Декабрь 1943 года. Замок Фриденталь, совершенно секретные курсы особого назначения «Ораниенбург».

Отто Скорцени сопровождает Генриха Грейфе, который прибыл для контроля над подготовкой Таврина к операции «Возмездие», вошедшей уже в ту стадию, когда дорабатываются последние детали и формируется окончательный план.

Начал свою контрольную проверку Грейфе с концлагеря Заксенхаузен. Именно здесь с лета 1943 года нацисты устроили центр печатания фальшивых денег, которыми снабжали всех диверсантов, забрасываемых в разные страны Европы и, разумеется, в Советский Союз.

В Германии вообще изготовление фальшивых банкнот разных стран было поставлено на широкую ногу. Причем этим лично занимался президент гитлеровского Рейхсбанка Ялмар Шахт, который, еще во время Первой мировой войны, будучи простым банковским экспертом, скупил в Бельгии на фальшивые деньги крупные партии товаров. К тому же ловкое введение в оборот достаточно большого количества фальшивых банкнот того или иного государства расшатывало его экономику, подрывало международный авторитет, способствовало тому, что среди населения возникали антиправительственные настроения, – словом, этому государству наносился тяжелейший ущерб. Поставив на широкую ногу изготовление фальшивых денег других государств, Гитлер и Гиммлер намеревались усилить финансирование нацистских агентов и возглавлявшейся ими «пятой колонны» в различных странах.

Эсэсовский центр по изготовлению фальшивых денег и документов возглавлял оберштурмбаннфюрер СС Бернхард Крюгер, человек с уголовным прошлым, руководивший в VI управлении РСХА группой «Технические вспомогательные средства». В Берлине, в здании на Дельбрюкштрассе, где обосновалась группа Крюгера, грудами лежали образцы – документы из всех стран мира: паспорта убитых евреев, красноармейские книжки, удостоверения личности британских и американских солдат, итальянские отпускные удостоверения, южноафриканские выписки о рождении, свидетельства о благонадежности, выданные японской полицией, пропуска в вашингтонский Пентагон…

Это была самая крупная в истории человечества акция по изготовлению фальшивых денег. Она началась еще в 1940 году под кодовым наименованием «Операция «Андреас». Первоначально СД сконцентрировала свои усилия на подделке фунтов стерлингов, которые можно было сравнительно легко обменивать на подлинные в нейтральных странах и в британских колониях. Фунтом стерлингов можно было оперировать в Европе, Африке, Америке и Австралии.

Однако потребовалось больше двух с половиной лет, прежде чем эсэсовские фальшивомонетчики смогли печатать поразительно похожие на настоящие банкноты достоинством в пять, десять, двадцать, пятьдесят, а потом даже в пятьсот и тысячу фунтов стерлингов. При этом эсэсовцам приходилось шаг за шагом решать целый узел проблем. Бумага, на которой печатались фальшивые деньги, должна была точно соответствовать по фактуре оригиналу, надо было добиться, чтобы клише и печать не отличались от него ни рисунком, ни цветовыми оттенками, чтобы номера серий, хотя и заранее рассчитанные, более или менее совпадали с подлинными, а даты выпуска и подписи в максимальной мере соответствовали настоящим. И наконец, требовалось создать широко разветвленную, охватывающую добрую дюжину государств, законспирированную во всех своих звеньях организацию по распространению фальшивых банкнот. Серийное производство осуществлялось под строго секретным кодовым наименованием «Операция «Бернхард» (по имени Крюгера).

Скорцени был знаком с конторой Крюгера и раньше, поскольку она снабжала агентов СД подложными документами. Но лишь перейдя на службу в Главное управление имперской безопасности, лично познакомился с начальником эсэсовского центра по их изготовлению. Однако, даже несмотря на особое положение гауптштурмфюрера, заглянуть в крюгеровское святая святых Скорцени разрешили только после того, как с него взяли подписку о хранении тайны. Летом 1943 года здесь уже каждый месяц упаковывали в пачки сотни тысяч поддельных фунтов стерлингов.

С восхищением понаблюдав за работой фальшивомонетчиков, Скорцени спросил:

– Послушай, Бернхард, я в последнее время много своих агентов засылаю в США, а там в ходу, как ты знаешь, доллары. Нельзя ли организовать и их подделку?

– Могу сказать тебе по секрету, Отто: я уже сейчас занят и этим, – с чувством собственного величия произнес Крюгер, правда, тут же тяжело вздохнул: – Но мешает многое, и не в последнюю очередь – усилившиеся налеты англо-американской авиации на Берлин.

И тут Скорцени предложил:

– А пусть граверы, работающие над клише фальшивых денег, а также и все занятые изготовлением подложных документов переберутся вместе со своим сложным оборудованием ко мне во Фриденталь.

Крюгер взглянул на Скорцени и, немного подумав, согласился.

– Спасибо за предложение, Отто. Мне кажется, что Фриденталь – идеальное место для этих целей.

– Я тебе гарантирую изоляцию от внешнего мира, чего трудно добиться здесь, в Берлине. К тому же Фриденталь пока еще не бомбят. Да и сюда можно быстро добраться из Берлина на автомобиле, а деньги могли бы печатать в непосредственной близости – в Заксенхаузене.

Ударили по рукам быстро. И вот уже в концентрационном лагере Заксенхаузен оборудовали ультрасовременными машинами два барака: № 18 и № 19. Обитателей этих бараков наглухо изолировали от всех внешних контактов оградой из колючей проволоки и многочисленной охраной. Здесь подневольно трудились сто тридцать заключенных. Они изготавливали бумагу для поддельных денег, печатали их, потом специально загрязняли свеженькие банкноты так, чтобы те походили на побывавшие в употреблении, и связывали в пачки, предварительно перемешав номера серий. И так изо дня в день. Стоило узнику из этой команды заболеть, его немедленно отправляли в крематорий. Бараки 18 и 19 в то время покидали только ящики с фальшивыми деньгами, лица с особыми удостоверениями или мертвецы.

Не без видимого удовольствия Бернхард Крюгер сопровождал Грейфе со Скорцени по одному из бараков. Понурые, истощенные заключенные разных национальностей исподлобья поглядывали на эсэсовских офицеров, молча, сжав тонкие губы, делали свое фальшивое дело. Кисло пахло химическими растворами, шибая в нос не привыкшему к такому запаху Грейфе. Машины работали почти беззвучно, крася, разрезая и перегоняя в сушилки километры фальшивых купюр. Когда они покинули цех-барак и вернулись в кабинет Крюгера, Грейфе выразил полное удовлетворение подготовкой операции «Возмездие» с этой стороны.

– А что у нас с вооружением? – спросил он у Скорцени.

– С этим тоже полный порядок, Хайнце. Можешь также лично убедиться, проехав в еще одну секретную лабораторию уже в самом замке.

Они вышли за ворота концлагеря, где их ждал серебристый, блестевший в лучах яркого, но не жаркого солнца «Хорьх», который быстро доставил их во двор замка.

Скорцени провел Грейфе по длинному коридору с многочисленными дубовыми, обитыми стальными лентами закрытыми дверями. Наконец, они вошли в одну из них, и оберштурмбаннфюрер сразу ощутил себя будто в некоем музее. Он удивленно взглянул на Скорцени, а тот довольно улыбнулся. Грейфе рассматривал лежавшие на полках и висевшие на стенах образцы оружия иностранных армий. Были здесь и советский автомат ППШ, и американская винтовка М-16. Но взгляд оберштурмбаннфюрера остановился на неизвестной ему модели револьвера с некоей насадкой на стволе. Грейфе повернул голову в сторону Скорцени, и тот с живостью стал объяснять:

– Английская штучка, Хайнце. Револьвер калибра 7,75 с глушителем. Грубо и примитивно сработанный, но простой и безотказный в употреблении.

– Откуда он у вас?

– О, это интересная история, Генрих. Мне стало известно через моих людей, что английские агенты используют в спецоперациях пистолеты с глушителями. Но к нам, вы же знаете, Генрих, даже в качестве трофеев такие образцы не попадали. Я долго думал, как бы заполучить их. И тут меня осенило: а что, если «затребовать» глушитель прямо у англичан? Наш голландский филиал предпринял попытку реализации этой идеи. На имя перевербованного агента по кличке «Сокровище» оружие было доставлено по воздуху из Великобритании и с благодарностью принято нами! Меньше чем через 2 недели я уже держал в руках эту штучку.

– Вы у нас известный шутник, Отто. Видимо, за это вас и ценит фюрер.

– Ну, это одно из моих достоинств, не буду скрывать, – хмыкнул Скорцени.

Грейфе сделал пару шагов и остановился у еще одного не известного ему образца.

– А это что за штучка? Тоже английская?

– Это пистолет системы «Веблей-Скотт». – Скорцени взял оружие в руки и стал вертеть его в разные стороны. – Особенность его конструкции в том, что во время выстрела отпирание ствола происходит после его короткого отхода назад с одновременным снижением. Возвратная пружина двуперая, V-образная, расположена в рукоятке под правой щечкой. Ее усилие на затвор передается через рычаг. Курок смонтирован на подвижной детали. Другими словами, в умелых руках пистолет этой конструкции являлся мощным и надежным оружием.

Грейфе взял пистолет из рук Скорцени и взвел курок, заглядывая в ствол.

– Пистолет снаряжен специальными отравленными разрывными пулями, – продолжил свои пояснения Скорцени.

Грейфе вопросительно взглянул на него, и Скорцени явно увидел на его лице догадку.

– Вы совершенно правы, Хайнце. Этот образец приготовлен для Таврина и уже им опробован. Если хотя бы одна такая пуля вонзится в тело Сталина, его уже никто не спасет.

– Хорошо. А что с другими образцами для Таврина?

– Пожалуйте сюда, Хайнце. – Они остановились у двери, почти не выделявшейся на стене прямо за стеллажом с оружием.

Скорцени нажал на кнопку в стене, дверь открылась, и они оказались в особо секретной комнате-лаборатории, где корпели над созданием оружия несколько человек (мужчин и женщин) в белых халатах. К Скорцени тут же подошел руководитель группы, также в халате, пожилой, седой с большой лысиной и морщинистым лицом, невысокий худой человек.

– Познакомьтесь, Хайнце. Наш лучший специалист-оружейщик Рудольф Майер, – представил старика Скорцени. – Он слегка странноват, но пусть это вас не удивляет.

Майер склоняет голову в приветствии. Грейфе в ответ слегка кивает.

– Руди, передаю оберштурмбаннфюрера в твои руки. На все, что его будет интересовать, он должен получить исчерпывающие ответы.

– Слушаюсь, господин майор, – голос у Майера был еще твердый, но уже со старческой хрипотцой. – Итак, господин подполковник, с чего начнем?

– Естественно, с самого начала, господин Майер, – Грейфе с любопытством осматривал лабораторию. – Меня волнует вопрос полной безотказности того оружия, которым вы намереваетесь снабдить нашего агента.

– Насчет этого не извольте сомневаться. Ни один пистолет или автомат, вышедший из стен этой лаборатории, не допустил еще ни одной осечки.

– Надеюсь, не допустит и в дальнейшем, иначе вашей дальнейшей судьбе я не позавидую.

Майер грустно улыбнулся и скосил глаза на Скорцени.

– А моей судьбе уже давно никто не завидует, господин подполковник. Я ведь еврей, а кто позавидует еврею в нынешней Германии?

Грейфе удивленно смотрит на Скорцени, тот пожимает плечами.

– Что поделаешь, Генрих, если среди немцев не хватает таких светлых голов, как у этого старого еврея. Я его отыскал в Заксенхаузене. Только и надеюсь на то, что ищеек Мюллера или Кальтенбруннера сюда просто не пустят мои мордовороты.

– Хорошо, Майер! – сделал ударение на фамилии Грейфе. – Я бы хотел посмотреть на то оружие, какое вы рекомендуете нашему агенту.

– Пожалуйста, прошу за мной.

Они вошли в оружейную комнату, где на столах, подставках, стене стояло, лежало, висело разнообразное оружие.

Майер остановился у одного из стендов и нежно провел руками по лежавшим на нем пистолетам.

– Вот, господа, несколько пистолетов различных систем и калибров, в том числе восьмизарядный «Скотт», который я бы рекомендовал в первую очередь.

Офицеры берут каждый пистолет в руки и с любопытством рассматривают его со всех сторон, собирают и разбирают восьмизарядный «Скотт». Наконец, отходят от стенда, проходят дальше, и Грейфе обращает внимание на стоящий на столике у стены небольшой кожаный портфель. Майер тут же перехватывает взгляд Грейфе.

– Это не просто портфель, господин подполковник. Внутри него вмонтировано очень мощное взрывное устройство, управляемое на расстоянии с помощью радиосигнала определенной частоты, которую будет знать только владелец портфеля. Рядышком, обратите внимание, господа, лежит магнитная мина, также радиоуправляемая.

Офицеры продолжают не без интереса рассматривать оружие, в том числе и холодное – кинжалы, кастеты, стилеты.

– Это все хорошо! – произнес Грейфе. – Но хотелось бы увидеть какую-нибудь изюминку, способную не только поразить воображение русских, но и так поразить самого Сталина, чтобы части его тела разлетелись в разные стороны на много-много метров, чтобы даже собрать их потом было невозможно.

Скорцени вопросительно посмотрел на Майера, тот левой рукой почесал затылок и хитро улыбнулся.

– Есть, господа, у меня такая изюминка, но… Она не прошла еще всех испытаний. Мне же господин Скорцени сказал, что время еще есть.

– Показывайте! – приказал Грейфе.

– Тогда прошу за мной.

Майер подошел к закрытой металлической двери в оружейной комнате, полез в карман, достал связку ключей, подобрал нужный, открыл дверь и жестом руки пригласил гостей следовать за ним.

Комната была крохотная. На большом металлическом столе лежала какая-то непонятная металлическая трубка, больше похожая на авторучку, нежели на какое-то оружие. Майер остановился около нее и молчал, следя за реакцией офицеров. Те удивленно всматривались в эту трубку, затем переглянулись, пожимая плечами, наконец, устремили взгляды на Майера.

– Руди, старый жид, мы пришли сюда не твои загадки разгадывать. – Скорцени уже начала нервировать эта постоянная таинственность на лице Майера. – У нас нет лишнего времени, чтобы посвящать его беседам с тобой. Объясни, что это такое.

Майер удовлетворенно потирает руки и хихикает.

– Значит, я добился того, чего хотел. Если даже вы, люди искушенные и подготовленные, ничего не поняли, куда уж понять русским. Так вот, это такое миниатюрное реактивное оружие, я бы сказал, ручной гранатомет, который я назвал панцеркнакке.

– Прогрызающий броню! – задумчиво произнес Грейфе. – Уже интересно. Продолжайте, Майер.

– Да, так вот! Эта небольшая металлическая трубка, – Майер берет ее в руки, – с помощью кожаного футляра, – он открывает лежащий рядом чемоданчик с необходимыми аксессуарами, – легко помещается в рукаве френча, шинели или даже обыкновенного плаща, – демонстрирует это на себе. – В трубку вкладывается кумулятивная бронебойно-фугасная граната с электрическим запалом. Стрельба производится с руки нажатием специальной кнопки, соединенной проводом с электрической батареей, спрятанной в кармане одежды, электроимпульс идет от батарейки карманного фонаря. Такой снаряд пробивает броневую плиту толщиной более сорока миллиметров на расстоянии в триста метров… Мне осталось совсем немного для окончательной доводки панцеркнакке.

Офицеры завороженно осматривали несколько минут необычное оружие. Оба недоверчиво качали головой. Сорок миллиметров! Для Грейфе не было секретом, что максимальная броня автомобиля, на котором ездит Сталин, равнялась тридцати миллиметрам. А здесь на целых десять миллиметров больше. Значит, если все удастся, Сталину живым из своего бронеавтомобиля не выйти!

– Сколько вам нужно времени для доводки? – поинтересовался Грейфе.

– Три-четыре недели, господин подполковник.

– Работайте. Когда будут испытания панцеркнакке, я приеду лично.

– Старый еврей Майер слов на ветер никогда не бросает.

– Заткнись, Руди! – крикнул Скорцени. – Иначе твой язык когда-нибудь обезглавит твое тело.

Майер покорно склонил голову. Грейфе со Скорцени вышли из лаборатории и вернулись в кабинет Скорцени.

– А что с самим Тавриным? – спросил Грейфе.

– Готовится. Я думаю, через полгода он будет полностью готов к операции «Возмездие». Это что касается овладения оружием. Что же касается его самого…

– Что случилось, Отто?

– Видите ли, Генрих, согласно легенде, Таврин в бою на границе с Польшей был тяжело ранен. Мы настойчиво предлагали ему сделать специальную хирургическую операцию с тем, чтобы одну ногу сделать короче другой.

– Ну и?

– Эта русская свинья наотрез отказалась.

– Что же делать? Неужели нельзя сделать это без его воли?

– Можно, конечно, но тогда как бы он на нас не обозлился и не завалил операцию. Но мы нашли другой выход. Мы поместим его на три недели в одну из лучших клиник Берлина, где лучшие хирурги с помощью скальпеля искусными шрамами имитируют тяжелое осколочное ранение в область живота и левого бедра и подкрепим эти шрамы и рубцы справками «советских госпиталей».

– Ну что ж, Отто. Я вполне удовлетворен увиденным и услышанным. Готовлю доклад руководству.