Глава 27
И женского рода все как одна: красавицы, лошади, власть и война…
Редьярд Киплинг
На фургоне, запряженном парой мышасто-серых лошадок, красовалась надпись «Мыловарня Ходакова». Привратник, а с ним еще угрюмого вида субъект, запихнули Барраппу внутрь живодерного ящика, заперли решетку амбарным замком и уселись рядом на маленьких скамеечках сбоку.
– Вздумаешь озоровать – пристрелю! – щедро заверил привратник, доставая из кармана длинного тулупа короткоствольный револьвер, словно в насмешку именуемый «бульдогом».
Барраппа молча пожал плечами. Что было ему говорить? Что умереть от пуль в любом случае предпочтительнее, нежели сгинуть подо льдом? Он и вправду думал так. Но умирать вовсе не входило в его планы. Возница, должно быть, третий из назначенного Бомбардиром эскорта, прошелся бичом по конским спинам, и те обреченно потянули ненавистную поклажу по заметенным улицам предместья.
– Ну что, шпиен? – злорадно улыбаясь, продолжал глумиться привратник. – Думал, как из кичи утек, так все – раздолье, вольный ветер? Нет уж, мы хоть у легашей с рук не едим, а Отечество не продаем. У нас закон крепкий.
– Я не шпион, – тихо проговорил Барраппа, заставляя охранников вслушиваться в свою речь.
– Рассказывай, – насмешливо кинул его конвоир.
– Могу рассказать. Бомбардир прав, мои люди квартиру на Большой Морской обнесли.
– Прав-неправ, теперь-то что за печаль? – Караульный махнул рукой.
– Как скажешь. В квартире золота было – как в папиросе табака. Люди мои дочиста все не вымели, не успели, но ларец один прихватили. В нем золота с камешками на много тысяч будет.
– Ишь ты! – присвистнул Курносый.
– Среди другого – подарок царя, – продолжал внушать Барраппа, вспоминая лавку в самом начале Большой Морской с выбитыми прямо в стене дома золочеными буквами названия «Фаберже», – бриллиантовое колье кардинала Рогана. Оно с полмиллиона стоит. Вот жандармы нас и ловили.
– Брешешь! – восстанавливая перехваченное волнением дыхание, прохрипел «конвоир».
– Могу не говорить.
– Да уж начал, так сказывай, – подал голос второй караульный.
– Я дело задумал, и ларец прятал я. Отпустите меня – место укажу.
– Но ты ж помнишь?.. – Курносый вновь продемонстрировал Барраппе револьвер.
– Какой мне от сокровищ прок, если я помру нынче? А и вам, хоть всю жизнь ищите, их не найти.
– Верно говорит, – тихо вымолвил живодер. – Ну, чего, Курносый, как порешим?
Оба стража все еще полагали, будто сами решают и судьбу приговоренного к смерти, и участь его клада. Они не ведали, что с того мига, как, развесив уши, начали они внимать истории о «пещере Али-Бабы», воля их накрепко была захвачена сидевшим за решеткой пленником.
– Сказывай, куда ехать, – придвигаясь к решетке, зашептал привратник.
– Да уж ясно, не за Урал. На Большую Морскую, там покажу.
– Эй! – Конвоир стукнул кулаком по стенке возка. – Егорка! На Большую Морскую едем!
– Чего для? – послышалось снаружи.
– Того для. Сказано, поворачивай, стало быть, поворачивай, рыло чухонское!
Барраппа почувствовал, как собачий ящик меняет направление движения, и чуть заметно усмехнулся.
Дворы на Большой Морской были хорошо известны капралу Длугашу, как и тамошние дворники с их нравами и повадками. Дворник Федот, грузный степенный с окладистой, в полгруди, бородой, гордо демонстрировал Георгиевский крест, полученный за русско-японскую, и рассказывал всем, кто желал послушать, о тех временах, когда был фельдфебелем. Под Ляоляном ему оторвало два пальца, и теперь бывший ужас молодых солдат каждый вечер запирался в дворницкой и мрачно пил горькую во славу русского оружия. Затем падал мертвецки пьяный и просыпался к полуночи на пару минут, чтобы закрыть ворота. Дворника ругали ежедневно, но выгнать героя войны не могли.
Подойдя к дворницкой, Барраппа убедился, что Федот уже не вяжет лыка, и кивнул сопровождающим. Две тени проскользнули во двор вслед за Барраппой. В это время здесь никого не было.
– Туда, – бросил капрал, указывая на угольный сарай. На двери висел тяжелый замок, но, пошарив под навесом, Петр Длугаш легко отыскал ключ. Он не раз помогал Федоту таскать уголь в котельную.
– Темно-то как, – пробурчал живодер.
– Не дворец небось, – хмыкнул Курносый.
– Ничего, найдем, – заверил Барраппа. – Входите. – Он открыл дверь и на ощупь стал пробираться внутрь. – Дайте спички, здесь есть фонарь. Только осторожней, уголь все же. – «Конвоиры» втиснулись в сарай вслед за проводником. – Помогите-ка, тут копать надо.
Дальнейшее на взгляд стороннего наблюдателя смотрелось бы совсем иначе, нежели в глазах самих участников. Сделав несколько махов лопатами, те увидели инкрустированную крышку ларца, со стороны, впрочем, выглядевшую совсем как треснутая чугунная печная вьюшка.
– Тяжелый, – потянув на себя «сундучок», радостно проговорил живодер.
Ларец был незаперт и потому легко открылся, обдав присутствующих сиянием драгоценных камней.
– Это мне! – зачерпывая горсть мелких угольев, воскликнул работник «Мыловарни Ходакова».
– С чего это вдруг? Я первый нашел.
– Э нет, все сочтем, потом разделим!
– А вот шиш тебе!
– Мне шиш?! – возмутился Курносый. – А тебе вот! – Он взмахнул лопатой и с силой обрушил ее на голову приятеля. В то же мгновение стоявший без дела в углу лом опустился на его собственный затылок.
– Вот так, – пробормотал Барраппа, глядя на лежащие без движения тела. – Здесь переночуете. – Петр Длугаш перевернул Курносого и начал стаскивать его огромный тулуп. – Мне он больше нужен. – С этими словами он потушил фонарь и, выйдя из сарая, запер дверь.
Возница на козлах, поджидавший товарищей, меланхолично курил, поглядывая в темный проем ворот.
– А те где? – увидев приближающуюся фигуру в широком тулупе, лениво кинул он.
– В ящик! – коротко скомандовал выходящий под свет уличного фонаря Барраппа, направляя на кучера «бульдог». – Одно слово – убью!
Сотник Холост прихлебывал чай с лимоном, рассуждая вслух:
– Эх, сейчас бы борща с чесноком да сала с первачом.
Коллежский асессор Снурре смотрел на худощавого атаманца с нескрываемым осуждением. Если и было что-нибудь в мире, с чем Христиан Густавович боролся столь же, если не более активно, нежели с преступностью, то это привычка есть столько раз в день, сколько ему на глаза попадалась какая-нибудь пища.
– В общем, дело Григория Ивановича Котовского из дворян тыща восемьсот затертого года рождения можно сдать в архив с пометкой «пропал бедолажный хрен зна куда».
– Бог весть что, – с укором глядя из-под пенсне на безучастного к вопросам отчетности казака, пробормотал Снурре.
Его весьма огорчала эта история с подлогом в деле «короля побегов», но идти против воли начальства было не в привычках усердного полицейского чиновника.
– Ой, не надо слез! Если хотите, в справке можете его хоть пираньям скормить! Пишите там, шо взбредет под ваше пенсне, – отмахнулся Холост. – Главное, что отправился штабс-капитан Котов в тыл супостата, и есть у меня неслабое предчувствие, что мы об этом новоиспеченном офицере еще услышим!
Вопрос о том, что именно будет услышано в будущем о Григории Котовском, так и остался непроясненным, так как из коридора донесся совсем иной звук:
– А ну стой! Стой, кому говорят?! Абрек чертов!
Вслед за криком послышался глухой звук удара и шум падающего тела.
– Что за на фиг? – Сотник выдернул наган из кобуры и кинулся в двери. По коридору поджарой гончей мчался Заурбек. У самой лестницы валялся дневальный, пытавшийся остановить яростного горца. Солдат приподнялся, мотнул головой, пытаясь навести резкость, и стал нащупывать упавший поодаль карабин.
– Отставить! Это свой! – крикнул сотник, пропуская Заурбека в приемную. – Что случилось?
– Барышню Лаис укралы! – выпалил с порога ординарец полковника Лунева.
– Как украли? – Сам полковник, встревоженный криками, выглянул в приемную. – Толком говори!
– Днем хазяйка к вам ехать захатэла. Я ей гавару: «Нэ едь». Она: «Нэт, – гаварыт, – еду». Я ей: «Кучера нэт». Она: «Извозчик бэри». Паехала, гляжу – шпик за нэй.
– Постой, у дома были шпики? Я же распорядился снять наблюдение.
– Были. Сразу видать – полицейские шакалы!
– Давно появились?
– Жандармы ушли – на другой дэнь появылись.
Полковник бросил вопросительный взгляд на Снурре.
– Мне об этом ничего неизвестно, – поправляя золотое пенсне, не замедлил с комментарием полицейский чин, – но сию минуту выясним.
– Дальше говори, – быстро скомандовал Лунев.
– Я тоже паехал, вдруг что… Рядом в подъезде у окна стал, жду. Вижу, сама идет, пешком. Я вниз. Вихажу, мотор возле нее встал, из него офицеры, и давай барышню туда заталкивать.
– А ты что? – Холост упер руки в боки.
– Я к вам.
– А сам чего же не вмешался, джигит хренов?
– Горец трех офицеров пасрэди Невского убивает, – сквозь зубы процедил Заурбек, – ай, какой умный мысль! Здэсь нэ каторга, здэсь трэбунал будет, затэм расстрэл.
– Когда то будет! – Сотник поморщился и сдернул с крюка шинель. – Платон Аристархович, я мотнусь по-быстрому, может, догоню. Не так много в столице авто с офицерами.
– Да, конечно. – Лунев кивнул. – Заурбек, ты все сказал?
– Все.
– Едешь с сотником. Хорошо бы Чарновскому сообщить, – кинул он атаманцу.
– Он уже знает.
– То есть как это знает?
– Платон Аристархович, – Холост изобразил на физиономии невыразимое страдание, – если я говорю, что знает, значит, так оно и есть. Заурбек, мухой, по машинам!
Действительный статский советник Родзянко впервые за последние несколько лет облачился в положенный ему шитый золотом камергерский мундир. Он стоял на платформе, глядя, как отходит от перрона поезд с царской свитой. Несколько минут назад с соседнего пути в Могилев, в Ставку Верховного главнокомандующего, уже тронулся бронепоезд «Князь Пожарский». Третьим в этой железнодорожной кавалькаде должен был следовать литерный состав его императорского величества. Родзянко стоял на перроне, глядя, как суетятся у вагонов отъезжающие, и осанистые проводники смиренно просят господ пассажиров занять места. Он глядел и вспоминал недавний обед с государем. Обед, после которого председатель Государственной думы встал из-за стола голодным, поскольку кусок не шел ему в горло.
– А мы совсем недавно тут о вас вспоминали, – как ни в чем не бывало объявил Николай II, предлагая его превосходительству занять место за столом напротив себя. – Представляете, контрразведка вбила себе в голову, будто вы поддерживаете сношения с германским Генеральным штабом. Можете в такое поверить? Они утверждают, что в своем докладе, опубликованном намедни в газете «Русская весть», вы будто бы цитировали некий тайный документ, даже о самом наличии коего вам не положено было знать. – Царь пригрозил Михаилу Владимировичу пальцем. – Ну да ладно, я им вас не выдал. Вы угощайтесь, голубчик, угощайтесь. Блюда у меня здесь простые, русские, изысков не водится.
Родзянко поглядел на стоящий на столе золоченый ковш с красной икрой, но класть ее себе не стал, зная, что император ее не любит.
– Хорошо все же, что вы к нам пожаловали, – между тем продолжал Николай II. – Я уж послать хотел за вами. Не контрразведку, не пугайтесь.
– Да я и не пугаюсь, – стараясь не дрожать голосом, проговорил гость, с невольной благодарностью вспоминая давешнего ротмистра с его предупреждением.
– Действительно, с чего бы? Хотя где-то рядом с вами наверняка гадюка угнездилась! – Император назидательно погрозил Родзянко пальцем. – Вы уж глаз держите востро!
– Всенепременнейше, – заверил Михаил Владимирович.
– Но я не о том говорить хотел. – Император пригубил из бокала с морсом. – Вы тут меня все норовите попотчевать неким диковинным блюдом из либеральной кухни, именуемым Ответственное министерство. Вот я подумал неспешно над вашими предложениями и решил – и впрямь, отчего же не испробовать.
– Это воистину мудрый шаг, Ваше Императорское Величество, – от неожиданности Родзянко даже поднялся с места.
– Да вы присаживайтесь, любезнейший, присаживайтесь. И кушайте, что же это вы ничего не едите? Или угощение не по нраву? Так вот, решил я учредить предлагаемое вами правительство, а то что ж получается – кого я ни назначу, всяк для вас крив и туп. Нехорошо это! А потому нынче же я учреждаю комитет, коим нещадный контроль над действием правительства осуществляться будет. Во главе его стану я сам. Согласитесь, любезнейший Михаил Владимирович, мне, как самодержцу всероссийскому, сие по чину подобает. Вы же, обер-прокурор Синода, ну и, конечно же, предстоятель сенаторов наших, мне первейшими станете помощниками. Насчет общего числа тех, кто войдет в сей комитет, об их задачах и предлагаемых вами кандидатурах я к возвращению жду подробнейших взвешенных предложений.
– А кого же Ваше Императорское Величество полагает сделать главой Совета министров? – невольно чувствуя неладное, проговорил Родзянко.
– О, это думский лидер. Я читал его выступления, они прекрасны. Сразу видно, человек дельный и волевой. Как раз такой, какой в этот трудный час нужен России.
– Кто же это? – едва дождавшись окончания фразы, спросил председатель Государственной думы.
– Александр Федорович Керенский, – как ни в чем не бывало объявил Николай II.
Если бы вместо этих слов государь вытащил из кармана френча пистолет и выстрелил Родзянко в голову, вряд ли тот чувствовал бы себя хуже. После этого Николай II еще что-то говорил, но Михаил Владимирович этого уже не слышал. Он встал из-за стола голодным и по просьбе императора отправился провожать его на вокзал. Ему очень хотелось немедленно приказать шоферу отвезти его к старому другу и соратнику Александру Ивановичу Гучкову, но, увы, новоиспеченный посол уже был где-то на пути в Африку.
«Это какой-то заговор, – прошептал себе под нос Родзянко. – Невероятно!»
Он повернулся, чтобы уйти в здание вокзала, и едва не столкнулся плечами с ночным знакомцем. Тот двигался через толпу провожающих подобно крейсеру, прокладывающему себе путь сквозь рыбацкие шхуны. За ротмистром, груженный баулами, поспешал его ординарец.
– Вы что же, не успели на поезд? – глядя на хмурое лицо конногвардейца, по-своему истолковал увиденное председатель Государственной думы. – Если желаете, я попрошу, чтобы до первой станции вас взяли на императорский.
– Благодарю покорно, ваше превосходительство. – Ротмистр козырнул. – Просто резко изменились планы.
– Но тогда, может, вас подвезти? У меня здесь мотор.
– Было бы очень любезно с вашей стороны. – Конногвардеец сделал знак денщику остановиться. – Я свой уже отпустил.
– Куда же вам ехать?
– Что? – Офицер, казалось, вышел из минутной задумчивости. – А, к Главному штабу, и как можно скорей.
Председатель Государственной думы поглядел на ротмистра. Глаза его были запавшими от усталости, и сам он, словно и не видел, куда идет. Эмоции, бушевавшие в голове этого гиганта, были ему недоступны.
– Послушай, здесь планы резко изменились, – скороговоркой напористо сообщал кому-то Чарновский. – Какие-то ублюдки только что посреди Невского похитили Лаис.
– Что еще за напасть? – отвечал его голосу совсем иной, незнакомый Родзянко. Впрочем, он его и не слышал.
– Сам понимаешь, я должен ее найти. В конторе это не объяснить, но…
– Ладно, что ты мне объясняешь! Действуй!
– В общем, с инфильтрацией я тебе помочь не смогу.
– Ладно, придумаем че-нибудь, не впервой.
– Спасибо тебе огромное. Да, и с эрцгерцогом тебе успеха!
– Ладно, не волнуйся, это ж не хозяйство вести. Монархи – это, как утверждает один наш общий знакомый, мой профиль!
– В общем, ни пуха!
– Тебе того же!
– Значит, вместе к черту!
Темень становилась все гуще, Барраппа оглянулся. Ночевать посреди улицы ему абсолютно не хотелось. Идти к дворнику Махмуду – тем более. Покопавшись в кармане трофейного дворницкого тулупа, он отыскал россыпь патронов и чуть меньше целкового мелочью. В ночлежки лучше не соваться. Снять меблированную комнату – вопрос. Разве что на ночь. Но кто ж его пустит на одни сутки, да еще в таком виде. Пребывание в тюремной камере, а затем в погребе у Бомбардира не придали его костюму щегольского вида. Кто бы ни был хозяин или хозяйка меблирашек, в полицейском участке о странном постояльце станет известно еще до утра.
Петр Длугаш вспомнил дом, в котором с недавних пор жила Лаис. Еще раз пробовать туда пробраться не хотелось, особенно памятуя о способе, которым он покинул его «гостеприимные стены». Не хотелось, но выбора не было. Лаис следовало найти, чем скорее, тем лучше. И все же пороть горячку тоже неразумно. Необходимо дождаться утра. Куда ж податься? Некуда!
Хотя стоп! 3-я Измайловская рота, инженер Мирослав Ковальчик. Как же он мог забыть любезное предложение сокамерника? Барраппа оглянулся, по Большой Морской неспешно трусила извозчичья пролетка.
– Стой! – махнул рукой беглый арестант. – До Балтийского вокзала сколько возьмешь?
– Двугривенный, – с запросом сообщил возница.
– Поехали, да поскорей! – Барраппа прыгнул под брезентовый козырек пролетки. – Давай трогай!
Путь от Балтийского вокзала к Измайловским ротам Барраппа проделал пешком. Так было спокойнее. У самого дома он остановился, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Те были крайне неблагоприятными – очень хотелось есть. Но сквозь голод пробивалось еще одно чувство – невнятное чувство близкой опасности, не раз помогавшее ему, как, впрочем, и всем иным нотерам, обходить засады. Барраппа еще раз прошелся около дома, затем повернул во двор. На задворках, у черного хода виднелись два женских силуэта.
– …Это ж надо такому случиться! Ведь какой же порядочный мужчина, вроде не прохвост какой – и вот так вот заарестовали!
– Да страх просто: ввалились, натоптали, все перевернули вверх дном, хозяина увели. Он им: «Как вы смеете, я инженер Морского завода Ковальчик». А они: «Ты шпион». Просто ужас, что делается! До темноты сидели, кого-то ждали, только, почитай, ушли!
В этот момент женщины увидели стоящего в подворотне Барраппу.
– Эй, вам кого?
– Добрый вечер, сударыни! – поклонился Барраппа. – Никого мне, работу ищу. Из беженцев я.
– А чего могешь?
– С конями могу, дрова рубить, починить чего или там притащить.
– А много ли возьмешь?
– Куда как много? Еды бы да кров.
– Ишь ты, кров ему подавай, – хмыкнула служанка инженера Ковальчика. – А ты, часом, не злодей какой?
– Да я мухи не обижу, есть сильно хочется и спать негде.
Ее приятельница, по виду дворничиха, из тех, кто пришел на смену мобилизованным в армию мужьям, подошла к воротам и пристально глянула на «беженца».
– А он ничего так. Клавка, может, приютишь бедолашного?
– Может, и приютю, – томно ответила Клавка. – Там после жандармов прибраться надо, мебель передвинуть. Так что на щи себе заработаешь.
В маленькое окошко комнаты прислуги пробился серый, точно пьяный, первый луч северного питерского солнца.
– Петруша, – тихо проворковала дремлющая на плече Барраппы молодуха и попыталась как можно крепче обнять мускулистый торс любовника.
– Спи, спи, – прошептал тот, гладя ее обнаженное плечо.
Петр Длугаш чувствовал себя почти счастливым. Он был отмыт, накормлен, согрет, в его кармане лежала найденная среди валявшихся на полу бумаг визитная карточка адвоката и присяжного поверенного Людвика Францевича. И главное, был вновь полон сил для скорейшего достижения столь близкой, но ускользающей цели.
Чарновский ворвался в кабинет полковника Лунева сумрачней штормовой тучи, так что горящие за окном фонари невольно казались огнями Святого Эльма.
– …Как утверждают в департаменте полиции, наблюдение за домом Михаила Георгиевича в Брусьевом переулке было установлено по личному распоряжению Министра внутренних дел господина Белецкого, – докладывал Христиан Густавович Снурре, протирая неизменным клетчатым платком стекла пенсне. – Поскольку уголовных преступлений за господином Чарновским не значится, то можно предположить…
– И без того ясно, – отмахнулся конногвардеец, – Белецкий? распутинский выкормыш. Тот уже начал охоту за Лаис. Если его не остановить, – ротмистр сжал пальцы в кулак, – сам не остановится.
– Да, но это лишь ваши предположения, – начал было полицейский чин, в любом деле превыше всего ценивший порядок и пунктуальность.
– Сейчас проверим. – Чарновский повернулся к атаманцу: – Сергей, кто охраняет нынче Старца?
– Дворцовая полиция, – не замедлил с ответом Холост.
– Приятели есть?
– А как же? Или я не шофер императорской конюшни?
– Шофер, шофер, – успокоил Чарновский. – Узнай-ка мне по-быстрому, кто нынче при Гришкиной персоне дежурил.
– Та я уже выяснил. – Сотник достал из кармана сложенный лист бумаги. – Вот, поручик Семков, прапорщики…
– Давай сюда, я читать умею, – оборвал конногвардеец. – Так, Семков – то, что надо. Господин Снурре, можно ли пробить через полицейский департамент, где живет этот доблестный поручик?
– Сей момент. – Христиан Густавович схватился за трубку.
– Что вы намерены делать? – осведомился Лунев.
– Зайти на рюмку чая.
– Вы понимаете, что это незаконно?
– Лишь бы для пользы дела.
Платон Аристархович пожал плечами.
– Хорошо, я еду с вами.
Чарновский поглядел на контрразведчика. На суровом лице того не дрогнул ни один мускул. Он вполне определенно знал, что делал.
– Вам лучше остаться, – медленно проговорил Чарновский, – если вдруг что, вы нас вытащите. Но, полагаю, мы с Холостом справимся.
– Вот, пожалуйста. – Коллежский асессор Снурре протянул конногвардейцу небольшой листок бумаги. – Поручик Семков живет на углу Николаевской набережной и…
– Да, я знаю. – Ротмистр выхватил адрес. – Там еще ресторан внизу.
– И зубоврачебный кабинет, очень удобное соседство.
– Сергей, не время для шуток, заводи машину.
Лунев с сомнением поглядел на часы.
– А если смена караула еще не произошла?
– Ну шо, все как обычно, рулим на Гороховую к Старцу, а то, сдается мне, он давно не исповедовался.
– К Распутину ехать бессмысленно, – оборвал «военную песнь» Чарновский. – Если Старец обуян демоном, а тем паче демоном высокого ранга, человеческое оружие против него бессильно. Сперва нужно провести разведку. Николаевская набережная отсюда в двух шагах, съездим, выясним, что и как. А если поручика дома не окажется, вот еще фамилии. Надеюсь, выяснить адреса этих людей также не составит труда. Все, пошли!
Двухэтажный дом на набережной сотрясала доносившаяся из ресторана музыка. Сегодня здесь гуляло местное купечество, то ли обмывая удачную сделку, то ли справляя чьи-то именины. Увидев подходящих к дому офицеров, какой-то упитанный торговец в распахнутом пальто бросился угощать защитников Отечества шампанским, но в двух шагах от цели, наткнувшись на ледяной взгляд конногвардейского ротмистра, отступил, залпом выпил только что наполненный бокал и, помахивая бутылкой, припустил обратно.
– Свет горит, – указал на окно шедший рядом с конногвардейцем сотник-атаманец.
– Сам вижу. Интересно, есть ли у него семья.
– Вот щас и выясним.
Стучать в дверь квартиры пришлось недолго.
– Кто там? – раздался из-за двери мужской голос.
– Поручик Семков?
– Это я.
– Из Царского Села за вами прислали. Внизу автомобиль.
– Ну что еще? – донеслось недовольное из квартиры.
Клацнул замок, дверь приоткрылась, демонстрируя внимательному взгляду крепкую цепочку.
– Зачем я опять понадобился?
– Не могу знать, послали вас привезти, – заморенным тоном произнес Холост. – Вы тут пока собирайтесь, а мне бы ведро воды, мотор перегрелся.
– Да, сейчас.
Дверь вновь закрылась, затем распахнулась.
– Проходите.
Упрашивать гостей не пришлось.
– А… – увидев фигуру Чарновского на пороге, поручик сунул было левую руку за пазуху. Короткое движение – поручик отлетел в одну сторону, никелированный «дамский» браунинг в другую.
– Кто-нибудь еще в квартире есть?
– Мать, – коротко выдохнул Семков.
Чарновский кивнул в сторону напарника.
– Успокой мадам Семкову.
– Не трогайте ее! – закричал поручик.
– Не горлань! К ней у нас вопросов нет, – обнадежил ротмистр. – Вопрос к тебе. Ответишь быстро и четко – останешься жив и здоров, нет – отвечать будет следующий по списку. А ты… – Конногвардеец перевел взгляд на потолок. – Соображаешь?
– Да, – кивнул поручик.
– Где женщина, которую похитили сегодня на Невском проспекте?
– Мы ее не похитили.
– Так, – Чарновский ухватил несчастного за отвороты халата и рывком поднял с пола, – жить ты, значит, не хочешь.
– Не похитили мы ее! – взмолился офицер дворцовой полиции. – Точно, Старец послал нас за нею. Мы подъехали втроем. К ней подскочили и давай ее в машину запихивать.
– Ну, давай говори, быстрее, быстрее!
– Я и говорю. – Глаза поручика были полны ужаса. – Только мы схватили ее, вдруг откуда ни возьмись – китаец.
– Что еще за китаец?
– Торговец чесучой. Подскочил, метр из тюка выхватил, да так быстро, мы и поделать ничего не успели, а он как закричит: «Я!» и этим метром, ребром так – раз, мне он руку зашиб и колено. Одному голову разбил, а третьему ключицу сломал. И главное ж, так быстро, в одно движение!
В доказательство своих слов поручик Семков закатил рукав, демонстрируя замотанный локоть.
– В одно движение? – останавливаясь, уточнил Чарновский.
– Да, да.
– Китаец посреди улицы нападает на трех офицеров с криком «Я!»?
– Ну да.
– Или «Кия!»? – Чарновский воспроизвел этот звук столь резко, что поручик отпрянул в сторону.
– Точно так.
– Дьявольщина – японец!
