Глава 3
Мелкий воришка Шульц занимался тем, чем обычно занимался ночью — обходил свою территорию в поисках добычи. Почти невидимый в сумраке, он с ловкостью тени скользил с улицы на улицу. Его длинный нос шевелился, напоминая приставленную к лицу пиявку.
Доверенный попечению Шульца район заключал в себя множество питейных заведений, и почти каждый вечер их недра порождали что-нибудь интересное — загулявшего мастерового, у которого деньги сами вываливаются из кармана, жреца, решившего почтить своего бога обильными возлияниями, или даже купца, топящего остатки совести в вине…
Стража тут если и появлялась, то только в виде окровавленных трупов.
Свернув с улицы Бронзовых Ножниц в переулок Потерянной Добродетели, Шульц замер. Впереди, маскируясь под кучу грязи, и выбрав для этой цели сточную канаву, лежало нечто. Точнее, некто.
Длинный нос Шульца ощутил запах денег.
Со стремительностью атакующей ласки он бросился к лежащему телу. Оглянулся, не заметил ничего подозрительного, и перевернул расположившегося лицом вниз мужчину.
Мощная волна перегара ударила в лицо, подействовав не хуже нюхательной соли. Шульц на мгновение задохнулся, но, как истинный профессионал, продолжил делать свою работу.
Его пальцы ловко отвязывали от пояса толстый кошелек, набитый чем-то приятно звенящим. Судя по добротной одежде и лицу, которое можно было назвать «толстым» только в качестве комплимента, пьяница являлся купцом.
Сердце Шульца полнило одуряющее предчувствие успеха.
— Стой, ничтожный! — грозный окрик упал откуда-то сверху.
Забраться на крышу, особенно в костюме и с мечом, стоило немалого труда, но Бульк пошел на это. Всякому известно, что герой с неотвратимостью рушащейся на злодея судьбы должен появляться сверху. В сопровождении соответствующих спецэффектов.
Шульц замер и принялся оглядываться. Обычно тот, кто разговаривает подобным тоном, имеет на то право, даже если оно заключается в крепких кулаках или остром клинке.
Но никого видно не было.
— Ты кто? — на всякий случай спросил Шульц, продолжая отвязывать кошелек.
— Я — справедливость, царящая во мраке! — нечто темное спрыгнуло с крыши ближайшего дома, и возвышенная речь прервалась сдавленным возгласом. — Ой, проклятье… Я уничтожитель зла! Я — погибель, крадущаяся во тьме, я — крошка в постели преступности и песчинка в ее глазу! Я — Убийственный Башмак!
— Звучит солидно, — Шульц закончил с кошельком и выпрямился, держа добычу в руках. В своих ногах, поднаторевших на ниве быстрого бега, он был уверен, и поэтому решил немного поболтать с появившимся с крыши придурком. — И что тебе надо, Смертоносная Тапочка?
— Положи деньги на место! — величавым жестом Бульк достал из чулка, то есть из ножен, меч. На грязные стены домов, которых даже дневной свет старался без необходимости не касаться, легли золотистые отблески. — Или ты будешь наказан!
Эффект от прочувствованной речи несколько подпортило то, что Он все не мог отдышаться после подъема на крышу, да и нога, подвернутая при прыжке, слегка побаливала.
— Ой, какой грозный! — Шульц скривился. Светящийся клинок не произвел на него впечатления. Ни один меч не справится с быстрыми ногами, если их правильно применить. — Если ты тронешь меня, то будешь иметь дело с Большим Джо!
На самом деле Шульц не был уверен, что главного над мелкими бандитами, царящего в этой части Ква-Ква, зовут именно Джо, но большим разнообразием имена подобных типов обычно не отличаются — Большой Джо, Большой Джим, и, если уж у автора особенно мощная фантазия — Большой Джордж.
— Положи деньги! — Бульк ощутил, как меч тянет его вперед. Неожиданно в глазах потемнело, или, лучше сказать, посветлело. Окружающий мир потонул во вспышке желтого пламени.
Шульц с изумлением увидел, как разговаривающую с ним темную фигуру перекосило, и она с бешеной скоростью ринулась вперед. Впечатление складывалось такое, что меч летел сам по себе, а держащийся за рукоять человек просто волочился сзади, как выхлоп за ракетой.
Что немаловажно, острие клинка оказалось направлено Шульцу прямо в грудь!
Взвизгнув, воришка выронил кошель и ринулся бежать. Прозрачное, словно вырезанное из стекла лезвие разминулось с его организмом всего на несколько сантиметров.
Набравший скорость Бульк не смог остановиться, и оружие, призванное сокрушать зло, с глухим «Глоп!» вонзилось в ближайший дом. Раздался треск, и материал, так же мало похожий на камень, как и на дерево, принялся выпадать из стены кусками.
Изнутри донеслись вопли, полные самого искреннего расстройства.
Бульк растерянно заморгал. Только что он разговаривал с вором, а теперь тот исчез, зато меч чуть ли не по рукоять воткнут в стену дома, который, судя по всему, собирается обрушиться герою прямо на голову.
Лимит подвигов на сегодня, пожалуй, оказался исчерпан.
Меч был извлечен из стены и упрятан обратно в ножны. Бульк воровато оглянулся и, припадая на поврежденную ногу, потрусил в направлении улицы Пресной Песни.
Общаться с обитателями пострадавшего в процессе борьбы со злом здания ему почему-то не хотелось.
Госпожа Тюфяк, владелица дома, в котором снимали комнату Арс и Шнор, больше всего напоминала ходячую клумбу. Главной составляющей ее одежды была шляпа.
Не то, чтобы госпожа Тюфяк, дама весьма почтенного возраста, к тому же вдова, ходила по улицам голой. Нет, просто скромное платье темного цвета в глаза не бросалось. В отличие от водруженного на голову соломенного сооружения, имеющего метр в диаметре, и украшенного таким количеством цветов, что их хватило бы на небольшой луг.
Под этой шляпой таились маленькие поросячьи глазки и жадность, сравнимая с гномьей.
— Я не есть очень понимать ваш поведений, — произошедшая из какого-то заштатного Лоскута к западу от Ква-Ква, госпожа Тюфяк разговаривала несколько странно.
— Что же не так? — ответил Арс, выдавливая вежливую улыбку. Он столкнулся с домовладелицей у входной двери, и не собирался пускать ее внутрь, пока хватит сил.
— Соседи жаловаться, вы заводить домашний животный. Это правда? — в лицо Топыряку был направлен палец, ноготь на котором выглядел заточенным до бритвенной остроты.
— Нет, — не очень уверенно ответил Арс, но глаза его предательски забегали.
— Ай-яй-яй, — госпожа Тюфяк покачала головой, создавая у собеседника впечатление, что на его глазах рушится башня. — Врать нехорошо, молодой человек! Говорят, что у вас топот копыт, блеяние и непотребный запах есть…
— Ну, — Арс окончательно смешался. — Как вам сказать…
— Я должна заходить и смотреть! — в голосе хозяйки дома звучала непреклонность ползущего ледника.
Не успевший даже вспискнуть Топыряк был твердой рукой отстранен в сторону, и госпожа Тюфяк открыла дверь.
Ее глазам предстало чудесное зрелище. Чистый Сигизмунд, от которого за километр разило дешевыми духами, играл в шашки с Орином, и в этот момент как раз блестящей комбинацией завершал партию.
— Ну и как игра? — совершенно неожиданно для себя спросила слегка ошалевшая госпожа Тюфяк.
— Два-два, — ответил Шнор, даже не посмотрев, кто вошел, и принялся ожесточенно дергать себя за волосы.
Собравшись с духом, почтенная вдова все же извлекла из сердца несколько капель довольно жидкого гнева.
— Да как вы посметь привести в дом козел? — спросила она раздраженно.
— Потише на поворотах, мамаша, — расставив шашки для новой партии, Сигизмунд лениво повернул голову. — Козлы в поле скачут!
— Как? — госпожа Тюфяк замерла, рот ее намертво заклинило в положении «открыто», а глаза выпучились.
— Ну, вы понимаете, — принялся нудно объяснять Арс, — это наш товарищ… он попал под случайный выброс магии, и превратился в четырехногого копытного рогатого…
— Кончай ты ерунду пороть, — козел раздраженно дернул левым ухом, — а ты, тетечка, не стой на пороге. У меня от сквозняка под хвостом зудит…
Мадам Тюфяк очень мягко, но вместе с тем необратимо рухнула в обморок.
— И чего я такого сказал? — изумился Сигизмунд.
Утренняя порция пива, это лейтенант Лахов заметил давно, всегда отдавала чем-то прокисшим. Причем относилось это только к первой кружке, которую приходилось принимать вскоре после заступления на дежурство. С каждой последующей пиво в «Потертом ухе» становилось все лучше, а к вечеру таинственным образом вкус теряло.
Размышлять над этим феноменом лейтенанту было лень, и он попросту с ним смирился. Истребляемая в данный момент кружка была первой на сегодня, и Лахов давился и икал, заталкивая пахнущий псиной напиток в горло.
Именно из-за этого он не сразу заметил, что рядом за столиком появился кто-то еще.
Помимо мирно спящего на столешнице Ргова, разумеется.
Отставив кружку, Лахов подозрительно посмотрел на незваного гостя. Тот был не из тех, что любят посидеть за одним столиком со стражниками, скорее наоборот. От него за версту разило грабежами, убийствами и разбоями, а где-нибудь на бицепсе наверняка имелась татуировка с надписью: «Не забуду мать родную!» или «Редиска, пасть порву!»
И в то же время лицо его казалось смутно знакомым.
— Доброе утро, — вежливо сказал Большой Джо (или Джим, или Джордж). — Хотя для вас лейтенант, оно, судя по всему, тяжелое…
— Что нужно? — мрачно спросил Лахов после некоторых размышлений, закончившихся выводом, что арестовывать заявившуюся в «Потертое ухо» личность нельзя. — Ты понимаешь, что нас не должны видеть вместе? Мы, Торопливые, боремся с преступностью, и все такое, а не выпиваем с ней по кабакам…
— Кто нас увидит? — Большой Джо нехорошо усмехнулся. — В такое время только стража похмеляется после вчерашнего!
Тут криминальный авторитет оказался прав. В «Потертом ухе» было так пусто, что даже мухи старались ходить на цыпочках, чтобы не шуметь, а из-за стойки доносился сочный храп владельца заведения.
Знал, шельмец, что до второй кружки дело дойдет не скоро.
— Ну ладно, — Лахов с некоторым усилием признал тот факт, что его репутации ничего не угрожает. — Говори, зачем пришел?
— Вчера ночью ко мне явился один из подопечных, — Большой Джо стал серьезен. Обычно люди, увидевшие его лицо таким, наслаждались этим зрелищем очень недолго. — Напуганный до последней степени.
— И что же с ним случилось?
— Расскажи мне это кто другой, я бы решил, что он врет, — Большой Джо в явном замешательстве отхлебнул из кружки Лахова, чего тот решил не замечать. — Но у Шульца безупречная репутация! Он рассказал, что в переулке Потерянной Добродетели на него напал какой-то сумасшедший со светящимся мечом!
— В переулке Потерянной Добродетели? — удивился лейтенант. — Это там, где ночью рухнула стена?
О том, как в Ква-Ква распространяются слухи, мы уже говорили.
— Именно там! — кивнул Большой Джо. — И я от лица нашего воровского общака прошу у вас, Торопливые, защиты! Мы честные воры и исправно платим налоги! Вы должны обеспечить нам нормальные условия, чтобы никакие психи с мечами не мешали нам делать свою работу!
Необходимо сказать, что нынешний мэр Ква-Ква Мосик Лужа придерживался довольно оригинального взгляда на преступность. Он считал ее необходимой составляющей социальной системы города, уничтожение которой не только невозможно, но и вредно.
Поэтому он действовал по отношению к ней, исходя из принципа: «С паршивой овцы хоть шерсти клок». Все криминальные авторитеты Ква-Ква платили ежемесячный налог в городскую казну, за что могли (в разумных пределах, конечно) осуществлять функцию санитаров каменных джунглей.
«Стража, конечно, будет вас ловить, — сказал Мосик Лужа на третий день после избрания, когда проходила его встреча с главарями преступного мира (большинство из них пришли на нее в колодках), — но вы будете иметь возможность убежать. И, кроме того, я обещаю вам защиту от всякого рода неожиданностей, которые так неприятны в вашей профессии. И разве я прошу многого?»
Те, кто считали, что многого, могли сколько угодно высказывать свое недовольство рыбам на дне реки Ква-Ква или червякам в удобных и глубоких земляных ямах.
Прочие предпочли смириться и платить. Неуплата каралась быстро и жестоко, зато слово Мосик Лужа держал. Мелкую шушеру стража иногда ловила, серьезных же бандитов — никогда, и, кроме того, к Торопливым всегда можно было обратиться за помощью.
— Хм, с мечом, говоришь? — где-то в недрах головы Лахова, под наростами пыльных отложений и пивной коростой, заработали мозги. — А меч он описал? У него случайно рукоять не из золота?
— Вроде так, — кивнул Большой Джо. — Ну что, лейтенант, я надеюсь, что ты нам поможешь?
Лахов скривился. Отказать этим людям было куда сложнее, чем Магическому Университету. Волшебники в худшем случае превратят тебя в кучу слизи и благополучно забудут про твое существование, а преступники могут создать тебе и окружающим неприятности, которые будут длиться годами.
И в то же время в сотрудничестве с бандюками было что-то гадостное, против чего душа Лахова, воспитанная в традиционной правоохранительной школе, бурно протестовала.
— Ладно, — сказал он, подавив ее гневные вопли, — мы сегодня же займемся этим делом.
— Хорошо, лейтенант, — Большой Джо вновь заулыбался, — надеюсь, что негодяй будет пойман БЫСТРО. А мы тебя не забудем…
Дождавшись, пока криминальный авторитет покинул таверну, Лахов потряс за плечо проспавшего весь разговор Ргова.
— Вставай, Васис, — сказал он, с отвращением отодвигая недопитое пиво, — кажется, мы заработали серьезный геморрой на собственную шею!
С медицинской точки зрения последняя фраза лейтенанта выглядела довольно спорной, но исключительно точно характеризовала сложившуюся ситуацию.
Дверь «Утонченного блаженства» скрипнула, впуская в заведение первую за сегодняшний день компанию студентов. Гном Отбойник, проведший утро в благородных трудах — он делал из пяти приобретенных бочек пива десять, зашевелился за стойкой. То, что за неимением лучшего термина называлось у него лицом, приняло удивленное выражение.
— Эй, с животными нельзя! — словам приходилось протискиваться через бороду, усы, и свисающие почти до подбородка брови, так что выходили они малость нечеткими.
— Я тебе не животное! — гордо ответил козел, вышагивающий между Арсом и Нилом Прыгскокком. — А разумное существо неопределенной расовой идентификации! А будешь вякать — рогами получишь!
Отбойник заткнулся, хотя некоторое время что-то булькал себе под нос. Но клиент всегда прав — этому правилу гном следовал неукоснительно (ну, почти), а к тому, что клиент лохмат, бородат и ходит на копытах, можно, в конце концов и привыкнуть.
Лишь бы деньги платил.
— Слышали последние новости? — спросил Нил, отхлебнув из кружки то, что здесь именовалось пивом.
— Нет, — ответил Сигизмунд, последней добычей которого стал дезодорант «Хвойный». Разило от козла теперь, кап от кучи лапника. — А что случилось?
— Какой-то чувак со светящимся мечом орудует в Норах! — сообщил Прыгскокк таинственным шепотом. — Перебил уже двадцать грабителей…
— Хм, — Арс с козлом смущенно переглянулись. О своих похождениях в ночь бегства они никому не рассказывали. — Сдается мне, что это тот самый меч, который с выставки украли…
— Ведь это ты его нашел? — Шнор Орин безуспешно пытался разбить на части кучку слипшихся картофельньи ошметков, называемых в «Утонченном блаженстве» чипсами.
— Да, на практике, — кивнул Арс. — С Рыгтантроповым и Тили-Тили…
— А ведь Торопливые того типа не поймают, — уверенно сообщил Нил. — Ни за что!
Традиция ругать правителей и органы правопорядка существует во всех мирах и вселенных настолько прочно, что есть смысл возвести ее истоки еще к тем временам, когда предки человека сидели на деревьях и бросались друг в друга банановой кожурой, вовсе не подозревая о каком-то там «разуме»…
Органы правопорядка ругают даже тогда, когда их нет.
— И наши преподы тоже полные идиоты! — Шнору удалось отколупать один чипс и сунуть в рот. Судя по перекосившемуся лицу, результат трудов его не особенно устроил. — Профукали такой артефакт, тьфу…
— Придется мне взяться за это дело, — грустно вздохнул Арс.
— Это с какой же стати? — спросил Прыгскокк.
— Я его нашел, мне за него и отвечать, — пожал плечами Топыряк. — Я видел этот меч, и знаю, насколько он опасен.
— И что ты собираешься делать? — от удивления Шнор проглотил чипс и теперь сидел, со скорбной миной ожидая последствий.
— Пойду в Норы, попробую его выследить, — похоже, что пожимание плечами начало входить у Топыряка в привычку, — Торопливые, они ведь собственную задницу найти не могут. Вдруг мне повезет больше?
— Тебя там прирежут! — авторитетно заявил Нил. — Или ограбят! Или изнасилуют!
Перспективы выглядели невеселыми.
— На слежку могу отправиться я, — неожиданно вступил в беседу Сигизмунд. — Козл… в смысле, четырехногому рогатому копытному ночью на улицах гораздо безопаснее, чем человеку! Ограбить меня трудно, на изнасилование никто не покусится, и потом, попробуй-ка, догадайся, что я разумный! На меня обратят внимания не больше, чем на какую-нибудь мышку…
— Все же побольше, — встрял честный Орин. — Ты покрупнее мышки будешь.
— Это неважно! — гнул свою линию козел. — И еще бегаю я много быстрее любого из вас.
— С этим поспорить трудно, — Арс вздохнул. — Так что я думаю — мысль хорошая. Отправляйся сегодня же…
— Ха-ха! — Сигизмунд победоносно потряс бородой. — А теперь не угостите ли меня для храбрости пивом?
— Вымогатель, — с тоской выговорил Арс, но подтолкнул почти полную кружку к козлиной морде. — Пей, но только смотри, не подавись!
— Ты факелы взял?
— Так точно!
— А веревку?
— Зачем нам веревка?
— А на всякий случай! Да, и мыло не забудь!
Разговор этот, полный почти сакрального смысла, происходил в здании городской стражи, что на улице Тридцатисемилетия Отрытая Канавы. Специальный дозор под предводительством лейтенанта Поли Лахова собирался отправиться на ночное патрулирование.
Ну а лейтенант, которому таскаться во тьме по Норам совсем не хотелось, оттягивал время выхода как только мог.
— Принес веревку?
— Так точно! — отвечал несколько удивленный действиями начальника сержант Васис Ргов. — И мыло. И пилу!
— А пилу зачем?
— На всякий случай!
— Ну мы пойдем или нет? — сердито спросил сержаш Калис, который по случаю смертельно опасной экспедици нацепил лучшую юбку и сделал пожертвования в храме божества смерти Вяжи.
Что-то вроде предварительного звонка — ждите, скоро буду.
По верованиям обитателей Лоскута Низкие горы, откуда происходил Калис, после смерти его ждало нечто похожее на обычную земную жизнь, только чуточку получше.
— Идем-идем… — рассеянно кивнул Лахов. — А…
Он хотел спросить про то, взяли ли крем для полировки шлемов, но взглянул на раскрасневшееся от гнева лицо Калиса и решил воздержаться.
Специальный дозор выбрался на улицу. Нагруженный при этом таким количеством барахла, что вздумай Торопливые погнаться за страдающей ревматизмом улиткой, у нее был бы шанс ускользнуть.
Впереди хищной походкой, положив ладони на рукояти спрятанных под плащом арбалетов, двигался Калис. За ним томно вышагивал Лахов, в каждой руке держащий по факелу и вздрагивающий от любого шороха.
Замыкал шествие Ргов, шатающийся под тяжестью веревок, мыла, спасательных кругов и прочих жизненно необходимых для ночного патрулирования вещей.
— А кого мы, собственно говоря, ловим? — поинтересовался он после того, как стражники пересекли реку.
— Парня с большим светящимся мечом! — ответил лейтенант. — Такого трудно не заметить…
До переулка Потерянной Добродетели путь был неблизкий, и Торопливые преодолели множество улиц, площадей и просто проемов между домами. С определенного момента Ргову стало казаться, что за ними идет еще кто-то. Прислушиваясь, он улавливал некий топочущий звук, такой частый, словно преследователь имел не одну пару ног, а куда больше.
— Сержант, что ты все время оглядываешься? — спросил Лахов дрожащим (от вечерней прохлады, разумеется) голосом.
— Да мне кажется, что там кто-то есть, — ответил Ргов жалобно. — Так и пялится в спину, подлюка! Может повернем, проверим?
«А за подлюку ты мне ответишь!» — подумал затаившийся во мраке козел Сигизмунд, чей путь неожиданно пересекся с маршрутом Торопливых.
— Э, не стоит, — лейтенанта наполняла решимость не связываться с чем-то, прячущимся в темноте. — А то можем не успеть поймать преступника! Но ты гляди в оба, сержант!
«Интересно, чем? — подумал Васис. — Затылком, что ли?» Чуткие его уши опять уловили перестук за спиной.
В любом уважающем себя районе, причисляемом к почтенному, хотя и несколько грязноватому семейству трущоб, есть то, что обычно называют притонами. Это расположенные в подвальных помещениях забегаловки, где собираются только свои, а чужак вызывает такое же внимание, как утонувший корабль на дне морском.
Пристальное, но недолгое.
В Норах имелось множество притонов, но главным из них считалось расположенное на Пустопорожней улице заведение, носящее скромное название «Пельменная» (тем более загадочное, что пельменей тут не подают). Это был не просто притон, а притон в квадрате, и его тусклые огни, отражающиеся в темных водах реки Ква-Ква, притягивали к себе преступных элементов сильнее, чем лампа — ночных мотыльков.
Вечера там проходили бурно, с кровавым мордобоем и женским визгом. В чадном полумраке периодически сверкали ножи, а в особо удачные ночи из «Пельменной» выносили по несколько тел. Чтобы предать их неторопливым речным волнам.
В этот вечер (вечер в понимании обитателей Нор — где-то с полуночи и до рассвета, дальше наступает ночь) в «Пельменной» было удивительно тихо. Заглянувший внутрь случайный прохожий (явление, вероятностью приближающееся к тому, что орхидея вырастет на Северном полюсе) увидел бы взгромоздившегося на бочку оратора и собравшуюся вокруг него толпу.
— Айда, братва! — размахивал волосатыми ручищами медвежатник по прозвищу Топтыгин. — Чтобы какой-то лох нами помыкал? Зуб даю, что мы его отловим и трепку зададим!
— Ага! Вперед! Мочи козлов! — нестройно загудела толпа, представляющая собой отличную выставку того, что называют преступными элементами. Тут имелись грабители, воры и убийцы, изготовители липовых документов и фальшивых денег, ловкие карманники и виртуозные шулера.
Чем-то это все напоминало сборище змей в брачный период.
В первую очередь — исходящей от них опасностью
— Нет светящимся мечам! — налитые кровью глазки Топтыгина свирепо посверкивали, а кулак размером с подушку был плотно сжат. — Поймаем этого Убийственного Сапога и открутим его голову!
— А разве у сапог есть головы? — робко спросил вор, известный как Веревочный Билл. Прозвание он получил за умение ловко управляться с веревками и окнами в верхних этажах богатых домов. После визита Билла хозяева обычно вставляли в них решетки (если оставалось, на что).
— Ну, открутим чего-нибудь другое! — выкрутился Топтыгин. — Что-нибудь, что можно открутить, найдется у каждого… Крови!.
— Крови! — взревела в едином порыве преступная общественность, и лезвия десятков обнажившихся ножей одновременно поймали багровый отблеск висящего на стене факела.
Входная дверь «Пельменной» тихонько скрипнула.
— Не меня ли вы ищете? — донесся от нее молодой и лишь немножко дрожащий голос.
Лица, на которых можно было найти следы всех известных (и парочки неизвестных) пороков, дружно повернулись к вошедшему. Топтыгин выпучился так, словно ему в определенное место воткнули затычку.
На площадке около двери стояло нечто, имеющее человеческую форму и размеры. Узнать подробности мешало странное, похожее на кожаный панцирь одеяние, покрывающее существо целиком. Скрыто было даже лицо, на которо темнели прорези для глаз. На поясе явления висел какой-то предмет, более всего похожий на втиснутый в футляр для зонтика меч.
— Ты кто? — спросил Веревочный Билл, отличающийся, помимо упомянутой ловкости, полным отсутствием мозгов. — Этот, Смертоносный Сандалий?
— Я — страх, летящий на крыльях судьбы! — величаво возвестили из недр панциря. — Я — лиса в вашем курятнике, моль в вашем шкафу и жук-долгоносик на вашей яблоне! Я — Убийственный Башмак!
— Гаси его, ребята! — выкрикнул Топтыгин. — Век воли не видать! Падлой буду!
Воры, грабители и убийцы, благородные любители нападать гуртом, дружно ринулись на чужака. Наиболее эмоциональные кровожадно завывали, прочие обходились яростным пыхтением.
Вопреки опасениям, Убийственный Башмак не бросился бежать. Предмет, похожий на меч, на самом деле оказался мечом. Самый быстроногий вор еще успел удивиться странному, полупрозрачному лезвию, и тут же получи удар в живот.
Самый обычный, не полупрозрачный.
Бульк Он, который долго плутал, прежде чем отыскал «Пельменную», ринулся в бой с неожиданным пылом. Никто из видевших его ранее, с шилом и дратвой в руках, ни за что бы не заподозрил, что в тощем белобрысом юнце скрыт темперамент берсерка.
Первого врага он ударил сам, потом клинок бешено задергался в руке, точно пойманная рыба, и мир потонул в ослепительной янтарной вспышке. Бульк Он как разумное существо перестал существовать, превратившись в приспособление для поддержания меча.
А наседающие на чужака в странном костюме преступники дружно отшатнулись — в прорезях для глаз зажглось яростное золотое пламя. Очень похожее на то, что пылало на рукояти смертносного меча.
— Бей его! Режь! — крики звучали крайне неубедительно, а клинок в руках ученика сапожника одину за другой заставлял замолкать глотки, из которых эти крики исходили.
Ножи и численное превосходство оказались слабы против волшебного оружия.
— Ничего личного, парень! — истово прохрипел Топтыгин, поняв вдруг, что из приятелей он один остался на ногах, а Убийственный Башмак вновь заносит страшное оружие. — Я обещаю исправиться!
Меч рухнул, и одним медвежатником в Ква-Ква стало меньше.
Хозяин «Пельменной», все время схватки проведший за стойкой, точнее — под ней, по наступившей тишине понял, что схватка закончилась. Собрав в кулак всю имеющуюся в наличии смелость, он осторожно выглянул.
Чтобы уткнуться взглядом в желтые, будто яичные желтки, глаза.
— Ой, — сказал хозяин, — я, пожалуй, пойду…
Но чужак уже не слушал его. Двигаясь как-то странно, словно меч волочил его за собой, он принялся один за другим разрубать столы. Те с хрустом разлетались на куски, в стороны летели щепки.
— Эй! — душа хозяина как собственника взыграла. — Ты что делаешь, гад? Стража! Стража!
Кричать так на Пустопорожней улице было так же глупо, как требовать молока от быка, и тем удивительнее оказалось то, что дверь «Пельменной» отворилась, и в нее вошли самые настоящие стражники.
Сраженный обилием впечатлений, хозяин заведения издал такой звук, какой обычно производит ванна, из которой вынимают затычку, и с грохотом рухнул в обморок.
— Кто тут шумит? — грозно и одновременно боязливо спросил сержант Калис, и тут взгляд его уперся в странную темную фигуру, которая продолжала невозмутимо рубить столы. — Глянь, лейтенант, это не наш ли клиент?
Командир специального дозора, после долгих блужданий и одной встречи с черной кошкой, едва не закончившейся коллективным инфарктом, добравшегося до Пустопорожней улицы, робко заглянул в дверь.
— Похоже, что наш, — вздохнул он, после некоторой внутренней борьбы признав, что удрать сейчас будет неблагоразумно. — А что это там на полу?
— Трупы, — отрапортовал Калис. — Ну так что, берем его?
— Да, — в мозгу Лахова зародилось подозрение, что троих стражников будет мало, чтобы захватить человека, который в одиночку лишил жизни всех посетителей «Пельменной».
Но отменять приказ было поздно.
— Стоять! Руки за голову! — Калис отработанным движением извлек из-под плаща два арбалета. — Это Торопливые! Вы арестованы…
Темная фигура повернулась, и тонкие лучики золотого света, исходящие из ее глаз, нашли скорчившиеся в дверном проеме фигуры стражников.
— Стреляй! — истерично выкрикнул Лахов. Арбалеты щелкнули почти одновременно. Короткие и толстые стрелы отправились в полет.
В полутьме зала сверкнуло что-то, похожее на ледяную молнию. На пол с сухим треском упали четырех палочки, годные разве для того, чтобы ковырять в ухе.
— Что там? Что? — за спиной Лахова сопел и нетерпеливо топтался Ргов, которому ничего не было видно.
— Кажется, в таких случаях надо кричать, — задумчиво проговорил Калис, глядя на темную фигуру, которая, с хрустом ступая по остаткам столов, с неотвратимостью айсберга приближалась к стражникам.
— Что именно? — не понял лейтенант.
— Бежим!!!
Затаившийся у стены «Пельменной» Сигизмунд с удивлением смотрел, как Торопливые вылетели из дверей заведения, словно три пробки от шампанского, и со всех ног помчались вдоль берега реки, вопя что-то нечленораздельное.
— Теперь я понимаю, почему их называют торопливыми, — прошептал козел уважительно.
Бульк очнулся на том же месте, где и потерял сознание. Меч все так же болтался в руке, но по некоторым признакам можно было заключить, что им недавно размахивали. В число признаков входили устилающие пол трупы и обломки досок, недавно бывшие столами.
— И это все сделал я? — недоуменно спросил ученик сапожника, и посмотрел на меч. Тот тоже словно посмотрел на него.
Не выдержав этого взгляда, Бульк запихал клинок в импровизированные ножны (заботливая вероятность реализовала шанс того, что они не будут нигде прорваны или даже порезаны), и вышел на улицу.
Пахнущий отбросами влажный ветер овеял лицо и позволил немного прийти в себя.
— Ну да, я герой, — не очень уверенно пробормотал Бульк, которому вид побоища доставил мало эстетического удовольствия, — а герой и должен убивать всяких злодеев.
Картинки с продолжениями в этом смысле всегда высказывались однозначно. Злодеи гибли от рук героя просто пачками, даже упаковками. Вот только в картинках почему-то никогда не показывались трупы отрицательных персонажей, которые, как выяснилось, ничем не отличаются от трупов обычных людей.
Это стало для Булька неприятным открытием.
Слегка пошатываясь от избытка чувств и накатившей усталости, он зашагал по Пустопорожней улице. За его спиной, стараясь потише цокать копытами, крался Сигизмунд.
Козлы не лучшим образом приспособлены для того, чтобы красться, почти так же плохо, как и для ползания. Любой более-менее внимательный наблюдатель заметил бы слежку через пять минут. Но Бульк был погружен в себя. Повесив голову, он свернул на улицу Каменных Колец, и зашагал к границе Нор.
Сигизмунд следовал за ним бородатой и рогатой тенью.
Улица Каменных Колец — одна из самых длинных в городе. Не прерываясь, она тянется от реки и до самых границ Ква-Ква, теряясь между домишек и огородов левой окраины. Среди обитающих в ее окрестностях людей можно встретить кого угодно, от попрошаек до профессиональных убийц, берущих заказы не менее, чем на короля.
Где-то между этими двумя категориями остановилась мисс Барпл, пожилая леди, из тех, что беззаветно любят животных, и при этом обычно отравляют жизнь окружающим людям. Они подкармливают всю бродячую живность в округе, выставляя у двери воняющие миски с позавчерашней едой. Соседям не дают заснуть кошачьи вопли под окном, во все щели лезет запах псины, а выйдя из дома, они рискуют поскользнуться на искусно выложенных кучках, показывающих, что их производители питаются довольно неплохо.
На возмущение пожилые леди подобного типа, обладающие обычно наивностью и добротой голодного тигра, реагируют одним-единственным убийственным доводом: «Вы что! Это же бедные кошечки (собачки — нужное подчеркнуть)! Они же живут на улице и так страдают!»
Мисс Барпл была куда безобиднее. Она мирно зарабатывала на жизнь, обучая шитью юных дам, готовящихся к замужеству, а дома держала всего пятнадцать собак. Все они были воспитаны ужасающе строго, то есть не бросались на людей и не гавкали, завидев нечто движущееся. Но все равно, учитывая их количество, выгуливать «бедных песиков», самый маленький из которых размером превосходил пони, приходилось ночью.
Днем от них почему-то шарахались прохожие. Некоторые забирались на деревья, другие падали в обморок, третьим же, самым нервным, приходилось срочно менять штаны.
В эту ночь мисс Барпл, как обычно, вывела свою свору на улицу.
— Шарик, не грызи домик! Бобик, фу, это очень старая косточка! — нежно ворковала она, ведя питомцев от одного дома к другому. Те метили углы, обнюхивали все подряд и радовались жизни.
На прошмыгнувшего мимо Булька собаки не обратили внимания. Их хозяйка его просто не заметила из-за слабости зрения. Зато когда носов «бедных песиков» коснулся мощный козлиный аромат, смешанный с запахом хвои, псы недоуменно остановились.
С подобным им еще сталкиваться не приходилось.
Признанный вожак своры, огромный мастиф, способный обратить в бегство медведя, мощно втянул носом воздух, и в душе его проснулись давно забытые охотничьи инстинкты.
С бешеным лаем он ринулся вперед. Прочие псы поддержали вожака. Как мисс Барпл удалось удержать в руках пятнадцать поводков, не скажет никто. Но правдой было то, что пожилая леди, истошно визжа, волочилась за собаками, точно эскимос, потерявший нарты, и из-под ее ног, бодро скользивших по булыжникам мостовой (возблагодарим же кваквакскую грязь!) вылетали длинные искры.
— Вот черт, — сказал Сигизмунд, глядя на приближающуюся к нему стаю. — Пожалуй, пора мне тоже записаться в Торопливые!
Развернувшись, он задал стрекача. О скрытности пришлось забыть, и к лаю с визгом добавился еще и топот четырех полновесных копыт. Поскольку собаки отставать не собирались, то получился отличный тест на крепость сна для обитателей улицы Каменных Колец, потом улицы Лягушек, потом площади Третьего Дня…
Короче говоря, половине Ква-Ква суждено было в эту ночь страдать бессонницей.
