Глава 15
В России всегда возможны два пути: наихудший и маловероятный.
С.Ю. Витте
Ротмистр Чарновский положил книгу на полку.
– Если пожелаете, после нашей беседы я предоставлю вам возможность ознакомиться с трудами многих ученых мужей, посвященных грядущим событиям этого века.
– Как скоро? – едва смог выдавить оглушенный сообщением контрразведчик.
– После нашей беседы.
– Я имею в виду, как скоро все это произойдет?
– Первая революция свершится через два года. Или, если быть точным, через два года и полтора месяца.
– А что, будет еще и вторая?
– Вы правильно уловили мою интонацию. Будет и вторая.
Они спустились по лестнице и уселись вокруг стола.
– Не желаете ли немножко коньяку? – любезно предложил конногвардеец.
– Пожалуй, не откажусь, – натужно сглотнув подкативший к горлу ком, произнес Лунев. Ему страстно хотелось верить в то, что все им увиденное, услышанное и прочитанное за последний час, просто-напросто какая-то хитрая вербовка, что Холост, Чарновский и Шультце или, как его там, Тарбеев, работают на австрийскую разведку. Но зеленевший по ту сторону каменных стен весенний сад, запах цветущих яблонь, без спросу врывавшийся в открытое окно, безумные, радостные птичьи трели, пылинки, медленно кружащие в солнечных лучах, – все это ставило жирный крест на таком простом и логичном объяснении.
– Да, господин полковник, – подтвердил хозяин дома. – Все рассчитано верно. Конечно, ловушка, в которую вы попали, была поставлена именно для того, чтобы именно вы в нее попали. Иного способа поговорить с вами по душам и убедить в целесообразности наших действий, просто не было. Вы бы нам не поверили и еще, чего доброго, охоту на нас открыли.
– Я и сейчас еще не слишком верю, – хмуро отозвался Платон Аристархович, – просто наваждение какое-то.
– Ваше право, господин полковник, ваше право! – наливая в серебряную рюмочку «Корвуазье», согласно кивнул Михаил Георгиевич. – Но должен заявить с полной ответственностью и за себя, и за соратников – мы не работаем ни на австрийскую, ни на германскую, ни на какую другую разведку в вашем мире. Чтобы осознать это, вам придется смириться с мыслью, что таких миров, как ваш или наш, – великое множество. История каждого из них своеобразна, и, что парадоксально, даже время течет неодинаково. Не спрашивайте меня почему, я не смогу объяснить. Отвечу лишь, что над этой проблемой ломали головы лучшие умы всех миров и всех эпох. Вот, скажем, этот дом. Мы его несколько усовершенствовали, но всецело он спроектирован и построен знаменитым ученым и чернокнижником императора Петра I Яковом Брюсом. Что и говорить – самое подходящее жилище для этой загадочной личности.
– Вы хотите меня уверить, что этот дом имеет, так сказать, черный ход в прошлое? – залпом осушив рюмку, поинтересовался Лунев.
– На данный момент, насколько удалось выяснить нашим ученым, этот дом имеет, как вы изволили выразиться, «черный ход» в четыре смежных мира, или, вернее сказать, существует одновременно в четырех мирах. Убей меня бог, не ведаю, как до всего этого додумался Брюс, но это непреложный факт. – Чарновский вновь налил по коньячным рюмкам янтарный «Корвуазье». – Можете не спешить. Благодаря темпоральным парадоксам у нас масса времени. Ваше здоровье!
Рюмки были опустошены, и следующие три минуты прошли в молчании и созерцании.
– Получается, вы из моего будущего? – наконец предположил контрразведчик, пытаясь вместить открывшиеся факты в прокрустово ложе своей оперативной задачи.
– Вынужден вас разочаровать, любезнейший Платон Аристархович, не из вашего. Очень близкого, но другого.
– Что же тогда вам нужно у нас?
– Резонный вопрос, – кивнул ротмистр. – Постараюсь ответить вам предельно честно. Видите ли, мы не можем действовать в собственном прошлом. Это физически невозможно. Но зато есть способ проникать, если можно так выразиться, в соседние миры, которые, как вы сами могли убедиться, связаны между собой, точно общеизвестные сообщающиеся сосуды в гимназическом опыте на уроке физики.
– Тогда получается, у нас вы решаете собственные проблемы, точно колонизаторы за счет туземцев?
– Эх, надо было запастись зеркалами и бусами, шо ж я сразу не дотумкал! – Атаманец хлопнул себя по лбу.
– Сережа! – оборвал его тираду Чарновский. – Платон Аристархович, это не так. Мы не колонизаторы и вы не туземец. Вы упрекаете нас в том, что мы решаем свои проблемы. Отчасти вы правы. Но лишь отчасти. В первую очередь проблемы мы решаем не свои, а ваши.
– Но зачем это вам? Неужто вы полагаете, что мы сами не управимся?
– Зачем? Вопрос трудный и неоднозначный, – вздохнул Чарновский. – Затем, что сосуды сообщающиеся. То, что мы делаем, – это огромная ответственность. Можно говорить, что мы вооружены опытом и знанием, глубочайшими исследованиями вероятностей. Но все же, с точки зрения философии или, ежели пожелаете, морали, мы действительно вмешиваемся в вашу жизнь, изменяя мир, переиначивая его на свой манер. То, что мы делаем это с целью минимизировать негативную энергию, которая выделяется при войнах, революциях, мятежах и прочих социальных катаклизмах, ничуть не оправдывает нас в ваших глазах. Это правда. Мы лишаем вас возможности прожить и прочувствовать собственный опыт на том основании, что уже прожили и прочувствовали нечто подобное.
– Это… – ошеломленный Лунев замялся, подыскивая слова, – действительно как-то бесчестно. Вы точно няньки, ведущие за руку несмышленых малышей. Мы имеем право, полное непререкаемое право на собственную жизнь и собственную историю.
– И снова верно. И все же, Платон Аристархович, постарайтесь вдуматься и понять то, что я сейчас скажу. Это очень важно. Каждый человек излучает определенную энергию…
– Это ваши оккультные штучки! – с запалом начал было Лунев.
– Это не оккультные штучки, как вы изволили выразиться, это научный факт. Прошу вас не перебивать меня. Итак, каждый человек получает, преобразует и излучает энергию. Благодаря ей мы можем ощущать присутствие человека в темной комнате, чувствовать спиной чужой взгляд или же ощущать боль своих близких, находясь за сотни верст от них. Энергия не ведает пределов и расстояний. Но так уж выходит, что соединение потоков энергий не поддается обычному арифметическому исчислению.
Население Земли увеличивается в разы, и, стало быть, негативной энергии выбрасывается все больше. Это только среди друзей «в тесноте, да не в обиде». Если бы каждый мир не имел предохранительных клапанов, он бы перегрелся, возможно, еще сотни лет назад. Как вы, несомненно, помните, согласно закону сохранения энергии, она никуда не исчезает, лишь переходит из одного состояния в другое. И этот переход, увы, отнюдь не улучшает общее состояние каждого отдельного мира.
Только благодаря соединяющимся сосудам часть энергии вытесняется в соседние миры, иногда полностью нивелируясь, иногда вызывая серьезные возмущения, которые, в свою очередь, также приводят к новым выбросам.
– То есть вы хотите сказать, что если я, вернувшись домой в дурном настроении, сорву зло на прислуге, а та, в свою очередь, пнет ногой кошку, то в соседнем мире от этого может случиться камнепад?
– В каком-то смысле да, – усмехнулся Чарновский. – А когда бедную кошку пинают страны с многомиллионным населением, то камнепад может просто завалить соседний мир.
– Да, такое представляется с трудом.
– И тем не менее это не самое худшее.
– Что уж может быть хуже?
– Как я уже имел возможность доложить вам, население Земли увеличивается. И не только у вас, но и в соседних мирах. В прежние времена выбросы негативной и позитивной энергии были примерно равны. Конечно, следовало учесть многочисленные социальные переломы, чтобы минимизировать вызываемые ими разрушения. Но в целом, как говорил классик, «волны гасят ветер». Теперь же дело куда серьезнее. Вы вступаете в эпоху научно-технического прогресса, эпоху мировых войн, в эпоху, когда пасторальные воззрения на человека, его душу и моральные ценности канут в прошлое едва ли не бесследно. Всю эту гуманистическую «шелуху» заменит бог по имени Выгода. Тупая, сиюминутная выгода.
Личность, в том смысле, в котором вы и мы ее понимаем, станет анахронизмом. Люди должны будут превратиться в детали огромного экономического механизма, существующего, по сути, для обеспечения и условного обогащения самого себя.
Увы, по большей мере этот механизм будет ориентирован на войну и, естественно, будет жить войной. Новые технические разработки, полет научной мысли, исследование самой природы человека – все будет отдано в жертву этому всепоглощающему Молоху. Стоит ли говорить, что такое положение дел вызовет к жизни настоящее цунами отрицательной энергии. Шаткое динамическое равновесие может быть нарушено.
Энергия перебрасывается по каналам, точно мячик в лаун-теннисе. Только теперь этот мячик с каждым разом будет становиться все больше и будет вызывать все новые возмущения, вследствие чего количество таких мячиков возрастет в геометрической прогрессии. Со временем встречные потоки забьют канал, и это, вероятно, произойдет очень быстро. Система просто-напросто пойдет вразнос. А далее наступает то, о чем, помнится, говаривал еще евангелист Иоанн.
– Армагеддон, – тихо произнес контрразведчик.
– Он самый, достопочтенный Платон Аристархович. Он самый. Перегретые негативной энергией миры взрываются, как паровой котел с закрытыми клапанами. – Он замолчал и с грустью посмотрел на бледного контрразведчика. – Быть может, желаете еще коньяку?
– Нет, благодарю. – Лунев покачал головой и накрыл ладонью рюмку. – Простите, быть может, это глупо прозвучит. Хочу задать вопрос. Вы сейчас говорили правду? Поймите меня верно. Я не пытаюсь выставить вас лжецом, но, может, преувеличение.
– Да уж, – Чарновский покачал головой, – преувеличение. – Он постучал длинными пальцами по столешнице. – Та война, в которой вы имеете несчастье участвовать, продлится почти до конца 1918 года и унесет многие миллионы жизней. И в нашем мире, и, быть может, в вашем, и в еще нескольких по соседству. Закончив ее, народы единогласно назовут ее последней, хотя в России кровь будет интенсивно литься еще как минимум три года. Помните книгу? Затем пройдет чуть больше двадцати лет, и об этой войне начнут вспоминать с тихой грустью, поскольку новая продлится еще дольше и унесет куда больше жизней.
В один день при бомбардировке Дрездена или же японских Хиросимы и Нагасаки погибнут сотни тысяч мирных жителей. А вскоре после этого оружие станет уже столь мощным и смертоносным, что позволит снести все население Земли за считанные дни. И это в течение одного лишь века.
Если желаете, вы можете ознакомиться с цифрами, датами, фотографиями и научными трудами относительно всего того, о чем я только что рассказал. Стоит ли говорить, что энергия, высвободившаяся при гибели одного мира, вызовет цепную реакцию? Принцип лавины!
– Да, желаю, – выдавил контрразведчик.
Чарновский кивнул.
– Чего-то подобного я и ожидал. У вас крепкие нервы и гибкий разум. Немногие в вашем мире смогли бы выдержать такое испытание правдой. Сергей, будь добр, принеси материалы по Великой чистке, Второй мировой и локальным войнам двадцатого века.
А теперь, любезнейший Платон Аристархович, ответьте мне, хотите ли вы, подобно Танталу, знать, как близко избавление и не иметь возможности что-либо предпринять?
– Но что же делать?! – обескураженно начал контрразведчик. – Конечно, я могу доложить государю о том, что ожидает его и его семью, что ожидает Россию…
– Платон Аристархович, – печально махнул рукой Чарновский. – Надеюсь, вы сами понимаете, что это ничего не изменит. России не повезло в роковой для нее час. Во главе ее стоит полковник Николай Александрович Романов. Он, быть может, неплохой человек и отличный семьянин, но как император уже не в силах что-либо исправить.
– Тогда зачем вам я?
– Мне странен ваш вопрос. Для того чтобы с вашей помощью спасти Россию, а вместе с ней и весь прочий мир от череды грядущих войн. Ведь вы же сами только что здесь говорили, что это не наша история, вот и действуйте в ней сами. Но осознанно, имея на руках такие вот своеобразные разведданные. Мы же, поскольку для нас сей вопрос тоже чрезвычайно важен, будем помогать вам как верные союзники. Цепь должна быть разомкнута!
– Вы полагаете, что я могу сделать то, с чем не дано справиться императору?
– Не только вы, но и мы вместе с вами.
– И что же, по-вашему, я должен делать?
– То, что вам поручено: спасать Николая II и его семью от заговора.
– Стало быть, заговор все же существует?
– И да, и нет, Платон Аристархович, и да, и нет. Тот заговор, по следу которого вы столь резво продвигались, – чистой воды фикция. Измышление мое и моих соратников. Должен признать, вы делали абсолютно верные выводы, но из ложных предпосылок. Это я напечатал и отправил то самое письмо, повествующее о заговоре, с которого начался весь сыр-бор. Я надеялся, что у вас, или же у того, кто мог оказаться на вашем месте… Не скрою, Институт Экспериментальной Истории, который мы здесь представляем, рассматривал кроме вас еще четыре кандидатуры. Так вот, я надеялся, что это письмо вызовет у вас, так сказать, дежа-вю.
– Процесс над молодой «Народной волей»?
– Браво, браво! Он самый. – Чарновский неспешно захлопал в ладоши. – Разгром ее тоже начался с письма одного наивного молодого радикала, перехваченного в Харькове.
– Да, – с невольной усмешкой подтвердил контрразведчик. – Именно в Харькове.
– Все остальное было делом техники. Конечно, я знал о каждом предпринимаемом вами шаге. Хотя, признаюсь, появление этих злополучных нотеров – хранителей совершенно не входило в мои планы.
– А вам известно, что одного из них мы вот только что задержали в вашем доме.
– В моем доме?
– Именно так.
Лунев почувствовал тайное удовлетворение оттого, что ему удалось осадить этого всезнайку, претендующего на роль вершителя мировых судеб. Однако же общей картины это не меняло. Если Чарновский и впрямь не преувеличивал, судьба миров висела на волоске. И ему, усталому, вовсе не героическому человеку, предстояло удерживать этот волосок, не давая ему разорваться!
– Черт возьми, как он, интересно, сюда попал. Впрочем, если вы утверждаете, что сей негодяй уже арестован, остается лишь поблагодарить вас. Видите, на что-то сгодилась и жандармерия! Лаис сейчас вне опасности. Но все равно, спасибо.
Однако вернемся к нашему делу. Понимаю, что вас мучит вопрос, какое отношение имеет наша миссия к подделке государственных казначейских билетов. Хочу сделать вам подарок. Не стану говорить, что он небольшой, поскольку это будет неправдой.
Итак, вам известно, старший брат разыскиваемого вами Конрада Шультце снискал себе громкую славу в определенных кругах как виртуозный фальшивомонетчик. Его брат, работавший в Управлении рижской таможни еще когда Шультце-старший начинал свою бурную деятельность, активно помогал ему, как затем помог и в побеге.
– Насколько мне известно, вы также активно помогали Артуру Шультце избегнуть должного наказания.
– Вы и до этого докопались? – Чарновский широко улыбнулся. – Браво, браво. Я в вас не ошибся. Да, это действительно так. Именно я предупредил Артура, что его намерены арестовать. А Лис-атаманец-Сережа вывез его из Петербурга на известном вам «делоне-бельвилле».
– Даже так? – Лунев заерзал на месте, чувствуя глухое раздражение от того, что последние дни ездил, быть может, на том же самом сиденье, на котором прежде сиживал опасный государственный преступник.
– Ну да. Кто же станет досматривать автомобиль из императорского гаража?
Лунев насупился.
– Ну, ну, не стоит сердиться, – вновь улыбнулся Чарновский. – Я должен был это сделать, иначе бы полиция арестовала Артура, и мне бы пришлось искать иные способы действия.
– Поясните.
– Итак, Артур Шультце сбежал. Сбежал, прихватив клише всех купюр, имеющих хождение в Российской империи, понятное дело, кроме мелких – выпускать их невыгодно. Я стал его доверенным лицом, и когда мои люди помогли Шультце предложить свои услуги Австрийскому Генеральному штабу, первый, к кому обратился Артур, был, конечно же, я.
– Да, мне известно, вы встречались с ним, возвращаясь из Парижа.
– Вот-вот. – Чарновский хитро улыбнулся и достал из золотого портсигара длинную кубинскую сигариллу. – Вы не возражаете, если я закурю?
– Да, пожалуйста, – кивнул Лунев.
– Все именно так, как вы говорите. Не зря же сказано: архивы – смерть для шпиона. Это вам господин Снурре накопал?
– Он самый, – подтвердил контрразведчик.
– Я так и думал. А вот вам то, что Снурре знать не может: бумага, на которой отпечатаны новые купюры, поставлялась Артуру непосредственно из специальной лаборатории института.
– Даже так? Но зачем?
– Зачем? – переспросил ротмистр и выложил на стол сотенный билет с портретом Екатерины Великой. – Видите, эта купюра – точнейшая копия настоящей за исключением одной, весьма существенной детали.
– Какой же? – Контрразведчик взял со стола сторублевку и начал крутить в руках, выискивая, где укрылась от взора экспертов та самая существенная деталь, о которой говорил конногвардеец.
– Будьте любезны, положите купюру на стол.
Михаил Георгиевич аккуратно разгладил «катенку» и поднес к ней давешний портсигар. Драгоценный камень на нем вспыхнул густо-фиолетовым цветом, и на бумажном прямоугольнике четко проступила надпись, идущая по диагонали из конца в конец – «фальшивка». – На всех банкнотах работы мастера Шультце, выполненных им, так сказать, в изгнании, присутствует эта надпись.
– То есть вы хотите сказать, – ошарашенно спросил полковник Генерального штаба, – что при помощи этого устройства можно изъять все выпущенные австрийцами рубли?!
– Теоретически да, – подтвердил Чарновский. – Но вот с этим будет куда удобнее. – Он придвинул лежащий чуть в стороне увесистый том, такой, какими обычно бывают дорогие географические атласы. Он открыл книгу, как показалось Луневу, посередине, и контрразведчик увидел прекрасно сделанную карту России, на которой дивным образом светились какие-то точки. Большинство их находилось в Европейской части, однако же некоторое количество располагалось и за Уралом.
– Что это? – заинтересованно глядя на диво дивное, спросил Лунев.
– Эта штуковина именуется ноут-бук или лэп-топ. Однако суть не в названии. Дело в том, что состав, которым обработаны купюры, позволяет нам, сидя в этом кабинете, определить местонахождение каждой из них. Вот здесь, – Чарновский указал на светящиеся точки, – основные места их скопления. Если мы наложим на эту схему карту политической активности, то увидим, – ротмистр провел по странице чем-то похожим на стило, – что они полностью совпадают. При желании можно взять подобную карту за любой из дней последних двух лет и проследить точный и полный маршрут движения купюр. Как говорится, идите по следу денег!
– И-и-и… Что же все это значит? – окончательно теряясь от всего происходящего кругом, спросил Лунев.
– А значит это, уважаемый Платон Аристархович, лишь одно – практически вся политическая активность в России на сегодняшний день, включая партии всех цветов и оттенков, имеет в своих «жилах» фальшивые деньги австрийского Генштаба. Конечно, не всем из этой пещеры Али-Бабы досталось одинаково щедро.
Социал-демократы и эсеры получили куда больше, чем кадеты и октябристы. Но причастились все. Большевикам платили за пораженчество, эсерам – за террор, кадетам помогали с прессой. Как вы понимаете, многие газеты должны были оставаться формально независимыми. В целом же вся думская работа довольно серьезно финансировалась нашим, с позволения сказать, совместным предприятием.
Специально для контроля над денежными потоками Артур решил устроить своего младшего брата управляющим к Лаис. Князь Миклош Эстерхази, исполняющий при австрийском императоре роль гения тайной войны, с немалой выгодой использовал открывшееся родство с этой нежной девушкой. А поскольку выплаты шли по большей мере именно отсюда, нужен был верный человек, который не спугнул бы саму госпожу Эстер. Я же, как адъютант великого князя Николая Николаевича, был слишком ценен, чтобы мною рисковать.
– Гм, а я было уже решил, что Конрад Шультце тоже сотрудник вашего института.
– Так оно и есть. – Чарновский выпустил из сложенных губ ароматный дым. – Но в данном случае это не важно. Он один из лучших воинов, которых мне доводилось знать, хотя, прямо сказать, никудышний управляющий, в отличие от истинного брата известного фальшивомонетчика. Тот – человек весьма оборотистый. И все же запись, кому и сколько он выдал, прекраснейшим образом сохранена.
– А где же тогда настоящий Конрад Шультце?
– Скажем так, отдыхает. Правда, у него создается полное впечатление, будто он продолжает жить в вашем мире и активно действовать. Но все же факт остается фактом: на самом деле все «его действия» последних двух лет им не совершались. Он никогда не нападал на жандармов и даже «высокое дело» распространения фальшивых банкнот, ради которого он приехал в Петроград, тоже прошло без него. Я очень прошу вас помнить об этом, когда он попадет в ваши руки.
– Вы ставите меня в тяжелое положение, Михаил Георгиевич.
– Зато вывожу из куда более сложного. Благодаря этому, – Чарновский указал стилом на светящуюся карту, – вы можете взять под контроль практически всю подпольную Россию.
– Именно на это намекал помощник, остановив автомобиль у дома, где убили Судейкина? – насмешливо поинтересовался контрразведчик.
– Судейкин начал интересную игру. Как это у нас называется «шпиль». Однако он вел ее неверными средствами. Что, впрочем, не отменяет правильность идеи. Вы можете ликвидировать всех этих врагов Отечества. А главное, совместными усилиями мы сможем прекратить эту войну на ее ранней стадии.
Чем за это отплатит император – не берусь говорить. Однако нам это и не важно. Надеюсь, вы согласны, польза в том, что мы предлагаем, и впрямь имеется.
Чарновский вновь поднес стило к экрану и нажал на точку с надписью «Санкт-Петербург». Вместо карты России на странице появилась подробнейшая карта столицы, а яркий огонек распался на множество маленьких светящихся точек, расположенных то здесь, то там.
– При желании я могу детализировать план до квартиры, – пояснил Чарновский. – В какой бы тайник ни упрятали эти купюры, здесь они будут видны.
– Да-а, – протянул Лунев, – такому прибору нет цены!
– А я вам его и не продаю, – рассмеялся конногвардеец. – Но в аренду дать могу. И вот еще. – Он достал из-за колета свернутую в трубочку расписку, которую получил совсем недавно. – Изначально сей документ предполагалось использовать, так сказать, для вербовочного подхода. Уж извините, мы с вами профессионалы, и не мне вас учить, как делаются дела. Но… Полагаю, в нашем случае это бессмысленно. Я не хочу, чтобы эти деньги стояли между нами.
Чарновский протянул гостю долговое обязательство.
– Я ведь еще не сказал «да», – принимая бумагу, напомнил контрразведчик. – Полагаю, в моем праве сказать и «нет».
– Что ж, тогда вы станете первым в своем мире Танталом в генеральских эполетах. Впрочем, даже генеральского звания «книга судеб» вам не сулит.
– Батман, выпад и опять туше, – не спуская с конногвардейца пристального взгляда, проговорил правнук лихого гусара.
– Именно так. Я не держу вас. Если пожелаете, в считанные минуты вы снова очутитесь в январе 1915 года, где, поверьте, еще никто не заметил вашего отсутствия и скорее всего не заметит. Правда, в случае вашего отказа нам придется свернуть там работы, ибо вы чересчур много о нас знаете.
А сейчас, если не возражаете, завтрак. Я буду весьма огорчен, если вы вдруг решите и в этом мне отказать. У меня лучший повар в Санкт-Петербурге. Надеюсь, Лаис также почтит нас своим присутствием. Полагаю, затем вы сможете ознакомиться с наиболее заметными фактами истории вашего века и принять окончательное решение. И еще. – Чарновский перебил сам себя. – Завтра около полудня я бы рекомендовал вам быть в Царском Селе в дворцовой канцелярии.
– Зачем? – насторожился Лунев.
– Если в этом фактическом ряду нет сбоя, завтра туда явится некая милая барышня – вернувшаяся из немецкого плена сестра милосердия. Кайзер сделал широкий жест и отпустил некоторое количество пленных священнослужителей и сестер милосердия. Завтра пароход с ними прибудет из Швеции. Зовут эту барышню Генриетта Сорокина. Во всяком случае, у нас ее так звали, и пришла она, опираясь на костыль.
– Что ж с того?
– На груди у этой барышни спрятано знамя шестого Либавского пехотного полка, спасенного во время разгрома армии генерала Рененкампфа.
– Она что же, шпионка?
– Дорогой Платон Аристархович, этого я вам не скажу. В нашем мире сей вопрос остался невыясненным. Могу лишь утверждать, что в кармане ее шинели будет находиться револьвер, и она будет настойчиво требовать аудиенции с государем.
– Насколько я понимаю, у вас эта аудиенция не состоялась.
– Верно, не состоялась. Император наградил Генриетту Сорокину сразу двумя георгиевскими крестами, но лично встречаться не стал, поскольку дежурным флигель-адъютантом при государе…
– …оказался полковник Лунев, не так ли? – продолжил контрразведчик.
– Все верно, – подтвердил Чарновский. – Так что завтра у нас будет прекрасный случай выяснить, насколько велики отличия фактических рядов между нашими мирами.