11
… Я вышел из «контура», зажмурив глаза от слепящего света, ударившего в лицо. Что это за ерунда, так и не понял. А когда открыл глаза, то не увидел в помещении никого. Кроме пары техников. Взиравших на меня с изумлением и растерянностью. Когда и куда успели слинять парни, даже не успел сообразить.
Один из техников нажал клавишу инкома и, не отводя взгляда от меня, сказал:
— Он вернулся!
Я недоуменно вскинул брови и ляпнул первое пришедшее в голову:
— Куда вернулся?
— … Шесть суток. Аппаратура молчит, разведка перерыла оба мира. Тебя нигде не было. Сканеры ПСД проверили запредельное пространство. Пусто!
— Ага!
— Ты что-нибудь помнишь?
— Ничего!
… А что я должен был помнить? Если ничего не было. Шаг в «контур», миг переноса и шаг из «контура». Кто же знал, что на это уйдет шесть дней!..
— Какие у вас версии?
Битрая покачал головой.
— Никаких. Извини, Артур, но ты не вписываешься ни в одну концепцию, ни в один закон. Ты — не человек, прости за откровенность. В отношении тебя не действуют никакие правила, законы, нормы… Ты мог быть дома, в другом секторе, в переходной области, у черта на куличках!
Профессор демонстрировал отличное знание земного сленга, наглядно иллюстрируя знаменитое правило: «с кем поведешься, оттого наберешься…»
— Меня не видели?
— Нет. И твое появление не зафиксировали. «Контур» просто выплюнул тебя, прости за сравнение. А техник едва не упал в обморок.
— У вас крепкие техники. Его и динозавр не испугает.
— Привыкли.
— Ясно…
* * *
На этот раз я не испытал вообще никаких эмоций относительно своего «зависания». Было настолько все равно, что сам поразился. Словно не шесть суток пропадал, а шесть секунд. Видимо, действительно изменения зашли так далеко, что полностью перестроили мозг на иное восприятие реальности. В кое-каких вопросах. Жаль, не во всех…
И парни встретили мое возвращение гораздо более спокойно, чем раньше. Видимо, тоже поняли, что монстру такие «зависания» как слону дробина. Быстро ввели меня в курс дела. А потом перешли к главному.
— … По данным группы Битраи, во втором секторе осталось не больше одной колонии кого-то из противостоящих сторон. И около сорока миров, где еще не установлено блокирующей аппаратуры. При среднем темпе это дней десять работы. Ну, еще неделя на поиск и обнаружение колонии. После чего можно включать общую блокировку сектора.
— И?..
— И тогда надо ставить вопрос о завершении работ. Сектор закрыт. Наша Земля и Годиан в полной безопасности. Никто не пробьет блокировку. В общем, мы можем возвращаться к мирной жизни.
— Да, можем.
— Остается одни вопрос. Твой, Артур. Понимаешь?
— Да…
— Тебе надо определяться с Миленой. Либо ты забираешь ее с собой, либо…
— Что — либо?
— Это решать тебе. Брать ее с собой, или оставлять, или что-то еще… Но решать достаточно быстро. У тебя в запасе не так много времени. Держать сектор открытым дальше опасно.
— Знаю.
— А раз знаешь — думай.
Сергей сделал паузу и посмотрел на меня.
— Думай. Будет нужна наша помощь — скажи. Все, вплоть до похищения.
Он чуть дернул уголком губ, показывая улыбку, но я на этот счет не обманывался. При случае Серега и парни украдут дочь президента Америки, если будут знать, что она мне нужна. И никакого преувеличения. Новые возможности дают шанс проворачивать и не такие комбинации…
— Благодарю, буду думать…
— Есть еще один повод ускорить процесс принятия решения. Битрая тебе не сказал?
— О сбоях?
— Да.
— Сказал. И добавил, что причину сбоев не может определить. Снова что-то из запредельного…
— Это плохой симптом. Если уж Битрая не знает, то последствия могут быть непредсказуемыми.
— Знаю…
— В общем, решай.
И сдержанный, маловпечатлительный, невозмутимый обычно Серега положил мне руку на плечо, сжал пальцы. Скупая улыбка осветила его лицо.
Я незаметно вздохнул и встал следом за ним с дивана. Он прав, надо решать. Знать бы только, как и что? Хоть у монстра спрашивай…
Самое плохое настроение у нее обычно бывало по утрам. Потому что после ночи она усиленно пыталась вспомнить сон, но ничего хорошего из этого не выходило. Нет, часть сна она помнила вполне отчетливо, но вот другая часть так и была скрыта завесой.
Милена понимала, что скрытая часть как раз и есть главная, но поделать с памятью ничего не могла. Он этого злилась на себя и до самого завтрака ходила недовольная.
Последние дни к недовольству прибавилось раздражение от самого пансионата. Нельзя же вечно здесь сидеть! Врачи твердят, что она здорова, так почему не выписывают? Она взрослый человек и должна работать. Не сидеть же вечно у отца на шее. А память… Ну что ж, проживет как-нибудь и без заблокированного куска воспоминаний. Не настолько же он огромен. Главное она помнит, остальное либо всплывет в последующем, либо вообще не всплывет.
Морозов обещал выписать ее через неделю, когда подойдет срок окончания курса лечения. Главврач уверял, что у Милены пройдут все даже малейшие последствия ранения и контузии. Отец, который звонил ей через день, поддерживал врача, просил подождать. А еще пообещал помочь с работой.
Неделя — не такой уж большой срок. Милена настроилась ждать. Тем белее скучать особенно некогда. Процедуры, прогулки, разговоры… С другими пациентами пансионата она общалась нечасто. Были две семейные пары и еще две женщины, приезжавшие сюда каждый год на два месяца.
А еще был Артур. Сотрудник пансионата. Хороший добрый парень. Правда, какой-то странный. Вроде веселый, забавный, а в глазах иногда мелькает какая-то грусть. И смотрит на нее временами печально.
Несколько раз Милена чувствовала, что он сдерживает себя, когда говорит с ней. Думала, что влюбился, но тот не проявлял своего отношения.
С ним было хорошо проводить время, даже интересно. Но каких-то особых чувств к парню Милена не испытывала.
Гораздо больше ее занимал тот, кого видела, и уже не один раз, во сне. Интуитивно чувствовала, что тот человек был очень близок ей. И что появился он в ее жизни не так давно.
Конечно, можно было спросить о нем отца или коллег по работе в Самаке. Но она не решалась. Да и говорить о нем никому не хотела. Вдруг этот человек — плод ее воображения? Тогда она будет выглядеть в глазах близких и знакомых нелепо. И Милена молчала. Ждала следующей ночи, когда этот знакомый незнакомец вновь придет к ней. И опять она увидит только его тело, но не лицо.
Про себя она уже решила, что попробует навести справки о нем, но только тогда, когда уедет отсюда. Скорей бы…
Морозова я перехватил возле его кабинета. Тот явно спешил. Но все же уделил мне пару минут.
— Как ее состояние?
— Отличное. Никаких следов ранения. Никаких последствий. Курс лечения заканчивается. Я выписываю ее через день.
— А память?
— Память не восстановилась. Это более длительный процесс. Есть кое-какие подвижки, но ждать результата быстро не стоит. Кстати, молодой человек, где вы были всю неделю?
— Уезжал. Так вышло.
— Так вышло! Вы же вроде как сотрудник. Бросили работу! Хорошо, что проблем нет!
— Это радует. Кстати, можете искать нового специалиста. Я сегодня работаю последний день. Правда, пробуду у вас, пока Милена не уедет.
Врач внимательно посмотрел на меня, покивал и сочувствующим тоном произнес.
— Я понимаю… Жаль, что ваши намерения не осуществились. Милена вас не узнала. Кстати, я благодарен вам.
— За что?
— Вы сдержали слово. Не стали напоминать о себе. Не потревожили ее.
— Да. Не потревожил… Да и нет смысла…
— Что?
— Ничего… Благодарю, доктор. Я пойду.
Смысла нет, смысла нет… Работа подходит к концу. Связь неустойчивая. Тянуть с общей блокировкой сектора нельзя. Что делать мне? Ждать, пока Милена вспомнит? Но сколько? Процесс может затянуться на месяцы или годы. Увезти ее с собой? Глупость! Девчонке, только отошедшей от одного стресса, надо будет пережить другой. И гораздо более сильный. И как она будет смотреть на меня? Как на похитителя?! Бред! Но и бросить здесь…
Этого я себе тоже представить не мог. Однако иного выхода нет. Надо решать. Вернее — решаться. На размышление — шесть-семь дней. И лучше не затягивать.
С этими нерадостными мыслями, с мрачным настроением я и шел к коттеджу Милены. Даже не зная, что буду говорить. И надо ли вообще что-то говорить сейчас…
Я подошел к коттеджу со стороны сада. Прошел между деревьями, встал метрах в десяти перед ее окном. И… увидел Милену. Она сидела на стуле, положив руки на подоконник, и смотрела вдаль. Увидев меня, едва заметно улыбнулась.
— Привет.
— Здравствуй, Милена. Что грустишь? Сон плохой приснился или просто не знаешь, что делать?
— Угадал. Сон. Только не плохой. Я не могу его вспомнить.
— Сон?
Милена сняла руки с подоконника, вздохнула. Посмотрела на меня таким взглядом, словно думала, стоит ли мне говорить или нет. Потом, видимо, решила, что хуже не будет.
— Понимаешь… вижу фотографию. Цветную… на ней я. Почему-то в военной форме, с карабином на плече. Довольная, улыбаюсь… А рядом стоит парень. Я вижу его всего… кроме головы. Вижу джинсы, черную футболку, ветровку. Руки вижу. Одна на ремне, вторая обнимает меня за талию.
Милена вздохнула, чуть наморщила лоб.
— Второй раз не могу разглядеть его лицо. Чувствую, что он тоже улыбается… вот и злюсь, что не вижу…
Я стиснул зубы, чтобы не ляпнуть лишнего. И вообще не проявить каких-то чувств. Смотрел на Милену и успокаивал себя.
… Эта фотография лежала у меня среди вещей. Снимал нас фотограф редакции возле моего джипа во дворе дома. Милена тогда только приехала из пригорода. Так и встала рядом со мной — в форме, карабин на плече… Перед тем, как фотограф нажал на кнопку, сказала, что не снималась уже полгода. И что этот снимок поставит у подушки. На память…
И вот снимок уцелел, а память отказала… Черт возьми, и каково мне все это слышать?!.
— Может, еще вспомнишь… — осторожно произнес я.
— Может быть. Мне пора на процедуры. Последний раз схожу. Послезавтра меня вписывают.
— Это хорошо. Увидимся еще сегодня?
— Вечером. Пока.
Я осторожно отступил назад, махнул рукой и пошел к себе в каморку. Проверив показания приборов и оставив запись в журнале дежурства, вызвал базу в Самаке, запросил связь и через пять минут перешел туда.
Надо было сворачивать базу. Держать ее здесь больше не имело смысла. Контакт с Годианом буду поддерживать с помощью портативной установки. Сам. Судя по всему, недолго…
— … Шесть сбоев связи за последние двое суток. Время обрыва — от семнадцати секунд до двадцати двух минут. Восстановление происходило само. Объяснить это влиянием кого-либо из враждующих сторон невозможно. Это внешняя причина. Какая — не знаю.
Битрая кашлянул и добавил:
— Надо заканчивать работу в секторе. Пока не произошел полный сбой. Пора заканчивать…
— Еще десять миров проверены, аппаратура установлена. Осталось не больше тридцати. Где-то среди них мир с колонией Анкивара. Но мы найдем его быстро. Работы на неделю от силы. Достала нервотрепка, но ничего, потерпим. А потом надо заканчивать прыжки по Вселенной. Нас ждет мирная жизнь, семьи. Нас ждет Португалия. Пора заканчивать, Артур…
Это говорили парни…
— Три месяца в состоянии полной боевой готовности. Три месяца постоянного перенапряжения. Нервы на пределе. Даже у вас. Даже ваши железные, измененные организмы не в состоянии испытывать такие нагрузки слишком долго. Скоро наступит истощение. А затем и срыв. Как он будет выглядеть, не знаю. От полной апатии ко всему до неконтролируемого взрыва эмоций.
— На нашей планете шли долгие войны. По нескольку лет. Люди воевали год, два, три. А потом жили вполне нормально. Заводили семьи, растили детей, строили дома…
— Да. Это верно. Но воевали они все же не каждый день, а с перерывами, причем иногда довольно длительными. Ранения, отдых, подготовка… И потом, воевали они в знакомой обстановке. На своей планете. А вы за эти месяцы излазили черт знает сколько миров. Разные цивилизации, разные эпохи, разные люди, обычаи, нравы. Вы не спятили только потому, что ваш мозг расширил рамки своего восприятия, принял новую информацию. Но и его ресурсы не бесконечны. Пора заканчивать работу и возвращаться к мирной жизни. Пора заканчивать…
Это уже Новистра. С его мягким голосом, вескими доводами и взглядом доброго детского доктора. Которому хочется верить…
Сговорились они, что ли, или просто мыслили в унисон?.. В любом случае настрой друзей, товарищей по работе, коллег был ясен. И что важно — этот настрой совпадал с моим. Но надо мной довлело одно обстоятельство. То самое, которое вспоминало свои сны и печально смотрело в окно. Насколько оно, вернее, она важна для меня? И стоит ли дальше испытывать судьбу?
На поиск ответа у меня ушло несколько дней. Хотя… столько времени мне не надо. Судя по всему, я все для себя решил. Осталось только сделать последний шаг…
Перед переходом на Землю-4 меня отозвал Марк. Увел в угол помещения, подальше от техников, колдовавших у установки, положил руку на плечо.
— Артур! Действительно, пора принимать решение. Но если ты не готов к этому — не спеши. Подумай. Если надо, мы подождем. Ты наш друг, и мы всегда поможем тебе. Только не сделай ошибки. Не делай того, о чем потом пожалеешь
— Спасибо, Марк, — скупо улыбнулся я. — Я знаю, что могу на вас рассчитывать. Я не сделаю ошибки. Мы оба с монстром не сделаем…
Марк еще несколько мгновений смотрел на меня, потом кивнул.
— Иди. Успеха наличном фронте. Здесь тебе воевать одному, мы в роли зрителей.
— Да уж. Такой спектакль вы не упустите…
Мы одновременно рассмеялись и ударили по рукам. Так с улыбкой на лице я и шагнул в «контур»…
Принять решение — одно. А воплотить его в жизнь — совсем иное. Высказать вслух то, что крутится в голове, иногда очень сложно. А иногда невозможно…
Приехав в пансионат, я около часа кружил между коттеджами и центральным зданием. Побывал в каморке, поговорил с бывшим напарником, помог ему сменить несколько перегоревших лампочек. Зашел к главврачу. Тот куда-то спешил, сказал, что замену мне уже подыскивают, и добавил, что сегодня Милена уезжает и что за ней приедет отец. Попросил не мозолить им глаза и попрощаться с Миленой раньше.
Я заверил его, что не помешаю, и пошел дальше. Потом повстречал знакомых медсестер, кое-кого из пациентов.
Разговаривая, я медленно смещался в сторону коттеджа Милены. И прилагал все усилия, чтобы не посмотреть в ее окно. Чтобы не увидеть ее, не встретить взгляд. Чтобы получить отсрочку. Духу у меня еще не хватало сказать ей «прощай». Пусть она и не поймет истинного смысла…
Какая-то пожилая пара, только приехавшая в пансионат, захотела непременно узнать, какая здесь природа, как долго идут дожди осенью и весной. И правда ли, что в парниках растут бананы.
Я отвечал в меру своей осведомленности, вспоминая услышанное здесь и прочитанное в газетах…
Так мы дошли до сада. Супруги все еще забрасывали меня вопросами, потом начали рассказывать о себе. Потом подошли две медсестры, одна из них увела супругов с собой, а вторая стала сетовать на неисправность проводки в одной из процедурных. Я пообещал сказать об этом сменщику. Напомнил об обещании привезти домашнее варенье из клубники. За починенный транзистор. Медсестра засмеялась, сказала, что сделает это завтра.
В этот момент я краем глаза зацепил раскрытое окно в комнате Милены и увидел ее саму, стоящую в глубине комнаты. Выражение лица девушки было изумленным и обрадованным. Рот приоткрыт, глаза округлены. Пальцы рук комкают то ли платок, то ли край скатерти.
Что-то с ней было не так. Но что именно, понять не успел…
Сбор вещей она начала с утра. Но на это ушло совсем немного времени. В результате был заполнен один не очень большой чемодан и одна сумка. До приезда отца еще оставалось два часа. Не зная, что делать, Милена села в кресло-качалку напротив открытого окна и стала вспоминать минувшую ночь. Первую за последние недели, проведенную спокойно. И тот парень не снился, и она не тратила нервы, напрягая воображение.
Правда, это не значило, что она о нем совсем не думала. Но сейчас делала это спокойнее. Без надрыва…
У нее было хорошее настроение. Сегодня подходит к концу срок ее пребывания здесь. И хотя в пансионате было очень хорошо, Милена устала здесь. Хотелось сменить обстановку и начать наконец работать…
Пребывая в этом настроении, она и сидела в кресле, тихонько покачиваясь и глядя в окно. Артура заметила не сразу. Просто услышала голоса неподалеку, потом увидела электрика и медсестру. Она что-то спрашивали у Артура, а тот ей отвечал.
Видимо, разговор шел о чем-то веселом. Женщина улыбалась, кивала головой. Артур подробно рассказывал, на губах играла легкая улыбка.
Он стоял лицом к окну, держась правой рукой за ствол дерева, а левую положил на пояс, засунув большой палец за ремень джинсов. Голову по привычке чуть согнул. Глаза слегка щурил, а потом широко открывал.
Эти поза, положение рук, головы, улыбка на губах вдруг вызвали у Милены странную аналогию. Она уже видела все это. Много раз. Эту же улыбку, этот прищур, эту руку, лежащую на ремне…
Показалось вдруг, что сейчас его губы дрогнут в улыбке и произнесут:
— Здравствуй, милая! Ну куда ты опять пропала? Бросила своего… Артура!
Перед глазами внезапно встала пелена, потом сквозь черную завесу вдруг проступила та самая фотография — она с карабином на плече и фигура рядом. Одна рука на ее талии, вторая на ремне. Завеса отошла еще больше, и Милена внезапно отчетливо увидела лицо этого человека.
Улыбающееся лицо Артура…
… Она тогда только приехала из Ступицино. Заскочила во двор, довольная собой и поездкой. Подбежала к Артуру, стоявшему возле джипа, прыгнула на шею. Угодила стволом карабина ему по плечу. Он тогда еще сказал, чтобы больше не таскала эту «железку». Мол, тяжело. А потом вышел фотограф. И Милена попросила его сделать снимок. «Я буду тебя охранять!» — заявила она.
Артур улыбнулся, прижал ее к себе, поцеловал в висок и шепнул: «Спасибо, милая…»
Так с улыбкой на лице и повернулась к фотографу…
«… Мамочки! — ахнула она, прижав руки ко рту. — Ведь это же он! Мой Артур! Здесь… Уже столько времени! Приехал, чтобы быть рядом со мной. Оберегать, охранять… Он устроился на работу, был каким-то электриком. Ходил рядом, говорил со мной, сдерживая себя. Я же видела его лицо, его глаза, замечала, что иногда он смотрит на меня так странно. Господи! Он же смотрел на свою любимую!..»
Остатки завесы сползали с ее памяти, освобождая заблокированные участки и показывая все, что она забыла. Работу в Самаке, редакцию и, конечно, ее Артура. Ее любимого человека. Это он!
Не в силах сдерживаться, она вскочила на ноги, сделала два шага вперед. Увидела удивленное лицо Артура, засмеялась и прыгнула прямо через подоконник.
— Артур! Артур!
Он так и стоял на месте, еще толком не понимая, что произошло. А она подбежала, как и раньше, прыгнула ему на грудь, целуя куда-то в ухо.
— Любимый мой, хороший!.. Ты ждал меня все это время!.. Как же так!..
Она ощутила, как вздрогнуло крупное тело, его руки все еще осторожно обхватили ее, чуть отвели от себя. Серые глаза встретили ее взгляд. Крепко сжатые губы разомкнулись:
— Здравствуй, милая моя! Ты все вспомнила?
Не в силах произнести ни слова, она закивала, чувствуя, как слезы капают из глаз.
— Ты помнишь меня?
Она опять кивнула, вновь целуя в щеку.
Вот теперь он поверил. Подхватил правой рукой под колени, вскинул вверх и поймал своими губами ее губы. Она с радостью ответила, чувствуя, как обжигающий жар охватывает ее тело. От внезапно свалившегося счастья голова пошла кругом, а руки задрожали.
Он здесь и рядом! Разве нужно ей еще что-то?..
Обалдевшая от такой картины медсестра беззвучно раскрывала рот и пятилась назад. Глаза едва не выпадали из глазниц. Вот так фокус!..
Министр приехал в пансионат точно к назначенному часу. Машины сразу проследовали к главному корпусу, на пороге которого стоял Морозов. Он встретил министра, коротко обрисовал состояние Милены и в конце сказал:
— Все, что мы могли сделать, — сделали. Она полностью здорова, дееспособна и может делать все, что захочет. Конечно, кое-какие ограничения на физическую нагрузку еще остались, но через несколько месяцев и их можно будет снять.
— А этот парень? Артур? — настороженно спросил министр.
— Он здесь. Уже понял, что она его не вспомнила. И решил уйти. Не мешать ей.
Министр обернулся к своему телохранителю, стоявшему поблизости, и покачал головой.
— Все же слово сдержал. И вправду, что ли, любит?.. Не человек, а сллошная загадка… Ладно, доктор, проводите меня к ней. А по пути расскажите, какие шансы у Милены восстановить память. И насколько ей это необходимо?
Морозов рукой указал направление пути и сказал:
— Шансы есть. Но они невелики. Все зависит от самой Милены. И от случая. В моей практике было два эпизода, когда человек возвращал память после какого-то стресса или, наоборот, после спокойного периода жизни. Сказать наверняка сложно… Но терять надежду не стоит.
Разговаривая, они дошли до кустарника, за которым был сад. Угол коттеджа находился метрах в сорока от дороги.
Артура министр и врач увидели одновременно. А через несколько секунд увидели, как из окна коттеджа выпрыгивает Милена и бежит к нему. С разбегу прыгает на грудь, обнимет, целует, кричит что-то…
Глаза у врача полезли на лоб. Он первым сообразил, что означает такое поведение девушки. Впрочем, и министр понял быстро. Пробормотал что-то под нос и повернул голову к врачу. Тот развел руками и прошептал:
— Это фантастика какая-то!! Вспомнила-таки! Прав был парень, он своим присутствием стимулировал ее мозг. Впервые такое вижу.
— Я тоже! — процедил министр.
Кашлянул, неловко заслоняя рот кулаком, а потом вдруг тронул пальцем край глаза. Словно вытирая непрошеную слезу. Что бы там ни было, его дочь — его родная кровь — окончательно выздоровела. И, кажется, сейчас была счастлива.
Не соврал парень — они и вправду любили друг друга.
— Пойдемте. — Морозов потянул министра за рукав. — Пойдемте.
— Что?
— Не надо им мешать. Потом… потом подойдем.
Саврин прерывисто вздохнул и кивнул.
— Да. Все верно. Пошли…
