Глава 6. Слепой
Тантра проснулась, с тоской вспоминая вчерашний разговор. За завтраком она была мрачна и неразговорчива – как обычно.
– Кто такие волевые маги? – вдруг спросила она, отодвигая тарелку.
Кузнец поперхнулся, потом, помедлив, вздохнул. Вытер седые усы и глянул на дочь прямо.
– От кого ты о них слышала?
– В храме. Мельком. Между двумя художниками шел разговор, и мне стало интересно. – Первый раз в жизни Тантра солгала кузнецу.
– Врешь, – спокойно отреагировал он, – простым художникам не знать о магах воли. И если не хочешь говорить, не говори, но слушай. Раз в тысячелетие рождаются такие маги, их дар – редкость. Пятого августа две тысячи седьмого года родился тот, что еще жив.
– Пятого августа? – переспросила Тантра, нахмурившись.
– Да, – вздохнул кузнец, – это ты. Я взял тебя, когда услышал об этом от тебя самой. Мое сердце екнуло, и инквизиторы уже смотрели на меня косо, но тогда все обошлось. Я был еще не так стар, и мое колдовство тихо скрывало от тебя самой твой дар, ибо я знал, что от постоянных издевательств ты не выдержишь и наделаешь глупостей. Но я старею, стареют мои силы, и в последнее время я стал замечать… но не важно. Дар обычного мага, даже самого сильнейшего, – ничто по сравнению с твоим. Стоит тебе лишь пожелать. Все, кроме убийства. Прямого… – кузнец вздохнул. – Помнишь, я отлучался на пару недель года три назад?
– Да, помню, ты ездил в Моррор-лайд.
– И привез тебе то, что ты носишь на руке.
Тантра перевела взгляд. Медное кольцо-печатка.
– Ты строго-настрого запретил его снимать, – вспомнила девушка.
– Я понял, что одному мне не справиться. Моя магия гасила в тебе озлобленность, но потом она стала ослабевать. Я запаниковал. Я подумал, ты наделаешь глупостей… в тебя бросили камень, и стоит тебе лишь сильно пожелать и напрячь волю, как лицо бросившего покрывает проказа… или еще хуже, дом его горит… Ты бы натворила неописуемых бед, дочка, ибо не в силах девочка сдерживать злость и обиду, а их в твоей жизни было достаточно. И тогда я поехал в Моррор-лайд… Дай-ка кольцо.
Тантра впервые сняла его и подала отцу. Он взял его, повертел в руках, и вдруг небольшая крышка печатки отошла, как на шарнирах. Тантра глянула внутрь.
Маленький рубин притаился там среди черного металла.
– Знаешь, что это? – спросил кузнец.
– Ну, камень, рубин, – неуверенно сказала Тантра.
– Алмаз это, окропленный кровью тринадцати висельников. А металл этот был когда-то платиной, но почернел от пепла с костров тринадцати ведьм. Бывший алмаз и бывшая платина, кровь и пепел… Великая сила в них сокрыта, и она хранила тебя от тебя самой, давила в твоем сердце злость, обиду, ненависть. Потому, несмотря ни на что, ты была счастливей остальных в детстве. Хоть и не осознаешь этого. Никогда ты не желала зла, как тебя ни обижали. Обиду ты несла в себе и не выплескивала на обидчика. И в твоей чистой светлой душе злость растворялась.
Тантра молчала, подавленная от услышанного.
– И теперь ты можешь выбрать, продолжать ли носить это кольцо.
– Я не думаю, что ты прав насчет обид… их не гасило кольцо. Я буду справляться со своими чувствами сама, – тихо сказала девушка.
– Как знаешь, дочь моя. – И кузнец бросил печатку в горящую печь.
И тут раздался стук в дверь, и сердце Тантры екнуло. Старый кузнец медленно поднял голову, и в его бледных глазах девушка разглядела спокойную обреченность. Он давно этого ждал.
– Беги через окно, – прошептал он.
– Откуда ты знаешь, кто это? – испуганно спросила Тантра.
– Иди… спрячься в таверне, пока страсти не улягутся… я слышал, слепой – твой друг?
– Ну… я не оставлю тебя.
– Хочешь отправиться на костер вместе со мной? Моей душе будет спокойней, если ты отомстишь… Я пойду открою.
* * *
Тантра бежала по темному утреннему городу, не видя дороги от страха и боли. Над ней висело чужое морозное небо, такое далекое, такое равнодушное, седое, как волосы на голове отца… Легкие сандалии стучали по гололеду в ритм шаткого дыхания… воздух, вырываясь изо рта, превращался в ледяной пар.
Нельющиеся слезы жгли Тантру изнутри. Рыдания тоски рвали грудь, и зима клеймила кожу.
«Меня ждут пытки… меня ждет костер… ведь поймают, поймают же! Я и слепого подставлю! Но я хочу жить. За что они делают это со мной?»
И Тантра заплакала – истерически и безудержно. Никогда раньше ею не владела такая любовь к жизни… пусть никчемной и полной горечи, но освобожденной от адских мук…
В такую рань на улицах не было еще никого, только девчонка-нищенка сидела на пороге таверны. Она была закутана в подаренную слепым шубу – впрочем, уже давно проеденную молью.
Нищенка посмотрела на Тантру и нахмурилась.
– Не выдавай меня! – Тантра рухнула на колени перед ней как подкошенная и краем глаза увидела, как меняется выражение длинного лица.
– Иди… ступай… не выдам… – пробормотала девчонка, пугаясь, видимо, плачущей ведьмы.
И Тантра почти на четвереньках заползла в пустую таверну. Она увидела слепого, который сидел за столиком и пил пиво. Услыхав шум дверей и почувствовав ворвавшийся мороз, он насторожился.
– Это я… Тантра… – Девушка подползла к нему, в этот миг ее лицо было перекошенной маской страха. – Там инкви… – Ее голос сорвался, и она уже больше не владела им.
– Поднимайся на второй этаж. И войди в первую комнату от лестницы, – спокойно сказал слепой. – Ну-ну, не бойся…
– Они забрали моего отца! – взвизгнула Тантра и, не медля больше ни секунды, рванулась вверх, заскочила в комнату и уселась под окном, всхлипывая и сжимая колени руками, надеясь сделаться меньше, исчезнуть, оказаться вдали от темного утра, ставшего кошмаром…
Некоторое время она провела в забытье, из которого ее вывел шум на улице. Сердце Тантры забилось чаще, когда она различила голос нищенки… и тут же душа ее рухнула вниз и разбилась на мелкие осколки.
– Она там… забежала в таверну.
Голоса, беготня, и слепой не спеша говорит (это уже звучало громче, чем смутный писк нищенки):
– Должно быть, ваша светлость, девчонка что-то перепутала. В таверне моего отца быть не может нечисти, и я никого не слышал.
– Ты слеп! – закричал один из инквизиторов. – Обыщите таверну, загляните в каждую комнату!
Тантра юркнула под кровать и затаила дыхание. Вскоре она услышала топот и увидела кованые сапоги прямо перед глазами.
Этот миг растянулся на вечность. Не было ничего в мире, кроме пыли, духоты, страха – и сапог.
«Пусть уйдут… пусть уйдут…» – взмолилась Тантра.
И тут она, чуть пошевелив ногой, задела свисающий край одеяла. Инквизитор насторожился, одернул одеяло и, схватив девушку за руку, грубо вытащил ее из-под кровати.
Мир перед ее глазами померк.
Тантра очнулась от холода. Она лежала на полу и видела тонкий луч света, льющийся из зарешеченного окна. Тантра вздрогнула и подтянула колени к груди, пытаясь согреться. На ней висело рваное платье, и была девушка босиком. Ногой она задела миску, металл звякнул о камень.
– Это плохо, что ты очнулась, – несчастным голосом сказал кто-то в углу, – я так надеялся, что ты умрешь… и отец твой тоже надеялся на это… пока сам не умер.
Тантра приподнялась. Странная слабость владела ее телом, и туман застилал глаза.
– Это ты? – спросила она и во тьме разглядела слепого. Сердце ее сжалось от жалости, потому что на нем она заметила рваное рубище и кандалы. Так вот отчего так трудно двигать руками, ведь и она тоже закована!
Слепой жался в углу.
– Жаль, что ты не умерла. Это избавило бы тебя от мучений… а кузнец уже освобожден.
– Неужто? – недоверчиво спросила Тантра.
– Да, освобожден и уже отчитывается перед святыми за все грехи.
– Умер? – дрожащим голосом спросила Тантра.
– Это было лучшим исходом. Ему повезло куда сильней, чем нам с тобой. – Голос слепого был тускл и безжизнен.
Тантра откинулась и, прижавшись спиной к покрытой изморозью стене, свернулась в клубок. Душа ее, еще вчера утром представлявшая собой обычную, пусть обиженную жизнью, но все же душу, нынче превратилась в израненного зверька. Охотники преследовали его и забьют просто за красивую шкуру. Тантра уже смирилась со смертью и мечтала, чтоб она быстрей пришла, чтоб закончилась эта мука, но один вопрос она еще хотела задать.
– Зачем?
– Что зачем? Если ты спрашиваешь меня, почему мы здесь, то поверь, я не знаю. Для меня это тоже загадка.
– Нет, мне не нужен ответ. Я лишь хочу знать, почему ты отказался выдать меня, когда еще мог себя спасти?
– Потому что в жизни ты не сделала никому зла. Даже на мне, несчастном слепце, лежит куда больше грехов, чем на тебе.
– Но и добра я не сделала.
Слепой пожал плечами.
– Если б я выдал тебя, я бы не смог жить спокойно.
– Но теперь тебя сожгут вместе со мной… это бессмысленная жертва.
– Неужто бессмысленная? – с печальной улыбкой спросил слепой.
Тантре хотелось выть.
Томительно тянулись часы.
– Жаль, я не могу избавить тебя от мучений… – пробормотала Тантра, растирая по лицу слезы тыльной стороной ладони.
– Поверь, я сам себя избавлю, – заверил ее слепой.
– Как?
Он показал ей острый камень.
– Я думал вскрыть сейчас вены, – признался слепой, – и, когда я умру, если хочешь, ты можешь последовать за мной.
– Да, наверное, – дрожа, сказала Тантра. Мир, который стал адским кошмаром, имел не больше ценности, чем сон в спокойную летнюю ночь.
Слепой поднял камень. Тантра, зажмурившись, отвернулась. Долго просидела она, прижавшись лицом к холодной стенке и изучая трещины в камне, а когда повернулась, слепой был мертв.
Потом тянулись часы, не быстро не медленно проходили они мимо тягучей вереницей, и реален был лишь тусклый свет да пар изо рта. Рыдания уже не сотрясали слабое тело, оно было расслаблено. Временами, правда, боль снова посещала сердце, но, потерзав вдоволь, уходила, чтоб через часы снова возвратится. И тьма, и темница, и холод, и мертвое тело рядом…
Ночь за зарешеченным окном сменила день, и потом уж утро согнало с небес темную королеву. Солнце озарило измученную Тантру, а она почти была уж мертва. И холодный труп оно осветило, который Тантра прижала к себе, и ее теплые слезы падали ему на лицо. И нельзя было воскресить смелого слепого мальчика…
Благостной была тишина, она шептала Тантре, что есть еще время пожить, подышать, но и она ушла, уступив место шумным шагам где-то за дверью.
И снова Тантра потеряла сознание. Точно сквозь тяжелую дверь слышала девушка обрывки фраз:
– Мальчишка вскрыл вены… девчонка вряд ли протянет… но скоро суд… костер уж приготовлен.
Тантра сидела в железном кресле; ее руки, ноги и шея были скованы. Она, к счастью, не видела всей комнаты, иначе ужаснулась бы, ибо на черных стенах здесь висели все орудия, выдуманные людьми, чтоб терзать друг друга.
А когда ее полубесчувственного тела касалось раскаленное железо, а ногти пронзало болью от тонких иголочек, Тантра звериным голосом кричала…
Да, ее отец был злым колдуном и насылал на людей проклятия… да, она сама того же свойства… да, она вызывала духов… да, оскверняла храмы…
Снова боль, и снова тьма, и в этой тьме визжащей ноткой замирал ее слабеющий голосок.
Пелена поплыла перед глазами. Девушку подняли и понесли куда-то. Она ощущала на своих холодных руках теплые пальцы инквизиторов и то проваливалась в спасительную тьму, то снова становилась сама собой. Она видела мрачный потолок, а потом он стал небом – седым и неласковым.
Инквизиторы кинули ее тело на снег. Тантра очнулась от холодных его укусов и, застонав, приподнялась на одних руках.
Кто-то взял ее правое запястье, снова кинул, но уже в цепях, тоже самое случилось с левым. Тантру приподняли, и она поняла, что закована и растянута меж двух столбов. Злой ветер стал рвать на ней лохмотья, а ноги едва находили в себе силы просто не сгибаться.
Тантра стояла на замерзших досках повозки. Две старые клячи тащили ее, и мир плыл перед глазами девушки.
– Когда? – хрипло спросила она.
– Сгореть торопишься? Уж скоро… – ответил кто-то, чудом услышав ее хрип.
А Тантре было все равно, хотя часть ее сознания, та, что была еще жива, страдала так, будто бы уже горела. Порой ожидание муки бывает страшней, чем она сама…
«За что мне это? Неужель, как говаривают, я совершила больше грехов, чем мои палачи? Жизнь… – тоскливо подумала Тантра, – не успею я насладиться ею. Не видела ничего, кроме кузницы, дома, города да косых взглядов… Стоило, быть может, принять предложение того вервольфа? Может, не так нечисть была бы страшна, как братья-люди… Уж вампиры не стали бы меня сжигать лишь за то, что я такая, какой родилась…»
Тантра даже не слышала своих мыслей, настолько ее сознание было погружено в огненную муку. Повозка была открыта, и ветер больно кусал ее тело. Со всех сторон слышались взволнованные шепотки, но как ни напрягала Тантра слух, слов различить не могла, а глядеть куда-то, кроме как вниз, на доски повозки, было выше всяких сил. Даже просто поднять голову и то, казалось, не хватит мужества.
Вроде бы ее отвязали и поволокли куда-то. Сначала снег терзал босые ноги, потом Тантра поняла, что идет по прохладному каменному полу, а потом в глаза больно ударил яркий свет.
* * *
«Ха! Они смотрят на меня так, словно заняты спасением человечества, а я мелкая букашка, которая их кусает и отвлекает от столь важной работы…», – подумала Тантра и вдруг поняла, что может размышлять, значит силы вернулись к ней. Несмотря на то что душа горела адским пламенем, рассудок был, как всегда, холоден и ясен, хоть и отравлен дикой горечью.
– Тантра Саут, семнадцати лет. Перед святым судом Инквизиции обвиняешься в колдовстве и запугивании, а также насылании порчи и убийстве, – сухо сказал седой инквизитор, сидящий за столом. Их там было пять человек, и все с пренебрежением глядели сквозь Тантру, которая стояла, гордо подняв голову и хмуро глядя на них. Взгляд ее глаз в черных кругах должно быть, тяжел был, ибо некоторые судьи опустили головы. – Что сказать можешь?
– Что там? Колдовство – признаю, такова моя природа, я такой родилась. А умру ли сегодня – это уж как угодно будет святым, – дерзко отвечала Тантра, хотя девчонке в рваном саване, которую через несколько часов ждет костер, трудно было хранить дерзость и достоинство.
– В колдовстве призналась, – пробормотал инквизитор, записывая, – а как насчет запугивания, насылания порчи и убийства?
– С каких это пор на костер одного колдовства не хватает? – издевательски спросила Тантра. – А запугивания… Как жить прикажете, господари мои, вдвоем на пару медяков в неделю? Несмотря на то что я ведьма, мной, видите ли, владеют еще и некоторые человеческие качества. Мне тоже изредка нужно поесть что-нибудь да наготу прикрыть… Что там, признаться нужно? Признаюсь, запугивала несчастных горожан своей жуткой колдовской силой. – Последние слова были произнесены с неприкрытой издевкой, как впрочем, и вся речь.
Судьи вскинули головы, тараща глаза на эту сумасшедшую, которая перед смертью нашла в себе силы насмехаться над теми, кто решает ее судьбу. Тантра получала от этого злобное удовольствие.
– А убийство, совершенное тобою прошлой ночью в темнице?
Тантра вытаращила глаза.
– Я… никого не убивала… – выдавила она.
– Принесите ей стул, пусть сядет и выслушает.
Стоящий сзади что-то пробормотал, и плетеный жесткий стул возник из небытия. Тантра с достоинством села, положила руки на колени и приготовилась слушать. Ее сердце стучало. Неужто даже в убийстве несчастного слепого обвинят ее?
– Позовите девушку, живущую в доме напротив таверны.
Вошла, озираясь, предавшая Тантру нищенка, специально для суда одевшаяся прилично. Ведьма зашипела от злобы, когда увидела ее самодовольное лицо, сейчас, правда, чуть перекошенное волнением.
– Что имеете сказать суду Инквизиции, такая-то стольких лет, жительница Мильгота?
И Тантра услышала, что, оказывается, несколько лет уже промышляет она колдовством, проклятиями, порчами и что однажды, пробравшись в кузницу, нищенка видела, как духи тьмы пляшут вокруг наковальни.
– Некромантия?.. – пошептались судьи.
– Да сами вы хоть в это верите? – гневно спросила Тантра, поднимаясь. Тотчас же жесткие руки усадили ее обратно.
Нищенка глядела прямо и насмешливо, и взгляд этот заставил Тантру затрястись от злобы и потерять самообладание.
– Ах ты!.. – Прежде чем чьи-то пахнущие золой руки зажали ей рот, из него успело вылиться немало бранных слов…
– Молчать! – гаркнул повелительно кто-то, и Тантра подчинилась, шипя от злости.
– Что еще имеете сказать суду, уважаемая?
– Тварь ты! – заорала Тантра, и вновь увесистая оплеуха заставила ее замолчать.
– Ненавижу таких, как ты, сумасшедших!
– Ха, сумасшедших! – Голос Тантры поднялся до высшей ноты издевки, злобы и отчаяния. – Что я сделала тебе в жизни? Мразь, тварь, ненавижу тебя… Да не закрывай мне рот своими грязными руками! – огрызнулась ведьма на стража.
– Прекратить! Обеим! – повелительно и холодно сказал некто, и будто невидимая сила вдавила Тантру в стул, и не было больше сил говорить, кричать…
Бывшую нищенку вывели вон, вместо нее в зал вошла какая-то женщина. Из глубин памяти к Тантре пришла тень той бабы, у которой она чуть не задушила кошку.
– Последний… пусть войдет, – сказал судья после того, как дверь за истеричной женщиной захлопнулась дверь.
Озираясь, вошел старик, хозяин таверны. При взгляде на его растерянное лицо, постаревшее лет на десять, на морщины и беспомощно-недоуменные глаза сердце Тантры пронзила ни с чем не сравнимая жалость.
– Что вы знаете об этой девушке, о Тантре Саут?
– У нас в Мильготе ее кличут ведьмой, – живо отозвался старик, – но лично я не склонен верить, народ наш уж больно на выдумки горазд. Она сирота, попала к нам много лет назад, и ее на воспитание взял старый кузнец, который живет ближе к лесу. У меня Тантра покупала еду для себя и для отца. Плохого ничего о ней сказать не могу, мрачная девчушка, но да это понятно – ее с детства шпыняли. Но я всегда относился к ней неплохо, да и мой сын… Вы ведь освободите его? Мальчик слеп с пяти лет, и даже если б были колдовские дела, не смог бы он принять в них участие.
– Мы хотели проучить вашего сына, подержать денек в темнице и освободить нынче утром, – холодно сказал инквизитор, – однако юноша был убит судимой ведьмой.
Дикий взгляд старика нашел Тантру.
– Не верьте ему! – воскликнула она. – Он боялся, что его сожгут, и предпочел легкую смерть – вены перерезал! Мы думали, что сожгут обоих, и он не хотел мучиться! Я не убивала его, клянусь!
Старик глянул в ее заплаканное лицо и коротко кивнул.
– Я верю тебе, – пробормотал он, развернулся и, не попрощавшись с судьями, вышел.
– Через пять минут тебе объявят твою участь.
Судьи ушли, и в зале повисло молчание. Тантра продрогла до костей, но об этом думала меньше всего. Ее голова была забита разными пустыми фразами, и леденело в груди…
«Значит, его не хотели сжечь… да, мы дураки, что подумали так… и за мою ошибку… хоть бы костер, а не кипящее масло… из-за меня все это…». – Сердце Тантры обливалось кровью при мысли, что это она повинна в смерти слепого. И мысль эта терзала ее, не отпуская ни на минуту. Страх за себя, боязнь боли тоже вносили свою лепту и беспощадно рвали ей душу.
Одна, две… пять минут наконец истекли, и судьи вошли. Один из них, самый старый, взял в руки желтый пергамент и стал громко читать. Тантра не помнила начало, она очнулась лишь при словах:
– …приговаривается к смертной казни через очищение духа…
«Смертельной казни через что? Очищение духа? Костер…». – Сердце Тантры заныло с удвоенной силой.
– Будьте вы все прокляты, – сказала Тантра перед казнью.
Ее, прикованную к двум столбам, которые несли два воина, повели босиком через весь город. Солнце уже закатилось, и последние его лучи догорали на земле.
С серых небес пошел снег – редкий и медленный. Горожане жались возле своих домов, дети прятались за материнские юбки. Должно быть, Тантра выглядела страшной ведьмой в рваном саване, болтающейся меж двух столбов и глядящей на мир с неприкрытой тоской.
– Неужто все? – ошеломленно прошептала она. – Неужто в последний раз я вижу небо, землю, снег? Разве все должно быть так перед смертью? Не верю… не могу поверить…
Рваные тучи заволокли небо. Звезды на нем уже тускло горели, гораздо ярче был свет факелов, что держат в руках стражи. Вот и костер… Как быстро девушка прошла к городской площади, а она-то надеялась оттянуть мгновение-другое жизни! Туман заволок слезящиеся глаза.
Ее вытащили на помост.
– Твои последние слова, ведьма, или, быть может, желание?
– Будьте вы все прокляты. – И Тантра, отвернувшись, взошла на костер.
Ее привязали к дубовому стволу и руки скрепили цепями. Тантру охватила апатия.
– Скорей бы все это закончилось…
Вот кинул воин факел, огонь стремительно взлетел вверх по хворосту, и через несколько секунд его жарящий треск добрался до босых ног Тантры.
Тогда Тантра потеряла сознание. Странное видение было у нее – то ли бред, то ли последний всплеск души, которая знает, что умрет.
Чудилось ей, что оказалась она далеко в северных лесах, дальше даже, чем Черный замок Сетакор, намного дальше, и стоит на краю обрыва, сокрытого в тумане.
Тантра, чувствуя себя необычайно легко и спокойно, шагает босиком по снегу, подходит к тому обрыву, и туман рассеивается пред ее глазами.
И видит она, как чудное море блестит в свете заходящего солнца, как облака стелятся над поверхностью того моря, как дивно сверкают они и водная гладь. И будто бы замок виднеется на горизонте, замок из мечтаний.
Тантра сделала шаг к нему и поняла, что падает, но сердце ее колотится от радости и счастья. Глухой удар спины о камни, и сквозь пелену Тантра видит луч рассвета, скользящий меж листьев дерева. И в тело возвращается боль.