким привалом.

Когда покидали площадку перед комбинатом, Вадима неожиданно посетила мысль.

Зря ходили к колодцу. И время зря потеряли, и в самом деле место там нехорошее. И вообще – это нам ещё аукнется…

Это Вадима удивило и озадачило. В пророчествах наш парень до сего момента уличён не был, тем более в злых. А тут вдруг раз – и подумалось, ненавязчиво так, как бы само собой, непроизвольно.

Не иначе, это влияние панической атаки. Такого лютого ужаса, буквально повергающего в состояние безумия, Вадим, пожалуй, ранее никогда не испытывал.

Некоторое время шли молча.

Кроме односложных указаний в формате «направо – налево», которые Мусаев отдавал идущему впереди Олегу, никто не произнёс ни слова.

Происшествие у колодца произвело на путешественников неизгладимое впечатление, и теперь, судя по всему, каждый был погружён в самосозерцание, пытаясь разобраться в своих ощущениях и произвести диагностику: нет ли намёков на те странные постэффекты, о которых рассказывал сержант.

Сам Мусаев, опытный разведчик, для которого, собственно говоря, этот колодец вовсе не был открытием, тоже некоторое время находился под впечатлением от всего случившегося и забыл о важном.

Группа шла уже минут двадцать, миновали несколько развилок и перекрёстков и ни разу не остановились на прослушку.

Когда вышли к шестой или даже к седьмой после комбината развилке, Мусаев наконец выпал из забвения и вернулся в режим рейда:

– Стоять! – Сержант досадливо чертыхнулся: – Вот же старый дурак, совсем память отшибло… Лёша – «ухо».

Панин вогнал щуп в мохнатый покров и включил прибор.

По экрану побежала привычная рябь. Это маленькое светящееся оконце с мерцающим зелёным «шумом» создавало ощущение уюта и безопасности. Слаженная команда, опытный проводник, техника на уровне – что ещё надо для безопасной прогулки по заброшенным тоннелям…

А что-то сержант слишком эмоционально воспринял пропуск сеанса прослушки. Подумаешь, сеансом больше, сеансом меньше – разницы никакой…

Постояли с минуту, послушали, поглазели на экран.

Мусаев облегчённо констатировал:

– Чисто…

«Продолжаем движение», – мысленно продолжил Вадим.

Однако в этот раз всё получилось несколько иначе.

Панин уже положил палец на кнопку выключения прибора…

И в этот момент на экране возникли красные точки.

– Иль… – тонко, на вдохе, всхлипнул Панин.

– Чшшш… – Сержант приложил палец к губам и шёпотом скомандовал: – Замерли…

Точки двигались из двух разных углов к центру экрана, и было их фатально много.

Вадим насчитал в каждом углу по десятку и сбился – на экране сформировались две сплошные цепочки, целеустремлённо и неумолимо двигавшиеся к центру.

– Это реконы? – уточнил Витя.

– Больше некому, – уверенно заявил Мусаев.

– Мы в центре? – шёпотом спросил Вадим.

Вопрос был глупым и непредметным. В центре чего? Рудников, комплекса, Уровня, в центре Вселенной?

Мусаев, однако, всё понял правильно: имелся в виду центр экрана, к которому двигались цепочки, – и односложно ответил:

– Угу.

Интонация была прежней, ни тревоги, ни страха, сержант вёл себя на удивление спокойно для критической ситуации.

Может, он в ступоре? Не командует, ничего не предпринимает… а мы стоим тут, как последние идиоты, а враг потихоньку приближается…

Панин мыслил в унисон с Вадимом.

– Ильдар, чего стоим-то?

– Ждём.

– Чего?!

– Когда они встанут на прослушку.

– О… А я об этом как-то и не подумал.

– Лёша, тебе сейчас не надо думать, – Мусаев говорил очень тихо и едва ли не ласково, как опытный врач с пациентом, за которым водится склонность к системному буйству. – Ты, главное, слушай внимательно и чётко выполняй все команды. Хорошо?

– Хорошо.

– Вадим, тебя тоже касается.

– Я понял.

– И все запомните: сейчас мы свернём в одно местечко. Там потребуется максимум осторожности и внимания. Если я скажу «стой» – это значит – надо замереть на месте, ни полшага вперёд, ни даже на сантиметр.

– Как скажешь, – кивнул Панин. – А они точно встанут?

– А куда они денутся?

– Ну, смотри…

Стояли молча, смотрели на экран прибора, который теперь отнюдь не генерировал ощущение уюта, а с этими двумя ползущими красными цепочками был похож на табло тревожной сигнализации, у которого отключили звук.

На приближавшуюся опасность каждый реагировал по-своему.

Военные замерли, как истуканы, издалека их, наверное, можно было принять за статуи.

Панин нетерпеливо переминался с ноги на ногу и шумно сопел, как обиженный ребёнок, которому злые взрослые пообещали, что всё будет хорошо, и обманули.

Вадим крутил головой, осматриваясь и пытаясь составить мысленную проекцию тоннельного профиля.

Вид сверху здесь мог быть такой: пологая дуга – тоннель, по которому шла группа, и в верхней части к этой дуге почти под прямым углом примыкает равнозначное ответвление с такой же узкоколейкой.

Вот такая развилка.

Да, в этом перпендикулярном ответвлении, помимо леса, виднелась какая-то паутина, то ли плесень такая странная, похожая на куски бесцветного тюля, натянутые под сводом и в тоннельных изгибах.

Если верить прибору, вражеские отряды сейчас двигались как раз по дуге. Один с той стороны, откуда пришла группа, другой навстречу.

Мнения Вадима никто не спрашивал, а между тем ситуация казалась ему простой и однозначной. Враг сзади, враг спереди, единственный вариант – свернуть в примыкающий к дуге тоннель, причём чем скорее, тем лучше. Вдруг в самом деле они не остановятся на прослушку…

Красная цепочка на экране, приближающаяся по дуге спереди, внезапно исчезла.

– Встали, – сказал Мусаев.

– А эти – нет, – Панин ткнул пальцем в цепочку, ползущую сзади. – Ильдар… Может, пора уже…

– Лёша, там развилка, – подсказал Мусаев. – Поэтому встали. Сейчас и эти дойдут до развилки и тоже встанут.

Так и вышло: спустя полминуты двигавшаяся сзади цепочка пропала.

– Ты был прав, – признал Панин. – Если бы мы двигались, они сейчас нас бы засекли.

– Они нас и так засекли, – с философским спокойствием сообщил Мусаев.

– Почему так думаешь?!

– Этот отряд выдвигается к Северо-Западному сектору, – пояснил сержант. – Там, чуть правее, прямой путь, им удобнее идти по параллельному тоннелю. Но они свернули и теперь пытаются взять нас в клещи. Вывод: стояли на прослушке, а мы топали спокойно, как у себя дома. Ну и засекли. Теперь идут разбираться.

– Ясно… То есть как только они двинутся, мы сейчас же сворачиваем налево и бежим сломя голову? Кстати, куда ведёт этот тоннель?

– Это тупик, – огорошил Мусаев. – Да, мы сворачиваем, но… не бежим. Идём очень медленно, осторожно. Напомню: как только скажу «стой» – все замирают на месте.

– Тупик? – неприятно удивился Панин. – В смысле, совсем тупик, дальше хода нет?

– Ну, это кому как. Там есть провал, то ли на Шестой Уровень, то ли вообще не пойми куда, так краулеры по нему бегают, как мотовозы по железке.

– То есть мы попробуем по этому провалу…

– Нет, к провалу мы не пойдём. Не пустят. Зайдём по тоннелю метров на тридцать и встанем.

– Почему?

– Потому что там дальше гнездо.

– Это шутка, что ли? – дрогнувшим голосом уточнил Витя.

– Нет. Раньше тут был склад ГСМ, а потом краулеры облюбовали это местечко под логово.

– Ильдар… – В голосе Панина явственно звякнула нотка отчаяния. – Ты после колодца совсем сдурел? Ты ведёшь нас в гнездо?!

– Других вариантов нет, – Мусаев с сожалением развёл руками. – И всё – пора. Ещё раз: двигаться не спеша, плавно, внимательно слушать команды. Если кто-то хотя бы на сантиметр заступит ту черту, которую я укажу, нас всех в секунду порвут в клочья.

Верно, пора: на экране прибора вновь возникли две красные цепочки, сначала спереди, затем, с интервалом в несколько секунд, сзади.

И медленно, но неотвратимо, двинулись к центру.

* * *

Боковой тоннель был недлинным: через три десятка метров группа вышла к складу ГСМ (горюче-смазочных материалов).

Бетон, опорные балки, множество стеллажей, бочки, несколько небольших погрузочных платформ, колесные пары под узкоколейку, солидная площадь, потолок – местный стандарт, два с половиной метра.

Балки, бочки, стеллажи, перегородки – всё металлическое, ни одной дощечки в округе, хотя в таком месте можно было надеяться обнаружить что-то наподобие деревянных поддонов.

Царство плесени, бетона и металла…

Да, насчёт «плесени».

Лес здесь рос не сплошным ковром, как было до этого во многих необжитых местах, – повсеместно виднелись бетонные проплешины.

Зато все углы, выемки, впадины и даже пространство между близко стоящими стеллажами, всё было затянуто белёсым «тюлем», который Вадим впервые увидел в тоннеле, ведущем к складу.

Перед тем как войти в склад, Мусаев сказал Олегу:

– Свети в пол, в пяти метрах перед собой. Выше фонарь не подымай.

– Чтобы не спугнуть?

– Чтобы не спровоцировать.

– Понял…

Метрах в пятнадцати от входа Мусаев остановил группу и забрал у Олега фонарь.

Поставив фонарь на одну из бочек так, чтобы луч светил в ближнюю стену под углом сорок пять градусов, сержант предупредил:

– Стоять смирно. С места не двигаться. Молчать. Если совсем припрёт – высказываться шёпотом. Фонари не включать ни в коем случае! Ждите, я быстро…

Итак, группа осталась неподалёку от входа, а сержант медленно, шаг за шагом, продвинулся вперёд ещё на десяток метров и приступил к странным манипуляциям.

Отдельное упоминание насчёт фонарей было весьма уместным.

Вадима так и подмывало осветить округу и толком осмотреться.

Сержант пристроил фонарь таким образом, что получились три зоны разной степени освещённости: яркое пятно с радиусом в три метра прямо перед группой, метров семь-восемь – полумрак, и примерно семиметровый буфер между полумраком и кромешной тьмой.

Таким образом, тьма была достаточно близко, и оставалось только гадать, что там в ней скрывалось.

Вдобавок ко всему, откуда-то из глубины склада наносило неприятным запахом, похожим на… Нет, не стоит делать поспешных выводов: скажем так, попахивало какой-то гнилью.

Эта опасная неопределённость здорово нервировала, очень хотелось, вопреки запрету, включить фонарь и обшарить лучом все закоулки.

Сержант между тем развлекался портняжными работами.

Медленно и плавно перемещаясь между наиболее заросшими «тюлем» фрагментами интерьера, он делал в плотной пелене особым образом упорядоченные разрезы своим боевым ножом.

Эти манипуляции сопровождались специфическим неприятным звуком: возникало ощущение, что пара физически крепких хулиганов, стараясь особо не шуметь, тихонько рвёт на части прогнившее брезентовое полотно.

Привыкнув к условиям освещения, Вадим сумел различить где-то на самом краю буфера между тьмой и полумраком некие странные конструкции.

Посреди помещения белел затянутый «тюлем» кокон высотой с метр, или чуть поболее, а вправо и влево от него, поперёк всего склада, отходили неровные баррикады с множеством ломаных острых углов, то отчасти видимых, то расплывающихся во мгле.

Ветер там, что ли, дул, поперёк склада, и шатал верхушку баррикады – в общем, она, верхушка, как будто слегка шевелилась…

– Кладка, – едва слышно прошептал Олег.

– Стражи, – добавил Витя.

В голосе воина звучал благоговейный ужас.

Панин судорожно вздохнул и издал тихий стон, как будто у него внезапно заныл зуб.

Вадим присмотрелся как следует и понял, что это вовсе не баррикады.

Это была шеренга огромных краулеров, и теперь уже совершенно точно не показалось – высотой в человеческий рост.

Стражи застыли неподвижно, а о том, что «баррикада» живая, свидетельствовали только слегка шевелящиеся усы-антенны.

И понятно, что во тьме не разобрать, где там у них глаза и прочие органы восприятия, но у Вадима тотчас же возникло пронзительное ощущение, что твари смотрят именно на него, все разом.

Буквально пожирают взглядами.

Отчётливо и страшно сформировалась мыслища во всю голову: а ведь от «пожирают взглядами» до просто «пожирают» – дистанция небольшая.

Всего каких-то два десятка метров.

И вот в этой двадцатиметровой полосе между тварями и людьми, в этом в общем-то мизерном пространстве «нейтральной территории», спокойно ходил Мусаев и резал ножом «тюль».

– Если они бросятся… Какие у нас шансы? – на всякий случай уточнил Вадим, хотя примерно догадывался, каков будет ответ.

– Никаких, – с интонацией выведенного на расстрел невинно осуждённого прошептал Панин.

– Но у нас есть оружие…

– Против стражей оно бесполезно.

– Совсем?!

– Абсолютно.

– И что теперь мы будем делать?

– Ничего. Просто стоим и ждём, когда этот сумасшедший управится…

У Вадима тотчас же мелькнула мысль: нет, понятно, что высказывание учёного навеяно отчаянием, но…

Что, если сержант в самом деле сумасшедший? Ну не совсем конченый псих, а просто не в себе, со странностями?

Вот что он сейчас делает? На первый взгляд, это просто бессмыслица. А учитывая тот факт, что Мусаев развлекается в двух шагах от стражей, это уже не просто бессмыслица, а реальный суицид с невольным вовлечением всей присутствующей массовки…

– Готово, – Мусаев наконец закончил свои странные экзерциции и вернулся к группе. – Значит, так, слушайте внимательно. Наша задача – притвориться мёртвыми. Сидим тихо, не шевелимся, не сопим, ждём команды. Ясно?

– Какой команды? – уточнил Панин.

– Команды «На выход!». По этой команде выламываемся из скрадков и мчимся в тоннель. Это будет, если реконы накосячат и захотят всей толпой умереть. Если у них нормальный проводник, надеюсь, всё пройдёт как надо. Ну всё, по местам…

Мусаев оборудовал три скрадка, по одному индивидуальному для Олега и Вити, и один коллективный для всех прочих.

Упаковав воинов, сержант забрал фонарь, вместе с Паниным и Вадимом укрылся между двумя близстоящими стеллажами, укутанными «тюлем», и затянул вход.

«Тюль» сомкнулся с неприятным чавкающим звуком, образовав плотную полупрозрачную пелену.

Брр… Вадиму показалось, что пелена живая и она даже как будто обрадовалась и облизнулась, чавкнула так аппетитно, получив в пользование три мясные тушки…

Мусаев выключил фонарь, и воцарилась кромешная мгла.

Темно.

Тихо.

Слышно лишь хриплое дыхание Панина, стоящего у стены плечом к плечу с Вадимом.

Где-то дальше, за линией стражей, со свода сочится вода. Хорошо слышно, как тонкая струйка мирно булькает в лужу, возможно, там даже небольшое такое озерцо.

Мусаев немного впереди, как будто прикрывает собой учёного и гостя.

И вот что неприятно: воняет в этом жутком закутке отнюдь не лесом. Именно воняет, запах сладковатый, тошнотворный, отчасти даже удушливый…

– Чем воняет? – прошептал Вадим.

– В соседнем закутке два кокона видел? – ответил Мусаев.

– Нет.

– Ну и ладно. Не обращай внимания. Вонь – она не смертельна.

– Не понял… Это трупы, что ли?!

– Да.

– А как они здесь… Гхм…

– Как обычно. Краулеры припасы таскают для стражей и матки. Кому-то не повезло.

Вот чёрт… Да товарищ и в самом деле сумасшедший! Приволок всю группу в логово, тут трупы, а он так спокойно об этом говорит…

«Припасы»?!

Бесподобно.

Тьма, вонь, трупы сбоку, впереди в двух шагах невероятные твари, которые могут убить тебя одним движением, сзади приближается враг.

Проводник, от которого зависит судьба всей группы, – на всю голову отмороженный вояка…

Красота!

Говорят, кто-то тут несколько часов назад сидел в уютном кабинете с чашечкой кофе и гонял эльфа по сказочным руинам?!

Господи, как это вообще могло со мной случиться? Это же просто какой-то апокалипсдец…

* * *

Привыкнув к тишине, Вадим стал различать странный звук: негромкое низкое урчание, то ли невнятное монотонное бормотание.

Звук доносился откуда-то из-за шеренги стражей.

Если здесь уместны аналогии с явлениями погибшего мира, больше всего это было похоже на храп пожилого африканского слона. Ассоциация, разумеется, далеко не безупречная, но почему-то пришло в голову именно это.

– Можно вопрос? – не выдержал пытку темнотой и неизвестностью Вадим.

– Да, пока можно.

– Что это за звук?

– Капает? Родничок пробивается. Кстати, хорошая вода, чистая.

– Нет, туда дальше. Урчание вот это…

– А, это матка поёт.

– Поёт?

– Ну, так говорят. Поёт, урчит, бормочет – недовольна, короче, что чужие рядом.

– Она чувствует людей?

– Да. Если отойти подальше, перестанет.

– Интересно… А наше оружие в самом деле бессильно против стражей?

– Да.

– Почему?

– У нас все пули «бессердечные», сработаны под ОБЖ колонии, чтобы не повредить важных узлов и агрегатов. Хотя в Нейтрали есть умельцы, делают с сердечником. Но если кого с такими «нейтральными» патронами поймают, без разницы, у нас или у реконов – рудники пожизненно.

– То есть такая пуля для стража не опасна?

– Не только для стража. В бою краулер держится строго фронтом к объекту атаки. У него спереди такая хитиновая броня, что пуля не пробивает. Есть вариант попасть в глаза, если кучно дать очередь или сбоку садануть, где хитин послабее… Но это уже чудеса ловкости и мастерство высшей пробы. Быстрый он, краулер, движется стремительно. Если один на один, в принципе, есть шанс. А когда они парой или больше – а так обычно и бывает, ты труп, без вариантов.

– А стражи? Они раз в пять больше! Наверно, они не такие быстрые?

– У стражей хитин раз в… ну, не соврать, раз в десять толще, чем у «рабочих» и «разведчиков». Раньше на краулеров охотились так: дробовик, саданул в упор, по площади, с гарантией, его контузит, опрокидывается, подскочил, добил ножом.

– В глаз?!

– В глаз, под жвала, под хитин, там есть где поковыряться, если умеючи. А стражу – хоть залп из дюжины дробовиков, он на контузию крепкий. Его только жечь или взрывать надо.

– Понял. На будущее запомню.

– Не запоминай, не пригодится. Взрывать тут почти везде опасно, в необжитых местах: обвал можно сделать бегом, всё старое, ветхое, так что вместе со стражем похоронишь себя и всю команду.

– А жечь?

– Жечь тоже не вариант, открытый огонь во многих местах хуже взрыва, тут повсюду газов полно, только ходи и гляди всё время на анализатор.

– То есть выходит так, что страж практически неуязвим?

– Практически да. Один страж за минуту в лёгкую убьёт всех реконов, что сейчас сюда прутся, и нас заодно.

– Да это просто боги какие-то неуязвимые!

– Да ну, сразу «боги». Есть против них кое-какая метода…

– Какая?

– Так, прекращаем болтать: реконы близко…

* * *

Как сержанту удалось определить, что враг близко, остаётся загадкой. Лично Вадим ничего такого не заметил: всё та же тьма, умиротворяющее бульканье родника и тихое бормотанье матки.

Кстати, Панин успокоился, стал дышать потише.

Спустя минуту у входа в склад возникло световое пятно и послышалась негромкая команда:

– Дальше ни шагу. Стоим смирно, не делаем резких движений. Фонари не включать…

Затем световое пятно переползло на стену и приняло статичное положение. И в полумраке медленно и плавно поплыла одинокая тень, двигавшаяся в глубь склада.

Что характерно, никто не шарил лучом по стенкам и не предпринимал попыток просветить дальние углы склада.

Интересно… Это брат нашего сержанта или коллега по профильной специальности? Действует точно так же, как Мусаев…

Тень, двигавшаяся совершенно бесшумно, замерла в нескольких метрах от скрадка, в котором притаились Мусаев, Панин и Вадим…

Задержалась на несколько секунд и медленно отплыла назад.

Световое пятно сползло со стены и двинулось ко входу.

– Гнездо, – раздался тот же голос возле входа.

– Ух ты… – послышался другой голос. – Кладка?

– Да. И стражи.

– Где?!

– Тише… Вон там, примерно посреди склада.

– Получается, наше «ухо» показало стражей?

– Скорее всего так. Сам подумай, какой идиот попрётся в гнездо?

– Верно. А можно посмотреть…

– Нет, не стоит. Давайте, потихоньку назад, плавно, без резких движений…

Пятно исчезло, опять воцарилась кромешная тьма.

– Молодец, Гена, – похвалил «коллегу» Мусаев. – Умница.

– Вы его знаете? – удивился Вадим.

– Да, это Гена Быков. До Раскола охотились вместе.

– А теперь, значит…

– Теперь мы враги. В смысле, в разных фракциях. Но если случайно встретимся в Нейтрали… стрелять друг в друга не станем.

Вот такие непростые отношения.

Почему ты не стрелял в этого фашиста?!

Так это же Ганс, мы с ним вместе в автосервисе до ВОВ работали…

Вот такой странный подземный социум.

Выждав несколько минут, осторожно выбрались из скрадков и вышли в тоннель. Здесь встали неподалёку от входа, включили «ухо».

После тошнотворной вони жуткого закутка травяной аромат леса в тоннеле показался Вадиму божественной благодатью. Когда шли сюда, он быстро привык и не обращал внимания. А теперь обратил, по контрасту.

Хороший такой аромат, просто прелесть, как пахнет…

От центра экрана равномерно и неспешно ползла длинная красная цепочка.

Ждать пришлось довольно долго, но в конечном итоге цепочка таки добралась до края экрана.

Когда последний красный сегмент уполз за край и по экрану побежала умиротворяющая рябь, Мусаев облегчённо вздохнул и вынес резюме:

– Соскочили.

– Спасибо тебе, Ильдар, – прочувствованно поблагодарил Панин. – Ты спас нас! Ты – лучший. Я всегда в тебя верил!

Ну-ну… Это не ты ли обзывал его сумасшедшим?

– Спасибо гнезду, – Мусаев походя отказался от лавров спасителя. – Всё, ребята, возвращаемся на маршрут.

* * *

Следующие два часа путешествия прошли без приключений.

Двигались довольно быстро, на прослушку вставали редко, несколько ровных отрезков маршрута даже пробежали трусцой.

Причину спешки никто не объяснял, но, по логике, можно было предположить, что Мусаев навёрстывает упущенное время, пытаясь уложиться в какой-то одному ему ведомый график, то ли просто старается увести группу из опасного района, по которому невозбранно гуляют крупные отряды противника.

Сержант был озабочен и всю дорогу молчал.

Вадим воспринял это как предзнаменование неких грядущих проблем и уже приготовился к новой порции неприятных ощущений, но оказалось, что Мусаев переживает совсем по другому поводу.

– Ильдар, у нас какие-то проблемы? – обеспокоенно уточнил Панин после очередной прослушки.

Вообще Вадим заметил, что учёный иногда мыслит с ним в унисон и озвучивает его чаяния и сомнения.

– Почему так решил?

– Ты всю дорогу молчишь, хмуришься, нервничаешь…

– У нас горит один фонарь, светит вперёд, а ты видишь, как я хмурюсь?

– Я что, тебя не знаю? Мне свет не нужен, чтобы понять, что ты озабочен. Давай, поделись с коллективом, какие ещё гадости нам следует ожидать.

– Ну, на этот счёт коллектив может не волноваться. Мы уже считай что в безопасной зоне. А гадости, если и будут, то не у нас.

– А у кого?

– Да я вот всё думаю… Успел этот обалдуй люки заварить или нет? Там ведь столько задач навалилось! В текучке мог и забыть…

– Надеюсь, что успел, – искренне пожелал Панин. – А то ведь может нехорошо получиться.

– Ещё как нехорошо! Ну вот тебе и забота, и хмурость. Иду тут, вроде бы гуляю в своё удовольствие, а сердце не на месте…

Так это было просто «гуляю в своё удовольствие»?! Интересно, а что здесь в таком случае подпадает под понятия «реальные трудности», «проблемы», «большие проблемы»?

– Не думай об этом, – посоветовал Панин. – Лучше сосредоточься на маршруте. Мы всё равно уже ничем не можем им помочь, так что остаётся только надеяться, что там всё успели сделать как надо.

– Да, сейчас уже помочь не можем… А вот в гнезде могли. Причём так могли помочь, что разом бы решили все проблемы.

– Это каким же образом?

– А попробуй сам догадайся.

– Даже и не знаю… На ум ничего путного не приходит, кроме как спровоцировать стражей, чтобы напали и перебили весь отряд.

– Ну вот, правильно догадался. Единственный вариант, зато какой! Тогда с этой стороны до Северо-Западного сектора никто бы не дошёл. И Саше было бы куда как легче держать оборону. Считай, станцию оседлал, и никуда больше отвлекаться не надо.

– Да уж, воистину радикальное решение проблемы… Но, Ильдар, признай, что это стопроцентное самоубийство. При атаке стражей мы все тоже погибли бы.

– Не обязательно, – возразил Мусаев. – Если грамотно спрятаться, можно спастись.

– То есть сейчас ты не столько переживаешь, успел ли Говоров разобраться с люками, сколько сожалеешь об упущенной возможности радикально решить проблему?

– Ну… Считай, что так.

– Не сожалей.

– Да легко сказать…

– Нет, я не душевный аспект имел в виду, а сугубо утилитарный.

– В смысле?

– Ничего бы у нас не вышло. Даже если бы «грамотно спрятались». Это я тебе гарантирую на две тысячи процентов.

– Почему так думаешь?

– Видишь ли, я, конечно, не такой прославленный охотник, как ты, и практический опыт в этом плане у меня мизерный… Но я имею доступ к огромному массиву полезной информации. Ты помнишь свои ощущения, когда мы бежали от колодца?

– Как бежали, помню. А ощущения… плохо помню. От страха всё из головы вылетело.

– Иными словами, разум отключается, работают только инстинкты. Аналогия с краулерами будет не совсем корректной – мы по-разному устроены, но более близкого по значению примера я в обозримой видимости не наблюдаю. В общем, когда страж атакует в зоне действия сигнала триммера, он – страж – невменяем. По факту воздействия сигнала, он должен бежать в панике, спасая свою жизнь. Но! Их социальные доминанты сильнее инстинктов выживания отдельной особи. Поэтому мы наблюдаем уникальное для хищников явление: самопожертвование. Этим краулеры отличаются от людей.

– Люди тоже могут жертвовать собой, – тихо заметил Олег.

– Могут, – согласился Панин. – Но не в состоянии панического бегства. Это совершенно бесконтрольное состояние, разум «выключен», организм изо всех сил стремится как можно быстрее и дальше убежать от смертельной опасности. Краулеры, по факту, пребывают в аналогичном состоянии, попадая под воздействие триммера… Но если враг подходит близко к кладке, мгновенно включается социальная доминанта, и краулеры атакуют.

– Лёша, ты, как всегда, умно выступил, но, извини, всё это лишнее. Всем и так известно, что краулеры атакуют, если подойти слишком близко, и плевать им на триммер.

– А всем известно, что в невменяемом состоянии все краулеры – стражи, разведчики, рабочие, одним словом, все поголовно – издалека ЧУВСТВУЮТ человека?

– В смысле – «чувствуют»? Если ты имеешь в виду «чуют» и «слышат», то не угадал: у них носа и ушей нету, они на вибрации реагируют типа как твоё «ухо»!

– Вот тут самое интересное и начинается: природа этого «чутья» до сих пор не разгадана… Скажи, тебе доводилось прятаться от стражей в новейшей истории, после изобретения триммера?

– А чего от них прятаться, если есть триммер? Не подходи близко, и всё будет нормально.

– А в древнейшую эпоху доводилось прятаться, когда ещё не было триммеров?

– Ну да, было дело. «Разведчики» их – да, людей издалека считывают, куда там твоему «уху». Хотя, если идти медленно и тихо, на цыпочках, и близко не подходить, их «чуйка» резко падает. А стражи в этом плане ребята туповатые, можно совсем близко подойти и спрятаться, если умеючи, не заметят.

– Так вот с тебя магарыч за новость: ВСЕ краулеры в невменяемом состоянии чувствуют людей на большом расстоянии. И не важно, движется человек или совершенно статичен, и, таким образом, не издаёт никаких вибраций. Повторюсь, природа этого чудесного детектирования не исследована, поскольку открыта сравнительно недавно, но явление подтверждено целым рядом печальных событий.

– Это где это так недавно подтверждено, что я не знаю? – с явной ревностью поинтересовался Мусаев.

– На Тринадцатом.

– А, вон оно что…

– Да, именно там. Так вот, возвращаемся к нашей ситуации. Гнездо, кладка, стражи, враги… Пока страж находится в зоне действия триммера, он неадекватен. При превышении порогового значения общественной доминанты…

– Гхм-кхм…

– Понял, упрощаем… В общем, если подойти с триммером слишком близко к кладке, страж атакует и будет убивать всех, кто окажется не только поблизости, но и на значительном удалении. Будет убивать, пока не уничтожит всех врагов до единого. Причём не поверишь, но стены для этой его, как ты сказал – «чуйки», не помеха. Были случаи, что страж мчался по лабиринту тоннелей и находил человека чуть ли ни в полукилометре от гнезда.

– Ничего себе… Не сочиняешь?

– Клянусь твоим здоровьем!

– Ну ты удивил…

– Спасибо, это едва ли не высшая похвала. Кого-кого, а тебя насчёт краулеров удивить почти нереально… Так вот «грамотно спрятаться» в гнезде не получится при всём желании. Хоть в породу заройся, но если какой-нибудь недотёпа подойдёт к кладке на критическую дистанцию – стражи убьют всех, кто будет находиться в радиусе как минимум полукилометра от гнезда. Короче, всех, кого достанут. Ну и как, стоит после всего этого переживать об упущенных возможностях?

– Да нет, я всё понял. Но… Всё равно переживаю. Заварил люки этот балабол или нет?

* * *

Спустя пару часов после приключения в гнезде группа добралась до рабочего посёлка Шипка.

Разумеется, речь идёт о посёлке заброшенном – в этой части уровня данный эпитет органично сочетался со всеми без исключения предприятиями, учреждениями и поселениями.

– Шипка? – удивился Вадим, рассматривая ржавую табличку с еле угадываемыми буквами.

– Рабочий посёлок, – просветил Мусаев. – Был когда-то.

– Почему такое название?

– Не знаю, – пожал плечами Мусаев. – Он тут был ещё до Катастрофы, когда К‑55 строили. Отсюда, считай, весь Пятый Уровень и начинался.

Термин «посёлок» вызвал у Вадима древние советские ассоциации: одноэтажные дощатые бараки, колючая проволока и суровые люди. Те, что внутри, – в серых фуфайках, с папиросами «Север» в железных зубах, те, что снаружи, – в серых шинелях и с автоматами. Да, ещё там, помнится, овчарки были, в кино показывали. Местами даже немецкие, откормленные такие, матёрые, натасканные на человека. И разумеется, вся эта благодать располагалась в живописной тайге.

В местном посёлке дощатых бараков не было, как, впрочем, и тайги, но тюремный антураж присутствовал в полной мере.

Бетонный коридор, шириной около семи и длиной с полсотни метров, с десятком толстых опорных колонн, по обеим сторонам множество дверных проёмов, ведущих в помещения камерного типа.

Камеры несколько разнились по площади и оборудованию. В тех, что побольше, виднелись решётки, пополам перекрывающие помещение.

Двери отсутствовали, как, впрочем, и косяки. Выщерблины и неровные сколы в проёмах свидетельствовали о том, что двери с косяками, скорее всего, выдрали с корнем, неряшливо, спешно, словно бы куда-то торопились.

В посёлке было сухо, лесистость наблюдалась, но весьма умеренная, с частыми проплешинами. С дальнего конца коридора тянуло ветерком, очевидно, там был тоннель.

И что сразу бросалось в глаза: на полу ближайших камер виднелась яичная скорлупа.

Белёсого «тюля» нигде видно не было, а яички, судя по скорлупе, были не меньше страусиных.

– Опять гнездо?! – всполошился Панин.

– Было, – подтвердил-опроверг Мусаев. – Теперь нет. Как родничок пересох, ребята перекочевали в другое место.

Сержант включил фонарь и указал лучом на одну из колонн в центре помещения.

Да, родничок тут был неслабый.

В потолке зияла неровная дыра диаметром не меньше метра, а от колонны, добрая половина которой была источена водой, в одну из камер с правой стороны убегала солидная вымоина, больше похожая на рукотворный жёлоб.

По итогам посещения двух гнёзд, действующего и покинутого, можно было сделать некоторые выводы.

В гнезде всегда есть чистая вода, тепло, сыро, и… краулерам почему-то нравятся бетонные помещения. Интересно, почему?

«Ребята перекочевали… Стражи в этом плане ребята туповатые…» А наш сержант, похоже, очеловечивает краулеров, ставит их вровень с собой…

– И насколько далеко они перекочевали? – с опаской уточнил Панин.

– Недалеко, – обнадёжил Мусаев. – Они сейчас в ремонтных мастерских, это с полкилометра отсюда.

– Ну так, может, нам не стоит…

– Да всё нормально, Лёша, отличная дистанция. Зато никто из местных сюда не попрётся.

– А неместные?

– Неместные тут что забыли? Это самый край уровня, всё заброшено, полезного ничего не осталось. Всё, что можно, давным-давно растащили.

– Хорошо, уговорил, – сдался Панин. – Если нас сожрут краулеры, ты будешь виноват.

– Буду, буду, – согласился Мусаев. – Пошли, покажу уютное местечко.

Уютным местечком оказалась камера три на четыре, как и все помещения здесь, без окон, без дверей. Вернее сказать, без дверей и косяков, какие уж тут окна. А весь совокупный уют был представлен двухъярусными деревянными топчанами, 150, 60, 180 сантиметров – соответственно, высота, ширина и длина.

Интерьерной компоновкой помещение более всего походило на этакое хорошо расточенное купе плацкартного поезда. Только на том месте, где обычно в купе бывает окно, перпендикулярно первым двум стоял третий топчан.

Таким образом, в камере было шесть вполне годных спальных мест.

Стол тоже присутствовал, на той же позиции, что и в обычном купе, но, в отличие от топчанов, он был не деревянный, а металлический. Ноги из обычной стали, столешница из нержавейки.

– Ну как? – горделиво подбоченился Мусаев.

– Это же дерево! – обрадовался Витя, осматривая и ощупывая стеллажи. – Ильдар, возьмём с собой?

– Топчан?!

– А что?

– А ты попробуй его подыми, – хмыкнул Мусаев.

– Ну, хотя бы доску оторвать…

– Витя с топчаном, – домыслил Олег. – В тоннеле…

– Да, это будет фееричное зрелище, – оценил Панин.

– Да ладно вам, – засмущался Витя. – Шуток не понимаете…

– В общем, располагайтесь, я сейчас, – Мусаев снял мешок и поставил на один из топчанов.

– Куда ты? – встревожился Панин.

– Всё тебе расскажи… – проворчал Мусаев. – Пойду разведаю местность да заодно лес удобрю.

– У тебя триммера нет, – напомнил Олег. – Может, я с тобой?

– Ну ты шутник, – буркнул Мусаев. – Я недалеко, буду в зоне сигнала…

* * *

Мусаев ушёл, все прочие стали располагаться.

На стол выложили тушёнку, галеты и фляги с водой. Рюкзаки составили на верхний ярус противоположного от входа топчана. По нижнему Витя хлопнул ладонью и сообщил:

– Здесь будет Ильдар.

Место то ли самое удобное, то ли самое почётное, в общем, застолбил. Возражать никто не стал.

– Лёша, «светлячки» с собой? – спросил Олег.

– Ой, да, совсем забыл!

Панин достал из кармашка своего рюкзака небольшой предмет, покрутил его в руках, негромко щёлкнул чем-то и поставил на стол.

– Гаси.

Олег потушил фонарь.

Спустя несколько секунд на столе возник нежно-зелёный шарик, распространяющий вокруг мягкое неяркое свечение.

Конечно, не сравнить с фонарём, но в радиусе полутора метров получился приятный зеленоватый полумрак, всё вполне сносно видно, и глаза не режет.

Светящий предмет более всего походил на баночку из-под детского питания, почти такая же по форме стеклянная колба и, предположительно, металлическая крышка.

В стеклянной колбе, как ленивые гуппи в аквариуме, медленно и хаотично плавали с десяток пульсирующих зелёных… сущностей, частиц, микроламп, чего там ещё? В общем, с десяток крупных светящихся точек.

– Красиво! – восхитился Вадим. – Нанотехнологии?

– Светлячки с Тринадцатого Уровня, – пояснил Панин. – «Светлячки» – термин ненаучный, народный, так же, как и «лес». Представляете, там есть огромные пещеры, наполненные мириадами этих удивительных созданий. Это воистину феерическое зрелище.

– Фееричнее, чем Витя с топчаном в тоннеле? – уточнил Олег.

– Экспоненциально фееричнее!

– Почему сразу не светили, что там щёлкнуло? – живо заинтересовался Вадим. – Как долго живут? Чем питаются?

– Питаются продуктами метаболизма более крупных соседей по ареалу, – охотно пояснил Панин. – Вот тут в крышке сетчатая мембрана, открываем, и как только наша… ммм… как говорит один мой знакомый доктор – «отработка» – доходит до потребителей, они тут же начинают светить.

– Чудно, – подивился Вадим. – Необычно… А если все в округе, кто крупнее, в одночасье вымрут?

– Тогда светлячки впадают в спячку. Наши биологи утверждают, что эти создания способны спать тысячелетиями и обладают уникальной способностью к практически вечной самоконсервации.

– А если их выпустить?

– Они сдохнут, – со знанием дела констатировал Витя и печально вздохнул. – И они почему-то не размножаются. А то бы у всех были. Хорошая ведь штучка, удобная.

Панин подтвердил: в самом деле, эти удивительные существа в открытом пространстве живут и размножаются только в пещерах Тринадцатого Уровня. Второй вариант существования: небольшими колониями в ёмкостях с сетчатой мембраной. Здесь они не размножаются, но чувствуют себя вполне комфортно. Однако, если выпустить светлячков на волю где-нибудь в другом месте, кроме Тринадцатого Уровня – допустим, вот в этой камере, – они погибнут в течение нескольких минут.

– А почему так?

– Не знаю. Природа этого явления пока что не исследована, да и вряд ли кто-то в ближайшее время будет его изучать. У нас других проблем хватает, более актуальных и критических.

Витя добавил, что светлячки сейчас входят в список дефицита или даже предметов роскоши. Их приносят либо хорошо оснащённые научно-исследовательские экспедиции, либо команды охотников, рискнувших спуститься на Тринадцатый Уровень. И разумеется, никто за ними специально не охотится, берут по ходу, если есть такая возможность, как сувенир для детишек.

– Так, может, лучше убрать? – встрепенулся Олег. – Ильдар в своё время бывал на Тринадцатом. Может, он своему сынишке тоже приносил, и теперь это… ммм… как его…

– Травмирующие воспоминания? – подсказал Панин.

– Да, вроде того.

– Нет, на светлячков он реагирует нормально, – успокоил Панин. – Проверено неоднократно, они ему нравятся.

– А что случилось с сыном сержанта? – Вадим вспомнил неловкий вопрос перед выходом из жилого сектора и странную реакцию Мусаева.

Панин, воровато выглянув из камеры – нет ли поблизости объекта обсуждения, – в двух словах поведал про семейную трагедию сержанта.

Мусаев вырос здесь, на Пятом Уровне. Кстати, Саша Говоров на Пятом не только вырос, но и родился, а Мусаев попал сюда мальцом лет пяти, во время Катастрофы.

До Раскола Ильдар был охотником, он один из лучших специалистов своего профиля в К‑55. Всё у него было здорово, даже умудрился жениться и произвести на свет двоих сыновей. Это своего рода достижение, поскольку семейная жизнь в К‑55 доступна далеко не каждому. Здесь удручающая статистика гендерного плана, соотношение «мужчины – женщины» примерно пять к одному.

– Да, очень плохая статистика, – печально вздохнул Витя. – Проще говоря, на пятерых мужиков одна баба. Многие так до старости доживают и не знают, что оно такое – живая тёплая баба…

Витин вздох был столь красноречивым, что сразу стало ясно: парень как раз входит в эту категорию, которая доживает до старости, так и не узнав – дальше по тексту.

Панин усмехнулся чему-то своему, возможно, связанному с этой неравномерной статистикой, и продолжил.

Так вот Ильдар благополучно женился, завёл детишек и стал их воспитывать по образу и подобию своему… И наверно, лучше бы они сами воспитывались, как все прочие дети в жилом секторе, пока их отцы трудятся на нормальной работе, а не шарахаются где ни попадя по самым гиблым уголкам подземной колонии.

В общем, когда старшему исполнилось двенадцать лет, Ильдар стал брать его с собой на охоту. Хотел, видишь ли, сделать из него подобного себе великого следопыта, передать опыт, раскрыть все секреты мастерства и так далее.

Жена, кстати, была против, и они по этому поводу несколько раз серьёзно ссорились.

В итоге случилось так, что вот в этих самых Старых Рудниках, будь они неладны, сынишка Мусаева потерялся. Пропал без вести, как в воду канул.

Обстоятельства трагического исчезновения – отдельная история, но после всех поисковых мероприятий, когда стало ясно, что всё, пропал мальчишка, окончательно и бесповоротно, – жена забрала второго сына и ушла от Мусаева.

Не простила.

С тех пор Ильдар считает себя виноватым в том, что случилось, всячески казнится по этому поводу и избегает любых разговоров про людей, пропавших или погибших в Старых Рудниках. Поэтому близкие и знакомые стараются не трогать эту тему, знают, что это его больное место. Удивительно вообще, как он согласился сейчас провести группу по этому маршруту. Может быть, потому, что это был единственный вариант, и сержант прекрасно понимал, что без него живым отсюда никто не выберется.

– А Говоров…

– Саша – сын друга и коллеги Ильдара, – сообщил Панин. – Тоже охотник был – не из последних. На Тринадцатом едва не погиб, получил тяжёлое увечье и стал инвалидом. Ильдар помогал его семье, пока Сашка не подрос, принимал в нём участие.

– В общем, можно сказать, что наш важный лейтенант – воспитанник Мусаева?

– Да что-то, видать, неважно воспитал. – Сержант появился как призрак, бесшумно вплыл из тёмного коридора в подсвеченное зеленоватым муаром пространство камеры. – Вроде мальчишка толковый, но балабол, каких поискать… Интересно, заварил он люки или нет?

– Ильдар, не переживай по этому поводу, – напомнил Панин. – Ты всё равно уже ни на что не можешь повлиять. И потом, он уже давно не мальчишка – опытный командир, и там у него немало специалистов с головой и руками.

– Ладно, ладно, – пробурчал Мусаев. – В общем, разведка произведена, всё чисто, можно спокойно удобрять лес.

* * *

Непростую миссию по удобрению леса отправились выполнять не в индивидуальном разряде, а по парам. Да, вот такая «дискриминация», или даже дедовщина, это уж как кому нравится: главному разведчику можно в одиночку, а всем прочим – строго парами.

Возмущаться, однако, никто не стал, все восприняли требование как должное. Олег с Витей тотчас же убыли «доразведать местность», быстро, бесшумно, но… недалеко.

Ветер с прохода вскоре донёс подробный анализ результатов.

– Неправильные военные, – недовольно поморщился Мусаев. – По ветру присели. Вы это… потом в другую сторону идите, по противоходу. А то нам тут ещё ужинать и спать…

Пока Олег с Витей доразведывали местность, Мусаев сделал ряд странных движений.

Нащипал в коридоре горсть леса, выложил на стол и плеснул в неё немного воды из фляги. Затем разделся до пояса, снял ботинки, носки, и, помяв в руках смоченную водой горсть леса, обтер получившейся «мочалкой» лицо, шею и руки, затем ноги.

Завершив процедуру, сержант оделся и обулся.

В камере запахло терпким травяным шампунем.

– А разве в лесу не водится целая толпа всяких бикарасов? – уточнил Вадим.

– Ни один из них не опасен для человека, – успокоил Панин.

– А ты надёргай пучок да потряси как следует, вся живность и вывалится, – проконсультировал Мусаев. – Всю жизнь в походе вот так «умывались», ни разу никому не повредило.

Вернулись Витя с Олегом, тоже каждый с пучком леса. Панин с Вадимом, в свою очередь, отправились на доразведку местности.

Выполняя наказ мудрого могиканина, парочка лесоудобрителей отошла подальше от «уютного местечка», почти к самому входу в рабочий посёлок.

Панин осветил большую камеру, разгороженную пополам решёткой, и вежливо съёрничал:

– Ну вот, вполне пригодная площадка для испытательного полигона. Развлекайтесь на здоровье. Если вдруг что – я буду в камере напротив.

– Алексей, а у вас пипифакса не будет? – застенчиво спросил Вадим.

– Пи-пи… чего?

– Туалетной бумаги, – расшифровал Вадим, уже предвкушая сложности в понимании.

– «Туалетной бумаги»?! В каком плане «туалетной»?

– Ну… это… – Мучительно краснея, Вадим пытался подобрать слова. – Чтобы после того, как… Гхм-кхм… В общем, предмет гигиены.

Хорошо – темно, не видно лица. А вообще, конечно, дурацкая ситуация…

– А, понял! – догадался Панин. – Не понял… У вас ТАМ что, это делают бумагой?!

– А у вас чем?

– В жилом секторе – водой. Во всех прочих местах – лесом.

– Но там же бикарасы! Одно дело – обтереться, ладно, это можно понять. Но…

– Встряхнуть хорошенько, как советует бывалый терминатор краулеров Мусаев, и никаких проблем. Хм… Лес для этой процедуры в условиях похода едва ли не идеален. Одновременно и дезинфекция и дезодорация.

– Понял… – обескураженно протянул Вадим. – В общем, всё – лесом… А потом, значит, нарвать вокруг того же леса и засыпать результаты бомбардировки…

– Не обязательно, – усмехнулся Панин. – Лес быстро и эффективно усваивает любую органику. Так что через несколько часов здесь будет первозданная зелень в бурую крапинку.

– Любую органику? – насторожился Вадим.

– Совершенно верно, любую, – Панин качнул фонарём, обводя камеру по кругу. – Именно поэтому краулеры упаковывают свои «заготовки» в паутину. Без этой меры предосторожности «припасы» пролежат недолго, если рядом будет хотя бы незначительный сегмент леса.

– Послушайте… А откуда вообще такие «заготовки» берутся, если люди ходят с триммерами? Неужели все эти несчастные подошли близко к кладке?

– У нас здесь хватает людей без триммеров. Разжалованные, дикие, изгои и так далее. Триммеры только у регулярных граждан.

– «Разжалованные»?

– Когда человека приговаривают к рудникам, его лишают статуса гражданина – разжалуют и отнимают триммер. Заключённые иногда бегут с рудников. В Нейтрали рождаются дети, которых нигде не регистрируют. На Тринадцатом у нас есть… Гхм-кхм…

– Что?

– Ну, скажем так, несколько сообществ… Наподобие тоталитарных сект… В общем, в К‑55 хватает людей, которые живут без триммеров. И ничего, справляются. Другой вопрос, что без триммера гулять по нежилым зонам и секторам очень проблемно. Обычно такие прогулки заканчиваются в гнезде, под пеленой паутины. И что страшно: краулеры зачастую не убивают «припасы» длительного хранения сразу. Ранят так, чтобы парализовать жертву, заворачивают в кокон… Дальше по смыслу.

– Жутковатые подробности!

– Согласен. Но можете не волноваться, к нашей ситуации это не имеет никакого отношения. Так что располагайтесь спокойно, если что, я буду в камере напротив.

В целом сеанс лесоудобрительных работ прошёл успешно, если не брать во внимание неприятный эффект, связанный с непривычной методикой гигиенической процедуры. Проще говоря, Вадиму некоторое время казалось, что в потаённых глубинах его организма деловито копошатся всякие мелкие бикарасы, обитатели местного леса.

И вроде бы тряс как следует, энергично и добросовестно, выбил из «пипифакса» всё что можно, но всё равно казалось, и всё тут. Наверно, это просто с непривычки.

Когда возвращались обратно, Вадим светил фонарём в камеры по левой стороне и убедился, что действительно, тут нет даже намёка на какие-то следы «органики».

Это было необычно. Туристический опыт Вадима подсказывал, что в любых заброшенных строениях, расположенных возле оживлённых маршрутов, эти самые следы встречаются в изрядном количестве и при некоторых условиях хранятся годами.

То ли этот маршрут был не столь оживлённым и в заброшенный посёлок давненько никто не наведывался, то ли в самом деле лес идеально усваивает всё подряд, в общем, везде было чисто, опрятно и нормально пахло.

В одной из камер луч фонаря напоролся на кучу породы в углу.

В верхушку этой кучи был воткнут штырь с металлической табличкой, на которой угадывались какие-то едва различимые надписи, судя по всему, нацарапанные в незапамятные времена чем-то острым.

– А это что тут?

– Минутку…

Панин вошёл в камеру, осмотрел породу, табличку и сделал вывод:

– Братская могила. По-видимому, когда краулеры перекочевали, кто-то собрал в камерах все кости, сложил в этом углу и засыпал породой.

– То есть, вы хотите сказать…

– Да, это те самые «заготовки». Видите ли, лес не усваивает кости целиком, берёт только то, что для него полезно.

– Ясно…

Жутковатое соседство. Жутковатые подробности. Жутковатое местечко…

* * *

Вернувшись в «кемпинг», Панин с Вадимом воспроизвели «умывание по Мусаеву».

И вроде бы мелочь, подумаешь, обтёрся пучком пахучего мха, но сразу стало легче и комфортнее, словно бы и не было длительного тяжёлого перехода.

Вадим уже вполне освоился, решил ботинки не надевать и уселся на топчане рядом с Олегом, скрестив ноги в йоговской позе. Пусть ноги немного отдохнут, «подышат».

– Обуйся, – сказал Мусаев.

Сказал без нажима, спокойно, но в то же время тоном, исключающим противоречия.

Вадим спорить не стал, обулся и вопросительно посмотрел на сержанта. На самодурстве Мусаев ни разу пойман не был, значит, будет какое-то обоснование.

– Сам не догадался? – Несмотря на зелёный полумрак, сержант верно истолковал немой вопрос гостя.

– Эмм… Это как-то с боеготовностью связано?

– Точно. Мы в рейде. Постоянный режим «вскочил, схватил, побежал». Может случиться так, что на обувку и шнуровку не будет времени. Тем более если ещё и в спальник залезешь. Так что потерпи, дома уже в тапочках походишь.

«Дома»… Где он теперь, мой дом?

* * *

Когда в кино или литературе хотят подчеркнуть романтический момент, обычно упоминают ужин при свечах.

Здесь был ужин при светлячках, романтика пока что не наблюдалась, видимо, время и настроение не пришло, но своеобразный походный уют присутствовал.

Открыли тушёнку, упаковки галет, Панин достал из рюкзака вложенные друг в друга металлические стаканчики, разлил воду и булькнул каждому по пилюле.

Вода в стаканчиках зашипела, источая приятный фруктовый аромат.

– Опять наркотики? – спросил Вадим.

– Витаминки! – Витя радостно схватил стаканчик и стал нюхать пузырящуюся жидкость с видом ребёнка, которому дали вкусную конфету и обещали ещё. – Тоже основа жизни.

– «Витаминки»?!

У Вадима на этот термин были другие ассоциации. Бывал он в клубах ночных и на дискотеках, где предлагали такие «витаминки», вроде бы безобидные на вид, с красивыми буковками, от которых плющило и тащило по эквиваленту минимум с литром хорошей огненной воды.

– Да, это «Мультивит‑55», – подтвердил Панин. – Не основа, конечно, но… В общем, пейте смело, это полезно. Особенно в походе, при повышенных энерготратах.

– Чайку бы сейчас, – мечтательно протянул Вадим. – Крепкого, горячего, ароматного. Вот это точно в походе не помешает.

– Чайку? – усомнился Мусаев.

– Напиток такой, – стал объяснять Вадим. – Раньше на Поверхности было такое растение…

– Мы в курсе, что такое чай, – прервал его Мусаев. – Просто я думаю, стоит, не стоит… Нет, пожалуй, не стоит.

– Почему?

– Мы можем подогреть тушёнку, вскипятить воду и заварить чай, – вмешался Витя. – У нас для этого всё есть. Но тут по проходу хорошо тянет, замкнутая система, запах пойдёт чуть ли не до Комбината.

– Точно, – кивнул сержант. – Так что пей витаминку, ешь холодную тушёнку и галеты. Тоже ведь неплохо, да?

– Ну, в принципе… Слушайте… А откуда у вас тут чай? Неужели в оранжереях выращиваете?!

Панин объяснил, что чай в К‑55 представлен в трёх видах: из леса, из озёрных водорослей с Тринадцатого Уровня и со складов НЗ. Вот этот последний чай – жуткий дефицит и большая ценность, простым смертным достаётся только при выдаче пайков по случаю разного рода чрезвычайных обстоятельств. Как раз сейчас у группы есть десять пакетиков такого дефицитного чая, так что по прибытию в Лабораторию можно будет закатить грандиозное чаепитие.

Неспешно поужинали: ели тушёнку с галетами, экономно запивали витаминным раствором, болтали о всякой всячине, как досужие бабки на базаре. Панин и Витя жадно расспрашивали Вадима о разных разностях Погибшего Мира, и получилось так, что пришлось отвечать на множество вопросов о незначительных мелочах, на которые наш парень никогда не обращал особого внимания. Типа какого цвета небо, как выглядят солнце и луна, как перемещаться на такие огромные расстояния, пользовался ли он большой железной машиной по имени «Самолёт» и так далее. То есть по факту это был званый ужин с заморским гостем, и на этом ужине Вадим выступал в роли этакого калёного гвоздя программы.

Было заметно, что после происшествия у колодца Витя и Олег поменялись ролями. Витя стал бойким и словоохотливым, а Олег как будто потух, притих, в основном молча слушал, изредка вставляя словечко. И всё время отстранённо думал о чём-то, «глядя в себя».

Странно на него повлиял колодец. Верно заметил один мрачный товарищ из ушедшей эпохи: «…и если ты смотришь в Бездну, то Бездна тоже смотрит в тебя…»

Между делом уделили внимание пище Погибшего Мира – тушёнке и галетам. Местные нахваливали продукты со складов НЗ, говорили о них с придыханием и с непонятным для гостя пиететом.

Вадим хоть и был голоден, ужинал с опаской, брал по чуть-чуть, долго пережёвывал, пытаясь понять по вкусу, всё ли в порядке, и прислушиваясь к своим ощущениям.

На вкус вроде нормально, но…

Если верить информации хозяев, тушёнке и галетам около ста (!) лет.

Вадим был неважным знатоком в области гастрономии и длительного хранения продуктов. Он понятия не имел, можно ли употреблять мясо и мучные изделия, заготовленные век назад, но поскольку Панин всё это спокойно ел, оставалась надежда, что можно.

Учёный всё же, не будет ведь есть что попало, верно?

Хм… Может, и верно. А может, и нет. Лесом он пользуется так же, как и все прочие, и на бикарасов не обращает внимания. Ладно, будем надеяться, что всё это безвредно. В СССР делали, а там понимали толк в НЗ.

* * *

Всё в этом мире когда-нибудь кончается.

Закончился и этот «ужин с заморским гостем», не потому, что иссякли вопросы и интерес к деталям быта Погибшего Мира – судя по настроению, Витя с Паниным готовы были болтать целую вечность, – просто Мусаев посмотрел на часы и скомандовал отбой.

– Отдыхаем три часа. Я первый в карауле. Через полтора часа меня меняет…

Олег и Витя дружно подняли руки.

– Витя, – выбрал Мусаев. – Ты, Олежка, отдохни.

– Я в порядке, – заявил Олег. – Ты не думай…

– Я понял. Всё равно, отдохни, тебе надо поспасть подольше. Всё, укладываемся.

Улеглись следующим образом: Олег с Витей на нижних топчанах, справа и слева, Панин с Вадимом на верхних, Мусаев остался на своём месте, напротив входа.

Военные раскатали спальники и легли поверх. Панин с Вадимом на правах пассажиров забрались внутрь спальников.

Ну и ничего, получилось вполне комфортно. Ещё бы ботинки снять, вообще было бы здорово.

Вадим расслабился, в голове всплыли несколько вопросов по новому миру, и он стал шёпотом спрашивать Панина:

– Кстати, а бумага у вас откуда? Неужто тоже НЗ? Дерева у вас тут нет, как я вижу…

– Синтетика, – пояснил учёный. – Качественная синтетика. Почти не горит, плохо рвётся, водостойкая, прочная, хорошо держит чернила и графит.

– Да у нас тут почти всё синтетика, – сонно добавил Витя. – Бумага, горючка, масло, резина… В общем, без Паниных мы бы тут загнулись.

– Верно, наука у нас имеет генеральный приоритет, без неё К‑55 давно бы вымерла, – скромно согласился Панин. – Ничего не поделаешь, приходится вертеться, проявлять чудеса изобретательности и сообразительности. По-другому не выжить.

– А сливочного масла у вас нет? – вспомнил Вадим.

– Сливочного… В смысле, масла для приготовления пищи или моторного? Его сливают откуда-то?

– Сливки взбивают, из коровьего молока. У нас его на хлеб мазали. Было вкусно.

– У нас есть несколько сортов масел для питания, – обнадёжил Панин. – Растительное натуральное, из леса, вытопленный жир краулеров, невкусный, но полезный, рыбий жир с Тринадцатого, синтетический маргарин с разными ароматическим отдушками, синтетический шоколад, ещё целый ряд синтетических продуктов. Синтетическая пища вполне съедобна, отлично сбалансирована и полезна… но почему-то никто её не любит.

– Ага, спасибо, сами делаете – сами и лопайте, – заявил Витя. – Дрянь этот ваш маргарин, шоколад и какао. Уж лучше масло из леса, приторное, но живое.

– Отбой, – напомнил Мусаев. – Успеете ещё наговориться. Всем спать.

Витя и Панин заснули на удивление быстро. Минуты не прошло, как оба начали потихоньку похрапывать, как это в норме бывает с молодыми здоровыми людьми после длительного пешего путешествия и плотного ужина.

Олег не храпел, спит или нет, не разберёшь, лежал на спине с закрытыми глазами, скрестив руки на груди.

Вадима одолевало противоречивое состояние.

Очень хотелось спать, но заснуть никак не удавалось. Как только закрыл глаза и стал отключаться от реальности, сразу навалились эмоции и впечатления сегодняшнего дня, перед мысленным взором мелькали хаотичные фрагменты всего, что случилось за последние несколько часов. Воронка, конвертер, нестерпимо яркое пламя топки, коридоры, тоннели, заросшие лесом, страшные тени с острыми углами…

Помучился немного, свесил голову посмотреть, что там делает Мусаев.

Сержант читал книгу.

Светлячки – это, конечно, прекрасно, но для чтения такого освещения не хватает, поэтому Мусаев водил по строкам нештатным маленьким фонариком и, судя по мимике, с головой погрузился в сюжет. Иногда он хмыкал, дёргал плечом и качал головой. Одним словом, сопереживал, содержание его увлекало.

Судя по тому, что Вадиму удалось рассмотреть, книга была не синтетическая. Обложка в некоторых местах обуглена, страницы старые, пожелтевшие, и что удивительно…

Сердечко поскакало быстрее, к горлу подкатил тёплый комок…

Такая же книга, точно такого же издания, была в библиотеке ДК, и Вадим, будучи мальчишкой, брал её читать.

– Гашек?

– Куда? – не сразу понял Мусаев.

– Книга… «Похождения бравого солдата Швейка»?

– Точно… – удивился сержант. – Книга Погибшего Мира. Читал, что ли?

– Да, в детстве. Откуда книга?

– В Нейтрали выменял, несколько штук зараз.

– Так, а в Нейтраль она как попала?

– Без понятия. А ты чего подпрыгнул? Проблемы какие-то?

– Да нет, просто… Гхм-кхм… Там в самом начале нет ли штампика библиотечного?

– Есть, – Мусаев аккуратно заложил книгу полоской, похожей на сложенную вчетверо обёртку от шоколада, открыл первую страницу и прочёл вслух: – Библиотека ДК «Плутоний»… Оп-па… Слушай, так ты про этот «Плутоний» тогда говорил?

– Обалдеть! – прошептал потрясённый Вадим.

– Погоди-ка… – Самый толковый в мире сержант интерпретировал реакцию гостя в единственно верном аспекте. – Ты хочешь сказать, что ТАМ, в этом своём дэ-ка «Плутоний» ты читал именно эту книгу?

– Не знаю, – сипло прошептал Вадим, пытаясь сглотнуть колючий комок, непрошено подступающий к горлу. – Но… Эта книга из библиотеки ДК, в котором я работал. И…

– Что?

– В общем, да, того «Швейка», что читал в детстве, я брал именно в этой библиотеке. Так что… Всё может быть.

– Видишь, как получается… – Сержант задумчиво рассматривал книгу, как будто увидел её в первый раз. – Ты её в каком году читал?

– Ну, мне тогда было двенадцать-тринадцать лет… Получается, где-то в две тысячи третьем-четвёртом.

– Ага… А сейчас шестьдесят третий. Ты читал её шестьдесят лет назад.

– Да, получается так.

– Но сейчас тебе двадцать три.

– Верно.

– Странно получается… Ты читал эту книгу шестьдесят лет назад. Но тебе всего двадцать три.

– Верно.

– Но если ты читал её в тринадцать… И шестьдесят лет назад… То тебе по факту семьдесят три года!

– Ну, по факту…

– Чертовщина какая-то, да?

– Не забивайте себе голову, – спросонок пробормотал Панин. – В этих искажениях континуума лучшие умы человечества не могли разобраться, куда уж вам. Найдите тему попроще.

– Спи давай! – шикнул на него сержант. – Будешь потом ныть на марше – «давай привал устроим».

– Сплю, сплю…

Сержант немного помолчал, размышляя, очевидно, о странной несопоставимости фактических и условных временных величин, потом тихо уточнил:

– Тебя расстроила эта книга?

– Да нет… – Вадим наконец справился с комком и судорожно вздохнул. – Просто… Очень необычно и странно всё получилось. Утром сидел в ДК, играл на компьютере… Пил кофе, с Никитой трещал, планы строил… Гхм… Сестрёнка у него классная, хотел к ней на день варенья попасть… А теперь я здесь. До сих пор поверить не могу, что это со мной случилось…

– Симпатичная сестрёнка?

– Не просто симпатичная. Лучшая в мире девушка, – уверенно заявил Вадим. – Но… Где она теперь, эта лучшая в мире?

– Ровесница?

– На год младше.

– Ну, если выжила при Катастрофе… И до сих пор жива… Тогда ей сейчас семьдесят два.

– Обалдеть… – простонал Вадим, внезапно открыв для себя новые горизонты связи времён. – Просто обалдеть… То есть все, кого я знал… Мои близкие, родственники, знакомые… Или погибли… Или умерли уже здесь… Или глубокие старики… Господи, как такое могло случиться!!!

– Что случилось? – спросонок пробормотал Витя.

– Спи! – шикнул на него Мусаев. – Вадим, ты потише, не тревожь народ.

– Простите, не хотел. Просто…

– Да я всё понимаю. Шёл тут и думал: интересно, если бы со мной такое случилось… Слушай! А ты помнишь хотя бы, о чём книга?

– Разумеется. Одна из лучших книг, которые я читал. Некоторые особо забористые фрагменты потом перечитывал, да не по разу.

– Слушай, вот тут у меня страницы вырваны. Это не я, такую дали. В общем, Швейк с Водичкой пошли письмо любовное относить чужой жене, от поручика, потом налакались, Водичка всю дорогу на мадьяр ротор раскручивал, потом зашли в дом… И тут вырвано, а дальше уже начало следующей главы. Там дальше в общих чертах понятно, что там у них что-то не срослось, но хотелось бы знать подробности.

– Ну, это запросто, – и Вадим с удовольствием пересказал содержание вырванного фрагмента.

Хороший момент был, душевный. Нет, это не в вырванном фрагменте книги, а здесь, в жилой некогда камере, в заброшенном рабочем посёлке, на Пятом Уровне подземной колонии.

Вадим вдохновенным шёпотом рассказывал о бесчинствах сапёра Водички, Мусаев беззвучно смеялся, сгибаясь пополам и зажимая рот, чтобы не разбудить соратников, все заботы и скорбь по Погибшему Миру мимолётно куда-то улетучились, осталось лишь ощущение сиюминутного уюта, чувство сопричастности с дружной крепкой командой и какое-то новое, неведомое ранее чувство притирки к местным форматам:

А ничего… и здесь можно жить… не пропадём – с такими людьми, как Мусаев, Панин и так далее… Прорвёмся как-нибудь…

– А фамилия правильно произносится «Во́дичка», с ударением на первом слоге.

– Надо же, – удивился Мусаев. – Необычно.

– Ну так чехи же, у них фамилии такие, заковыристые.

– Ясно… Ладно, спи давай, пока есть возможность.

– Хорошо. Кстати, спросить хотел…

– Ну?

– Здесь что, в каждой второй камере тюрьма была?

– С чего взял?!

– Те камеры, которые побольше, разгорожены решёткой.

– Это от краулеров.

– В смысле?

– Не было тогда триммеров. Двери стальные, вроде нормально. Но как-то бригада свалилась в гнездо, по незнанию, один выжил и удрал в посёлок. А пара стражей за ним увязались. В общем, он заскочил в администрацию – а там, да, типа помещение для задержанных было, решётка поперёк комнаты – и с перепугу заперся в камере. Стражи дверь вынесли бегом, а возле решётки застопорились. Упёрлись, клешни просунули, щёлкают. Видят – вот она, еда, а достать не могут, и понять не могут, как так получается. Они, стражи, ребята здоровые, но туповатые. В общем, после этого в каждой второй камере стали делать решётки.

– А вы там были в это время?

– Нет, врать не буду, сам это не видел. Люди рассказывали. Хм… Наверно, смешно, когда два здоровенных стража в решётку упёрлись и стоят, тупят. По идее, они её должны были в момент снести. Дверь-то снесли… Но факт, решётки после того случая стали делать во всех посёлках.

– Ясно… Ещё вопрос.

– Ну?

– Вы перед выходом схему чертили…

– Ну?

– А во время движения ни разу её из рюкзака не достали…

– Да она сто лет мне не упала, эта схема. Я тут без фонаря, с закрытыми глазами везде пройду, каждый уголок с детства знаю.

– А для чего тогда схему чертили?

– Для вас.

– Для нас?

– Ну, мало ли, что со мной может случиться… А с этой схемой любой из вас спокойно доберётся до Нейтрали.

– А, вон оно как… Ну, понял.

– Всё, давай, спи.

– Хорошо… А! Ещё вспомнил.

– Ну что опять?

– В гнезде вы ходили близко от стражей.

– И что?

– А до этого сказали, что, если кто-то переступит некую линию… черту… в общем, подойдёт слишком близко к кладке, – стражи бросятся.

– Точно, так и есть. Не только стражи, вообще все краулеры в округе бросятся. Как по команде «В атаку!!!».

– Коллективный разум, – перестав храпеть, пробормотал Панин.

– Ты спишь или как? – заинтересовался Мусаев.

– Хр-рр… – индифферентно ответил Панин.

– Странно он спит в походе, – пожаловался Мусаев. – Вроде храпит, а как услышит что-то интересное, вот как сейчас, реагирует. В общем, не поймёшь, спит или нет, а потом сонный ходит, зевает, привалы требует не по графику… Так о чём мы там?

– Меня интересует, как вы определяете дистанцию безопасного удаления?

– В смысле, «стой, дальше нельзя»?

– Да. По каким признакам вы определяете, что всё, дальше нельзя? Меток там на полу я не видел…

– Меток? Ну ты шутник… Кстати, интересный ты вопрос задал. Сколько охотился, никто ни разу не спрашивал про такое. Я вот теперь думаю: то ли ты такой умный, то ли все остальные того… гхм-кхм…

– Может, те, кто не задавал вопросов, ни разу не видели, как вы ходите по гнезду в десятке метров перед стражами? Может, они не гуляют каждый день по гнёздам?

– Хм… Да уж, точно, не гуляют и не видели. Лёша сегодня зашёл в гнездо первый раз в жизни. Витя с Олегом – тоже. Как-то, было дело, я им издалека показывал кладку. Но там было далеко, больше рассказывал. По-моему, в тот раз они толком ничего и не рассмотрели, только кокон из паутины. В общем, можно сказать, что они до этого дня кладку только на фото и рисунках видели. Так же, как и живых стражей.

– Так что там насчёт «ни шагу дальше»?

– Матку надо слушать.

– Вот это её урчание?

– Песню, малыш, песню. Когда чужой близко, она чувствует, даже через стенку. Начинает петь, недовольна. Ну так она как-то спокойно, что ли, поёт, без истерики, просто недовольство показывает.

– Монотонно?

– Да. Типа: «Эй, стражи, вы что, совсем енубатые?! Тут чужие ходят, а вы встали, бур вам во все места, и не гоните гадов! Нет, я понимаю, что вы в ауте от триммера, но совесть-то тоже надо иметь!»

– Так прямо и говорит?!

– Ну, типа того. Недовольна, короче. Раньше-то её пения никто не слышал. Стражи близко к гнезду никого не подпускали, рвали на дальних подступах. Разве что кто-то в гнездо случайно через провал упадёт, как тот обалдуй, что в администрации посёлка в камере заперся.

– А когда пришла эпоха триммеров?

– А как триммеры появились, охотники стали ходить близко к гнёздам и заметили: поёт! Пока вывели систему, пока поняли, что к чему, много нашего брата порвали. Думали, триммер всегда работает… А нет, получается, не всегда, возле кладки плевать им на триммер…

– Так что там с песней матки и дистанцией безопасного удаления?

– В общем, она поёт ровно, без истерики. А когда близко к кладке подходишь, напряжение появляется. Вот как появилось, сразу сдавай назад. Типа, такая невидимая черта.

– В чём выражается напряжение? Меняется тональность «мелодии»? Это можно определить на слух?

– На слух… Ну, не знаю, вообще-то чисто на слух так и продолжает петь, никаких там визгов и воплей, всё ровно… Но ты его как-то чувствуешь, это напряжение.

– Хр-рр… Инфразвук? – предположил во сне Панин.

– Спи давай, – привычно шикнул Мусаев.

– То есть матка издаёт инфразвуковой сигнал, который воспринимают не только стражи, но и люди?

– Насчёт сигнала не скажу, но напряжение появляется, и оно такое… ощутимое, ты его чувствуешь. Оно как-то так: появилось, как будто упёрся во что-то, преграда какая-то, сначала средней силы, шаг дальше – сильнее, ещё шаг – и всё, вся свора бросается и рвёт тебя в клочья. То есть слушай внимательно, и если не дурак, почувствовал напряжение – сразу сдавай назад.

– Интересно… Наблюдение насчёт «вся свора бросается» – личное или по опыту коллег?

– Это мне Ваня Говоров рассказал, Сашкин отец. Кстати, вовремя надоумил.

– Пригодилось?

– Ещё как пригодилось. Аккурат после этого я попал в гнездо по случаю. Хорошо, уже знал: не растерялся, поймал это напряжение и сделал всё правильно. А если бы не Ваня… Не его опыт… Глядишь, сейчас бы с тобой не разговаривал.

– Да уж… Как говорят военные, «каждая строчка Устава написана кровью».

– Это ваши военные так говорят, ТАМ?

– Это все военные так говорят.

– Ну, наши военные так вроде бы не говорят. Но мысль правильная. А спать ты сегодня собираешься?

– Да, конечно.

– Ну всё, отбой…

* * *

Поболтал с сержантом, и на душе почему-то стало легче.

Вереница образов и впечатлений сегодняшнего дня выстроилась в ровный ряд, отодвинулась на дистанцию безопасного удаления – как Мусаев от кладки в гнезде, – так что можно было издалека спокойно взирать на них без опаски поранить психику, и Вадим стал потихоньку засыпать.

Всё хорошо, всё нормально, жизнь продолжается, надо отдыхать…

Привычно вспомнилась «вторая полка купе в вагоне на заброшенной станции», и это вызвало невольную улыбку.

Вот ведь ирония Судьбы…

В своё время Вадим любил погонять в survival action типа «Fallout – Сталкер – Метро» и частенько засиживался за игрой допоздна.

И когда ложился спать, психологически уставший и вымотанный, как будто не на экране, а в жизни весь день в экипировке и с тяжёлым рюкзаком за плечами бегал от мутантов, наш парень идиллически, но вполне отчётливо, в деталях, представлял себе крохотный уголок комфорта и безопасности в постапокалиптическом мире.

Это был спальный вагон на заброшенной станции, в тупике, среди трёх десятков таких же вагонов (чтобы врагам сложно было найти), хорошо сохранившееся купе с усиленной дверью, вместо окна толстый лист рифлёного железа, мешки с припасами наверху, в багажной нише, несколько готовых к бою стволов на соседней полке…

Почему облюбовал именно вторую полку, вот так сразу и не скажешь. Скорее всего, чтобы какие-нибудь вредные ползучие гады, способные просочиться через щели из соседнего купе, не сразу достали. Полка без матраца, но мягкая, и вообще, в купе всё как в действующем пассажирском вагоне, и разумеется, для вящего комфорта был там добытый невесть где отменный спальник.

Сгенерированная воображением модель зоны комфорта в опасном мире всегда работала безотказно: стоило Вадиму «зайти в купе, запереть дверь и влезть в спальник» – и он тотчас же засыпал глубоким ровным сном, как реально набегавшийся по опасным аномалиям бродяга.

Сейчас Вадим улыбнулся не потому, что это показалось ему глупым ребячеством и картонными фантазиями «диванного воина».

Второй ярус деревянного топчана в камере заброшенного посёлка, где на полу валяется скорлупа яиц краулеров, это, конечно, не совсем вторая полка купе виртуального спального вагона.

Страшные провалы и водовороты в вонючем потоке – это не сказочные аномалии, а бесконечные лабиринты поросших лесом тоннелей Старых Рудников мало похожи на просторы Зоны.

И стражи гнезда вроде не выдуманные мутанты, и враг прошёл мимо не благодаря лично твоей смекалке, а потому что кто-то более толковый додумался спрятаться в нише рядом с жуткими «припасами».

Однако… Улыбка была преисполнена горькой иронии.

Как там сказал кто-то умный: «Осторожнее с мечтами – вдруг сбудутся…»

* * *

Вполне резонно было ожидать, что после такой непривычной нагрузки снов либо не будет вовсе, либо приснится что-то аутентичное, соответствующее испытанным накануне переживаниям.

Например, атака стражей, всех убили, а наш парень чудесным образом спасся.

Или колодец, из которого выплывает Нечто, и Вадим вдруг постигает суть и смысл этого Нечто…

Сон был из ТОГО мира, на удивление тривиальный, посвящённый ничего теперь не значащим житейским проблемам.

Вадим сидел за компьютером, гонял эльфа и пил кофе – без вкуса, без цвета, без запаха – просто постфактум, был там кофе, как для протокола.

Рядом стоял Никита, ухватив Вадима за какую-то странную лямку на спине (лямки не было, ни постфактум, ни по логике вообще, но Никита за что-то там ухватился, основательно так, цепко) и равномерно, упорядоченными циклами, тряс нашего парня и канючил:

«Сделай мне договорчик… Ну сде-е-лай, ну что тебе стоит… У тебя тут полно старого железа и дрянного софта… А у меня там дети голодные… Ну сделай…»

Короче, обалдуй – как говорит Мусаев, прилип, по привычке, и никак не отстанет. И ведь прогнать нельзя мерзавца, в перспективе отношений с лучшей девушкой всей Планеты приходится терпеть.

В этот раз приставучий собрат по цеху не вызвал чувство досады.

Как только Вадим понял, что это именно Никита, его захлестнула волна радости.

Это что же получается, К‑55 в 2063 году – всего лишь кошмарный сон?!

Господи, какое счастье!

Хотелось на радостях обнять Никиту и даже расцеловать, что в общем-то негигиенично и может быть превратно истолковано объектом целования.

Но всё равно хотелось.

Хотелось бабуински прыгать, вопить от радости, и в экстатичном припадке благодарности Доброй Судьбе рвать на себе одежду…

Однако почему-то не получилось вскочить со стула.

Вадим к нему как будто примёрз, и вообще не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово – рот не открывался…

И вот эта немочь напрягала и вызывала страх, скованность движений вскоре перестала всего лишь доставлять неудобство и постепенно стала казаться фатальной.

Это было уже не просто мимолетное странное обездвиживание ввиду невыясненных причин, а… пожалуй, полноценный паралич.

Как только Вадим понял, что не может пошевелиться, сразу усилилось сердцебиение, стало трудно дышать и резко подскочило давление.

Он дёрнулся изо всех сил, стараясь разорвать невидимые путы, сковывающие всё тело…

И проснулся.

Увы, увы…

Это была всё та же камера-комната в заброшенном посёлке на Пятом Уровне подземной колонии.

Всё тот же трижды проклятый 2063 год.

– Господи… – чуть не плача от горького разочарования, прошептал Вадим. – А я-то, дурак, обрадовался…

Да, это был всё тот же многоуровневый подпол Погибшего Мира.

И этот подпол ощутимо трясло.

Имела место мелкая монотонная вибрация равномерными циклами, с коротким разгоном, продолжительным туром на верхней ноте, коротким затуханием и паузой в несколько секунд.

Затем всё повторялось вновь.

С потолка осыпалась известь и крошки чего-то, то ли песка, то ли бетона, над склянкой, в зеленоватом пятне, образовалось лёгкое облако взвеси.

У Вадима, не владеющего информацией по сути явления, не нашлось иной ассоциации, кроме как «злой циклоп где-то неподалёку включил гигантский перфоратор, намереваясь проковырять в породе новый тоннель».

Да, ассоциация ещё та, из разряда «а какие грибы вы предпочитаете в это время суток?», но другой, увы, не было.

Спутники Вадима уже не спали.

– Ап-пчхи! – громко чихнул Витя.

– Опять, – тихо сказал Олег.

– Это что, землетрясение? – встревожился Вадим.

– Вибрации, – предвосхищая следующий вопрос, ответил Панин. – Невыясненной этиологии. Причины пока что не исследованы.

– А это нормально? Давно тут эти… вибрации?

– С год где-то, – сказал Мусаев. – До этого не было.

– В последние пару месяцев почаще случаются, – добавил Витя. – Еженедельно, как по расписанию.

– Не части, – поправил Мусаев.

– Ну, раз в декаду, или раз в полмесяца точно, – сдал назад Витя. – Раньше, бывало, раз в месяц-два трясло. Когда в первый раз затрясло, думали – всё, конец света…

– А причины? – продолжал допытываться Вадим.

– Причины пока что не исследованы, – повторил Панин. – У меня есть версия, но она ненаучна.

– Что за версия?

– Эти вибрации – не природного происхождения.

– То есть вы хотите сказать…

В этот момент характер вибраций радикально изменился.

Дрожь стала крупной, топчаны ходили ходуном, людей на них подбрасывало как на «запоре» с отказавшими тормозами, летящем во весь опор по кривым улочкам какого-нибудь захолустного Нижнего Негодяева.

Всё, что было на столе, разом спрыгнуло на пол – фонарь Мусаев успел поймать, выказав при этом чудеса ловкости и сноровки, – его ведь тоже подкидывало, удивительно, как вообще среагировал.

Зелёная колба закатилась в угол и обиженно светила оттуда мечущимися внутри светляками, которые, казалось, в одно мгновение сошли с ума.

Если следовать сомнительной аналогии Вадима, получалось так, что циклопу надоела монотонная работа, он под влиянием каких-то психоделиков местного изготовления (…наша разработка… до Раскола вместе делали!) впал в буйство, швырнул перфоратор в стену и, ухватив посёлок за шкирку, стал трясти его изо всех сил.

Припадок закончился быстро.

Наверное, и минуты не прошло, всё стихло, словно бы циклопа убили выстрелом в голову из пушки – и по коридору упругой волной пронёсся странный звук…

Как будто чуть дальше, с той стороны, откуда дул ветерок, кто-то очень медленно повёл смычком по самой толстой струне гигантского контрабаса.

От этого звука перехватывало дыхание, а сердце колотилось так неистово, что казалось, в любой момент может выпрыгнуть из груди.

Кровь кипела и бурлила в венах, Вадиму казалось, что ещё немного, и он взорвётся изнутри от страшного напряжения, внезапно возникшего где-то в подвздошной области.

И вот ведь странно…

Почему-то это неожиданное чувство непостижимым образом вызвало в памяти слова сержанта о напряжении, возникающем при «песне» матки, когда к логову приближается кто-то чужой.

Даже не вызвало, это слабовато сказано, а буквально выбило, высекло тупым зубилом, с болью и надрывом, красными буквами на чёрном фоне «…слушай внимательно, и если не дурак, почувствовал напряжение – сразу сдавай назад…»

Слава богу, эта странная акустическая атака была недолгой.

Отзвучал «контрабас», воцарилась тишина, отпустило – все разом задвигались, задышали, стали подавать признаки жизни.

Витя собрал упавшие фляги, поднял фонарь, включил, выключил – работает.

– А вот этот звук… пфф… Это состояние… Так всегда? – спросил Вадим.

– Нет, это в первый раз такое. – Мусаев, болезненно морщась, поднял склянку со светлячками и водрузил её на стол. – Лёша, что скажешь?

Светлячки вели себя странно.

Они сбились в один крупный шарик, медленно пульсирующий тусклыми сполохами, и, как показалось Вадиму, то ли хотели завалиться в спячку, то ли вообще собрались умирать.

– Не знаю… – Панин тёр лицо, как будто только проснулся, похоже, он до сих пор не пришёл в себя. – Я такого раньше не наблюдал. Хотя…

– Что?

– Не знаю… Не могу сказать ничего определённого…

Тут возникло такое чувство, что чего-то не хватает…

Вадим понял, что это выключился триммер.

Он уже привык к этому маленькому «вибратору», перестал обращать внимание, и когда в тон глобальным вибрациям, сотрясающим весь уровень, стихли личные мелкие вибрации в районе груди, стало ясно, что триммер не работает.

Вадим мгновенно сообразил, что остаться без триммера на нежилой территории, да ещё и в полукилометре от гнезда – это как минимум нехорошо и некомфортно. Он хотел уже поставить вопрос на обсуждение, но тут триммер заработал вновь.

То есть, как тот бессменный часовой на посту, всю жизнь бдительно и бодро нёс службу, никто не обращал на него внимания… Но стоило на десять секунд задремать – и сразу заметили и оценили.

Вадим облегчённо вздохнул и погладил грудь в том месте, где едва заметно урчало маленькое местное чудо, спасавшее человечество от безжалостных хищников с Тринадцатого Уровня.

– Триммер мигнул, – тихо сказал Олег.

– Как мигнул? – заинтересовался Мусаев. – Включился-выключился?

– Да.

– Может, батарейки сели? – предположил Вадим. – У меня тоже «мигнул».

– Это невозможно в принципе, – просветил Панин. – Триммер имеет двухконтурное зарядное устройство: от метаболизма человека и от тепла человеческого тела. То есть пока человек жив, «батарейка» не сядет, по факту она безотказная.

– А почему тогда «мигнул»?

– Это бывает, – успокоил Мусаев. – Как раз во время трясучки, уже пару раз замечал. Причём замечал как раз на выходе. Помню, как-то трясло, был в секторе – и ничего, не выключался. Или внимания не обратил. Ничего, сейчас включится.

– Уже.

– Ну вот, видишь… Лёша, что наука думает по этому поводу?

– Почему при вибрациях выключается триммер?

– Да.

– Ничего не думает.

– Не понял… В Лаборатории что, не знают про это?

– Знают. Просто сейчас… ммм… немного не до этого.

– А, ну да. Они же там сидят за бункерными воротами, им триммеры вроде как и не нужны совсем.

– Да нет, не в этом дело. Просто… В самом деле, сейчас немного не до этого.

– Да вам всегда не до этого, – отмахнулся Мусаев. – Тут творится чёрт знает что, а вы там всё время исследуете не пойми чего.

– Странное чувство, – не в тему заметил Олег. – Примерно как у колодца…

– В смысле – страх? – заинтересовался Панин.

– Нет, не тогда, когда бежали, а до этого.

– А что там было до этого? По-моему, сразу: хлопок, паника, бегство. До этого всё было в норме.

– Нет, когда ЭТО поднималось оттуда, снизу… Было такое чувство… – тут Олег призадумался, подбирая слова, и спустя несколько секунд выдал: – Напряжение, что ли… Такое чувство, что распирает изнутри. ОНО оттуда поднимается, снизу, ближе, ближе… И у тебя внутри тоже что-то поднимается, подкатывает от живота, к горлу… Такое ощущение, что ещё чуть-чуть – и взорвёшься изнутри.

– У колодца не заметил, а сейчас – да, было что-то похожее, – подтвердил Витя.

– Просто Олег в колодец смотрел, а все остальные – нет, – сделал вывод Мусаев. – Поэтому, наверно, такие ощущения.

– Ильдар, а у тебя такое было, когда в первый раз смотрел в колодец? – спросил Панин.

Мусаев не ответил. Он весь подобрался, развернулся к проходу и напряжённо прислушивался.

– Ильдар? – Панин свесился со второго яруса и тронул сержанта за плечо.

– Тихо! – шикнул на него Мусаев. – Слышите?

Все замерли, затаили дыхание и, повернув головы к проходу, стали прислушиваться.

Витя от усердия свернул ладонь раковиной и приложил к уху.

Звук был похож на жужжание множества мух, плотным роем вьющихся над произвольной дохлятиной под жаркими лучами июльского солнца.

Да, аналог для местных реалий не очень подходящий, но это первое, что пришло Вадиму в голову. С аналогами пока что были проблемы, Погибший Мир прочно сидел в Вадиме, не отпускал, заставлял мыслить и сопоставлять по привычным старым стандартам.

Это странное жужжание доносилось с той стороны, откуда по коридору дул ветерок, и быстро приближалось.

– Ильдар… – замогильным шёпотом спросил Панин. – Краулеры бегают совершенно бесшумно, так?

– Это если они в порядке, краулеры, – треснувшим голосом ответил Мусаев. – А вот если они атакуют под триммером, когда у них ротор сорвало… Они выпускают когти из рабочих ног и тогда стучат дай боже…

Звук приближался.

Теперь, после рокового уточнения, это уже было больше похоже не на жужжание, а на дробь, которую выбивают несколько десятков пальчиков по столешнице в предвкушении вкусного обеда.

Ловких и нетерпеливых таких пальчиков, снабжённых остро отточенными коготками…

– Не понял… Ты хочешь сказать…

– К бою! – рявкнул Мусаев, вскакивая и хватая автомат. – Баррикада!

Витя с Олегом отреагировали быстро: похватали оружие и пулей вылетели в коридор.

Да уж, видимо, слишком быстро… И не совсем в нужном направлении.

– Назад! – взвыл Мусаев. – Баррикада!!!

Бойцы влетели обратно.

Мусаев несколькими рывками выволок стол к дверному проёму, опрокинул на попа, прижимая столешницу к косяку, крикнул:

– Держать!

…и метнулся к топчану, на котором лежал Панин.

– Лёша, быстро!

Панин не успел выбраться из спальника и до половины, когда стол, удерживаемый Витей и Олегом, прянул назад, как от могучего пинка…

И в камеру хлынул поток краулеров.

Дальше всё было быстро, страшно и неразборчиво.

Беспорядочная стрельба, леденящие душу вопли соратников, заживо разрываемых на части, хаотичные скачки светового пятна по стенам и потолку – Панин пытался отбиваться включённым фонарём…

Вадим так и не выбрался из мешка.

Лежал, сжавшись в комок и окаменев от ужаса, и даже не попытался сдвинуться с места.

Затем был рывок снизу – ноги сдавило в мощных тисках – и множество ударов-уколов в грудь, живот, шею…

Последнее, что успело зафиксировать бьющееся в агонии сознание, – скопище однообразных теней с торчащими усами-антеннами и клешнями, подсвеченных зелёным нимбом склянки со светлячками и неширокой полосой упавшего на пол фонаря Панина…

Назад: Глава 3. Старые рудники
Дальше: Глава 5. Один