С утра Пастух влез в Сеть и долго рыскал, чтобы найти какую-никакую информацию о конкретных местах и о том, на кого и как в тех местах охотятся. Про уток и гусей знал. А еще что?..

Кое-что нарыл.

Он сам бывал на охоте. Только вряд ли те армейские вылазки хоть отдаленно напоминали обычную гражданскую охоту. На ней охотники не просто палили по живности, как по движущимся мишеням, но превращали эти довольно массовые убийства птиц и зверей в некое праздничное и малость ритуальное действо, имеющее свои законы и правила, свои милые традиции, свои радости и огорчения.

Здесь, в этом краю, на разных расстояниях от Города-Трех-Рыб люди и охотились на разное – на птиц ли, на зверей ли. И по-разному охотились. Пастух прочел в выуженных из Сети статьях об охоте на уток нагоном, из засидки, скрадом, с подсадкой, с чучелами, с собаками тоже…

Все это было ему неведомо и любопытно, но все ж он считал, что охота – не слишком доброе развлечение, хотя…

Хотя это и не его дело – осуждать или хвалить чье-то занятие.

Как кому-то – его работу.

– Что-то понял? – спросил Мальчик.

– Вряд ли, – сказал Пастух. – Разве что очевидное: сидеть надо тихо, ходить надо бесшумно, стрелять надо метко. Все это я умею.

– А я?

– А ты не умеешь. Поэтому тебе придется остаться на квартирке и ждать не охотников, а дядю Пастуха. Терпеливо.

– А почему я не могу поехать с дядей Пастухом?

– А потому, сообразительный ты мой, что турбазу эти кексы наверняка сняли под свою компашку целиком. Посторонних не будет. На кой черт им соседи и конкуренты? И наверняка их ждут опытные егеря, которые уже места для каждого определили. В плавнях там, на чистой воде, где еще… И, судя по твоему рассказу, их сыновья тоже там окажутся: нормально экипированные, не исключено – с оружием. Они ж наверняка с детства с отцами на охоту ходят, они ж в этих плавнях – как дома. Тебя приглашали – ты отказался. Прибыли на базу, а там – бац! – и ты. Ты ж в Столицу улетел, верно? Неувязка… Короче, часиков в семь-восемь пополудни я туда сам один выкачусь и к следующему утру вернусь за тобой. А чтоб время не терять, сложу заранее весь наш скарб в машину. И мы сразу же и покинем этот милый городок.

Мальчик молчал. То ли обижался, то ли искал возражения.

Потом все же сказал:

– Я поеду с тобой. Имею право. Давай купим мне что-нибудь непромокаемое…

Конечно, Пастух мог просто запереть его в квартире и отбыть. Но это было бы негуманно вообще и не по-пацански в частности. Поэтому он терпеливо продолжил:

– Я дождусь охотников и уйду за ними. Их поведут егеря, которые знают места охоты, как собственный дом. Они расставят их на номера – так, чтоб никто никого по дурости не подстрелил. Хотя они, скорей всего, охотники с опытом… У егерей, кстати, и без того будет лишняя головная боль: детишки, новые твои корефаны. Они хоть и тоже имеют охотничий опыт, но… Короче, тебе там просто-напросто нет места, уж извини.

– Если будут детишки, – добавил Мальчик.

– Ты же сказал, что они собираются.

– Это они сказали…

И умолк. И молчал, пока Пастух просматривал свое охотничье обмундирование, бирки отрывал, мерял, потом паковал в рюкзак, до кучи купленный на рынке. И когда пошли обедать. И потом тоже. Что-то писал в блокноте, держа его на коленях. С Пастухом не разговаривал.

А Пастух и не настаивал.

Ровно в семь пополудни подхватил рюкзак, сказал:

– Деньги и ключи от квартиры – на столе. Поставь будильник на пять утра. Соберись и жди. Я полагаю часам к… – запнулся, прикинул, – часам, наверно, к девяти вернуться, и очень хочется верить, что мы сразу мотаем из Города. Но это мечты. Если задержусь – не дергайся. Я эту гребаную утиную охоту даже в кино не видал. Но знаю, что самое оно на рассвете происходит…

Мальчик и не кивнул. Обиделся насмерть.

Пастух сел в машиненку и погнал ее на неблизкую турбазу. Хорошо – погода на дворе толковая стояла.

О Мальчике не думал. Денег ему на всякий пожарный с лихвой положил, не пропадет, если что.

Два с лишним часа на дорогу ушло. Девятнадцать двадцать шесть на часах было, когда Пастух, уже съехав с шоссе, подкатил по приличной грунтовке к указателю, на котором значилось: «Турбаза – 2 км». Подъезжать к турбазе впритык он не собирался, но оставить машину в лесу тоже казалось стремным. Любой местный, естественно, удивится тому, что некто не доехал до турбазы и заховал авто. Зачем? От чужих глаз? Здесь все глаза – свои… Ну и так далее…

Короче, Пастух сел за руль, в два приема развернулся на узкой дороге и поехал к шоссе. Выбрался на асфальт, прокатился вперед на пару кэмэ и оставил машину на обочине. Переоделся в охотничьи обновки. Терпеть эту амуницию ему до утра.

Он вернулся назад по шоссе к повороту на турбазу и засел в лесу – ждать главных фигурантов. Самого главного и нужного он легко мог опознать, что и требовалось. А второго – который должен будет помочь ему, Пастуху, – Пастух выберет потом. Когда они на номера встанут. Позже это произойдет. Местные егеря наверняка уже определили места для охотников. Не исключено – подсадных уток разместили, где надо.

А сама охота начнется с рассветом, с первым солнышком. Времени много. Да не привыкать! Фляжку с водой захватил – и лады…

Ждать пришлось нестерпимо долго. Охотники подъехали к повороту аж в двадцать два семнадцать – по часам Пастуха. Уж и стемнело. Прибыли они на двух внедорожниках, и было их семеро. Включая детишек – двоих. Один, навскидку, ровесник Мальчика, другой – старше. Остальных, видать, не взяли. Пастух посчитал гостей, когда они, тормознув у поворота, хором вышли – отлить в кустах. Шумновато отливали. До турбазы – рукой подать, можно и потерпеть, но, как предположил Пастух, сей акт был у друзей ритуальным.

Справив нужду, расселись по машинам и ушли на грунтовку. А Пастух вылез из кустов и пошел следом.

То, что он задумал, даже ему самому казалось трудновыполнимым. Он, бывало, стрелял птицу ли, зверя ли, но это не было охотой. И там, где он стрелял, уток отчего-то не видел. Но охотничьих рассказов слыхал немало. И теоретически, пусть и без подробностей, представлял себе это занятие слишком любящих себя мужиков. Большая территория. Охотники расставлены по номерам – не близко друг от друга. Кто-то будет в лодке. В камышах. Кто-то в камышах, но вне лодки – на островке, на твердом берегу. Выйдут на воду затемно на лодках, то есть, получается, что где-то около пяти утра выйдут. А то и раньше. Кто-то устроит себе позиции в камышах на берегу, кто-то в лодках останется, но тоже в камышах спрячется, и примутся ждать рассвета.

Впрочем, егеря эту предварительную работенку сами за них сделали, не впервой.

Пастуху очень любопытно было: кто из охотников окажется ближе к фигуранту?..

По-хорошему, все пахло аферой. Пастух понимал, что риск проколоться на сей раз просто зашкаливает, но чуял и иное – вывезет кривая. Чем чуял – не ведал.

Раньше, тыщу лет назад, Комбат посылал его впереди группы с наказом «понюхать обстановку». Странное сочетание слов, но действие, ими обозначаемое, всегда приносило результат. Когда какой. Но – результат. Сегодня «когда какой» Пастуху вовсе не подходил.

А один из новых дружбанов Мальчика – довольно взрослый парнишка. Сынок фигуранта, если Мальчику верить. Да и с чего бы ему не верить-то?..

В доме свет повсюду зажегся, музыка из открытых окон понеслась, голос ныне покойной Большой Певицы мощно запел о том, как несет свои воды Река, а ей, Певице, еще всего лишь семнадцать стукнуло. Хорошая песня. Про давно. Или про раньше. Гости, которые в этом «раньше» сумели пожить, подпевали шумно: неужто и гулять уже начали? Как-то непрофессионально перед делом…

Пастух полагал, что хозяева базы организовали гостям ужин из того, что было, а быть здесь могла только дичь плюс какие-то овощи из соседних хозяйств. Что до выпивки, то все же вряд ли серьезные охотники станут надираться накануне охоты. Разве что по рюмашке – символично. Так думалось.

Да так и было. Они, как слышал Пастух, даже не пошли малек покемарить или, как в десанте говорилось, «придавить Соньку». Они закусили и сели играть в преферанс. Получается – впятером. А двое взрослых вышли на крыльцо покурить в темноте. Пастух из своего схрона лиц разглядеть не мог: далековато и темно.

– Хороший у тебя парень растет, – сказал один.

– Надеюсь, – ответил второй.

– А что, есть сомнения?

– Да нет. Просто возраст стремный. Пятнадцать лет – вроде и мужик уже, а все ж пацан. Представляешь, всерьез увлекся бальными танцами…

– Чего ж плохого? Мы, что ль, не увлекались?

– Мы – иначе. У нас танцы были чем?.. верно, инструментом, чтоб девку за жопу взять, а после в койку затащить. Святое дело! А он, мудозвон, в каких-то соревнованиях участвует, приз, вон, получил за первое место… Хотя и покуривает, поганец.

– А учеба?

– Да нормально… Я его и на охоту взял, чтоб к мужскому делу вернулся. Танцы, блин! Он же, ты знаешь, со мной на охоту – с малолетства.

– Зря ты, Депутат, на парня давишь. Пятнадцать лет – моча в башке играет, вспомни нас в этом возрасте. Помнишь восьмой класс? Тебя батя за что тогда отлупил? За то, что ты Длинному в очко мопед проиграл. Было? И что с того? В каталы подался? Спился? Скурвился?.. Да где там – и мэром был, и в законодательном хурале председательствовал, в депутатах побывал, министром стал… Мы тебя, кстати, назад губернатором ждем, знаешь?.. А парень у тебя хороший, не в кого ему плохим быть. А танцы… – Помолчал, сказал: – Повторяется шепот, повторяем следы. Никого еще опыт не спасал от беды…

– Твои, что ль, стишата?

– Если бы!.. Талантом я не вышел – такое написать… Пошли, Депутат, все же дернем по маленькой, и я посплю пару часиков. В пять без малого выходим…

Они ушли в дом.

А Пастух подумал: хорошо, что Мальчика здесь нет. Тот бы эту беседу «втемную» услыхал и стал бы изо всех сил сопереживать Депутату: мол, нормальный человек, умный, заботливый, не напился вон, в губера его здесь ждут, сын танцами увлекается…

Все это – лирика.

Но Пастух знал и прозу. Она заключалась в том, что в досье на Депутата не было сведений о его реальном финансовом положении. Ни строки! И об активах, большие бабки приносящих, тоже. Никаких заводов, газет, пароходов. Только заработная плата, немалая, да несистемные гонорары за консультации, за какие-то статьи в журналах…

Правда, жена Депутата владела вполне приличной сетью так называемых «Салонов красоты и спа». Аж в тринадцати городах, плюс Столица, где салонов было пять. Деньги хорошие наверняка. Но не гигантские, нет.

Вопрос: с чего бы так скромненько?

То ли все деньги и все «лунки» Депутата скрыты так, что спецы Наставника их не разрыли, то ли их и вправду нет. Хотя на спецов это вообще не похоже: они роют тотально.

Опять, выходит, – чистый? За что ж его тогда к высшей-то мере? Дорогу кому-то перебежал?

Оборвал себя: после помозгуем. Сначала – дело. Которое по определению – правое.

Он все-таки позволил себе слабинку: прикемарил. Одним глазом. Как научился. Сам. И не в армии – в детдоме еще. Повар детдомовский, не к ночи помянутый, говорил про него: спит-спит, а кур бачит. То есть сон чуткий. Нынешние «куры» в ожидании рассвета писали очередную пульку, негромким занятие было, разве что иные возгласы в окна вылетали. Пастух их слышал. Спать одним глазом они ему не мешали. Странное такое состояние: полусон, полуявь. Кошки так спят. И все было б тип-топ, кабы где-то сзади ветка не хрустнула б.

А дальше – рапид: левая рука – влево, правая – в упор, ноги – под себя, переворот на спину, пресс – внапряг, пошла правая нога, толчок, правая рука – вперед, бросок – и кого-то легко подмял под себя…

Три секунды. Ну, пять…

А этот кто-то – шепотом:

– Больно же, Пастух!

Пастух хватку снял и скатился вбок.

– Ты как здесь?

В траве лежал Мальчик. Малость примятый.

И в этот момент кто-то загремел на крыльце дома.

Пастух зажал Мальчику рот ладонью, глянул сквозь кусты: трое мужиков топтались там, сапоги обо что-то оббивали. Егеря? Или обслуга? Не видно отсюда… Потом в дом вошли. Опять тихо стало. Все-таки скорее – егеря…

Пастух снял ладонь с лица Мальчика и тот сразу же сообщил шепотом:

– Я на попутке. Я не мог там сидеть. Я подумал: чего тебе возвращаться за мной, время терять? А раз я здесь, сразу и уедем, если у тебя все получится… Не злись.

«Там» – это значит в квартирке. А попутка – это значит, что Мальчик знал, куда ехать. Хотя он и впрямь знал: пацаны ж на даче ему сказали.

Говорить, даже шептаться, было опасно. Тишина кругом висела – сверхпроводимая. И гад Мальчик, внятно это понимая, лежа на спине, прижал указательный палец к губам: мол, после отношения выясним. И Пастух согласился. Тоже молча.

Вопросов к Мальчику у него было – тьма. И большинство из них начиналось с наречия «как». И все они были абсолютно бессмысленными сейчас, ночью, накануне охоты, в которой Мальчику места по определению не было. Но он здесь. И место ему следовало найти. Хоть бы и к дереву привязать! Так ведь развяжется, сучонок…

И промельком – мысль: сучонок-то в одной маечке, в шортах и кроссовках. Куртку даже не взял, на рынке справленную. Куда ему в камыши? И впрямь к дереву его, что ли, приторочить?..

Прижал палец к губам: молчи, мол, коли явился. Мальчик согласно кивнул. И чуть-чуть улыбнулся: он выиграл этот раунд. Да и черт с ним, легко решил Пастух, пусть будет, раз уже есть. Снял свою жестяную куртку, набросил ее на пацана: она для него – как пальто была. Постучал по циферблату часов, выбросил пятерню. Одними губами обозначил: спи, мол.

И, чуть успокоенный, лег на пузо и уставился на окна и крыльцо базы. Вопреки ожиданиям, тихо там было. Свет в гостевой горел, видать преферансисты расписывали пульку, а кто-то ушел сон посмотреть. Ночь тихая была.