Глава 19
Ведун вернулся в замок вскоре после рассвета. Те, кто видел его возвращение, рассказывали потом остальным, будто вид у охотника на нежить был такой, что краше в Возносящий Огонь кладут. В изодранной одежде, весь в крови и грязи, бледный как покойник и с горящими как уголья глазами — в общем, страх, да и только.
Стражники у ворот мало что не шарахнулись в стороны от вернувшегося гостя, едва не приняв того за свежеиспеченного упыря. Впрочем, справедливости ради надо было признать, что когда посреди ночи два перепуганных насмерть ратника приволокли в замок чуть живого воеводу, тот выглядел немногим лучше ведуна.
О том, что произошло ночью в лесу, доподлинно не знал никто. Кроме, естественно, тех ратников, что были с воеводой. Но они молчали, будто воды в рот набрали. К тому же вскоре после возвращения их позвал к себе жрец и до рассвета они из его каморки так и не вышли.
Впрочем, кое-что было ясно и без их рассказов. Главная ночная новость разлетелась по замку в мгновение ока. И новость эта была не из веселых: ночью из замка ушли пятнадцать ратников, считая воеводу, а вернулись назад только трое…
О том, что стало с остальными, оставалось только гадать. Но, учитывая, что вой в лесу слышали все обитатели замка, правильная догадка приходила в головы сама собой.
Ближе к рассвету изо всех углов стал доносится приглушенный бабий вой — пока не было сказано последнее слово, пока не запылал Возносящий Огонь, выть в голос никто не решался. Хотя чего уж — все было ясно и так. Уж наверное если бы ушедшие ратники остались в деревне, никто не стал бы делать из этого тайны! Когда с рассветом замок покинул отряд мрачных воинов с наспех сооруженными носилками и свертками чистого холста, все сомнения отпали, и люди потеряли последнюю призрачную надежду. Страшная правда встала перед ними в полный рост: в эту ночь оборотень собрал свою страшную дань полной мерой. Не помог и хваленый ведун…
А ведун едва успел смыть с себя кровь и грязь, как в дверь его комнаты постучали. Он быстро надел чистую рубаху, скрывшую почти уже затянувшиеся раны и отпер дверь.
На пороге стоял вооруженный до зубов мрачный ратник.
— Князь зовет. В трапезную. — Ратник смерил ведуна презрительным взглядом и, не дожидаясь ответа, потопал прочь по коридору.
Ведун, глядя ему вслед, со вздохом покачал головой и, притворив за собой дверь, двинулся следом. На полдороги ратник свернул в боковой коридор, и дальше ведун пошел один. Приблизившись к очередному повороту коридора, он замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.
Из-за поворота доносились приглушенные голоса. Точнее, шепот, которого обычный человек наверняка вообще не расслышал бы. Даже ведуну с его острым слухом едва удавалось разбирать отдельные слова.
Говорили — точнее, шептались — двое. Мужчина и женщина. Женщина шептала горячо и взволнованно. Она о чем-то спрашивала. Мужчина отвечал односложно и — насколько ведун смог разобрать — часто невпопад. Постепенно женский шепот стал тише и ведун совсем перестал понимать о чем идет речь.
Он разочарованно вздохнул и предупреждающе кашлянул. Потом выждал еще несколько секунд и шагнул за поворот.
В дальнем конце длинного коридора у раскрытого настежь окна замерли едва не застигнутые врасплох княжеская дочь Илана и десятник Влад. На лице девушки застыло выражение печали и разочарования, а вот по лицу Влада — к удивлению ведуна — читалось скорее облегчение, чем досада на незваного свидетеля.
— Прости, княжна, меня ждут дела. — Молодой ратник поклонился Илане с явно преувеличенным почтением и отошел от окна. Девушка протянула ему вслед руку и уже открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут натолкнулась взглядом на ведуна и, сердито нахмурившись, ограничилась досадливым вздохом.
Когда Влад проходил мимо ведуна, они обменялись быстрыми взглядами. Ведун готов был поклясться, что заметил в глазах десятника страх.
— Эй…
Ведун удивленно обернулся. Влад остановился и теперь глядел на ведуна с таким видом, будто собирался сию секунду бежать на самую высокую башню замка, чтобы сигануть оттуда вниз головой. В глазах Влада отражалась такая внутренняя борьба, что ему впору было посочувствовать. Наконец десятник решился и едва слышно, почти одними губами, выговорил:
— Спасибо тебе…
Ведун удивленно приподнял бровь, но потом на лице его отразилось понимание и он, бросив быстрый взгляд через плечо, молча кивнул. Влад ответил таким же коротким молчаливым кивком и, порывисто развернувшись, быстро удалился, скрывшись за поворотом коридора.
— Здравствуй, княжна, — приблизившись к Илане, ведун снова замедлил шаг.
— Здравствуй… — девушка взяла себя в руки, лицо ее постепенно прояснилось, и теперь она смотрела на ведуна почти дружелюбно. Ему даже показалось, что с сочувствием.
— Я слышала, ты был ранен сегодня ночью? — полувопросительно произнесла княжна.
— Пустяки, — губы ведуна тронула слабая улыбка. — Несколько царапин, не больше того.
— Правда? — во взгляде Иланы проступило недоверие. — А я слышала…
— У страха глаза велики.
— Возможно, — княжна неуверенно кивнула и повернулась к окну. — Ты убил оборотня?
Что-то в тоне Иланы подсказало ведуну, что она не очень интересуется ответом. Возможно, потому, что догадывается, каким он будет?
— Нет.
Княжна согласно кивнула.
— Но убьешь?
— Убью, — чуть помедлив, пообещал ведун.
— Я хотела сказать… — Илана замялась. — Мы не поблагодарили тебя за то, что ты сделал тогда… в лесу. Спасибо. Если бы не ты…
— Пустяки, — ведун улыбнулся. — Не стоит благодарности.
— Нет, — княжна, нахмурившись, покачала головой. — Ты спас нас, и это не пустяки!
— Прости, — ведун виновато склонил голову. — Я не то имел в виду. Я совсем не хотел сказать, что ваши жизни ничего для меня не значат. Я говорил лишь о том, что в моем поступке не было никакого геройства, если ты это имела в виду.
— Да ну? — Илана, склонив голову набок, испытывающе посмотрела на ведуна. — Так уж и никакого? Все-таки их было четверо.
— Даже если бы их было втрое больше, у них все равно не было никаких шансов. Герой тот, кто ввязывается в дело, не будучи уверенным в исходе, тот, кто понимает, что рискует, и все же идет на риск. А в моем поступке не было никакого риска. Я знал, что я сильнее. Когда повар сворачивает головы курам — неважно, одной или десятку, — это не героизм, это его ремесло.
— Странно, — княжна посмотрела на ведуна с интересом. — Впервые вижу мужчину и воина, который отказывается от собственной доблести!
— Ну, от доблести я, может быть, и не отказался бы, хоть я и не воин, — ведун усмехнулся. — Но дело-то как раз в том, что никакой доблестью здесь и не пахнет!
Илана чуть-чуть подумала и понимающе улыбнулась.
— Ты не хочешь, чтобы люди думали о тебе хорошо? Тебе нравится быть таинственным и страшным?
— Ну почему же? Как раз наоборот! — возразил ведун. — Сама смотри: разве после того, что я тебе сейчас сказал, ты не стала думать обо мне лучше?
Илана посмотрела ведуну в глаза и… застыла, удивленно приоткрыв рот. Через минуту она взяла себя в руки и, строго нахмурив брови, напомнила:
— Тебя, кажется, звал отец.
— Да, — ведун учтиво поклонился. — Прости, княжна, меня ждут дела!
— Эй… — неуверенный оклик вновь заставил ведуна остановиться. На этот раз он даже не удивился.
— Что тебе сказал… — княжна на мгновенье замялась. — …наш десятник?
— Поблагодарил.
— Поблагодарил? — удивление княжны было слегка наигранным. — За что же?
— Если я его правильно понял, то тебе лучше знать! — с едва заметной улыбкой ответил ведун. По тому, как покраснела княжна, он понял, что не ошибся в своих предположениях.
— Да… — девушка опустила глаза. — Я рассказала ему… ну… про лес. Понимаешь…
— Я одно понимаю, княжна, — вежливо, но решительно перебил ее ведун. — Это не мое дело.
— Да, — не поднимая глаз, Илана невпопад кивнула. — Спасибо…
В парадной трапезной, которая, как успел заметить ведун, заодно служила Рольфу залой для советов и аудиенций, кипели нешуточные страсти.
Из-за тяжелой дубовой двери доносился яростный рев владетельного князя. На этот раз ведуну не пришлось даже напрягать слух. Объектом княжеского гнева был не кто иной, как недисциплинированный воевода. Послушав немного, ведун с удивлением понял, что Ильнар тоже находиться в трапезной. Воевода оказался крепче, чем можно было подумать, глядя на него нынешней ночью. Только вот судьба его ждала — судя по щедрым княжеским обещаниям, — совсем незавидная. Вплоть до посажения на кол…
Ведун постучал и, после того, как крики утихли, толкнул дверь и вошел.
Во главе стола сидел багровый от бешенства хозяин замка, по правую руку от него, опершись локтями о стол, сгорбился жрец. Напротив с неестественно прямой спиной замер Ильнар.
Воевода был бледен как смерть, и с каждым вдохом еле заметно кривился от боли, однако в целом держался молодцом. Встретившись взглядом с ведуном, Ильнар нахмурился и опустил глаза в стол.
Рольф вздохнул со звуком, очень похожим на глухое рычание и, вперив в ведуна мрачно горящий взгляд, едва сдерживая бешенство, «ласково» поинтересовался:
— Ну?
— Что? — очень натурально удивившись, вопросом на вопрос ответил ведун.
— Убил оборотня? — ласки в голосе князя значительно поубавилось.
— Нет, не убил, — спокойно ответил ведун.
— Так какого же!.. — вскочив из за стола и потрясая кулаками, взревел Рольф.
— А такого, — ведун остался невозмутим. — Я не семиделуха, и сразу за все ухватиться не могу. Либо я выслеживаю оборотня, либо твоих людей, которым по ночам не сидится в замке. Выбирай, потому как все одновременно у меня не получится!
Князь скрипнул зубами и бросил на бледного как полотно Ильнара испепеляющий взгляд.
Воевода, встретив взгляд Рольфа, лишь стиснул челюсти и упрямо сдвинул брови. Князь глухо и безнадежно застонал и рухнул обратно в свое кресло.
— За что ж мне это наказанье-то, а? — неизвестно к кому обращаясь, вопросил Рольф. — Вот уж наградили меня Боги помощничками! Воевода, который не в состоянии управиться с собственными людьми, и охотник на нежить, который от нежити этой сам еле ноги уносит! По твоей ведь рекомендации я его пригласил, Инциус! — Рольф наклонился к жрецу. — Что теперь скажешь?
Инциус ответил тяжким вздохом.
— Что ж мне с вами делать-то теперь? — мрачно поинтересовался Рольф.
— Прости, князь, — ведун подал голос первым. — Но я подряжался убить оборотня, а не караулить твоих подручников. И я, помнится, сразу сказал: помощь мне не нужна. Я убью оборотня. Но один. Или ищи другого охотника.
— Ишь ты! — Рольф недобро прищурился. — Ты, значит, у нас такой гордый, что нами, простыми смертными, вроде как брезгуешь?
— Это не гордость, князь, это расчет. Я немало походил по свету, и успел заметить, что простые, как ты говоришь, смертные берутся мне в моем деле помогать по трем причинам: от отчаяния, по незнанию и по дурости несусветной. И третье будет хуже всего, потому как дурной помощник гораздо больше вреда может наделать, чем умный враг. Против глупости, как я слышал, даже Боги ничего поделать не могут. Куда уж мне-то!
Жрец нервно дернул худым плечом и бросил на ведуна осуждающий взгляд.
— Может, для кого-то это и дурость, — медленно выговорил Ильнар. — Но некоторые называют это честью и воинским долгом. Не слышал таких слов, ведун?
— Слышал. — не раздумывая, кивнул ведун. — Только вот понять никогда не мог — что бы такое они означали?
Воевода смерил ведуна презрительным взглядом.
— Вот отправить своей волей на смерть девять человек в компанию к троим, которые отправились без приказа — это честь? Или долг? После сегодняшней ночи горе могло прийти в три дома. Это если без долга чести. А с честью и долгом придет в двенадцать домов. Так кому нужна такая честь?
— Честь нужна тем, кто знает, что это такое, — со злостью процедил воевода, не спуская с ведуна горящих глаз. — Тебе не понять.
— Так я про это и говорю! — подхватил ведун, и в голосе его послышались стальные нотки. — Не понимаю я этого! Какая честь в том, чтобы своей глупой смертью оставить семью без кормильца? Или растить детей и кормить стариков-родителей — это не долг?
— Так что же, — опередив едва не вскочившего Ильнара, подал голос Рольф. — По-твоему, выходит, нужно бросать товарищей на погибель? Вы, ведуны, что же, друг дружке на выручку не приходите? Бежите от своих, коли те в беде окажутся?
Голос Рольфа прозвучал на удивление спокойно. Ведун с самого начала заметил, что с князем что-то не так, но только сейчас понял, что именно. Рольф был почти трезв. И хотя перед ним по обыкновению стоял кувшин и чаша с вином, очевидно, в это утро он еще не успел к ним как следует приложиться.
— Мы выручаем своих товарищей, князь, — ведун смягчил тон и заговорил спокойнее. — Но думаем мы при этом именно о товарищах, а не о том, как честь свою потешить. Простой да легкий путь не всегда самый правильный будет.
— Это ты о чем? — поинтересовался князь.
— О том, что умереть легко. Жить трудно. О том, что самоубийство не о силе свидетельствует, а о слабости. О том, что умереть, бросив на произвол судьбы тех, кто от тебя зависит — это не смелость, а в лучшем случае глупость, а то и самое настоящее предательство!
Воевода снова дернулся, порываясь встать. И не выдержал — глухо застонал от боли. Князь остановил Ильнара повелительным жестом.
— Ну, ты говори, да не заговаривайся! — грозно сдвинув брови, посоветовал он ведуну. — Где это ты тут самоубийство углядел?
— Где? Вот ты, воевода, — ведун посмотрел на Ильнара. — Про Бранную Теснину слышал?
Воевода, глядя в сторону, скривил белые как мел губы, всем своим видом демонстрирую полное презрение к спрашивающему.
— Мало кто не слышал, — кивнул ведун. — Разве только дети малые где-нибудь в медвежьих углах. Двести гвардейцев в правильном строю с копьями и самострелами против шести оборотней. И не в темном лесу, а в ущелье в полсотни шагов шириной и с отвесными стенами, где только в лоб и можно было напасть. Двести! — отчеканил ведун, и лицо его окаменело. — А до рассвета не дожил ни один. А оборотни как вшестером пришли, так вшестером и ушли. Так на что вы рассчитывали, когда совались в лес? На то, что не придется с оборотнем встретиться? Так на кой ляд тогда вообще было идти?
— Так что же, — в разговор впервые вступил жрец, — по-твоему, те гвардейцы в Теснине тоже были самоубийцами?
— Те гвардейцы защищали беженцев, женщин и детей. У них не было иного выхода. Они отдали свои жизни, пытаясь спасти чужие. А за что отдали жизни твои ратники, воевода?
Ильнар, которому ярость придала сил, вскочил, но тут же, пошатнувшись, рухнул обратно — хорошо, что на стул, а не на пол.
— Хватит! — рявкнул Рольф. — Наслушался… Ты, Ильнар, ступай, отлежись пару дней. Потом поговорим. А с тобой, ведун, у нас разговор не кончен!
В обращенных к воеводе словах Рольфа уже не было того гнева, что бушевал в трапезной всего несколько минут назад. После того как воевода медленно поднялся из-за стола и, пошатываясь, вышел из трапезной, напоследок окинув ведуна полным холодного презрения взглядом, Рольф кивнул ведуну на освободившееся место.
— Присаживайся.
Ведун обошел стол и сел. Какое-то время все молчали — ведун выжидающе, остальные с угрюмым осуждением. Наконец Рольф оборвал затянувшуюся паузу:
— Ну и что теперь будем делать? Ждать до следующего полнолуния? — почти без раздражения, деловым тоном поинтересовался князь. Ведуну послышалось в его голосе нечто напоминающее тщательно скрываемую надежду.
— Нет, — зябко обхватив себя руками за плечи, Инциус покачал головой. — Оборотень пролил человеческую кровь, а значит, набрался сил. Теперь он сможет выходить на охоту еще две-три ночи и при убывающей луне. Это как минимум.
Рольф вопросительно посмотрел на ведуна. Тот кивнул.
— Все точно.
Рольф помрачнел.
— Значит, у тебя есть шанс закончить дело уже на этой неделе?
— Есть, — подтвердил ведун. — Если, конечно, мне не будут мешать.
— Хватит уже об этом! — князь раздраженно махнул рукой. Потом, помолчав, задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Уж не знаю, едите ли вы, ведуны, человечину и воруете ли детей, как про вас иногда рассказывают, но после того, что я сегодня от тебя услышал… честно говоря, не хотелось бы мне водить с такими, как ты, близкую дружбу!
Ведун понимающе усмехнулся.
— Так что ж… — князь откинулся на спинку стула и по-хозяйски глянул на ведуна. — Накладок больше не будет?
— Кто знает? — ведун пожал плечами. — Всего ж не рассчитаешь!
Рольф недовольно нахмурился, но дальше этого его сердитость не пошла. Сейчас, когда князь был непривычно трезв, ему гораздо лучше удавалось держать себя в руках, чем в обычном для него полупьяном состоянии.
— Ну а… — князь нерешительно покосился на жреца. — Насчет того… кто. Никаких догадок не появилось?
Жрец опустил голову чуть ниже, чуть сильнее сжал тонкими пальцами плечи. Ведун вздохнул.
— Пока нет.
— Ну что ж, — Рольф взял со стола чашу и раздумчиво в нее заглянул. — Ступай, зализывай раны. Тебе, я слышал, тоже досталось нынче ночью?
— Ерунда, — небрежно бросил ведун, поднимаясь из-за стола. — Пара царапин.
И снова он поймал на себе недоверчиво удивленный взгляд. Жрец, впрочем, не удивился.
Выходя из трапезной, ведун обернулся, чтобы закрыть за собой дверь, и обнаружил, что за ним по пятам идет Инциус.
— Ну, и к чему был весь это балаган? — равнодушно поинтересовался жрец, шагая по коридору рядом с ведуном.
— Ты о чем? — ведун не сделал вида, что удивлен вопросом, просто уточнил, что именно Инциус имел в виду.
— Да все эти разговоры о чести и долге, — подсказал жрец. — Ты же не думаешь, что я принял твою речь за чистую монету? Мне известно, что взгляды ведунов довольно сильно отличаются от того, что большинство людей считает правильным и само собой разумеющимся. Но известно мне и то, что они избегают категоричности и жестких суждений, и никому не навязывают своего мнения. Во всяком случае, не в такой резкой манере, как ты сегодня! Ты, наверное, успел заметить, что наш князь… как бы это поточнее выразиться? Временами бывает излишне горяч. Так к чему дразнить гусей?
Ведун беспечно пожал плечами:
— А почему бы и нет? Мне это ничем не грозит, для меня что княжеская милость, что немилость — все одно. А воеводу теперь, глядишь, и не посадят на кол. Сам-то не для того ли там сидел, чтоб не дать князю сгоряча наломать дров?
Жрец бросил на ведуна удивленный взгляд, потом с улыбкой покачал головой.
— Вот уж не знал, что ведунам не чуждо сострадание!
— Чуждо, — сокрушенно вздохнул ведун. — Это не сострадание, это… долг.
— Долг — перед кем? — насмешливо уточнил Инциус. — Перед людьми, Богами, Хранителями? Перед самим собой?
— Нет… — ведун задумчиво качнул головой. — Перед воеводой вашим.
Во взгляде жреца промелькнуло удивление. По тону ведуна нельзя было судить с уверенностью, шутит он или говорит серьезно.
— Скажи, ведун, — жрец нерешительно подергал себя за бороду. — А все-таки, не могли мы с тобой встречаться раньше?
— Все может быть, — равнодушно ответил ведун. — Мир тесен.
— Да… — Инциус рассеянно покивал. — Так ты подумал над моим предложением?
— Над каким?
— Не строй из себя дурачка, ведун! — Инциус раздраженно взмахнул рукой и тут же досадливо поморщился. — Прости. В последнее время я будто сам не свой.
— Ничего, — кивнул ведун. — Я понимаю, вам всем тут сейчас не сладко. Что до твоего предложения… Ответ не изменился. Это решаю не я, а Хранители.
— Да будет тебе, — отмахнулся Инциус. — А то я не знаю, что сделают с тобой Хранители, если ты пойдешь против их воли! Ровным счетом ничего! Оставь это дело, ведун. Откажись. Дай мне время, чтобы попробовать еще раз. Может быть, на этот раз мне удастся убедить ваш Круг!
— Нет, Инциус, — твердо ответил ведун. — Я не могу отказаться.
— Но почему? — в голосе жреца зазвучало отчаяние. — Что тебя останавливает? Если милость князя тебе безразлична, деньги не нужны, а честь и долг для тебя только пустые слова?
— Нет, жрец, — ведун остановился. — И я знаю, что такое долг. Но если я кому-то что-то и должен, то только самому себе. Зато уж от этого долга я не отступлюсь ни за что.
Ведун развернулся и быстрым шагом пошел дальше. А жрец остался стоять на месте, глядя ему вслед ничего не выражающим взглядом.