Ральф Зимородок, воды, лето года 864-го
Ральф немало повидал на своем веку, но ничего подобного той резне, которую учинили альбионцы с примкнувшими моряками «Гаджибея», до сих пор не видывал. Командовал, как ни странно, Исмаэль Джуда. Сначала он велел двоим солдатам взять внезапно потяжелевший сундук-обманку и сделать вид, будто они пытаются втихую пронести его мимо рулевого и вахты к тузику на пупе. Вахта, как легко догадаться, не стала безучастно за этим наблюдать. Однако тжекеры чувствовали себя на собственном корабле чересчур уж беспечно и не слишком внимательно глядели что творится позади них. Зря: Фример, Джуда и еще двое солдат без всяких колебаний ударили им в спины. Четверо тжекеров полегло сразу же, оставшиеся трое развернулись и попытались было обороняться, но тут из сундука вылез спрятавшийся внутри Александр и в том же стиле — с тыла — переколол их шпагой. В мгновение ока. Минутой позже рукавом собственной рубахи был удавлен около гальюна помощник капитана. Удавлен и сброшен в очко, в которое был протиснут не без труда.
Пару минут ушло на то, чтобы закрепить тимон, после чего тихо направились в носовой кубрик. Большая часть матросов-тжекеров была зарезана во сне, несколько успевших проснуться умерли немногим позднее. Троих сунувшихся на шум вынудил попрыгать за борт кассат.
Кока и юнгу убили на камбузе — засиделись они там той ночью.
С этого момента таиться уже не имело смысла. Дюжина тжекеров из второго кубрика сгоряча кинулась в атаку по фаште, но нарвалась сначала на плотный мушкетно-пистолетный залп, а после на встречную атаку, в результате которой деморализованные тжекеры полегли все до единого, а у альбионцев прибавился один раненый в руку. В течение следующей четверти часа команда принца Моро прочесывала сантону; заглядывали в самые дальние углы. Найдено двое. Оба убиты на месте.
Капитан «Киликии» и трое тжекеров забаррикадировались было в той самой каюте, откуда в самом начале выносили сундук-обманку, но пара мушкетных выстрелов сквозь дверь вынудила их к сдаче. Как выяснилось, капитан волею случая был смертельно ранен одним из выстрелов, а без вожака матросы запаниковали и сдались в надежде сохранить жизни.
Их резать действительно не стали: просто вытолкнули за борт.
И все. Из тех, кто пришел на «Киликии» к Амасре, в живых остался только полумертвый от страха Пич, прячущийся в каюте у Альмеи, да еще схоронившийся на паринькете матрос-тжекер, который услышал выстрелы и звуки схватки и почему-то решил пересидеть ночь наверху. Обнаружил его кассат, только следующим утром, когда «Киликия» уже изменила первоначальный курс и шла почти точно трамонтане. Последнего тжекера тоже выпихнули за борт и его вопли довольно быстро утихли, заглушенные плеском волн и скрипом рангоута да такелажа.
Так уж случилось, что в течение ночи Ральф лично не убил ни одного человека. Александр после всего выглядел бледнее обычного и велел Устину получше вычистить окровавленную шпагу. Фример, напротив, выглядел браво и довольно, подкручивал ус и то и дело замечал — неплохую, де, трепку они устроили этим негодяям!
Кассат к рассвету был не в духе: если в процессе бойни он всецело помогал Ральфу и его союзникам, то после нее недвусмысленно изобразил неодобрение, хотя, с другой стороны, не скрывал, что осознает: иного выбора у команды Александра не имелось.
Ранее Ральфу доводилось и в стычках с лиходеями участвовать, и защищать собственную жизнь в городских трущобах. И все же недавняя резня подействовала на него гнетуще.
Ночь кое-как переждали, а с рассветом двое уцелевших матросов с «Гаджибея» под руководством Зимородка и Фримера полезли убирать лишние паруса: погода портилась, ветер усиливался и совладать с управлением сантоной таким количеством народа стало невозможно.
Оставили стоять флок, высоченную тринькетину и стралет. «Киликию» сразу перестало валять, а ходов, как ни странно, почти не убавилось.
Фример правил, не скрывая удовольствия — видать, нечасто ему доводилось лично удерживать ветер руками, иные заботы одолевали, начальственные. Ральф альбионца прекрасно понимал — кто хоть однажды испытал каково это, управлять кораблем, который послушно отзывается на каждое твое движение, никогда и ни за что не откажется испытать это снова. Ральфу заступать на тимон предстояло в полдень, следовало отдохнуть перед вахтой.
Он спустился в пров-кубрик; там солдат Исмаэля Джуды отмывал дощатый настил от натекшей крови. Вскоре солдат закончил и ушел отмывать второй кубрик, а еще чуть погодя в тамбучу заглянул принц.
— Ральф! Вы здесь? А, вижу, здесь…
Александр ловко соскользнул по асигуту, встал под тамбучей и прищурился — после освещенной солнцем фашты в кубрике было сумрачно.
Ральф приподнялся с рундука, на который было прилег, и сел.
Свыкнувшись с полумраком, Александр приблизился и уселся на рундук напротив.
— Что-то мы давно не беседовали, — сказал он с непонятной интонацией.
— Хочется поговорить — ни о чем, без всякой цели.
— В подобных мероприятиях ни о чем говорить некогда, — сухо отозвался Ральф. — Как-то не до того…
Принц помолчал немного.
— Вас выбило из колеи то, что пришлось убить всех этих прощелыг? — неожиданно спросил он.
Зимородок неопределенно передернул плечами. В самом деле — а что ответишь? Не девица же он, чтобы падать в обморок при виде крови.
Но… что-то все-таки грызло изнутри.
— Бросьте, Ральф, — убежденно сказал принц. — Это разбойники, самые настоящие морские разбойники. Вы заглядывали в кладовую капитана?
— Заглядывал, — буркнул Ральф.
— Ну, вот! Мне отчего-то даже не хочется задумываться о судьбе тех, кому раньше принадлежали все эти вещи. Земли близ устья Эгиптоса формально все еще относятся к империи. И я как альбионский принц имею право карать пиратов на месте, как бы они не называли себя — пиратами, корсарами или тжекерами.
— Я все понимаю, Алекс, — тихо сказал Зимородок. — И я отдаю себе отчет: не соверши мы то, что совершили, перед рассветом расправу учинили бы над нами. Собственно, меня гложет не то ЧТО мы сделали, а то КАК мы это сделали. Как-то очень кроваво и безжалостно. Возможно я рассуждаю по-слюнтяйски… Ах, проклятье, как бы объяснить…
— Я понимаю вас, Ральф, — серьезно промолвил Александр. — Знаете, наверное я тоже должен мучиться чем-то подобным, ибо это первая стычка не на жизнь, а на смерть на моем веку. Но я ничего не чувствую, Ральф! Во время боя мною владели азарт и возбуждение, а сейчас я не чувствую ничего. Ни-че-го! Разве только радость оттого, что мы одолели тжекеров. Наверное это худо, верный мой штарх? Может быть, вы приняли на себя раскаяние, которое предстояло испытать мне?
Они некоторое время помолчали.
— А мне ведь еще придется перед Альмеей объясняться, — пробормотал Александр. — Она выглянула из каюты после всего. Выглянула — и заперлась снова.
— Полагаете, необходимо перед ней объясняться?
— Надо же как-то обосновать тот факт, что мы захватили нанятый ею корабль, перебили экипаж и теперь правим туда, куда нам нужно, а не ей.
— Она сама призывала нас к бегству, какие уж тут обоснования!
— К бегству! Наше бегство вряд ли серьезно повредило бы ее планам, — сказал Александр. — А вот смена экипажа…
— Я бы предпочел не вдаваться в планы госпожи Альмеи, — Ральф несколько оживился, хандра медленно из него улетучивалась. — В конце концов, это по ее воле мы попали из огня да в полымя. В самое бандитское гнездо.
— Тем не менее она пыталась спасти нас.
— Или же делала вид, что пытается. Уж простите мне чрезмерную подозрительность.
Александр усмехнулся:
— Да уж… Вы удивительно полярный человек, Ральф. То горюете по трем дюжинам зарезанных и утопленных пиратов, то подозреваете небо знает в чем девушку, пытавшуюся нас спасти. Впрочем, я сам такой.
Принц чему-то улыбнулся.
— Кстати, — продолжил он. — Вы видели как поражался дядя моему обращению со шпагой?
— Видел.
— А ведь недурно я, а? Уроки Тольба не прошли даром. Сколько раз я представлял как впервые применю фехтовальные навыки в деле! Честно говоря, представлялось совсем другое. И быстро как-то все… руки сами все сделали, голова только изумленно разевала рот да выпучивала глаза!
Принц нервно хохотнул.
— Счастье, что у тжекеров не нашлось огнестрелов, — заметил Ральф. — Могло и хуже закончиться, все-таки их было под сорок.
— Сорок один, если считать и юнгу. И, кстати, огнестрелы у них были — они и сейчас заперты в крюйт-камере. Капитан «Киликии» своим охламонам не очень-то доверял. А от нас не ожидал такой прыти. Но все-таки здорово мы их! Черт возьми, приятно ощущать себя победителем такой оравы. А ведь нас было вчетверо меньше.
— Охламоны эти, поди, привыкли безоружных грабить, — предположил Ральф. — В прибрежных поселениях Пропонтиды, я слышал, оружие носить разрешено только знати и некоторым гильдейцам. Простолюдин даже защититься толком не в состоянии. А стражи там нет как таковой, места малолюдные… Н-да.
— Вот и скажите, после этого, что империя не нужна! Сильная империя — это сильная армия и флот, когда пираты боятся нос сунуть в подохранные воды, не то что на прибрежные городки нападать. И ведь когда-то именно так и было… Ладно, не хочу мешать, я вижу, вы отдыхать собрались. Пойду с дядей переговорю.
Принц поднялся на ноги.
— Да, кстати, Ральф… — Александр с неповторимой небрежностью обернулся перед самым асигутом. — А вы ночью ничего не видели? После всего уже. Справа по борту.
Ральф видел. Но говорить никому не хотел.
Потому что боялся: не поверят.
— Что вы имеете в виду? — неохотно уточнил он.
— Ну, что-то вроде корабля в отдалении. Не видели?
Зимородок поскреб небритый подбородок и так же неохотно сообщил:
— Я не хочу врать вам, Алекс. Видел. Но… было темно и луна не столько освещала, сколько скрадывала подробности. Я могу ошибаться.
— Хорошо, — спокойно сказал принц. — Тогда я произнесу те самые слова, которые вы произнести не решаетесь. Это был ветхий корабль, с рваными парусами и дырами в прогнивших бортах. И правил кораблем призрак, очень, кстати, напоминающий скелетов из Амасры. И на палубе стояло еще несколько таких же матросов-призраков. Вы это видели?
— Да, — с нескрываемым облегчением произнес Ральф. — Именно это я и видел. Честно говоря, я испугался — не ослаб ли я рассудком и не мерещится ли мне все это? Как видно — не мерещилось.
— А больше вы ничего не приметили?
— Приметил, — сознался штарх. — И, должен вам сказать, это потрясло меня гораздо больше.
— Что именно?
— Рядом с кораблем-призраком резвились дельфины. Только это были не обычные, не живые дельфины. Они тоже были призраками, я несколько раз явственно видел их костяки.
— Ну, что ж, — вздохнул Александр, не скрывая облегчения. — Теперь я смело могу утверждать — мне это не померещилось тоже.
* * *
Ранним утром матрос на салинге «Королевы Свениры», третьего по величине корабля из эскадры принца Георга, заметил далеко на северо-западе верхушки мачт. Понаблюдав, матрос понял, что корабль, который он заметил, туда же и направляется — на северо-запад. Эскадра — бриг «Королева Свенира», гафельная шхуна «Ордовик» и два кеча, «Тантал» и «Айриш» — шла на северо-восток, в Керкинитиду. Поэтому матрос решил, что уходящие за горизонт мачты эскадре неинтересны и докладывать о них вахте не стал.
Видел матрос мачты «Киликии».
* * *
До полудня Зимородку удалось немного поспать. Как обычно он проснулся сам, минуты за три до того, как один из вахтенных пришел будить отдыхающую подвахту.
Болтанка усилилась, но сантона шла вполне уверенно — вовремя убрали лишние паруса, а оставленных оказалось как раз довольно для весьма неплохих ходов. С рассветом смело можно было высматривать на горизонте берега Тавриды.
Кассат отлеживался под пров-тамбучей. При виде приблизившегося Ральфа он шевельнул головой и внимательно взглянул на приятеля-штарха.
Похоже, кассат был голоден.
— Не серчай, — прошептал Ральф, нагнулся и потрепал его по холке. — Я сейчас что-нибудь придумаю, наешься и спи себе.
Услышав слабое ворчание, Ральф облегченно выдохнул: кассат перестал сердиться на людей и это было очень хорошо.
Наверху было свежо для летнего полудня; небо застили мышиного цвета тучи, низкие, словно готовые вот-вот рухнуть в Эвксину. На воде цвели барашки, ветер срывал пену с гребней и вытягивал ее белесыми нитями.
Дождя, правда, не было и непохоже чтобы дождь собирался.
— Ага, — Зимородка заметил Устин, осторожно пробирающийся к пров-тамбуче от мачты. — Сам встал. Матросы твои тож сами проснутся аль разбудить?
— Глянь на всякий случай, — посоветовал Ральф. — После такой ночи любой отключиться может.
— Гляну, — согласился Устин и полез в тамбучу.
— Кассата не затопчи, — кинул ему вдогонку Ральф и быстро двинулся вдоль наветренного борта.
Правил капитан Фример, по случаю непогоды облачившийся поверх мундира в непромокаемый плащ и сменивший треуголку на штормовую шляпу с полуобвисшими полями — моряки метрополии звали такую зюйдвесткой. Тут же рядом, под закрывающим пупа-тамбучу навесом, на низеньком трехногом табурете восседал Александр. Он тоже по случаю непогоды утеплился — кутался в коричневую, отменно выделанную кожаную куртку. Чуть поодаль прятался от порывов ветра солдат, исполняющий обязанности матроса; Устин, несомненно, несколько минут назад составлял ему компанию. От Фримера и принца они находились как раз на таком расстоянии, чтобы не слышать о чем те говорят.
Ральф приблизился.
— Как тут?
— Да спокойно, — фыркнул Фример. — Дует, конечно, но в меру.
— Я сейчас, — сказал Зимородок. — Только на камбуз загляну: кассата надо накормить. И тут же подменю вас, капитан.
— Добро, — кивнул Фример; поля шляпы выразительно колыхнулись.
Когда Ральф вернулся, сантоной правил уже Катран, а рябой Скиф, позевывая, прятался от брызг на недавнем месте принца.
— Тебя просили заглянуть в камору, — сообщил боцман. — Разговор есть, стал-быть.
— Тут ничего не надо, а? — Ральф огляделся. — А то рук, сам видишь, мои да Скифа…
— Да, вроде, не надо. Паруса работают, идем нормально. Так и будем держать…
Внимательно поглядев на небо и на море, Зимородок прикинул направление.
— Мы куда идем-то? Что-то не пойму…
Катран со значением глянул на него.
— Вот и я не пойму, Зимородок. От Амасры правили на Калиакру. Ночью перебились трамонтане, а сейчас, я б сказал, грекале идем. Аккурат на Керкинитиду. Ну, в крайнем разе — на Донузлав.
В целом это совпадало с выводами Ральфа.
— Не, я не против, дома-то есть делов… — шепнул Катран. — Или каморный этот заморский — лапоть полный, или…
— Что или?
— Да, ничего, — буркнул боцман. — Однако, сдается мне, он знает, куда правит.
— Не поймешь тебя, — фыркнул Зимородок.
— А я чего? — Катран передернул костлявыми плечами. — Фига нам на Тендре делать, сам прикинь? Какие бы дела господа столичные не затевали, не с таким экипажем на Тендру соваться. В Керкинитиду надо, матросов набрать, солдат… раз такие у господ дела кровавые. Деньжат нам со Скифом отвалить неплохо бы — мы, ядрена вошь, не в головорезы нанимались. Мы — матросы.
Катран умолк, внимательно глянул на Ральфа и, понизив голос, попросил:
— Ты это… если они не знают, что мы грекале отвалили, им не говори.
Придем домой, там уж разберемся. А?
— Ладно, — не стал возражать Ральф. — Зайти сперва в Керкинитиду и впрямь хорошая идея.
— О! — Катран сразу оживился. — Кумекаешь! Я тоже так говорю — не дело без каморного да без команды на такой сантоне немаленькой в водах болтаться. Хорошо хоть ты есть, а то полный каюк настал бы.
Перехватив косой взгляд Скифа, Катран поправился:
— Не, дойти дошли бы куда-нибудь, какие дела? Но кому они такие подвиги надобны, а? Мое, что ли, дело, на тимоне стоять? То-то.
— Ладно, — примирительно сказал Ральф. — Я пойду узнаю чего хотели.
Если по вахте понадоблюсь — зовите сразу.
— Уж позовем, — хохотнул Катран.
«Значит, Фример пока я спал потихоньку отвернул от Тендры, — подумал Зимородок, спускаясь по асигуту. — Интересно, намеренно или случайно?
И знает ли об этом Александр?»
* * *
Александр знал. Более того, первое, что он сообщил Ральфу, это то, что курс «Киликии» некоторое время назад был изменен.
— Видите ли, Ральф, — обосновал свое решение принц. — Даже такому неопытному моряку как я совершенно очевидно: нас слишком мало, чтоб управлять таким кораблем, пусть он по меркам метрополии и не слишком велик. Кроме того, наше путешествие, как вы уже наверняка и сами осознали, весьма небезопасно. А у нас в Керкинитиде полно преданных солдат и матросов. Да и пушек на борту «Святого Аврелия» достаточно для того, чтобы охладить пыл некоторых таврийских наместников. Я поговорил с дядей, — принц светским жестом указал на восседающего поверх рундука Фримера, — и, честно говоря, склоняюсь к его мнению. А мнение его, если коротко, таково: по Эвксине вполне можно ходить на альбионских кораблях.
— Не всегда, — уныло сказал Зимородок, невольно подумав: «Ну, вот! Все сначала!»
— Мы немало пережили вместе, Ральф, — доверительно сообщил Александр.
— Я прошу вас, обоснуйте мне внятно и убедительно: почему, ну почему мы не можем ходить на своих кораблях в ваших водах? Что с того, что они больше ваших?
— Сил штарха не хватит, чтобы уберечь от беды большой корабль, если беда придет. А беда придет — Эвксина шутить не любит.
— Можно подумать, Атлантика — шутник дальше некуда! — вмешался капитан Фример. — Вы хоть представляете себе насколько океан больше вашей лужи, а, штурман?
— Представляю, — Ральф изо всех сил пытался не раздражаться и быть многотерпеливым. — Однако вынужден вас огорчить, в который уже раз: на большом корабле я не смогу гарантировать безопасность экипажа и пассажиров.
— А на малом, значит, можете? — заинтересованно спросил Фример.
— Я уже говорил, если помните — да, на малом могу. Причем, желательно, чтобы корабль был даже меньше, чем эта сантона. А я, скажу без ложной скромности, довольно сильный штарх.
— Что ж, буду откровенен тоже! — горячо сказал Фример. — Я видел вас в деле лишь однажды за все время. Да, безусловно, это впечатляет. Но большую часть времени вы, уж извините, занимаетесь делами вполне обыденными и не имеющими ничего общего со спасением экипажа. Тогда, у Суза Гартвига, я вам поверил. Но последующие события все больше убеждают меня: я ошибся поверив вам.
— В водах считают так: чем меньше штарху приходится обращаться к своему искусству, тем удачнее поход. Лучший поход — это когда кассат беспробудно спит, а штарх валяется кверху пузом на фаште.
— Здорово! — обрадовался Фример. — Как бы не работать, лишь бы не работать, так, да?
— Дядя, оставьте, — теперь вмешался уже Александр, поскольку нити разговора некоторое время назад незаметно перехватил капитан. — Нетрудно предвидеть возражение Ральфа: применять свое искусство было просто незачем и я, кстати, придерживаюсь той же точки зрения.
Предлагаю дальнейший спор и решение по нему отложить до прибытия в Керкинитиду, ибо актуальным оно станет лишь там. Поговорим лучше о другом. Вам хорошо известны воды с северо-восточ… э-э-э… грекале от Тендры?
— Достаточно. Да и вод-то тех за Тендрой… Ягорлык, а за ним уже и Кинбурн.
— Там глубоко?
— Не очень. Причем, до такой степени не очень, что на «Святом Аврелии» я туда соваться не советую категорически! Там кое-где цапли по дну в нескольких милях от берегов ходят! А почему вы спрашиваете о глубинах?
Взглянув в лицо Александру, Ральф уверился в худших подозрениях:
— Нам туда, да?
— Туда. Это плохо?
— Это не плохо. Это невозможно. Там ходят только на плоскодонках или на рыбацких фелюгах. Даже сантоне там делать нечего. Так что я бы сове…
Александр не дал штарху закончить фразу:
— Мы ведь договорились: решение будем принимать в Керкинитиде. Во всяком случае, я обещаю, что мы с вами, Ральф, пойдем на небольшом судне.
Брови Фримера немедленно уползли под так и не снятую в каморе треуголку:
— Вы хотите сказать…
— Все, что я хочу сказать, дядя, — прервал его принц, — я скажу в Керкинитиде. И возражения ваши выслушаю там же. И на этом предлагаю сегодняшний совет прекратить.
* * *
Влекомая свежим ветром «Киликия» и четыре корабля эскадры принца Георга приближались к Тавриде медленно сходящимися курсами. Они должны были достичь Керкинитского залива под вечер. Между ними, совершенно не в такт волнам и ветру покачивая мачтами, туда же направлялся ветхий корабль непривычных очертаний — таких не строили уже лет триста, а вернее что и больше. Корпус его был испещрен пробоинами, а борта частично сгнили. Тем не менее он и не думал тонуть. На штурвале стоял призрак в темной накидке, простреленной на спине, а сопровождали корабль крупные дельфины-призраки.