Глава 18
— Воевода.
Знакомый голос вывел Ильнара из задумчивости. Со вздохом повернувшись спиной к пылающему на западе багряному закату, он прислонился спиной к парапету и, сложив руки на груди, вперил тяжелый взгляд в неслышно подкравшегося ведуна.
— Чего надо? — воевода даже не пытался скрыть свое недовольство появлением незваного собеседника, и вопрос его прозвучал откровенно грубо. Однако на ведуна нарочитое недружелюбие Ильнара не произвело ровным счетом никакого впечатления.
— Ты говорил с князем?
Воевода нахмурился и, едва сдержавшись, чудом не послал докучливого гостя куда подальше. С князем он говорил. Точнее, говорил князь, а Ильнар слушал и едва не скрипел зубами от бессильной досады. Рольф приказал запереть на ночь всех ратников в замке и оставить деревню без охраны. И это в полнолуние-то!
В другое время воевода не преминул бы высказать Рольфу свое нелицеприятное мнение о его приказе, однако сегодня взгляд у князя был такой, что Ильнар счел за лучшее промолчать. Он по собственному горькому опыту знал, что в таком настроении Рольф был способен вспыхнуть от малейшего намека на неподчинение и, вспыхнув, наломать таких дров, что мало никому не покажется…
Выслушав князя, Ильнар кивнул, стиснув зубы, и с тяжелым сердцем отправился доносить княжеский приказ до своих подчиненных. Ратники, как он и ожидал, встретили его слова, мягко говоря, без восторга. У многих из них были в деревне родственники, друзья, подружки, и оставлять их без защиты на забаву оборотню парни хотели бы меньше всего на свете…
Однако приказ есть приказ — для служивого человека он превыше всего. А за неподчинение приказу Рольфа вполне можно было поплатиться головой. Об этом знали все, и это сыграло свою роль — ратники недовольно ворчали, однако громко выказывать свое недовольство не отваживались. Тем более, что многие из них — те, что постарше и поопытнее, — понимали, даже если не говорили об этом вслух, что против оборотня шансов у них маловато.
Оставалось надеяться на счастливый случай, то есть на то, что в эту ночь оборотень обойдет деревню стороной. Да еще, пожалуй, на ведуна…
Ведун. Встретившись взглядом с охотником на оборотней, воевода скрипнул зубами. Слушая приказ Рольфа, Ильнар с самого начала стал догадываться, откуда ветер дует. Сейчас его догадка перешла в твердую уверенность: отдать этот… позорный, чего уж там, приказ князя надоумил именно ведун. С чего вдруг Рольф решил его послушать, воевода не знал, но ведь послушал же!
— Говорил, — ведун, не дождавшись ответа, кивнул. — Вижу.
— Больно много ты видишь! — огрызнулся Ильнар.
— Не злись на меня, воевода, — примирительно произнес ведун. — Я хочу как лучше. И, уж поверь мне, я знаю, как лучше. А насчет деревни не беспокойся, ничего с ней в эту ночь не случится.
— Интересно, — воевода язвительно прищурился. — Откуда такая уверенность?
— Цеховой секрет, — без улыбки ответил ведун.
— Я знаю, ты исполнишь приказ князя. — помолчав, вновь заговорил ведун. — Но я хочу, чтобы ты сам понял: оставаясь в замке, вы никак не уроните свою воинскую честь. Ты должен знать, воевода, — иногда для того, чтобы остаться в стороне, нужна большая храбрость, чем для того, чтобы ввязаться в драку. Не выпускай своих людей из замка. Что бы ни случилось, что бы вы ни услышали, ни увидели, что бы вам здесь ни показалось, не выходите за ворота. Иначе будут смерти. Бестолковые и никому не нужные. Послушай меня, воевода. Я в самом деле знаю, о чем говорю.
Ильнар помолчал, хмуро глядя в сторону, а потом, не сказав ни слова, повернулся к ведуну спиной. Воевода не услышал ни звука, однако не прошло и минуты, как он почувствовал, что остался один. Ведун покинул площадку над воротами так же бесшумно, как и появился на ней.
Чтоб ему пусто было!
Долгие летние сумерки незаметно перетекли в ночь. В черном небе несмело замерцали звезды. Над притихшим лесом нависла огромная зловещая луна.
Ильнар стоял у окна своей комнаты в стражевой башне и неотрывно смотрел в отливающее тусклым золотом око Альтары — ночной Богини хазров, о которой ему когда-то рассказывал Хиен. Смотрел, хотя и знал, что делать этого не стоило. Человек, которому хватало дерзости подолгу смотреть на полную луну, рисковал своим душевным здоровьем так же верно, как и тот, кто совал голову в медвежью берлогу, рисковал здоровьем телесным.
Воевода отвел взгляд от луны и посмотрел в темень, туда, где за замковой стеной и лесистым холмом затаилась в ночи беззащитная деревня. Ильнар попытался представить, каково сейчас ее обитателям, и тут же, тряхнув головой, отогнал вставшие перед внутренним взором видения.
Сам воевода жил бобылем — ни жены, ни детей у него не было. Во всяком случае, не в этой деревне. И, тем не менее, на душе у Ильнара, не переставая, скребли кошки. Каково же тогда было тем его бойцам, у кого в деревне были семьи и друзья? И что, интересно, думают сейчас о нем деревенские?
Ильнар глухо застонал и стиснул рукоять меча. В эту ночь он даже не помышлял о сне, и не то что не раздевался, а и меча не снял. Воевода не отличался склонностью к самокопанию и вряд ли отдавал себе ясный отчет в том, что где-то в глубине души всю свою жизнь больше всего на свете боялся того, что его могут счесть трусом.
Почему? Наверное, потому, что чувствовал в самом себе какую-то скрытую слабину и опасался, как бы она не взяла однажды верх над его телом и разумом. И чтобы не дать этой слабине воли, он всегда старался быть на переднем крае и лез в самое пекло, не жалея собственной головы. Ему казалось, что так он надежнее всего убедит окружающих в том, что он и трусость — две вещи совершенно несовместные. И вот наступил момент, когда воеводе пришлось стать трусом.
Конечно, сегодня ночью Ильнар всего лишь следовал приказу князя, то есть выполнял свой прямой воинский долг. И все же… Ильнару казалось, что, случись что, и в глазах окружающих он будет выглядеть соучастником, если не главным виновником свершившейся беды. И за спиной у него будет звучать неслышное ему самому, страшное слово «трус». И ведь тогда уже никому ничего не докажешь!
Окна ильнаровой комнаты выходили во двор замка, и в тишине, которую сегодня не нарушала даже трескотня вездесущих сверчков, воевода вдруг явственно услышал донесшийся от ворот подозрительный звук. Вроде как железо ударилось о железо, а потом как будто бы скрипнули петли калитки. Это что еще за новости? Ильнар замер, настороженно вслушиваясь во вновь сгустившуюся ночную тишь. Звук не повторился. На мгновенье у воеводы мелькнуло подозрение, что кто-то вышел за ворота, но он сразу отмел такую возможность как очень и очень маловероятную. Он же ясно приказал: из замка нынешней ночью никому не выходить. Ослушаться не должны…
Заглушая слабенький шепоток сомнения, в голову вновь полезли мысли о том, чем закончится сегодняшняя ночь. И если она закончиться плохо, то как ему, Ильнару, жить после этого дальше? От таких размышлений воеводе хотелось завыть на луну…
Жуткий, леденящий кровь протяжный вой прокатился по округе. Начавшись на тоскливой ноте, он постепенно набрал силу, и под конец в нем зазвучала такая непередаваемо-лютая злоба, что у воеводы по спине пробежал холодок. Ильнар стиснул челюсти и сглотнул подступивший к горлу комок. Опять… Ильнар до последнего надеялся, что ему никогда уже не придется испытать того оглушающего, ослепляющего и отнимающего разум ужаса, который когда-то, в почти уже забытом детстве, он пережил, увидев в предрассветных сумерках… Страх, казавшийся побежденным и забытым, вынырнув откуда-то из глубины души, ледяными клещами сжал сердце, в мгновение ока вытянул всю силу из членов, покрыл кожу холодной испариной. Колени Ильнара подогнулись, и он, чтобы не упасть, вынужден был схватиться слабеющими руками за окно. Неужели все сначала?!
Эта паническая мысль, как ни странно, привела воеводу в чувство. Воспоминания о преследовавших его много лет ночных кошмарах, о не проходящем чувстве безысходной бессильной тревоги, днем подействовали отрезвляюще. Один страх ослабел, столкнувшись с другим. Ильнар потряс головой и, глухо зарычав сквозь стиснутые зубы, выпрямился, твердо встал на ноги и расправил плечи. Нет уж, дудки, на этот раз все будет по-другому! Должно быть по-другому!
Ильнар готов был поклясться чем угодно, что страшный вой донесся со стороны деревни. Проклятый ведун! Грош цена всем его лживым завереньям. И как только Рольф мог им поверить?! Воевода порывисто сжал кулаки. Что ж делать-то? Прямо хоть буди князя, чтоб тот отменил свой приказ. Поди, проспался уже хоть немного!
Или прямо так, без разрешения, вести людей в деревню? В памяти снова вплыл звук, который Ильнар недавно слышал со стороны ворот. Будто услыхав его заново, воевода почувствовал, как по его мокрой еще спине снова пробежал холодок. Засов… Петли… Ах, мать вашу!!!
Ильнар, недолго думая, опрометью выскочил из комнаты и, стремглав пробежав по едва освещаемым тонкими свечами коридорам, осторожно отворил тяжелую дверь и оказался на темном дворе.
Почему не горит светильник у ворот? Факелы на стенах они не жгли уже давно — толку от них мало, все равно освещают лишь саму стену, а никак не то, что твориться под ней. Но двор замка должен был освещатся. Воевода удивился, как это он раньше не обратил внимания на странную темноту? Хотя какая уж тут к свиньям собачьим темнота, когда от луны такой свет, что, пожалуй, и светильник, случись ему гореть, не смог бы с ним соперничать. Может, потому караульные его и не зажгли? Воевода беззвучно выругался. Совсем распустились, уж и приказ им не приказ. Ну, сейчас он задаст этим лентяям-экономам!
Ильнар бросил раздраженный взгляд на равнодушно лучащуюся луну. Затем, неслышно вытащив из ножен меч, в обход, стараясь держаться в тени дворовых построек, крадучись приблизился к воротам.
— А ну, кто тут балует? — негромкий голос застиг воеводу врасплох. В лунном свете тускло блеснул наконечник копья, стремительно вынырнувший из тени и застывший в вершке от груди Ильнара.
У воеводы отлегло от сердца. Судя по голосу, скараулил его Савва, надежный мужик, которому в бою Ильнар, не задумываясь, доверил бы свою жизнь. Ну что ж, стража на месте, и то ладно.
— Чего орешь? — громким шепотом строго спросил воевода. — Весь замок перебудить хочешь?
— Господин воевода? — стражник убрал копье. — Виноват, значит, не признал впотьмах. Только я уж вроде тихонечко…
— Почему огонь не горит? — не дав стражнику опомниться, Ильнар перебил его новым вопросом.
— Так ведь это… — сбитый с толку Савва явно не знал, что ответить. Не спел придумать. — Светло ведь. От луны-то…
— Это «впотьмах», что ли, тебе светло? — воевода грозно надвинулся на стражника. — Кто с тобой в паре караулит?
— Ну, это… — стражник шмыгнул носом и неловко переступил с ноги на ногу. — Вроде как Кондрат.
— Это что еще за «вроде как»? — воевода сбавил тон. Чутье подсказывало ему, что дело неладно. — Где он? Опять в сторожке дрыхнет?
— Точно, дрыхнет! — неожиданно обрадовался стражник. — Где ж ему еще быть?
У воеводы екнуло сердце. Савва врал, в этом не было никаких сомнений. Ильнар замер на секунду, боясь упустить мелькнувшую догадку. Вой оборотня и последовавший за ним лязг засова и скрип петель выстроились в единую цепочку.
— Кто разрешал выходить за ворота? — едва сдерживая ярость, процедил сквозь зубы воевода.
— Господин воевода! — ратник отступил на шаг. — Ты уж не серчай. В деревню они подались, родня у них там. Последнее ведь это дело — родных на погибель бросать. Вернутся они к рассвету, авось князь ничего и не узнает…
— Они?! — воевода протянул руку, сгреб кольчугу на груди горе-стражника и рывком притянул того к себе. — Это кто это они?! Сколько их там?
— Да трое всего, — ратник вежливо, но решительно отцепил руку воеводы от своей кольчуги. — Кондрат, значит, и двое его дружков из молодых. Из тех деревенских, кого вы недавно на службу приняли. Услышали они вой-то от деревни, ну вот и решились…
— Ты мне зубы-то не заговаривай! — сорвался воевода и, прикусив язык, продолжил прежним гневным шепотом: — Ворота открылись хорошо если через минуту после воя. Заранее они сговорились, так?
— Не знаю я, — угрюмо буркнул Савва, помолчав. — Хочешь верь, хочешь нет, а не хотел я их пускать. Да только ведь и у меня в деревне семья. Баба да две дочки… — едва слышно закончил ратник.
— Ох, сукины дети, — воевода вздохнул. — Ну ладно они — сопли еще, — но ты-то как до такого додумался, Савва? Чего они в темном лесу смогут сделать втроем против оборотня?
— Может, и ничего, — голос стражника стал твердым как сталь. Воевода, даже не видя, почувствовал его непреклонный взгляд. — А только жизнь за близких положить — в том для воина честь великая. Аль не ты нам об этом твердил? Кабы не пост, так, может, и я б с ними пошел, а потом уж суди меня как хочешь. Все лучше, чем остаток жизни себя корить за то, что в такой момент смалодушничал!
Воевода в ярости стиснул кулаки, но уже через минуту, так ничего и не сказав, разжал руки и вздохнул с облегчением. Он принял решение. Савва и эти мальчишки были правы: чем терпеть укоры совести, лучше уж смерть. Хоть от клыков оборотня, хоть через казнь за ослушание. Хотя…
В глубине души Ильнар не верил в то, что дело дойдет до казни. В последние годы у Рольфа все чаще случались припадки самодурства и беспричинной злобы. Но, по счастью, разум князя не насквозь еще пропитался хмельным зельем, и, приходя в себя, Рольф чаще всего отменял отданные во гневе приказы. А уж на этот раз приказ был таким, что не отменить его в здравом уме было попросту нельзя. Зная князя, воевода не без оснований полагал, что случись им пережить эту ночь, даже тем троим, что первыми нарушили приказ, грозила бы самое большее пара недель в подземелье на хлебе и воде.
Пережить бы только эту ночь…
— Живо беги в башню, — приказал воевода. — Собирай всех, кто не спит и сюда.
— Слушаюсь! — не скрывающий своей радости ратник сорвался с места.
— Стой! — окликнул его воевода. Он сообразил, что Савва вряд ли отыщет сейчас в стражевой башне хоть одного не спящего человека, а уводить из замка всю дружину на поиски троих обормотов в планы Ильнара не входило. Да и столпотворение во дворе устраивать тоже не стоило — кабы князь не проснулся.
— Возьмешь десять человек, не больше. Кого сам выберешь. Да тихо там у меня чтоб…
— Все сделаю… — выдохнул стражник и, не дослушав, стрелой помчался в башню.
Воевода нахмурился — хромает дисциплинка-то, совсем его воины разболтались. Ильнар наказал себе впредь быть со своими людьми построже. Если, конечно, будет оно у него, это самое «впредь»…
Ильнар старался не думать о том, что ждало его за воротами. Старался, но ничего не мог с собой поделать. Он понимал, что для него настает момент истины, и может статься так, что лучше бы ему и не переживать этой ночи. Лучше уж смерть, чем так, как в прошлый раз!
Неизвестность мучила хуже самого страшного кошмара. Но отступать было поздно. Да Ильнар и не собирался отступать.
— Ну, Кондрат, паразит хренов! — воевода в сердцах хватил кулаком по каменной кладке стены. — Доживи ты мне только до утра, а уж там мало от князя схлопочешь, так я еще и от себя добавлю на орехи!
Где-то совсем рядом за стеной громко ухнул филин…
Покинув замок, ведун неторопливо побрел по краю дороги, размышляя на ходу, в какую сторону лучше двинуться, чтобы не пришлось всю ночь плутать по лесу, играя с оборотнем в прятки-догонялки.
Выходя из ворот, ведун затылком чувствовал неприязненный взгляд воеводы, но, положа руку на сердце, недовольство Ильнара волновало его сейчас в последнюю очередь. Главное, чтоб тот удержал своих людей в замке, да и сам не сорвался бы на поиски героической смерти. Мало того, что пришлось бы тогда ведуну вместо охоты на оборотня тратить время на охрану незадачливых героев, так ведь еще ускользни кто из них от его опеки — и вот, пожалуйста, оборотню готовый обед. Точнее, был бы обед, если эта тварь действительно жрала людей.
Оборотень, в отличие от всей остальной нежити, терзать — терзал, но человечины не ел и крови людской не пил. Тем не менее нападал он не только для того, чтобы удовлетворить свою лютую ненависть к людям — каждая новая жертва, принимая мучительную смерть, отдавала оборотню часть своей жизненной силы. Кое-кто даже верил в то, что смерть в лапах оборотня ослабляет человеческий дух настолько, что он, расставшись с телом, уже не может подняться в Вышний Мир и, соответственно, такому несчастному не приходится рассчитывать ни на обретение Небесной Благодати, ни даже на новое рождение.
В голову ведуну лезли настырно-бестыжие мысли о том, что если этой ночью чудище не останется без добычи, то, с одной стороны, это даже и неплохо — оборотень в силе может превращаться несколько ночей кряду и при убывающей луне, а значит, если сорвется в эту ночь, не придется ждать следующего полнолуния…
Ведун поморщился и тряхнул головой — нет, лучше уж обойтись без этого.
Ведун отошел от замка на сотню шагов и, так и не надумав ничего путного, свернул с дороги в лес. На небольшой, невидимой со стен замка полянке ведуна поджидал раскачивающийся на березовой ветке вран.
Увидев говорящую птицу, ведун усмехнулся. Похоже, вран, в отличие от него самого, точно знал, где он свернет с дороги.
— Здар-рово! — панибратски каркнул Крарр. — Вышел на охоту?
— Угадал, — кивнул ведун. — А тебе чего не спится на ночь глядя?
— Да вот р-решил с тобой поболтать на сон грядущий. — Крарр перестал раскачиваться и скосил на ведуна внимательный черный глаз. — Почему ты решил, что этой ночью оборотень не придет в деревню?
— Ба! — ведун усмехнулся. — Ты, оказывается, не только подглядываешь, а и подслушиваешь!
Вран смолчал.
— Не пойму я, с чего у тебя ко мне такой интерес? — насмешливо поинтересовался ведун.
— Не старайся казаться глупее, чем ты есть, — отрезал Крарр. — Может, ты знаешь и не все, но о главном наверняка догадываешься. Мы не просто так вернулись в людские земли. Грядут большие перемены, и никто не сможет остаться в стороне. Враны хотели бы быть на стороне людей, но мы не самоубийцы. Нам нужно знать, есть ли у вас шанс на выживание и…
— И? — насторожился ведун.
— Так, — вран покрутил головой. — Ер-рунда!
— Понимаю, — ведун с усмешкой кивнул. — Хотите понять, будет ли вам выгодно наше выживание?
— Ну если и так? — вран воинственно взъерошил перья. — Что с того?
— Да ничего! — ведун пожал плечами. — Понимаю: жить всем охота. Только я-то тут при чем?
— Ты — шанс. Ты и подобные тебе. Вы еще можете что-то изменить. Остальные не в счет.
— Во как, — ведун удивленно качнул головой. — Новость, однако. В моих руках судьба мира и людского рода!
— Ерничай, ерничай, — разрешил вран. — Придет время, перестанешь насмешничать.
— Поживем — увидим, — с улыбкой отмолвил ведун. — А скажи-ка мне, раз уж сам завел об этом речь, когда же ждать-то этих твоих «больших перемен»?
— Не завтра, — бросил вран.
— Угу, — не дождавшись продолжения, ведун задумчиво покивал. — Ну ладно, коли так. Полной уверенности в том, что оборотень не пойдет в деревню, у меня нет, но велика вероятность, что так и будет. Зеленый он еще.
— Зеленый? — переспросил вран.
— Молодой, — чуть подумав, уточнил ведун.
— Так ты знаешь, кто оборотень? — вран почти не удивился.
— Пока нет. Молодой — это не о человеке. Молодой значит только недавно превратился в первый раз. У него сейчас и силенок маловато, да и соображает он туго. В первые два-три полнолуния оборотень обычно бестолково мечется по округе и жилых мест сторонится. И если уж нападает, то только на одиночек, которые сами ему подвернутся. Хотя, конечно, бывают и исключения…
— А как ты узнал, что оборотень «молодой»? — недоверчиво поинтересовался Крарр. — Может, для него это будет уже не второе и не третье полнолуние, и он давным-давно уже перестал метаться?
— Ну, так ведь я не в первый раз замужем! — усмехнулся ведун. — Кое-что в этих делах соображаю.
— И что думаешь теперь делать?
— Поброжу по округе, послушаю, посмотрю. У меня по сравнению с простыми людьми побольше шансов подвернуться оборотню по дороге. Ну а коли уж мы повстречаемся, двоим нам в живых не быть.
— Уверен, что справишься?
— Не впервой, — беспечно отмахнулся ведун. Он прошел мимо врана и двинулся дальше в лес. За спиной у него хлопнули крылья. Ведун оглянулся через плечо. Ветка еще качалась, но Крарра на ней уже не было.
Почти до полуночи ведун бестолково пробродил вокруг замка. Оборотень был где-то неподалеку — должен был быть! Но ведуну никак не удавалось отыскать его след. Выбравшись из зарослей на прогалину, ведун присел на поваленное бурей дерево и вздохнул.
Охота не заладилась. Чутье, которое обычно выводило его на добычу, на этот раз упорно отмалчивалось. Оставалось надеяться на случай.
А до рассвета — всего ничего…
Едва не задев широкими крыльями верхушку дерева, над прогалиной пролетел филин. Ведун замер, пристально глядя на полную луну. Филин прилетел со стороны деревни, и ведуну показалось вдруг, что это неспроста. Простое совпадение или нечто большее?
Ведун привык доверять своим чувствам. Вот и сейчас, отчаявшись отыскать след оборотня, он выпрямил спину и, прикрыв глаза, попытался заглянуть в свою душу, как учил его когда-то Наставник. И то, что открылось ведуну в собственной душе, произвело на него не самое благоприятное впечатление. Он вдруг неожиданно для себя с большим удивлением понял, что не может найти оборотня, потому что не очень этого хочет. Похоже, именно поэтому и молчало чутье, поэтому безрезультатными были блуждания по лесу. Это было странно, и в причинах этого следовало разобраться как можно скорее. Не позднее сегодняшнего утра.
А пока… Что ж, иногда обстоятельства значат гораздо больше, чем самое горячее желание и все усердие, на которое только способен человек.
Ведун хлопнул ладонями по коленям, встал, и тут его окликнули:
— Эй, погоди-ка!
Из непроницаемо-черной тени выступила на лунный свет странная фигурка, похожая на гигантский оживший гриб.
— Здравствуй, дедушка, — вежливо поздоровался ведун.
— И тебе того же, — отозвался лесовичок. Он помялся, преступая с ноги на ногу, нерешительно покряхтел.
Это было подозрительно. Ведуна все сильнее одолевали недобрые предчувствия. Где-то в лесу за спиной лесовичка нетерпеливо ухнул филин.
— Ты вот что, ведун, — решился наконец лесной дедушка. — Ты бы поспешал. Люди в лесу…
— Какие люди? Где? — быстро спросил ведун.
Не успел он договорить, как над лесом пролетел протяжный вой. Беспомощный и злобный одновременно.
Ведун замер. Оборотень выл где-то в стороне деревни. Не в самой деревне, нет, но где-то совсем рядом.
— Солдаты княжеские, — скороговоркой выпалил лесовичок. — В деревню они направлялись, да так уж вышло, что и оборотень в тех же местах рыщет. Одним словом, идут они прямиком к нему в лапы. Если поспешишь…
— Спасибо, дедушка!.. — донеслось из зарослей.
Глядя на качающиеся кусты, лесовичок сокрушенно покачал своей грибовидной шляпой.
— Ох, не кончится все это добром…
Воевода вел своих людей к деревне коротким путем. Вряд ли Кондрат с дружками двинулись в обход — не подходящая была ночка для долгих прогулок. Значит, оставалась надежда, что они догонят самовольщиков прежде, чем их настигнет кто-нибудь другой…
Воевода шел впереди, крепко сжимая в руке рукоять меча. За его спиной слышалось неровное дыхание ратников. Все они были испытанными в боях бойцами, почти все прошли суровую школу пограничных с Уздольем застав и не понаслышке знали, что такое смерть в кровавой сече. Всем им довелось повидать многое и до сего дня им казалось, что уже ничто на свете не сможет их испугать. Во всяком случае, не до дрожи в поджилках! Но сейчас все они боялись, причем боялись именно до дрожи.
Что ни говори, а храбриться друг перед дружкой, да грозить оборонтю, сидя в надежной башне — это одно, а вот бродить по темному лесу, где этот самый оборотень рыщет — совсем другое! Никому из ратников не приходилось сходиться в схватке с оборотнем, но наслышаны о его силе и злобности они были немало. Да и то сказать: простому ли человеку тягаться с богомерзким порождением колдовских сил?! И не так пугала ратников смерть, как угроза обречь свои души на вечные скитания между Мирами. Однако о том, чтобы отсидеться в эту ночь в замке, после того, как воевода позвал их в лес, никто из ратников даже и не помыслил — душу труса, предавшего товарищей и родных, все равно никогда не примут в Вышний Мир!
Ратники старались не показывать своего страха, но получалось это у них плоховато. И когда через силу, будто в кошмарном сне переставлявший ставшие словно бы чужими ноги воевода заставлял себя думать об этом, ему самому становилось немного легче. Чужой страх странным образом прибавлял ему храбрости.
Если бы воевода был сейчас один, или если бы его воины были спокойны и сохраняли хладнокровие, Ильнару было бы намного хуже. Уж во всяком случае, дрожь в руках он точно не смог бы тогда сдержать. В такие минуты воевода ненавидел себя лютой ненавистью. И эта ненависть тоже помогала ему обуздать свой страх. Раз за разом пересиливая себя, Ильнар выучился действовать вопреки этому страху, но привыкнуть к нему так и не сумел.
Самое смешное, какая-то часть его разума понимала, что боится он сейчас не столько оборотня, сколько самого своего страха перед ним. Боится того, что этот страх помешает ему в нужный момент действовать так, как должно. Положение было странным, но легче от этого Ильнару не становилось.
Воевода и его люди шли быстро и нагнали беглецов не далее чем в трехстах саженях от ворот замка. Точнее говоря, нагнали бы, если бы вышли со двора чуть раньше. А так…
Впереди громко хрустнула ветка, и напряженные до предела нервы Ильнара не выдержали: рука, державшая меч, предательски дрогнула. Запредельным усилием воли воевода взял себя в руки и, стиснув зубы, едва не застонал с досады. Начинается…
Хорошо хоть в темноте вряд ли кто из ратников заметил его секундную слабость!
Воевода сделал глубокий вздох и заставил себя шагнуть вперед. Идущая в гору тропинка огибала торчащую посреди леса небольшую скалу. Сразу за ней деревья расступались от тропы в стороны, открывая лунному свету прямой путь к поверхности земли.
Зрелище, открывшееся воеводе в этом мертвенном свете, заставило его кровь заледенеть в жилах. То, что осталось от его ратников, было разбросано на тропе и вокруг нее так, что на первый взгляд с трудом верилось, что это останки всего лишь трех человек. В данном случае выражение «разорвал на тысячу кусочков» можно было смело употреблять в самом буквальном смысле. В ноздри бил резкий запах свежей крови и чего-то еще… чего-то тухлого, кислого, холодного…
Воевода повидал в своей жизни немало смертей и страшных ран, но такого ему видеть еще не приходилось. Ильнар замер как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища. К горлу все усиливающимися волнами подкатывала тошнота, в голове билась одна мысль: «Опоздали…».
— Мать честная… — хриплым шепотом выдохнул кто-то из подошедших ратников. — Да как же это?..
— Назад, — Ильнар не смог сдержать дрожи в голосе. Только сейчас он заметил впереди, всего в каких-то двадцати шагах от себя, прямо над тропой, два зловещих желтых огонька. Как только воевода остановил на них свой взгляд, огоньки мигнули и разгорелись ярче, налившись запредельной леденящей злобой.
Ильнар почувствовал, как холодеют руки и слабеют колени. Такой ужас, какой охватил его сейчас, воевода испытывал до этого лишь раз в жизни. И снова, как и тогда, в первый раз, он вдруг остро ощутил себя маленьким беспомощным мальчишкой, жалкой игрушкой, которую жестокая судьба подбросила всесильному безжалостному чудовищу…
В тот раз ему неслыханно повезло — в преддверии близкого рассвета чудовище не сочло его достойной добычей. Два раза такое везенье повториться не могло. Не в силах оторвать глаз от разгорающихся все ярче желтых огоньков, Ильнар отчетливо понял, что смотрит в глаза своей смерти. Все уже было решено, и сопротивление не имело никакого смысла. Самым лучшим выходом было сдаться, и тогда, может статься, удалось бы умереть быстро и без мучений. Почти… И даже то, что его опоганенный нежитью дух вряд ли смог бы когда-нибудь найти дорогу в Вышний Мир, не казалось сейчас воеводе таким уж большим несчастьем.
Желтые огоньки росли, поглощая окружающую темноту, ломая волю, убивая разум…
За спиной воеводы кто-то сдавлено захрипел. Пожалуй, это и вернуло воеводе способность помнить самого себя. Он был не один. За его спиной были люди. Люди, которых он привел сюда, люди, которых, кроме него, некому было защитить.
Подхватив выпадающий уже из пальцев меч, Ильнар тряхнул головой. Ну уж дудки! Не для того он столько лет противостоял своему страху, чтобы сдаться ему сейчас! Второй раз этот номер не пройдет, хватит и одного, из-за которого вся его жизнь чуть не пошла псу под хвост!
Так или примерно так мог бы подумать воевода, если бы был сейчас в состоянии ясно соображать. Страх, стыд, ярость, злость на самого себя и весь мир — все смешалось в затуманенном разуме воеводы. Не отдавая себе ясного отчета в том, что делает, Ильнар вскинул над головой меч и ринулся на врага. Ему казалось, что он оглушительно кричит, но на самом деле из его горла вырвался лишь бессмысленный полухрип — полустон.
Темнота перед воеводой сгустилась, обрела очертания, и из нее проступило нечто еще более непроницаемо-черное, чем сама эта темнота. Ильнара обдало волной ледяного смрада. Воевода рубанул наотмашь, но его клинок рассек лишь воздух. Неожиданный и оттого еще более страшный в своей мощи удар в грудь отбросил воеводу в сторону, едва не вышибив из него дух.
Оглушенный Ильнар не видел клыков оборотня, он просто знал, что через мгновенье эти клыки разорвут в клочья и его кольчугу, и грудь под ней, и все, что еще уцелело в этой груди. Это было озарением, подобным вспышке молнии. Вспышке, осветившей всю прожитую жизнь воеводы и подарившей ему, наконец, долгожданный покой. Ильнар, удивившись мимолетно сам себе, успел еще пожалеть о том, что сумел познать этот покой всего за мгновенье до смерти. Но теперь было уже все равно, оставалось лишь немножко подождать…
Однако смерть не спешила коснуться воеводы.
Его безумный порыв помог оцепеневшим под взглядом оборотня ратникам очнуться и прийти в себя. Молодой неопытный оборотень сосредоточил все внимание на сумасшедшем воеводе и на какое-то время упустил из виду пришедших с ним бойцов. Этого оказалось достаточно для того, чтобы те, пересилив чары сковавшего их колдовского ужаса, тоже вступили в бой. Бросаясь на оборотня, ратники желали сейчас лишь одного — отомстить за воеводу, который, не задумываясь, положил за них свою жизнь. Ни у кого из них в это мгновенье не возникло и тени сомнения в том, что Ильнар уже мертв.
Ратники обнажили мечи и бросились вперед, туда, где сгусток темноты терзал тело их командира. Один из них, тот, что шел сразу вслед за воеводой, хрипло вскрикнул, попытавшись издать боевой клич, и почти наугад метнул в темноту копье с посеребренным наконечником. Ответом ему стал оглушительный рев, от которого дрогнули листья на деревьях.
Ратники замерли, будто налетев сходу на невидимую стену. А дальше…
Рев оборотня привел оглушенного воеводу в чувство и вернул ему способность видеть и слышать окружающее. Не очень ясно, но все таки… Отброшенный ударом оборотня Ильнар умудрился приземлиться точнехонько в покинутый обитателями муравейник, и теперь, пребывая в полусидячем положении, мог без труда обозревать освещенное бледным лунным светом поле боя.
Обострившееся на пороге смерти зрение позволило Ильнару разглядеть, как навстречу его замешкавшимся на мгновенье ратникам метнулась огромная неправдоподобно-черная туша. Казалось, что лунный свет, коснувшись шкуры оборотня, тонет в ней, как брошенный в омут камень. Воевода так и не понял, был ли этот оборотень похож на того, кторого ему «посчастливилось» увидеть в детстве, или нет. Сейчас ему почудилось, что на его ратников бросилась сама ожившая темнота.
Время для Ильнара тянулось невообразимо медленно. Он видел какое-то неясное движение. Один ратник упал, второй отлетел в сторону. Слуха воеводы достиг звук глухого удара… Звонкий треск рвущейся кольчуги… Стон… Булькающий предсмертный хрип…
Оборотень пронесся сквозь ратников и, вскочив на скалу, на мгновенье замер в неподвижности. Теперь он был весь на виду, освещенный льющимся с небес призрачным лунным светом. И все же воевода так и не смог увидеть ничего, кроме горящих желтых глаз и смутно белеющих клыков в ладонь длиной.
Уцелевшие ратники — двое из десяти! — медленно пятились от застывшего на скале оборотня в сторону воеводы. Ильнар рванулся было им на помощь, но нестерпимо острая боль в груди свалила его обратно на землю. Воевода закашлялся и почувствовал, как рот наполняется горячей кровью.
Оборотень злобно заворчал.
Ведун сломя голову мчался через лес, перескакивая через овражки и поваленные стволы, с ходу проламываясь через заросли волчьих яблок и орешника. Он не выбирал дорогу, целиком положившись на внутреннее чутье. До деревни было больше трех верст. Далековато, если учесть, что между деревней и замком не было и версты, если идти по самой короткой тропе, а ратники вышли в путь раньше него. И все же лесовичок сказал «если поспешишь…», значит, надежда еще была.
Ведун понял, что опоздал, за мгновенье до того, как услышал сдавленный вскрик. Ни глаза, ни уши, ни нос не успели еще ничего ему сказать, а он уже всей кожей ощутил накатившую волну чужого страха, волну жуткого, цепенящего ужаса и понял: впереди смерть.
В следующее мгновенье ночной лес вздрогнул от дикого рева.
Ильнар краем глаза заметил в лесу в стороне от тропы короткий зеленоватый проблеск. В следующее мгновенье на тропу одним прыжком выскочил ведун с обнаженным мечом в руке.
Схватив свободной рукой одного из ратников за шиворот, ведун легко, словно котенка, отбросил здорового мужика в сторону.
Оборотень, не издав больше ни звука, взвился в воздух. Ильнар хотел крикнуть, предупредить, но не смог даже набрать в грудь воздуха.
Ведун успел точным пинком отправить в заросли второго ратника, а вот сам увернуться не успел…
Ильнар видел, как оборотень черной тенью обрушился на ведуна и припечатал того к земле. Колдовской меч, сверкнув зеленоватой зарницей, отлетел в сторону. Воевода решил уж было, что ведуну конец, да только оборотень не подрассчитал силу прыжка — опрокинув ведуна, он не смог удержаться над его телом и кубарем пролетел дальше по тропе.
Ведун мгновенно вскочил на ноги и, пошатываясь, развернулся лицом к врагу. Да только что ж сделаешь голыми-то руками против оборотня? А тот уже подобрался, напружинился, изготовившись к новому прыжку.
И вдруг… Ильнар не поверил своим глазам: в кустах мелькнул что-то светлое, ведун как-то странно махнул навстречу проблеску левой рукой, и вот уже в этой руке зажат знакомый мерцающий колдовским светом клинок. Тот самый, который только что отлетел далеко в кусты. Что за…
Додумать воевода не успел. Оборотень прыгнул, но на этот раз ведун был готов и во всеоружии. Ильнар уже почти увидел, как светящийся клинок рассекает плоть летящей на ведуна тьмы… Кусты за спиной у ведуна вздрогнули и над тропой у самой земли мелькнуло что-то длинной и толстое.
Ильнару довелось однажды увидеть выловленного приморскими рыбаками огромного спрута — жуткое страшилище! Та штуковина, что мелькнула сейчас над тропой, была удивительно похожа на его щупальце.
…Потом воевода приходил на это место днем. Там, где ведуна сбило с ног вынырнувшее из зарослей «щупальце», у самой тропы росло недоброе «черное» дерево. В одном месте у ствола земля была взрыта так, будто… будто дерево пыталось выдернуть из земли один из своих корней! Ильнару не очень в это верилось, но, подумав, он все же дал своим людям команду срубить странное дерево. Но это было потом…
Подбитые штуковиной ноги ведуна оторвались от земли, и он, взлетев в воздух, с размаху грянул спиной оземь. Воевода услышал, как из груди ведуна с шумом вылетел выбитый ударом воздух. Меч в его вытянутой руке всего на вершок не достал до брюха пролетевшего над ведуном оборотня.
Тот разочарованно рыкнул и мгновенно развернулся для нового прыжка. Слишком быстро — ведун не успевал подняться.
Воевода бессильно скрипнул зубами, сплюнул кровавую слюну. Оборотень дернулся было на звук, но мгновенно передумал и снова повернулся к ведуну. Тот уже поднялся на колени и тут…
Воеводе снова показалось, что его подводит зрение: в полном безветрии и тишине на тропу упало дерево. Да нет, даже не дерево, а скорее обломок ствола толщиной в обхват и саженей двух в длину. Обломок этот будто бы сам собой выпал — а скорее даже вылетел! — из зарослей и угодил оборотню точнехонько поперек хребта. Звук глухого удара потонул в истошном вое.
Не ожидавшая такой ласки тварюга отскочила в сторону и, не разбирая дороги, с треском ломанулась в чащу, обдав напоследок воеводу смрадным холодом.
Проводив оборотня ошалелым взглядом, все еще не верящий в такую сумасшедшую удачу, Ильнар глянул на ведуна. Тот постоял немного, прислушиваясь к стихающему треску кустов, потом убрал меч в ножны и, не спеша, вразвалочку подошел к воеводе. Следом ковылял один из уцелевших ратников. Ведун присел на корточки рядом с Ильнаром.
— Живой?
— Да вроде… — превозмогая боль в груди, прохрипел в ответ воевода. — Сам-то как?
Ведуну тоже досталось: его правую скулу украшала глубокая ссадина, разорванная на правом боку рубаха почернела от пропитавшей ее крови.
— Лучше всех! — с кривой ухмылкой заверил воеводу ведун.
— Воевода, ты живой?! — откуда-то сбоку, вроде бы совсем не с той стороны, куда отшвырнул его ведун, к Ильнару подобрался второй ратник. — А мыто уж думали…
— Вы бы поменьше думали, — встрял ведун. — Дело б, глядишь, лучше было. Не время сейчас рассусоливать. Хватайте живо вашего воеводу, и все трое бегом в замок. Чтоб через минуту духу вашего здесь не было!
Не возразив ведуну ни единым словом, ратники дружно подхватили Ильнара под руки и поставили на ноги. У воеводы перехватило дыхание и помутилось в глазах от пронзившей все тело нестерпимой боли. Он выдержал и, лишь крепче стиснув челюсти, не издал ни звука.
— Вы поосторожней, — голос ведуна немного смягчился. — Оборотень его не убил, так уж и вы пожалейте!
— Ты уж потерпи, батюшка воевода, — виновато пробормотал один из ратников. — Недалече тут, а мы уж постараемся…
Едва стоящий на ногах воевода придержал своих людей и обернулся к ведуну.
— А ты?
Как ни крути, а они были обязаны ведуну жизнью, и вот так просто уйти, бросив его одного в лесу, Ильнар не мог.
— А у меня тут еще дела.
— Да какие уж дела! — Ильнар покривился от боли. — Тебе самому-то к лекарю надо. Вон кровь так и льет!
— Ничего, — отмахнулся ведун. — Авось вся не выльется!
— Ну, как знаешь, — хрипло выдохнул воевода и ратники потащили его по тропе к замку.
Подождав, пока они скрылись за скалой, ведун глубоко вдохнул прохладный ночной воздух и повернулся лицом в ту сторону, куда сбежал оборотень.
— До рассвета не догнать, — пробормотал он себе под нос. — Ну, может, хоть выслежу…
Собственные раны, казалось, совершенно его не беспокоили. Уже шагнув в сторону зарослей, ведун остановился и, будто передумав, повернулся к тому месту, где минуту назад в самый ответственный момент неведомая сила сбила его с ног. Ведун постоял, глядя на темную стену леса, потом вздохнул и, удивленно покачав головой, отвернулся.
Уже сойдя с тропы, он снова остановился и, не поворачивая головы, громко произнес:
— Спасибо тебе, лесной дядька! Жизнью я тебе обязан. Век долга своего не забуду!
Сказал — и исчез в зарослях.
Придавившее оборотня бревно зашевелилось, раскинуло в стороны сучковатые ветви-руки и не без труда, с кряхтеньем и поскрипыванием, встало на тропинке в полный рост.
— Ладно уж, — негромко проскрипел леший вслед скрывшемуся за деревьями ведуну. — Дело-то невеликое. Да и неизвестно еще, помог ли я тебе, аль наоборот…
Леший, принюхиваясь, пошевелил корявым сучком носа, потом повернулся спиной к черному дереву и, протяжно вздохнув, скрипуче пробормотал:
— Ох, пропадем мы через свою доброту…
