Говоров вызвался проводить группу до западного шлюза, хотя в этом не было никакой необходимости.
Путь к шлюзу пролегал через станцию «железки» с пассажирским перроном и грузовым пакгаузом.
Станция была небольшая, её протяжённость позволяла вместить всего-то лишь мотовоз с тремя грузовыми платформами. Причём корма мотовоза практически упиралась в отбойник, в то время как край третьей платформы отчасти был в тоннеле.
Убегавший во тьму тоннель, забранный в чугунные тюбинги, был похож на тоннели метро в Новосибирске и Москве, где Вадиму доводилось неоднократно бывать. Отличие заключалось в том, что здесь отсутствовал контактный рельс и не было ни одного плафона освещения.
По крайней мере, в той части тоннеля, что была видна со станции, ни контактного рельса, ни светильников не было.
Да и шпалы были сплошь бетонные – ни одной деревяшки.
А ещё здесь по-другому пахло, не так, как в обычном метро.
В метро пахнет множеством людей, дезинфектом, креозотом, горелой тормозухой и ещё парой десятков сложных составляющих, которые и образуют уникальный и неповторимый «метрошный аромат».
Здесь пахло машинным маслом и соляркой: все прочие оттенки терялись в этом доминирующем амбре.
За рельсами, напротив пассажирского перрона, располагался грузовой пакгауз со стационарным краном грузоподъёмностью в десять тонн.
На станции готовили оборонительные позиции.
Пленные под руководством бойцов Профилактики укладывали на перрон и на грузовую платформу мешки с песком и волокли в тоннель разные штуковины технологического характера.
Солдаты обеих армий были одеты в одинаковый камуфляж «Бутан» ещё советского производства и различались только по оснащённости амуницией: у бойцов-победителей были автоматы в положении «за спину» и разгрузочные жилеты с экипировкой, а пленные работали налегке.
Судя по тому, что в уголке на перроне были аккуратно сложены несколько автоматов и экипировка, которую охранял часовой, некоторые солдаты Профилактики работали наравне с пленными.
Интересно, как они в бою различают, где свой, где чужой? Ну ведь абсолютно всё одинаковое! Надо будет потом спросить сержанта…
В тоннеле, метрах в десяти от платформы, трое техников прутьями стальной арматуры заваривали наспех сваленную баррикаду из бочек, балок, железнодорожных колёс и разного хлама, который удалось собрать в ближайших окрестностях.
Искрила сварка, душераздирающе скрежетало ржавое железо, слышался забористый мат и крики.
Что-то там у них не ладилось.
На перроне группа ненадолго задержалась.
Говоров вполне ожидаемо возбудился безалаберным армированием баррикады, пробурчал:
– Минутку подождите, я щас…
…и побежал в тоннель, сердито орать на техников.
Воспользовавшись паузой, Вадим решил переложить свой рюкзак и стал вытряхивать вещи прямо на перрон.
– Есть желание перекусить? – озаботился Панин.
– Переложить хочу, – сказал Вадим. – Банки на спину давят.
Готовились в спешке, каждый сам укомплектовывал свой рюкзак, а в турпоходы Вадим хаживал в незапамятные времена – в классе этак шестом-седьмом, так что навыки подготовки к долгому пешему путешествию были утрачены.
И вроде бы мелочь, но от грамотной укладки зависит многое, иначе на первом же километре можно набить синяков или в кровь растереть спину.
В рюкзаке был сухпай, вода, медикаменты и перевязка, комплект ХЗ наподобие «Л‑1», моток репшнура с метками через метр, ряд полезных мелочей бытового характера, а также боеприпасы и спальник (спальный мешок). Да, «ХЗ» – это вовсе не вульгарный аналог «я не в курсе», как некоторые могут подумать, а просто химзащита.
Ещё Вадиму выдали монтажную каску с налобником, компас на ремешке, два фонаря, основной и запасной, складной нож в чехле и оставили противогаз, которым наградили ранее.
По экипировке можно было сделать вывод, что путешествие будет не совсем экскурсией, вполне возможно, придётся гулять в агрессивных средах или по участкам заражения и стукаться головой о низкие своды.
Компас был небольшой, похожий на часы, и Вадим сразу надел его на руку.
Когда собирались, Вадим обратил внимание, что ему и Панину дали для переноски патроны – правда, несколько меньше, чем бойцам, – но забыли выдать оружие.
Собирались в спешке, и было не до лишних разговоров. Сейчас вроде бы уже никто не торопился, так что Вадим задал вполне закономерный вопрос:
– А у вас что, дефицит стволов?
– Если дойдёт до боя, толку от вас с Лёхой будет немного, – Мусаев верно интерпретировал иронию гостя. – Мне удобнее, чтобы вас не было в схеме огня. Ну, чтобы не отвлекаться на вас, не переживать, что подстрелите ненароком кого-то из своих или раньше времени пальнёте, обнаружив себя.
– Кроме того, если рассматривать крайний вариант, у безоружного больше шансов остаться в живых, – добавил Панин. – В смысле, не убьют, а возьмут в плен. А там уже будет обмен или торг, по обстоятельствам.
– Точно, – подтвердил Мусаев. – В общем, если хотим сохранить вас обоих для науки – стволы вам давать не стоит.
Такой подход немало удивил Вадима.
Воспитанный на непростой и трагичной истории своей страны, он полагал, что война – это когда все от мала до велика, невзирая на пол, возраст и сексуальную ориентацию, яростно сражаются с врагом до последней капли крови всеми доступными средствами. И если нет оружия, то используют любые подручные предметы, а при отсутствии таковых грызут супостата зубами и рвут когтями.
Поэтому «пораженческое» высказывание учёного, спокойно воспринятое опытным воином Мусаевым, вызвало как минимум недоумение.
Замечание сержанта по «схеме огня» тоже показалось Вадиму странным.
Пять стволов по-любому лучше, чем три, разве нет?
И не важно, что Вадим ни разу в жизни не участвовал в реальной схватке: если дойдёт до боя, он наверняка справится! Пусть не на уровне регулярного бойца, но уж вести отвлекающий огонь или прикрывать товарищей сумеет.
Это ведь нетрудно. Он много раз видел в кино, как это делают разные персонажи, не будучи кадровыми вояками, и ничего, все вполне справлялись.
Однако в этой реальности Вадим пока что не имел даже права совещательного голоса. Здесь никто не интересовался его мнением, и пора уже было привыкнуть, что всё решают за него.
– Ясно, – кивнул Вадим и стал укладывать рюкзак. – Это как гостевая виза.
– Что значит «гостевая виза»? – заинтересовался учёный.
– Статус такой, – объяснил Вадим. – Ты вроде бы здесь, можешь ходить, смотреть, задавать вопросы… Но на трудоустройство и получение выгоды не имеешь права. Ибо ты чужак.
– Не просто чужак, – назидательно поднял палец Мусаев. – А объект особой важности, который нужно беречь как зеницу ока.
Один из бойцов хотел было помочь с укладкой, но Вадим отказался:
– Спасибо, я сам.
Когда уже переложил всё по уму и завязал горловину, боец спросил:
– А ты… ТАМ… раньше, был разведчиком или охотником?
Вадим поинтересовался, откуда такие выводы.
Боец объяснил: сразу всё покидал как попало, а теперь уложил правильно. Вывод: значит, когда-то давно умел, но прошло немало времени, вот и забыл, как это делается.
Лет сорок назад, или пару часов назад – в совместной хронологии двух реальностей это теперь числа одного разряда, – Вадим непременно обыграл бы такую замечательную связку из «когда-то давно умел» и «разведчика-охотника».
Ага, в первом классе был разведчиком, а во втором охотником…
Однако сейчас он привычно подавил позыв к иронии и просто ответил:
– В школе ходили в турпоходы. У нас это частенько практиковалось, так что да, навык есть. Просто это в самом деле было давно, всё уже забыл.
– Турпоходы?
Боец переглянулся с товарищем, и они оба вопросительно уставились на сержанта.
Мусаев изогнул бровь и делегировал немой вопрос Панину.
Учёный в растерянности пожал плечами.
– О как… – Вадим озадаченно почесал затылок. – В общем, детишки собираются в кучу, берут с собой сгущёнку, тушёнку, всякие вкусняшки и под управлением классного руководителя и физрука или военрука – кто трезвее будет, дня на три-четыре выходят на природу. Ножками, по горным и таёжным тропам.
– На ПРИРОДУ?!
– О, боже…
Как видите, активный обмен информацией проходил отнюдь не гладко.
В этой реальности большинство привычных для Вадима понятий были либо безвозвратно утрачены, либо отнесены к категории замшелых архаизмов, не имеющих чёткой смысловой нагрузки.
– Так… Ладно, дети-то у вас есть?
– Конечно.
– Чем они занимаются?
– Ну, как обычно, учатся, тренируются, работают…
– «Работают»?!
– Да, обязательная трудовая повинность. На лёгких работах, понемногу.
– Ну ладно, пусть работают… Хотя… Хм… А такое понятие, как «выходные», у вас есть?
– Конечно.
– Ну вот, уже лучше. Бог с ней, с Природой… Но хоть какие-нибудь рекреационные зоны у вас есть?
– Рекре… где?!
– Так, ясно. Хорошо, давайте подумаем, куда можно направить ваших киндеров на реабилитацию – чтобы было наглядно…
Бойцов звали Витя и Олег, но Вадим пока что не научился их различать.
Оба молодые, пожалуй, младше Вадима, среднего роста, крепкие, стриженные под машинку, а цвет волос и глаз в специфическом освещении местных интерьеров вот так, с ходу, определить непросто, это надо сидеть рядом и откровенно пялиться на человека. Одеты и экипированы одинаково, как и все прочие местные военные: камуфляж, кепи, ботинки с высокими берцами, снаряжение, оружие. В общем, не сказать, что совсем уж близнецы, но похожи так, что с непривычки не разберёшь, кто Витя, а где Олег.
– Нет, как-то всё это непонятно. Если учитель в выходной соберёт ребятишек и поведёт… ну куда там… ну, хотя бы в Нейтраль – прогуляться…
– На этом все турпоходы и кончатся, – поддержал второй боец. – Этого учителя за такие выкрутасы бегом отправят в рудники. И тех, кто через шлюз их пропустил, – тоже. У вас ТАМ что, в самом деле детей водят куда попало? Или у вас их так много… что и не жалко?!
– Ну, я не знаю, как это вам объяснить… В общем, либо поверьте на слово, либо считайте, что это сказки такие, смешные…
– Нет, в самом деле, как так можно?
– Отстаньте от парня, – приструнил любопытных бойцов Мусаев. – Человек с дороги, не освоился ещё – не грузите. Маршрут будет долгий, успеете ещё пообщаться.
– Да вас расстрелять мало за такую халтуру! – раздался из тоннеля дежурный вопль Говорова. – Вы почему такие криворукие?!
– Кстати, насчёт долгого маршрута, – Панин озабоченно посмотрел на часы. – Похоже, Саша основательно увяз в проблеме. Сейчас поубивает техников и сам будет варить. Может, под шумок удерём потихоньку?
– Да ну, не по-людски так, – покачал головой Мусаев. – Сейчас решим…
Сержант жестами привлёк внимание Говорова.
Лейтенант подбежал, зло кривя лицо и матерясь сквозь зубы.
Сержант без лишних слов постучал ногтем по циферблату древних «Командирских» часов.
Далее последовала красноречивая пантомима.
Говоров кивнул, дёрнулся было к левой оконечности перрона, затем оглянулся, задержав взгляд на беспутной баррикаде, и замер на месте с выражением тупого отчаяния на лице.
– Саша, занимайся делами, – подсказал Мусаев. – Мы сами выйдем.
– Без меня вас не выпустят из шлюза, – неуверенно заметил Говоров.
– Выпустят, – уверенно заявил Панин. – Скажем, что ты разрешил.
– Ну, если только так…
Прощались, словно убывали в долгое путешествие, длиной в годы. Говоров крепко обнял каждого, включая Вадима, и подозрительно надтреснутым голосом напутствовал:
– Чтоб вас краулеры сожрали.
– Взаимно! – дружно ответили все, кроме Вадима.
Вадим с некоторым опозданием понял, что это местный аналог «ни пуха ни пера…».
Согласитесь, неожиданная формулировка. Не сразу и сообразишь, что ответить.
Спустились с перрона, обогнули отбойник и пошли по тоннелю влево от станции. Враги приедут справа, поэтому в восточном тоннеле и варят баррикаду, а левое ответвление ведёт к шлюзу, за которым начинается перегон до Старых Рудников.
Когда заходили в тоннель, Вадим обернулся.
Говоров стоял на перроне и смотрел вслед уходящей группе.
В экономном свете крайнего плафона выражение лица разобрать было сложно, но эмоциональный Говоров запросто мог служить в каком-нибудь театральном училище методическим пособием по курсу житейской пантомимы.
Вытянутая шея, незавершённое движение руки, застывшей в прощальном жесте, наклон корпуса на запад, по вектору движения группы…
В общем, все совокупно взятые детали жестикуляции лейтенанта, вся его сиюминутная поза отчаянно свидетельствовали о глубокой печали и предвкушении множества грядущих гадостей.
В западный тоннель сейчас уходили два важных и нужных человека: наставник, старый мудрый воин, а также друг детства, прекрасный технический специалист и опытный учёный.
Люди, которые здорово пригодились бы и в авральной работе, и в предстоящем тяжёлом бою.
В общем, они уходили, эти вредные люди, а лейтенант оставался. И на плечах его был весь захваченный сектор: баррикада, коллекторы, оборона, аварийные работы, люди – и так далее и тому подобное, и вообще все глобальные проблемы, связанные с этой сиюминутной диктатурой.
Странно, но расслабленному Вадиму, который знал этого парня не больше часа, вдруг стало его искренне по-человечески жаль.
Это же такие заботы и ответственность!
Не хотел бы он сейчас оказаться на его месте…
Перегон от станции до шлюза был коротким и ничем не примечательным.
Судя по основательному отбойнику и ржавым рельсам, здесь давным-давно не было движения. Воздух затхлый, застоявшийся, пахло окалиной, как будто где-то неподалёку плавили металл.
Стационарное освещение отсутствовало, один из бойцов светил фонарём, остальные экономили, рассматривать тут особо было нечего, опасаться пока что некого.
Метрах в двухстах от перрона обнаружили ручей, вытекавший из трещины в тюбинговом кольце и вольготно струившийся по тоннелю до ближайшего водостока.
– Бардак, – поругал бывших хозяев Мусаев. – Ладно, не пользуетесь, но следить-то надо! Тем более, в двух шагах от станции. Так и до обвала недолго…
Впереди мерцал свет: перед шлюзом горели три плафона, такие же тусклые, как на перроне.
Шлюзовая площадка была немногим шире тоннеля. Бетонная коробка, наискосок дополнительный рельс, по которому отъезжает створка шлюзовых ворот, справа забаррикадированный изнутри стальным листом дверной проём.
Сама дверь, с вмятинами от пуль и неровно обрезанная автогеном, валялась рядом. Вот и всё, больше здесь ничего не было.
Мусаев принялся стучать по листу кулаком, неспешно, размеренно, словно зная, что откроют не сразу.
Действительно, открыли не сразу, но без опаски, даже не уточнив, кто это тут ломится. Лист со скрежетом отъехал в сторону, в дверном проёме возник молодой военный и с ходу обрадовался:
– О, Ильдар! На усиление к нам?
– Обязательно, – пробурчал Мусаев. – Всё бросили и пошли вас усиливать. Опознаваться не учили? А вдруг это реконы?
– Ну, если реконы с этой стороны, значит, вас там всех положили, – резонно ответил военный. – Тогда и нам тут недолго осталось, выкурят моментом… Куда собрались?
– На разведку, – Мусаев не стал откровенничать.
– А как насчёт…
– Говоров в курсе.
– Понял, – и никаких письменных подтверждений, – слова Мусаева было вполне достаточно. – Надо ролики смазать. Сто лет не открывали, приржавели к рельсе.
– А мотору не пофиг та ржа?
– Привод не работает. Как пришли сюда, первым делом проверили. Так что придётся ручками.
– Ну и бардачные же хлопцы! – возмутился Мусаев. – Раньше тут всё работало как часы. Это надо было постараться, чтобы так запустить Уровень…
В карауле на шлюзе было четверо бойцов. Технические специалисты отсутствовали, они сейчас нужнее в центре, поэтому восстанавливать поломку было некому, да и по большому счёту незачем. До сего момента никто отсюда выходить не намеревался.
Панин бегло оценил ситуацию. Пульт в лапшу, кабель обрезан по самый щиток, мотор отсутствует. Вердикт: для восстановления потребуется немало времени и ресурсов.
Сбегали на станцию за солидолом, обслужили ролики, потом всей толпой толкали огромную створку, которая весила, наверное, тонн десять.
Хорошо хоть мотовоз не надо гнать по рельсам, приоткрыли чуток, протиснулись в шлюз, повторили процедуру с внешними воротами.
Шлюз был длиной десять метров, и на всём протяжении в правой стене, это если встать по ходу движения от станции, тянулась узкая бойница, прикрытая регулируемыми изнутри бронестворками.
Если враг придёт со стороны Старых Рудников и сумеет уничтожить внешние ворота (во что верится с трудом), то разбираться с внутренней створкой ему придётся под кинжальным огнём караула и прибежавшего со станции усиления.
Пока возились, порядком взмокли.
– В принципе, такие дверки не рассчитаны на ручное управление, – отдуваясь, признал Панин. – Это явный сбой в алгоритме функционирования.
– Да какой там алгоритм, – усмехнулся Мусаев. – Приспичит, так и на руках эту дуру потащишь, не то что по рельсу толкать.
– Ну, это уже гипербола, конечно, – усомнился Панин. – Но принцип в общих чертах ясен.
– А вот ни фига и не гипербола, – возразил Мусаев. – Я помню, как этот шлюз переносили. Раньше-то он был прямо на станции, а после открытия Тринадцатого и Нашествия краулеров решили перенести. Так вот створки-то по «железке» довезли, это факт… Но кантовали их тут, устанавливали, ворочали – уже вручную.
– Верится с трудом, – покачал головой Панин, оценивающе глядя на створки. – Такая масса…
– Согласен, – кивнул Мусаев. – Технологию не знаю, не вникал, это надо старых инженеров спросить. Но факт – вручную ставили.
Мусаев договорился с начкаром по опознаванию и сигналам взаимодействия, на тот случай, если придётся экстренно возвращаться с полпути.
Затем помогли караулу закрыть внешние ворота – с внутренними парням придётся надрываться самим.
Створка с тяжёлым лязгом вошла в раму, глуховато пророкотал циклопический засов, задвигаемый с той стороны, и на площадке перед внешними воротами воцарилась тишина.
Впереди тёмный тоннель, позади монолитные ворота.
Если что-то случится в этом тоннеле и придётся во всю прыть мчаться обратно, с ходу в шлюз влететь не удастся. Открытие ворот будет долгим и мучительным, соответственно, шансы на спасение стремятся к нулю.
Пошли не сразу.
С минуту молча стояли, Мусаев светил во тьму тоннеля фонарём и слушал, приставив ладонь «раковиной» к уху.
Наш проводник Зоркое Ухо слушал музыку подземных сфер и вылавливал из неё нотки критически важной информации.
Интересно, что он там пытается услышать, в этом заброшенном мёртвом тоннеле?
Минута истекла, Мусаев, судя по всему, ничего опасного из тоннельной тишины не выудил, в один абзац довёл походный порядок и отдал приказ на выдвижение.
Группа удалилась от шлюза где-то на полсотни метров, и тут с Вадимом случилось Странное.
Да, именно так, Странное с большой буквы, ибо с ходу трудно дать этому правильное определение.
Видение, мираж, галлюцинация, причём сразу в четырёх сферах восприятия: картинка, звук, запах, осязание – этакое даже не 3D, а пожалуй, 4D, по всей площади сознания разом, с оттяжкой и зубовным скрежетом.
Гул ракетных сопел, нестерпимо яркое голубое свечение, концентрированный аромат озона и горелых тряпок, и отголосок адских мук заживо сжигаемой плоти…
В общем, где-то в двух-трёх километрах от шлюза включили конвертер, и вот же странность, Вадим, находящийся здесь, одновременно словно бы присутствовал при запуске.
Он видел двоих людей в спецовках, ворочавших тележку, слышал, как они негромко переругиваются, видел даже их лица, правда, смазанно, как в дымке.
Наваждение было недолгим, всего несколько мгновений, но всё это было так неожиданно и страшно, что Вадим громко вскрикнул, схватился за голову и рухнул на колени.
– Что случилось? Вам плохо?!
Панин ворвался в процесс с пол-оборота и устроил ритуальные пляски вокруг «объекта особой важности», с включением разом всех фонарей и направлением их на «объекта», развязыванием рюкзака дрожащими пальцами, лихорадочными поисками медикаментов и лавиной вопросов по сути происшествия.
– Не стоит, я в норме… – Вадим быстро пришёл в себя и поднялся с колен.
– Точно? Вы уверены?
– Точно, точно. Не надо никаких препаратов, я в порядке.
– Тебе что-то почудилось? – спросил Мусаев, пытливо глядя на Вадима. – Что-то странное?
– Ну, не знаю… Когда человека сжигают заживо под давлением в несколько тысяч атмосфер – это странное?
– А ты что, видел, как сжигают человека? – удивился Витя.
– Это я был тем человеком. Это меня сожгли в той ёмкости, не знаю, как там она у вас называется.
– Не понимаю, о чём вы, – растерянно пробормотал Панин, упаковывая рюкзак. – Это какая-то метафора?
– Как называется место, где я появился после Перемещения?
– В мусорке ты появился, – просветил Олег. – А конкретнее, в конвертере, прямо в топке.
– Ну так вот, вы меня сожгли в этом самом конвертере, – на Вадима вдруг накатила бесшабашная откровенность, придумывать что-то правдоподобное почему-то было лень. – А теперь этот конвертер включили, и я это увидел, и… гхм-кхм… почувствовал. Причём увидел так, словно опять попал в топку. Не знаю, как такое возможно, но это было так, словно был там и одновременно наблюдал со стороны.
Спутники Вадима озадаченно переглянулись.
– Слушай, но ты ведь живой-здоровый, стоишь рядом с нами, – пожал плечами Олег. – А как тогда мы тебя сожгли, я не понял?
– А почему сожгли? – заинтересовался Витя. – В смысле, понятно, что никто не жёг, но… как вообще такое получилось?
– Да просто я неловко пошутил, вот и сожгли, – признался Вадим. – Потом была реинкарнация или что-то вроде того. Надо сказать, до жути болезненная реинкарнация. Врагу бы такого не пожелал…
– Тяжёлый случай, – сочувственно заметил Мусаев. – Похоже, нашего парня при Перемещении где-то там как следует шарахнуло. Лёша, это как происходит, мгновенно или его там тащит через какие-то миры-измерения?
– На этот вопрос вряд ли кто-то может ответить, – сказал Панин. – Ибо всё это в области высоких теорий, которые очень не скоро будут иметь практическое подтверждение. Но в самом деле похоже на отсроченный постэффект Перемещения. В общем, доберёмся до Лаборатории, там во всём разберутся. Вадим, вы как себя чувствуете? Идти можете?
– Да в порядке я, – Вадим зевнул и потёр глаза. – Только немного в сон клонит. Может, в самом деле, такой вот странный постэффект. Такой… Аутентичный, что просто жуть.
– Вы точно в порядке?
– Точно.
– Ну и хорошо, – одобрил Мусаев. – Если в порядке, надо двигаться, мы и так на шлюзе кучу времени потеряли…
Походное построение сержант указал следующим образом: впереди шёл Олег; за ним, метрах в пяти, Мусаев – Вадим – Панин, с интервалом в полтора метра; и в замыкании, с отставанием в три-четыре метра, двигался Витя.
Путь освещал Олег, все прочие фонари не включали.
Поначалу такой режим освещения казался Вадиму неудобным.
Световое пятно плывёт впереди, прямо под ногами ничего не видно, взгляд прыгает со света во тьму, в результате через два шага на третий спотыкаешься об шпалы. Кое-где между шпалами попадаются вымоины, при малейшей неловкости чреватые травматичными последствиями, так что спотыкания такого рода не просто неудобны, но и опасны.
– Не следите за световым пятном, оно слепит, – подсказал идущий сзади Панин. – Смотрите чуть вперёд, угол зрения примерно сорок пять градусов. Так легче будет.
Вадим внял совету, и дело сразу пошло на лад: быстро адаптировался к полумраку, ноги «привыкли» к шпалам, запинаться перестал и даже принялся поглядывать на слабенько светящуюся стрелку компаса, пытаясь вычислить стороны света и направление движения группы.
Пригодится это или нет, кто знает, но освежить память не помешает. Спортивным ориентированием и туризмом баловался очень давно, всё успел основательно подзабыть.
Перегон от шлюза до руддвора составлял по протяжённости что-то около двух километров.
Помнится, Мусаев поругал нерадивых хозяев сектора за запустение на небольшом отрезке между станцией и шлюзом?
По сравнению с этим перегоном тот отрезок был просто детской площадкой образцового содержания.
Пока добрались до речки, Вадим насчитал три критических проседания свода, десятка полтора ручейков разной интенсивности, а также множество мелких прорех и откровенных дыр в тюбинговых кольцах, через которые сочилась вода.
На маршруте было несколько глубоких провалов, через которые вода убегала куда-то на нижние горизонты. Провалы обходили осторожно, для страховки все пропустили через карабины на поясах репшнур: эти зияющие чёрные скважины, жадно поглощавшие потоки воды, были достаточно широки, чтобы засосать человека.
В некоторых местах потолок проседал так, что приходилось идти пригнувшись. Удивительно, что ржавый тюбинговый панцирь выдерживал такую нагрузку и до сих пор не рассыпался на мелкие фрагменты.
Неплохо в атомной промышленности Союза делали тоннели, вроде на части рассыпаются, а всё ещё держат.
Речка – это даже и не преувеличение, она и в самом деле была речкой, ручейком уже не назовёшь.
В левой стенке зияла неровная брешь высотой немногим более метра и шириной метра три, из которой упруго струился мутный поток, пробегавший по тоннелю три сотни метров с востока на запад и уходивший примерно в такую же брешь в правой стене.
Поток сильно пенился и благоухал тухлыми яйцами, под сводами плавали клубы вонючего пара и мелкодисперсной взвеси, так что впору было подумать о противогазах.
Однако обошлись: сержант ничего по этому поводу не сказал, остальные тоже не сочли нужным проявлять инициативу.
На этом отрезке было заметное понижение уровня тоннеля, вызванное естественным прогибом профиля, и глубина тут была от… ну, скажем так, от гульфика до подмышек, так что ХЗ пришлась очень кстати.
Местами наблюдались невнятные воронки и бурление, группа шла с черепашьей скоростью, осторожно прощупывая каждый метр перед собой в перспективе возможных провалов.
– Когда-то тут было сухо и аккуратно, – печально заметил Мусаев. – Даже не капало нигде. От станции до руддвора на мотовозе за пять минут можно было домчаться.
– Да, такими темпами через год-другой в Старые Рудники с Северо-Запада уже не пройдёшь, – резюмировал Панин. – Всё завалит и затопит…
Реку преодолели без потерь и вскоре вышли к небольшой станции перед руддвором, сразу за которой виднелись руины шлюзовой камеры.
Группа встала. Комплекты ХЗ сняли и свернули, но упаковывать не стали, подвесили к рюкзакам на специальные тесёмки: Мусаев сказал, что надо будет сполоснуть, как только попадётся более-менее чистая вода.
После этого группа осталась на станции, а Мусаев отправился на разведку.
Шлюзовая площадка была точно такая же, как на выходе из Северо-Западного сектора, только без ворот.
По аналогии нетрудно было домыслить, что ворота стояли, но давно, в незапамятные времена, а потом их отсюда выдрали с корнем – грубо, в спешке и куда-то уволокли.
– Так это отсюда створки взяли? – озарился Вадим, рассматривая следы взрывных работ в том месте, где некогда располагались ворота. – Сержант сказал «со станции»… Я думал, с той станции, что в жилом секторе.
– А смысл? – пожал плечами Олег. – У нас обычно берут подальше, перетаскивают поближе.
– Да, мы постепенно сокращаем своё жизненное пространство, – констатировал Панин. – В данном случае шлюз перенесли поближе, чтобы не обслуживать перегон, которым никто не пользуется.
– Почему только в данном? – поправил Витя. – Сколько себя помню, на всех уровнях постоянно что-то переносят. Урезают, сокращают, переезжают. Бывает, целые сектора бросают.
– Да, это так, – согласился Панин. – Это происходит повсеместно, и это тенденция. Если так пойдёт и дальше, в скором времени на каждом уровне останется по одному жилому сектору в окружении руин и диких территорий…
Мусаев провёл разведку и дважды мигнул фонарём, показывая, что можно продолжать движение. Группа покинула станцию и направилась к южной оконечности руддвора.
В местном исполнении руддвор выглядел следующим образом: просторная выработка, сильно вытянутая с севера на юг, утыканная множеством металлических крепей-подпорок, уставленная проржавевшими шахтными механизмами и вагонетками и изрезанная вдоль и поперёк ржавыми нитями узкоколейки.
Нити эти убегали… так, раз, два, три… в итоге Вадим насчитал семь тоннелей, выходящих из руддвора в неведомую тьму, и в каждом была узкоколейка.
В сравнении с закованным в тюбинги тоннелем с «железкой» нормальной ширины, по которому группа пришла сюда, эти тоннели выглядели как недоношенные братцы богатыря-переростка. Проще говоря, были они ниже, уже и страшнее, даже на первый взгляд: какое-то необъяснимое чувство подсказывало, что не стоит в них углубляться.
И – вот же чудо чудное, диво дивное – весь руддвор и выбегающие из него тоннели густо заросли зелёным с легкой просинью ковром, испещрённым бурыми, а местами и красными подпалинами.
Группа пересекла руддвор и остановилась на привал в укромном уголке, неподалёку от входа в один из тоннелей с южной стороны.
Здесь была небольшая бытовка, то ли кладовка, сваренная из толстых листов металла. Несколько стоящих рядком вагонеток образовывали некое подобие баррикады. Между баррикадой и кладовкой был пятачок, на котором примостились две составленные под прямым углом металлические скамейки и очаг с треногой и цепью, на которой сейчас ничего не висело.
Мелкий уголь в очаге под влиянием сырости и времени превратился в чёрную кашу, и было понятно, что костёр здесь жгли очень-очень давно.
По поводу Юга тут буквально высекли в камне: рядом с кладовкой возвышался гранитный обелиск, на котором была грубо и глубоко выбита буква «Ю».
– Зачем обелиск с «Ю», если есть компас? – удивился Вадим.
– Тут встречаются аномалии, – пояснил Панин. – В некоторых местах компас сильно сбоит или вообще показывает неправильное направление. Поэтому повсеместно стоят ориентиры.
– Зачем тогда мне выдали компас?! Я тут, значит, иду, как дурак, добросовестно пытаюсь азимуты высчитывать…
– Всем выдали, – сказал Олег. – Порядок такой: выходишь за пределы сектора, возьми компас. Если знаешь, где нормальные зоны, а где аномалии, ориентироваться нетрудно.
– А если не знаешь?
– Мы знаем, – успокоил Мусаев. – Так что не надо ничего высчитывать, иди как умный. Хм… И вообще, пока ты с нами, пусть тебя это не волнует.
Скинули мешки, сходили по очереди «до ветру» в противоположный угол руддвора, потом присели отдохнуть, попили воды, немного поболтали.
Говорили вполголоса, почти шёпотом. Мусаев постоянно поглядывал в сторону ближнего тоннеля и прислушивался.
Здесь было тихо и даже уютно, насколько это возможно в таком месте.
В какой-то момент Вадиму показалось вдруг, что он в турпоходе. Глупость, конечно, вроде бы нет никаких поводов для таких сравнений, но…
Тихий уголок и очаг с треногой вызвали лавину ассоциаций из далёкого детства, и возникло чувство, что сейчас происходит нечто, уже пережитое тобой. Ностальгическое такое чувство, приятное, греющее душу. Потому что, когда это происходило много лет назад, было весело, интересно и крайне оптимистично. Беззаботное детство, вся жизнь впереди, мир огромен, прекрасен, и все тебя любят…
Если бы не благоухающие тухлыми яйцами комплекты ХЗ, напоминавшие о суровой реальности, было бы совсем здорово.
Да и здесь явно не хватало одного из главных туристических атрибутов.
– Может, костёр разведём? – мечтательно предложил Вадим.
– Замучаешься разводить, – усмехнулся Олег. – Надо сначала уголь высушить, а для этого нужен огонь. Горючки у нас нет, сухого угля нет, так что ничего не выйдет.
– А если дровишек насобирать где-нибудь поблизости?
– «Дровишек»? – хором переспросили Витя и Олег.
– Ой, извините. Дровишки – дрова то есть. Дерево, распиленное на чурки, чурки поколоты на поленья, в итоге – дрова. Только не говорите, что у вас нет древесины!
Фонарь горел, по обычаю, один, луч направлен в тоннель, так что переглядываться особого смысла не было.
Но аборигены всё же переглянулись, скорее всего, машинально.
– Увы, древесины у нас нет, – смущённо признался Панин. – Вообще дерево в наших краях – это раритет.
– Точно, – кивнул Мусаев. – На старых шахтах все деревянные крепи повынимали в своё время. Давно, я ещё пацаном был. Сувениры из них делали. Хм… Обвалов из-за этого было – немерено, половину маршрутов завалило.
– Жаль, – огорчился Вадим. – Костерок бы сейчас не помешал.
– «Костерок»… На будущее, если ты в рейде, жечь ничего нельзя, – предупредил Мусаев. – Особенно если тяга по ходу движения: дымом будет вонять за километр.
– Это вроде сигнала для реконов: «Ребята, мы здесь»! – поддержал Витя. – Ты вообще про маскировку когда-нибудь слышал?
– Не наезжай, – урезонил подчинённого Мусаев. – У них ТАМ всё тихо-мирно было, какая на фиг маскировка?
Туристическое наваждение схлынуло так же внезапно, как и возникло.
Какой, к дьяволу, туризм? Природа уничтожена, Поверхность непригодна для жилья, человечество практически убито, уцелевшие ютятся под землёй, как кроты. К тому же умудряются ещё и воевать друг с другом. Солнца нет, неба нет, повсюду проржавевшие тоннели, готовые в любой момент обрушиться тебе на голову, и шахтный ландшафт, заросший какой-то мохнатой дрянью…
– Кстати! – вспомнил школьный курс Вадим. – Тут же света нет!
– Очень ценное наблюдение, коллега, – похвалил Панин. – Здесь действительно нет иного света, кроме того, что мы принесли с собой.
Военные дружно хмыкнули.
– Да нет, это я про зелень, – Вадим широким жестом обвёл территорию руддвора. – Как оно тут растёт, без света? Вы что, вывели уникальную флору, которая обходится без фотосинтеза?
– Увы, это не мы, – в голосе Панина звучало смущение, словно ему пришлось признаться в профессиональной несостоятельности. – Человеку такое не под силу, ибо это противоречит ныне действующим Законам Природы.
– «Ныне действующим»? То есть это что-то такое совсем древнее, что оно появилось, когда на Земле работали какие-то другие законы?!
– Возможно и так.
– Ого… А это вообще что – мох? Вон там, смотрю, чуть ли не кусты растут…
– Это лес, – компетентно заявил Олег.
– «Лес»? Ты ничего не путаешь?
– Лес, лес, – подтвердил Витя. – Основа жизни.
– Странно…
– Нет, мы знаем, что у вас ТАМ был другой лес, из дерева. Проходили в детстве по Истории Погибшего Мира. Ну а у нас вот такой лес. И это реально основа жизни.
– Слушай, а у вас ТАМ правда росло дерево выше тоннельного свода? – живо заинтересовался Олег. – Ильдара спрашивали – он ТАМ ещё родился, но он маленький был, не помнит.
– Не помню, – с сожалением развёл руками Мусаев. – Знал бы, что такая беда получится, обязательно запомнил бы, и лес, и много чего другого…
– Не дерево, а деревья, – сказал Вадим. – Да, выше этого самого свода. Гораздо выше. Представьте себе бескрайние просторы сибирской тайги. Миллионы гектаров могучих деревьев… Вы тут про стариков упоминали. Они что, не рассказывали вам про лес?
– Рассказывали, – кивнул Мусаев. – Но они, эти старики, чудные. Такие сказки рассказывают, что с трудом верится. Особенно когда подопьют немного…
Вадим попросил в двух словах объяснить, что это за «лес» такой, откуда тут взялся и почему растёт без света.
Панин при поддержке местной аудитории закатил короткую лекцию.
«Лес» – выражение просторечное, можно сказать, народное.
Научного названия ему пока что не придумали, поскольку это сложный симбиоз мхов, лишайников, микроорганизмов и насекомых, родом с Тринадцатого Уровня. Растёт в любом месте, где посадят, хоть вырви клок и брось в голую выработку, через месяц там будет зелёная колония с бурыми подпалинами. Приживается практически на любой поверхности, кроме металла, не любит бетон и гранит, но вполне комфортно чувствует себя на отвалах урановых рудников и в прочих техногенных помойках.
В местной учёной среде есть две версии происхождения «леса»: реликтовая и внеземная.
В пользу каждой версии существует масса веских аргументов, но ни одна пока что не вышла на позицию явного доминирования, ввиду незначительного, по учёным меркам, возраста «открытия» и малых сроков и объёмов исследовательской деятельности.
– То есть либо это очень древний вид флоры, либо… Либо этот лес притащили пришельцы из Космоса?
– Вполне возможно. Из Космоса или… – Панин слегка замялся, словно ему было неловко за такой ненаучный подход к теме разговора. – Гхм-кхм… Из каких-то иных миров.
– В смысле, из других измерений?!
– Вполне возможно.
– Вот это да… Вы серьёзно?!
– Совершенно серьёзно.
– Обалдеть… Типа, мох из Сигила… Прямые поставки с Аллеи Опасных Углов…
– Откуда, простите?
– Да нет, это так, вспомнилась игра одна… А почему этот ваш «лес» – «основа жизни»? Типа, «лёгкие подземного мира»?
– Нет, наши «лёгкие» – это система регенерации воздуха, – усмехнулся Панин. – Это в самом деле наша фирменная разработка, уникальная во всех отношениях, и тут мы вполне обходимся без «леса». Но в просторечной терминологии про «основу жизни» есть немалая доля истины. «Лес», по большому счёту, – это базис нашей пищевой цепочки и богатое лекарственное сырьё.
– Его кто-то ест, этот «лес»?
– Краулеры его едят, – заявил Олег.
– Краулеры жуков едят, – поправил его Витя. – И вообще, любое мясо жрут. Ты что, все занятия по биологии проспал?
– Сколько раз видел, когда разделывали краулеров, как из кишок у них клочки «леса» вытаскивали!
– Да это прицепом попало, когда краулер жуков жрал!
– Не спорьте, – урезонил военных Панин. – Одно другому не помеха. В «лесу» живут и размножаются сотни различных микроорганизмов и десятки видов насекомых. Разумеется, они там не от сырости заводятся: краулеры разносят фрагменты леса с Тринадцатого Уровня, а там множество спор и личинок.
– Краулеры разносят «лес»? Целенаправленно?
– Возможно.
– То есть у них есть интеллект?
– Возможно. Однако до сих пор неясно, это целенаправленное движение или всё происходит случайно во время кормления.
– В общем, краулеры питаются насекомыми, а человек питается краулерами.
– Верно. Так что народное утверждение некоторым образом обосновано.
– Так… А если этот «лес» – реликт, или пришелец, то козявки в нём…
– Тоже реликт или пришелец. Совершенно верно.
– Очень интересно. А вот эти краулеры…
– Про краулеров – на следующем привале, – прервал лекцию Мусаев. – Пора выдвигаться, мы уже и так отдыхаем больше положенного…
По тоннелю с узкоколейкой двигались в том же порядке: впереди Олег с фонарём, за ним с небольшим интервалом Мусаев – Вадим – Панин и в замыкании Витя.
В тоннеле на удивление хорошо пахло.
Запах напоминал аромат свежескошенной травы на прогретом июньским солнцем лугу, хотя ясно было, что никто тут сроду ничего не косил. Этот аромат действовал расслабляюще, навевал приятные мысли и некоторым образом даже убаюкивал.
«Лес» покрывал пол, свод и стены тоннеля густым плотным ковром, который скрадывал шаги и гасил звуки, и получалось, что группа двигалась практически бесшумно, слышно было только постукивание неплотно увязанной скатки ХЗ об рюкзак Вадима.
Это постукивание Мусаеву не понравилось, хотя такой незначительный шум вряд ли мог быть демаскирующим фактором. Тем не менее сержант остановил группу, и Панин, идущий следом за гостем, закрепил скатку плотнее, чтобы не стучала.
Двинулись дальше, и теперь было совсем тихо: создавалось такое ощущение, что группа плывёт по напоенному травяным ароматом руслу диковинной зелёной реки.
Тоннель был низкий, местами Вадим задевал головой мохнатый покров на своде. И хотя во время путешествия за шиворот ни разу ничего не упало, фрагмент лекции насчёт «десятки видов насекомых» возбуждал нездоровые иллюзии. Вадиму казалось, что «лес» кишит зловредными бикарасами и от их активной жизнедеятельности весь покров постоянно шевелится и местами даже вспухает, словно ходит ходуном.
Разумеется, всё это было не более чем игра воображения, что тихонько подтвердил идущий сзади Панин.
– Не пугайтесь, если будет что-то мерещиться.
– Что именно?
– Иллюзия движения, изменение объёмов и прочие пространственные метаморфозы.
– Не пугаюсь, но… уже мерещится. Это «лес» так шалит?
– Да, некоторые симбионты выделяют транквилизаторы и галлюциногены. Эти вещества не являются ядовитыми, но… спать в «лесу» категорически не рекомендуется. Особенно в одиночку.
– Почему?
– Можно не проснуться. В истории К‑55 есть немало печальных примеров, когда люди навсегда засыпали на ароматном ложе. Видите ли, все живые существа, кроме самих симбионтов, являются для «леса» кормом.
– А краулеры? Они же вроде как питаются «лесной фауной»?
– У них иммунитет к этим гибельным ароматам.
– Ясно…
Через десять минут движения Мусаев остановил группу и тихо скомандовал:
– Лёша – «ухо».
Панин достал из кармана прибор, похожий на мобильный телефон, присоединил к нему небольшой щуп на проводке и воткнул этот щуп в устилавший дно тоннеля пружинистый покров.
Все замерли, перестали шевелиться и даже как будто стали дышать через раз.
Повинуясь командной реакции, Вадим тоже застыл на месте, с любопытством глядя на маленький экран, на котором была видна монотонная серо-зелёная рябь.
– Отомри, – скомандовал Мусаев спустя минуту. – Всё чисто, продолжаем движение.
– Сейсмодатчик? – тихо поинтересовался Вадим.
– Совершенно верно. Вы имели дело с такими устройствами?
– Нет, но по логике догадался… Мы боимся землетрясения?
– Мы боимся людей. С этим прибором у нас больше шансов первыми обнаружить присутствие врага.
Шли спокойно, без рывков, периодически останавливаясь на развилках и перекрёстках «послушать» тоннель. Затоплений и обвалов по пути не попадалось, и вообще, в сравнении со страшным перегоном между шлюзом и руддвором этот наглухо заросший лаз казался туристическим маршрутом.
Привыкнув к режиму движения, Вадим стал поглядывать на компас, пытаясь определить, есть тут аномалия или нет.
Стрелка компаса тускло светились в темноте и на непросвещённый взгляд вела себя вполне пристойно: вяло крутанётся по дуге, немного «погуляет» и останавливается всё время в одном направлении.
Никто, кроме Вадима, направлениями не интересовался (похоже, у всех прочих компасы вообще лежали в рюкзаках), так что спрашивать, как это выглядит, когда «сбоит» и реагирует на аномалию, было вроде как неловко.
Наверно, стрелка скачет или бегает по кругу… Надо будет улучить момент и как-нибудь на привале поинтересоваться у Панина.
Следующий сеанс прослушивания устроили на перекрёстке, в общих чертах похожем на все те места, где останавливались ранее.
Следует заметить, что местные шахтные интерьеры не баловали разнообразием: повсюду «лес», монотонные тоннели и, как печальные памятники техническому гению умирающего Человечества, небольшие островки проржавевшего железа, не тронутого всепобеждающей реликтовой (или внеземной?) флорой.
Здесь был небольшой зал прямоугольной формы, вытянутый по вектору движения. Вправо и влево убегали тоннели, ничем не отличавшиеся от того, по которому пришла группа. Из «памятников» присутствовали четыре вагонетки, низкая эстакада с подъёмником и почти сплошь затянутая «лесом» каморка с двумя распределительными щитами.
В каре вагонеток, как в почётном карауле, возвышался гранитный обелиск с глубоко высеченной буквой «С». Создавалось такое впечатление, что кто-то специально обложил камень железными тачками, чтобы тот не зарос лесом.
– О! «Север», – успел вставить словечко Вадим, пока Панин готовил к эксплуатации прибор. – А там был «Юг». Почему так?
– Там в каждом углу стоит по камню, – просветил Мусаев. – Со всеми сторонами света. Двор большой, мы сидели в южном углу, остальные ты не видел.
– А…
– Всё, замерли. Слушаем…
Пока стояли и слушали, Вадим, уже привыкший к однообразной ряби на экране прибора и не ожидавший увидеть там что-то новое, решил развлечься вычислением азимута.
И вдруг с удивлением обнаружил, что стрелка показывает не на обелиск с буквой «С», а градусов этак на шестьдесят восточнее.
Потряс, покрутил компас – результат тот же. Стрелка вела себя респектабельно, как и раньше, не суетилась и не дёргалась, но упорно показывала на восток.
Так, ну и чему верить? Это аномалия или обелиск неправильно поставили?
– Отомри, – привычно скомандовал Мусаев по истечении минуты. – Чисто, двигаемся дальше.
– Есть вопрос по сторонам света… – начал было Вадим.
В этот момент Олег направил луч фонаря в правый тоннель.
Световое пятно выхватило из тьмы некую чудовищную тень, которая никак не могла быть деталью однообразного тоннельного ландшафта.
Скажите, у ландшафта могут быть клешни, шевелящиеся усы-антенны и множество ног?!
– Там! – хрипло вскрикнул Вадим. – ТАМ!!!
Страшная тень мгновенно исчезла, как будто её и не было. В освещённой лучом фонаря части тоннеля зияла аккуратно оправленная в зелёную бахрому пустота.
– У вас опять видение? – всполошился Панин. – Вам плохо?
– Вы не поверите – я видел чудовище! – Вадим ткнул пальцем в тоннель. – Вон там!
– Какое, на фиг, чудовище? – Олег пожал плечами. – Это всего лишь краулер.
– Там был краулер? – уточнил Панин.
– Был, – подтвердил Олег. – Замер, сволочь, а как попал в свет, сразу удрал.
– Ну, слава богу, – облегчённо вздохнул Панин. – А то я уже подумал было, что это система.
– А вас не беспокоит, что тут в двух шагах бегает такое чудище?
– Да бог с ним, с чудищем! Меня гораздо больше беспокоят эти ваши галлюцинации или видения. Второй раз за четыре часа, это, согласитесь, уже похоже на систему.
– А это нормально, вообще, что тут шарахается такое огромное… эмм… существо? Оно же может напасть на нас!
– Огромное, это какое? – заинтересовался Мусаев.
– Ростом с человека!
– Там что, реально был такой краулер? – удивился Мусаев.
– Да нет, нормальный краулер, обычных размеров, – успокоил Олег. – Это ему просто со страху показалось.
– Вадим, по тоннелям бегают краулеры не более тридцати кило, – просветил Мусаев. – Это «рабочие», или «разведчики». Те, что больше, безвылазно сидят в логове, сторожат матку. Так что встретить в тоннеле краулера выше полметра в холке – нереально.
– Питбуль вообще килограммов двадцать весит, – парировал Вадим. – А любого человека порвёт бегом, даже сильного и хорошо тренированного. Одними зубами! А у ЭТОГО я видел неслабые такие клешни, да и двигается он очень шустро, так что…
– Питбуль – это кто?
– Это собака. Вы в курсе, кто такие собаки?
– Собаки – звери погибшего мира, – тоном заправского отличника выдал Витя. – Проходили в школе.
– У питбуля какие поражающие элементы – зубы и когти? – уточнил Олег.
– Зубы, – сказал Вадим. – Зато какие зубы! Смыкание челюсти – под пятьдесят атмосфер.
– В смысле, пятьдесят килограммов на квадратный сантиметр? Это впечатляющий результат, – заметил Панин. – Но краулер тоже неплох. Мощность клешней у краулера никто не измерял – в научном плане это не имеет смысла, – но ногу человека в бедре перекусывает одним щелчком.
– Помимо клешней краулер атакует двумя парами рабочих ног, – добавил Мусаев. – Причём бьёт так быстро, что увернуться почти невозможно. Разве что, если успеешь предугадать атаку. На каждой рабочей ноге выдвижной хитиновый коготь, типа зазубренного копья, да ещё с крючком таким, он и бьёт им и по любым стенкам лазит, цепляется. Вот так примерно это работает…
Сержант достал из чехла на поясе выкидной нож, щёлкнул кнопкой – выскочило короткое изогнутое лезвие. Щёлкнул ещё разок, лезвие убралось обратно в рукоять.
– Наглядно, – кивнул Вадим. – То есть когда просто бегают, коготки внутри, а когда надо – выпускают?
– Точно. Если ломается, бегом отрастает новый. Вообще они очень хитрые, эти краулеры. Они бесшумно двигаются, не засекаются «ухом» и умеют притворяться «лесом».
– Это как?
– Это такая форма мимикрии, – разъяснил Панин. – Краулер серый с прозеленью, практически бесцветный, с неяркими пигментными пятнами преимущественно бурого оттенка. Когда неподвижен, на фоне «леса» практически невидим. Обычно обнаруживают, когда светят фонарём и особь отбрасывает тень.
– В общем, краулер – отличный воин и разведчик, куда там вашему питбулю, – резюмировал Мусаев. – Так что, да, человека может убить почти мгновенно.
– И после всего этого вы тут спокойно стоите, в то время как эта тварь бегает в соседнем тоннеле?!
– Краулер не нападает на человека, – успокоил Панин. – Только как исключение, если близко подойти к кладке или загнать его в угол, где нет пути отступления.
– Так они что, разумные? В смысле, пытаются жить с людьми в мире?
– Безусловно, по-своему они разумны… – пожал плечами Панин. – Но насчёт «мира с людьми»… гхм-кхм…
– Да они давно бы сожрали всех, если бы не триммеры, – усмехнулся Мусаев. – Пока не придумали триммеры, все сидели взаперти и боялись нос высунуть за шлюз. Выходили только хорошо подготовленные и экипированные команды охотников.
– А что такое триммеры? – поинтересовался Вадим.
Пауза.
Смятение.
Цепная реакция:
– Оп-па, – ошеломлённо пробормотал Олег.
– «Оп-па» – не то слово, – поддержал Витя.
– О боже… – Панин изобразил в полумраке классический «фейспалм».
– Да, маленько недоглядели, – смущённо заметил Мусаев.
– «Маленько»?! – взвился Панин. – Да за такое «маленько» нас с тобой не то что в рудники, сразу к стенке ставить надо!
– А в чём дело? – обеспокоился Вадим. – Что такое триммер?
– Это вещь, которая всегда с тобой, – простецки заявил Олег, похлопав себя по груди.
– Триммер отпугивает краулеров, – компетентно дополнил Витя. – В учебнике ОБЖ есть примеры, что может случиться с человеком, если он выйдет за шлюз без триммера.
– «В учебнике», – передразнил Мусаев. – Я такие примеры в своё время десятками видел. Если не сотнями…
Панин, оправдывая общую ошибку, двинул прочувствованный спич по поводу «роковой обыденности».
С тех пор, как изобрели триммеры, их носят не снимая ВСЕ зарегистрированные обитатели К‑55. Это так же естественно и органично, как, допустим, не ходить в обществе голым. Любой вменяемый человек (не нудист в анклаве нудистов) носит одежду, а если не носит по какому-то недоразумению, социум немедля подскажет ему, что это неправильно.
Но одежду в местах проживания по разным причинам регулярно снимают, хотя бы для гигиенических процедур, а триммер – нет.
В принципе, триммер носят под одеждой, его отсутствие никто не обнаружит, и никаких официальных директив на этот счёт нет.
Однако тут директивы и напоминания не нужны: каждый житель К‑55 с детства знает, что лучше выйти сто раз голым, чем разок без триммера.
В первом случае над тобой посмеются, тебе будет холодно и некомфортно, но это не смертельно.
Во втором – сожрут, и глазом моргнуть не успеешь.
И это отнюдь не страшные сказки.
Добрая половина населения К‑55 – люди в возрасте Мусаева и старше – прекрасно помнит Открытие Тринадцатого Уровня, последующее за ним Нашествие краулеров и атмосферу ужаса и безысходности, царящую в подземной колонии, когда вездесущие неуловимые твари заживо жрали людей десятками и сотнями и от них нельзя было ни убежать, ни спрятаться.
Поэтому триммер носят не снимая, даже те, кто за всю жизнь ни разу не выходил за шлюз.
Помимо всего прочего в триммер «зашит» ID его владельца, и в ряде случаев он выступает в роли удостоверения личности.
Короче говоря, по местным критериям, человек без триммера – это нонсенс. Поэтому никто и не додумался проверить, есть он у Вадима или нет.
– Без триммера нельзя, – заявил Панин и решительно рванул застёжку комбинезона.
– Не дури, – остановил его Мусаев. – Ты у нас самый ценный кадр. Если с тобой, не дай бог, что-то случится, мы все загремим на рудники. Так что сделаем вот так…
Они немного поспорили по поводу героизма, идиотизма и сиюминутных приоритетов, в результате Мусаев снял свой триммер и передал Вадиму.
Прежде чем вступить в права временного владения, Вадим в свете фонаря внимательно рассмотрел жизненно важную вещицу.
Титановая цепочка, титановый жетон овальной формы, два с половиной на полтора сантиметра, толщиной в четыре миллиметра, на аверсе машинной штамповкой выбит личный номер «707», на реверсе «К‑55».
Вот это, пожалуй, было лишнее. Зачем выбивать на жетоне «К‑55», если обитатели колонии никогда не смогут покинуть её и выйти на поверхность?
Вадим с трудом надел триммер. Цепочка неразъёмная, без замка, еле налезла.
– А у вас большеголовые есть?
– Всякие есть, – хмыкнул Мусаев. – Цепь подгоняют под хозяина в любой мастерской.
Примечательно, что Витя и Олег даже не заикнулись насчёт того, чтобы принести свою безопасность в жертву непредвиденным обстоятельствам. Тендер разыгрывался строго между Паниным и Мусаевым, и то, похоже, сержант отдал свой оберег только потому, что учёный проявил опасную инициативу.
– Ильдар, если вдруг воевать придётся… как ты будешь без триммера? – с тревогой уточнил Витя.
– Да ты за меня не волнуйся, – успокоил Мусаев. – Я на краулеров охотился, когда этих вибраторов ещё и в помине не было. И ничего, как видишь, жив до сих пор. Тем более, идём в группе, если хотя бы у одного есть, этого достаточно.
– А если придётся удаляться от группы?
– Постараюсь не удаляться.
– Но…
– Всё, хватит болтать. Построились, двигаемся дальше…
Насчёт «вибратора» Мусаев был прав. Раз в несколько секунд жетон тихонько вибрировал, напоминая о себе, и поначалу было щекотно и непривычно.
Через три сотни метров встретилась ещё одна развилка, и группа уверенно свернула направо.
Вадим обратил внимание, что дорогу знает один Мусаев.
Перед каждым поворотом Олег односложно уточнял «куда?», и сержант указывал направление. При этом он ни разу не сверился с компасом и не заглянул в свою схему. И зачем, спрашивается, чертил, время тратил?
Невольно возникла мысль: как бы ему тут пришлось в одиночку, с неадекватно ведущим себя компасом и… без триммера?
Несмотря на расслабленное состояние, которое, кстати, постепенно сходило на нет, Вадима передёрнуло.
Брр… Хорошо, что я в надёжной компании и у нас есть такой опытный проводник. Одному тут было бы как минимум некомфортно, даже с триммером и полным спецназовским обвесом…
Вадим вспомнил, что неплохо было бы уточнить насчёт странного поведения компаса, но по обстоятельствам образовалась более актуальная тема, и он стал допытываться у Панина насчёт принципа работы триммера и особенностей поведения краулеров.
Учёный охотно удовлетворил любопытство гостя.
Говорил он негромко, и сержант не стал его одёргивать, хотя, помнится, в руддворе заявил, что лекция про краулеров будет на следующем привале.
Наверно, посчитал, что это жизненно важная информация, которую Вадим должен усвоить как можно скорее.
С краулерами обитатели К‑55 познакомились после открытия Тринадцатого Уровня.
Так же, как в случае с «лесом» и вообще со всем совокупно взятым Тринадцатым Уровнем, по поводу краулеров существуют две теории: реликт и внеземное происхождение.
Вне всяких сомнений, на Тринадцатым Уровне в глубоко доисторические времена было огромное подземное море. Потом это море исчезло, оставив после себя бескрайние лабиринты пещер, тоннелей и гротов, колоссальные запасы соли, а также агрессивную и неприхотливую флору, которая сейчас прижилась практически на всей не занятой людьми территории, и крайне жизнеспособную фауну, что едва не сожрала всю популяцию К‑55.
Нет, это не гипербола и не метафора. Неизвестно ещё, чем бы всё кончилось, если бы местные кулибины не изобрели триммер.
– Одну секунду, – перебил Панина Вадим. – А какое отношение инопланетная теория имеет к Тринадцатому Уровню, если там было подземное море? Тут явно выигрывает реликтовая версия, разве нет?
– Море там было, этот факт никто не оспаривает, – подтвердил Панин.
– Ну так и при чём здесь инопланетяне?
– Вам правда это интересно?
– Разумеется!
– Эмм… Понимаете, апологеты внеземной теории утверждают, что во времена гораздо более поздние на Тринадцатом похозяйничали гости из Космоса, или… ммм…
– Из других измерений? – живо подхватил Вадим.
– Возможно. Из Космоса, из иных миров – не суть важно. Главное, что это были внеземные сущности.
– «Были»?! То есть реально были, это доказано?
– Нет-нет, я же говорю, это всего лишь теория. Домыслы, вымыслы, предположения – не более того… Так вот эта теория утверждает, что и «лес» и краулеры вовсе не являются реликтами древних эпох, а доставлены сюда «гостями» в позднейшие времена.
– Для чего?
– Ну, например, для эксперимента. Или для создания базы в перспективе дальнейшего освоения и колонизации планеты.
– Интересно… А как они туда попали – из Космоса, и сразу на Тринадцатый? Почему не на Поверхность?
– Вопрос несложный, и я переадресую его вам, Вадим. Скажите, как вы попали с «Поверхности‑2014» – «Глубоко под землю‑2063», причём мгновенно, преодолев при этом полувековой барьер?
– Ого… Так вы намекаете, что…
– Никаких намёков! – Тут Панин решил окончательно соскочить с темы. – Видите ли, я всего лишь физик, причём далеко не теоретик – этим у нас занимается отдельная категория особо умных коллег, а самый что ни на есть практик, специалист по электротехнике.
– Очень хороший специалист, кстати, – похвалил Мусаев. – Можно сказать, гений.
– Ну, не гений, конечно, но кое-что умею, – скромно отказался от титула Панин. – Лично я равнодушно отношусь к обеим теориям и кипящим вокруг них страстям, поскольку привык работать с явлениями, имеющими практическое воплощение. Иначе говоря, с текущей реальностью.
– И какова она, текущая реальность?
– Реальность такова, что и лес и краулеры – это одно неразъёмное явление, два звена общей цепи, и независимо от происхождения они играют огромную роль в жизни К‑55, и с ними приходится считаться. Для меня, да и для большинства жителей колонии абсолютно не имеет значения, откуда они взялись, из Космоса или были тут миллионы лет назад. Главное – это их место в системе нашей жизнедеятельности…
Таким образом, учёный уклонился от обсуждения инопланетной версии и вернулся к краулерам и их повадкам.
А Вадим намотал на ус: что-то тут не так, с этой внеземной версией, если Панин не хочет обсуждать её принародно.
– Итак, вернёмся к нашим краулерам. Что такое краулер в формате жизнедеятельности подземной колонии?
– Краулер – это не только пуд высококачественного мяса, но и пять-семь килограммов ценного лекарственного сырья! – тоном ведущего кулинарного ток-шоу выдал Витя.
Панин подтвердил: совершенно верно, краулер в чистом виде, без учёта сложностей сосуществования с человеком, практически безотходный продукт. Мясо идёт в пищу, всё прочее на лекарственное сырьё. До эпохи триммеров краулеры сеяли повсюду ужас и смерть, а теперь они стабильно занимают одну из ведущих позиций в пищевой цепочке К‑55.
Из особенностей краулеров, пожалуй, следует отметить главное: коллективный разум и возведённая в абсолют доминанта выживания колонии. Имеется в виду не К‑55, а колония краулеров, в их отношении это вполне уместное определение.
– Проще говоря, любой краулер до последней капли крови будет защищать кладку, не дрогнет и не побежит, даже если враг будет заведомо сильнее.
– То есть они совсем бесстрашные?
Панин возразил, что «бесстрашные» – это нонсенс. Если представители какого-то вида перестанут избегать смерти, этот вид априори обречён на вымирание. Нет, тут речь идёт именно о доминировании выживания социума над личными интересами.
На практике это доминирование выглядит следующим образом.
Триммер генерирует сигнал, который дешифруется вегетативной системой краулера как «смертельная опасность». Краулер либо замирает на месте, «прячется», либо, будучи обнаруженным, бежит, стараясь удалиться как можно дальше от источника сигнала.
Если провести аналогию с системой восприятия человека, с некоторыми натяжками это можно сравнить с состоянием «от страха отнялись ноги» – ступором, либо «мчался сломя голову, вереща от ужаса» – паническим бегством. Характерно, что обе формы реакции не поддаются волевому контролю.
Но! Если подойди близко к кладке или к логову матки, краулеры мгновенно атакуют, игнорируя триммер. Атакуют, независимо от количества противников и даже при полном отсутствии шансов на победу в сражении.
Вот такая избирательная реакция на сигнал смертельной опасности.
– Да уж… Забавные зверушки, – резюмировал Вадим. – Не жалеете, что открыли Тринадцатый Уровень?
– Если бы не открыли, то с голоду бы умерли, – сказал Витя. – Говорят, у нас к тому моменту на складах НЗ оставалось тушёнки на пару лет всего. Правильно, Ильдар?
– Да, примерно так. Если бы перевели весь личный состав на голодный паёк, года три продержались бы.
– Так что съели бы запас – и всё. А теперь у нас нет проблем с мясом.
– Ага… За это мясо заплатили такую цену, что даже вспоминать страшно, – пробурчал Мусаев.
– Справедливости ради следует отметить, что это была аннексия со стороны людей, – сказал Панин. – Мы вторглись в царство краулеров, незваные, непрошенные, и с ходу проявили враждебность.
– Войну, что ли, объявили? – усмехнулся Вадим.
– Можно сказать и так. Исследовательская группа буквально свалилась в логово матки и с перепугу расстреляла её.
– Ну, матка у них страшная, так что немудрено, – добавил Мусаев. – Но – беззащитная. Хм…
– Так вот, матка ещё исходила в конвульсиях, и тут подтянулись стражи гнезда. Такое вот неудачное знакомство получилось. Отсюда всё и началось.
– Нет, не отсюда, – возразил Мусаев. – Они и раньше нашего брата с шахт таскали.
– Это досужие слухи, не более того, – небрежно отмахнулся Панин.
– Это не слухи, – уверенно заявил Мусаев. – Люди регулярно пропадали.
– И как краулеры могли пробираться на верхние уровни? Скажи ещё, что они порталы ставили!
– Порталы тут ни при чём. Но кое-где в шахтах есть колодцы…
– Что за колодцы? – заинтересовался Вадим.
– Сквозные дыры, до самого Тринадцатого.
– Это сказки, – неуверенно заметил Панин. – У нас народ много чего рассказывает, нельзя всему верить.
– Это не сказки, – твёрдо заявил Мусаев. – И мне это никто не рассказывал – сам видел.
– Да ладно!
– Вот тебе и ладно. Где-то через полчаса будем проходить мимо 2‑го Комбината, там рядом есть такое местечко.
– Что, прямо насквозь до Тринадцатого?!
– Именно так.
– Ничего себе! – возбудился Панин. – Покажешь?
– Нет, не стоит, – отказался Мусаев. – Место там больно нехорошее…
– Да ладно, Ильдар! Скажи честно: приврал для красного словца, никакого колодца там нет.
– Колодец есть, но ходить туда не стоит. Во-первых, реально место нехорошее. Во-вторых, получится небольшой крюк, придётся сойти с маршрута ненадолго.
– Ну так ненадолго же! Ильдар, да я потом никогда в жизни ТАКОГО не увижу! Ты что, не хочешь помочь науке?
– А что науке до тех колодцев?
– Как это что?! Да это реальное открытие! Я про те сквозные дыры с детства слышал и всегда считал, что это мифы и небылицы, наподобие Теней и Призраков…
– А что за Тени? – заинтересовался Вадим.
– Мифы и небылицы, я же сказал, – нетерпеливо отмахнулся Панин. – Ильдар, ну же! Ты что, мне не друг?
– Ладно, покажу, – сдался Мусаев. – Только близко подходить не будем. Издалека глянем и сразу назад…
Вскоре группа вышла к заброшенному рудному комбинату.
Комбинат располагался в огромной выработке, от края до края которой не везде добивал луч мощного фонаря, а средняя высота свода достигала семи метров.
Здесь была многоколенчатая конвейерная линия и несколько цехов с проржавевшими механизмами.
Вагонетки, узкоколейки, большой тоннель с «железкой» нормальной ширины: всё примерно так же, как и в прочих пунктах брошенного производства, что попадались ранее на маршруте движения группы.
На Вадима, порядком утомившегося от путешествия и переживаний сегодняшнего дня, эти однообразные картинки уже навевали скуку.
Выживать не надо, воевать не надо, думать не надо. За тебя всё делают и решают, иди себе да смотри кино… Но кино какое-то депрессивное и монотонное, быстро приедается.
Помимо профильного тоннеля с «железкой», здесь так же, как и в руддворе, были несколько недоношенных тоннелей с узкоколейками.
Ну и, разумеется, вся округа густо заросла «лесом».
– Нам туда, – Мусаев включил свой фонарь и показал лучом на один из тоннелей справа от входа в комбинат.
– А дыра где? – нетерпеливо спросил Панин.
– Там, – сержант перевёл луч влево. – Во-он тот ходок…
«Там», на противоположном конце выработки, виднелся какой-то дикий лаз, к которому даже не вела узкоколейка.
– Далеко идти? – уточнил Панин.
– Минут пятнадцать. Но…
– Что?
– Я тут давно не был… – Мусаев почему-то смутился, как будто долгое отсутствие в здешних местах можно было поставить ему в вину. – В общем, есть вариант, что там всё обвалилось.
– Пятнадцать минут ничего не решают, – оптимистично заявил Панин. – А если будет обвал, просто развернёмся и потопаем на маршрут. Верно?
– Верно… – Голос сержанта звучал неуверенно.
Вадим с удивлением посмотрел на опытного воина.
Странно, но сержант, похоже, боялся идти к этой загадочной дыре, которую так жаждал лицезреть воочию молодой учёный.
– Ну так, чего ждём? Пошли!
– Привал три минуты, – угрюмо скомандовал Мусаев. – Попьём, лес спрыснем, потом уже пойдём.
Немного передохнули, попили, спрыснули.
Вадим хотел подвесить флягу к карабину на поясе, чтобы каждый раз не развязывать рюкзак, но Мусаев не разрешил.
– Говоришь, ТАМ частенько в походы хаживал?
– Не так чтобы уж совсем частенько, но доводилось.
– С водой там проблем не было?
– Да ну, какие проблемы? Енисей рядом, ручьёв, родников, озёр, речушек разных полно.
– В общем, здесь с этим проблемы. Чистая вода только в жилых секторах и в особых местах, о которых не каждый знает. Поэтому воду экономим, пьём по команде, мелкими глотками. Это не потому, что жалко, просто впереди долгий путь. Кончится вода, придётся брать местную, обеззараживать, чистить, это целое дело… А вкус у неё будет такой, что в рот не возьмёшь.
– Понял, – послушно кивнул Вадим и упрятал флягу в мешок.
И вроде бы всё было сказано правильно и по делу, но нетипичная для Мусаева ворчливая интонация выдавала смятение и нежелание идти к пресловутому колодцу. Сержант словно бы не на Вадима ворчал, а ругал себя: «Вот дурак-то, и зачем сказал про этот колодец, будь он неладен…»
Собрались, пошли в левый угол.
– Сюда?
– Да…
Это был даже не тоннель, если сравнивать с теми полостями, по которым группа перемещалась ранее, а именно «ходок» по шахтёрской терминологии.
Сержант так и сказал: «вон тот ходок». Просто узкая нора в человеческий рост, вырубленная в породе, и, что примечательно, совершенно не заросшая лесом. Чистая каменная стенка, без единой проплешины – норма для пещер без света в том мире, откуда изъяли Вадима, и своего рода аномалия среди здешних бесхозных ландшафтов, повсеместно заросших зелёным ковром.
По контрасту с микроклиматом обжитых лесом тоннелей здесь было непривычно сухо, а уже ставший естественным и обыденным травяной аромат сменился режущим нос запахом, похожим на горелую машинную отработку.
– Как-то тут… лысо… – растерянно заметил идущий впереди Олег. – Ильдар, это нормально?
– Не знаю, – пробурчал Мусаев, встревоженно принюхиваясь. – Смотрите в оба, слушайте внимательно…
Настроение сержанта быстро передалось всем членам команды, кроме Панина. Шли тихонько, чуть ли не на цыпочках, чутко прислушиваясь и зачем-то даже принюхиваясь.
С Вадима, словно бы по щелчку мастера-гипнотизёра, разом слетела расслабленность и беспечность, и нехорошо заныло под ложечкой, как бывает в предвкушении неведомой опасности, про которую сообщили, что она существует в природе, но забыли уточнить, где именно, как выглядит и в какой момент следует ожидать близкого знакомства.
Спокойно… Может, просто действие транквилизатора кончилось. А вообще, странный какой-то этот лысый ходок. И запах тут странный…
Судя по некоторым признакам, Олег и Витя испытывали примерно то же самое.
Один только Панин излучал всепобеждающий оптимизм и возбуждённо сопел в предвкушении судьбоносного открытия. Он пытался даже тихонько мурлыкать какую-то бравурную мелодию, однако этот приступ восторга Мусаев тут же пресёк – возмущённо кашлянул в формате «Лёша, ты совсем припух, или как?!»
Минут через десять впереди показалась основательная горка осыпавшейся со свода породы.
– О! – как будто бы даже обрадовался Мусаев. – Похоже, завал.
Увы (хотя для кого как!), полноценного завала не получилось. Всего лишь баррикада из крупных кусков породы, высотой метра в полтора.
В своде над баррикадой была приличная выемка, так что Олег без проблем перелез на ту сторону и сообщил:
– Чисто!
Преодолели баррикаду, пошли дальше.
Через пару сотен метров вышли в невысокую продолговатую пещеру, вытянутую несколько наискосок влево от входа.
Прямо и направо убегали ещё два узких ходка, а слева, в самом конце пещеры, виднелась воронка.
Приличная такая воронка, диаметром метра три, от стенки до стенки.
– Это оно? – затаив дыхание, спросил Панин.
– Угу… – буркнул Мусаев. – Вот он, колодец…
От входа к воронке шёл небольшой уклон, и Вадиму почему-то показалось, что ещё несколько шагов, и группа в полном составе покатится, как по скользкому льду, и упадёт в эту зияющую тьмой дыру.
Нет, никаких оснований для столь странных ощущений не было: дно пещеры каменное, шероховатое, сцепление отличное, да и уклон минимальный, но…
Но вот возникло такое ощущение, и всё тут.
И не у одного Вадима.
– Стоять, – скомандовал Мусаев, ухватив за руку направившегося было к воронке Панина. – Ни шагу дальше.
– А то что? – удивился Панин.
– А то булькнешь туда, и всё…
– И что теперь?
– Ничего. Смотрите. Слушайте.
Постояли у входа, направив лучи двух фонарей в конец пещеры, посмотрели, послушали…
Со стороны воронки чувствовалось заметное движение воздуха, можно даже сказать, что это был лёгкий ветерок, насыщенный тем самым ароматом, похожим на горелую отработку.
Помимо движения воздуха, из воронки доносился негромкий шумовой фон, состоящий из множества разных звуков неопределённого характера. Порой из этого фона выделялись звуки, до дрожи похожие на мучительный стон.
– Слышите? – прошептал Мусаев.
– Стонет кто-то? – предположил Олег.
– Акустический эффект, – уверенно заявил Панин. – Если отверстие в самом деле насквозь до Тринадцатого, при прохождении воздушного потока через такое расстояние столько всего наберётся, что…
Из воронки раздался басовитый звериный рёв, низкий, злобный, многообещающий…
– О! Тоже эффект? – шёпотом спросил Витя.
– Вне всякого сомнения, – заверил Панин в полный голос. – Ну что, я пойду, гляну…
– Стоять! – решительно приказал Мусаев.
– А, понял, понял – надо фалом обвязаться! – Панин торопливо вытряхнул из мешка моток репшнура. – Сейчас, один момент…
– Ты туда не пойдёшь, – заявил Мусаев, выдёргивая шнур из рук учёного.
– Не понял?! – по-детски обиделся Панин. – Что за маразм, Ильдар? На старости лет совсем из ума выжил?!
– Я сказал – нет.
– За каким чёртом тогда мы сюда топали, время зря тратили? Ильдар, ну не будь же ты таким занудой!
– Я тебе колодец показал? Показал. Теперь ты знаешь, что это не сказки. А к краю подходить не дам: вдруг засосёт.
– С чего бы это меня туда засосало?
– Ну, мало ли… В общем, ты туда не пойдёшь. Кто угодно, только не ты.
– А-а, вон оно что! – ядовито осклабился Панин. – Я же ведь такой, весь из себя важный и ценный для Человечества экземпляр! Ты за меня отвечаешь и всё такое, да?
– Да, Лёша, да! И не будь ребёнком, нечего там смотреть. Я тебе и так расскажу, без просмотра: воронка примерно тридцать градусов, с метр, дальше ровный гадкий ствол, и больше – ничего. Ни-че-го. Что там смотреть-то?
– То есть сам ты к краю подходил и смотрел, да?
– Ну… Это было давно, и один раз. После этого никогда больше не смотрел, смотреть не буду и тебе не дам.
– То есть если я, вопреки твоему запрету, туда пойду – ты что, меня силком остановишь?
– А как ты думал? Остановлю и поджопников выпишу, и свяжу, если потребуется. Но к краю подходить не дам.
– Господи, да что же ты за человек такой! – в отчаянии воскликнул Панин. – Ты не понимаешь, да? Мне надо ЭТО увидеть, чтобы достоверно описать. Если это на самом деле так опасно, я не имею права никого просить подойти к краю, меня ты не пускаешь, так что…
– Я пойду, – заявил Олег. – Я не такой ценный кадр, если со мной что-то случится, особой беды не будет.
– Ну, беда будет, конечно, – сказал Мусаев. – Но, да – Лёша один стоит всех нас вместе взятых, так что…
– Вот же маразм! – сокрушённо покачал головой Панин. – С каких это пор у нас люди стали делиться на ценных и не особо ценных?
– Лёша, они всегда так делились, просто ты не обращал на это внимания, – усмехнулся Мусаев. – Ты всё время наукой занят, тебе не до таких мелочей.
– В общем, я буду твоими глазами, – обнадёжил Олег. – Расскажу всё как есть, скрывать ничего не стану.
– Нет, это точно какой-то маразм…
– Хватит капризничать, – одёрнул учёного Мусаев. – Не хочешь – идём обратно. И так кучу времени потеряли, я уже жалею вообще, что заикнулся об этом колодце.
– Хорошо, пусть Олег идёт…
Олега обвязали двумя репшнурами, пропустив несколько туров вокруг пояса, и он направился к воронке.
Каждый фал страховали попарно: один держали Мусаев и Вадим, второй – Панин и Витя.
От пятачка перед входом до воронки было метров пятнадцать.
Никто не определял формат перемещения, не было никакого специального инструктажа, но Олег медленно двигался левым боком, приставными шагами, наклонив корпус вправо, как будто уклон был столь значительным, что он боялся поскользнуться и уехать в воронку.
По мере удаления Олега от входа возрастало состояние общей тревоги.
Все смотрели в сторону воронки, затаив дыхание, и как будто ждали, что сейчас произойдёт что-то страшное.
– Ильдар… Вот ты нагнал жути! – не выдержав напряжения, озвучил общее состояние Панин.
– Это не я, – покачал головой Мусаев. – Это место такое…
Наконец Олег приблизился к краю воронки, заглянул в неё и посветил фонарём вниз.
Мусаев и Витя, стоявшие в связках первыми, разом, не сговариваясь, натянули фалы.
– Эй, хорош назад тянуть, упаду ведь! – возмутился Олег.
– Рассказывай, – потребовал Панин. – Что видишь?
– Да в общем-то и рассказывать нечего, – доложил Олег. – Ствол вниз идёт. Гладкий. И всё.
– Гладкий? В смысле, рукотворный? Следы обработки, машинной проходки?
– Да чёрт его знает… Просто гладкий, никаких следов. Внизу тьма. Насколько фонарь добивает, вижу гладкий ствол, потом темно. В общем, пусто, нет там ничего. Хотя…
– Что?! – хором воскликнули Панин и Мусаев.
– Там… Там что-то движется, – надтреснутым голосом сообщил Олег. – Такое ощущение… В общем, как будто что-то медленно поднимается.
– Что поднимается? – всполошился Панин. – Кто поднимается? Что именно ты видишь?
– Да нет, ничего такого не вижу… Но есть ощущение, что там что-то шевелится и… Эмм… Ползёт наверх…
В этот момент фонарь Олега погас.
Раздался отчётливый страшный звук, похожий на мягкий объёмный хлопок, примерно так «Чаххх!!!»…
Воронка выплюнула сгусток затхлого плотного воздуха, который мгновенно трансформировался в тёмную фигуру, и пещеру затопила волна леденящего ужаса.
– А-а-а!!! – хором заорали страхующие и дружно бросились прочь, волоча на фалах упавшего Олега.
Две сотни метров преодолели в одно мгновение, баррикаду перемахнули, как будто её и не было.
Ломанулись было дальше, но движение застопорили репшнуры, в несколько туров обёрнутые у каждого вокруг запястья: Олег остался с той стороны и надёжным якорем удерживал группу от бегства.
Тут немного отпустило, схлынула волна ужаса, и к людям постепенно стало возвращаться самообладание.
Первым пришёл в себя Мусаев.
– Олежка?!
– Здесь, – раздался слабый голос из-за баррикады.
– Ну, слава богу…
Вернулись, перетащили Олега на эту сторону.
Он не шибко-то и пострадал при волочении, расшиб колено и ободрал локти, но явно был не в себе: смотрел в стенку выпотрошенным взглядом сомнамбулы и, похоже, не понимал, что с ним происходит.
На обращение, однако, реагировал адекватно.
– Ты как?
– Нормально.
– Где болит?
– Нигде. Всё нормально…
Между тем Витя, едва выломившись из состояния панического ужаса, сразу же перешёл в режим «война»: занял позицию на баррикаде и изготовился для ведения огня в сторону пещеры.
Убедившись, что Олег более-менее в порядке, сержант спросил у Панина:
– Ты как?
– Да вроде нормально, но…
– Что?
– Да так… Сумятица в голове, но в целом всё нормально.
– Злобы нет?
– А что, должна быть?
– Просто спросил. Убить никого не хочешь?
– Что за вопросы, Ильдар? А, понял! Я тебя понял… В порядке, в порядке, можешь не беспокоиться.
– Хорошо. Вадим?
– Всё нормально.
– Злобы нет? Убить никого не хочешь?
– Теперь нет.
– «Теперь»? А до этого хотел?
– Возле конвертера когда были… – неожиданно для себя признался Вадим. – Хотел всех вас замочить.
– За что? – удивился Панин.
– За то, что выдернули меня из моего уютного мира и перетащили в этот ад.
– Ну что ж… Нормальное желание, – поддержал Мусаев. – Если бы со мной так поступили, я бы тоже, наверно, хотел всех убить. Скажу больше, я бы завалил всех без разбора, как только представилась бы такая возможность.
– В общем-то это не мы вас сюда перетащили, – счёл нужным оправдаться Панин. – Но ваши чувства я понимаю… А сейчас, говорите, такого желания нет?
– Сейчас нет.
– Вы трезво оценили обстановку или прониклись к нам симпатией?
– И оценил, и проникся. Да, чисто по-человечески вы все мне симпатичны. Без вас мне тут не выжить, это факт. Ну и с вашей помощью я надеюсь добраться до Лаборатории и… попасть обратно домой. Надеюсь, это не утопия.
– Когда доберёмся до Лаборатории, я познакомлю вас с руководителем Проекта, – пообещал Панин. – Это человек, который лично жмёт на кнопки проектора, генерирующего портальное поле. Пообщаетесь, если желание не пропало – можете его убить.
– Плохая шутка, – не оценил Вадим. – От этого руководителя, как я понял, зависит успех и продвижение Проекта?
– Разумеется.
– И как я попаду домой, если убью его? Нет уж, пусть живёт и работает не покладая рук.
– Вот за это большое вам человеческое спасибо.
– Да пожалуйста. Я в общем-то не злой парень. Но я, не злой парень, хотел бы знать… Вы, вообще, с какой целью с проектором балуетесь? Или это секрет?
– Если не вдаваться в детали, то нет, это не секрет. Это идеология фракции, так что всё известно любому рядовому.
– И что это за идеология?
– Цель наша проста и понятна любому вменяемому человеку. Мы хотим создать портал в Прошлое, предотвратить Катастрофу и таким образом спасти Человечество.
– Ну… Звучит хорошо, но, на мой взгляд, несколько идеалистично. Ну и как успехи?
– Да вы всё знаете. На данный момент самый главный успех – это вы.
– Ладно, вижу, вы в порядке, посмотрим, что там у нас дальше… – Мусаев забрал у Олега автомат, передал Панину: – Подержи пока…
…Приблизился к ушедшему в глухую оборону Вите на расстояние вытянутой руки и зачем-то размял запястья.
– Витёк, ты как?
– В порядке.
– Точно?
– Точно.
– А с кем воевать собрался?
– Как это с кем?! От кого мы удирали?
– От себя, Витя, – подсказал Панин.
– Да ладно! Ты не видел там… эмм…
– Кого?
– Ну, в общем, там кто-то был.
– Это галлюцинация.
– Да ладно! Я своими глазами видел, как ОНО выскочило из колодца!
Мусаев с Паниным стали наперебой ласково убеждать Витю, что никто не выскакивал, и вообще всё это не более чем игра воображения.
Витя сначала упёрся и стоял на своём, но под давлением двух авторитетов в итоге сдался. Поверил не поверил – дело десятое, но воевать передумал и с баррикады слез.
Вадим мог поклясться, что тоже видел фигуру и слышал странный хлопок, предшествующий её появлению, но вслух высказываться не стал.
Он примерно понял, в чём дело.
– Я фонарь в колодец уронил, – неожиданно «проснулся» Олег. – Ильдар?
– Да?
– Спишем или сходим?
– И нырнём за ним на Тринадцатый? – хмыкнул Мусаев.
– Спишем?
– Спишем. У тебя запасной есть, так что обойдёмся.
– Спасибо.
– Тебе спасибо.
– За что?
– За то, что в здравом уме остался…
Обработали ссадины Олега, воздали вслух хвалу его удачливости и ловкости – при таком волочении неподготовленный человек мог бы расшибиться насмерть и как минимум потерять оружие и экипировку.
Панин вернул Олегу автомат, и группа возвратилась на маршрут.
По дороге любознательный Панин прозондировал ситуацию.
– Ильдар… А ЭТО случилось где-то здесь?
– Ты имеешь в виду с сыном? – Мусаев сразу понял, что имел в виду учёный. – Нет, это было в другом месте. Далеко отсюда.
– Хорошо. Извини, что спрашиваю. Если тебе неприятно, тогда свернём тему…
– Да ничего, я всё понимаю.
– Отлично. Ну тогда признайся честно. В прошлый раз, когда ты в колодец заглядывал… Так же всё получилось?
– Немного по-другому, но в общих чертах – да, примерно так же.
– Почему тогда не предупредил? Подшутить, что ли, хотел?
– Да в конвертере я видел такие шутки!
– А почему тогда?
– Ну, во‑первых, всё равно не поверили бы. Ты же меня за сказочника держишь, что ни скажу – «сказки», да «слухи», да «у нас народ много чего говорит»…
– Но ты в самом деле, бывает, такое завернёшь – что ни в какие ворота.
– Ну вот, видишь… Во-вторых, честно говоря, не ожидал, что опять так будет. Сколько лет прошло, думал, давно уже ЭТО прошло… выветрилось, что ли… нет, не так…
– В общем, ты полагал, что за давностью лет ЭТО уже не работает.
– Точно, так и полагал.
– Ясно… Ну и как ты думаешь, какова природа этого явления?
– Да бог его знает. Это вас, учёных, надо спросить, что это за колодцы такие и почему возле них такая фигня происходит.
– В смысле, галлюцинации и паника?
– Паника – ладно, это ещё полбеды. Но вот я тебе точно говорю, люди в этом районе пропадали регулярно.
– Почему в таком случае решёткой не закрыли или не завалили совсем?
– Хм… Потому что все закрыватели и завалисты удирали, вопя от ужаса. Примерно так же, как мы. Поэтому туда просто никто не ходил, и всё. Все знали: нехорошее место.
– А что насчёт постэффектов?
– В смысле?
– У всех бывает агрессия? Почему спрашивал насчёт злобы?
– А, это… Ну, у кого как, от человека зависит. Бывало, что в своих стреляли. Типа, там враг, а вы предатели, если не понимаете этого. Бывало, потом по нескольку месяцев очухаться не могли. Ходит человек, смотрит в пол, вроде всё понимает, отвечает, но в то же время как бы не в себе. Вроде как кто-то за него думает и решает…
– Контроль над разумом?
– Не знаю, контроль не контроль, но человек как будто спит на ходу, и ничем не вылечишь.
– Понятно…
– Ну а ты как думаешь, что это такое?
– Без системного анализа и всестороннего исследования делать выводы – ненаучно. Однако предварительная версия на уровне обывательских догадок у меня есть.
– Какая?
– При приближении к колодцу срабатывает некий триггер, который запускает сигнал психогенного характера, вызывающий у представителей нашего вида состояние не поддающегося волевому контролю первобытного страха…
– Лёша, давай проще.
– Проще говоря, это паническая атака. Человек, не помня себя от страха, со всех ног бежит прочь от источника сигнала. Какова природа сигнала – это уже другой вопрос, тут возможны варианты.
– Какие?
– А вот это уже не моя прерогатива. Доберёмся до Лаборатории, там есть специалисты как раз по таким вопросам.
– То есть люди бегут от колодца, как краулеры от триммера, – сделал вывод Вадим.
– О! – оживился Панин. – Интересная аналогия. Знаете, в этом что-то есть. Надо будет на досуге обдумать эту гипотезу.
– А мистику вы исключаете?
– Безусловно, – уверенно заявил Панин. – Я учёный, так что не понаслышке знаю, что все явления мистического характера – не более чем плод воображения очевидцев разных необъяснимых событий.
– То есть вы в принципе не верите в мистику?
– Разумеется, нет!
– А я верю, – тихо сказал Мусаев. – Тут порой такие вещи творятся, что хочешь не хочешь, а поверишь…