Глава 2
Полночь наступила вовремя. Она всегда наступает вовремя, в отличие от иногда слишком медленно занимающегося дня, или от надвигающегося со спешкой вечера.
Полночь, она пунктуальна до жути. Почти как смерть.
Та тоже никогда не опаздывает.
Где-то в городской черте, как и положено в столь мрачный час, выли собаки. В стенах Магического Университета царила тьма, тишину нарушали противные скрипы, скрежеты и доносящиеся из темных углов ехидные смешки.
Звуковые эффекты находились на должном уровне.
Одна из теней, крадущихся по коридору факультета магии нечеловеческих существ, при ближайшем рассмотрении оказалась студентом четвертого курса Арсом Топыряком.
Не то, чтобы красться была особая необходимость, но Арс прекрасно осознавал законы повествования. По темному коридору ночью нельзя попросту идти, можно либо нестись с жутким воплем (что в данный момент исключалось), либо красться, затаив дыхание и ожидая, когда из темноты выдвинется нечто страшное.
Когда Топыряк достиг поворота, то из темноты действительно выдвинулось нечто страшное. Торчащие рога намекали на его родство с демонами, а странный стук по полу наводил на мысли о ходящих костяках.
Но тут студент нарушил все законы жанра. Вместо того, чтобы застыть от ужаса, либо перейти к первому варианту передвижения, то есть побежать и завопить, он попросту спросил:
— Это ты, коз… Сигизмунд?
— Я, — ответил из мрака блеющий голос. — Смотри-ка, не обманул…
В козлином голосе звучало удивление старого мизантропа, давно уверовавшего в порочность человеческой породы, и вдруг неожиданно получившего возможность созерцать образец истинного благородства.
— Так, сейчас будем организовывать тебе побег, — с таким деловым видом, словно сколотил состояние на вызволении узников, сказал Арс, — но учти, на выходах поставили посты…
— Это еще почему?
— Из-за позавчерашней кражи, — вздохнул Топыряк, — кто-то утащил с выставки могущественный артефакт, и ректор перепугался, как бы нас совсем не разворовали.
— Ну-ну, — пробурчал Сигизмунд.
— Сейчас обвяжем тебе копыта тряпками, — Арс извлек ком тряпья из-под мантии, — а когда пойдем, то слушайся меня беспрекословно! Понял?
— Посмотрим! — бородатая животина решила продемонстрировать независимость.
Но обвязать копыта Сигизмунд позволил. После этого звонкое цоканье, сопровождавшее козлиные перемещения, сменилось едва слышным постукиванием.
— Все, пошли, — Арс поднялся на ноги.
Они благополучно миновали два коридора и три лестницы. В одном месте из стены выдвинулось что-то темное, мрачное и стонущее. Топыряк небрежно махнул рукой и привидение, годное разве что пугать первокурсниц, с печальным воем растаяло.
— Там, за поворотом, пост, — прошептав это, Арс выглянул.
Короткий коридор заканчивался раскрытой в ночную тьму дверью. Из нее тянуло прохладой. За конторкой, хорошо видимый в свете стоящей рядом свечи, дремал вохртер. С его стороны доносилось едва слышное, но очень мелодичное посапывание.
— Тут придется ползком, — сказал Арс, отступая за угол, — вдруг он голову поднимет!
— Я что, змея? — Сигизмунд гордо взбрыкнул. — Чтобы я, потомственный коз… четырехногий копытный, ползал? Никогда!
— Ну так оставайся здесь! — прервал Арс несвоевременную вспышку гордыни. — Грызи известку со стен, жуй пергамент!
— Ладно, ладно, — Сигизмунд пошел на попятную. — Честно говоря, я просто не особенно умею ползать.
— Ничего, жить захочешь — научишься, — утешил его Арс и первым брякнулся на холодный и твердый пол.
Мантия цеплялась за все бугорки и выбоины, и Топыряк с ужасом думал, что станет с его одеянием после сего предприятия. Позади хрипел и сипел пытающийся ползти Сигизмунд. Конторка с вохртером неумолимо приближалась.
Вообще, козлы хорошо приспособлены для того, чтобы весело скакать по полям с сочной травкой, для того, чтобы объедать кусты и трясти бородами, бодаться и делать прочие мелкие пакости. Но умение ползать не входит в число умений, которыми они владеют хорошо.
Если честно, то Сигизмунд оказался первым козлом, которому пришлось это делать.
Стоит признать, что он старался изо всех сил. Отталкивался задними копытами и загребал передними, терся мохнатым пузом о камни пола, и даже продвигался вперед.
Но удовольствия это ему не доставляло.
Скорее наоборот.
И природа взяла свое. В тот момент, когда конторка была почти пройдена, Сигизмунд не выдержал. Вскочил на все четыре ноги и гневно мекнул, намекая, что мир все же несовершенен.
Вохртер мгновенно проснулся и тут же заорал от ужаса, увидев в нескольких шагах от себя рогатую и бородатую голову.
— Сам дурак! — сказала голова.
Понимая, что сходит с ума, вохртер яростно зазвонил в колокольчик. Звон был почти не слышен около поста, но набатом отдавался в комнате, всего день назад переоборудованной под спальню для группы быстрого реагирования.
Она тотчас наполнилась разнокалиберными возгласами:
— Подъем!
— Что? Кто? Зачем?
— Куда делись мои очки?
— Разбудите этого глухаря! Он все спит!
— Кто выпил воду из стакана? Там лежали мои зубы!
Арс этого всего не слышал. Но чутье на опасность, присущее некоторым мелким зверушкам, а также студентам и воришкам, истошно вопило.
— Бежим! — крикнул Топыряк, и выскочил в дверь. Козел несся позади, с копыт его, словно с конечностей решившей прогуляться мумии, сматывались тряпки.
Во дворе МУ их ждало грозное и величественное зрелище.
Группа быстрого реагирования таки разобралась со вставными частями тела и вступила в дело. Волшебники, держа в руках сияющие боевые посохи, плавно левитировали из окон третьего этажа. Бороды их красиво вились на ветру, мантии задирались, обнажая довольно грязные подштанники.
— Это за нами! — попадать в лапы своих же преподавателей Арсу как-то не хотелось. К тому же за столь неблаговидным занятием, как кража козла. — К воротам!
Ворота Магического Университета представляли собой вход, а не препятствие. С охраной успешно справлялись драконьи головы на столбах, так что створки давно не закрывали. Зачем возиться с тяжелыми железяками?
За время вынужденного простоя створки вросли в земли и даже пустили корни. Ворота гостеприимно зияли перед беглецами, обещая свободу. Но драконьи головы, правильно сориентировавшись в ситуации, уже поворачивались.
— Вон они! Уходят! — крикнул кто-то из группы быстрого реагирования.
— Фас, дракоши, фас! — заорал другой.
Два языка пламени, сорвавшиеся с верхушек столбов, с ревом прорезали ночь. Раздался тонкий визг и аромат ночной свежести мигом скончался, перебитый едким запахом паленой козлиной шерсти.
Слегка поджаренный Сигизмунд заметно прибавил ходу. Арс старался от него не отставать. Ворота остались позади, но упорные маги, жалуясь на немощь и боль в суставах, тем не менее, все так же бежали сзади.
— К восточной окраине! — прохрипел Арс. — Там легче затеряться!
Пролетевшая мимо беглецов золотистая молния с рычанием вонзилась в стену дома, оставив там изрядную дыру. До сего момента Арс думал, что не может бежать быстрее. Как оказалось, он ошибался,
К дебюту в качестве героя Бульк Он готовился со всевозможной тщательностью. Он просмотрел кучу специальной литературы (наборы картинок с продолжениями «Пахаждения Быкмена», «Чилавек-паук», «Ступормен» и другие), и выяснил, что помимо Меча у Героя должен быть Костюм.
Не тот, который состоит из брюк, жилетки и пиджака, а специальный, особенный, чтобы сразу было видно, что его обладатель — профессиональный защитник угнетенных и победитель зла. Ну, вроде кожаных доспехов и рогатой маски у Быкмена или тех красно-синих тряпок, которые носит Ступормен…
Денег на приобретение подобной одежки у ученика сапожника отродясь не было, и он сделал себе костюм сам. Из имеющихся в наличии материалов, и так, как умел.
То, что результат трудов напоминал составленный из подметок балахон, Булька несколько смущало. Но деваться было некуда. Ни один нормальный человек в таком наряде на улицу не выйдет, ну а герой, он на то и герой, чтобы одеваться не как все…
Еще у героя должно быть имя. Он не может быть Джоном Смитом или Василием Васильевичем Ивановым. Даже Бульк, хотя это красивое, звучное и древнее имя, не подходит.
У большинства его слышавших оно почему-то вызывало ассоциации с ванной.
Никакого подходящего прозвания пока придумать не удалось, и Бульк решил на первое время обойтись без имени. Даже назваться Безымянным Ужасом. А что, звучит неплохо, хотя и несколько банально…
Эту ночь он выбрал для первого выхода нового героя на тропу борьбы со Злом. В качестве врагов, чьи скальпы украсят пояс воина со сверкающим мечом, должны были выступить негодяи, обижающие, грабящие или обворовывающие мирных жителей.
В силу могучей наивности Бульк не знал, что в Ква-Ква почти все кого-нибудь грабят, обворовывают или обижают. Задайся он целью истребить всех виновных, ему пришлось бы работать мечом не переставая в течение сотни лет, с учетом того, что жертвы сами будут подходить к нему и подставлять шею.
А узнай он об этом, то свежеиспеченный герой утопился бы в ближайшем сортире.
Так что незнание в некоторых случаях, что бы ни говорили по этому поводу просветители, все же лучше знания.
Пребывая в блаженном неведении, Безымянный Ужас, точнее, пока еще Бульк Он, втиснул тощее тело в костюм. Смотрелся он в нем, точно глист в широкой трубе, зато вражеское лезвие, пробей оно оболочку из подметок, имело мало шансов поразить болтающееся внутри тело.
Ножен у Булька не нашлось, и меч пришлось привесить к поясу при помощи обыкновенной веревки. Почему она не перетирается об острейшее, почти невидимое лезвие, ученик сапожника не задумывался.
Обхватив вспотевшими пальцами светящуюся рукоять, он толкнул дверь и вышел в ночь.
В части города, где обитают сапожники, портные и прочая мелкая мастеровая сошка, царила полная тишина. Над погруженными в ночной мрак улицами стлались сырые смрадные испарения.
Но вдыхающему их Бульку Ону они казались слаще ладанного дыма. Впервые он был не самим собой, тощим и не складным объектом насмешек и подзатыльников (от тех, кому удавалось дотянуться), а героем!
И направлялся он к Норам, средоточию всякого городского зла и порока.
Чтобы во всеуслышанье объявить о своем существовании.
Арс и Сигизмунд удирали во все лопатки. Группа быстрого реагирования преследовала их с неумолимостью гончей взявшей след. Может быть, реагировали пожилые маги не очень быстро, но зато разок среагировав, не могли остановить собственную реакцию.
Топыряк лишь чудом ушел от нацеленного в спину огненного шара, а уж сколько домов пострадало во время этой погони, он даже не пытался сосчитать!
Стены пробивали ледяными и обычными молниями, дырявили потоками пламени всех цветов радуги, а также прозрачного и черного. Не одна сотня горожан была разбужена кровожадными воплями и астматическим сопением преследователей.
Но постепенно молодость взяла свое. Волшебники отстали.
— Кажется, оторвались, — сказал Арс, останавливаясь в тени небольшого дома, такого кривого, словно его строил выходцы из Китежа.
— Me, — согласился козел. Ему тоже пришлось нелегко. Топыряк пытался отдышаться, что потребовало неожиданно больших усилий. Ноги дрожали, сердце бешено колотилось. И вообще, ощущения были такие, что он набегался лет на пять вперед.
— Где мы? — спросил Сигизмунд, вертя рогатой башкой.
Слегка переведя дыхание (или то, что от него осталось) Арс огляделся. И тут же пожелал оказаться в каком-нибудь другом месте, и желательно подальше отсюда.
По всем признакам, они очутились в Норах.
Полутьма вокруг была полна жизни, жадной, почти невидимой и опасной. В домах горел тщательно замаскированный свет, от входов в притоны тянулся кислый запах разложения, а в соседнем переулке, судя по выкрикам, играли в литробол чьей-то головой…
Которую забыли отделить от тела.
Шансы выжить здесь у обычного человека были примерно такие же, как у рыбы в пустыне. У мага — чуть повыше; у мага с козлом — … непонятно, поскольку вероятность попадания такого тандема в Норы никто всерьез не рассматривал.
Скорее всего, поэтому они до сих пор и оставались в живых.
— Нам пора убираться, — спешно сказал Арс, ощущая, как зубы начинают подрагивать в отнюдь не радостном предвкушении.
Но оказалось уже поздно. Гнездящаяся в Норах тьма проявила к незваным гостям интерес. Сгустившись, она породила троих типов, всё жизненное предназначение которых состояло в том, чтобы шляться по кривым и мрачным переулкам и с кривыми и мрачными ножами приставать к прохожим.
— Слышь, парень, — сказал один из типов, демонстрируя улыбку, устрашающую по причине того, что каждый второй зуб в ней отсутствовал. — Отдавай нам всё… может быть, выживешь…
В полутьме блеснули обнажившиеся ножи. На самом деле кривые и предельно мрачные. Их лезвия даже не удосуживались оттирать от потеков крови.
— Что — всё? — спросил Арс, пытаясь выиграть время.
И тут же глаза грабителей, как по команде, округлились, а горящие злобой и алчностью взоры перешли с жертвы куда-то ей за спину.
Конечно, ни один приличный персонаж не должен покупаться на такой простой трюк. Поверишь, отвернешься, и тебя как треснут по башке…
Но не в привычках обитателей Нор было действовать столь сложно, особенно если их трое, а потенциальная жертва в одном экземпляре. Обычно к искомой цели аборигены приходили максимально простыми путями — запугиванием или ударом ножа в живот.
Все это срабатывало безукоризненно.
Так что Арс не выдержал, обернулся.
Из тьмы, негромко почавкивая, приближалось нечто, больше всего похожее на колышущееся черное пятно. Поскольку подобного рода пятна плохо различимы во мраке, то обилием информации о подходящем объекте никто из наблюдателей похвастаться не мог.
Единственной достоверной деталью было что-то светящееся в районе пояса.
— Эй, ты кто там? — вопросил вожак грабителей, в тоне его слышалось естественное беспокойство человека, столкнувшегося с чем-то непонятным. — Чего тебе надо?
Арс, воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, принялся медленно отступать в сторону центра площади, откуда при удаче можно будет обратиться в бега в западном направлении. Дрожащего от ужаса и любопытства козла он волок за собой.
Темное пятно подошло ближе и остановилось. От него шел явственный запах старой кожи.
— Я… — сказало оно и задумалось. Имя Бульк Он так придумать и не успел, пришлось импровизировать. — Я… эээ, Убийственный Башмак!
Прозвание вышло не шибко звучное, поскольку фантазия у ученика сапожника оказалась не на самом высшем уровне.
— Ну и чего, в натуре? — вожак несколько осмелел. — Раз башмак, то опасен только для тараканов!
Подручные главного грабителя угодливо захихикали.
— Нет! — голос темного пятна неожиданно стал громоподобным, словно в дело включились расставленные по окружности площади динамики. Погребенные под лавиной звука, замерли неподвижно люди и другие разумные существа. — Я — Убийственный Башмак! Я — коса, нависшая над шеей каждого преступника в Ква-Ква! Я — герой, который истребит всех городских чудовищ! Я — ужас, летящий на крыльях ночи, я — муха в вашем супе и гвоздь в вашем стуле!
— Впечатляет, — сказал Сигизмунд, — я бы такую речь не осилил… Это же надо — столько текста запомнить!
Темное пятно тем временем что-то сделало с источником света на своем поясе, и тот превратился в длинный меч, лезвие которого льдисто сверкало, а рукоять лучилась золотом.
— Тикаем, — сказал главный грабитель, поняв, что с таким оружием его ножу не совладать.
— Это же тот меч, что нашел я, — сказал Арс удивленно. Но предаться саморефлексии ему не дал козел. Пнув Топыряка что есть силы в зад, он рявкнул:
— Чего стоишь? Бежим!
Ноги Арса осознали тот факт, что даже грабители удрали, куда быстрее головы. Мгновение — и он уже несся по улицам, грохоча сапогами и стараясь не потерять мотающийся впереди ориентир — подгорелый козлиный хвост.
Темное пятно с мечом в конечности осталось далеко позади.
Первое, что Шнор Орин почувствовал, проснувшись с утра, был запах. Он наводил на мысли о рыбине, неделю полежавшей на солнце, о паленой шерсти, и о складе нестиранных носков, достигших такой степени родства с грязью, что их можно было ставить в угол.
Вторым впечатлением, звуковым, оказался храп. Протяжный и резкий, он походил на растянутое во времени хрипение загнанной лошади, и одновременно напоминал звук, с которым работают старые мехи.
Арс никогда так не храпел!
Решив разобраться с происхождением нестандартных ощущений, Шнор открыл глаза и повернул голову.
На полу, занимая все пространство между кроватями, лежало нечто большое и мохнатое. Оно и являлось источником хрипящих звуков, а также — Орин принюхался — и запаха.
— Это еще что такое? — столько праведного гнева воплотилось в этом восклицании, что Арс мгновенно проснулся и сел на кровати.
— Что? Где? Когда сдавать? — забормотал он.
— Это вот что такое? — вопросил Шнор, тыча рукой в направлении кучи шерсти на полу, продолжающей издавать звуки и, что хуже всего — пахнуть.
— Козел, — совершенно честно ответил Арс.
— Да ты сам… — начал отбрехиваться Орин, и тут до него дошло. — Что, это козел? У нас в комнате? Откуда он тут взялся?
Шнор вырос в деревушке Лоскута Троеречье, и о козлах имел далеко не теоретическое представление. И то, что он не узнал хорошо знакомое животное, можно было объяснить только недосыпанием.
— Откуда? — Топыряк, судя по ответам, пребывал в некотором замешательстве. Но после беготни, которая заняла почти всю ночь, и сна, продолжавшегося меньше часа, трудно соображать ясно. — Я привел.
— Так ты этот, — Шнор подпустил в голос восхищения, — как его… извращенец… ну, который излишне любит животных…
— Гринпис? — высказал догадку Арс.
— И нечего так орать! — вмешался в беседу козел, подняв рогатую голову. — Тут люди, в смысле животные, спят, между прочим!
Орин ощутил, как язык примерзает к гортани. Он подумал, что все это ему снится, что сейчас он ущипнет себя за нос и обязательно проснется. Это всего лишь страшный сон, страшный сон…
— Ой! — со щипком он несколько переборщил, и, дождавшись момента, ужас непредсказуемой реальности, в которой есть место всему, даже говорящим козлам, обрушился на голову Шнору не хуже молотка.
— А! Он разговаривает! — заорал Орин, пытаясь вжаться в стену и продавиться сквозь нее на улицу.
— А что тебе не нравится? — козел вновь поднял голову, украшенную кривыми желтыми рогами. — Могу еще спеть…
— Нет, не надо… — Шнора трясло, безумным взглядом он мерил расстояние до двери, прикидывая, сможет ли преодолеть его одним прыжком.
— Ты понимаешь, — сказал Арс задушевным тоном психиатра, пытающегося объяснить безумному клиенту, что посещающие его зеленые чертики не совсем реальны. — Это разумный коз… четырехногий рогатый копытный. Его зовут Сигизмунд.
— Да, разумный, — подтвердил Сигизмунд, — а сам мог бы и назваться, вместо того, чтобы орать!
— Шнор, Шнор Орин, — представился сосед Арса, после чего, пребывая в некотором помутнении рассудка, пожал протянутое копыто. — И что, этот четырехрогатый копытный разумный Сигизмунд будет у нас жить?
— Почему бы и нет? — заметил козел.
— Я так не думаю! — возразил Арс. Ночью бросать спасенную животину было как-то неловко, и Топыряк привел ее к себе. Но сейчас наступило утро, совесть благополучно досыпала, и никаких причин оставлять Сигизмунда при себе не было видно. — Я тебя вытащил из университета! Дальше устраивайся сам!
— И куда я пойду? — вопросил козел.
— Иди куда хочешь! — в один голос ответили Арс и Шнор, а Топыряк еще добавил: — У нас свободный город. Иди в любую сторону, и рано или поздно доберешься до сельской местности….
— А если я не дойду? Если в пути пропаду? — вскричал Сигизмунд и жалобно и горько зарыдал.
Плачущий козел — это серьезно. Даже крокодил рядом с ним выглядит робким дилетантом, не говоря уже об актрисах, играющих трагические роли, которым для получения достаточно качественных слез требуется нюхать пузырьки с какой-то гадостью.
Крупные, с горох, капли, вываливались из козлиных глаз и ручьем текли по носу. Если бы студенты обитали не на первом этаже, им нужно было бы срочно озаботиться проблемами, которые обычно возникают, когда заливаешь соседей снизу.
Приятели переглянулись.
— Так что же ты хочешь, поселиться у нас? — вопрос принадлежал к тем, на которые необходимо отвечать «нет».
Но козел этого не понял.
— Да! — ответил он радостно.
— Но ты же воняешь! — студенты опять проявили редкое единодушие в оценке окружающей действительности. Хотя в этом вопросе оценивать ее как-то по-другому было сложно. При таком-то запахе…
— Воняю? — изумился Сигизмунд, и зашевелил ноздрями. — Что-то я ничего не чувствую…
— Свое… в смысле, своя грязь не пахнет! — высказался Орин. — Держать в доме такую вонючку мы не можем!
— Хорошо, я буду мыться! — козел уселся и сложил передние ноги перед грудью, образовав нечто вроде умо-пяющего жеста. Встающие на задние лапки собачонки, и тигры, прыгаюшие через горящий обруч, могли отдыхать. — Дважды в день! И обливать себя одеколоном!
— Где ж ты возьмешь? — поинтересовался Арс.
— Украду! — Сигизмунд истово затряс рогатой башкой. — Я буду пахнуть, как цветочная клумба!
— Ладно, — сдался Шнор. В конце концов, кто может похвастаться тем, что у него в комнате живет говорящий козел? — Кормиться тоже будешь сам! Ясно?
— Ясно! — козел кивнул, рухнул на пол и мгновенно уснул.
— Ох, чувствую, ждет нас веселая жизнь! — сказал Арс, почесав голову.
В этот раз интуиция его не подвела.
На улице Старых Богов, что в правой части Ква-Ква, расположена неприметная таверна, носящая гордое название «Сломанный меч». Отличается она тем, что вышибалами здесь служат в основном тролли, и происходит это вовсе не из-за какого-то расизма хозяина.
Нет, просто тест на профпригодность в «Сломанном мече» состоит в том, чтобы после двух ударов работодателя устоять на ногах. Человеческих особей, сумевших совершить подобное, можно пересчитать по пальцам одной руки.
Хозяин таверны, вывеской в которой работал самый настоящий двуручный меч, переломанный где-то у рукоятки, был героем. Некогда его знали по всему Лоскутному миру как Агрогорна Эльфолюбивого (прозвище произошло от страсти к юным эльфийкам), ну а теперь он вышел в отставку, поселился в Ква-Ква, а на честно награб… заработанные деньги открыл таверну, завсегдатаями которой были те же самые герои. Обитающие в городе пенсионеры, и те из действующих, кто по каким-то делам оказывался в Ква-Ква. По этой причине вышибалы, даже тролли, не задерживались в «Сломанном мече» больше, чем на месяц.
Трудно противостоять кулакам людей, на стороне которых выступает сама вероятность (точнее, невероятность).
Таверна была старой, покосившейся и очень традиционной. Именно такие заведения показывают в средней руки фэнтезийных фильмах. Агрогорн восседал за стойкой горой мяса и жира и благодаря мощному голосу мог общаться с посетителями по всему залу.
В это утро все разговоры были об одном — об объявившемся в Норах герое.
— Нет, вы слышали? Слышали вы? — вопрошал глухой как пень Старый Осинник, который за свою жизнь уничтожил больше вампиров, чем цирюльник за год срезает волос. — Какой-то мужик размахивал там волшебным мечом!
В том, что герои уже знали о происшествии, нет абсолютно ничего удивительного. В больших городах слухи распространяются быстрее, чем волны от упавшего камня — в старом болоте.
— Нечего орать! — прогудел Агрогорн, породив в углах таверны гулкое эхо. — Все об этом трещат!
Но Старый Осинник, как и следовало ожидать, его не услышал. В процессе охоты на вампиров, которые имеют особенность отпугивать врагов громкими криками, его ушные перепонки… несколько пострадали.
— Да, вы слышали? Это невероятно! — Осинник опрокинул в себя стопочку пойла, имеющего название «Дикая лошадь» из-за привычки лягать пьющего в желудок. Потреблять ее рисковали только герои. — Махать мечом в городе? Что может быть глупее!
— Тут я с тобой согласен, — сидящая за столом и закутанная от бровей до пяток в черный плащ фигура зашлась в кашле. — Если решил стать героем, то из Ква-Ква надо бежать…
Звали фигуру Стукнутый Черный. Лица ее никто не видел. Черный был помешан на безопасности и прятал лицо даже от самого себя. Чтобы потом честно заявить: «Да о чем вы, я этого парня первый раз вижу?»
— Дело говорите, — Агрогорн кивнул. — Идиот он!
Столь однозначный диагноз был поставлен Бульку Ону в течение нескольких мгновений. Причем совершенно правильно. Если бы свежеиспеченный борец за справедливость взялся бы лучше изучить биографии любимых героев, то понял бы, что все те, кто действовал в городах — Быкмен, Человек-паук, Ступормен, были вымышлены, в то время как реальные герои — Канон Зубовышибатель, Ляо-Мяо Победоносный и Илья Пуропец совершали подвиги в сельской местности!
Города — питательный бульон, рождающий героев. Но если слишком долго в нем вариться, то немудрено просто захлебнуться. Да и законы вероятности начинают сбоить, если рядом слишком много людей.
Опытные герои это знают, и используют города лишь как место отдыха.
Бульк Он действовал в полном неведении. За что вскоре и должен был поплатиться.
— Я угощаю! — в «Сломанный меч», совершая организмом сложные качающиеся движения, ввалился один из действующих героев. Несмотря на утренний час, от него разило, как из бочки с пивом. — Удалось взять драконью сокровищницу! Все пьют за мой счет!
— Вот это дело! — Старый Осинник, удивительным образом услышавший последнюю фразу, потер ручонки.
Агрогорн вздохнул и полез за очередной бутылкой. Похоже, что сегодня получится хорошая пьянка. А завтра… или послезавтра, когда все закончится, придется нанимать нового вышибалу.
В университет Арс и Шнор направились ближе к полудню. Сигизмунд был выпровожен из дома с наказом «Без одеколона не возвращаться!». Убедившись, что козел понуро потрусил к центру города, студенты накрепко заперли дверь и зашагали к МУ, намереваясь слегка погрызть гранит науки.
Идти было недалеко, но у самых ворот их ожидало неожиданное препятствие. Прохфессор в синей мантии факультета умозрительной магии и с обмотанной вокруг пояса бородой бегал от столбов пламени, изрыгаемых сторожевыми драконьими головами.
— Тридцать! — выкрикивал он время от времени. — Двенадцать! Двадцать четыре!
— Ничего себе, — восхитился Арс, — это что, новый вид спорта?
На самом деле все объяснялось гораздо проще. Прохфессор Синиус Фляк торопился на заседание у ректора, и в спешке забыл пароль. Он точно знал, что тот как-то связан с календарем, но пойманный в костлявые лапки склероза, вспомнить его не мог.
— Сто! — кричал он, вспоминая число лет в веке, — или я это уже говорил?
— Ответ неправильный, — скрежетали драконьи головы и вновь нацеливали огнедышащие пасти.
— Ай! Ой! — с достойной восхищения прытью заведующий кафедрой магии искусства отпрыгнул в сторону, спасая бороду, мантию, и прячущееся под ней тело.
Отпрыгнул, чтобы налететь на нечто, оказавшееся студентом.
— Вам помочь, прохфессор? — вежливо спросил Арс, придерживая преподавателя за шиворот, чтобы тот, упаси боги, вдруг не упал.
— Э, да, — Синиус Фляк потер поясницу. — Не напомните, какой у нас пароль?
— Триста шестьдесят.
— Точно, как я мог забыть! — улыбаясь вымученной улыбкой больного дизентерией, вернувшегося из очередного забега в известном направлении, прохфессор преодолел огнедышащие ворота.
О студентах, оказавших ему помощь, он тут же забыл.
А в кабинете ректора копились раздражение, ярость, гнев, и прочие чувства, которые имеют обыкновения разряжаться в виде громких воплей. Глав Рыбс сидел в своем кресле и медленно багровел, прохфессора и деканы осторожно перешептывались.
— Куда он мог деться?
— Невежливо так опаздывать!
— Может быть, он позабыл про совещание?
Дверь распахнулась, и на пороге возник Синиус Фляк, взмыленный и тяжело дышащий, словно только что участвовал в скачках в качестве лошади. Борода его слегка растрепалась и напоминала очень длинный веник.
— Где вы были? — гневно вопросил ректор.
— Я… испытывал систему безопасности ворот, — нашелся с ответом прохфессор. В чем-то он даже не соврал.
— Ну и как?
— Она с честью прошла испытания!
— Ладно, садитесь, — Глав Рыбс махнул рукой. Гнев и его близкие родственники, которым не удалось пока воплотиться, с сердитым шипением растаяли в воздухе. — Как я понял, сегодня ночью имело место хищение, — каждое слово ректора отпечатывалось на чистых листах мозгов слушателей, точно оттиск канцелярской печати. — По тревоге была поднята группа быстрого реагирования… Докладывайте!
Заговорил пожилой волшебник, которого назначили командиром этой самой группы, поскольку в молодости, лет сто двадцать назад, он прослужил полгода в какой-то армии.
В какой именно — даже он сам уже вспомнить не мог.
— Мы преследовали злоумышленников, ваша милость, — доложил он, — но они злодейски скрылись, пропав в районе, известном под названием Норы!
— То, что вы преследовали, я понял, — буркнул Глав Рыбс, — а по доставленным мне сегодня жалобам на пожары, разрушенные стены и покореженные вывески могу даже проследить ваш маршрут… Как выглядели злодеи?
— Было темно, — неуверенно сказал преподаватель с военным опытом, — а мои очки свалились, и…
— Короче! — гнев вновь появился в воздухе, ведя за собой подружку — ярость.
— Их было двое. Один — человек, а другой — что-то вроде козла… Точнее мы не разглядели!
— Козла? — удивился ректор. — Уже и козлы лазают к нам в здание! Скоро тут гиппопотамы начнут расхаживать! Бардак!
Прохфессор кафедры животноводческой магии сделал кроткое лицо и отвел взгляд в сторону. Он был в курсе истории с неудачно сработавшим заклинанием, и подозревал, какой именно козел оказался замешан во всей этой истории. Но большой опыт административной работы подсказывал ему, что в данном случае молчание хотя и не золото, все же что-то достаточно ценное.
— Что пропало? — спросил ректор. Прохфессора и деканы переглянулись.
— Вроде ничего, — сказал кто-то.
— Как мы можем знать, что у нас пропало, если мы не ведаем, что у нас есть, — резонно заметил мэтр Тугодум, декан факультета магии нечеловеческих существ.
— Если у вас украдут голову, вы это заметите только к обеду, поскольку некуда будет совать ложку! — Глав Рыбс вскочил с кресла. — Скопище тупиц! Если бы я назначил на ваше место стадо баранов, то ничего не изменилось бы!
Гнев, до сего момента витавший рядом с ректорским креслом, удовлетворенно вздохнул и принялся перевоплощаться в полновесный, качественный скандал.
— Да, хозяин, все сделал, хозяин, — сказав так, Бульк Он в последний раз поклонился сапожнику, у которого состоял в учениках, и побрел по скрипучей лестнице вверх, в каморку над мастерской, где и жил.
И только закрыв за собой дверь, он позволил торжествующей улыбке появиться на лице.
Ничтожные люди! Они подозревают, что могут унижать его, издеваться над ним, считать его жалким и слабым! Но они не знают, кто он такой, он великий герой, и он им всем…
— Бульк! — донесся снизу раздраженный вопль. Героические мысли сразу куда-то делись.
— Да, хозяин? — истребитель зла, согнувшись в раболепном поклоне, отворил дверь. Голос его вполне искренне подрагивал.
— Завтра откроешь мастерскую, — велел сапожник. — Меня не жди, я ухожу в творческую паузу…
— Хорошо, хозяин, — вздохнул Бульк. «Творческими паузами» сапожник поэтично называл запои. Они у труженика обувной отрасли наступали не реже раза в месяц и длились дней по пять. После них хозяин мастерской возвращался помятый, синий и опухший, но какой-то присмиревший. Куда-то девалась его обычная грубость, и даже подзатыльники становились не столь убедительными.
Еще дней пять он оставался вполне вменяемым. А потом делался все злее и злее, пока в очередной раз не брал «творческую паузу»…
Бульку приходилось терпеть.
«Ничего, — утешал он себя, закрывая дверь во второй раз. — Недолго мне сносить издевательства и придирки!»
Меч и костюм героя лежали под кроватью, дожидаясь своего часа. Бульк помнил ужас, мелькнувший в глазах грабителей, когда он обнажил клинок. Видеть это было так приятно…
Ученик сапожника сильно удивился бы, скажи ему кто-нибудь, что глаза его в сгущающемся сумраке горят двумя золотыми кружочками, точь-в-точь тем светом, что исходит от рукояти выкраденного с выставки меча.
Удивился бы и махнул рукой. Герой — он на то и герой, чтобы выглядеть необычно…
Сквозь крошечное окошко, через которое даже солнечным лучам было трудно протискиваться, виднелась крыша соседнего дома, и кусочек неба, на тусклом бархате которого все ярче проступали световые пятнышки, обозначающие в Ква-Ква звезды.
Наступала ночь. Геройское время. Его время.
Костюм, сшитый из старых подметок, таинственно зашуршал, когда Бульк извлек его из-под кровати. Снабженный капюшоном, он выглядел поношенной медвежьей шкурой, которую очень долго терли.
Зато меч оставался все так же великолепен. Почти невидимое лезвие радужно переливалось — казалось, что блики скользят в пустоте. Рукоять сверкала так, что глядеть на нее было больно.
Сегодня Бульк ухитрился сделать ножны — нечто напоминающее кожаный чулок в метр длиной, с завязками у основания. Вчерашний вариант с веревочкой показался не очень удобным, да и что за меч без ножен?
Когда над Ква-Ква стало полностью темно, дверь сапожной мастерской, что на улице Пресной Песни, тихонько скрипнула, и из нее выбралась темная фигура неопределенных очертаний. На боку она придерживала нечто длинное и болтающееся.
Убийственный Башмак вышел на тропу героизма!
