Чувствуя приближение заброски в тыл, Таврин начал капризничать и проявлять упрямство. Из-за этого в середине декабря 1943 года его подготовка к заброске к русским несколько застопорилась. Для более гарантированного успеха занимавшийся им теперь вплотную и непосредственно начальник главной команды «Цеппелин-Норд» майор Отто Краус предложил Таврину сделать хирургическую операцию для того, чтобы перебросить его под видом инвалида.
– Что за операцию вы имеете в виду? – насторожился Таврин.
– Вам прооперируют ногу с тем, чтобы вы стали хромым.
– Ни в коем случае я на это не соглашусь, – тут же, не раздумывая, набычился Таврин. – Ноги мне еще могут пригодиться в ходе выполнения задания.
– Да поймите вы, Таврин! Наша немецкая медицина достигла таких успехов, что эту операцию вам сделают без нанесения вреда вашему здоровью. Более того, наш главный хирург готов дать гарантию, что после войны вам сделают еще одну операцию, в результате которой нога снова станет нормальной.
– Я сказал, что на это не соглашусь! Вплоть до отказа от задания, – заупрямился Таврин.
– Ну, отказаться от задания после того, сколько на вас потратили сил и ресурсов, вам никто уже не позволит, – тяжело вздохнул Краус.
Он на несколько минут задумался, сидя на стуле и покачиваясь взад-вперед. При этом взгляд его остановился на Таврине.
– Хорошо! – наконец произнес майор, перестав качаться. – В таком случае вам сделают другую операцию, чтобы оставить на вашем теле следы ранений.
– Неужели нельзя обойтись вовсе без операции?
– Нельзя! – начал терять терпение Краус. – Без хирургического вмешательства вам не обойтись. Для вашего же блага! Ради вашей же безопасности! Разговор закончен. Когда назначат день операции, за вами пришлют машину.
– Погодите, господин майор, – Таврин остановил уже выходившего из комнаты Крауса, тот повернул голову, но не более того.
– А что я скажу Лидии о подобных изменениях на моем теле?
– Вопрос уместный, – кивнул Краус и повернулся к Таврину всем телом. – Вы сообщите фрау Бобрик, что уезжаете в командировку на фронт. По возвращении же из госпиталя домой скажете ей, что были ранены.
Таврина продержали в Рижском военном госпитале четырнадцать дней. Ему под наркозом сделали большую рану на правой части живота и две небольшие раны на руках. Через две недели на теле у него остались следы, схожие с зарубцевавшимися ранами. Их-то он и показал жене, оправдывая перед ней свое отсутствие.
Однако после этого он отказался прыгать с парашютом.
– А что, если он не откроется или я застряну в кроне деревьев? – капризничал Таврин. – Или мы с Лидой окажемся в разных квадратах?
Крауса такое поведение все больше раздражало, но путей к отступлению не оставалось уже не только у Таврина, но и у него самого. Таврин это тоже прекрасно понимал, потому и позволял себе подобные вольности.
– Хорошо, я придумаю какой-нибудь более подходящий для вас вариант.
Посоветовавшись с Отто Скорцени, они совместными усилиями придумали вариант с мотоциклом, тем более что был готов очередной образец тяжелого десантного четырехмоторного самолета «Арадо-332», который осталось только испытать в полете.
– Ну, самолет с мотоциклом – это совсем другое дело, – после небольшой паузы произнес Таврин. – Но только если вы гарантируете, что самолет сможет сесть.
– Это мы вам гарантируем, – почти крикнул Краус.
Напоследок Таврина снабдили целым списком адресов, паролей и явок с агентами в Москве. Отдельно подсуетился даже сотрудник гестапо, бывший военный летчик Красной Армии Тенников, давший Таврину адрес своей жены, проживавшей в Москве. Просил сообщить, что жив и находится у немцев. Знал бы он, что привет от мужа Тенниковой передаст на допросе один из сотрудников НКВД.