Книга: Зверь из бездны
Назад: 19 ИВОЛГА. РУБЕЖНИК ГРИНСОН
Дальше: 21 ИВОЛГА. КОРОНА С ЗУБЦАМИ

20
ИВОЛГА. «УГОЛОК ВАЛЬКИРИЙ»

Нет ничего хуже вынужденного безделья в разгар рабочего дня. Я вместе со Станом сидел в отведенном нам чьем-то пустующем кабинете, и правая моя нога непроизвольно подергивалась от нетерпения. Нам нечего было делать. Нам оставалось только ждать сообщений от местных «полов», вылетевших в Торборг и рыскающих сейчас по городу в поисках женщины, заставившей Ульфа Лундквиста уйти в монастырь с названием «поселок номер семь». Я жаждал немедленных действий, а приходилось сидеть и маяться, и поглощать кофе, который Стан то и дело таскал из находящегося этажом выше экспресс-бара. Стан рвался в бой не меньше меня, но помалкивал, бесцельно терзал комп и чертил на экране какие-то замысловатые объемные фигуры.
А до этого он показал мне изображение женщины-монстра, составленное по описанию Дэйва Гринсона и при его участии. Впечатление было не из самых приятных. Женщина была полупрозрачной (можно ли создать полупрозрачную биомассу?), она надвигалась из глубины экрана, медленно плывя над полом, а навстречу ей мчался зеленый луч инвертора. Очертания монстра стали расплывчатыми, движение замедлилось… Без сомнения, женщина-убийца реагировала на выстрелы — а значит, была существом материальным. Может быть, продолжай Дэйв Гринсон стрелять, он уничтожил бы чудовище?.. В любом случае, инвертор — не самое мощное оружие; уж с чем-чем, а со средствами поражения, уничтожения и разрушения у человечества всегда все было в полном порядке. С монстрами можно бороться — знать бы только, где они появятся в следующий раз, на кого будут нападать. Не раздавать же каждому для самозащиты по эф-пушке! На всех не хватит…
И все-таки главное — монстрам можно противостоять.
Я подготовил текст ордера на изменение меры пресечения Дэйву Гринсону, подкрепил его солидным обоснованием и включил в инфопакет, который должен был сегодня вечером уйти на Соколиную. Если Кондор согласится с моими доводами, то руководство Унипола официально обратится к полицейскому департаменту планеты-государства Иволга с просьбой освободить под залог сотрудника рубеж-управления Совета Ассоциации Миров, гражданина Иволги Дэйва Гринсона. Хотелось бы, конечно, чтобы Дэйв Гринсон был освобожден, но в глубине души я не очень надеялся на успех; как-никак, речь шла о подозрении в совершении убийства. По законам Иволги, в течение очередных двух суток рубежнику должны были предъявить обвинение…
В семнадцать двадцать три, когда мы со Станом уже чуть ли не лезли на стены опостылевшего кабинета, пришло сообщение из Торборга. Долгожданное сообщение. Имя… Адрес… Объемка… Код визио… Род занятий…
Гедда Горд — так звали женщину, заставившую Ульфа Лундквиста бежать из Торборга. Гедда Горд… Что-то неприступное слышалось в этом твердом имени: грохот волн, разбивающихся в мелкую водяную пыль о каменные утесы, стоящие непоколебимо и вечно…
— Лечу в Торборг, — сказал я, чувствуя, как охватывает меня азарт вперемешку с волнением. — Не вернусь, пока не встречусь с ней.
— Я с тобой! — встрепенулся Стан.
— И мы вдвоем будем с ней беседовать?
Стан преградил мне дорогу к двери и смотрел на меня чуть ли не умоляюще. Конечно, в Торборге он будет лишним, но обрекать его на продолжение маеты, а тем более отправлять назад, на Соколиную, просто не поднималась рука; возможно, верный путь находился совсем рядом.
— Лео, все-таки поиски организовал я. А теперь что, ты меня в сторону?
Я не удержался от того, чтобы не поддеть его:
— Это же объективный закон любого развития, Стан, а против законов, сам знаешь, не попрешь: предтечи готовят почву, проделывают предварительную работу, а потом приходит некто высший и пожинает плоды.
— Высший! — успокоенно фыркнул Стан, уловив по моему тону, что полетит вместе со мной. — Избранник жребия, дитя слепого случая. — Это он напоминал мне, как я стал руководителем «пятерки».
— Случай благоволит к достойнейшим, — парировал я с напускной надменностью. — Случай далеко не так случаен, как кажется на непросвещенный взгляд.
— Позволит ли господин Высший господину Непросвещенному распорядиться насчет авиакара? — разводя руки и приседая с поклоном, осведомился Стан.
— Ладно уж, доставим удовольствие Непросвещенному: распорядись. Но разговаривать с ней буду я, а ты, если хочешь, слушай по трансу. Кстати, одолжи у них два транса — себе и Высшему.
Стана как ветром сдуло из кабинета. Не прошло и десяти минут, как мы с ним стартовали с площадки у здания полицейского управления и наш легкий скоростной авиакар помчался на восток, убегая от начинающего краснеть и разбухать в предвкушении заката здешнего солнца.
Полеты мне нравились гораздо больше, чем самая что ни на есть быстрая езда. До сих пор я помнил, как мы с отцом летали над снежными вершинами Альп. Было мне тогда года два или три, и огромный белый воздушный корабль совершал, вероятно, обычный прогулочный полет, потому что, помнится, множество детей прилипли к окнам, разглядывая проплывающие совсем рядом громады гор. Как я узнал уже гораздо позже, белый корабль был переброшенным с дальних рубежей устаревшим планетолетом. Я парил над горами, смеясь от восторга, и это небывалое упоительное ощущение полета осталось во мне, то и дело проявляясь в сновидениях. Я летал во сне, летал легко, почти без усилий, просто отталкиваясь руками от воздуха и поднимаясь все выше, к чему-то очень притягательному и зовущему. Мы все летаем в наших снах, кто чаще, кто реже… Чья память живет в нас? Память какой-то крылатой расы Земли, бывшей до Эдема? Или память невесомого облака неведомых космических семян, что летело когда-то, подгоняемое звездным светом, сквозь просторы Галактики, и достигло Земли, и растворилось в ее первозданной атмосфере, и положило начало жизни?..
Мы подлетали к Торборгу уже в темноте, и, казалось, только редкие бледные звезды следили за нашим авиакаром. Но так мог бы подумать лишь человек несведущий; судя по ровному голубому свету индикатора, нас уже отыскал невидимый детерминаторный луч и уверенно вел воздушной тропинкой к пункту посадки. Проскользив по длинному отлогому склону небесной горы, наш авиакар приземлился на взлетно-посадочной площадке за кубообразным зданием городского управления полиции.
Предъявив дежурному свои служебные карточки и обменявшись буквально десятком слов, мы сразу же устроились возле визио, чтобы связаться с Геддой Горд; вернее, устроился я, а Стан стоял сбоку, вне поля охвата — ведь госпожа Горд могла вообразить Бог весть что, увидев, что ее беспокоят сразу два господина из Унипола! На экране возникла умопомрачительной красоты русалка с длинными золотистыми волосами, агатовыми очами и серебряной чешуей. Русалка, подперев рукой голову, лежала на боку на пустынном песчаном пляже, уходящем в бесконечность, и пенные волны, накатываясь на песок, играли с ее гибким хвостом.
— Меня нет дома, — сообщила русалка певучим голосом. Ее лицо было похоже на лицо Гедды Горд с объемки, только там она была не такой длинноволосой, и брюнеткой, а не блондинкой. — До двух ночи я в «Уголке валькирий», а потом приду, завалюсь спать и отвечать никому не буду. Сигнальте завтра не раньше двенадцати, а кому очень нужно — говорите сейчас. Вернусь и послушаю.
Как нам сообщили коллеги из окружного управления, наводившие справки о госпоже Горд, она работала официанткой-рекламаром в ресторане «Уголок валькирий»; обслуживала посетителей и одновременно демонстрировала одежду или украшения секции-владельца.
Узнав у дежурного, что «Уголок валькирий» находится неподалеку, и уточнив, как до него добраться, мы со Станом отправились в ресторан. Было около двадцати часов по местному времени, что почти соответствовало двадцати трем на Соколиной, то есть дело уже шло к полуночи, но на улице царило оживление. Под мигающими и переливающимися рекламными огнями стояли группки молодых людей. На скамейках широкого бульвара сидели под высокими деревьями извечные Ромео и Джульетты. Медленно, словно вынюхивая что-то, катили авто. Какие-то господа с тросточками, в строгих черных костюмах и островерхих шляпах, сгрудившись у освещенной витрины, молча обменивались блестящими шариками, то и дело поднося их к глазам. На перекрестке коллега-«пол», подбоченившись, вел неторопливую беседу с двумя пожилыми женщинами, держащими на поводках вислоухих черных собак; собаки лениво покусывали друг друга за длинные тонкие хвосты.
— Ресторан — это кстати, — заметил Стан, шагая рядом со мной по тротуару, тускло отражающему уличные огни. — Заодно и поужинаем, я еще не ужинал сегодня. Хотя, честно говоря, никакого аппетита нет.
У меня тоже не было аппетита. Возможно, именно сейчас мы приближались к той черте, переступив которую выберемся, наконец, из страны туманов, тупиков и зыбких теней, притворяющихся реальными предметами. Возможно… Что-то продолжало пробиваться к поверхности из темных ущелий сознания, но никак не могло найти дорогу, вырваться под солнце понимания…
Следуя указаниям дежурного по городскому управлению, мы миновали танцующую без устали красавицу на огромной — высотой в четыре этажа объемке на торцевой стене отеля «Свет Синицы», светящихся змею и чашу над аптекой и свернули с бульвара на более узкую и тихую улицу, с обеих сторон обсаженную фигурно подстриженным кустарником. У входа в третий от угла дом прямо из-под поверхности тротуара проступали, словно выныривая из глубины и вновь погружаясь в подземные бездны, светящиеся разноцветные буквы, складываясь в два струящихся слова: «Уголок валькирий». Неподалеку, на транспортной площадке, ровными рядами стояли поблескивающие авто; их было не меньше двадцати пяти, а то и все тридцать. Из-за закрытых багровыми шторами окон едва слышно просачивалась музыка.
— А знает ли господин Грег, что такое валькирии? — осведомился Стан. — С ними танцуют, их едят или что-то еще?
— По-моему, это какие-то дикие существа из мифологии, — неуверенно ответил я. — Собиратели трупов. Что-то в этом роде… Надо было спросить у дежурного.
— Минуточку! — Стан полез в набедренный карман за трансом. — Это Лешко, Унипол. Почему ресторан называется «Уголок валькирий»? Кто такие валькирии?
Выслушав ответ, он убрал транс и кивнул:
— Ты почти прав, Лео. Были такие девы-богини, помогали воинам в битвах, а потом уносили души убитых во дворец божества и там при- служивали за завтраком, обедом и ужином.
— Все правильно, — сказал я. — Госпожа Горд — одна из валькирий; она ведь официантка.
— Только мы с тобой не убитые воины. Мы с тобой воины живые, Лео. Мы еще повоюем.
Открыв массивные резные двери, мы вошли в ресторан «Уголок валькирий». Нельзя сказать, что дым там висел коромыслом, но все-таки было довольно людно и шумновато. Основным источником шума была музыка, льющаяся с длинного подиума, задрапированного багровой, переливающейся под неторопливо мигающими плафонами материей. На подиуме несколько стройных длинноногих див в полупрозрачных накидках порхали, извивались, жестикулировали, метались и замирали в волшебном танце-пантомиме. Я сразу понял, что это исполнение высокого класса, а не простое ремесленничество. Традиционных столиков в этом небольшом сравнительно зале не было; их заменяли круглые низкие тумбы, вокруг которых на расшитых разноцветным бисером подушках, разложенных на застилающем весь пол ковре, в вольных позах сидели посетители. Осматривая этот зал с высоким, теряющимся в полумраке потолком, с которого свисали на тонких блестящих нитях разноцветные шары-плафоны, я обратил внимание на то, что «Уголок валькирий» облюбовали, в основном, мужчины средних лет — от шестидесяти и старше — и их юные подружки. Была в зале и компания молодых людей — чисто мужская компания; длинноволосые парни, сдвинув несколько тумб вместе, пировали вовсю, уже не сидя, а лежа на подушках и на ковре. Появляясь из-за занавеси в дальнем от нас конце зала, неторопливо и уверенно лавировали между сидящей на полу публикой официантки в коротких красных юбках; они были босыми и обнаженными до пояса; лишь соски их красивых грудей укрывались под коническими черными колпачками. Гедду Горд я пока среди них не обнаружил.
— Однако, неплохой уголок у этих валькирий, — заметил Стан, поглядывая то на подиум с гибкими танцовщицами, то на официанток. — Уютно, аккуратно и весьма целомудренно. Особенно умилительны эти нагруднички. А, Лео?
— По-моему, без нагрудничков было бы тоже неплохо, — сказал я в ответ. — Только не пойму, что же они, собственно, рекламируют? Они ведь официантки-рекламары. Неужели эти грудезащитные устройства?
— Прошу вас пройти на свободные места, господа. Если вы пожелаете стать членами нашего клуба, у вас будут постоянные места. И, естественно, скидка.
Мы со Станом обернулись. Позади нас возвышался темнокожий верзила с круглым лицом, излучающим обильную доброжелательность и готовность моментально выполнить любое желание клиента. Он тоже был голым до пояса, и такая же красная юбочка едва прикрывала его мускулистые бедра. Посещения иных миров давно приучили меня не удивляться разнообразным, порой весьма и весьма экстравагантным местным обычаям и нравам. В таких делах нельзя принимать за эталон собственный вкус; почему, действительно, надо считать, что мужчинам носить брюки удобнее, чем короткую юбку?
— Спасибо за предложение, — вежливо ответил я, — но мы здесь редко бываем.
Атлет движением пальца подозвал одну из официанток с пустым подносом в руках.
— Алла, проводи, пожалуйста, наших гостей. Приятного вечера, господа.
Он с неожиданным изяществом поклонился и отступил на свое место у дверей.
Безукоризненно сложенная длинноногая Алла, улыбнувшись сначала Стану, а потом мне, подвела нас к свободной тумбе неподалеку от подиума, на котором продолжался то медленный, то быстрый танец. Подождав, пока мы устроимся на высоких, чуть пружинящих подушках, она вновь улыбнулась и нараспев произнесла:
— Сегодня у нас день зеленых камней. Меню соответствующее, но, по вашему желанию, мы можем произвести замену блюд.
Мы со Станом переглянулись и Стан сказал:
— Замены не надо. Нас вполне устраивает меню дня зеленых камней.
— Если это не очень затруднительно, — добавил я, — пусть нас обслужит госпожа Гедда Горд.
— Я передам госпоже Горд вашу просьбу.
Официантка Алла удалилась изящной походкой, и Стан, провожая ее взглядом, задумчиво сказал:
— Надеюсь, господин Грег, местный день зеленых камней еще не означает, что нас будут действительно угощать съедобными камнями?
— Почему бы и не попробовать, если вкусно? — возразил я.
Все эти наши реплики проходили как бы на первом слое нашего со Станом состояния, на внешнем уровне, который мог обеспечивать контакт с окружающим чисто автоматически, при минимальном участии сознания. Я чувствовал, что Стан нацелен сейчас на то же, на что нацелен я, и знал, что Стан тоже чувствует мое состояние.
— Если камень несъедобен, попробуй все-таки съесть его — и он станет съедобным для тебя, — назидательно изрек Стан с видом философа. — А если она вообще откажется разговаривать на эту тему?
— А если нам все-таки принесут именно камни? Посмотрим. — Я вынул плоскую коробочку транса из кармана брюк и переложил в нагрудный карман безрукавки. Свою куртку я оставил в том опостылевшем кабинете. — Будешь слушать и делать выводы.
Официантку, выскользнувшую из-за плотной блестящей занавеси, я узнал сразу. Это была она, женщина с переданной в окружное управление из Торборга объемки, русалка-автоответчик с визио, Гедда Горд, из-за которой уединился в глуши Ульф Лундквист, и которая (я просто чувствовал это!) была каким-то образом причастна к его ужасной смерти. Я понял, что волнуюсь, как будто участвую в самой первой в жизни операции, но тут же загнал волнение вглубь и, обхватив руками колени и ощущая себя неловко на этой подушке, смотрел, как она приближается к нам.
Она подошла и улыбнулась. Ее стройную шею обвивало ожерелье из полупрозрачных крупных зеленоватых камней, которые едва уловимо меняли оттенок и то и дело словно заволакивались изнутри какой-то мерцающей дымкой (значит, не все официантки «Уголка валькирий» были рекламарами?) Склонившись над тумбой, она принялась переставлять с подноса тарелки и вазочки с разнообразным содержимым, отнюдь не напоминающим ни сырые, ни вареные, ни жареные камни. Там была какая-то остро пахнущая зелень, какие-то паштеты, желе и, по-моему, фрукты. Или овощи. Стан не сводил с нее глаз.
В последнюю очередь с подноса на нашу тумбу перекочевали два бокала и темно-зеленая бутылка с высоким горлышком, опоясанная золотистой этикеткой с несущейся в облаках белокурой девой, рассекающей воздух сверкающим мечом.
— Надеюсь, господа приятно проведут вечер, венчающий день зеленых камней, — улыбнувшись, почти пропела она и отступила на шаг, поправив свои вьющиеся черные волосы, обрамляющие точеное лицо.
Я понимал Ульфа Лундквиста: Гедда Горд была очень красивой женщиной, хотя красота ее казалась не мягкой, а, скорее, резкой, пронзительной. Такие женщины редко приносят счастье полюбившим их… Впрочем, я вполне мог ошибаться.
— Госпожа Горд, — сказал я, поднимаясь, потому что не мог говорить с ней, глядя на нее снизу вверх, — не могли бы вы уделить мне несколько минут для беседы?
Что-то изменилось в ее лице, словно внезапно выключили свет. Она надменно подняла голову и холодно сказала, более не утруждая себя профессиональным полупением:
— Вероятно, господин ошибся в выборе заведения. Это — «Уголок валькирий».
— Нет, не ошибся. Мне очень нужно с вами поговорить, госпожа Горд. Я из полиции.
Не знаю, какие ассоциации возникли у нее при слове «полиция», но взгляд ее стал жестким и отчужденным.
— Вы не нашли ничего лучшего, как придти для разговора именно сюда?
— Мне очень нужен этот разговор, госпожа Горд. Ради него я прибыл с Соколиной.
— Ах, вы с Соколиной? — медленно сказала Гедда Горд, переводя взгляд с меня на Стана. Стан уже вооружился вилкой и даже не смотрел в нашу сторону. Хотя, конечно, все слышал. — Это из Унипола, что ли?
— Совершенно верно, госпожа Горд. Именно из Унипола. Леонардо Грег, офицер Унипола.
Официантка покусала губу, бросила быстрый взгляд в сторону темнокожего привратника. По ее лицу было видно, что она немного растерялась.
— Что-то серьезное? Унипол моей персоной еще никогда не интересовался. Как и я Униполом.
Знала ли она о том, что Ульфа Лундквиста уже нет в живых? Моя интуиция подсказывала мне, что не знала.
— Где мы можем поговорить, госпожа Горд?
— Если это действительно недолго… — Она вновь посмотрела на привратника. — За подиумом выход в кулуары, идите туда. Я сейчас.
Вновь профессионально улыбнувшись Стану, Гедда Горд, неся поднос на кончиках пальцев, проскользнула мимо пирующих и исчезла за занавесом.
— Я пошел, — сказал я Стану, ковыряющемуся вилкой в вазочке с чем-то розовым и прозрачным.
Стан едва заметно вздохнул. Я понимал, что он тоже жаждет поговорить с Геддой Горд и раздобыть связующее звено. Но этот разговор я должен был вести сам.
Обогнув подиум с непрестанно меняющимися все новыми и новыми исполнительницами, я оказался перед аркой с наклонным полом, выложенным синими овальными плитками с изображением желтых асимметричных крестов. Возле арки сидели на корточках два полуголых парня с ручищами сказочных циклопов и, держа полупустые бокалы, что-то наперебой пытались втолковать друг другу не очень трезвыми голосами. На меня они не обратили никакого внимания. («Ты меня знаешь, я фу-фу предлагать не буду…» — «Я тебя знаю, Олаф, но ты меня тоже знаешь, и я тебя знаю: просвистит — не выберешься…») Я прошел под аркой и оказался в небольшом зале. Стены зала были расписаны изображениями древних морских кораблей с конскими головами на носу, бородатых воинов с мечами и топорами, тех же белокурых полногрудых валькирий, парящих в облаках, щитов, копий, ножей и прочего оружия. Прямо из пола тянулись вверх похожие на звездные протуберанцы пышные желтые кусты, окруженные скамейками. Здесь могли отдыхать утомившиеся от пиршества посетители «Уголка валькирий», но сейчас в зале никого не было.
Я скользил взглядом по грозной боевой амуниции предков, но думал совсем о другом. Я напряженно ждал разговора с Геддой Горд.
Она появилась из незаметного прохода в дальнем углу зала и, слегка покачивая бедрами, подошла ко мне. Лицо ее было серьезным и совсем не таким приветливым, как пять минут назад, серые глаза казались холодными и все-таки очень притягательными. Юбку и колпачки теперь дополнял распахнутый длинный халат пунцового цвета, почти в тон юбке. И вдруг померещилось мне, что тело Гедды Горд залито кровью…
— Давайте сядем, — предложила она, — и вы подтвердите, что действительно прикатили из Унипола, а не из Унылого квартала. — Голос ее звучал резковато, и не было в нем уже никакой певучести.
В руке она держала небольшую, украшенную блестками косметическую сумочку, с которыми так не любят расставаться женщины; в них, к тому же, очень удобно носить парализатор.
Она села спиной к кусту, запахнула свой роскошный халат и положила ногу на ногу. Я устроился рядом и протянул ей служебную карточку.
— Леонардо-Валентин Грег, — вслух прочитала она. — Офицер четвертого ранга управления полиции Совета Ассоциации Миров… Личный код… — Она посмотрела на меня, сверяя объемку в углу карточки с моим лицом, и вернула карточку. — В чем же подозревает меня офицер Леонардо-Валентин Грег? Какое преступление я совершила и где? Здесь, в Торборге? Или в другой галактике? Вы уверены, что я именно та Гедда Горд, которая вам нужна?
— Я ни в чем вас не подозреваю, господа Горд, — начал я, с ходу пытаясь определить наиболее целесообразную тактику ведения разговора. Это был тот случай, когда заранее ничего нельзя предусмотреть. — Я занимаюсь одним расследованием и имею кое-какие основания полагать, что вы поможете мне уточнить детали. Расследование никак не связано с вами, госпожа Горд.
— Ну, спасибо, успокоили. — Лед в ее голосе, кажется, начал таять. Но, по-моему, у нас здесь не совершалось ничего межзвездно-преступного. Правда, иногда пытаются скандалить, но наши мальчики быстро успокаивают.
— Речь идет о третьем мая. Вы не припомните, что делали в этот день?
— А что это за день — третье мая?
— Прошлый четверг, госпожа Горд.
— Если четверг, значит, я была здесь. У меня вторник, четверг и воскресенье.
— С самого утра?
— Нет, конечно. Накануне ездили с Флоренс на Тихое, там сейчас разгар сезона. Переночевали, утром назад… Немного поспала, потом… Да, потом нагрянули Лу и Филипп. Точно, именно в четверг. Поболтали… Потом готовилась к вечеру. Все, пожалуй. Вечером — как обычно. Вон там. — Она кивнула на арку и спокойно посмотрела на меня. — Вас устраивает?
Я был совершенно уверен: Гедда Горд говорит правду и ничего не скрывает. Стан слушал наш разговор по трансу и я подумал, что он сейчас, наверное, даст команду городским коллегам уточнять и проверять. Или все-таки будет ждать, какое решение приму я?
Гедда Горд ничего не скрывала. Но ведь была же какая-то связь?! Как ее нащупать, с какого конца подойти, какие задать вопросы?.. «Ошеломить», припомнился мне метод Стана. А если ошеломишь — и вообще не добьешься ответа?
— У вас все, господин офицер четвертого управления? — спросила Гедда Горд, покачивая ногой и стирая какое-то невидимое пятнышко со своей косметички.
Не знаю, наитие это было, озарение или что-то другое, но я вдруг спросил, отбросив колебания:
— В тот вечер, третьего мая, вы не вспоминали одного вашего бывшего знакомого, господина Лундквиста?
Ее серые глаза сузились, губы плотно сомкнулись. Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем она вновь разжала их.
— Меня не интересует господин Лундквист. Он умер для меня.
«Теперь он умер для всех», — подумал я, и вновь мне почудилось, что Гедда Горд по самые плечи утонула в застывшей чужой крови. Я тряхнул головой, отгоняя наваждение.
— Если вас интересует именно он, — отчужденно продолжала Гедда Горд, — то я ничем не могу помочь. — Помолчав немного, она добавила, холодно усмехнувшись: — Вот уж никогда бы не подумала, что моими прошлыми знакомствами будут интересоваться серьезные офицеры из Унипола. У меня было много знакомств, не каждое и припомнишь.
Что-то дрогнуло в ее лице, и я вдруг каким-то неведомым десятым или двенадцатым чувством понял, ощутил, что и эта ее холодноватая отстраненность, и эта профессиональная любезность с клиентами «Уголка валькирий» не более чем маски. За этими масками скрывалось ее истинное лицо, скрывалась от себя она сама — женщина, которая помнит того, погибшего в устроенной Ульфом Лундквистом катастрофе, кого она любила. Может быть, единственного и никем уже незаменимого. Сила ее ненависти выгнала из Торборга Ульфа Лундквиста… Сила ее ненависти и погубила его?..
— Вы не ответили на мой вопрос, госпожа Горд, — напомнил я. — О вечере третьего мая.
— Да, я вспоминала господина Лундквиста, — отчеканила Гедда Горд. Слова ее обрушивались ледяными глыбами. — Заявился один его давний знакомый, игрок с залива, и после третьей бутылки полез с расспросами о господине Лундквисте. Понял, что обращается не по адресу и отцепился. Вы удовлетворены?
«И вновь в тот вечер всколыхнулась ненависть…» — подумал я. Что-то кружило у самых границ сознания, никак не решаясь нарушить их и явить свой истинный облик.
— А потом вы вернулись домой и легли спать… — Граница была все ближе и ближе.
— Разумеется. Голова просто раскалывалась…
— Вот, значит, как, красавица принцесса Гедда? — раздался вдруг не очень твердый невнятный голос. — Со мной посидеть — так нет, а с этим — да?
Госпожа Горд досадливо поморщилась и со вздохом возвела глаза к потолку, но не обернулась. А я обернулся. От арки неуверенной походкой направлялся к нам один из тех парней с ручищами циклопов, что сидели у выхода в кулуары, когда я покидал главный зал ресторана.
— С-сидят тут, уединяются, никого видеть не хотят. — Парень, уперев руки в голые потные бока, с угрожающим видом навис надо мной. — Ты кто такой? А ты у Олафа Торстона п-просил разрешения на тет-а-тет с красавицей принцессой?
— Отцепись, Олаф, — нахмурив брови, сказала сквозь зубы Гедда Горд. Это из полиции.
— Ах, из поли-иции? — протянул парень. — Сейчас посмотрим, из какой такой он п-полиции!
Он сделал шаг вперед, нагнулся и выставил свои здоровенные лапищи, намереваясь вцепиться мне то ли в плечи, то ли в горло; может быть, он хотел поднять меня и немного потрясти. Я не стал строить предположений относительно намерений пьяного Олафа. Я просто дернул парня за руку, продолжая его движение в мою сторону, подставил ногу и уклонился. Тяжелое тело грузно обрушилось на скамейку, а головой Олаф зарылся прямо в звездные протуберанцы кустов.
— Неплохо, — поднявшись, одобрительно сказала Гедда Горд. Чувствуются навыки.
Я тоже встал. Парень ворочался на скамейке.
— Я тебя предупреждала, — насмешливо сказала Гедда Горд. — Не связывайся с полицейскими офицерами, Олаф, а то не спать тебе спокойно; будут потом являться во сне и носом тебя — в кусты!
Я не успел осознать смысл сказанного Геддой Горд, потому что задира Олаф, перестав ворочаться, вдруг резко поднялся и бросился на меня. Я не собирался драться, а тем более, причинять ему какие-нибудь увечья; ну, обиделся человек, с кем не бывает? Я увернулся, вновь подставил ногу — и неуклюжий Олаф проехал на животе по красивому мраморному полу.
— Порекомендуйте ему уйти, — обратится я к официантке, — иначе придется ему до утра отдыхать в ближайшем участке, а потом еще и заплатить штраф за невоспитанность.
— Дурак он, когда напьется, — с раздражением сказала Гедда Горд.
Парень вновь поднялся, на этот раз медленнее, и тут из-под арки вылетел Стан. Верный своему принципу «ошеломить», он бросился на оторопевшего бедолагу Олафа, и через мгновение тот вернулся в положение «лежа». Стан склонился над ним, заломив ему руку за спину, и начал приговаривать:
— Спокойно, спокойно, спокойно. Дыши глубже, приятель, и отдыхай.
— Забери его, — сказал я.
— Только не надо в участок. — Гедда Горд поморщилась. — Пусть его просто выведут. Вообще-то он мальчик неплохой.
Стан похлопал Олафа по голой спине, и тот совсем уже медленно поднялся и, трезвея на глазах, пообещал мне:
— Мы тебя еще отделаем!
— Иди, иди! — Стан слегка подтолкнул его к арке. — Не наживай себе лишних неприятностей.
Я вновь остался наедине с Геддой Горд.
— Мы уже обо всем поговорили? — спросила она. — Меня клиенты ждут.
Что-то такое я открыл для себя… Что?.. Этот дурень Олаф… Вот! Все у меня прояснилось, и возник в моем сознании образ огромного прозрачного кристалла, и в глубине кристалла, сменяя одна другую, проплывали отчетливые картины.
Вновь сидел за столом в номере отеля «Сияющий» агент Свен Блутсберг, щелкая ногтем по только что вынутому из кармана квадратному пакетику… И такой же пакетик, только разорванный, лежал у кровати рядом с окровавленной грудой человеческого мяса, в которую превратилось тело агента Блутсберга… Господин Орфей-Минотти кивал на столик у окна своей комнаты, и я явственно слышал его голос с жалобными интонациями: «Нервничаю, никак заснуть не могу…» Эдмон Сезар, мой коллега из Унипола, стоя в лифте, говорил: «А вдруг домашние мои так разойдутся, что никакими транквилизаторами не успокоить?..» «Не связывайся с офицерами полиции, Олаф, а то будут потом являться во сне», — вразумляла нетрезвого приятеля Гедда Горд…
Меня просто бросило в жар, словно желтые кусты вокруг действительно превратились в полыхающие звездные протуберанцы.
— Госпожа Горд, — проговорил я чуть ли не срывающимся от напряжения голосом, — а в тот вечер, третьего мая, когда вы вернулись домой… вы сказали, что у вас болела голова… Вы пользовались какими-нибудь медикаментами?
Гедда Горд с легким удивлением посмотрела на меня; она почувствовала мое волнение, но не могла понять его причину.
— Да… кажется… Да, — уже уверенно ответила она и все мои внутренние струны враз оборвались с гулким торжествующим перезвоном. — И сейчас пользуюсь иногда. Рекомендовали, и на самом деле не обманули. Помогает — релаксация отменная.
— Что именно?
Она открыла сумочку и порылась в ней. Мне показалось, что какой-то гигантский насос начал стремительно откачивать из зала воздух; я почувствовал, что задыхаюсь.
— Вот. Утром ощущаешь себя только что сотворенной Евой.
Гедда Горд еще не успела показать мне то, что отыскала в своей сумочке, а я уже знал, как выглядит этот медикамент. Да, именно он лежал на ее ладони. Белый квадратный пакетик с черным, выщербленным сверху квадратом. Два черных, проникших друг в друга треугольника, которые я видел в недавнем сне! Теперь я совершенно четко вспомнил, что видел их во сне неведомый свежий ветер сдул дымку с моих воспоминаний.
«Ледяной Коцит» — так называл это средство Свен Блутсберг… нет! «Льды Коцита» — вот так. Именно так.
Я повертел упаковку в руках, но никакого названия не обнаружил. Только черный квадрат. Почему Свен Блутсберг называл транквилизатор «Льдами Коцита»? Понятно, почему: так сказали в аптеке, где агент купил его.
«Название хоть куда…» Мне показалось, что Свен Блутсберг шепотом повторил за моей спиной эти же слова, сказанные им в тот вечер в номере отеля на Журавлиной Стае. «Льды Коцита»…
— Вы не намерены отпускать меня? — донесся откуда-то издалека голос Гедды Горд.
— Да, — сказал я, зачарованно наблюдая, как она возвращает пакетик в свою косметичку. — У меня больше нет вопросов, госпожа… госпожа…
— Красавица принцесса. — Она усмехнулась. — Приятно было познакомиться. — И заскользила босыми ногами по мраморным плитам, удаляясь к углу зала.
— Подождите! — спохватился я. — Где вы взяли этот транквилизатор?
— В аптеке возле «Света Синицы», — обернувшись, ответила Гедда Горд.
Она ушла — а я медленно опустился на скамейку у помятого куста. Картина, которая только что внезапно высветлилась в моей голове, была сродни полотнам Босха или нашего великого Гжегоша Руттерманга. Она не отражала реальность, не удваивала ее; она сама была какой-то иной, почти невообразимой, почти нереальной, но — реальностью…
Назад: 19 ИВОЛГА. РУБЕЖНИК ГРИНСОН
Дальше: 21 ИВОЛГА. КОРОНА С ЗУБЦАМИ