18. ЗОЛОТО, РЕБЯТА, ЗОЛОТО
С приходом девятой дивизии бои приняли затяжной характер. За очередной стеной, перегородившей ущелье, пехота стояла плотно, плечо к плечу, и в два ряда. Пока одна шеренга вела беглый огонь, вторая успевала зарядить штуцеры. За фронтом стрелковых частей скопилось больше сорока полковых и дивизионных пушек. Удалось даже приволочь по кручам корпусную батарею восьмифунтовых орудий. Картечью и ядрами артиллеристы отгоняли ящеров до самого поворота ущелья, которое находилось почти в километре ниже оборонительной линии.
Атаки днем вскоре прекратились, установилось нечто вроде вынужденного перемирия; по приказу генерала Шамбертена ящерам не мешали выносить своих раненых и убитых, а у людей появилась возможность поочередно выводить полки в тыл для отдыха, стирки и бани.
Но вот по ночам все менялось. Рептилии и не думали отвечать на дружественные жесты со стороны мягкотелых. Используя темноту, они старались подобраться как можно ближе, чтобы хоть кого-нибудь зацепить отравленной стрелой. Однако их самих поджидали хитроумные петли, ловушки, капканы. Сидящие в засадах егеря приловчились стрелять на звук, да и видели они в темноте получше ящеров. Увы, без потерь все же не обходилось, причем потерь смертельных. Из раненых редко кого удавалось выходить.
Чтобы обезопаситься, егеря поверх мундиров надевали трофейные кольчуги или навешивали на себя несколько не очень туго свернутых шинелей. И это многих спасало. Однажды Иржи тоже вернулся из ночного поиска со стрелой в шинельной скатке.
И тут случилось неожиданное. Урс Паттени вдруг посерел лицом, ни с того ни с сего раскричался, а потом объявил еще и наряд вне очереди.
— Да за что же? — недоумевал Иржи. — Я ведь в одного попал.
— Да за лопуховость, рядовой Неедлы. Нечего подпускать ящера на расстояние полета стрелы. Как поняли?
При распеканиях Паттени применял обращение только на «вы».
— А никак не понял, — мрачно ответил Иржи.
— Вот и отлично. Выполнять!
Через три дня после этого случая произошла еще одна неожиданность. Капрала Наргена вдруг вызвали к начальству. И не к кому-нибудь, а к самому командиру бригады Вернувшись Нарген объявил, что отделение в полном составе отправляется в тыл для выполнения особого задания. В чем оно заключается, не сообщил, но уже час спустя вся честная компания пылила по дороге на север. Иржи тогда не слишком удивился. В армии все что угодно может поменяться и быстро, и круто даже в мирное время. Тем более на войне.
По руслу реки они поднялись к гигантской трещине, расколовшей склон древнего потухшего вулкана. Совсем недавно в нем плескалось озеро глубиной в полкилометра. Именно оно в течение столетий было естественной преградой между людьми и ящерами. Но после землетрясения вода из озера вытекла и продолжала убегать к югу, в сторону Схайссов, в виде речки Алтын-Эмеле. А вот к северу ничего уже не текло, поскольку противоположная стенка кратера раскололась не до самого дна. Из-за этого Быстрянка стала на несколько километров короче, начинаясь теперь у слияния двух горных ручьев. На дне же бывшего озера уцелела лишь большая лужа, вокруг которой били горячие ключи.
По берегам этой лужи саперы наспех расчистили две дороги. Обе сильно петляли, обходя болотца, родники, крупные валуны и местами прижимаясь к стенам кратера. Тогда над головами проезжающих нависали мрачные, испещренные пятнами засохшего ила, почти отвесные скалы, начисто лишенные какой бы то ни было растительности. Над ними быстро бежали облака. Вверху выл ветер, но на дне циклопической воронки царила глухая тишина.
— Страшноватое местечко, — сказал Чимболда.
— Да, по сравнению с силами, которые скрыты под этими камушками, — Паттени кивнул на утесы, — все наши войны всего лишь писк да мышиная возня. Ненужная да и неинтересная…
Остальные молчали. Местность как-то не располагала к беседам. Среди каменных громадин егерское отделение казалось чем-то весьма и весьма незначительным
* * *
Бистриц они проехали без остановки. Иржи только на несколько минут заскочил домой, успел поцеловать онемевшую от неожиданности мать, выпил кувшин молока, который прямо в седло подал ему Иоганн, и ускакал догонять отделение.
Потом их маршрут пролегал по очень знакомым местам — через Геймель и Юмм. Все встречные и попутные по дороге выказывали неподдельное уважение бравым и пропыленным воякам, героически остановившим нашествие рептилий. Но тревога у людей оставалась. Подозревали, что газеты печатают не все, поэтому не упускали случая спросить, как там, на юге.
— Нормально. Держимся.
— Не прорвутся?
— Да ни в жизнь!
В Бельверке всему отделению устроили хорошую баню, выдали новенькое, с иголочки, обмундирование. Потом выстроили на плацу. Местный комендант, худой и длинный майор, лично объявил, что все они повышаются в званиях на одну ступень. Тут же принесли погоны и образовалось уникальное подразделение из пяти сержантов и трех капралов во главе со свежеиспеченным вахмистром. Вряд ли во всем курфюрстенвере существовало еще одно такое. Но на этом чудеса не окончились. Майор собственноручно прикрепил к мундиру каждого медаль «За храбрость» и передал благодарность генерала пехоты де Шамбертена.
— Ра страсса!
— Да уж, постарайтесь, — загадочно сказал майор. — А теперь — по коням! И пошевеливайтесь, ребята. Вас уже ждут.
— Промедлений не будет, герр майор, — заверил Нарген. Но как только отряд выбрался из города, все остановились.
— Куда едем-то, вахмистр?
Нарген покосился на свои новенькие погоны.
— Есть приказ не позднее двадцати трех ноль-ноль прибыть на набережную Мохамаут. К мосту Звездочетов
— Так это ж… Бауцен?
— Вестимо.
— И что все это значит, Джеймс? — спросил Чимболда.
— Сам не знаю. Приедем — видно будет. Ну-ка, прекратить балаган! В колонну по двое… Марш-марш! Предупреждаю, больше привалов не будет.
Слово он сдержал. Двигались не быстро, так, чтобы не запалить коней, но безостановочно, и к вечеру отделение миновало южные пригороды Бауцена. Несмотря на поздний час, ворота были открыты, видимо, в столице не слишком опасались нашествия ящеров, и отряд без задержек попал в Старый город.
Ночь выдалась темная, небо скрывали облака, но на улицах курфюрстенбурга ярко горели газовые фонари, светились вывески, окна домов. По мостовым катились многочисленные экипажи, а тротуары заполняла публика; в некоторых местах висели транспаранты с приветствиями в адрес прибывающего посольства Магриба, тоже подсвеченные. Внешне о войне здесь напоминало только то, что на перекрестках полицейские жестко останавливали все движение перед военными всадниками.
Никого это не раздражало. Совсем наоборот, бюргеры улыбались, приветственно махали руками, пытались вручить цветы и какие-то подарки. Забыв об усталости, егеря приосанились, напыжились. Красавец-капрал Монтегю целовал дамские ручки прямо из седла, а Нарген, напротив, сидел истуканом, глядя поверх голов. Власть олицетворял.
Проехав из конца в конец Дюбрав-аллее, отделение перебралось на северный берег реки Бауцен. Здесь Нарген повернул влево, на такую знакомую набережную Мохамаут, и вскоре Иржи увидел корпуса университета. В некоторых окнах там все еще горел свет. А уж подъезд «Мохамаут-Крыса» просто сиял. В готовности к развозу подгулявших студентисов на это сияние сползались наемные экипажи. Чуть в стороне, под сенью акаций, в еще большей готовности располагался легендарный дринкенваген
Иржи придержал поводья, вспоминая совсем недавнюю прогулку по этим местам. Где сейчас его таинственная спутница? Так мало времени прошло. И так много всего случилось. Вот бы показаться ей с медалью и сержантскими нашивками! А что? Заслужены честно.
— Неедлы! Чего ворон ловишь? Не отставать!
Иржи вздохнул и легонько тронул бока лошади шпорами.
Егеря миновали еще один мост и почему-то остановились перед корветом «Гримальд».
Корабль находился на том же самом месте, что и месяц назад, — в полусотне шагов от моста Звездочетов. У трапа скучали матросы-часовые.
Нарген подъехал к ним, протянул пакет и что-то неразборчиво проговорил. Ему ответили. Вахмистр приказал всем спешиться, озадаченно прокашлялся и отдал совсем уж неожиданную команду:
— Отделение, ахтунг! Лошадей — на борт!
Палуба корвета находилась почти на уровне набережной и лошади сначала не беспокоились. Но затем по крутым, слабо освещенным трапам их повели в самое корабельное нутро, и некоторые начали упираться. Даже с помощью матросов пришлось провозиться с четверть часа. Зато в трюме все уже было готово — стойла, деревянные бадейки с водой, полные ясли овса.
Едва Иржи привязал свою Вишню, его крепко то ли хлопнули, то ли огрели по плечу.
— Привет, морская кавалерия!
Сверкая белыми зубами, в проходе стоял Ференц. Иржи обрадовался.
— Здорово! Вот не ожидал тебя увидеть.
— Это почему? Матрос на корабле совсем не редкость. Другое дело — лошадь. Ума не приложу, что вы собираетесь делать.
— На абордаж будем ходить, — серьезно сообщил Иржи
— Верхом?
— Ага. Кони у нас такие особые, непотопляемые. Ференц расхохотался.
— А ты, парень, не слишком изменился. Хотя нет, погоди. Это что, никак, медаль на тебе висит?
Иржи смутился.
— Да вот, вчера выдали.
— И сержантом вчера сделали?
— И сержантом, как ни смешно.
— Шутить изволите, герр егер?
— Нет. Представляешь, все отделение повысили. У нас ни одного рядового не осталось.
— Это ж за какие такие подвиги?
— Понятия не имею.
— Как так? Вы же с ящерами дрались?
— Дрались? Пожалуй, сильно сказано. Мы стреляли, в нас стреляли. Одного парня из Юмма… Хороший был парень.
— Ну вот, значит, было за что награждать. Иржи неловко переступил с ноги на ногу.
— Да мы делали все то же самое, что и любое другое егерское отделение. Кто по-настоящему дрался, так это пехота. Особенно из семьдесят первого полка, там до рукопашной доходило. Ящеров против них скопилось — ну тьма. Кое-как они ноги унесли. А мы сбоку сидели, огнем прикрывали. Можно сказать, прохлаждались. И вдруг — трах-бах, особое задание, кресты, погоны, на корабль сажают. Слушай, ты-то хоть знаешь, куда поплывем?
Ференц пожал плечами.
— Сие есть тайна. Но куда можно отсюда плыть? Либо вверх по Бауцену, либо вниз по Текле. Вверх по Бауцену «Гримальд» способен подняться только до озера Бельзее. Но смысла везти туда ваше отделение кораблем нет, вы бы по суше быстрее добрались.
— Значит, вниз?
— Больше некуда
— В Сентуберланд или Северный Поммерн?
— Бери дальше.
— Что, в Четырхов, что ли?
— Какой там Четырхов! У нас припасов года на полтора. Как минимум до Мурома поплывем. Впрочем, вас-то, может, и раньше высадят.
Тут где-то на верхней палубе послышались свистки.
— Ого, — сказал Ференц. — Малый аврал. Ну, я должен бежать к своей мачтушке-матушке. Увидимся еще!
И гулко хлопнул Иржи по спине. Вишня от этого испуганно присела.
Торчать наверху егерям запретили. Вместо этого провели на батарейную палубу. Здесь выдали по ломтю хлеба и полные миски супа. Усевшись на аккуратную горку ядер, они принялись работать ложками.
Батарейная палуба представляла собой длинное помещение, пронзенное мачтами. С двух сторон его ограничивали носовая и кормовая переборки. По бортам в неярком свете масляных фонарей чернели ряды морских орудий. Калибром фунтов в двенадцать, что по сухопутным меркам весьма солидно.
Выше пушек висели гамаки. Половина из них была пустой, а в остальных безмятежно спали матросы. То, что с верхней палубы слышался топот, команды, звон цепей, их ничуть не беспокоило.
— Хорошо живут братишечки, — проворчал Монтегю. — Кормежка по расписанию, ни в снеге ползать, ни у костра ночевать не надо.
— Ну-ну. Посмотрим, что ты скажешь попозже, — усмехнулся Паттени.
Иржи в этот момент почувствовал, что палуба под ногами начинает крениться. Сверху послышались свистки, крики, хлопанье парусов. Корвет выпрямился, за бортом зажурчало, начала ощущаться килевая качка
— Все, двинулись, — зевая, сообщил один из матросов.
Но плавание продолжалось очень недолго. Минут через двадцать вновь прогрохотали цепи, корабль дернулся, остановился. По трапу колобком скатился вестовой матрос и крикнул:
— Егеря — наверх!
А наверху шел дождь. Сыпался то прямо из черного беззвездного неба, то вместе с ветром налетал справа. Слева же сиял огнями дворец курфюрста. А прямо перед бушпритом «Гримальда» высились мрачные крепостные стены, на которых горело всего лишь несколько фонарей. В темноте Иржи не сразу распознал Семибашенный замок. Да и то не столько распознал, сколько вспомнил, что он должен находиться здесь, на острове Норбаунт.
От замка по реке плыл огонек. Чуть позже стали различаться очертания большого баркаса. Вскоре он пришвартовался с подветренного борта «Гримальда».
Заскрипел блок. С рея матросы опустили большой крюк, или анкер, как они его называли.
— Вирай помалу! — крикнули из лодки.
Матросы начали осторожно выбирать снасть. Над бортом повис ящик. Тут подал голос Нарген:
— Монтегю, Неедлы! Принять груз.
Ящик оказался небольшим, но очень увесистым. Его было приказано отнести в кладовую рядом с каютой капитана. На пороге этой кладовки стояли морской лейтенант и два вооруженных матроса.
— Возвращайтесь, — коротко приказал лейтенант. Следующий ящик с крюка снимали Паттени и джангарец
Чимболда, оба физически очень крепкие люди. За ними наблюдал высокий офицер в непромокаемом плаще с капюшоном. В шаге за спиной этого офицера стоял Нарген.
— Они могут таскать ящики и в одиночку, господин корветтен-капитан, — вполголоса сказал вахмистр.
— Нет. Только вдвоем, — коротко ответил капитан. — Ронять нельзя
Чимболда и Паттени подхватили ящик и понесли его в открытую дверь кормовой надстройки. К борту молча подступили сержанты Цвишер и Меко.
После того как последний ящик занял свое место, кладовую заперли сразу на несколько замков, а все егерское отделение построили в коротком коридорчике перед капитанской каютой.
С палубы пришел офицер в непромокаемом плаще. Когда он отбросил капюшон, стало видно его скуластое лицо с узкими черными глазами и жесткой щеткой усов.
— Меня зовут Оюнтэг Монгола, — негромко произнес он. — Я командир корвета «Гримальд». До конца рейса ваше отделение будет подчиняться мне.
Сказав это, капитан Монголэ прошелся вдоль короткого строя, внимательно глядя в лица. Потом кивнул и продолжил:
— Для выполнения задания, о котором вы сейчас узнаете, мне предлагали гвардейцев его высочества. Но я предпочел солдат, побывавших в деле и понюхавших пороха. Это по моему требованию вас сняли с фронта. Я знаю, что все вы хорошо дрались и доказали свою храбрость. Теперь предстоит доказать свою верность. Ваша задача очень проста. Днем и ночью, до самого конца нашего похода, вы будете охранять вот эту кладовую. Входить туда, кроме меня, никто не имеет права. Только если я погибну, это право перейдет к моему помощнику лейтенанту Динцу. В случае гибели Динца вы должны выполнять распоряжения своего вахмистра. Все ясно?
— Так точно… герр корветтен-капитан, — с некоторой задержкой отозвались егеря.
Капитан еще раз прошелся вдоль шеренги и почему-то остановился перед Фрейном Монтегю.
— Сержант! Знаете, как называется замок, у стен которого сейчас стоит «Гримальд»?
— Так точно. Семибашенный, герр корветтен-капитан.
— Тогда рано или поздно вы должны догадаться, что именно в таких тяжелых ящиках могут привезти из Семибашенного. Там то, из-за чего найдется немало охотников рискнуть головой. Золото, ребята, золото! Вот что вам предстоит стеречь.
Сменившись с поста, Иржи и Паттени поднялись подышать перед сном свежим воздухом.
Был пятый час утра. Башни Бауцена давно скрылись за кормой. На берегах различались только редкие виллы в окружении садов и парков. Покачиваясь с борта на борт, корвет плыл между двумя линиями бакенов — красных и белых. У форкастля, носовой надстройки, сидели с полдюжины матросов. Еще один примостился в «вороньем гнезде» самой высокой грот-мачты. На шканцах, облокотившись о фальшборт, стоял сам капитан Монгола. Он курил трубку, смотрел вперед и изредка отдавал короткие приказы рулевому.
— А что, капитан тоже дежурит? — удивился Иржи.
— Обязательно. В самое неприятное время — с четырех до шести. Эта вахта называется «собачьей», — ответил Паттени.
Иржи взглянул на клевавших носами матросов.
— Очень подходящее название.
В серых предрассветных сумерках вода в реке казалась темной, почти черной. Дул слабый ветер, лишь временами наполняющий паруса. Но «Гримальду» помогало течение, корабль продвигался довольно быстро. «Ходко», как говорили матросы.
Слева на фоне лесов показались стены какого-то города.
— Мембург, — сказал Паттени. — Скоро пересечем границу графства Иберверг.
— И откуда ты все знаешь? — удивился Иржи.
— Как — откуда? За графством Иберверг лежит федеральная земля Центральный Поммерн. А дальше — Сентуберланд, моя родина. Ты что, в школе террографию не учил?
Иржи посмотрел на белеющие в сумраке домики Мембурга.
— Учил. Только вот не думал, что пригодится
Мембург… Неожиданно он вспомнил серьезного и бестолкового жителя этого города. Начинающего артиллериста, которого Ференц утащил смотреть порт. А потом, разумеется, вспомнил и Камею. Быть может, в их эскадрон оставшийся в ущелье Алтын-Эмеле, уже пришли письма, но как же их получишь, если приходится плыть невесть куда. Так досадно! И почему для охраны золота избрано именно их отделение? Ведь в каждом эскадроне таких отделений десять, в бригаде — тридцать. Что-то не верилось в случайность.
— Урс, — вдруг сказал Иржи. — Так это ты все устроил?
— Что устроил?
— Да то, что мы сейчас плывем на «Гримальде». Паттени удивленно обернулся.
— Разве егер-сержанту такое под силу? Милый мой, пора тебе баиньки. Поспать то есть. Давай топай вниз.
— Слушаюсь, господин егер-капрал, — усмехнулся Иржи. — Только вот думаю то, что заблагорассудится.
— Ну и думай, уставом не возбраняется. Только молча.
— Спасибо тебе, Урс.
— Это еще за что?
— Да ладно, не притворяйся. Ты ведь знаешь, кто мой отец?
— Быстро растешь, егер-сержант, — проворчал Паттени. — Я до этого звания два года добирался. А кто твой отец?
Иржи, усмехаясь, посмотрел ему в глаза.
— Небесник.
Паттени всплеснул руками.
— Да что ты! Никому больше не говори.
Но вот удивление у него не очень получилось.
Кормили их в кормовой части опердека, о чем Монтегю не замедлил сочинить каламбур. Там же, у переборки, были подвешены гамаки для всей егерской компании. Исключение составил один только Нарген, получивший любезное приглашение боцмана разделить с ним каюту
После завтрака Иржи забрался в свой гамак и под мерное, убаюкивающее покачивание проспал без всяких сновидений до самого обеда. Потом отстоял очередные три часа у опечатанных дверей «золотой» кладовки, почистил стойло Вишни, задал ей корма и наконец выбрался на верхнюю палубу.
Погода все еще не улучшилась. Над мачтами хмурились низкие облака. Тем не менее на корвете решили увеличить скорость хода. Повиснув на реях, десятки матросов распускали намокшие тяжелые паруса второго ряда. С палубы на них покрикивал боцман, а на шканцах прохаживался лейтенант Динц в таком же громоздком плаще, как и у капитана Монголэ. Выглядел лейтенант чучелообразно, поскольку не отличался особым ростом.
За день берега отодвинулись от корвета. Текла разлилась уже километра на полтора, сделалась медленной и вальяжной. Ветер был слабым, вода у форштевня журчала чуть слышно.
«Гримальд» тем не менее, хоть и не слишком быстро, все же продвигался к неведомому месту назначения. Изредка в борт шлепала мелкая речная волна. Проплывали равнинные берега, с востока и запада очерченные горами. За кормой таяли шпили большого города, а по курсу уже угадывались очертания следующего. Поммерн — страна густозаселенная.
Из носовой надстройки на палубу вышел Ференц с ведром в руках. Выплеснув за борт помои, весело сообщил:
— Имею честь дежурить по камбузу!
— И что же будет на ужин? — заинтересовался Иржи.
— Солонина с вареной картошкой.
— Солонина?
— Да, брат, солонина. Плюс сухари. Самая что ни на есть морская еда. Привыкай.
— А ты уже привык?
— А куда ж я денусь.
— Нравится?
— В общем — да. А тебе-то как в егерях служится? — Да тоже ничего.
— Слушай, Иржи, дома все нормально? Ты ведь Бистриц проезжал?
— Почти галопом. Но над кузницей дым видел.
— Работает, значит, батя, — задумчиво сказал Ференц. — Трудновато ему без меня.
— Скучаешь?
— Не без того.
Ференц внезапно улыбнулся.
— Неделю назад письмо получил. Среди прочего сообщают, что Ламбо Макрушиц досрочно отправлен в полковую школу сержантов. Глядишь, и пробьется в фельдмаршалы, как ты думаешь?
— Ну, если физику подучит. А так — кто знает. Странная какая-то жизнь пошла после дракона. Непредсказуемая.
— Просто взрослая, — сказал Ференц. — Драконы тут ни при чем.
На третьи сутки дожди наконец прекратились. Обогнув полуостров Землих, корвет взял несколько румбов вправо и вышел в расширяющуюся часть озера Нордензее. Здесь Текла прерывалась, наполняя чашу огромного доисторического кратера глубиной почти в милю.
С чистого неба сиял Эпс. В его свете блестела обширная водная гладь со множеством рыбачьих баркасов и лодок, над которыми летало множество чаек. Слева, со стороны Белого княжества Чертырхов, парусный буксир тянул баржу со строительным камнем. С севера, пользуясь почти попутным ветром, плыли два муромских скампавея. А с востока, откуда-то то ли из Барлоу, то ли из Конвэя, приближалось огромное облако парусов.
— Линейный корабль «Василиск», — определил Ференц. — Водоизмещение тысяча четыреста тонн, сто два орудия на трех палубах и больше пятисот матросов. Его недавно построили и теперь непрерывно гоняют по воде
— Зачем? — спросил Иржи.
— Да чтобы экипаж побыстрее сплавался.
— А ты что, уже выучил наизусть все корабли Поммерна?
— К сожалению, их не так уж и много. А уж «Василиск»-то знает любой матрос. Красавец, не правда ли?
— Да на мой взгляд все парусные корабли красивы.
— О! Это точно.
Дул свежеющий норд-вест. «Гримальд» заметно кренился, но парусов на нем не убавляли. Напротив, капитан Монгола приказал ставить третий, самый верхний ряд парусов, а потом распорядился натянуть в промежутках между мачтами еще несколько косых полотнищ. Все это тут же наполнилось ветром.
Было похоже, что «Гримальд» приобрел крылья. Паруса гудели. Корвет накренился еще больше. По скособоченной палубе стало трудно передвигаться. От форкастля к грот-мачте и дальше, до шканцев, провесили канат, чтобы было за что цепляться. С правого борта, вдоль наглухо задраенных пушечных портов, шелестела пена. Все свободные от вахт матросы не сговариваясь перебрались на левый.
— Откренивают, — возбужденно крикнул Ференц. — Нам тоже туда надо!
Они перебежали и вцепились в ванты между двумя расступившимися матросами. Оба, привалившись спинами к фальшборту, спокойно покуривали, закрывая трубки от ветра ладонями.
— Ну как, ничего скоростешка, а, сержант? — спросил один.
— Здорово! — с восхищением отозвался Иржи.
— Это еще что! Чтоб ты знал: «Гримальд» — самый быстроходный корвет курфюрстенмарине, — с гордостью сообщил второй. — Рекорд — восемнадцать с половиной узлов!
— А сейчас сколько?
Матрос повернулся, сплюнул за борт и, прищурившись на волны, сказал:
— Узлов шестнадцать будет
— Да нет, пятнадцать с половиной, — не согласился второй.
— Все равно здорово, — сказал Иржи. Его одобрительно похлопали по спине.
«Гримальд» в это время миновал пролив между островами Осеннис и Ветробой. Сразу после этого появилась килевая качка. Как только форштевень зарывался в волну, слышался шумный удар, после которого на палубу летела водяная пыль и крупные холодные брызги. Старых матросов это радовало.
— Наконец-то, — ворчал сизоусый старшина фок-мачты. — Хоть что-то похожее на море. А то позакисали все!
А вот молодые матросы боялись пробираться на нос, где находился гальюн, отхожее место. Там так окатывало, что недолго было и за борт угодить.
— Привыкайте-привыкайте, — посмеивался старшина. — В шторм писать еще труднее!
Около трех часов пополудни показалась полоска северного берега.
— Все, — сказал Ференц. — Там, — он кивнул в сторону мерно вздымавшегося и опускавшегося бушприта, — там уже не Поммерн.
— Туда, значит.
— Почему обязательно туда? Может, и подальше.
— Нет, — сказал Иржи. — Туда, в Муром.
— Ты что, провидец?
— Тут не нужно быть провидцем. Просто золото больше везти некуда. Не в Покаяну же.
— Похоже на правду. А ты ничего, — сказал Ференц.
— Что — ничего? — не понял Иржи.
— Да не укачиваешься.
— Ну-ну, — сказал сизоусый старшина. — Это не на озере проверяют, салаги.
Ночью «Гримальд» покинул озеро и вошел в северное продолжение Теклы. Иржи вместе с Монтегю в это время стоял у надоевшей кладовки. Смена уже близилась к концу, когда по трапу, грохоча каблуками, скатился вестовой матрос. Пробежав мимо них, он без стука скрылся в капитанской каюте.
Очень скоро оттуда вышел Монгола с двумя пистолетами и длинной саблей. Остановился перед часовыми, коротко приказал:
— Что бы ни случилось, отсюда — ни на шаг!
Потом легко взбежал на палубу. Оттуда послышались тревожные свистки. В ответ на них только что крепко спавший корабль начал быстро пробуждаться.
Через открытую дверь в переборке Иржи видел, как матросы выскакивали из гамаков. Наспех одевшись, часть тут же протопала наверх. Вслед за ними Нарген повел всех свободных егерей. А снизу, из трюма, появились баталеры с охапками штуцеров и сабель в руках. Оставшиеся на батарейной палубе матросы торопливо открывали крышки орудийных портов. Потом начали гурьбой наваливаться на лафеты, откатывая пушки. Замелькали длинные шуфлы, которыми проталкивали в жерла картузы с порохом.
— Ну и переполох, — озадаченно сказал Монтегю. — На нас явно напали.
Корвет резко накренился на правый борт, потом — на левый. Грохнул выстрел палубного фальконета. Сверху доносились ругань, топот, рассыпчатый треск штуцеров. Потом где-то на уровне ватерлинии ухнули взрывы ручных бомб. Внезапно весь этот шум и гвалт перекрыли удары тугого, плотного воздуха. Это заговорили двенадцатифунтовки, главное оружие «Гримальда». Из коридора Иржи видел, как орудия одно за другим подпрыгивали, катились от бортов и останавливались, натянув толстые канаты.
— Слушай, да ведь нас на абордаж берут! — сказал Монтегю.
— Неужто муромцы?
— Хрен его знает. Как думаешь, отобьемся? Иржи прислушался. Шум на палубе вроде стихал.
— Да должны.
«Гримальд» между тем продолжал вести беглый огонь сразу обоими бортами. Остро пахло жженым порохом. Батарейная палуба постепенно наполнялась дымом, в котором метались полуголые канониры. Они подбегали к разряженному орудию, окатывали его водой, шуровали в стволе банником, забивали новый заряд. Картуз внутри ствола дырявили, подсыпали в запальное отверстие мелкого пороха, тут же подносили пальник и зажимали уши. Орудие грозно рявкало.
Наконец сверху прибежал лейтенант Динц. Засвистел, замахал руками. Пальба смолкла. Чуть позже по трапу спустились Чимболда и Меко. Оба вспотевшие, запаленные, пахнущие порохом.
— Идите на палубу, там помощь нужна, — отдуваясь, сказал Чимболда. Наша смена наступила.
— Кто же это напал, Бурхан?
— Да кто ж тут может напасть? Ушкуйники, конечно. Золото они, знаешь ли, нюхом чуют. А может, и донес кто.
— Отбились?
— Да, уже кончилось все. Только один скампавей за нас и зацепился. На свою беду! Остальные промахнулись. Хвала аллаху, не рассчитали разбойнички. Очень уж быстро «Гримальд» плавает…
В трюм вели раненых. Справа за кормой пылало судно. На его фоне четко выделялся долговязый силуэт в плаще. Иржи почувствовал большое облегчение от того, что капитан жив и находится на своем месте.
Свет пожара отражался от парусов и падал на палубу «Гримальда». А на палубе темными мешками валялись тела. У одного в такт качке шевелилась голова с острой, задранной к небу бородой. От борта к борту, позванивая, перекатывалось выроненное оружие. На крышке люка у грот-мачты кому-то перевязывали ногу ослепительно белым бинтом
Несмотря на темноту, было поднято много парусов, а на верхних реях висели матросы и распускали дополнительные. Корвет быстро плыл мимо лесистого берега. Ни один огонек не проблескивал среди деревьев. Иржи вспомнил, что накануне кто-то из матросов называл Южный Муром безлюдными чащобами. Так оно и было, если не считать ушкуйников людьми.
— Ну, чего стоите? — хмуро спросил Паттени.
— А что делать?
— Берите вот этого за руки да за ноги.
Иржи с Монтегю отнесли бородатый труп на полубак и уложили в ряд с другими. Потом вернулись за следующим. Его лицо показалось Иржи знакомым. Приглядевшись, он понял, что это тот самый сизоусый старшина, который минувшим днем радовался выходу в озеро Нордензее.
Подошел Паттени и тоже наклонился над трупом.
— Золото, ребята, золото, — сказал он. — Черт бы его побрал.
