Ральф Зимородок, воды, лето года 864-го

Ральф немало повидал на своем веку, но ничего подобного той резне, которую учинили альбионцы с примкнувшими моряками «Гаджибея», до сих пор не видывал. Командовал, как ни странно, Исмаэль Джуда. Сначала он велел двоим солдатам взять внезапно потяжелевший сундук-обманку и сделать вид, будто они пытаются втихую пронести его мимо рулевого и вахты к тузику на пупе. Вахта, как легко догадаться, не стала безучастно за этим наблюдать. Однако тжекеры чувствовали себя на собственном корабле чересчур уж беспечно и не слишком внимательно глядели что творится позади них. Зря: Фример, Джуда и еще двое солдат без всяких колебаний ударили им в спины. Четверо тжекеров полегло сразу же, оставшиеся трое развернулись и попытались было обороняться, но тут из сундука вылез спрятавшийся внутри Александр и в том же стиле — с тыла — переколол их шпагой. В мгновение ока. Минутой позже рукавом собственной рубахи был удавлен около гальюна помощник капитана. Удавлен и сброшен в очко, в которое был протиснут не без труда.

Пару минут ушло на то, чтобы закрепить тимон, после чего тихо направились в носовой кубрик. Большая часть матросов-тжекеров была зарезана во сне, несколько успевших проснуться умерли немногим позднее. Троих сунувшихся на шум вынудил попрыгать за борт кассат.

Кока и юнгу убили на камбузе — засиделись они там той ночью.

С этого момента таиться уже не имело смысла. Дюжина тжекеров из второго кубрика сгоряча кинулась в атаку по фаште, но нарвалась сначала на плотный мушкетно-пистолетный залп, а после на встречную атаку, в результате которой деморализованные тжекеры полегли все до единого, а у альбионцев прибавился один раненый в руку. В течение следующей четверти часа команда принца Моро прочесывала сантону; заглядывали в самые дальние углы. Найдено двое. Оба убиты на месте.

Капитан «Киликии» и трое тжекеров забаррикадировались было в той самой каюте, откуда в самом начале выносили сундук-обманку, но пара мушкетных выстрелов сквозь дверь вынудила их к сдаче. Как выяснилось, капитан волею случая был смертельно ранен одним из выстрелов, а без вожака матросы запаниковали и сдались в надежде сохранить жизни.

Их резать действительно не стали: просто вытолкнули за борт.

И все. Из тех, кто пришел на «Киликии» к Амасре, в живых остался только полумертвый от страха Пич, прячущийся в каюте у Альмеи, да еще схоронившийся на паринькете матрос-тжекер, который услышал выстрелы и звуки схватки и почему-то решил пересидеть ночь наверху. Обнаружил его кассат, только следующим утром, когда «Киликия» уже изменила первоначальный курс и шла почти точно трамонтане. Последнего тжекера тоже выпихнули за борт и его вопли довольно быстро утихли, заглушенные плеском волн и скрипом рангоута да такелажа.

Так уж случилось, что в течение ночи Ральф лично не убил ни одного человека. Александр после всего выглядел бледнее обычного и велел Устину получше вычистить окровавленную шпагу. Фример, напротив, выглядел браво и довольно, подкручивал ус и то и дело замечал — неплохую, де, трепку они устроили этим негодяям!

Кассат к рассвету был не в духе: если в процессе бойни он всецело помогал Ральфу и его союзникам, то после нее недвусмысленно изобразил неодобрение, хотя, с другой стороны, не скрывал, что осознает: иного выбора у команды Александра не имелось.

Ранее Ральфу доводилось и в стычках с лиходеями участвовать, и защищать собственную жизнь в городских трущобах. И все же недавняя резня подействовала на него гнетуще.

Ночь кое-как переждали, а с рассветом двое уцелевших матросов с «Гаджибея» под руководством Зимородка и Фримера полезли убирать лишние паруса: погода портилась, ветер усиливался и совладать с управлением сантоной таким количеством народа стало невозможно.

Оставили стоять флок, высоченную тринькетину и стралет. «Киликию» сразу перестало валять, а ходов, как ни странно, почти не убавилось.

Фример правил, не скрывая удовольствия — видать, нечасто ему доводилось лично удерживать ветер руками, иные заботы одолевали, начальственные. Ральф альбионца прекрасно понимал — кто хоть однажды испытал каково это, управлять кораблем, который послушно отзывается на каждое твое движение, никогда и ни за что не откажется испытать это снова. Ральфу заступать на тимон предстояло в полдень, следовало отдохнуть перед вахтой.

Он спустился в пров-кубрик; там солдат Исмаэля Джуды отмывал дощатый настил от натекшей крови. Вскоре солдат закончил и ушел отмывать второй кубрик, а еще чуть погодя в тамбучу заглянул принц.

— Ральф! Вы здесь? А, вижу, здесь…

Александр ловко соскользнул по асигуту, встал под тамбучей и прищурился — после освещенной солнцем фашты в кубрике было сумрачно.

Ральф приподнялся с рундука, на который было прилег, и сел.

Свыкнувшись с полумраком, Александр приблизился и уселся на рундук напротив.

— Что-то мы давно не беседовали, — сказал он с непонятной интонацией.

— Хочется поговорить — ни о чем, без всякой цели.

— В подобных мероприятиях ни о чем говорить некогда, — сухо отозвался Ральф. — Как-то не до того…

Принц помолчал немного.

— Вас выбило из колеи то, что пришлось убить всех этих прощелыг? — неожиданно спросил он.

Зимородок неопределенно передернул плечами. В самом деле — а что ответишь? Не девица же он, чтобы падать в обморок при виде крови.

Но… что-то все-таки грызло изнутри.

— Бросьте, Ральф, — убежденно сказал принц. — Это разбойники, самые настоящие морские разбойники. Вы заглядывали в кладовую капитана?

— Заглядывал, — буркнул Ральф.

— Ну, вот! Мне отчего-то даже не хочется задумываться о судьбе тех, кому раньше принадлежали все эти вещи. Земли близ устья Эгиптоса формально все еще относятся к империи. И я как альбионский принц имею право карать пиратов на месте, как бы они не называли себя — пиратами, корсарами или тжекерами.

— Я все понимаю, Алекс, — тихо сказал Зимородок. — И я отдаю себе отчет: не соверши мы то, что совершили, перед рассветом расправу учинили бы над нами. Собственно, меня гложет не то ЧТО мы сделали, а то КАК мы это сделали. Как-то очень кроваво и безжалостно. Возможно я рассуждаю по-слюнтяйски… Ах, проклятье, как бы объяснить…

— Я понимаю вас, Ральф, — серьезно промолвил Александр. — Знаете, наверное я тоже должен мучиться чем-то подобным, ибо это первая стычка не на жизнь, а на смерть на моем веку. Но я ничего не чувствую, Ральф! Во время боя мною владели азарт и возбуждение, а сейчас я не чувствую ничего. Ни-че-го! Разве только радость оттого, что мы одолели тжекеров. Наверное это худо, верный мой штарх? Может быть, вы приняли на себя раскаяние, которое предстояло испытать мне?

Они некоторое время помолчали.

— А мне ведь еще придется перед Альмеей объясняться, — пробормотал Александр. — Она выглянула из каюты после всего. Выглянула — и заперлась снова.

— Полагаете, необходимо перед ней объясняться?

— Надо же как-то обосновать тот факт, что мы захватили нанятый ею корабль, перебили экипаж и теперь правим туда, куда нам нужно, а не ей.

— Она сама призывала нас к бегству, какие уж тут обоснования!

— К бегству! Наше бегство вряд ли серьезно повредило бы ее планам, — сказал Александр. — А вот смена экипажа…

— Я бы предпочел не вдаваться в планы госпожи Альмеи, — Ральф несколько оживился, хандра медленно из него улетучивалась. — В конце концов, это по ее воле мы попали из огня да в полымя. В самое бандитское гнездо.

— Тем не менее она пыталась спасти нас.

— Или же делала вид, что пытается. Уж простите мне чрезмерную подозрительность.

Александр усмехнулся:

— Да уж… Вы удивительно полярный человек, Ральф. То горюете по трем дюжинам зарезанных и утопленных пиратов, то подозреваете небо знает в чем девушку, пытавшуюся нас спасти. Впрочем, я сам такой.

Принц чему-то улыбнулся.

— Кстати, — продолжил он. — Вы видели как поражался дядя моему обращению со шпагой?

— Видел.

— А ведь недурно я, а? Уроки Тольба не прошли даром. Сколько раз я представлял как впервые применю фехтовальные навыки в деле! Честно говоря, представлялось совсем другое. И быстро как-то все… руки сами все сделали, голова только изумленно разевала рот да выпучивала глаза!

Принц нервно хохотнул.

— Счастье, что у тжекеров не нашлось огнестрелов, — заметил Ральф. — Могло и хуже закончиться, все-таки их было под сорок.

— Сорок один, если считать и юнгу. И, кстати, огнестрелы у них были — они и сейчас заперты в крюйт-камере. Капитан «Киликии» своим охламонам не очень-то доверял. А от нас не ожидал такой прыти. Но все-таки здорово мы их! Черт возьми, приятно ощущать себя победителем такой оравы. А ведь нас было вчетверо меньше.

— Охламоны эти, поди, привыкли безоружных грабить, — предположил Ральф. — В прибрежных поселениях Пропонтиды, я слышал, оружие носить разрешено только знати и некоторым гильдейцам. Простолюдин даже защититься толком не в состоянии. А стражи там нет как таковой, места малолюдные… Н-да.

— Вот и скажите, после этого, что империя не нужна! Сильная империя — это сильная армия и флот, когда пираты боятся нос сунуть в подохранные воды, не то что на прибрежные городки нападать. И ведь когда-то именно так и было… Ладно, не хочу мешать, я вижу, вы отдыхать собрались. Пойду с дядей переговорю.

Принц поднялся на ноги.

— Да, кстати, Ральф… — Александр с неповторимой небрежностью обернулся перед самым асигутом. — А вы ночью ничего не видели? После всего уже. Справа по борту.

Ральф видел. Но говорить никому не хотел.

Потому что боялся: не поверят.

— Что вы имеете в виду? — неохотно уточнил он.

— Ну, что-то вроде корабля в отдалении. Не видели?

Зимородок поскреб небритый подбородок и так же неохотно сообщил:

— Я не хочу врать вам, Алекс. Видел. Но… было темно и луна не столько освещала, сколько скрадывала подробности. Я могу ошибаться.

— Хорошо, — спокойно сказал принц. — Тогда я произнесу те самые слова, которые вы произнести не решаетесь. Это был ветхий корабль, с рваными парусами и дырами в прогнивших бортах. И правил кораблем призрак, очень, кстати, напоминающий скелетов из Амасры. И на палубе стояло еще несколько таких же матросов-призраков. Вы это видели?

— Да, — с нескрываемым облегчением произнес Ральф. — Именно это я и видел. Честно говоря, я испугался — не ослаб ли я рассудком и не мерещится ли мне все это? Как видно — не мерещилось.

— А больше вы ничего не приметили?

— Приметил, — сознался штарх. — И, должен вам сказать, это потрясло меня гораздо больше.

— Что именно?

— Рядом с кораблем-призраком резвились дельфины. Только это были не обычные, не живые дельфины. Они тоже были призраками, я несколько раз явственно видел их костяки.

— Ну, что ж, — вздохнул Александр, не скрывая облегчения. — Теперь я смело могу утверждать — мне это не померещилось тоже.

Ранним утром матрос на салинге «Королевы Свениры», третьего по величине корабля из эскадры принца Георга, заметил далеко на северо-западе верхушки мачт. Понаблюдав, матрос понял, что корабль, который он заметил, туда же и направляется — на северо-запад. Эскадра — бриг «Королева Свенира», гафельная шхуна «Ордовик» и два кеча, «Тантал» и «Айриш» — шла на северо-восток, в Керкинитиду. Поэтому матрос решил, что уходящие за горизонт мачты эскадре неинтересны и докладывать о них вахте не стал.

Видел матрос мачты «Киликии».

До полудня Зимородку удалось немного поспать. Как обычно он проснулся сам, минуты за три до того, как один из вахтенных пришел будить отдыхающую подвахту.

Болтанка усилилась, но сантона шла вполне уверенно — вовремя убрали лишние паруса, а оставленных оказалось как раз довольно для весьма неплохих ходов. С рассветом смело можно было высматривать на горизонте берега Тавриды.

Кассат отлеживался под пров-тамбучей. При виде приблизившегося Ральфа он шевельнул головой и внимательно взглянул на приятеля-штарха.

Похоже, кассат был голоден.

— Не серчай, — прошептал Ральф, нагнулся и потрепал его по холке. — Я сейчас что-нибудь придумаю, наешься и спи себе.

Услышав слабое ворчание, Ральф облегченно выдохнул: кассат перестал сердиться на людей и это было очень хорошо.

Наверху было свежо для летнего полудня; небо застили мышиного цвета тучи, низкие, словно готовые вот-вот рухнуть в Эвксину. На воде цвели барашки, ветер срывал пену с гребней и вытягивал ее белесыми нитями.

Дождя, правда, не было и непохоже чтобы дождь собирался.

— Ага, — Зимородка заметил Устин, осторожно пробирающийся к пров-тамбуче от мачты. — Сам встал. Матросы твои тож сами проснутся аль разбудить?

— Глянь на всякий случай, — посоветовал Ральф. — После такой ночи любой отключиться может.

— Гляну, — согласился Устин и полез в тамбучу.

— Кассата не затопчи, — кинул ему вдогонку Ральф и быстро двинулся вдоль наветренного борта.

Правил капитан Фример, по случаю непогоды облачившийся поверх мундира в непромокаемый плащ и сменивший треуголку на штормовую шляпу с полуобвисшими полями — моряки метрополии звали такую зюйдвесткой. Тут же рядом, под закрывающим пупа-тамбучу навесом, на низеньком трехногом табурете восседал Александр. Он тоже по случаю непогоды утеплился — кутался в коричневую, отменно выделанную кожаную куртку. Чуть поодаль прятался от порывов ветра солдат, исполняющий обязанности матроса; Устин, несомненно, несколько минут назад составлял ему компанию. От Фримера и принца они находились как раз на таком расстоянии, чтобы не слышать о чем те говорят.

Ральф приблизился.

— Как тут?

— Да спокойно, — фыркнул Фример. — Дует, конечно, но в меру.

— Я сейчас, — сказал Зимородок. — Только на камбуз загляну: кассата надо накормить. И тут же подменю вас, капитан.

— Добро, — кивнул Фример; поля шляпы выразительно колыхнулись.

Когда Ральф вернулся, сантоной правил уже Катран, а рябой Скиф, позевывая, прятался от брызг на недавнем месте принца.

— Тебя просили заглянуть в камору, — сообщил боцман. — Разговор есть, стал-быть.

— Тут ничего не надо, а? — Ральф огляделся. — А то рук, сам видишь, мои да Скифа…

— Да, вроде, не надо. Паруса работают, идем нормально. Так и будем держать…

Внимательно поглядев на небо и на море, Зимородок прикинул направление.

— Мы куда идем-то? Что-то не пойму…

Катран со значением глянул на него.

— Вот и я не пойму, Зимородок. От Амасры правили на Калиакру. Ночью перебились трамонтане, а сейчас, я б сказал, грекале идем. Аккурат на Керкинитиду. Ну, в крайнем разе — на Донузлав.

В целом это совпадало с выводами Ральфа.

— Не, я не против, дома-то есть делов… — шепнул Катран. — Или каморный этот заморский — лапоть полный, или…

— Что или?

— Да, ничего, — буркнул боцман. — Однако, сдается мне, он знает, куда правит.

— Не поймешь тебя, — фыркнул Зимородок.

— А я чего? — Катран передернул костлявыми плечами. — Фига нам на Тендре делать, сам прикинь? Какие бы дела господа столичные не затевали, не с таким экипажем на Тендру соваться. В Керкинитиду надо, матросов набрать, солдат… раз такие у господ дела кровавые. Деньжат нам со Скифом отвалить неплохо бы — мы, ядрена вошь, не в головорезы нанимались. Мы — матросы.

Катран умолк, внимательно глянул на Ральфа и, понизив голос, попросил:

— Ты это… если они не знают, что мы грекале отвалили, им не говори.

Придем домой, там уж разберемся. А?

— Ладно, — не стал возражать Ральф. — Зайти сперва в Керкинитиду и впрямь хорошая идея.

— О! — Катран сразу оживился. — Кумекаешь! Я тоже так говорю — не дело без каморного да без команды на такой сантоне немаленькой в водах болтаться. Хорошо хоть ты есть, а то полный каюк настал бы.

Перехватив косой взгляд Скифа, Катран поправился:

— Не, дойти дошли бы куда-нибудь, какие дела? Но кому они такие подвиги надобны, а? Мое, что ли, дело, на тимоне стоять? То-то.

— Ладно, — примирительно сказал Ральф. — Я пойду узнаю чего хотели.

Если по вахте понадоблюсь — зовите сразу.

— Уж позовем, — хохотнул Катран.

«Значит, Фример пока я спал потихоньку отвернул от Тендры, — подумал Зимородок, спускаясь по асигуту. — Интересно, намеренно или случайно?

И знает ли об этом Александр?»

Александр знал. Более того, первое, что он сообщил Ральфу, это то, что курс «Киликии» некоторое время назад был изменен.

— Видите ли, Ральф, — обосновал свое решение принц. — Даже такому неопытному моряку как я совершенно очевидно: нас слишком мало, чтоб управлять таким кораблем, пусть он по меркам метрополии и не слишком велик. Кроме того, наше путешествие, как вы уже наверняка и сами осознали, весьма небезопасно. А у нас в Керкинитиде полно преданных солдат и матросов. Да и пушек на борту «Святого Аврелия» достаточно для того, чтобы охладить пыл некоторых таврийских наместников. Я поговорил с дядей, — принц светским жестом указал на восседающего поверх рундука Фримера, — и, честно говоря, склоняюсь к его мнению. А мнение его, если коротко, таково: по Эвксине вполне можно ходить на альбионских кораблях.

— Не всегда, — уныло сказал Зимородок, невольно подумав: «Ну, вот! Все сначала!»

— Мы немало пережили вместе, Ральф, — доверительно сообщил Александр.

— Я прошу вас, обоснуйте мне внятно и убедительно: почему, ну почему мы не можем ходить на своих кораблях в ваших водах? Что с того, что они больше ваших?

— Сил штарха не хватит, чтобы уберечь от беды большой корабль, если беда придет. А беда придет — Эвксина шутить не любит.

— Можно подумать, Атлантика — шутник дальше некуда! — вмешался капитан Фример. — Вы хоть представляете себе насколько океан больше вашей лужи, а, штурман?

— Представляю, — Ральф изо всех сил пытался не раздражаться и быть многотерпеливым. — Однако вынужден вас огорчить, в который уже раз: на большом корабле я не смогу гарантировать безопасность экипажа и пассажиров.

— А на малом, значит, можете? — заинтересованно спросил Фример.

— Я уже говорил, если помните — да, на малом могу. Причем, желательно, чтобы корабль был даже меньше, чем эта сантона. А я, скажу без ложной скромности, довольно сильный штарх.

— Что ж, буду откровенен тоже! — горячо сказал Фример. — Я видел вас в деле лишь однажды за все время. Да, безусловно, это впечатляет. Но большую часть времени вы, уж извините, занимаетесь делами вполне обыденными и не имеющими ничего общего со спасением экипажа. Тогда, у Суза Гартвига, я вам поверил. Но последующие события все больше убеждают меня: я ошибся поверив вам.

— В водах считают так: чем меньше штарху приходится обращаться к своему искусству, тем удачнее поход. Лучший поход — это когда кассат беспробудно спит, а штарх валяется кверху пузом на фаште.

— Здорово! — обрадовался Фример. — Как бы не работать, лишь бы не работать, так, да?

— Дядя, оставьте, — теперь вмешался уже Александр, поскольку нити разговора некоторое время назад незаметно перехватил капитан. — Нетрудно предвидеть возражение Ральфа: применять свое искусство было просто незачем и я, кстати, придерживаюсь той же точки зрения.

Предлагаю дальнейший спор и решение по нему отложить до прибытия в Керкинитиду, ибо актуальным оно станет лишь там. Поговорим лучше о другом. Вам хорошо известны воды с северо-восточ… э-э-э… грекале от Тендры?

— Достаточно. Да и вод-то тех за Тендрой… Ягорлык, а за ним уже и Кинбурн.

— Там глубоко?

— Не очень. Причем, до такой степени не очень, что на «Святом Аврелии» я туда соваться не советую категорически! Там кое-где цапли по дну в нескольких милях от берегов ходят! А почему вы спрашиваете о глубинах?

Взглянув в лицо Александру, Ральф уверился в худших подозрениях:

— Нам туда, да?

— Туда. Это плохо?

— Это не плохо. Это невозможно. Там ходят только на плоскодонках или на рыбацких фелюгах. Даже сантоне там делать нечего. Так что я бы сове…

Александр не дал штарху закончить фразу:

— Мы ведь договорились: решение будем принимать в Керкинитиде. Во всяком случае, я обещаю, что мы с вами, Ральф, пойдем на небольшом судне.

Брови Фримера немедленно уползли под так и не снятую в каморе треуголку:

— Вы хотите сказать…

— Все, что я хочу сказать, дядя, — прервал его принц, — я скажу в Керкинитиде. И возражения ваши выслушаю там же. И на этом предлагаю сегодняшний совет прекратить.

Влекомая свежим ветром «Киликия» и четыре корабля эскадры принца Георга приближались к Тавриде медленно сходящимися курсами. Они должны были достичь Керкинитского залива под вечер. Между ними, совершенно не в такт волнам и ветру покачивая мачтами, туда же направлялся ветхий корабль непривычных очертаний — таких не строили уже лет триста, а вернее что и больше. Корпус его был испещрен пробоинами, а борта частично сгнили. Тем не менее он и не думал тонуть. На штурвале стоял призрак в темной накидке, простреленной на спине, а сопровождали корабль крупные дельфины-призраки.