Глава 28
Непобедимость заключается в себе самом, но возможность победить зависит от врага.
Сунь Цзы
Старец неистовствовал.
«– Это что ж такое-то, люди добрые? Какое-то чучело косоглазое в единый миг трех здоровых мужиков в тычки разогнало, только что жизни не лишило! Да еще и мотор наш с собою прихватило! Что ты на это, бес, теперь мне скажешь? – Старец запустил в стену расписное фарфоровое блюдо.
– Это был твой план, – хмуро отозвался Хаврес. – Что ж сам-то не пошел, с тобой бы такого не приключилось.
– Кто ж знал-то? – угрюмо признал вину Распутин. – Кто ж подумать о том мог? Чтоб посреди Петрограда…
– Думать о том уже нечего. Теперь следует поразмыслить, как перстень добыть.
– Да чего там, – Гришка Новых оскалился и махнул рукой, – велики ль хлопоты? Ты ж его повсюду чуешь? Вот и подскажи мне, где он есть. Если китайцы девку захватили, то уж на какой-то ляд она им нужна. А колечко для них – тьху, он небось и царя того не знает, чье колечко-то. Скажи мне, где эта гадюка притаилась, а я Белецкому велю, он туда городовых нагонит, все чердаки, все подвалы перевернут.
– Шо ж в Брусьев переулок-то не послал? – хмуро отозвался демон.
– А ты не попрекай, я в тутошних делах лучше разумею. Чарновский великого князя байстрюк, а не китаеза какой. Говори толком, где теперь тот перстень?
– Не могу, – не скрывая раздражения, отозвался Хаврес.
– Это еще почему же?
– Уж больно китаец диковинным оказался. Впрочем, он не китаец вовсе, а японец.
– Да и ну его, япошка так япошка. Что в том за беда?
– Беда немалая. И японец не простой. Он почуял, что я слежу за ним, и потому вызвал себе на подмогу Памерсиала, которого они там именуют Тэнгу. Это первый главный демон, управляющий Востоком. У него тысячи духов-прислужников, и все как один отличаются на редкость дурным нравом. Все эти духи лжи, коварства и измены. Теперь для меня по этому городу перемещаются сонмы одинаковых Лаис, и у каждой свой перстень. Если бы они остановились, я мог бы отличить подделку, но сейчас это какая-то неистовая карусель!
– Так что ж, вы, демоны, между собой договориться не можете?
– Если б мы только смогли договориться!.. – В тоне Хавреса слышалась нескрываемая тоска. – Невозможно сие. Вот добудешь мне перстень, тогда мы всех в оборот возьмем. Сам ищи, нечего на меня уповать. И помни, не найдешь, я тебе спуску не дам!
Боль обожгла нутро Распутина, точно кровь его на мгновение превратилась в серную кислоту. Он взвыл, упал на пол и забился в судорогах, цедя сквозь зубы:
– Отпусти, отыщу».
Господин Францевич курил толстую виргинскую сигару, привезенную из заморских колоний его добрым приятелем, сотрудником Британского посольства. Он отодвинул кресло от стола, по-американски закинул на столешницу ноги в лакированных штиблетах, представляя себя биржевым королем вроде Рокфеллера.
«Какое, черт возьми, удовольствие быть свободным! – Людвик Казимирович вынул сигару изо рта и выпустил кольцо ароматного дыма. – Ради таких мгновений стоит жить, – подумал он, кидая взгляд на бутылку шотландского виски, стоящую здесь же на столе. – Самому налить или вызвать лакея?»
Вызывать лакея не пришлось. Он появился сам, заученным движением склоняя голову так, будто видел хозяина в первый раз за сегодняшний день.
– Ваша честь, к вам какой-то господин, – негромко проговорил он, укоризненно глядя на подметки штиблет, красующиеся над столом.
– Кто таков? – держа сигару на отлете, поинтересовался господин Францевич.
– Он не изволил представиться. Дал вашу визитку и сказал, что совсем недавно вы приглашали его в гости.
– Да? – Присяжный поверенный сбросил ноги со стола и потянулся за виски. – Ну, если я приглашал, тогда зови.
– Тут вот одна закавыка есть, – замешкался в дверях лакей. – Сказывать ли?
– Отчего ж нет, говори.
– Господин этот не из наших, инородец. Одет вроде прилично, да с чужого плеча. И пришел с черного хода.
– Загадочный субъект. – Францевич чуть выдвинул ящик стола, в котором лежал, поблескивая граненым стволом, британский револьвер «веблей-скотт», подарок дорогого кузена. Не то чтобы господин присяжный поверенный числил себя хорошим стрелком, но уж больно красив был презент, да и модно было нынче среди мужчин определенного круга этак держать оружие под рукой. А уж ему-то, потомку шляхтичей!.. – Что ж, зови этого мистера Икс. – Он наконец плеснул виски в маленькую серебряную рюмочку и с удовольствием опрокинул ее в рот.
«Устал я греться у чужого огня,
Ну где же сердце, что полюбит меня?» —
временами попадая в ноты, затянул адвокат. Словно отвечая на вопрос страждущего законника, на пороге, отодвинув лакея, появился Петр Длугаш.
– Добрый день, Людвик Казимирович, вы меня помните?
– О, ну как же, как же? – от неожиданности Францевич вскочил с кресла, точно и вправду радуясь приходу нежданного гостя. – Я же говорил, что вас… – Он глянул на лакея. – Ступай! И позаботься о завтраке.
– Меня не освободили, – неспешно проговорил Барраппа. – Я ушел сам. Думаю, об этом написано в газетах.
– Вас ищут?! – У адвоката перехватило дыхание и на лбу выступил пот.
– Несомненно. Побег из тюрьмы, ранение городового. Конечно, ищут.
– Но как же вы осмелились прийти сюда? Вам надо бежать, чем скорее, тем лучше. Хотите, я дам вам денег?
– Нет. Мне нужно от вас совсем другое. Не волнуйтесь. Черный ход, проходные дворы. Меня никто не видел. Лакею сами что-нибудь придумаете.
– Чего же вы хотите?
– Один предмет, он в жандармерии – вещественное доказательство. Нынче же он должен быть у меня.
Францевич чуть не поперхнулся от такой наглости.
– Но это невозможно!
– Именно поэтому я пришел к вам. Уверен, вы справитесь.
– Вы не представляете, о чем говорите! – всплеснул руками адвокат.
– Представляю. Мне нужен кинжал. Он был найден в квартире госпожи Лаис Эстер. Подозреваемые в ограблении мертвы. Погибли в перестрелке с жандармами. Дело закрыто. Вещественное доказательство все равно куда-нибудь уйдет. Кинжал нужен мне, и чем скорее, тем лучше для всех.
– Нет, голубчик, как знаете, я не возьмусь за это дело, – вздохнул присяжный поверенный, раскидывая в стороны руки. – Уж как хотите.
– Хочу кинжал. Больше мне ничего не нужно. – Барраппа вперил тяжелый взгляд, от которого у законника тупо заныло под ложечкой. – В противном случае мне остается только сдаться полиции.
– Да, это неплохая мысль, – пробормотал раздосадованный юрист.
– Вы думаете? Я первым делом заявлю, что вы меня вербовали убить царя и для того послали к господину Ковальчику, обещая, что он предоставит мне работу.
– Протестую! – вскочил Францевич. – Ковальчик – инженер, он мог устроить вас на завод.
– Протесты не принимаются, – холодно заявил Барраппа хозяину квартиры. – Рабочий из меня никудышный. Все, что я умею, – убивать. Но в этом мне нет равных. Так вот, – продолжал сербский капрал, – вы направили меня к господину Ковальчику. Он был вчера арестован как шпион и заговорщик.
– Что вы такое говорите? – взвился Людвик Юстинович.
– Правду. Не узнаете костюм, в котором я пришел? – Францевич порывистым жестом налил себе еще виски и выпил залпом. – Вижу, узнаете. Может, именно вы продали господина Ковальчика?
– Да как вы смеете?
– Отчего ж не сметь? Присяжный поверенный Францевич сейчас на воле, а инженер Ковальчик – в тюрьме. Когда я туда попаду, надо будет обсудить с ним этот странный казус.
– Да вы! Да вы! Убирайтесь вон!
Присяжный поверенный сунул руку в ящик стола, где, призывно изгибаясь, ждала его рукоять «веблей-скотта».
– Вытащите правую руку, только очень медленно, – свистящим шепотом проговорил Барраппа, и в руке его мелькнул трофейный револьвер. – Я же говорил, что лучше всего на свете умею убивать. Закройте ящик и отойдите от стола.
– Вы меня шантажируете? – дрогнувшим голосом спросил адвокат.
– Пустые слова, – процедил Петр Длугаш. – К вечеру вы должны мне передать кинжал. Вы это сделаете?
– Я… я… я постараюсь.
– Сделайте милость.
* * *
Кабинет полковника Лунева в здании Главного штаба казался столь наэлектризованным, что повесь прямо в воздухе электрическую лампу Яблочкова, она бы вспыхнула и разлетелась в мелкие осколки от перегрева.
– Что еще за нелепица? – Полковник Лунев мерил шагами кабинет. – Скажите на милость, зачем вдруг японцам понадобилась госпожа Эстер? Да еще все эти несуразные переодевания…
– Китаец уже несколько дней ошивался возле моего дома, – задумчиво теребя бороду, проговорил ротмистр Чарновский. – Да и японцы, их тоже в последнее время как-то слишком много встречалось на пути.
– Вот, вот, – подхватил Холост, – какое-то желтое засилье. «Какой монгол не любит быстрой езды!» – сказал Чингисхан и рванул на запад, чтобы поделиться с миром этой замечательной мыслью.
– Отставить шутки, – рассердился Лунев и продолжил, хрустя сведенными в замок пальцами. – У меня создается впечатление, что этим японо-китайцам нужна отнюдь не Лаис, а мы с вами, почтеннейший Михаил Георгиевич.
– Похоже на то, – кивнул Чарновский, – я тоже думал над этим.
– И что же? – Платон Аристархович остановился в двух шагах от конногвардейца и вперил в него изучающий взгляд.
– Как мне представляется, есть два дела, в которых мы с вами выступаем единым фронтом.
– Одно нынешнее, – торопливо произнес Лунев. – А второе?
– Дело полковника Сабуро Мияги. Помните такого?
– Как же? 1903 год, Петербург. Он тогда был резидентом японской разведки и хозяином книжной лавки…
– Затем сбежал, почувствовав, как вы сжимаете кольцо вокруг его организации. Эти негодяи, если не ошибаюсь, финансировали вооружение социалистов, а заодно с ними финских, польских и горских сепаратистов. А занимались их делом именно вы. Не так ли?
– Да, но какое отношение к этому имели вы?
– К этому? Никакого. Но весь фокус в том, что полковник Мияги был не только офицером японской разведки. Он еще, как вы, несомненно, помните, возглавлял одно из отделений националистической японской организации «Черный океан». Вот тут-то и появляется загвоздка! Вы честно полагали, что Мияги сбежал, поскольку вычислил игру, которую вы с ним вели.
– Да. А разве не так? – Контрразведчик удивленно наморщил лоб.
– Быть может, он о чем-то и догадывался, но суть не в этом. Дело было вот в чем: в книжный магазин Мияги частенько наведывался один занятный клиент. Михаил Михайлович Филиппов – инженер, ученый-физик и издатель журнала «Научное обозрение». Он жил по соседству в доме по улице Жуковского, 137, и заказывал у Мияги иностранные академические журналы. Очень скоро господин Филиппов довольно близко сошелся с хозяином магазина и даже поделился с новым приятелем, как вы, несомненно, помните, в высшей мере тонким и умным человеком, своими гениальными идеями.
– Не томите, – вклинился Лунев, досадуя на пространные объяснения. – Неужто сами не понимаете, что сейчас не время.
– Самое время, – резко оборвал его Чарновский. – Иначе не понять, в чем, собственно, дело. Так вот, я продолжаю. Михаил Михайлович был незаурядным человеком, и идея у него действительно была незаурядная. Он желал прекратить все войны, создав некое оружие, которое сделало бы их ведение невозможным.
– Но-о это утопия!
– Ученые часто тешат себя иллюзиями. Но это не мешает им делать великие открытия. Так случилось и на этот раз.
– Вы хотите сказать, что он создал такое оружие? – медленно, все еще не желая верить в услышанное, проговорил контрразведчик.
– Да, – кивнул Чарновский. – Вы помните знаменитый Тунгусский метеорит?
– Да, конечно.
– Может, тогда вам известно, что обломков этого небесного тела так и не удалось найти? Так вот, никаких остатков, впрочем, как и самого метеорита, не было!
– А-а что же тогда было? – Платон Аристархович с недоумением поглядел на собеседника.
– Испытание аппарата Филиппова, передающего волну взрыва на расстояние тысяч километров. Как утверждал он сам, способ изумительно прост и дешев. С его помощью появлялась возможность уничтожать противника на любом расстоянии, буквально не выходя из собственного кабинета.
– Но ведь так не может быть!
– Может, – жестко заявил Чарновский. – 11 июня 1903 года Михаил Михайлович Филиппов отправил в редакцию «Санкт-Петербургских ведомостей» открытое письмо, в котором рассказывал о сути изобретения, а 12-го в полдень его нашли мертвым в своем кабинете. Дверь комнаты была закрыта, зато окно распахнуто настежь. Само по себе это не внушает подозрений. Отчего не быть окну распахнутым летней-то ночью? К тому же следов насилия на теле господина Филиппова обнаружено не было. Однако из кабинета пропали чертежи и расчеты, относящиеся к аппарату волновой передачи взрыва, и опытный образец.
– 12 июня 1903 года из Петербурга скрылся полковник Мияги, – задумчиво проговорил контрразведчик.
– Точно так, – подтвердил конногвардеец. – Насколько мне известно, выходец из старинного и знатного самурайского рода Сабуро Мияги не принадлежал к так называемым воинам-теням – ниндзя, однако в тренировочном лагере «Черного океана» он получил отличную подготовку, во многом построенную именно на их методиках. Ему не составило бы труда войти и выйти через открытое окно пятого этажа, как и убить противника голыми руками, не оставляя следов.
– Что же было дальше?
– Дальше он долго пробирался домой. Согласитесь, японцу непросто добраться из Петербурга, скажем, во Владивосток, не привлекая к себе внимания. Особенно если по всей стране его разыскивает контрразведка и жандармерия. Уже в Маньчжурии Мияги решил не везти на родину всю добычу целиком. Он прихватил с собой экспериментальный образец аппарата, а бумаги припрятал.
Нужно ли говорить, что такое изобретение может стоить огромных денег, к тому же было неясно, как руководство «Черного океана» посмотрит на передачу столь грозного оружия правительству. Ведь имея на руках подобный козырь, можно ставить и смещать правительства по своему усмотрению.
Последствия не заставили себя долго ждать. Боевые испытания аппарата Филиппова привели японцев в восторг.
– Что вы имеете в виду?
– Помните взрыв линкора «Петропавловск»?
– Ну как же? Гибель сотен матросов и офицеров, смерть адмирала Макарова…
– Чудом выживший великий князь Кирилл Владимирович, и так далее, и так далее… – продолжил ротмистр. – Считается, что «Петропавловск» налетел на связку мин, установленных во время атаки японских миноносцев. Заявляю вам официально: никаких мин в акватории не было, японцы физически не могли их поставить. Вся их атака была лишь прикрытием для испытаний нового оружия! Аппарат Филиппова привел микадо в восторг, и полковник Мияги отправился в Маньчжурию за чертежами и записями покойного Михаила Михайловича. Как вы, наверно, уже догадались, я был послан ему навстречу. Именно с этой целью я и перебрался в Россию.
– Вам удалось схватить Мияги, это мне известно, – кивнул Лунев. – А что же записи?
– Не беспокойтесь, они в надежном месте, – заверил ротмистр. – Согласитесь, было бы глупо и весьма неосторожно оставлять столь опасную игрушку в этом мире.
– Вы беретесь решать за нас, что хорошо, что плохо? – возмутился Лунев.
– Да, – с грустью вздохнул Чарновский, – как бы это ни было вам обидно. Но вы же умный человек, подумайте сами, окажись это страшное оружие у России лет десять назад, нет сомнений – Япония была бы повержена в считанные дни. А затем появился бы еще какой-нибудь Мияги или же английский Филиппс, и очень скоро каждая уважающая себя держава обзавелась бы подобным смертоносным устройством. Вспомните историю – ни одно секретное оружие не остается секретным сколь-нибудь долгий срок.
Покойный Михаил Михайлович заблуждался, его оружие не могло прекратить все войны, оно могло уничтожить человечество. Простите уж, – ротмистр вздохнул и развел руками, – это было не в ваших и не в наших интересах.
Но вернемся к японцам. Мне удалось захватить Мияги, когда он уже достал бумаги Филиппова из тайника. Удалось взять его в плен, хотя надо сказать, это было непросто. Однако доставаться живым русской контрразведке этому гордому самураю очень не хотелось. Он сделал трюк, который известен в Японии всякому представителю благородного сословия воинов: перетянул ниткой мизинец на ноге, и, когда тот начал отмирать, снял петлю. Трупный яд очень быстро отравил кровь, и Сабуро Мияги скончался буквально на пороге вашего штаба. К сожалению, под Инкоу меня ранило, и я не успел предупредить конвоиров о возможности подобной каверзы.
– Да, очень печально.
– Не то слово. Ведь бойцы «Черного океана» наверняка знали, куда и зачем отправился Мияги. Уверен, теперь они желают получить архив Филиппова обратно.
С началом войны японцы вновь обрели возможность ездить в Россию и, конечно же, не преминули воспользоваться случаем для решения давно ждущей задачи. Скорее всего меня они считают простым исполнителем. Вы их интересуете куда больше.
– Но я ни слова не сказал с Мияги. Когда его доставили в штаб, он уже еле дышал.
– Вряд ли японцы знают об этом, – покачал головой Чарновский. – В любом случае они желают либо отомстить нам, либо заполучить документацию. И в том и в другом случае Лаис нужна им как заложница. Надо признаться, они весьма наблюдательны. Бог весть как им это удалось, но они точно выявили связывающую нас болевую точку. И как водится, безжалостно ударили туда. Полагаю, следующим ходом они захотят встретиться с нами с глазу на глаз.
В дверь кабинета постучали.
– Ваше высокоблагородие, – на пороге стоял один из дневальных, – тут мальчонка прибег, записку для вас оставил.
* * *
Григорий Иванович Котовский, вернее, штабс-капитан Котов, поглядел на свесившееся из открытой дверцы «даймлер-бенц» тело в форме майора австрийской армии.
– Да, неудачно вышло. – Он почесал крупную бритую голову рукоятью маузера. – Живой бы он нам больше пригодился.
Вот уже второй день его особый рейдовый эскадрон кружил вокруг городка Каркурц, ища лазейки. Как сообщали местные жители, на днях в город приехали какие-то очень важные начальники, заняли ратушу под штаб, и теперь на площади перед этой старой замковой башней такая кутерьма, что ни пройти, ни проехать. Автомобили, адъютанты, штабисты… На беду, Каркурц, где прежде стояла лишь сотня гонведов, теперь охранялся двумя батальонами немецкой пехоты при трех броневиках да плюс к тому дивизионом австрийских гусар. Как ни крути, силы неравные.
И все же знаменитого на всю Россию мастера налетов не оставляла мысль пробраться в Каркурц под самым носом врага и устроить там «гулянье с фейерверком». Направлявшийся в Каркурц майор с корреспонденцией мог бы, вероятно, многое поведать о системе обороны городка, но, как говорится, мертвые – хорошие слушатели и плохие собеседники.
Один из взводных командиров его эскадрона, бывший подпоручик сербской армии Дундич открыл лежащий у ног мертвого офицера портфель.
– Что тут у нас? – произнес он, вытаскивая один из лежащих там конвертов. – Угу, – взводный пробежал глазами ровные, как строй гренадеров, строки, – сообщение о том, что в распоряжение генерала фон Линзингена направляется бронепоезд «Панцер Зуг 16», экспериментальная модель.
Подпоручик глянул на командира темными глазами, в которых проглядывали странные отблески пламени.
– Григорий Иванович, я, кажется, рассказывал вам о том, как жил за океаном в Техасе…
* * *
Железный динозавр, именовавшийся «Панцер Зуг 16», пыхтя, наползал на крошечную станцию Польхау, медленно сбрасывая ход. Это стальное чудовище было гордостью эскадры сухопутных броненосцев императора Франца-Иосифа. В отличие от пятнадцати старших братьев он нес не два, а три орудия, причем одно калибром 105 мм, и 10 пулеметов вместо 6.
На заснеженном перроне было пусто. Командир бронепоезда уже начал искренне недоумевать, с чего бы вдруг начальник станции передал ему приказ остановиться. Но тут двери крошечного вокзальчика открылись, и на платформу вышел щеголеватый гусарский офицер в расшитом золотом доломане.
– Подпоручик Дундич, – отрекомендовался он, вскидывая руку в приветственном жесте.
– Капитан Хорст, – ответил начальник бронепоезда.
– Здесь майор фон Шальбург, адъютант его величества, – без запинки продолжил подпоручик. – У него приказ императора, который ему велено довести до сведения экипажа бронепоезда.
– Пусть он передаст его мне, а я сам доведу до сведения…
– Майор должен лично зачитать приказ. Вы потом распишетесь в журнале в его получении.
– Вот еще штабные штучки, – недовольно пробормотал Хорст.
– Постройте экипаж бронепоезда на платформе, – тоном, не терпящим возражения, скомандовал подпоручик Дундич.
– Строиться на платформе! – Капитан Хорст повернулся и кинул распоряжение в темноту боевой рубки.
Спустя две минуты на перрон вышел статный высокий майор с пакетом в руке.
– Здесь все? – поинтересовался Дундич.
– Все, – подтвердил капитан Хорст. – Машинисты в паровозе остались.
– Тогда командуйте.
Лишь только прозвучало «смирно!», майор внимательно оглядел замерший строй, распечатал пакет, взял в руки лист, прокашлялся и скомандовал:
– Огонь!
Пулеметные стволы, высунувшиеся из окон станции, плеснули свинцом, не оставляя надежды экипажу бронепоезда.
– Убрать тела! – между тем командовал Григорий Котовский. – Занять бронепоезд! Артиллеристы, к орудиям! Олеко, втолкуй машинистам, что происходит.
– Слушаюсь, – недобро усмехнулся подпоручик Дундич.
– Следующая станция – Каркурц! – Котовский указал маузером направление. – Главный ориентир – башня со шпилем, самое высокое здание в этом чертовом городишке. Ну что, братцы, хорошее начало!
Эрцгерцог Карл все никак не мог привыкнуть к обрушившемуся на него четыре месяца назад положению наследника престола. Будучи в довольно отдаленном родстве с императором Францем-Иосифом, он с детства готовился к военной службе, втайне мечтая о богатой жизни светского льва – покровителя искусств и попечителя многочисленных обществ, начиная от братства любителей фиалок и заканчивая союзом офицеров флота.
Нелепая смерть престолонаследника в Сараево и начавшаяся вслед за тем война перевернули беззаботный мир этого доброжелательного молодого человека, не оставляя от прежних мечтаний камня на камне. Повинуясь указанию 85-летнего императора, министры ежедневно присылали Карлу фон Габсбургу свои отчеты, на которые он смотрел с нескрываемым ужасом, понимая, что постичь содержащиеся в них тайны государственного управления ему не под силу. Став генерал-полковником 27 лет от роду, в начале войны он был направлен в Перемышль, чтобы «понюхать пороха», однако едва боевые действия подкатились к стенам крепости, император назначил Карла регентом Венгерского королевства и Главнокомандующим всеми находящимися там силами. Это его-то, в жизни своей не командовавшего и полком!
Вероятно, произойди это в иное время, подобный способ приобщения его к императорской власти вполне мог дать желаемые результаты. Но теперь, перед лицом нависшей угрозы, Карл фон Габсбург с грустью осознавал, что сейчас здесь, на его месте, должен находиться человек куда более опытный и умелый как на стезе военной, так и в роли правителя. К тому же эрцгерцог Карл вовсе не желал этой войны. Он был женат на принцессе Бурбон-Пармского дома, слыл ярым франкофилом и терпеть не мог наглых выскочек-пруссаков, невесть с чего почитавших себя носителями истинного германского духа.
– Ваше Императорское Высочество…
Карл повернулся. Он не слышал, как вошел дежурный адъютант, и от этой оплошности досадливо поморщился.
– Что еще? – Он напустил на себя вид глубокой занятости и демонстративно перевернул страницу лежащего перед ним доклада министра иностранных дел.
– Разрешите доложить?
– Докладывайте, – милостиво дозволил престолонаследник.
Он захлопнул папку с доставленным поутру меморандумом нового министра-президента, а заодно с этим и министра иностранных дел барона фон Райевича, касавшийся будущей политики империи. Ему не нравился ни этот самый барон, ни его меморандум, ни предлагаемый политический курс. Однако кому до этого было дело? Его лишь знакомили с азами государственного управления, нимало не заботясь о том, что будущий император имеет собственное мнение о судьбе будущего наследства.
– Генерал фон Бойна, командующий 3-й армией, прислал к вам некоего русского офицера, вчера ночью перешедшего линию фронта в районе Дуклинского перевала.
– Зачем? – Эрцгерцог Карл вышел из-за стола и заложил руки за спину, точно не желая прикасаться к «подарку» командующего.
– Фон Бойна в сопроводительной записке сообщает, – дежурный адъютант развернул послание и зачитал: – «Данный офицер, имевший при себе документы на имя начальника картографической службы Генерального штаба подполковника Тарбеева, при задержании продемонстрировал зашитую в воротнике бумагу, свидетельствующую о том, что на самом деле он является майором австрийской разведки Конрадом Шультце. После допроса в разведывательном отделе 3-й армии направлен к вашему императорскому высочеству по делу, по его словам, не терпящему отлагательств».
– Что ж, зови, – с тоскою вздохнул эрцгерцог.
Смуглолицый лакей, затянутый в ливрею василькового цвета с посеребренными пуговицами, открыл дверь, впуская наемных слуг, несших блюда с яствами, приготовленными знаменитым Батисто Камеи – шеф-поваром ресторана «Эмпайр», что на Садовой.
– Кучеряво живете, дорогой мой Людвик Казимирович! – глядя на процессию, изрек жандармский полковник Ляхов.
– Все для вас, Антон Денисович, все для вас, – расплылся в улыбке присяжный поверенный. – Что же до роскоши, то извольте понять: после недавней тюремной отсидки все блага жизни чувствуешь особо, не побоюсь этого слова, остро.
– Да уж вы скажете! – махнул рукой жандарм и добавил мечтательно: – Разве ж то отсидка? Почитай, за решеткой и суток не провели. Вот посидели б вы хотя бы с месячишко…
– Типун вам на язык, почтеннейший Антон Денисович! – покачал головой адвокат. – Как вы о таком и помышлять-то можете?
Людвик Казимирович поднес гостю стакан виски. Полковник Ляхов что водку, что виски в мелкой «плепорции» не потреблял.
– Да как могу? – залпом выпивая шотландский самогон и натужно крякая в рукав, проговорил страж порядка. – Нешто сами не знаете, что у нас творится? Люди с ног сбились, экую тьму-тьмущую фальшивых денег враги Отечества к нам запустили! Хорошо еще в контрразведке не бараны сидят: точно надоумили, кого брать, да где что искать.
– Ну да, ну да, – закивал в ответ Францевич. – Да вы пейте, закусывайте.
– Благодарствую, – кивнул его визави. – Вот с вами – тьфу – враз со всем разобрались да выпустили. А тут иной раз такое бывает! Я б порассказал, но тс-с-с!
– Да упаси Бог, к чему мне ваши тайны? – замахал руками присяжный поверенный. – Меньше знаешь – крепче спишь. А дельце небольшое и впрямь имеется.
– Что, из дружков кого прижучили? – развалясь в кресле, довольно ухмыльнулся Ляхов. – Ну, да не беда. Говори кого, померкуем, что сделать можно.
– Нет-нет, ничего такого. – Францевич выставил перед собою ладони, точно отгораживаясь от столь нелепой идеи.
– Я уж было подумал, за шляхту свою просить будешь. – Полковник умиротворенно сложил руки на полном животе. – За Ковальчика, к примеру. Может, соскучился по нему? Ладно, сказывай.
– Вы ж, любезнейший Антон Денисович, конечно, уже слышали, что кузена моего – генерала Янушкевича – поставили во главе Военно-дипломатического комитета? – пропуская мимо ушей фамилию старого приятеля, заговорил Людвик Казимирович.
– Ну-у, слышал, – кивнул жандармский полковник, не желая вдаваться в подробности и сообщать, когда в последний раз открывал газеты.
– Сами понимаете, помощь союзников нам сейчас ох как нужна, – продолжал адвокат.
– Это верно, не все ж мы им. У нас самих куда ни кинь, везде клин. – Ляхов печально вздохнул и покачал головой. – А ведь, казалось бы, как сильны были.
– Так вот, – прерывая ход его мыслей, вел свою линию присяжный поверенный, – завтра день рождения французского посла Мориса Палеолога.
– А, ну так поздравления ему! – кивнул несколько раздобревший от съеденного и выпитого жандрам.
– В этом вся и загвоздка. Брат уже направляется из Ставки в Петроград, но, как вы сами понимаете, подарок по дороге ему взять негде. Не австрийскую же каску ему в самом деле везти?
Жандарм звучно расхохотался незамысловатой шутке.
– Это вы хорошо сказали! Здоровский будет вид у посла в этой самой каске!
– Так вот брат и просил меня присмотреть какой-нибудь этакий подарочек его превосходительству.
– Ну и правильно, – согласился с мнением отставленного начальника Ставки жандармский полковник. – Да только я-то здесь при чем?
– В том-то и дело, что при чем. Вы наверняка слышали, что господин Палеолог, сей потомок византийских императоров, собрал немалую коллекцию всякого разного старинного оружия. Сабли там, мечи, шпаги…
– Ну-у? – протянул Ляхов, явно не понимая, к чему клонит его собеседник.
– Мне тут сказывали, – понижая голос, вымолвил Францевич, – что на днях на Большой Морской было какое-то не то ограбление, не то пьяная драка, уж не упомню. И вот там в качестве вещественного доказательства фигурировал некий очень примечательный кинжал.
– А, ну да, ну да, было такое.
– Сказывают, по тому делу все подозреваемые уже мертвы. Так вот, я и хотел попросить, если штука все равно выморочная, может, как-то можно того, изъять сей кинжал из материалов дела? Им ведь, кажется, никого не убили, стало быть, можно и любой другой положить. А уж я, понятное дело, в долгу не останусь. – Францевич достал из ящика стола конверт.
– Настоящие? – покосился жандарм.
– Да ну, помилосердствуйте, откуда ж теперь иные? – Людвик Юстинович протянул жандарму «барашка в бумажке».
– А то смотрите! – Ляхов погрозил пальцем хозяину. – Не погляжу, что старые знакомые! – Он взял конверт, бегло пересчитал купюры и засунул «статусную ренту» в карман. – Хорошо, будь по-вашему. Приходите завтра в Управление, все сделаем.
– Отчего ж завтра-то? Завтра уже вручать надо. Дежурные ж там всю ночь кукуют. Так вы уж черкните им записочку, что, мол, срочно надо, а я слугу пошлю, он принесет.
– Негоже так, – вздохнул Ляхов, опустошая еще один стакан. – Ну да ладно, как говорится, для милого дружка и сережка из ушка.
– Петруша! – крикнул присяжный поверенный, и затянутый в ливрею слуга с непривычно смуглым для северных широт лицом, молча склонившись перед офицером, поставил на стол письменный прибор и листы чистой бумаги.
